Текст книги "Любовь на коротком поводке"

Автор книги: Эрика Риттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

* * *

Зажав костыли в одной руке, я другой хватаюсь за перила и с трудом, прыжками, поднимаюсь по ступенькам крыльца. Затем, чтобы отдышаться, прислоняюсь лбом к двери и ищу в кармане ключи. Затем я снова встаю на костыли, толкаю дверь и перекидываю себя через порог. Когда я закрываю дверь, я уже снова еле перевожу дыхание.

Начинает звонить телефон, и я охотно двигаюсь к нему, радуясь этому жизнерадостному звуку. После посещения Марка я рада любому доказательству, что планета все еще вертится. Я жажду возможности услышать чей-нибудь голос, который поможет мне не зацикливаться на том ужасном зрелище, которое все еще стоит перед моими глазами.

– Алло?

– Привет, Дана. Это Леонард.

– Леонард! – Леонард, разумеется, один из Женатиков. Хотя с его последнего визита в город прошло так много времени, что мне требуется сделать паузу, чтобы перебрать мою мысленную картотеку. – Где ты сейчас?

– Дома. Вернее, в машине, недалеко от дома. Слушай, я сразу перейду к делу. – Голос звучит странно, нечетко, возможно, потому, что он звонит из машины. – Я слышал, что тебе… пришлось полежать в больнице. Я очень беспокоюсь.

– О! – Меня поражает, что даже такой человек, как Леонард, не живущий в нашем городе, слышал о моем приключении с велосипедом. – Ты не волнуйся. Все было не так страшно, как…

– Дана, я не собираюсь притворяться, что меня это НЕ беспокоит. Вернее будет сказать – я получил настоящий шок. Я ведь понятия не имел, что ты была замужем, тем более… Ну, меня это потрясло.

– Я… прости, я не понимаю? – Разумеется, я прекрасно его слышу, несмотря на статические помехи. Более того, мне кажется, я начинаю понимать, что он пытается сказать. Но мой первый порыв – защититься от этого.

– Ты же не станешь отрицать того факта, что была замужем?

Нет, но в данный момент, как ни стыдно мне признаться, мне очень хочется это отрицать. Не для того, чтобы доказать Марку, что я иду дальше. Скорее, чтобы доказать себя, что жизнь, в которой я никогда не выходила за него замуж, так же вероятна, как и альтернатива.

– Я ничего не собираюсь ни подтверждать, ни отрицать, – говорю я. – Пока ты не зачитаешь мне мои права.

– Ты еще и шутишь на эту тему? Надеюсь, нет!

Нет, я не собираюсь шутить, решаю я. Может быть, Леонарду бы поделом, но Марк заслуживает лучшего.

– Леонард, мы с Марком расстались за много лет до того, как я встретила тебя. И, если честно, я вовсе не считаю, что должна была об этом всем тебе докладывать.

– Не остри, Дана, умоляю тебя. Мне и так нелегко было тебе позвонить.

– Думаю, что это так. Особенно если учесть, что тебе приходится в одной руке держать трубку, а другой рулить.

– Слушай, дело вот в чем. Он ведь умирает от СПИДа?

– Откуда ты вообще?..

– Неважно. Знаю, и все. Самое главное – это полный кошмар!

– Ты мне это говоришь?

– И хотя я очень тебе сочувствую, боюсь, я должен спросить: а как у тебя со здоровьем?

– У меня?.. Леонард, давай говорить открытым текстом. Ты хочешь знать, не подхватила ли я СПИД?

– Да ладно. Ты же светская женщина. Наверняка я не единственный из твоих недавних партнеров, которому пришло в голову этим поинтересоваться. Ведь не зная, когда распался ваш брак, и учитывая, какому риску ты подвергаешься при твоем образе жизни…

– Леонард, немедленно замолчи, слышишь?! Давай я тебя кое о чем спрошу. Неужели ты думаешь, что если бы я подвергалась риску, я не предупредила бы каждого, кому могла угрожать та же опасность?

– Ну, я очень на это надеюсь. С другой стороны…

– С другой стороны, ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы быть в этом уверенным?

– Дана, да ладно тебе. – И Леонард даже пробует рассмеяться, но смех его по мобильному звучит нервно и визгливо. – Я полагаю, что достаточно хорошо тебя знаю. И верю в то, что ты мне говоришь. Но я счел разумным спросить. Ты же знаешь, я ведь человек женатый.

– Да, я знаю. – Хотя, если честно, я не понимаю, какое это в данном случае имеет значение. Поскольку Леонард перестал спать со своей женой примерно тогда же, когда я перестала спать с Марком. Единственная разница – они продолжали жить вместе. Внезапно оторопь, в которую вогнал меня этот разговор, переходит в раздражение. – Хочешь знать, что еще я о тебе знаю, Леонард? Ты настоящее дерьмо, потому что позвонил мне в такое время и не произнес ни одного сочувственного слова в адрес умирающего человека! Как так вышло, что я раньше не замечала, какое ты дерьмо? – Хотя, разумеется, я знала, что представляет собой Леонард и что представляю собой я – по ассоциации. И единственная разница между нами – я теперь начинаю хотеть измениться.

– Слушай, нет никакого резона разговаривать таким тоном. Ведь у меня есть полное право…

– Разумеется, у тебя есть полное право, Леонард! И не позволяй мне задерживать тебя хотя бы на минуту. Поскольку тебе, вероятно, предстоит сделать то, что Оскар Уайльд назвал множеством сходных звонков в округе. Полагаю, я не единственная твоя подруга по койке вне города, у которой умирает любимый человек и кому у тебя есть шанс потрепать нервы.

Повесив трубку, я долго сижу, не думая абсолютно ни о чем. Пока мне не приходит в голову, что о чем-то я все-таки думаю. Размышляю над альтернативами. Самым серьезным образом.

Во-первых, я могу продолжать жить, как живу. Сидеть в одиночестве, в унынии, рядом с парой костылей, прислоненных к стулу, без всяких планов, кроме моральной подготовки к подобным звонкам, когда слух о болезни Марка достигнет ушей других Женатиков.

Другой вариант: послушаться Марка и наконец все резко поменять. Не когда-нибудь в будущем, когда заживет нога, а прямо сейчас, когда она все еще болит.

Ведь если подумать – чего я жду? Марк может протянуть еще много недель, даже месяцев. В любом случае, он четко заявил, что хочет, чтобы я уехала. О’Райан в любой день может податься на побережье, искать Карен, или, не найдя ее в Лос-Анджелесе, уехать на край земли. Я отказалась от всех тех Женатиков, которые не успели отказаться от меня первыми. И похоронила свою настоящую любовь, как звезду, слишком далекую даже для того, чтобы фигурировать в моем гороскопе. Даже мое будущее в качестве литературного негра сейчас под угрозой, потому что я виновна в смертном грехе – я показала, что мне не безразлично, что происходит, пусть хоть самую малость.

Когда я излагаю все это самой себе, то понимаю: есть все показания к тому, чтобы уехать, и никаких – чтобы остаться. И все же, куда мне ехать? По какой дороге?

Это длинная извилистая дорога, которая ведет к дверям квартиры Джерри. И на другом конце меня ждет… Ну, возможно, не то чтобы ждет. И все же: столько времени спустя я готова поспорить, что есть одна вещь, о которой у нас с Мерфи общее мнение: теперь моя очередь вернуться, и неважно, позвали меня или нет.

Это будет нечто, согласны? Сжечь все мои сомнения, сожаления, ошибки и мосты! Все – в один короткий опьяняющий момент. А потом я давлю на газ и смахиваю слезу.

Глава пятая

Даже когда я начинаю подниматься вверх по узкой лестнице Португальской академии вождения Луиса да Сильва, я, как это ни парадоксально, ощущаю, что спускаюсь вниз, прямо на дно огромной бочки. Наверное, это имели в виду все инструкторы школ вождения, которые на данный момент отказали мне.

– Попытайтесь обратиться к да Сильва, – говорили они, и мужчины и женщины, – Луис берет почти всех.

Как выяснилось, действительно почти.

– Конешно, конешно, – сразу же соглашается Луис, когда я и мои костыли добираемся до офиса, выглядящего временным и расположенного над бакалейной лавкой. – Я вас учить, как вы пожелать. Конечно, афтоматичная трансмиссия или палка в пол на четыре сторона. Как вы пожелать, так я и учить.

Пока все выглядит идеально.

– Если у меня есть выбор, я предпочитаю стандартную трансмиссию. – Я просто сияю. – Я пока еще не купила машину, но я полагаю, что ради экономии бензина и в целях охраны окружающей среды… – Я не успеваю закончить фразу.

– Конешно, конешно, только… Простить… Вас я тогда не учить. – И с этими словами Луис вырывает бланк заявления на английском и португальском из моей руки.

– Ну, тогда ладно. Если вы думаете, что моя травма может представлять проблему, тогда я согласна на автоматическую. А систему ручного переключения передач я всегда смогу изучить позже. – Я вырываю бланк заявления из руки Луиса и решительно пристраиваюсь к его столу, чтобы его заполнить.

– Нет, нет. – Он еще раз вытаскивает листок бумаги из-под моего носа. – Вы, как я сказать, я не учить. Потому что у вас есть этот нога, так? Вся колечена, так?

– Ну да, немного. Я собираюсь еще раз потянуться за бумажкой, потом передумываю. – Именно поэтому сейчас идеальный момент для меня, чтобы научиться водить машину. Потому что я больше не могу ездить на велосипеде, Луис. Я и ходить пока толком не могу, мне даже сесть в общественный транспорт затруднительно. Я что хочу сказать: ведь у каждого есть право как-то передвигаться, верно?

– Конешно, конешно. – Глаза Луиса аж потемнели от сочувствия. Но одновременно он пожимает плечами. – Только вы видеть… Вы возвращаться позже, ладно? Вы возвращаться позже, когда вы мочь водить. О’кей?

– Но я именно это и пытаюсь вам объяснить: когда я смогу водить, я смогу без этого обойтись. Я именно сейчас должна научиться! Как я уже сказала, для этого мне левая нога не понадобится, ведь мне придется нажимать только на газ и на тормоз, так? Так почему бы вам не принять меня и не попытаться научить? Тогда и видно будет, смогу я или нет.

Даже споря с Луисом, я не могу не подивиться иронии всей ситуации. Я, которая как скала противостояла всем многочисленным попыткам научить меня водить машину, теперь умоляю дать мне возможность сесть за руль и понажимать на эти педали, причем под руководством человека, которому явно зря доверили это занятие.

Причем умоляю я впустую, потому что Луис печально качает головой.

– Нет. Не пойдет. Забывать все, что вам говорить… Даже в академия да Сильва ты должен ходить, прежде чем водить. Понятно?

Единственное, что мне понятно, когда я с трудом спускаюсь с лестницы, так это что я должна научиться водить, и неважно, буду я когда-нибудь ходить или нет. Поэтому мне придется принять экстраординарные меры, куда более рисковые, чем уроки вождения под сомнительным руководством да Сильвы, даже если бы он на это согласился.

Я решительно возвращаюсь в свою квартиру, где сразу же, не оставив себя времени на раздумья, направляюсь к телефону и набираю номер.

– Харт.

Помимо собственной воли, я испытываю прилив радости при звуке его голоса, делового и такого знакомого, что мне кажется, будто я слышала его вчера.

– Привет, Харт. Я отвечаю на твой звонок. Или, скорее, звонки.

Пауза. Затем:

– Господи! Не может быть! Разве что… Подожди. Сегодня, часом, не первое апреля? О-хо-хо, до чего же быстро бежит время, когда ждешь телефонного звонка! – Я замечаю, что он старается подделаться под мой тон, говорит спокойно, тепло, но без эмоций. Разве что легкая небрежность Карла вполне может быть искренней.

– Ладно, признаюсь, я несколько задержалась с ответом на твой звонок.

– Совсем немного, солнышко. Я… слушай, как ты там? Столько времени прошло.

Совершенно ясно, что Карл ничего не знает о моем несчастном случае или о других невзгодах, которые выпали на мою долю с той поры, как я с ним рассталась.

– Я в порядке. – Я глубоко вздыхаю, чтобы сама себя в этом убедить. – Карл, я не буду ходить вокруг да около. Я позвонила тебе потому, что мне нужно тебя кое о чем попросить.

– Выкладывай, – говорит он. Причем с такой искренней готовностью, что я едва не влюбляюсь в него снова.

– Мне нужно… Я хочу, чтобы ты выполнил свое обещание, помнишь? Научил меня водить машину.

– Я буду у тебя через полчаса, – говорит он. – Это тебя устраивает?

Глава шестая

На этот раз Карл свое слово сдержал. Точно через тридцать минут после того как я повесила трубку, я услышала знакомые шаги на крыльце, затем звонок в дверь. Я протащилась на костылях по коридору и, перед тем как открыть дверь, остановилась лишь на секунду, чтобы изобразить на лице подобие улыбки.

– Ну надо же! – Карл, стоящий с другой стороны двери тоже улыбается. – Вот уж неожиданность, так… – Улыбка исчезает с его лица, когда он видит мои костыли и загипсованную левую ногу. – Бог мой, что это?!

– Несчастный случай. Но сейчас мне лучше.

– Какой несчастный случай? – Карл, стоящий на моем крыльце, выглядит все таким же, и это меня беспокоит. Мне представляется невозможным, прямо-таки неприличным, что он ничуть не изменился за эти полные событий недели, прошедшие после нашего расставания. Все та же проседь на висках, которую я заметила во время последней встречи, морщинки вокруг глаз. Да и пальто из твида, которое он сегодня надел, кажется мне слегка поношенным и более подходящим для бесцветного агента из английского шпионского романа. Но, в общем и целом, он тот же самый Карл, который однажды дождливым днем появился на этом крыльце и заставил меня в себя влюбиться. Вопреки разуму и моим инстинктам.

– Наверное, мне следовало предупредить тебя по телефону, – извиняюсь я. – С виду страшнее, чем на самом деле.

– Да? – Он скептически поднимает бровь. – По мне, это выглядит довольно серьезно. Что произошло, черт побери?

– Об этом потом. Ты обещал научить меня водить машину, помнишь? Надеюсь, ты не собираешься отказываться от своего обещания?

– Ну… это надо обговорить.

Карл берет мои костыли и помогает мне спуститься по ступенькам. Даже в такой бесславной ситуации его прикосновение к моей руке заставляет мой пульс биться чаще. С одной стороны, хорошо, что моя травма более или менее снимает вопрос о сексе с повестки дня. С другой стороны, мне обидно, что я лишена даже роскоши решать, заниматься мне с ним любовью или нет.

Он помогает мне дойти до стоящей у тротуара машины. Затем открывает дверцу со стороны пассажира и помогает мне сесть. Костыли он забрасывает на заднее сиденье, а сам садится за руль.

– Ну, куда теперь?

– Предлагаю, – говорю я, – посмотреть, куда нас приведут проселочные дороги. Как тебе мое предложение?

Уголок его рта слегка дернулся, но он сделал вид, что сосредоточен на том, чтобы правильно повернуть зеркало заднего вида.

– Мне кажется, что это приятная основа для создания жизненной философии. – Затем, упорно не глядя на меня, он завел мотор и двинул машину с места.

Сидя так близко друг от друга, мы оба старательно избегаем прикосновений. Почему-то, хотя прошло так много времени, нам не о чем говорить. Не то чтобы мы ощущали неловкость. Просто создается впечатление, что мы оба приготовились ждать, и не только чтобы выяснить, куда ведут эти дороги, но и чтобы продумать условия, на каких мы эту поездку предпринимаем.

Когда он сворачивает на второстепенную дорогу, а затем и на проселочную, которая идет по пересеченной местности, я не могу с уверенностью сказать, что это та же самая дорога, по которой мы ехали раньше, или просто случайная импровизация. Вскоре, как и можно было ожидать, мощенная гравием дорога сужается и переходит в грунтовую. Карл останавливает машину, откашливается и поворачивается ко мне.

– Так насчет твоего несчастного случая. Что произошло?

– Я ехала на велосипеде. Теперь можешь смеяться.

Но он смеяться не стал.

– Не повезло.

– Да будет тебе. Ты же имеешь полное право позлорадствовать: а что я тебе говорил?

– Не собираюсь. – Он протягивает руку и берет мою ладонь. – Мне очень жаль, солнышко. И здорово ты покалечилась?

– Мне еще некоторое время придется походить на костылях, затем с тростью. А потом… ну, тут уж как получится. Но я верю, что все обойдется.

– Такая красивая нога. – Он продолжает держать мою руку, сжимая ее все сильнее.

– Через минуту ты сломаешь мне руку, – шучу я и убираю руку. Смешно, но моя мать тоже посчитала эпизод с моей ногой настоящей трагедией. – Карл, со мной все будет в порядке. Правда. – А пока я делаю все от меня зависящее, чтобы не купиться на его заботу. Даже пытаюсь вспомнить тот день, когда он послушно ушел из моей жизни, бросив ключ в посудину на столе, после того как долго убеждал меня, что не собирается от меня отказываться. И даже не пообещал, что перестанет врать мне – и моим красивым ногам.

– Почему ты мне ничего не сказала? – спрашивает он. – Почему ты не ответила ни на одно мое послание?

На этот вопрос у меня нет готового ответа. Разве что спросить, почему он меня обманывал? Но в данную минуту я не собираюсь его об этом спрашивать. Поэтому я просто пожимаю плечами и смотрю в окно, пытаясь определить, куда же нас занесло.

Здесь, за городом, куда больше видимых примет скорого приближения зимы. Между пучками стерни лежат небольшие островки пушистого снега. Насколько я могу судить, именно здесь мы занимались любовью на переднем сиденье фургона его жены. Как же давно это было!

– Карл, я вполне серьезно хочу, чтобы ты выполнил свое обещание.

– Ты о чем? О том, чтобы научиться водить? Прелестно, но… ведь не сегодня же?

– Почему не сегодня? Когда я позвонила и попросила об одолжении, ты сказал: «Выкладывай», – что я и сделала.

– Но ты в таком состоянии… Видишь ли, ты…. – Он не может найти приличное слово, чтобы описать мое состояние, и жестом указывает на ногу в гипсе.

– Я что, калека? Ну, конечно, сегодня никто это слово не употребляет. Даже инвалидом никто никого не называет. Считается, что я сейчас в «физическом затруднении». Кроме того, все пройдет со временем. К тому моменту, как я буду готова сдавать экзамен по вождению. Я смогу убедить инструктора, что костыль на заднем сиденье принадлежит не мне и что я вполне способна на все, на что способен любой новичок-женщина.

– Ладно, давай пофантазируем и предположим, что… Слушай, с чего это ты вдруг решила в срочном порядке научиться водить машину?

– Ну, в моем «состоянии», как ты деликатно выразился, разве не проще ездить на машине, чем на велосипеде или ходить пешком?

– Да, но я тебя знаю, солнышко. Тут есть что-то еще. С тобой всегда можно рассчитывать на какую-то подоплеку.

Я мило ему улыбаюсь.

– Ты хочешь сказать, в отличие от тебя?

Несколько секунд кажется, что он готов ответить, и я жду ехидного высказывания.

Но напрасно. Карл продолжает изучать меня, как будто раздумывает, стоит ли дальше меня расспрашивать. Затем резко открывает дверцу и выходит из машины.

– Ладно, тогда начнем, – говорит он. – Переползай за руль, и рванем. Хотя лучше не надо. Не обижайся, но… больше всего я рассчитываю на то, что здесь, в середине неизвестно чего, существует определенный предел вреда, который ты можешь причинить, сидя у руля даже с одной ногой.

* * *

Карл прав. Даже с одной ногой вести машину здесь, за городом, совсем не рискованно. Никаких белых линий разметки, никаких светофоров, которым следует подчиняться, никаких парковочных стоянок, куда следует заезжать, никаких других машин, чтобы лишить меня уверенности. Вне сомнения, именно такой стратегии придерживался мой отец, когда много лет назад учил сестру и брата водить машину в голой прерии.

Но в сравнении с перспективой занятий с отцом учиться у Карла мне нравится. В нашем взаимодействии есть что-то очень простое, так что я жалею, что наши личные отношения не развивались таким же образом. Карл говорит мне, что делать, и я пытаюсь выполнить его указание. Если у меня получается, он не жалеет похвал. Если же мне что-то не удается, он милостиво меня прощает. Что касается меня, то я полна энтузиазма, возбуждена, послушна и безмерно благодарна, чем сильно отличаюсь от присущей мне привычной противоречивости. Самое главное: ни разу во время всего занятия мне не пришло в голову спросить: «Куда мы едем? Что дальше? Почему ты устанавливаешь все правила?»

По сути, все отношения между женщиной и мужчиной должны быть такими же незатейливыми. Может быть, Карл и раньше, когда пытался меня уговорить поучиться водить машину, чувствовал это. Именно этим мы с ним и должны были заниматься, вместо того чтобы делать мучительные повороты, касающиеся конфликтующих сторон, личных жизненных историй и других скрытых опасностей на дороге.

Когда он отдает мне команду остановиться и выключить мотор, я обнаруживаю, что мы подъехали к крутому обрыву над озером.

– Вау! Вершина мира, не иначе. А что это за мутное пятно там впереди? Случайно, не другой берег?

День серенький, озеро – тоже. Такое большое и неподвижное, что кажется отражением неба, которое стремится к встрече с самим собой на дальнем горизонте. Карл критически смотрит на дальнюю полоску, на которую я ему показываю, и подтверждает.

– Да, там Америка.

– Бог мой! – Почему-то меня удивляет, что смутный иностранный горизонт совсем рядом со мной, рукой подать. – У меня такое ощущение, что я могу нажать на газ и проехать прямо по воде.

Карл смеется.

– На твоем месте я бы рисковать не стал. Не в твой первый день за рулем.

Нет, не в мой первый день за рулем. Но когда-нибудь, причем скоро.

– Но начинаешь понимать, что можно взять и поехать… почти куда захочешь.

– Ты сможешь, – говорит он. – Во всяком случае, я надеюсь, что со временем ты так и сделаешь.

Я круто поворачиваюсь к нему.

– У тебя был твой шанс, забыл? Когда мы в прошлый раз здесь были. Мы говорили о том, чтобы уехать. По сути, ты пообещал выполнить то, что требуется от тебя, как только моя нога окажется на педали газа.

– Разве? – Внезапно он начинает выглядеть побитым.

– Да, именно так. У тебя был шанс. Но ты решил им не пользоваться.

– Я не мог, солнышко.

– Это почему?

– О господи, Дана! – Он нетерпеливо дергается. – Какой смысл сейчас это обсуждать? К чему, черт возьми, это может привести?

– Послушай, какого тогда лешего ты оставлял эти бесконечные послания на моем автоответчике, умоляя меня с тобой поговорить? Каким ты себе этот разговор представлял?

– Я надеялся, что мы будем говорить о том, что впереди, а не о том, что в прошлом.

– Ладно. О том, что впереди. Я надеюсь, что ты, наконец, признаешься, что врал мне. Так ты мне врал?

– Когда именно я тебе врал?

Помимо собственной воли я смеюсь, коротко и резко. Ведь его ответ говорит сам за себя до такой степени, что спрашивать уже больше ни о чем не надо, остается только смеяться. Но я продолжаю:

– Хорошо, допустим, когда ты говорил, что ездишь в командировки, а на самом деле жил дома у своей жены?

– Послушай, солнышко… – Я чувствую, как тщательно он подбирает слова. – Это у тебя просто навязчивая идея.

– Но после того как она у меня появилась, ты не смог ее опровергнуть.

– Дана, если настоящий вопрос в том, люблю я тебя или нет…

– Нет! – Я поднимаю руку. – Я хочу знать. Ты был в Галифаксе?

– Когда… вообще?

– Не придуривайся. Карл, сейчас ты уже можешь сказать мне правду. Ведь терять больше нечего.

– Верно. – Карл откидывает голову на подголовник и закрывает глаза. – С другой стороны…

– С другой стороны, нет никакой другой стороны, черт бы тебя побрал! – Мне обидно, что я все еще чувствую к нему привязанность, и мне приходится сдерживать слезы. – Я относилась к тебе серьезно, а в конце концов у меня осталось чувство, что мною просто попользовались.

– Нет, это не так. Ничего подобного. – Он поворачивается ко мне, чтобы вытереть большим пальцем невольную слезу на моей щеке. – Но, видишь ли, с моей точки зрения, ты не давала мне никакой возможности защититься. Даже сейчас. Ты решила, что между нами все кончено… и я не смог до тебя достучаться.

Неужели он прав? Разве я решила с ним расстаться в тот момент, когда расстегнула молнию на его сумке и порылась в ней?

– Я вовсе не хочу, чтобы ты до меня «достучался», Карл. Я хочу услышать от тебя правду.

– Что автоматически означает, что до сих пор я тебе врал.

Ну, тут он точно прав. Я внезапно смущаюсь и поворачиваю голову к окну.

– Видишь? – говорит Карл, почувствовав некоторое преимущество. – Ты не можешь этого отрицать. Ты приняла такое решение, один Бог ведает, почему. То, что между нами было… ты больше таких отношений не хотела. Но ты не рискнула сказать это прямо.

Вполне вероятно, и здесь он прав. С другой стороны, вполне может быть, он случайно наткнулся на нечто, что только звучит верно и потому позволяет ему выглядеть прилично.

– Мне нужна правда, Карл. Только правда, и больше ничего. – Я заставила себя взглянуть ему прямо в лицо. – Вне зависимости от того, совпадает это или нет с тем, что я слышала раньше.

– Вот тебе правда. Единственная правда, другой нет. – И он протягивает руки, чтобы мягко притянуть меня к себе.

Я позволяю ему поцеловать себя и удивляюсь, что губы его так же приятны на вкус, как и раньше. В то же самое время я остро ощущаю, что его не слишком беспокоит тот факт, что обрыв, на котором мы стоим и откуда виден берег Нью-Йорка – предел, до которого мы с ним когда-либо сможем добраться.

– Я думаю, – говорю я, ответив на его поцелуй, – что я готова отвезти нас туда, откуда мы начали. Причем целыми и невредимыми. Ведь в этом все дело, верно?

– Да. – Он печально кивает. – В этом все дело.

Пока я веду машину к дороге из гравия, как стрела пронизывающей скошенное поле, я чувствую, что Карл положил руку на колено моей здоровой ноги и не собирается ее оттуда убирать. Но только до того момента, пока мы не доберемся до асфальтированной дороги. Там, я знаю, он поменяется со мной местами и сам поведет машину, пока мы не доедем до места, откуда тронулись в путь, до моего дома. Там он меня высадит, а сам поедет дальше, в следующий пункт назначения.

Глава седьмая

«Привет! Я на некоторое время уехала из города, оставив за себя автоответчик. Если вы собираетесь в мое отсутствие меня обокрасть, на столе в холле лежит список моих ценных вещей. Берите, что хотите, но не забудьте вычеркнуть взятое из списка, чтобы я сразу знала, чего не хватает. Спасибо. Приятного вам дня». Биип.

* * *

Эй, Мерфи, только взгляни на меня! Я веду машину! Совершенно самостоятельно, на шоссе, причем свою собственную машину. Если тебе интересно, это «Мазда-323», она всегда мне нравилась. Совершенно новая, заплачено наличными – пожалуй, самый взрослый поступок в моей жизни. И самый дорогостоящий. Особенно если учесть стоимость страховки, которая для водителя-новичка легко превышает проценты с национального долга.

Но кто жалуется? Она стоит каждого пенни, каждого мучительного шага в медленном процессе, который привел меня туда, где я нахожусь сейчас – на открытое шоссе, по которому я еду в той скоростью, какую сама выбрала.

Нет никого, кроме голов без тел, выглядывающих из окон наших машин.

Мы обгоняем друг друга, на секунду встречаясь глазами. И исчезаем, мчимся вперед, неизвестные и непознаваемые. Наши тайны сдерживаются ремнями безопасности, наши личности скрыты каждая в своей индивидуальной капсуле из металла и стекла, а наши души совершают бесконечные орбиты вокруг континента.

Чернила едва успели высохнуть на моем водительском удостоверении, как я отправилась в свой первый путь. По тщательно выбранным заранее второстепенным дорогам, которые соответствуют моему принципу: две полосы – хорошо, четыре полосы – плохо. В уме я держу паутину пересекающихся шоссе, которые должны привести меня от моей собственной входной двери через широкую незащищенную границу – к твоей.

Не обращай внимания на мой маршрут. Достаточно и того, что я уже в пути. Следует учесть необходимые остановки, чтобы пописать, с чем у меня в последнее время проблемы. Никак не могу понять, почему костыли заставляют мою мочевую систему работать в усиленном режиме? Или это привычка, которую я подхватила у тебя – постоянное желание, путешествуя по дороге жизни, остановиться и окропить цветы?

Что ожидает меня в конце именно этой дороги – об этом я стараюсь не задумываться. Вдруг Джерри неожиданно окажется дома, когда я появлюсь со своими костылями? Что я скажу? Не следует ли мне предотвратить такую вероятность и заранее позвонить? И повесить трубку, если он ответит. Он сможет догадаться, кто звонит и зачем?

Что, если эти мои так тщательно продуманные планы станут жертвой твоего закона, того самого, в соответствии с которым все, что может пойти наперекосяк, обязательно пойдет наперекосяк? Об этом даже думать не хочется, и я не буду, по крайней мере, сейчас.

Теперь же, подвешенная между временем и пространством, на этой дороге без швов, начала, середины и конца, легко представить себе, что я могу ехать так бесконечно. Мимо дорожных знаков, которые возвещают: «Впереди придорожный стол для пикника», «До Литтл Баррел ½ мили», «Справа красивый вид», «Скользко в плохую погоду». Мимо оборванных кустарных плакатов с любительскими рисунками гамбургеров, которые напоминают мозги на булке, или рекламы лучшего в мире мороженого. Мимо афиш цирков, которые давным-давно уже нет, и объявления о Дне ирландского наследия, который уже давно прошел. Мимо объявления о грядущем Фестивале снежинки и Музее окаменевших животных, открытом круглогодично.

Вы удивитесь, если я признаюсь, что я все еще скучаю по своим велосипедным дням? Вы поразитесь, если я скажу, что несколько запоздало заняла свое место в этом анонимном взрослом царстве? В еще одном пожирателе бензина, свинье на дороге, и в смертельном отравителе верхних слоев земной атмосферы. За рулем этой дымящей, огнедышащей, поднимающей пыль и рискованной машины. Чья единственная положительная черта кроется в каждом обороте ее четырех новеньких колес, которые приближают меня к тебе.

Эй, Мерфи, взгляни на меня: я веду машину! Заключена в свой собственный отдельный пузырь. Потребляю свою собственную пайку нефтепродуктов, съедаю свой собственный отрезок серого шоссе, которое исчезает, миля за милей, под моими колесами. И пропадает в мареве выхлопного газа.

Глава восьмая

Даже во сне я сознаю, что это сон, который я видел уже десяток раз. Во сне Дана въезжает на парковочную стоянку для гостей, что за домом. Потом на костылях идет на стоянку для машин жильцов, дабы убедиться, что машины Джерри там нет.

Ее и в самом деле там нет. Пока все идет хорошо. И все же, чтобы убедиться, она нажимает кнопку звонка. Разумеется, никто не отвечает. Никого нет дома, кроме нас, цыплят, а мы крепко спим. Нам звонок всего лишь снится.

В своем воображении Дана много раз представляла себе, как все будет, по сути, столько же раз, сколько я видел этот сон. Так часто, что ей даже стало казаться, что когда она будет совершать это преступление, оно покажется ей нереальным. Так наверняка должны себя чувствовать грабители банков в момент преступления, которое репетировалось изрядное количество раз. Как будто реальное событие – всего лишь еще один сон, от которого просыпаешься весь в поту и осознаешь правду, которая, как ни смешно, менее яркая, чем модель.