Текст книги "Фантастический триллер"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

Соавторы: Роберт Уэйд,Дуглас Уорнер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– Мне очень жаль, – сказала она. – Я знаю, как много это для вас значило.

Дарк пожал плечами, пытаясь изобразить безразличие.

– А, ничего не значило. Просто это был хороший репортаж, вот и все. Я угробил на него кучу времени. Если хотите знать, меня больше всего возмущает сам факт – то, что какой-то магнат имеет право вот так самовольно запрещать слово правды. Однако будем откровенны – подобное происходит всегда и везде: ловкая коррупция, тайные телефонные разговоры, выпивки в клубах для избранных, дружеское похлопывание по плечу… Я работаю в «Наблюдателе» уже пять лет и привык считать, что наш журнал свободный и не зависимый от какого-либо влияния. Мне и до сих пор тяжело поверить, что это неправда.

Мэри нежно коснулась его руки.

– Пол, не стоит принимать это так близко к сердцу. В конце концов, может, так оно лучше и для вас, и для меня. Какой вред от того, что «Черил» беспрепятственно осуществит свою рекламную авантюру? Женщины будут покупать «Красотворец» и получать радость от этого. Как косметическое средство он не хуже и не лучше любого другого. Сколько вокруг раздутой и лживой рекламы, так зачем же придираться именно к «Черил»? Потому что они сделали меня красивой и теперь будут утверждать, что такой сможет стать любая женщина, которая воспользуется «Красотворцем»? Но это же совершенно нормальное явление в мире, где мы живем, – лги, искажай, делай все, что можешь, лишь бы заинтересовать покупателей. Об этом знают почти все.

– Возможно, вы и правы, – нехотя согласился Дарк. – У меня не осталось никаких идеалов.

Мэри легонько обняла его рукой за плечи.

– Вам нужно отдохнуть, Пол, – прошептала она. – Почему бы вам тоже не поехать в Антиб? Мы были бы там только вдвоем – вы и я. И забыли бы о «Черил» и «Наблюдателе». Почему вы не хотите, дорогой?

Дарк долго смотрел на нее, тщетно пытаясь преодолеть колебание, затем вновь наполнил рюмки.

– Нет, – коротко и решительно произнес он.

– Вы не любите меня? Ни капельки? – спросила она.

– Если и люблю, то совсем не потому, что вы так невероятно красивы. А впрочем, люблю я вас или нет – не имеет ни малейшего значения. Сегодня вы козырь на руках у Фаберже. В этом смысле я пытался уничтожить вас, но Фаберже победил. Он сумел нажать нужные кнопки.

– Почему вы никак не можете забыть о Фаберже? Теперь уже все позади, мы оба свободны и ничем не связаны.

– Поезжайте в Антиб и отдыхайте, – сказал Дарк. – Это даст нам обоим время подумать. А сейчас, если не возражаете, я сделаю последние снимки. Мне будет приятно вспоминать вас такой, какая вы сегодня.

Он приготовил камеру и освещение и сделал несколько черно-белых и цветных снимков. Было полтретьего ночи.

– А теперь я отвезу вас, – произнес он.

Они возвратились к отелю «Оникс-Астория», и Дарк, не выходя из машины, по-дружески поцеловал девушку.

– Поезжайте, развейтесь немного, – сказал он.

– Постараюсь, – отозвалась Мэри. – Вы не приедете?

– Может, и приеду. Я дам вам знать.

– Если мы не увидимся до моего возвращения, я разыщу вас, когда вернусь.

– Вряд ли у меня хватит силы воли так долго ждать, – хмуро усмехнулся он.

Вот так они и расстались, оба сознавая то, что было сказано, и совсем не подозревая, какие страшные и драматические события ждут их в будущем.

Часть третья
Крах

Глава восемнадцатая

Вилла «Лорен» представляла собой большой кубический дом, окрашенный в розовый цвет, с традиционными на средиземноморском побережье зелеными жалюзи на окнах. Она стояла в красивом месте, у подножия горной цепи на запад от Антиба, у самого голубого моря. Несмотря на немного старомодный вид, это было вполне современное здание с такими удобствами как кондиционер и искусственно охлажденная вода, что было совсем не лишним во время летней жары. Вилла состояла из четырнадцати комнат, включая шесть спален, три ванные и три клозета.

Сад был совсем небольшим, поскольку крутой склон затруднял обработку земли. Сразу же за домом в безоблачную синеву неба вздымались горы. От парадных дверей меж деревьев и кустов сбегала вниз извилистая дорожка, которая, пересекая прибрежное шоссе, упиралась в маленькую каменистую бухточку, куда почти не заглядывали туристы. От Антиба ее отделяли несколько километров. Вилла принадлежала Жану Лайе, разбогатевшему на алжирских винах и коньяках и от многолетней дегустации собственных изделий ставшему похожим на винную бочку. Когда он не жил на своей вилле, то почти наверняка совершал инспекционную поездку по своим четырем громадным виноградникам в Северной Африке, у самой тунисской границы: У него была также роскошная квартира в Париже, которой они с женой всегда пользовались раздельно. Ходили слухи, будто эта квартира представляет собой гнездышко для внебрачных приключений. Успехами у противоположного пола Жан был обязан своим деньгам, а Клодетта – весьма привлекательной внешности. Здесь между супругами существовало неписаное соглашение, хорошо проверенное на практике: атмосфера на вилле «Лорен» всегда была искренней и доброжелательной, а часто и веселой, и никто из знакомых не мог припомнить, чтобы они когда-нибудь ссорились.

В летние месяцы (а часто и в течение всего года) Жан Лайе предоставлял жилье избранному кругу гостей, заранее оговаривая плату, и, таким образом, вилла «Лорен» представляла собой небольшой неофициальный отель с прислугой и удобствами, рассчитанный человек на десять-двенадцать. Так что дом не только сам покрывал расходы на свое содержание и уход, но еще и приносил довольно приличный доход; к тому же Лайе получали возможность встречаться в домашней обстановке с широким кругом людей, имеющих вес в нужных им сферах. Жан Лайе высоко ценил такие связи и отлично умел их использовать. Эмиль Фаберже, например, хотя они познакомились всего несколько лет назад, уже был косвенным инициатором трех крупных экспортных операций Лайе в Англии, Германии и Швеции. В ответ на это Жан Лайе готов был помочь Фаберже чем только мог, особенно если речь шла о предоставлении на месяц убежища для очень красивой молодой женщины.

Среди восьми гостей, живших в это время на вилле «Лорен», был и некий Сэм Вассерман с женой, из Лос-Анджелеса. Вассерман был не только другом Эмиля Фаберже, а еще и каким-то дальним родственником, хотя определить степень этого родства он мог, используя не меньше полусотни слов. Получалось, что, вроде бы, у его жены была сестра, свекор которой имел племянницу, а та в свою очередь была сестрой покойной Черил Фаберже, – или что-то вроде этого. Сэм Вассерман был независимым кинопродюсером, деятельность которого, казалось, состояла главным образом в том, чтобы подешевле купить права на экранизацию, какого-нибудь книжного бестселлера, а затем перепродать эти права одной из больших голливудских кинокомпаний как можно дороже. Время от времени он и сам ставил какой-то фильм, и, хотя ни один из них не получил «Оскара», дела его шли совсем неплохо, и он мог позволить себе курить самые дорогие сигары и пить лучшие коньяки. Среднего роста мужчина, худой, как будто высушенный, с коротко подстриженными волосами и в очках без оправы. Его жена (которую он звал Фис, сокращенное от Филис) была довольно привлекательной, хотя и слишком полной блондинкой; кроме того, у нее была еще одна отличительная черта: могла переговорить самого болтливого попугая.

Фаберже прислал Вассерману письмо, в котором среди прочего писал:

Эта девушка, Лора Смайт, работает у нас по соглашению, но, принимая во внимание кое-какие соображения, касающиеся рекламы и прессы, мы хотим на какое-то время отправить ее за границу. Ты оказал бы нам очень большую услугу, если бы смог использовать свое влияние и протолкнуть ее в кино – в Голливуд, если представится возможность. Но очень прошу, Сэм: никакой огласки, пока не начнется рекламная кампания. Прежде всего нам нужно, чтобы все узнали, – красивой ее сделал «Красотворец». А все, что случится потом, станет дополнительной рекламой нашей фирме и «Красотворцу». Уверен, я могу положиться на тебя.

– Старик спятил, – сказал Вассерман жене. – У него, видите ли, есть красивая девушка. Ну и что? Французская Ривьера кишит красивыми девушками. А Голливуд и подавно!

Однако он все же побеспокоился лично поехать в аэропорт Ниццы на своем сверкающем хромом «кадиллаке», чтобы встретить протеже Эмиля. Узнать ее не составляло труда. Лишь только продюсер увидел девушку, лицо его застыло от удивления, а тонкие губы чуть раскрылись.

– Господи помилуй! – не веря собственным глазам, выговорил он. – Господи помилуй! Какая красавица! Этот Эмиль просто кретин. Она не то что красива – она грандиозна!

Он бросился вперед, словно пущенная в цель противовоздушная ракета, и одновременно схватил руку Мэри и ее чемодан.

– Я Сэм Вассерман, – представился он, не в силах скрыть свое восхищение. – Эмиль просил меня позаботиться о вас, и я, лапочка, весь прямо дрожу от нетерпения. – Затем, спохватившись, спросил: – Вы же Лора Смайт, не так ли?

– Да, – ответила она, немного ошеломленная. – А вы, очевидно, друг мистера Фаберже с виллы «Лорен».

– Совершенно верно. Настолько давний друг Эмиля, что и не могу припомнить, с каких пор. Но такое большое удовольствие он доставил мне в первый раз.

Он повел девушку к «кадиллаку».

– Прошу вас в мой лайнер, дорогая. Господи Боже, если бы я был на двадцать лет моложе!

Машина с ревом рванулась с места и по прибрежному шоссе помчалась в Антнб. Мэри впервые попала на юг Франции, и ее внимание захватила меняющаяся панорама местности с бесконечной мерцающей голубизной моря рядом с дорогой. Вассерман вел машину умело, на большой скорости, и без умолку говорил. Его американский акцент казался странным девушке, никогда не покидавшей Англию. Большую часть из его монолога Мэри не слышала, но время от времени его болтовня отвлекала ее внимание от окружающего пейзажа, особенно, если иногда он о чем-то спрашивал, или если после вопроса наступала тишина. Вот и сейчас ее вернула к действительности тишина.

– Как он сумел? – настойчиво допытывался Вассерман. – Вот единственное, что я хочу знать. Как он сумел?

Мэри пыталась припомнить, о чем они говорили перед этим. Что-то о создании красоты в лабораторных условиях.

– Это и в самом деле был лабораторный опыт, – объяснила она. – Я думаю, мистер Фаберже даже не ожидал, что он даст столь впечатляющие результаты.

– Я спрашиваю о том, – сказал Вассерман, резко повернув руль на крутом повороте, – как он сумел создать красоту там, где ее не было? Думаю, вы и до этого были хорошенькой. А он только улучшил вашу внешность.

– Нет, – решительно возразила Мэри. – Я была совсем некрасива. Всю трансформацию сделал за несколько недель врач по фамилии Престон, который работал по контракту для фирмы «Черил».

– Но как именно?

– Не знаю, можно ли мне что-то объяснять, – уклончиво ответила она. – Все связано с новым препаратом под названием, стимулин, который входит в состав крема «Красотворец».

– Ну и дела! – в восхищении воскликнул Вассерман. – И какого черта старый болван Эмиль первым до этого додумался! Такую идею бы в Америку, какому-нибудь из наших ведущих косметических концернов, да еще подключить ребят с Мэдисон-авеню, знающих все ходы в рекламе!.. – Не короткое время он умолк, в восхищении от своих размышлений. – И телевидение, – внезапно заявил он. – Вот что вам необходимо, лапочка… Телевидение… Ни что другое не сможет оценить вас по достоинству.

Он вещал еще несколько минут, пока Мэри не почувствовала себя совсем сбитой с толку.

– Мистер Вассерман, – прервала она его, – нельзя ли нам лучше поговорить о вас? Вы уже много слышали обо мне от мистера Фаберже, а вот я вас еще совсем не знаю.

– Обо мне? – невнимательно повторил Вассерман. – Ах, да… обо мне! До сегодняшнего дня это была моя любимая тема. Знаете, что я вам скажу, лапочка? Подождите, пока не познакомитесь с Фис. Это моя жена. Она вам расскажет обо мне абсолютно все, такая уж у неё привычка. Я не Бог весть кто. Обычный голливудский продюсер. Сделал несколько больших фильмов, открыл несколько звезд. Все меня знают, да что мне с того?… Я живу себе потихоньку. У меня два дома в Калифорнии, один с бассейном, половинный пай в телекомпании на юг от Лос-Анджелеса. Открою вам, лапочка, свой секрет – я деятельный. Никогда не сижу без дела, за исключением тех случаев, когда ничего не делаю. А когда ничего не делаю, то уж по-настоящему ничего – и пальцем не шевельну. Иногда человеку просто необходимо перевести дух. А многие об этом забывают. Они предпочитают не терять время впустую – это, мол, слишком большая роскошь, – а в итоге тратят кучу денег на психоаналитиков. Вот Фис – совсем другое дело. Она частенько приглашает к себе врача, чтобы заморочить ему мозги своей болтовней. В ее жилах есть какая-то примесь ирландской крови, вот она и не упускает любой возможности потрещать как сорока. Господи Боже, представляю себе выражение ее лица, когда она вас увидит! Она всегда утверждала, что по-настоящему красивых женщин не существует. Придется ей забрать свои слова назад и… – Он прервал монолог и несколько секунд весело посмеивался. – Теперь у нее будет тема для болтовни на ближайшие несколько лет!

Сэм Вассерман и дальше почти без умолку говорил один за двоих. Вот таким образом они добрались до Антиба, а затем до виллы «Лорен».

Глава девятнадцатая

Оставшись одна в предназначенной для нее элегантной комнате, окна которой выходили на Средиземное море, Мэри Стенз быстро избавилась от неловкости и напряжения, не дававших ей покоя несколько последних недель. Вокруг царила тишина, и ее охватило ощущение, будто она внезапно очутилась вне времени, к тому же на вилле собралось довольно приятное общество. До конца дня Мэри успела перезнакомиться со всеми: с чрезмерно предупредительным Жаном Лайе и его женой; с мистером и миссис Джеймс Кристофер (он был писателем, сколотившим пятизначную сумму на экранизации одного из самых популярных своих романов, и теперь держался подальше от Англии, с твердым, но совершенно естественным намерением уклониться от уплаты налогов); с Вандергофами (молодой голландской супружеской парой, которая вела паразитическое существование за счет свекра, владеющего частью акций алмазных копей); с представительной, средних лет женщиной по имени Джозефина Джонс и ее двадцатидвухлетней дочерью Дженнифер (мать была автором, а дочь – исполнительницей небольшой роли в телеспектакле, где рассказывалось о том, как простая медсестра нежданно-негаданно получила богатство и счастье); и, разумеется, с самой Фис Вассерман, которая в точном соответствии с прогнозом мужа почти не закрывала рта, без всякой связи перескакивая с одного на другое.

Как и в большинстве близких к литературе кругах, там с большим удовольствием болтали, чем беседовали, и эта болтовня была скорее оживленная, чем остроумная. Во всяком случае, она явно не требовала глубоких мыслей, и любое пустое замечание воспринималось столь же одобрительно, как и тщательно продуманная шутка. Это давало Мэри возможность свободно и непринужденно общаться со всеми этими людьми, которые приняли ее в свое общество только благодаря внешности. А впрочем, в определенном смысле, физическая красота сама по себе имела не меньшее значение, чем богатство, а поскольку Мэри было ее не занимать, то все обитатели виллы «Лорен» относились к ней с надлежащим почтением. Это странное явление свидетельствовало лишь о том, насколько непоследовательны и произвольны критерии оценки человека в современном мире.

Вообще, жизнь на вилле была чистейшим убиванием времени. Длинные однообразные дни – только и дел, что купаться в голубой, теплой воде Средиземного моря или загорать на пляже. А по вечерам – поездки в Антиб в поисках развлечений: спектаклей, концертов, ночных кабаре. Мэри никогда не оставалась одна, и это ее радовало, поскольку она еще не привыкла к постоянному вниманию, которое привлекала ее внешность.

Эта атмосфера невозмутимой ленивой бездеятельности была в определенной степени обманчивой. Где-то за кулисами что-то происходило. Однажды, в конце первой недели, Сэм Вассерман поехал на своем «кадиллаке» в Канны и вернулся только поздно вечером. На следующее утро он опять исчез. За завтраком Мэри заметила, как миссис Вассерман украдкой поглядывает на нее и многозначительно улыбается, но лишь где-то после полудня, когда она, задумавшись, лежала под горячими лучами солнца на пляже, Фис спустилась к ней в своем огненно-красном купальнике, который был ей слишком мал и делал ее похожей на воздушный шар.

– Вас, наверное, интересует, что затевает Сэм? – начала она, тяжело плюхнувшись на цветное полотенце, расстеленное на горячей гальке.

Мэри это нисколько не интересовало, но она, конечно, ничего подобного не сказала и приняла заинтересованный вид.

– Он устраивает ваше будущее, Лора, – продолжала Фис. – Сэм на это большой мастер. Он знает стольких людей, доложу я вам, ну просто море. Вы и представить себе не можете, сколько хлопот, когда мне приходится принимать их у себя в Лос-Анджелесе! А сколько надо прислуги!.. – Она с отвращением махнула рукой. – Хотя это все полезно для дела, и Сэм списывает все расходы как налоги. У Сэма самый ловкий бухгалтер во всех Соединенных Штатах. Да он и сам большой проныра. Помню как-то в Нью-Йорке…

– Вы сказали, он устраивает мое будущее? Как это понимать? – переспросила Мэри, зная, что иначе миссис Вассерман может говорить несколько часов подряд.

– Я же к этому и веду. Просто готовит почву. Можете мне поверить, Сэм – стреляный воробей. Он знает мир кино как свои пять пальцев. Так вот, если Эмиль просит: «Протолкни Лору туда», – он сумеет это устроить.

– Эмиль?

– Ну да, Эмиль Фаберже. Он хочет сделать вас известной, и чем скорее это случится, тем лучше для… как там называется ваш новый крем?

– «Красотворец».

– Ну да, «Красотворец». Так вот, этот Эмиль и Сэм – два сапога пара. Он знает, какие кнопки нужно нажать, и в этот раз нажал на кнопку Сэма – вот Сэм опять и помчался в Канны. Компания «Парагон» ведет где-то поблизости натурные съемки. Ими руководит Джулиус Айвенберг, вы, конечно, слышали о нем. Он один из ведущих голливудских режиссеров. В Каннах к тому же и Эйб Шварц, известный телевизионный агент, который отыскивает новые таланты для «Парагона». Потом еще Дэйв Гартмен из рекламного агентства «Гартмен и Бауэр», он работает на косметическую фирму «Глория» – сейчас он там отдыхает. И, наконец, Джо Мередит из кинокомпании «Зенит» и Пол Барнард из пресс-бюро Национального телецентра… Поверьте мне, Лора, такие люди кишмя кишат вокруг, и каждый из них только и делает, что ищет миллионное дельце. К тому времени, когда Сэм закончит их обрабатывать, они готовы будут передраться из-за вашей подписи под семилетним контрактом.

Мэри грустно улыбнулась.

– Все это слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой. Когда-то я уже пыталась стать актрисой. Думаю, у меня был талант, но не было красоты. Теперь я красива, но не уверена, что у меня есть талант.

– В кино красота и талант одно и то же. Вот подождите, пусть они как следует возьмутся за вас – эффект будет как от взрыва водородной бомбы! Сэм надеется, что ему удастся заманить сюда кое-кого из этих людей и они приедут на субботу и воскресенье. А потом, вам только и останется, что выбрать самое выгодное предложение и подписать контракт. Разумеется, Сэм рассчитывает на свои проценты, поскольку здесь он играет роль агента, – это десять процентов. А если к делу присоединится Эйб Шварц – значит, еще десять, таковы правила игры. Во всяком случае, эта сумма не облагается налогами, и что ни говори – все-таки восемьдесят процентов лучше, чем совсем ничего. Вообще, важен не столько первый контракт, сколько второй. Если вы встанете на ноги, то уже не выбьетесь из колеи. Как раз сегодня утром я сказала Сэму…

– Я считала, мистер Вассерман будет избегать шума, – торопливо прервала Мэри, прежде чем Фис успела повернуть разговор на другое.

– А никакого шума и не будет… по крайней мере, до того, как начнется вся эта шумиха вокруг «Красотворца». Сэм не позволит напечатать ни слова. А когда придет время, он возьмется за дело по-настоящему. Для этого нужно будет нанять специального агента. Сэм знает одного энергичного парня – его зовут Рэй Сомерс, и его услуги обойдутся вам в сущие пустяки. Он организует такую рекламу в прессе, что по сравнению с ней кампания с «Красотворцем» покажется детской игрой. Затем вам понадобится личный секретарь, а также импресарио – человек, знакомый с миром кино, – и еще вы не прогадаете, если наймете персональную косметичку, чтобы всегда, в любое время дня и ночи, иметь вид стопроцентной красавицы.

– Похоже на то, что быть… хм… знаменитостью – очень дорогое удовольствие, – заметила Мэри. – Если все эти люди получат свои проценты…

– Нужно широко мыслить, Лора. Чтобы много зарабатывать, надо много тратить. Нельзя стать кинозвездой, трясясь над каждым центом. В кино и на телевидении царит та же жестокая конкуренция, что и в промышленности, успех зависит от того, понравитесь ли вы так называемой широкой публике, то есть всем этим болванам, которые стоят в очередях к кассам кинотеатров или сидят у своих телевизоров. Возьмите обычный средний фильм или телеспектакль: если там и промелькнет какой-то талант, то это во многом благодаря режиссеру, сценаристу, осветителям, операторам. Но ваш обычный зритель этого не соображает. Он говорит себе: Бетси Басти была великолепна в этом фильме, ревю, спектакле… А у этой Бетси Басти только и есть, что фотогеничная мордашка и стройные ноги, да еще она умеет казатися искренней перед камерой. Если чуть позже он встретит ее на улице, то, наверное, и не обернется. Но с вами, Лора, совсем другое дело. Вы можете привлечь внимание любого мужчины, даже пальцем не шевельнув. У вас подлинная красота и женская привлекательность, не имеющая ничего общего с тонкой талией, большим бюстом и толстым слоем косметики на лице. Вы оставили далеко позади обычный уровень патентованных экранных красавиц, и именно поэтому вам нужно иметь далеко идущие планы. А деньги всегда идут к деньгам.

– Все это выглядит довольно рискованно, – заметила Мэри.

Фис пренебрежительно хмыкнула.

– Все в нашей жизни рискованно, но не для сильных и энергичных людей. Так или иначе, вам нечего беспокоиться о деталях. Оставьте это Сэму. Он все устроит. Мой муж и сам принадлежит к породе умеющих выживать – может, и не из самых сильных, но наверняка из очень энергичных. Однако он честный, а это немало значит. Он может перерезать глотку родной матеря, но не возьмет денег от фабриканта бритвенных лезвий и не станет рекламировать товар, которым совершил преступление. У него есть свои принципы, у нашего Сэма. Это одна из черт, которая мне больше всего в нем нравится.

– Конечно, – неуверенно произнесла Мэри. – Я понимаю.

Фис поднялась на ноги и стала массировать складки жира на животе.

– Вы держитесь Сэма, – продолжала поучать она. – Он знает все тонкости и сделает что угодно, лишь бы услужить Эмилю, только не рассказывайте ему, что я вам уже сообщила. Он хочет, чтобы все стало для вас сюрпризом, поэтому, когда сам об этом заговорит, сделайте вид, будто вы очень удивлены и рады. Я вам рассказывала первая потому, что у меня получается понятней и я не такая многословная, как Сэм. Он слишком любит слушать свой собственный голос и временами забывает то, с чего начал, поскольку в голову ему вдруг приходит что-то другое.

– Я не забуду, – пообещала Мэри.

– Вот и хорошо, – сказала Фис, нежно похлопывая себя по пухлому животику. Затем перевела взгляд на залив, где Кристоферы и Вандергофы играли два на два в водное поло, увлеченно перекидываясь большим красным мячом.

Она решительно подтянула бикини.

– Идем к ним. Сыграем три на три без каких-либо правил.

И Фис побежала через пляж к заливу, остановившись только тогда, когда волны заплескались вокруг ее толстых бедер. Отчаянно взмахнув руками, она погрузилась в воду, точно большой розовый морж, охотящийся за неуловимой рыбой.

Мэри неторопливо и грациозно поднялась. От солнца и соленой воды ее тело приобрело заметный бронзовый оттенок. Высоко держа голову, она какое-то время стояла неподвижно, словно молодая богиня, невыразимо прекрасная своей чистой, нетленной красотой; потом не спеша вошла в воду.

Этим вечером Сэм Вассерман возвратился из Канн в начале одиннадцатого. Почти сразу же он отвел Мэри в сторону и заговорил с ней доверительным тоном.

– Лора, – сказал он, – у меня для вас хорошие новости. Завтра кое-кто из моих приятелей приедет сюда, из Канн и останется на воскресенье. Они хотят на вас посмотреть. Я заложил мощный фундамент вашего будущего, лапочка. Эти люди имеют вес в мире кино, и мы с вами сумеем обстряпать хорошенькое дельце.

– Спасибо, Сэм, – тихо произнесла она, намеренно удивленным тоном.

– Ведите себя непринужденно, будьте сами собой, – продолжал он, – и ни в коем случае ни с кем из них не говорите о делах. В деловых разговорах с этими людьми требуется крайняя осторожность. Положитесь на меня. Пусть я буду для них вашим импресарио. Понимаете?

– Да.

– Конечно, они захотят посмотреть товар, прежде чем его купить, но как только они увидят вас, лапочка… – Он красноречиво закатил глаза, затем быстро прибавил: – Я беру каких-то десять процентов от общей суммы плюс налоги. Согласны?

– Ну что ж, пусть так.

– Никаких «ну что ж». Я веду честную игру по отношению к Эмилю… и, само собой, по отношению к вам. Одна десятая плюс налоги – это обычное дело, и я отработаю свое сполна. Да и, вообще, что там какие-то десять процентов, если речь идет о миллионе долларов!

На этот раз удивление Мэри было абсолютно искренним.

– Сколько вы сказали? – переспросила она.

– Миллион долларов, лапочка, а может, и больше. И вы этого стоите, но вам нужен деловой человек, чтобы вести переговоры. Я позабочусь обо всех неприятных формальностях. Вам останется только считать деньги.

– Но… но что я должна делать за этот миллион?.. Он хитро улыбнулся.

– Лапочка, за такие деньги большинство людей сделало бы что угодно. Вам нет причин беспокоиться: дел вам найдут больше, чем достаточно. Если это будет записано в контракте – соглашайтесь, если нет – отказывайтесь. Вы меня понимаете?

– Да, Сэм, кажется, понимаю, – пробормотала она.

– Вы не только красавица, а еще к тому же и умница, – заметил он.

Позже, ночью, уже в постели, Мэри начала было писать письмо Дарку, но после нескольких первых строчек оставила эту затею. Она поняла, что у нее нет ничего нового, а умозрительные рассуждения не интересуют журналистов. Во всяком случае, «Красотворец» и все связанное с ним утратило значение, по крайней мере, для «Наблюдателя». И сам Дарк казался сейчас далеким и каким-то нереальным – куда менее реальным, чем, например, Сэм Вассерман, а будущее было таким заманчивым, что все прошлое выглядело серым и мрачным. Мысленно возвращаясь назад, в те дни, Мэри почти не могла понять, в чем и каким образом фирма «Чевял» преступила закон. Конечно, все это было рекламной авантюрой, возможно, и не слишком порядочной с точки зрения этики, но ведь никто же из-за нее не пострадал, и, раз уж на то пошло, никого не станут заставлять купить тюбик «Красотворца», если он сам того не захочет. А тем временем ее жизнь совершенно изменилась, и она только теперь начинала понимать, какие грандиозные перспективы открываются перед ней в будущем.

«А все то было журналистской бурей в стакане воды», – подумала Мэри. Возможно, и не беспричинной, если говорить о «Наблюдателе», который всегда искал повод к громким разоблачениям. Что касается Эмиля Фаберже, то в целом он обошелся с ней честно и дал больше, чем у нее когда-либо было в жизни, – будущее, которого стоило желать. Ну и что с того, если он настойчиво приставал к ней, атакуя откровенными предложениями? Лучше пусть пристают, чем полностью игнорируют. Так или иначе, ухаживание – проявление вежливости, даже к самой красивой в мире девушке; а вот Пол Дарк и не подумал сделать что-то подобное, если не принимать во внимание один случайный поцелуй.

Она хмуро и решительно отогнала мысли о Дарке и разорвала незаконченное письмо.