Текст книги "Любовь императора: Франц Иосиф"

Автор книги: Этон Цезарь Корти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Сама Елизавета теперь очень сдержанная. «Я так осторожна в том, что рассказываю о других, поскольку слишком много страдала от того, что говорили обо мне другие, – признается она Марии Фестетич.– Вообще я доверяю больше тому, что слышу сама».

От всех этих неприятностей Елизавету отвлекала только мысль о небольшом, совершенно невинном приключении на маскараде. Она решила отказаться от обещанного свидания, но собралась поддерживать переписку. За первым февральским письмом в марте последовало второе, которое содержало ответы на нетерпеливые вопросы Фрица Пахера и создавало впечатление, будто бы адресатка уже в Англии, хотя в действительности Елизавета собиралась туда только в начале осени.

«Милый друг! Как мне жаль тебя! Так долго не иметь от меня известий, как это, должно быть, невыносимо скучно, каким бесконечным кажется тебе время! Но иначе я поступить не могла... Ты хочешь узнать про мою жизнь. Это мало интересно. Несколько престарелых тётушек, кусачий мопс, множество сетований на мою экстравагантность, для развлечения ежедневно после обеда одинокая прогулка в Гайд-парке, а вечерами, после посещения театра – общество, и вот перед тобой моя жизнь со всей её безысходностью и пустотой и отчаянной скукой. Да, Фриц, даже ты развлёк бы меня на этом фоне... С сердечным приветом. Габриэла».

Это письмо Елизавета вручила своей сестре, королеве Неаполя, которая в то время как раз отправлялась в Англию, и попросила её получать там и последующие письма от Фрица Пахера, которые будут приходить до востребования. Она рассчитывала, что таким образом ей удастся наилучшим образом замести следы и сохранить тайну продолжения переписки от своих придворных дам. Ибо когда она поведала Иде Ференци о своём первом письме господину Фрицу Пахеру, та немедленно проявила озабоченность и попросила императрицу прекратить переписку, опасаясь её превратного толкования.

Своим описанием Англии и упоминанием о неприязни к собакам Елизавета старается навести Фрица Пахера на ложный след. Однако молодой человек не хочет признаться, что его обвели вокруг пальца, намерен показать, что ему всё известно, и, отвечая на это письмо Елизаветы, осмеливается прямо намекнуть на персону императрицы и даже сказать ей, что её зовут не Габриэлой, а вполне могли бы звать Елизаветой! В наказание следует полное прекращение переписки. Елизавета видит Пахера в Пратере и на выставке цветов отвечает на его приветствие, пожалуй, несколько приветливее, чем на приветствия остальных, но с ним не разговаривает. Вскоре другие события оттесняют этот незначительный эпизод на второй план.

29 апреля брат императрицы, герцог Карл Теодор женится вторым браком на очаровательной и красивой принцессе Марии Хосе, инфанте Португалии. Елизавета целиком и полностью за этот брак. Со всех сторон она только и слышит, что это лучший выбор, какой мог сделать её брат. Приехать на свадьбу Елизавета не может и лишь присылает великолепный подарок.

В конце июля, поддавшись на уговоры сестры, императрица решается вместе с дочерью отправиться на остров Уайт для приёма укрепляющих морских ванн. Она намерена уклониться от политических интриг, которые расцвели в Вене пышным цветом. Там существует богемская партия, которая утверждает, что Елизавета виновата в том, что император не захотел короноваться и в Праге, поскольку императрица любит только Венгрию и питает ненависть к Богемии. В Вене существуют люди, которые утверждают, что императрица недостаточно набожна и является единственной, кто противится тому, чтобы государство вновь подчинялось церкви. Кроме того, есть там абсолютисты и централисты, намеревающиеся вернуть политику эрцгерцогини Софии, которую только она, императрица, заставила якобы пересмотреть, и это при том, что теперь, после предоставления равноправия Венгрии, Елизавета не пользуется своим большим влиянием на императора для осуществления других политических планов. Она всего лишь хочет добиться благополучия для мужа и детей и, где может, помогает императору своей рассудительностью и особым чувством такта. Он высоко ценит её суждения и любит обо всём советоваться с ней.

28 июля императрица отправляется на остров через Страсбург и Гавр. В ходе дальнейшего путешествия Елизавета проезжает Париж, по политическим причинам не останавливается в нём, и 2 августа 1874 года прибывает на остров Уайт. Этот прекрасный уголок земли покрыт буйной растительностью. Дубы и лавровые деревья, магнолии и кедры и повсюду цветы, цветы. Сразу по прибытии Елизавета принимает английскую королеву, которая находится в замке Осборн. Виктория ослеплена красотой императрицы. При английском дворе уже слышали, что императрица избегает людей и весьма неприветлива, и поэтому были озабочены предстоящим визитом. Елизавету интересует также знаменитый Джон Браун, любимый некогда слуга принца консорта, которому королева даровала по этой причине столь привилегированное положение. Виктория маленькую Валерию просто напугала:

– Я ещё никогда не видела такой толстой женщины, – признается она.

«Королева была весьма благосклонна, – сообщает Елизавета в письме к мужу. – Она не сказала ничего неприятного, но мне она несимпатична. Принц Уэльский был любезен, очарователен и совершенно глух. Наследная принцесса, которая живёт в полутора часах езды от матери, была верна себе... Они ещё остаются здесь. Утром они посетят меня. Я была вообще весьма приветлива, и все, казалось, этим удивлены. Но теперь я всё устроила. Они убеждены, что я жажду покоя, и не собираются смущать меня...»

Спустя несколько дней после этого первого визита Виктория приглашает Елизавету на обед. Императрица направляет ей учтивое письмо, где извиняется за свой отказ, думая про себя, что и английская королева будет рада избавиться от лишних хлопот. Впрочем, всё складывается иначе. 11 августа Виктория снова наносит визит Елизавете и повторяет своё приглашение уже в устной форме. Внешне обе царственные особы являют собой резкий контраст. Стройная, высокая, элегантная, очаровательная императрица особенно выигрышно смотрится рядом с маленькой, толстой и приземистой королевой, не отличающейся к тому же особой привлекательностью лица. Елизавета опять отклоняет приглашение. «Я сделала это, потому что оно нагоняет на меня тоску», – признается она в письме к матери. Отказ вызывает у Виктории лёгкую досаду.

Императрице больше нравится бродить по Лондону неузнанной. В это время года общество покидает столицу. Вечерами вместе с послом Бойстом Елизавета в Гайд-парке ездит верхом на знаменитом белом скакуне из Будапешта, которого привезла с собой. Отовсюду ей предлагают лошадей. «Та, что я охотнее всего приобрела бы, стоит двадцать пять тысяч гульденов, – сообщает она Францу Иосифу, но тут же добавляет, – что, конечно же, нереально». Затем Елизавета осматривает прославленный музей восковых фигур мадам Тюссо, где встречает восковую копию своего мужа. «Чрезвычайно мило, но вместе с тем и страшновато», – находит она, но остаётся в музее целых полтора часа и её с трудом удаётся увести.

Франц Иосиф с интересом следит за отчётами Елизаветы о её пребывании в Англии, но приехать не может. На ближайшие месяцы его время расписано буквально по часам. Елизавета весьма сожалеет об этом. «Прошу тебя, не беспокойся за свои планы. Охота для тебя столь необходимый отдых, что я впала бы в отчаяние, если бы моё возвращение лишило б тебя хотя бы одной из них. Я знаю, как ты любишь меня, даже без нарочитой демонстрации, и вдвоём мы счастливы оттого, что никогда не стесняли друг друга...» Теперь императрица решает вернуться домой, ибо не хочет так долго быть в разлуке с мужем, а прежде собирается навестить родительский дом. При этом она опасается Людвига II. «Хорошо бы король оставил меня в покое», – пишет она незадолго до отъезда, намеченного на 26 сентября, Францу Иосифу.

По прибытии в Булонь путешественникам пришлось пережить ужасный шторм. Шум ветра перекрывал рокот океана. Это сказочное зрелище, и Елизавета с Марией Фестетич по неосторожности отправились на побережье, чтобы полнее насладиться разбушевавшейся стихией. В мгновение ока ураганный ветер, вырвав у дам из рук зонтики, просто опрокинул их на песок. С трудом им удалось подняться на ноги, но идти у них уже нет сил. Здесь навстречу им спешит смотритель пляжа, бешено жестикулируя. Он не имеет представления о том, кто перед ним, просто берёт обеих дам в охапку и волочит их прочь. Лишь получив от них золотой, он становится любезнее и объясняет, что появляться на побережье в такую погоду запрещено и, если бы это видела полиция, он лишился бы своего места.

На пути домой Елизавета делает остановку в Баден-Бадене. На вокзале Елизавету ждут немецкие правители. Великая герцогиня Баденская, дочь кайзера Вильгельма, восхищается её красотой. Кайзер Вильгельм роняет:

– Лучше поменьше смотреть на всё это. Иначе становится слишком тепло на сердце.

Затем путешественники прибывают в Поссенхофен. Ускользнуть от короля Елизавете не удаётся. Он специально прибыл в Мюнхен, что случается всё реже. На этот раз он оказывает особое расположение не только Елизавете, но и её придворным дамам. Правда, весьма своеобразно. Он, например, посылает графине Фестетич в половине второго ночи своего флигель-адъютанта с огромным букетом роз, в котором сотня цветов от тёмно-красного до белого. Офицер получает от короля строжайшее предписание вручить этот букет только лично. Графиню будят, и она терзается двусмысленностью ситуации. На следующий день назначен отъезд. Бедной графине приходится брать этот букет, огромный, словно сноп, – сущее наказание в дороге – с собой в вагон, потому что на Мюнхенском вокзале ждёт Людвиг. Король – его Елизавета находит чрезвычайно толстым – рассказывает о специальных представлениях в столичном театре, которые он готовит. Среди них императрица проявляет наибольший интерес к пьесе из эпохи Людовика XIV с большой сценой охоты, в которой принимает участие несчётное количество собак. Сенсацией должен при этом стать ливень с применением настоящей воды. После непродолжительной беседы король просит разрешения у императрицы сопровождать её некоторое время. Елизавете это неприятно – Людвиг II действует ей на нервы. Такой попутчик ей тем более внушает опасение, что становится всё очевиднее – его брат Отто неудержимо приближается к полному безумию. Марии Фестетич приходится прийти на помощь своей повелительнице и объяснить монарху, что дог императрицы по кличке Шедоу весьма своенравен и не терпит тех, кого не знает. Её величество страшно переживает, как бы её пёс не покусал короля. Наконец, до Людвига II доходит смысл сказанного, он остаётся и даёт возможность уехать одной. Обеих дам ещё долго провожает удивительно жестокий взгляд короля. Едва возвратившись домой, императрица вместе с супругом скачет в Пардубице, а потом начинаются верховые охоты в Геделе.

Так проходит старый год, а первые дни нового приносят вместе с Масленицей так нелюбимые императрицей представительские обязанности. Вообще говоря, странно, что придворные балы она всегда воспринимает как истинную муку. Оказывается, это не имеет ничего общего с безграничным тщеславием, какое ей приписывают. Её окружение всегда вне себя от того необыкновенного успеха, какого добивается Елизавета, достигшая уже, между прочим, тридцати семи лет. Ей, однако, приходится вести настоящую борьбу, чтобы осуществить своё жгучее желание отстраниться от мира. Всё чаще она использует вуаль и веер. А если она не «при параде», как она называет парадное платье, то прячется где только может.

Счастливее всего Елизавета чувствует себя в Офене. Она постоянно опасается, что вскоре ей придётся возвращаться в Вену. Это просто приводит меня в отчаяние, – пишет она матери, – здесь так спокойно без родственников и всяческих придирок, а там вся эта императорская семейка...» К Францу Иосифу её слова не имеют отношения. Напротив, в это время Елизавета чрезвычайно тепло относится к своему супругу. Когда в апреле 1875 года император едет в Триест и Венецию, чтобы нанести ответный визит королю Италии и затем из военно-политических соображений посетить Южную Далмацию, пользующуюся дурной славой полудикой и революционно настроенной, императрица совершенно подавлена. При расставании она плачет так, что её рыдания просто разрывают сердце.

– Я чувствую, – жалуется она, – что что-то случится. Вечер 2 апреля 1875 года Мария Фестетич проводит в театре. Елизавета велит привести её. Ночью ей нужно написать письмо генералу фон Беку, который сопровождает Франца Иосифа в этой поездке. Она диктует письмо графине, возлагая на генерала ответственность за жизнь императора и прося ни на минуту от него не отлучаться.

15 мая император, наконец, возвращается из Далмации. Елизавета счастлива, ибо вопреки всему, что говорят за её спиной, она очень привязана к мужу. В Вене инстинктивно чувствуют, что двор некоторым образом действует Елизавете на нервы и что подчас она испытывает просто непреодолимое желание на какое-то время сбежать от него и пожить исключительно для себя и своей дочери вдали от императорской семьи и своих обязанностей в следовании церемониалу. Гизела вышла замуж, Рудольфу теперь уже семнадцать лет, влияния матери он почти не испытывал, и чем старше становится, тем больше отдаляется от неё, уже в силу приготовления к своей будущей миссии. Император с утра до вечера неизменно занят, не имеет возможности отдавать ей себя так, как бы ей этого хотелось, а все остальные ей безразличны. Она замечает, что в Вене по-прежнему незримо доминирует неприязнь к Венгрии, которую Елизавета принимает исключительно на свой счёт. Она чувствует себя одиноко и неуютно, и это питает её врождённую склонность к путешествиям в дальние страны.

Глава десятая

Летом 1875 года императрицу просят выяснить, не хочет ли принцесса Амалия Кобург выйти замуж за самого младшего брата Елизаветы. Эта миссия возлагается на Марию Фестетич; всё идёт гладко, и вскоре происходит помолвка. «Итак, Мапперль – жених, – пишет императрица своей матери. – Смешно терять свою свободу, когда так молод, впрочем, что имеем – не храним, потерявши – плачем... Ты наверняка не будешь на свадьбе из-за своих головных болей, я тоже не буду, потому что ленива и слишком застенчива...»

После недолгого пребывания в Гаратхаузене и Ишле Елизавета отдаётся своей страсти к путешествиям. Валерия – прекрасная отговорка для этого. Видерхофен объяснил, что эрцгерцогине вновь необходимы морские ванны, и на этот раз для разнообразия решено поехать во Францию, на какой-нибудь малоизвестный морской курорт в Нормандии. Император, правда, возражает. Австрия не в лучших отношениях с недавно провозглашённой республикой, которая обязана своим возникновением левым и предоставляет убежище анархистам всех мастей.

– С тобой там что-нибудь произойдёт, – убеждает монарх, – а кроме того, в Берлине будут не в очень большом восторге.

Елизавета настаивает на своей поездке, но всё же замечание императора заставило её задуматься, и она составляет завещание. Убеждённая, что такую женщину, как она, которая никогда в жизни не причинила никому вреда, никто не тронет, она без страха отправляется в Сассто ле Мокондюи в Нормандии. Предварительно туда выехал гофсекретарь и дорожный казначей Карл Лингер. У одного богатого судовладельца он снял довольно скромный замок, который стоит в прекрасном парке с огромными деревьями и роскошными гортензиями. Елизавета приехала вместе с дочерью Валерией, захватив с собой несколько самых любимых лошадей. Каждое утро она купается в море. Причём от купальной кабины до воды она идёт по длинному, доходящему до самого моря проходу из парусины для защиты от взглядов любопытных. После полудня в окрестные замки и имения – они после революции перешли, как и Сассто, в большинстве своём в руки выскочек, постепенно вытесняющих представителей прежних славных фамилий – приезжает масса людей. «Теперь, – пишет в своём дневнике графиня Фестетич, – здесь бесчинствуют демократы, республиканцы и выскочки. Весь сброд, который перенимает все пороки прежнего дворянства, но не наследует их добродетели». Вскоре Елизавета замечает, что не может и шагу сделать спокойно. У императрицы не раз возникают неприятности во время прогулок верхом: она не слишком внимательна и поэтому подчас скачет по возделанным полям. Это даёт повод к недоразумениям, которые, будучи раздуты республиканской газетой «Л’Юниверс» от 17 августа, становятся почти скандалом государственного масштаба. Императрица и австрийское посольство в Париже даже велят опровергнуть слухи о якобы имевшем место оскорблении со стороны крестьян, но во всём этом есть доля правды. Елизавета неоднократно жалуется своему супругу. «Люди здесь, – пишет она, – так грубы и неучтивы, что вчера, например, мне пришлось уезжать поездом в Фекан, спасаясь от их преследования, а затем снова возвращаться сюда водным путём. И при езде верхом я нередко имела неприятности, дети кучера на улицах и в деревнях стараются напугать лошадей; если скачешь по полям, где, разумеется, не опасаешься причинить вреда, все крестьяне ведут себя ужасно грубо. Собственно говоря, я не испытываю особого желания ехать в Париж, но Нопча опасается, что это могло бы произвести плохое впечатление. Что ты об этом думаешь?»

Императрица распорядилась вызвать из Англии учителя верховой езды мистера Алёна, к которому графиня Фестетич питает непонятную неприязнь. Он велел соорудить в заброшенном парке поблизости от замка препятствия для упражнения в прыжках верхом. Императрица исправно упражнялась в таких прыжках, пока однажды её не постигла судьба каждого, кто теряет чувство меры при верховой езде. Елизавета получила новую лошадь и 11 сентября 1875 года захотела её испробовать. Возле небольшой изгороди лошадь неожиданно делает слишком большой прыжок, оступается и падает на колени, а наездница вылетает из седла. Берейтор Байзанд, ожидавший императрицу, увидев лошадь без всадницы, бросился к препятствиям и обнаружил Елизавету, неподвижно лежащую на траве.

Елизавету уже подняли и усадили в садовое кресло, когда прибегает доктор Видерхофер. Он хлопочет возле неё, брызгает на её лицо водой, пытается заговорить с императрицей. Наконец она открывает глаза и, похоже, узнает графиню. С её губ едва слышно срываются слова:

   – Что случилось?

   – Ваше величество упали с лошади...

   – Но я не ездила верхом. А сколько сейчас времени?

   – Половина одиннадцатого, Ваше величество.

   – Так рано? Но в такое время я никогда не езжу верхом.

Затем императрица замечает, что на ней костюм для верховой езды и удивляется. Она не может пошевельнуться и начинает верить, что с ней произошло несчастье. Она спрашивает:

   – А где Валерия и император? Где мы вообще находимся?

   – В Нормандии, Ваше величество!

   – А что мы делаем во Франции? Если это правда, что я упала с лошади, то я не умею ездить. Неужели я больше не оправлюсь? Пожалуйста, не нужно пугать императора...

Вскоре появляются симптомы лёгкого сотрясения мозга. Безумные головные боли, компрессы со льдом, тошнота и бессонница. Является Видерхофер и без обиняков заявляет:

   – Если в течение суток не станет лучше, придётся обрить волосы.

Графиня Фестетич, которая слышит это, приходит в ужас: для неё такое сообщение подобно приговору, будто волосы императрицы – живое существо, которое собираются лишить жизни.

Францу Иосифу послали телеграмму. Он страшно взволнован и собирается приехать, хотя всего два дня назад ответил отказом на приглашение императрицы навестить её, ссылаясь на политическую невозможность такого визита. Когда приходящие к нему известия становятся более обнадёживающими, Андраши убеждает императора, который не может найти себе места от беспокойства, не ехать во избежание возможных осложнений. Франц Иосиф остаётся и только шлёт трогательные письма своей супруге, чьё самочувствие быстро улучшается. «Слава всемогущему Богу, что дело обернулось именно так. Трудно представить, чем это могло бы окончиться. Что мне делать на этом свете без тебя, моего ангела-хранителя?!» Получив это письмо, Елизавета побледнела, и на глазах у неё навернулись слёзы. Небольшое сотрясение мозга быстро проходит, но пребывание в Сассето не радует её. Императору она отвечает: «Мне жаль, что я так напугала тебя, но ведь мы оба, собственно говоря, должны быть готовы к подобным случаям». Елизавета ставит супруга в известность, что верхом она появится на людях как можно скорее, потому что ей важно показать, что подобная мелочь не может помешать императрице заниматься своим любимым делом. Франц Иосиф направляет флигель-адъютанта, который не должен спускать глаз с Елизаветы, и просит её по дороге домой заехать в Париж, ибо теперь о ней заговорил весь мир, и Андраши находит, что в противном случае президенту Франции будет нанесено оскорбление.

Двадцать шестого сентября 1875 года Елизавета, полностью оправившаяся после падения, свежая и в прекрасном настроении, прибывает в Париж. Как всегда в незнакомом городе, Елизавета с утра до вечера в бешеном темпе осматривает все достопримечательности. Несколько поверхностно, пожалуй, но в этом проявляется вся её натура. Она испытывает отвращение ко всему, что ассоциируется с прахом, пылью, физическим старением, тьмой. Она любит свет, солнце, молодость, красоту и искусство, а также силу – одним словом, всё, что является прямой противоположностью старости. Поэтому она и сама страшится старения и пытается оттянуть его, по крайней мере, его внешние признаки, ухаживая за собственным телом и закаляя его при помощи спортивных упражнений. Экскурсоводы действуют ей на нервы, и она отправляется вдвоём с Марией Фестетич поклониться праху Наполеона, чей гений заставляет её содрогнуться. Обе дамы долго стоят перед великолепным саркофагом Люсьена Бонапарта, воображая, что это саркофаг императора. Какой-то посетитель, услышавший их разговор, указывает им на их ошибку и подводит к простому порфировому саркофагу Наполеона, на крышке которого лежит свежий букет цветов. Елизавета благоговейно преклоняет перед ним колени и замечает:

   – Когда люди намерены сказать нечто язвительное, они заявляют, что Наполеон был велик, но так бесцеремонен; я при этом всегда думаю, как много бесцеремонных людей, лишённых такого величия. К примеру, я сама...

29 сентября она побывала в часовне, построенной на том самом месте, где во время дорожного несчастного случая погиб сын Луи Филиппа, наследный принц Фердинанд Филипп Орлеанский, всего тридцати двух лет от роду.

   – Вот и видно, – замечает Елизавета, – что происходит именно то, что суждено Богом. Принц спокойно отправился в карете прогуляться... Кто бы мог подумать, что живым ему уже не суждено переступить порог собственного дома... Вы хотите, чтобы я больше не садилась в седло. Послушаюсь я вас или нет, но умру я так, как мне предназначено.

Возвратившись в Геделе, Елизавета вместе с братом, герцогом Людвигом, и его дочерью вновь начинает вести размеренную, спокойную сельскую жизнь, нарушаемую лишь частой верховой ездой.

Франц Иосиф так счастлив, что Елизавета опять там и, как он выразился, «цела», что не помнит себя от радости. Тем не менее он не устаёт напоминать Елизавете, чтобы она была осторожна. Он прекрасно видит её недостаток – она не знает меры. Отсюда возникает и душевное недовольство, от которого она часто страдает. Теперь с императрицей ещё и кронпринц Рудольф, чьи воспитатели не могут нахвалиться им, в то время как остальные знатные вельможи находят, что при своих «экзальтированных» взглядах он ещё не усвоил уроки излишне либеральных профессоров.

В ноябре 1875 графа Грюнне, некогда всемогущего генерал-адъютанта императора, отрешают и от его должности обер-шталмейстера, а на его место назначают принца Эммериха Турн унд Таксис. Вместе с Грюнне исчезает один из последних столпов той эпохи, когда при дворе насчитывалось так много тех, кто далеко продвинулся, исповедуя идеи эрцгерцогини Софии.

В конце января приходит известие, что самый выдающийся государственный деятель Венгрии Деак находится при смерти. Несмотря на желание Елизаветы, её не допускают к умирающему, и 31 января ей остаётся только проститься с покойным. Она появляется словно живое воплощение траура. Из-за царящего в стране траура Масленица проходит более спокойно, а следовательно, и не столь утомительно.

В марте императрицей вновь овладевает страсть к путешествиям. Она так сильно желала принять участие в верховых охотах, устраиваемых в Англии.

В Лондоне Елизавета собирается нанести визит королеве Виктории. Но ей заявляют, что королева не может принять её, поскольку очень занята. Виктория намерена взять небольшой реванш за полученный ею ранее повторный отказ императрицы от приглашения на обед. А Елизавета об этом отказе уже давно забыла. Теперь возмущена она. «А если бы я была столь невежлива!» – пишет она Францу Иосифу. «Однако теперь все, кому я вечерами наносила визиты, устыдились, я была любезна и побывала повсюду».

Императрица продолжает поездку в Истон, где уже на следующий день после её прибытия устраивается первая охота с участием знаменитых собачьих свор Бичестера и герцога Графтона. Часами императрица не покидает седла, и её приближённые смертельно боятся за её жизнь. Англичане ожидают охотничьей езды императрицы с некоторой тревогой. Чтобы участвовать в охоте, нужно уметь очень хорошо скакать галопом и прыгать, так что в мастерство красавицы императрицы им не очень-то верилось. Но вскоре они изменят своё мнение. Капитан Мидлток, один из лучших наездников Англии, замечает, что эта императрица ловка и умела и, кроме того, верхом на лошади представляет собой неподражаемо очаровательное зрелище.

20 марта Виктория ожидает Елизавету в Виндзоре. Императрица получила урок, теперь королева её примет. Она испытывает некоторое смущение перед Елизаветой. Обеим дамам нечего особенно сказать друг другу. Визит предельно короток, и уже 13 марта императрица отправляется охотиться в Лейтон Ваццард в Бердфордшире к Фердинанду Ротшильду. В охоте принимают участие не менее сотни всадников. Самым привлекательным моментом является присутствие императрицы: не только для участников, но и для любопытных, которые толпами устремляются к месту проведения охоты. Елизавета пребывает в прекрасном настроении и не знает усталости. «Прочие люди, – замечает графиня Фестетич, – садятся в седло четыре раза в неделю. Мы же скачем ежедневно». И это сущая правда. «Ещё не было случая, чтобы я устала, – пишет Елизавета императору. – Все твои лошади никуда не годятся, им не хватает резвости и выносливости, здесь требуется совершенно другой материал. Меня постоянно спрашивают, не приедешь ли ты хотя бы один раз. Ведь каждый человек имеет право устроить себе выходной». Елизавета посещает и все стипль-чезы, которые устраивают в окрестностях, и ей страстно хочется принять в них участие. Она жертвует в качестве приза великолепный серебряный кубок, который, к её радости, достаётся капитану Мидлтону. Этот офицер, которому исполнилось уже тридцать лет, выиграл свой первый стипль-чез ещё одиннадцать лет назад и положил начало целому ряду блестящих побед в скачках с препятствиями. Елизавета любуется его сноровкой и критически наблюдает, как скачет её свита. Она чувствует себя здесь особенно хорошо. От мартовского солнца и ветра императрица покрылась загаром, а на её лице проступили веснушки, но она ощущает себя бодрой и здоровой и с удовольствием общается с людьми без всякого того жеманства, какое обычно её окружает, показывая людей в невыразимо скучном свете. Здесь все, в том числе и её соотечественники, выглядят независимыми, весёлыми, содержательными. Однако нужно возвращаться домой, и 5 апреля Елизавета снова в Вене.

Франц Иосиф, довольный, что жена вновь здорова и опять рядом с ним, не моргнув глазом, приказывает оплатить счёт на сумму в сто шесть тысяч пятьсот шестнадцать гульденов девяносто три крейцера, в которую обошлась эта поездка. Ему рассказывают о триумфе Елизаветы, и обер-гофмейстеру барону Нопче остаётся только подтвердить своему монарху, что ни в Англии, ни в какой-либо ещё стране не найдётся ни одной дамы, столь преуспевшей в верховой езде, как Её величество. Да и среди мужчин подобных наездников можно пересчитать по пальцам.

В Вене Елизавете снова приходится «тянуть лямку». Опять устраиваются балы, празднества, праздник тела Христова и так далее. На начало мая намечены визиты королевы Бельгии и королевской четы из Греции. Елизавете, по её собственным словам, это «ужасно неприятно». В письме матери она признается, что находит в такое прекрасное время года «подобные придворные хлопоты особенно невыносимыми».

Между тем между Сербией и Турцией вспыхивает война, и Андраши, столкнувшись с множеством забот, которые обрушились на министра иностранных дел, осознает, в какую западню заманила его Её величество. К сожалению, проводимая им восточная политика направлена против России, что сыграет в будущем роковую роль. Сама же Елизавета не оказывает абсолютно никакого влияния на ход событий. Напротив. Она публично заявляет, что не собирается впредь иметь какое-либо отношение ни к внутренней, ни к внешней политике империи.

Именно тогда в связи с одним неприятным делом, связанным с лошадьми, – делом, которое очень рассердило Елизавету, ей предоставляется удобный случай повторить эти слова императору. Князь Таксис намеревался для участия в скачках на некоторое время уступить частным лицам придворных лошадей Кладрубского конного завода, против чего самым решительным образом запротестовала императрица. Князь заявил, что это необходимо, чтобы способствовать разведению отечественных чистокровных лошадей, Елизавета тут же ответила, что император никогда не согласится с подобным предложением. То, что это делается прямо против её воли, её возмущает, и она тут же пишет мужу: «Если ты уступишь ему в этом деле, я серьёзно рассержусь на тебя, потому что с подобным игнорированием моей персоны мне ещё никогда не приходилось сталкиваться... В политику я больше не вмешиваюсь, но в таких делах, подробности которых никогда не дойдут до твоего слуха, я хочу иметь возможность сказать своё слово».

Франц Иосиф совершенно во всём соглашается с женой, тем более что при его внешнеполитических заботах эта история с лошадьми ему в высшей степени безразлична. Учитывая ситуацию с сербско-турецкой войной и восстанием в Болгарии, он как раз собирается встретиться в Райхштадте, в Богемии, с царём и выработать дальнейшую политику обеих империй в восточном вопросе.