Текст книги "Маленькая леди и принц"
Автор книги: Эстер Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)
– Да нет, есть у него деньги,– пробормотала Аллегра, ни к кому конкретно не обращаясь.
– У Мелиссы будет такая же чудесная свадьба, какие были у ее сестер,– сказала мама, тоже будто размышляя вслух. – А когда ты планируешь переехать в Париж, дорогая? Надо будет все заранее продумать…
– Наверное, не раньше конца августа,– ответил Джонатан, не успела я и рта раскрыть. – Летом в любом случае все в отпусках. После этого и сыграем свадьбу. Может, под Рождество?
Он взглянул на меня, улыбаясь глазами, и мое сердце словно растаяло. Было сложно о чем-либо думать – мозг то и дело отключался.
– Замечательно. Теперь перейдем к следующему вопросу,– сказал отец. – Надеюсь, вы в курсе…
– Мы не на жутком заседании Олимпийского комитета, дорогой,– перебила его мама.
– Какая разница, мам? – вставила я, до сих пор исполненная радости оттого, что отец проявил любовь к нам. – Мы все вместе, это самое главное, правда ведь?
Я улыбнулась папе.
Он ответил улыбкой, сверкнув зубами.
– Спасибо, Мелисса. В общем, теперь поговорим о мамином хобби, о вязании. Наверняка вы все знаете, что скоро состоится ее вторая выставка в этом гадком Уайтчепеле. Что ты покажешь на сей раз, а, Белинда? Шерстяные кошмарики?
– Ясельный гротеск,– сварливо произнесла Аллегра. – У нее уже есть список.
В прошлом году мама, задумав бросить курить, начала вязать уродливые игрушки – шестилапых кошек, двуглавых собак, ослов-поросят и все в таком духе. Не умышленно, а из-за нервного перенапряжения. Аллегра неким необъяснимым для меня образом сумела с помощью владельца галереи и пронырливого агента превратить мамино увлечение в новую волну британского искусства.
Звучит странно. Знаю. Однако…
– Да, но возникли кое-какие сложности,– с тревогой начала мама. Аллегра свирепо посмотрела на нее, и мама не слишком уверенно пробормотала: – Впрочем, мы все уладим.
– Замечательно,– заявил отец, не успела я спросить, в чем суть сложностей. – Как представишь, на что разные недоумки тратят деньги, диву даешься. Так или иначе, подумайте, можете ли рассказать о выставке знакомым – если у вас есть чокнутые знакомые – или как-нибудь иначе разрекламировать мамины творения. Ведь мы же одна семья,– добавил он, с видом священника возводя глаза к обшитому дубом потолку. – Даже на то, чтобы в этом доме постоянно был «Мистер Шин», поверьте, уходят сумасшедшие деньги.
– А кто это, Мартин? – спросила бабушка. – Твой поставщик вин?
– Нет, Дайлис,– ответил отец сквозь стиснутые зубы, с трудом сдерживая злобу. – Так называются чистящие средства для ухода за домом! – Он помолчал и одарил нас грустной улыбкой. – Я просто хочу сказать, благо сейчас мы все собрались, что семья для меня – самое важное в жизни…
Светясь от радости, я взглянула на сестер. Обе смотрели на отца с наглым цинизмом.
– Слышала? – спросила я у Эмери одними губами.
– И сейчас, когда так успешно продается моя книга с описанием сырной диеты,– без всякого перехода продолжал отец,– мне, мои дорогие, нужна ваша помощь. Надо убедить всех, что волшебный «Ред лестер» приносит массу пользы и несмышленому младенцу, и дряхлой старухе. Как только будут напечатаны каталоги, каждому из вас придет по почте по экземпляру. – Он подмигнул. – У меня есть списки книжных магазинов, торгующих бестселлерами. Каталоги займут законное место на их полках. Надеюсь, каждый из вас сделает немаленький заказ, чтобы к Рождеству сыра было вдоволь. Ведь так?
У меня сам собой приоткрылся рот. Так вот для чего папа так преобразился и распространяется о любви к нам!
Меня накрыла привычная волна разочарования. Я часто заморгала. Развесила уши! Поверила,что отец наконец-то осознал, что должен рассказать нам о своих чувствах, и вот, пожалуйста!
– Мы с папой очень рады за тебя, дорогая,– заметив мое огорчение, пробормотала мама и похлопала меня по руке. – Я довольна вдвойне еще и потому, что ты повстречала мужчину, способного защитить тебя перед отцом…
– Что ты сказала, Белинда? – спросил папаша.
– Что мы очень счастливы принять в свою семью Джонатана.
– Безмерно счастливы. Прекрасно, когда под боком есть личный агент по недвижимости. – Отец щелкнул пальцами, подавая знак миссис Ллойд. – Полагаю, настало время для сигар и портвейна.
Мама промокнула губы салфеткой и бросила ее на тарелку.
– Что ж, девочки. Оставим мужчин с их обожаемыми сигарами и портвейном? Хочу, чтобы вы взглянули на пару туфель, которые я купила на днях,– добавила она, значительно понизив голос. – Втайне от отца.
– Выкладывай всю правду, мам,– потребовала Аллегра.
Мама помолчала и поправилась, следуя совету консультанта, помогавшего ей избавляться от разного рода зависимостей:
– Хорошо, я купила несколько пар.
– Сколько именно?
– Три! И сумку…
– Эм, ты как? – спросила я, когда Эмери, чуть покачиваясь, поднялась на ноги. – Может, тебе…
– Все нормально, Мелисса! – рявкнула Эмери с несвойственной ей жесткостью.
Я все равно не отстала бы от нее, если бы не прикосновение чьей-то руки к моему локтю и не ударивший в нос аромат «Шалимар».
– Мелисса, можно с тобой словечком перекинуться? – прошептала бабушка. – Только не будем привлекать к себе внимание. Задержись тут, а через пару минут приходи в гостиную.
Подобная таинственность, если речь о моей бабушке, отнюдь не всегда означает, что стряслось нечто из ряда вон. Абсолютно тем же тоном бабуля может позвать меня, если просто задумала сыграть в бридж. Мои родственники по линии что мамы, что отца склонны к театральным эффектам.
Я сказала, что хочу в туалет, и понесла наши с Джонатаном сумки наверх, в спальню с кроватью под балдахином. На дворе весна, а в доме как в холодильнике. Я взяла с собой новую шелковую пижаму, тоже приобретенную в Париже. Однако, чтобы можно было спать только в ней, следовало уже сейчас включить электроодеяло.
Сбегая по ступеням, я услышала стон со стороны занавешенного кресла у окна на лестничной площадке и не без опаски приблизилась к нему когда мы были детьми, родители нередко закатывали распутные вечеринки и на этом кресле чего только не вытворялось. Стоны не прекращались. Более того: на половицы и ковер откуда-то лилась вода. Я осторожно отодвинула шторку и увидела Эмери. Она, мертвенно-бледная, держалась за живот и смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
– О боже. Представляешь, я намочила в штаны… Какой стыд!..
– Эмери,– сказала я, чувствуя, что тянуть дальше некуда. – А не может быть такого, что твой срок больше, чем ты думаешь?
– Ты ведь знаешь, я не делаю отметок в календаре! – выпалила моя сестра.
Я внимательнее взглянула на нее. Эмери все свои взрослые годы жила в постоянном страхе забеременеть, поскольку была не в состоянии запомнить, когда у нее закончились последние месячные. Однажды я вместе с ней ходила к гинекологу, и лишь с помощью моего календаря мы с горем пополам примерно установили дату.
Теперь же не было времени ворошить ее память. В любую минуту могли начаться роды. Отца хватит удар, если первенец Эмери появится на свет посреди дорогого ковра, мелькнула в моей голове мысль.
– Тебе надо снять джинсы,– твердо произнесла я.
– Зачем? Чтобы их натянуть, я целых полчаса убила. – Лицо Эмери внезапно перекосилось от боли. – Ай! Черт… Такое чувство, что– А-ай!
Я попыталась расстегнуть ее джинсы, но не смогла даже засунуть палец за пуговицу. Они были насквозь мокрые.
– Надо их разрезать,– сказала я, осматриваясь в поисках подручных инструментов.
– С ножницами ко мне даже не подходи, Мел! – простонала Эмери. – Это же Эрнест Сьюн! Таких больше не достанешь!
– Доверься мне,– мрачно произнесла я. – Я как-никак портниха.
– Что происходит?
Я обернулась. На лестнице стояла бабушка.
– Помощь не требуется? – спросила она.
– Позвони в неотложку,– распорядилась я. – Так будет надежнее, а то, если везти ее в больницу самим, сейчас разгорится спор, кто трезвее всех и в состоянии сесть за руль.
В эту минуту Эмери издала оглушительно громкий вопль. Так кричала только Аллегра, когда обнаруживала, что подгорел ее тост. Я ухитрилась расстегнуть джинсы, и моему взору открылся на удивление большой и круглый живот.
Мы уставились на него.
– Ладно,– признала Эмери,– срок правда, скорее всего, больше… – Она так крепко схватила меня за руку, что чуть не сломала ее. – Только, пожалуйста, не подпускай ко мне папу!
– Алло? Да-да. Алло? Добрый вечер! Прощу вас, пришлите «скорую»,– говорила бабушка в телефонную трубку, стоя внизу, в прихожей. – Если можно, сейчас же. Понимаете, моя внучка, кажется, рожает… О! Спасибо! Да-да, по-моему, я ужасно рада…
– Бабушка! – крикнула я. – Пусть выезжают немедленно!
Послышался стук шагов по паркету, запахло сигарным дымом. Беседа мужчин за портвейном, как видно, закончилась. Очень вовремя!
– Боже мой! – заорал снизу папаша. – Что у вас там, черт побери, за возня?
– Эм?
Уильям взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступени.
– Что-то мне… – пробормотала Эмери, указывая на свою пеструю рубашку.
– Начинаются роды,– объяснила я. – Понадобится много полотенец и старые одеяла. Уильям, помоги мне перенести ее в гостиную. Ларс, беги поставь чайник.
Ларс растерянно моргнул.
– Нужна горячая вода?
– Нет,– рявкнула Аллегра, появляясь из-за его спины. – Напоим чаем медиков из «скорой помощи», когда они пожалуют. Шевелись, Ларс!
– Ты когда-нибудь принимала роды? – спросил Уильям, подхватывая Эмери на руки с такой легкостью, будто она была не тяжелее спортивной сумки.
– Нет, но Нельсон занимался на курсах по оказанию первой помощи,– сказала я. – А тренировался на мне. Иди же, надо положить Эмери поудобнее.
– Несите ее в кладовку,– быстро распорядился отец. – Там диван, который все равно пора выкинуть. – Он наклонился прямо к лицу Эмери и произнес: – Эм! Потерпи, пока тебя не уложат. Тут кругом ковры, сама понимаешь.
– Давай-ка поторопимся,– сказала я,– малыш в коврах точно не смыслит.
Эмери слабо простонала от ужаса.
– Я принесу бренди,– заявил отец таким тоном, будто нашел единственный верный выход.
Он направился к себе в кабинет, Уильям пошел в дальний конец прихожей, а Аллегра на некотором расстоянии последовала за ним.
– «Скорая» выехала? – спросила в телефонную трубку бабушка. – Великолепно!
Она вела любую беседу так, будто обсуждала планы на выходные.
– Я могу чем-нибудь помочь?– спросил Джонатан, стоя у лестницы.
– Налей всем выпить и заговаривай зубы папе до тех пор, пока все не закончится. Поспорь с ним об упадке Шотландии или о чем-нибудь подобном,– сказала я.
– А маму к вам отправить?
Я на миг задумалась.
– Сначала пусть выпьет пару бокалов джина. Она слабонервная.
– Хорошо,– ответил Джонатан. Он уже зашагал прочь, потом вернулся и пробормотал с широкой улыбкой: – Знаешь, Мелисса, мне ужасно нравится, когда ты такая решительная.
Я криво улыбнулась. Видит бог, становиться, когда надо, решительной меня научила жизнь.
ГЛАВА 3
В тот субботний вечер я приняла первые в жизни роды. Потом выслушала, как отец пересказывает случившееся представителям местной прессы, выставляя себя скромным, но умелым специалистом по оказанию первой помощи. Остаток выходных прошел вполне спокойно.
Иными словами, ничего из ряда вон больше не приключалось.
Эмери родила мальчика, к великой радости папы и Уильяма. Отец ликовал даже больше и все твердил: «Наконец-то у меня появился наследник, о котором я мечтал всю жизнь». Нам с Эмери и Аллегрой, сами понимаете, было очень «приятно». Папа повторил эту фразу несколько раз, шести газетчикам.
Впрочем, все мы не переставали удивляться розовому, точно креветка, крохотному человечку, которого уложили в выдвижной ящик чиппендейловского комода, на мамины кашемировые шали и подушки.
В его темных волосиках, сжатых кулачках и сердитом выражении лица не было ничего от Ромни-Джоунсов, зато легкие малыш точно унаследовал от нас. Если он не спал и не сосал грудь Эмери, то кричал, кричал и снова кричал. Успокоить его не представлялось возможным. Казалось, тебя заперли в доме, где непрерывно гудят автомобильная, пожарная и охранная сигнализации. Сигнализация в моей машине и правда сработала, но мы обратили на нее внимание, лишь когда с улицы в дом вошла миссис Ллойд и попросила выключить ее, потому что собаки до смерти перепугались.
Эмери, само собой разумеется, большую часть времени спала (или же притворялась спящей), и явившаяся к нам медсестра вручила список советов и указаний для новоиспеченных мам, конечно же, мне.
Помогать ухаживать за младенцем никто особенно не рвался. Аллегра и Ларс сразу после завтрака уехали, разругавшись по поводу того, кто поведет машину до их лондонского дома. Вскоре улизнула и бабушка.
– Возиться с детьми я совершенно не умею. – Она со вздохом натянула лайковые перчатки и перед большим зеркалом в прихожей надела шляпу. Наверху ни на секунду не стихал оглушительный рев. – Одного младенца мне хватило с лихвой. – Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать Джонатана. – Дорогой, была очень рада вновь с тобой встретиться. Позаботься за меня о Мелиссе, обещаешь? Мелисса, детка,– обратилась она ко мне, многозначительно поводя бровями,– поможешь мне вынести сумки?
Я бы и не вспомнила о том, что она хотела побеседовать со мной с глазу на глаз накануне вечером. Но когда мы уложили вещи в небольшой багажник, бабушка взяла меня за руки и сказала:
– Встретимся в понедельник в «Клариджез». Выпьем вместе чаю. – Она подмигнула. – Хочу кое в чем с тобой посоветоваться.
– Я должна заглянуть в свой ежедневник. У меня сейчас пропасть заказов, и потом…
– Отлично! – воскликнула бабушка. – Пламенный привет Нельсону!
Она села в машину и поехала прочь в сопровождении подпрыгивающего гравия и разлетающихся птиц.
Мы с Джонатаном взяли Храбреца и остальных собак и пошли прогуляться в лес, однако через час были вынуждены вернуться – Эмери потребовалась моя помощь. Нянчиться с детьми не входит в перечень услуг, предоставляемых моим агентством, но я делала, что могла. Пришлось позвонить по нескольким номерам и составить списки необходимых для новорожденного вещей. Приготовить их заранее Эмери, как видно, даже не приходило в голову. Моими стараниями у малыша уже в воскресенье появились кроватка, пеленки, одеяльца, конверты для сна, бутылочки, стерилизатор и нагрудники. Уильям перелопачивал
Интернет в поисках фирмы, которая могла бы в кратчайшие сроки доставить на дом коляску.
Джонатан тем временем по-мужски беседовал с нашим отцом, а в шесть вечера мы уехали в Лондон, где Джонатан снял в «Дорчестере» восхитительный номер для новобрачных, потому что в его чудесном лондонском доме уже жили другие люди.
– Это спа-гостиница. Я подумал, тебе после таких выходных необходимо хорошенько расслабиться. – Он положил мою сумку на гигантскую кровать и потер виски, будто надеясь отделаться от звона в ушах. – Без массажа с теплым маслом я, наверное, сойду с ума.
– О-о-о! От подобного удовольствия и я не откажусь,– произнесла я, скидывая туфли. – Позвонить вниз? Договориться о времени?
Джонатан взглянул на меня так, что по коже побежали мурашки.
– Кто тебе сказал, что нужно куда-то звонить? У нас все прямо в номере. Иди же ко мне.
Скажу по секрету, гидромассажные процедуры и все прочее буквально вдохнули в нас новую жизнь.
Утром я проводила Джонатана на вокзал Ватерлоо, и перед тем, как он сел в «Евростар», мы трогательно простились (дабы показать, как ему не хочется от меня уезжать, Джонатан даже не ответил на несколько звонков). Потом я отправилась в Пимлико, в свое агентство, готовясь приступить к делам.
Продвигаясь черепашьими темпами по переполненной машинами дороге и уже скучая по улыбке Джонатана, его взрослости и аромату «Крид», я жевала круассан и пыталась найти в предстоящем дне три безусловных плюса.
Мой фирменный рецепт: отыскиваешь три преимущества, и даже самое безысходное положение дел вдруг кажется не таким уж и плачевным. Это правило – прекрасный помощник. Поверьте на слово, я пользуюсь им долгие годы.
Во-первых, подумала я, у меня видимо-неви– димо дел в агентстве, значит, не будет времени на страдания в разлуке с Джонатаном, а в четверг вечером мы снова встретимся.
Поскольку теперь я работала всего три с половиной дня в неделю, график получался очень плотный и приходилось мгновенно переключаться с одного заказчика на другого. К своему стыду, пару раз я не сумела вовремя перестроиться на проблемы следующего клиента, поэтому бедный Рори Дуглас в ужасе округлил глаза, когда я вместо того, чтобы посоветовать ему, как отделаться от надоедливого гостя, стала объяснять, какие теперь в моде стрижки.
Заморосил извечный лондонский дождь. Я включила «дворники» и вернулась мыслями к тому, что меня могло порадовать.
Во-вторых, сегодня за чаем я встречаюсь с бабушкой, а это всегда приятно. Если только она не надумала обратиться к тебе с какой-нибудь просьбой, которая обернется неприятностями, пропищал тоненький голос в моей голове. Я предпочла к нему не прислушиваться.
В-третьих (это меня особенно вдохновляло), вечером по понедельникам Нельсон ездил на занятия виноделов, а домой возвращался с половиной бутылки вина, которое они пробовали, и непременно в благодушном настроении. Нельсон всякий раз утверждал, что совершенно трезв («Мы ж не пьем его, – невнятно произнес он после самого первого урока,– а дегустируем…»), однако я не раз собственными глазами видела, как после «дегустации» он вместо чайника норовил поставить на плиту кухонный комбайн.
В доказательство правильности моего метода трех плюсов на парковке возле агентства оказалось свободным самое удобное местечко, куда я и поставила машину.
Агентство располагалось на третьем этаже огромного здания в викторианском стиле, с белым фасадом и террасой, прямо над сверхсовременным салоном красоты, настолько засекреченным, что на нем даже не висело вывески, и я не имела понятия, как он называется. Посещать такие места мне самой было не по карману. А его клиенток обычно привозили на машинах личные водители в темных очках.
Я помахала Серене, специалисту по введению ботокса, и, хоть и была на каблуках, побежала вверх по лестнице бегом. Так я упражнялась каждое утро вот уже целых два года, что, естественно, шло на пользу моим бедрам. Тяжело дыша, я преодолела последние ступени, достала из большой сумки ключи и с замиранием сердца заметила на столике для почты букетик розовых и красных роз.
«Считаю часы»,– темнело на карточке. Открыв дверь, я толкнула ее бедром и вдохнула аромат цветов. Мое сердце подпрыгнуло к самому горлу.
Джонатан умел быть романтичным, как герои из черно-белых фильмов. Заказал доставку этого букета он наверняка перед тем, как выехать из Парижа, хотя обычно у него не было ни минутки свободной – чтобы развить новый офис, он вкалывал, не жалея времени и сил.
Я снова уткнулась носом в розы. Самой мне приходилось раза по три в неделю срочно отправлять такие прелести по разным адресам, когда кто-нибудь из моих клиентов забывал поздравить близких с юбилеем. Джонатан же баловал меня цветами даже совершенно без повода.
Нет, подумала я, доставая из шкафа хрустальную вазу, все-таки я счастливая.
На утреннее превращение из Мелиссы в Милу Бленнерхескет у меня уходило по меньшей мере четверть часа. Минуты, когда я начинала мыслить и выглядеть как совершенно иной человек, были для меня, пожалуй, самыми приятными на дню.
Переодеваясь в подсобке и напевая песенку, я на миг замерла у зеркала и позволила себе полюбоваться на собственные ноги, которые в черных чулках казались стройнее и длиннее. Узкая юбка, рубашка на маленьких пуговках, блестящая красная помада…
«Порядок!» – подумала я, причмокивая губами перед зеркалом.
Я просмотрела почту, проверила расписание на неделю и прослушала сообщения, оставленные на автоответчике в выходные. Беседы с двумя первыми заказчиками прошли без сучка без задоринки. Одному требовалась консультация по обновлению гардероба, со вторым мы наметили предварительный план по организации вечеринки. В два часа я вышла из агентства и поехала в «Клариджез» на встречу с бабушкой.
Она сидела в мягком кресле в богато оформленной гостиной «Клариджез» и листала журнал «ОК!». Я в который раз подумала о том, что хотела бы, как бабушка, никогда не стареть. В узком костюмчике от Шанель, с блестящими волосами, наполовину закрывающими щеки, она выглядела от силы на пятьдесят пять, и ни днем старше, хоть и было ей не то семьдесят три, не то семьдесят семь – в зависимости от того, в какой из ее паспортов я заглядывала.
Нельсон твердил, что я с мужчинами держусь точно так же, как она, но сама я подобного никогда за собой не замечала. Впрочем, между «работой с мужчинами» и «обработкой мужчин» большая разница. Я с мужчинами работала; бабушка же, судя по семейным байкам, была экспертом по их обработке.
Заметив меня, бабуля вскочила. Ее ясные голубые глаза засияли улыбкой.
– Мелисса! Детка! Как же приятно снова тебя видеть!
Мы обнялись.
– Я заказала чай и все, что к нему прилагается, не возражаешь?
Я призадумалась. Бабушка чуть оттолкнула меня и присмотрелась.
– О нет! Только не говори, что сидишь на какой-нибудь нелепой диете. Я тебе миллион раз повторяла: мужчинам нравится, когда в женщине есть что обнять.
Я положила свою огромную сумку в соседнее кресло.
– Во мне этого в избытке,– сказала я.
Впрочем, отнюдь не таким мрачным тоном, каким ответила бы в прежние времена. Когда у тебя есть парень, ты гораздо более уверена в себе.
– Да я не о том! Я имею в виду, зачем нужны корсеты, если в них нечего утягивать? – спросила бабушка.
В эту минуту молоденький официант поставил на стол поднос и разлил по чашкам «Граф Грей».
– О! Превосходно! – Бабушка тут же поднесла чашку к губам и сделала небольшой глоток. – Я сегодня забегалась – ног под собой не чую.
Парнишка спросил, не нужно ли положить ей в чай ломтик лимона. Бабушка покачала головой, поблескивая волосами. Чуяла она под собой ноги или не чуяла, а в салон красоты, чтобы сделать укладку, съездить не поленилась.
– Домой не звонила?
Я ответила «нет».
– Уильям уехал по срочным делам, а бедняжке Эмери придется торчать у родителей до тех пор, пока малыш не подрастет. Таскать его по аэропортам пока нельзя. Словом, теперь она во власти вашего отца. – Бабушка протянула руку к блюду с пирожными, на мгновение замерла, раздумывая, взять ли эклер или кулинарное чудо с нежно-розовой помадкой, на которое я тоже успела положить глаз, и переложила к себе на тарелку и то и другое. – Зато на внука Мартин не нарадуется. Даже умудрился разыскать вашу древнюю няню.
– Няню Эг? – восторженно спросила я. – Как здорово! Она еще работает?
Я обожала свою няню. Вообще-то ее имя Агата Данстейбл, и нам полагалось обращаться к ней по фамилии, но мы пренебрегали этим правилом. Аллегра звала няню Нэг. А Эмери так ее боялась, что за девять лет, которые та у нас проработала, не называла ее вообще никак.
Я же няню любила. Когда я пошла в школу, большую часть внимания она стала уделять Эмери, еще совсем малышке, а Аллегре, которая на три года старше меня (тогда уже почти подростку с бесконечными вспышками гнева), доставались лишь жалкие остатки няниной любви. Характер у Аллегры был не подарок – не добившись желаемого, она могла выкинуть что угодно. Впрочем, няня Эг до нас работала в семье очень вздорных шотландцев, поэтому в нашем доме не увидела и не услышала практически ничего такого, с чем ей не доводилось сталкиваться прежде. Вдобавок она умела с поразительной твердостью уладить любую неприятность.
Казалось, няня до сих пор все про нас знает. Я каждый год поздравляла ее с Рождеством и днем рождения, а она в ответ присылала ежегодные сборники «Блю Питер» и открытки с изображением пауков, в которых подробно описывала погоду в Гранджовер-Сендзе.
– Сколько ей сейчас? Наверняка лет сто двадцать? – задумчиво спросила я.
– Няни начинают карьеру в семьдесят и больше не стареют. Она приезжает в конце недели,– сказала бабушка. – Что это с твоим отцом? Затеял удержать Эмери дома, чтобы благодаря ей и внуку провернуть очередное гнусное дельце? – Она повела бровями. – Интересно какое.
– По-твоему, его любовь к малышу и желание помочь Эмери – странность? – спросила я тоном спорщика. – Зачем все время подозревать его в гнусностях? Да, кстати, о чем ты хотела со мной поговорить?
Бабушка несколько смутилась. Не успела она ответить, как зазвонил ее телефон.
– Бабушка! Могла бы и выключить мобильник, когда я приехала!
Бабушка помешана на хороших манерах больше, чем я. Благодаря ее воспитанию уже в семилетнем возрасте я появлялась на праздниках в собственных вечерних перчатках. Однако чем больше устанавливаешь для себя правил, тем чаще их нарушаешь.
– О! Прости меня, детка,– пробормотала она, глядя на номер.
Ее взгляд перепрыгнул на меня и снова вернулся к телефонному экранчику, а щеки вдруг покрылись легким румянцем. Ого! Бабушка вроде бы никогда не краснела.
Она суетливо поднялась с кресла.
– Прошу прощения, дорогая… Знаю, это ужасно грубо, но я непременно должна ответить на звонок. Я на минутку отлучусь…
Она тут же пошла в сторону выхода, однако я успела заметить, как загорелись ее глаза. Звонил бабулин поклонник, в этом не могло быть сомнений.
Чудесно! – воскликнула я, перекладывая себе на тарелку пирожное с шоколадным кремом.
Бабушка не возвращалась не меньше пяти минут. От нечего делать я принялась листать «ОК!».
Нельсон терпеть не мог журналы, пестревшие снимками знаменитостей, даже запретил приносить их домой, ибо был твердо убежден в том, что не стоит обращать на этих людей ни малейшего внимания. Я же тайком любила полистать глянцевые страницы с описанием шумных вечеринок, ведь на фотографиях порой встречались те, кого я знала. Нет, сама я не вращалась в кругах вечно загорелых и широко распиаренных личностей. Однако с некоторыми из них была знакома по какой-нибудь из своих многочисленных школ. Из– за того что вокруг папы без конца вспыхивали скандалы, а Аллегру отовсюду исключали, нас переводили из одной школы в другую. Вдобавок до замужества Аллегра встречалась с целым набором капризных и чудаковатых богатеньких парней. Кстати, до знакомства с Джонатаном и я крутила романы с весьма колоритными персонажами, однако если Аллегра выбирала либо состоятельных театральных режиссеров, либо управляющих хеджевыми фондами, то мне попадались лишь бездельники, называвшие себя художниками только потому, что когда-то собственноручно выкрасили стены в своей спальне в черный цвет.
Какая же я была дура!
Я налила себе еще чая и, вдыхая аромат новеньких журнальных страниц, спокойно продолжила листать «ОК!». В последнее время Лондон сотрясали жуткие вечеринки. До меня дошли слухи, что одну мою бывшую одноклассницу, Тигги Уотерфорд, на торжестве у россиянина, нефтяного магната, праздновавшего в Челси свой день рождения, засунули чуть ли не целиком в шоколадный фонтан. Когда ее оттуда вытащили, виновник торжества пожелал, чтобы с пострадавшей слизали весь шоколад. Во всяком случае, так мне рассказывали.
Неужели фотография, на которую я сейчас смотрела, была сделана на том же самом празднике? Я наклонила голову и прищурилась. Дамочка на снимке, несомненно, походила на Тигги. В платье, напоминавшем зефир, она была заметно полнее, чем в те дни, когда мы вместе ездили в «Пони клуб». Я представила, как порочные мальчишки из высшего света смотрят на Тигги и видят в ней…
– Ты листаешь «ОК!»? Джонатану бы это не пришлось по вкусу! – прозвучал надо мной звонкий голос. От испуга я вздрогнула и чуть не пролила чай. – Нельсону тоже,– добавила бабушка, грозя пальцем и довольно улыбаясь.
Я отложила журнал.
– Они мне не указ. Я читаю, что хочу.
Бабушка грациозно села в кресло, поджала ногу, немного наклонила набок голову, будто собираясь возразить, и снова улыбнулась.
– Да, конечно. Ты у нас восхитительная и независимая деловая женщина. У меня к тебе как раз небольшое предложение. – Она многозначительно помолчала. – Секретное.
– Что ты имеешь в виду? Не хочешь, чтобы об этом знал папа? – Я вздохнула. – Прекрасно тебя понимаю, ведь…
– Нет-нет! Я имею в виду, об этом не должен знать никто! Я тебе доверяю. – Бабушка сжала красные губы и сложила руки на коленях. Все три ее кольца с бриллиантами торжественно засверкали. – Дело международной дипломатической важности.
Я поневоле заинтересовалась.
– Продолжай.
– Сначала пообещай, что никому и полусловом не обмолвишься.
– Обещаю.
– Даже если ответишь мне отказом.
– Обещаю! Скорее говори!
– Хорошо,– с заговорщицким видом произнесла бабушка. – Помнишь моего давнего-давнего друга, принца Александра фон Хелсинг-Александроса? Холленбергского?
– Смутно,– осторожно ответила я.
Стоит объяснить, что в молодые годы бабушка была, как говорится, дамой, пользовавшейся немалым успехом. Мой отец называет это иначе – гораздо более грубо. Я же склонна думать, что бабушка всего лишь опередила своих современников. Об одном спорить нет смысла: все утверждают, что в молодости она была на редкость знойной женщиной. Бабулин старый гардероб, состоявший из роскошных коктейльных платьев и коротеньких меховых накидок, которые я порой у нее заимствовала, говорил сам за себя.
Об отдельных эпизодах своей прошлой жизни бабушка предпочитала помалкивать даже с самыми близкими родственниками. Я ее понимала. В пятидесятые она недолго, но, судя по всему, весьма успешно пела в ночном клубе, потом несколько лет жила в Мейфэре с таинственным аристократом, потом вышла замуж за деда, лорда Уосдейлмира. У них родился ребенок – моя мама. Лорд Уосдейлмир умер, когда мне было четыре годика, сразу после легендарной вечеринки, которую закатила бабушка в честь того, что его пионы были признаны лучшими на цветочной выставке в Челси. По ее словам, дедушка покинул этот мир счастливцем.
Назовите меня глупым романтиком, но, когда я думаю о том, что в последние минуты рядом с дедушкой находилась бабушка, у меня теплеет на сердце.
Бабушке осталось приличное наследство, у нее был и личный счет (думаю, благодаря пластинке с ее хитом под названием «Китти Кэт»). Замуж она больше не выходила, хотя вряд ли скучала в одиночестве. Словом, я ни капли не удивилась, когда услышала, что бабушка водит дружбу с каким-то там принцем.
– Да нет же, ты должна помнить Александра! – воскликнула бабушка. – Он одолжил мне машину… Ты на ней еще вождению училась.
– Гм, не знаю… А вообще-то… Ну да, конечно!
В моей памяти вдруг соединились осколки туманных воспоминаний, и события давно минувших дней ожили перед глазами с поразительной ясностью.
Наверное, я была единственной девушкой в Англии, которой посчастливилось учиться вождению на «Порше-911», однако наши занятия с бабушкой резко прекратились, когда я врезалась в рейнджровер, поворачивая на автостоянку у Херлингем-клуба.
