Текст книги "Любовь на коротком поводке"

Автор книги: Эрика Риттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Даже после того как она с трудом спускается в подвал здания, чтобы взять запасные ключи, которые, как ей известно, Джерри хранит под перевернутым цветочным горшком, она, вполне вероятно, путает реальность с иллюзией. Может быть, так что только когда она поднимается наверх, различие становится четким. Только когда она оказывается у дверей квартиры Джерри, поворачивает ключ в реальном замке, открывая вполне ощутимую дверь и хватаясь за косяк, чтобы удержаться на ногах, когда я кидаюсь на нее всем своим увесистым телом. Возможно, только тогда она поймет: никто уже больше не видит сон.

Наконец-то она здесь! Вконец вымотанная после долгих часов за рулем, не уверенная, что следует делать теперь, когда она успешно преодолела все трудности, отделявшие ее от настоящего момента. Постепенно она сообразит, что есть детали, о которых она не подумала. Например: каким образом усталая, растерянная женщина на костылях, незаконно проникшая в квартиру своего бывшего любовника, сможет незаметно протащить большого, перевозбужденного пса вниз, затем на парковочную площадку для гостей и далее – в свою машину, Чтобы отправиться бог весть куда.

Она решает отложить решение этой проблемы, ненадолго задержавшись в ванной комнате Джерри. Может быть, она надеется найти какие-нибудь очевидные следы пребывания женщины в этом доме? Это может ей помочь не чувствовать себя такой виноватой перед ним. Бутылочка крема на краю раковины, несколько волосиков на ее дне, целлофановый пакет с женскими одноразовыми бритвами, выстиранные колготки, свисающие с душевого крепителя… Любое из вышеперечисленного, думает она, убедит ее в том, что жизнь Джерри продолжается и будет продолжаться и дальше. Даже после того, как она лишит его единственного компаньона, который, по его неоднократному утверждению, ему совершенно не нужен, но все же…

Да, все же. В этот момент я всегда просыпаюсь. Как раз перед тем, как она зажигает свет в ванной комнате Джерри. Сон кончается, и я снова один, лежу на диване в гостиной, и только темнота служит утешением.

Кроме… На этот раз… Неужели это возможно? Может сон на этот раз иметь другой конец? Или, что еще удивительнее, вообще не кончаться?

Потому что на этот раз, когда я просыпаюсь, кто-то нажимает кнопку дверного звонка. Кто-то звонит и звонит, хотя я уже давно проснулся.

Глава девятая

Разумеется, если бы я отнеслась всерьез к подобной операции, я бы взяла с собой накладные усы и маскарадный костюм для Мерфи, пистолет для себя и пачку латиноамериканских денег на случай, если я вдруг взгляну на карту и обнаружу, что сделала неверный поворот и теперь приближаюсь к мексиканской границе.

Но никакие мои меры предосторожности, конечно, не помешают Джерри по возвращении домой сразу же обнаружить, что Мерфи исчез. Он быстро придет в себя и тут же позвонит Мелу. Скорее всего, он именно это и делает в данную минуту. И я легко могу себе представить разговор, который состоится, когда Мел приедет к Джерри и нальет ему порцию виски, чтобы успокоить его нервы.

– Согласен, – слышу я голос Мела, – что это-таки я виноват, что упросил ее взять этого клятого песа. Но то было тогда, когда ты хотел, чтобы она взяла песа, причем на время. А что вышло? Теперь она не может с ним расстаться. Но ей это с рук не сойдет! Можешь мне поверить, похищение собаки – точно уголовное преступление во всех штатах, не говоря уже о Гавайях, Аляске и Канаде. Прибавь сюда проникновение в жилище без разрешения с дурными намерениями и прочие бла-бла-бла. Так что взбодрись, Гласс, допивай свое виски, и пойдем заявлять в полицию. Если, разумеется, ты вполне уверен, что хочешь получить назад этого косматого урода и засадить женщину, которая его стащила, лет эдак на десять-двадцать.

В ответ Джерри только громко чихает в свое виски.

– Ты же знаешь, я не могу это пить, Арлен. Перебродивший овес для меня – яд! Пожалуйста, передай мне мой ингалятор.

Сейчас весьма разумно с моей стороны было бы попытаться дозвониться до Джерри первой. Чтобы избежать осложнений и заверить его, что Мерфи в полном порядке. Может быть, даже намекнуть, что я с удовольствием бы обсудила вопрос, с кем из нас Мерфи будет лучше.

Но пока я представляю себе, как съезжаю с шоссе, чтобы найти автомат, меня парализует мысль, что я опоздала, Мел уже у Джерри и готов схватить трубку уже на втором звонке.

– Центр по координированию похищения собак.

– Мел, ради всего святого! Это Дана! Джерри дома?

– Надо же, вот и пропащая нашлась. Что это, первое требование выкупа?

– Послушай, не мог бы ты просто позвать Джерри?

– Прости, Дана, ничего не выйдет. У Гласса как раз в разгаре аллергический приступ в результате твоего необдуманного поведения.

– Ты уверен, что это не от виски, которое ты ему поднес?

– Послушай, в качестве официального юридического представителя Гласса, а также его старого друга я предупреждаю тебя, что мы собираемся затеять уголовное дело по полной программе, затем обратиться в гражданский суд и вытрясти из тебя все касательно твоих телевизионных контрактов. Тем временем этот бедолага может засморкать себя до смерти.

– Не говоря уже о антигистаминах, которые он наверняка принял вместе с виски. Мел, я слышу, как он где-то за твоей спиной занимается самолечением. Ты в курсе, что я просила Джерри оставить мне Мерфи? Он тебе сказал, что даже думать об этом отказался? Несмотря на то, что я самый подходящий кандидат! Помнишь, как когда-то ты сам утверждал, что, как писатель с особым проникновением в собачью психологию…

– Нет, нет, Дана, не надо об этом. Поскольку ты профессионально обогатилась от общения с песом, может получиться славное дельце насчет нарушения творческих авторских прав. Включая несанкционированное использование для собственного обогащения песовых взглядов, мнений…

– Да будет тебе, Мел. Когда я тебе говорю, что Мерфи абсолютно ничем не напоминает ту чудо-собаку, о которой я пишу, то, поверь мне, «ничем» – это еще слабо сказано. – Но разве я сама так уж теперь в этом уверена? Разве я не полагаюсь на Мерфи – пусть не для вдохновения, но, по крайней мере, ради проникновения в самую суть? – К тому же, готова поспорить, что нет такой вещи, как творческие авторские права.

– Это ты скажешь судье.

– Обязательно, если вы меня поймаете.

– Можешь мне поверить, полиция уже идет по твоему следу, а если они обмишурятся, то у нас в запасе есть еще вариант.

– Какой вариант?

– А ты догадайся! Похоже, там вокруг тебя крутится один маленький детективчик. Специалист по похищению детей недовольными родителями. Когда я изложил ему все факты, он пришел к выводу, что это как раз его стезя. И самое смешное, узнав, что речь идет о тебе, парень даже добровольно отказался от гонорара, будет работать за одно удовольствие посмотреть, как тебя призовут к ответу…

Нет, это уж чересчур! Даже для меня. Представить, что Карл присоединится к моим преследователям – явный перебор. Хотя где-то глубоко в душе я, возможно, и хочу, чтобы Карл любил меня настолько сильно, чтобы последовать за мной на край земли. Что же касается Мела… Осуждающее лицо Мела, круглое и эластичное, как шарик, качалось передо мной в длинном белом луче фары, уходящем в темноту.

– Тащила бы свою задницу сюда, – зловеще советует он, а его освещенная физиономия танцует перед моими глазами. – Предупреждаю, когда мы встретимся в следующий раз, это уже будет не твоя дикая фантазия. Мы будем общаться через адвоката, которого назначит тебе суд.

В своем воображении я перерезаю веревочку от шарика, и он летит вверх, вверх и прочь, далеко за круг искусственного света, который нависает над дорогой подобно радиоактивному сиянию. Я пытаюсь уговорить себя, что мне не придется иметь дело ни с Мелом, ни с Джерри, ни с полицией…

Сейчас я сама за себя, и путешествие меня подстегивает. Ничего удивительного, что после стольких часов сидения за рулем я начинаю чувствовать, будто ускользаю назад во времени с такой же скоростью, с какой продвигаюсь вперед.

Наверное, только сейчас мне приходит в голову подумать, что я буду делать, если у меня не получится реализовать планы. Не говоря уже о том, чтобы прикинуть, что я буду делать, если у меня все получится, со спокойно сидящим на заднем сиденье «мазды» Мерфи и со всей нашей оставшейся жизнью, растянувшейся на много миль впереди.

* * *

Я пристраиваю костыли к плексигласовой стенке телефонной будки и, балансируя на одной, здоровой ноге, набираю номер Джерри и оплачиваю разговор с помощью кредитной карты.

Когда начинают звучать гудки, мне кажется, что сердце вот-вот выскочит из груди. Я даже подумываю, не повесить ли трубку, прежде чем он ответит. Уже поздно, и в кричащем свете автозаправочной станции я ощущаю себя забытой фигурой, воспетой в картине Эдуарда Хоппера. Совсем одна на шоссе, с прижатой к уху телефонной трубкой, напряженно старающаяся услышать что-то, кроме бесконечного шипящего свиста колес проносящихся мимо машин.

– Привет, вы позвонили в квартиру Джерри Гласса. Меня нет дома, но, пожалуйста, оставьте короткое послание после сигнала.

Шок от голоса Джерри быстро сменился огромным облегчением – это всего лишь автоответчик. Так мне легче будет выговориться – все равно, что каяться в грехах в темноте исповедальни.

– Джерри, это Дана. Когда ты будешь слушать это послание, ты уже будешь знать, почему я звоню и что я сделала. Наверное, ты считаешь, что я не имела на это права, но дело уже сделано и, поверь мне, Мерфи в полном порядке.

Я перевожу дыхание.

– Мы с ним… Пожалуй, я точно не знаю, где мы сейчас. Давай скажем так: я звоню тебе из неизвестного места. Чтобы попросить тебя не беспокоиться и не устраивать себе тяжелый приступ аллергии по этому поводу. Повторяю, Мерфи в полном порядке. Обещаю, что снова позвоню тебе. А пока…

А пока, однако, предупредительный сигнал автоответчика дает мне знать, что положенный мне отрезок пленки закончился. Я было тянусь перезвонить, чтобы купить себе еще – сколько там было – тридцать секунд записи? Но потом решаю, что даже при избытке пленки и времени я вряд ли смогу сказать что-то полезное, кроме того, что уже сказала.

Завтра, когда я буду думать более четко, я снова позвоню ему. А на данный момент у меня нет больше сил. Но думается, что я могу похромать прочь от телефонной будки с ощущением, что я выполнила все требования, предъявляемые к человеческой порядочности, пусть самые минимальные. Ведь я могу повторить то, что говорят мужчины в подобных случаях – по крайней мере, я позвонила, верно?

Пока я плетусь через стоянку к своей машине, я могу разглядеть Мерфи на заднем сиденье, силуэт с поднятыми торчком ушами. Теперь мы вдвоем, только я и он, как я и задумывала. К сожалению, где-то рядом идет настоящая жизнь, и я понимаю, что взяла на себя большую ответственность, чем рассчитывала. Ответственность постоянно делать выбор за нас обоих.

Глава десятая

Наверное, все дело в том, что я ужасно устала и в четырех местах нам уже отказали, поскольку они не пускают жильцов с домашними животными, но мотель «Тенистые вязы» кажется мне тем, что надо, и он совсем рядом с шоссе. Никаких спутниковых антенн на виду и объявлений о водяных матрасах, видеомагнитофонах, фильмах для взрослых в каждом номере, магическом массаже или завтраке по принципу шведского стола. Никаких других признаков удобств, которые могли бы дать мотелю право быть придирчивым к филогенетическим чертам своей клиентуры.

Я въезжаю, руководствуясь стрелкой с надписью: «Офис». Чем ближе я к мотелю, тем идеальнее он мне кажется.

Ясно, что «Тенистые вязы» представляет собой такой тип мотеля, в которых находил прибежище герой пятидесятых годов во второразрядных фильмах. В потрепанной шляпе и в такой же потрепанной машине, которую он паркует у своего номера. Затем, пока мы наблюдаем, как он распаковывает свои вещи, состоящие из портативной пишущей машинки и четвертинки бурбона, он объясняет усталым от всего мира голосом, каким образом его занесло в это Богом забытое место.

Женщина за конторкой, кажется, тоже вышла из зернистого малобюджетного черно-белого фильма. Изможденное лицо без всякого выражения, севший от стирки кардиган поверх ночной рубашки, пара старомодных локонов под сеткой для волос, свившихся, как маленькие змейки. Не уверена, промелькнула ли в ее глазах искра сочувствия, когда она заметила мои костыли. Искра, которая быстро угасла, стоило мне признаться, что в машине у меня сидит собака.

– Извините. – Женщина пожимает плечами. – Видите, в объявлении сказано: «Никаких домашних животных».

Я воздерживаюсь от того, чтобы бесцеремонно указать ей, что в объявлении упоминаются тенистые вязы, которых здесь нет и в помине, равно как и другой растительности.

– Он очень воспитанный пес, – вместо этого говорю я. – Тихий, спокойный, ничего не ломает. Кроме того, мы всего на одну ночь.

Женщина поджимает губы и бросает еще один взгляд на мои костыли и ногу в гипсе. Я предпочитаю увидеть в этом взгляде возрождение сочувствия. Кроме того, в это время года мотель наверняка открыт только по инерции, так что любых клиентов должны встречать с распростертыми объятиями.

– Как ногу-то поломали? – спрашивает женщина, прежде чем провозгласить свой вердикт по поводу меня и Мерфи.

– С велосипеда упала. Но я уже поправляюсь. А сейчас… просто очень устала.

Ее ответный кивок предполагает, что она может себе представить хотя бы, каково это – быть очень усталой. Из-за прикрытой двери за ее спиной, ведущей, очевидно, в жилое помещение, доносится аромат тушеного мяса и приглушенное завывание радио или телевизора, транслирующего, по-видимому, какую-то религиозную музыку. Я на мгновение задумываюсь, не поможет ли мне какое-нибудь упоминание, будто невзначай, о христианских заповедях. Например, сравнение меня и Мерфи с теми двумя усталыми путниками, которым так много лет назад отказали в приюте примерно в то же время года…

Хозяйка мотеля не дает мне возможности попытаться воззвать к ее христианскому милосердию.

– Ладно, – говорит она наконец, – я могу сделать исключение, тем паче уже ночь. Только пусть пес ведет себя тихо, как вы и обещали, и не позволяйте ему ничего сожрать.

На фоне нарастающего гимна, звучащего в моей душе, я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать: «Аллилуйя!» Но ограничиваюсь бормотанием слов благодарности.

– За комнату сорок три сорок восемь с налогом.

Я уже лезу в сумку за «Визой», но тут же слышу голос Карла Харта, причем так ясно, будто он стоит за моей спиной. Будь осторожней, солнышко. Ты оставляешь бумажный след, и кто-то может найти тебя по этим хлебным крошкам, так сказать…

Да ладно, молча спорю я с ним. Давай забудем все эти шпионские игры. Я знаю, тебе безразлично, куда я уехала. И всем остальным тоже наплевать, кроме разве что Джерри. И даже Джерри не станет никого нанимать, чтобы сложить воедино все те улики, которые я оставляю за собой.

Может быть, и нет. Но вдруг Карл, будь он действительно здесь, был прав? Зачем рисковать?

– Если не возражаете, я заплачу наличными, – говорю я вслух. – Сорок три с чем?

– Сорок три сорок восемь с налогом.

Не знаю почему, но мои пальцы дрожат, когда я вытаскиваю две банкноты по двадцать американских долларов и одну десятку и протягиваю их через конторку женщине. Вся моя паранойя насчет преследования, разумеется, всего лишь паранойя. Кто я такая в реальном мире, где я живу? Похитительница собаки? Это даже не тянет на уголовное преступление.

– Получите. – Женщина отсчитывает сдачу мне в ладошку. – А теперь заполните эту регистрационную карточку…

Я беру ручку с конторки и задумываюсь, глядя на карточку, которую дала мне женщина. Значит, так: даже если Джерри не терпится выследить меня, как он приступит к делу, черт возьми? Поскольку он понятия не имеет, что у меня теперь есть машина и все необходимое, чтобы вести ее? Он также понятия не имеет о моем несчастном случае. А это означает, что ничего из того, что Джерри знает обо мне, не подскажет ему: следует искать в придорожных мотелях женщину на костылях.

С другой стороны, как, вне сомнения, сказал бы Карл, какой смысл говорить правду, если в этом нет необходимости?

– Чем быстрее вы закончите с этой картой, – замечает женщина, – тем скорее я смогу вернуться в постель.

– Да, конечно. Простите. – Я деловито взмахиваю ручкой. Что у нас здесь? Имя, адрес, модель машины, номер, название компании… Дело не в том, что я боюсь выдать всю эту информацию. Возможно, я внезапно чувствую, что все эти вопросы ко мне не относятся. По сути, чем дольше я стою здесь и думаю, тем больше мне представляется, что все, что сегодня случилось, да и не только сегодня – за все последние недели, приведшие меня в сегодня, не имеют отношения ко мне – такой, какой я когда-то была.

У меня ощущение, что «мазда», стоящая напротив офиса, точная карта дорог в ее бардачке, новенькие документы на машину в том же бардачке и даже Мерфи, терпеливо ждущий моего возвращения, принадлежат какому-то другому человеку, живущему в альтернативной галактике, чья жизнь протекает параллельно моей. Но что это за человек? Что за галактика? Чья жизнь? Чье имя должно появиться на регистрационной карточке здесь, в мотеле «Тенистые вязы»?

Из-за двери хозяйки продолжают доноситься тоскливые звуки негритянского духовного гимна. Плохо соображая, что я делаю, я начинаю отбивать такт, стуча ручкой по конторке. «Однажды потерялась, но теперь нашлась…»

– «Удивительная Грейс», – неизвестно откуда доносится голос женщины.

– Простите? – Я вздрагиваю и поднимаю глаза, на секунду подумав, что она узнала меня как литературного негра, работающего над телевизионными сериалами.

Но она показывает большим пальцем в сторону двери, откуда продолжает доноситься музыка.

– Мой самый любимый, «Удивительная Грейс».

– А, да, действительно, гимн! – Я бодро киваю и тем временем думаю: правильно, гимн. «Однажды я была слепа, но теперь я вижу». Но что именно? Что я вижу?

Возможно, я вижу Мерфи, который несется ко мне прыжками по парку в тот день, когда я звала его и звала. Или себя саму в четырнадцать лет, уставившуюся в грязное окно автобуса, забитого веселящимися мальчишками.

Или длинную, ногастую девушку в слишком короткой юбке, похожую на меня, которая на мгновение выворачивается из объятий красивого французского мальчика, чтобы иметь возможность помахать мне на прощание рукой в то мгновение, когда поезд медленно трогается.

Однажды я была слепа. Теперь я знаю, что я вижу. Без малейших колебаний и заполняю строчку в карточке, где требуется указать мое имя: Грейс.

Хозяйка мотеля косится на карточку.

– Грейс?

– Правильно. Как в гимне. – С уверенной улыбкой я протягиваю ей карточку. – Разумеется, я не претендую на эпитет.

– Грейс, а дальше? – Она предпочитает не обращать внимания на шутку и настойчиво подталкивает карточку ко мне. – Знаете, нужно полное имя, таковы уж правила.

Разумеется, я знаю. Просто имени недостаточно даже для нас, девушек по вызову.

– Да, конечно. Простите меня. – Я снова беру ручку и рядом со словом «Грейс» пишу печатными буквами «Голдберг». И ставлю вместо подписи невнятную закорючку.

Затем, когда вполне удовлетворенная женщина берет у меня карточку, а церковная музыка продолжает доноситься до меня из-за двери из невидимого радиоприемника или телевизора, я думаю: «Аминь!» Кто-то же должен сказать «аминь» всему этому?

Кто-то должен…

Глава одиннадцатая

В конце дня единственное, что можно сказать о бесконечной поездке на заднем сиденье час за часом, так это что она напоминает длинный сплошной сон. Сон с несколькими возможными окончаниями или вообще без конца, в зависимости от того, как долго еще Дана собирается ехать.

В одном варианте моего сна мы проводим ночь в мотеле, который называется «Тенистые вязы», где никаких вязов нет, а утром снова едем на запад в соответствии с какой-то ностальгической причудой Даны – гнать машину через голую, голую прерию ее прошлого. Она собирается ехать столько, на сколько хватит имеющихся у нее денег. Затем застрять в каком-нибудь зачуханном городке в Айове, Альберте или даже в Юте по воле властей, которые, наконец, нас выследят и окружат с таким количеством оружия, которого достаточно, как они объяснят нам через прорезь прицела, чтобы разнести нас в клочки. По закоулочкам, таким как Техас, Монтана или даже Армагеддон, – что окажется ближе.

Затем – секунды не проходит, и в менее занимательной части сна мы уже уезжаем из мотеля «Тенистые вязы» и к полудню снова оказываемся на границе. Там канадские таможенники пропускают нас взмахом руки, несмотря на полное отсутствие у Даны справки о сделанной мне прививке от бешенства или разумного объяснения, что она делала сутки в такой Мекке для потребителя, как Соединенные Штаты, и почему по возвращении ей абсолютно нечего предъявить на таможне. К середине дня мы уже добираемся до ее квартиры. Оттуда она снова сразу же звонит Джерри, собирается договориться с ним, как они могут поделить меня и составить соответствующее расписание.

А еще в одном варианте сна мы, Дана и я, оказываемся далеко на востоке, на маленьком острове, о котором она где-то слышала. На острове есть домик, от которого у нее почему-то имеется ключ, и практически больше ничего. Но, несмотря на изолированность, это замечательное место, и в этом варианте сна, который лично я предпочитаю всем остальным, мы вместе проводим долгие часы на пляже. Я и Дана. И она согласна нагибаться со своими костылями, чтобы поднять палку и бросить ее, и повторять это до тех пор, пока мне не надоест, что, честно сказать, происходит не скоро.

Я как раз бегу за палкой, когда вдруг вижу что-то или кого-то на вершине холма, который поднимается за домиком. День ясный, и, несмотря на мою близорукость, даже во сне я могу различить темное пятно, которое начинает обретать форму по мере приближения к нам. Тем временем Дана, которая видит лучше меня, тоже замечает это пятно и раньше меня понимает, что это приближающийся человек. Еще через несколько секунд она по походке понимает, что это мужчина.

Но поскольку я, причем не только во сне, но и наяву, обладаю превосходным обонянием, наверняка раньше нее смогу определить, кто именно приближается к нам. Это может быть опытный сыщик Карл, сумевший выследить нас. И теперь он неожиданно появляется, чтобы снова завоевать ее. Или это Марк, чудесным образом ставший таким же красивым юношей, каким был многие годы назад и за которого она вышла замуж. Даже Дерек может случайно здесь оказаться. Просто заехал, чтобы рассказать, что здоровье его поправилось и у него угловой номер в гостинице, еще лучше, чем в «Арлингтоне». Или… это может быть озабоченный Леонард, или свистун из душевой, или симпатичный Мик О’Райан, или даже какой-то француз-блондинчик с брезентовым рюкзаком на спине?

Или… это, часом, не Джерри? Что вовсе не исключается, потому что ничто не исключается в этом царстве, где я живу во сне. Все эти альтернативы, равно как и многие другие, вполне возможны… или невозможны.

Для меня нет больших различий между «тогда» и «сейчас», между «мог» и «сделал», между тем, что случилось, и тем, чего не произошло, между тем, что должно произойти, и тем, что вполне может скоро случиться. По сути, когда я крепко сплю, когда бегу на месте на своем коврике, для меня вообще почти нет различий. В мирах, где я колеблюсь между Сном и Явью, между Человеком и Зверем, между Временем и Пространством, все или ничего из вышеперечисленного в равной степени заслуживает доверия – и в равной степени является подозрительным.

Вполне может быть, что я все еще крепко сплю в квартире Джерри, ожидая звонка снизу. И просто вижу в цвете будущие приключения черно-белого пса без определенного хозяина. Пса, который однажды бегал без удержу в парке и который может сделать это сейчас, если привычный голос не позовет его назад.

И тогда пес, которого я вижу во сне, может заколебаться, задуматься, не продолжать ли ему бежать так же дико, как бегают волки. Или – повернуться и потрусить домой, подрагивая усами и быстро шевеля лапами. Потому что даже во сне я не могу не выполнить команду.