Текст книги "Идентичность: юность и кризис"

Автор книги: Эрик Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

191

Какова же роль социального процесса движения от культуры к культуре, от одной эры к другой? Я могу выдвинуть лишь несколько предположений. Так, был период романтизма, когда юноши (и художники и писатели) были поглощены руинами, оставшимися от прошлого, которое казалось более «вечным», чем настоящее. Между тем здесь необходимо подчеркнуть, что это не простой поворот к отдаленному прошлому, а целостное изменение качества переживания времени. В тех или иных культурных и исторических условиях оно оказывается столь же различным (исходя из примеров, уже приведенных в этой книге), как мираж в слепящем степном солнце и танцы под барабанный бой всю ночь напролет; как пассивное плавание в «абсолютном» времени, вызванное наркотиками, и «гусиный шаг» под звуки трубы в марше по случаю тысячелетия Рейха. Это действительно совершенно необходимый аспект всей идеологии, отражающий то значение, которое имеют для молодых людей ценности и цели различных цивилизаций, будь они склонными к спасению или к реформам, рискованными или победными, причиной или прогрессом, в соответствии с вновь открывающимися возможностями идентичности. Среди того существенного, что они предоставляют юности, имеется весьма убедительная временная перспектива, совместимая с когерентным образом мира. Это позволяет понять, что сегодня, когда антиципируемое будущее предельно стандартизировано, тысячи молодых людей предпочли бы вести себя так, как если бы мораторий был способом жизни и самостоятельной культурой. Как они предпочитают забыть о своем будущем, так общество забывает, что это только лишь современная – более популярная и более открытая – форма старого феномена, что отчетливо проявляется в хвастовстве некоторых молодых людей.

Среди ингредиентов спутанной идентичности мы выделяли также сознание идентичности, обозначая этим особую форму болезненного самосознания, фиксирующего противоречия между самооценкой, образом "я" автономной личности и образом "самого себя" в глазах окружающих. Тотальное разрушение самооценки у наших пациентов резко контрастирует с нарциссическим и снобистским презрением к мнению других. Мы вновь видим сопутствующие сенситивности подростков феномены, являющиеся альтернативой вызывающему бесстыдству перед лицом критики.

192

Это снова примитивные формы защиты, позволяющие сохранить шаткую уверенность в себе в противовес чувству _ сомнения и стыда (II.2). И хотя это состояние, как правило, преходяще, оно все же присутствует в некоторых свойствах характера многих творческих людей, которые, по их собственному свидетельству, переживают повторение отрочества, а вместе с ним и полный цикл чувственного отдаления и сильного самовыражения.

Самоосознавание (V.2) – новая редакция того первоначального сомнения, которое касалось возможности доверия родителей и самого ребенка только в отрочестве; однако такое сомнение имеет отношение и к вопросу надежности всего периода детства, которое теперь остается позади, и возможности доверия всему социальному универсуму, перед лицом которого он стоит. Теперь обязанность "состояться" с ощущением свободной воли к собственной автономной идентичности может вызвать болезненное чувство стыда, так или иначе сравнимого с первоначальным стыдом или гневом, связанным с тем, что окружающие взрослые видят тебя со всех сторон; только теперь этот стыд относится к тому, что твоя личность открыта сверстникам и они могут судить о ней. Все это, при нормальном ходе событий, перевешивается уверенностью в себе (V.2), характеризующейся определенным чувством независимости от семьи.

Среди социальных феноменов, относящихся ко второму конфликту, можно выделить общую тенденцию к некоему единообразию, либо к социальной униформе, или к определенной отличительной одежде, посредством которой недостаточная уверенность в себе может на время замаскироваться "групповой" уверенностью. Такая уверенность всегда обеспечивается знаками возрастного старшинства так же, как жертвоприношения конфирмации и инициации, но в то же время она может быть произвольно создана теми, кто стремится к различиям и все же устанавливает определенное единообразие этих отличий ("стиляги", "битники"). Эти и другие, менее очевидные признаки единообразия усиливаются чувством стыда перед сверстниками, осуждением с их стороны, жестокостью группы, которая оставляет аутсайдеров в болезненной, но порой созидательной изоляции.

Демонстрация тотального соответствия ролевой фиксации (V.3), противоположной свободному ролевому экспе-

193

13-798

риментированию, очевидно, связана с ранними конфликтами между свободной инициативой и Эдиповым комплексом вины в реальной жизни, фантазиях и играх ребенка. Если наши пациенты регрессируют ниже уровня Эдипова комплекса к тотальному кризису доверия, выбор саморазрушительной роли часто остается единственной приемлемой формой инициативы на пути назад и наверх, осуществляемой в форме полного отказа от амбиций, что только и позволяет полностью избежать чувства вины. Нормальным выражением относительно свободной от чувства вины, а в действительности более или менее «делинквентной» инициативы является в юности экспериментирование с ролями, которое следует за неписаными кодексами подростковых сообществ, сохраняющих собственную дисциплину.

Среди социальных установлений, которые поддерживают такую инициативу и обеспечивают некоторое возмещение, уменьшая чувство вины, мы можем указать здесь опять на инициативу и конфирмацию: они борются в атмосфере мифического безвременья, чтобы соединить некоторые знаки жертвенности и покорности с энергичным толчком к санкционированным способам действия – комбинация, которая, если она работает, гарантирует развитие у новичка оптимума согласия с максимумом чувства свободы выбора и солидарности. Эта специфическая склонность юности – а именно достижение чувства свободы выбора в результате ритуальной регламентации – универсально используется в армейской жизни.

Чрезвычайная стагнация действия (V.4) является логическим следствием глубокого чувства неадекватности собственных общих возможностей. Конечно, такое чувство неадекватности не всегда отражает реальное отсутствие возможностей; скорее оно выражает нереалистические требования, идущие от идеального "эго", желающего стать только всемогущим и всезнающим; оно может отражать также и тот факт, что непосредственное социальное окружение не имеет ниши для подлинных способностей индивида; в то же время оно может быть следствием того парадокса, что специально организованное в ранние школьные годы ускоренное развитие затормозило развитие его идентичности. Вследствие всех этих причин индивид может быть исключен из экспериментирующего соперничества в игре и работе, посредством которого он учится находить и отстаивать свои собственные достижения и

194

свою рабочую идентичность. Особенно важно это на ранних этапах делинквентности: делинквенты в разных вариантах являются «позитивными» двойниками наших пациентов по крайней мере уже потому, что они проявляют себя в компании, что подавляет уединение. Некоторая насмешка над работой, а также противопоставление ей явственно проявляется в таких делинквентных фразах, как «выполнить работу» (о краже со взломом) или «сделать хорошую работу» (в смысле полного разрушения). От этого лишь один шаг к другому очевидному заключению, а именно к тому, что молодые люди должны научиться наслаждаться чувством ученичества (IV.4), чтобы не испытывать жажду разрушения. Общим для шизоидов и делинквентов является недоверие к самим себе, неверие в возможность когда-нибудь совершить что-либо полезное. Это особенно заметно у тех, кто по тем или иным причинам не чувствует, что становится жертвой технологической идентичности своего времени. Причиной этого может быть то, что их собственные способности и таланты не нашли контакта с продуктивными целями механического века или что они сами принадлежат к социальному классу (здесь «верхний-верхний» замечательно равен «нижнему-нижнему»), который не был «съеден» потоком прогресса.

Социальные установления поддерживают силу и отличительность зарождающейся рабочей идентичности, предоставляя тем, кто еще учится и экспериментирует, определенный статус ученичества, мораторий, характеризующийся определенными обязанностями и санкционированным соперничеством, равно как и особыми вольностями.

Это регрессивные тенденции в кризисе идентичности, которые чрезвычайно четко проработаны в симптомах спутанной идентичности и некоторых социальных процессах, противодействующих им в повседневной жизни. Но это также и проявления формирования идентичности, которые антиципируют будущее развитие. Первый из них мы можем назвать сексуальной поляризацией (V.6), то есть выработкой определенной пропорции маскулинности и фе-мининности в ходе развития идентичности. Некоторые из наших пациентов более длительно и злокачественно страдают от состояния заурядности, проявляющегося в мягкой и преходящей форме на протяжении всего отрочества: молодой человек не ощущает отчетливо своей принадлежности к тому или иному полу, что делает его легкой добычей

195

13*

гомосексуальных групп, в то время как для некоторых более предпочтительно ощущать себя кем угодно, нежели в течение длительного времени быть бисексуалом. Некоторые из них останавливают свой выбор на аскетическом отказе от сексуальности, который в любую минуту может закончиться драматическими прорывами сбивающих с толку импульсов. Бисексуальная спутанность (V.6).B отрочестве ведет к тому, что осознание идентичности тесно связывается с чрезвычайно значимым вопросом, что такое мужчина или женщина или что такое средний или отклоняющийся пол. Тоталитаристский ход мысли подростка может привести его к выводу о том, что быть немного меньше представителем одного пола означает быть гораздо больше (если не полностью) другим. Если в это время происходит нечто, социально отмечающее его как девианта, у него может развиться глубокая фиксация, усиливаемая переоценкой роли негативной идентичности, и настоящая близость покажется опасной. Сексуальные нормы отдельных культур и классов делают весьма значительными различия в психосексуальной дифференциации маскулинности и фемининности, возраста, вида и распространенности генитальной активности. Эти различия могут исказить уже обсуждавшийся выше общеизвестный факт, что развитие психосоциальной близости невозможно без прочного чувства идентичности. Побуждаемые специфическими нормами, молодые люди могут предрешить путь развития собственной идентичности концентрацией на ранней генитальной активности без близости, или, наоборот, они могут сосредоточиваться на социальных, художественных или интеллектуальных целях, которые низводят гениталь-ный элемент до перманентной слабости генитальной поляризации с другим полом.

Социальные установления предоставляют возможность идеологической рационализации весьма различных паттернов частичного сексуального моратория, такой, например, как полная сексуальная абстинентность на определенный период, промискуитет или сексуальная игра без гениталь-ных контактов. Что будет олицетворять групповая или индивидуальная "экономика либидо", зависит как от оставленного позади детства, так и от цели идентичности, которая проистекает из предпочитаемого сексуального поведения.

196

Но юность также делает важный шаг по направлению к родительству и взрослой ответственности, осваивая лидерство и ведомость (V.7) среди сверстников и достигая поразительной предусмотрительности в принятых функциях. Такая предусмотрительность может предшествовать полной зрелости индивида вследствие того, что превалирующая идеология помогает ориентации в лидерстве. Другим разрешается следовать и подчиняться (а сам лидер подчиняется вышестоящим лидерам), что ведет к смешению родительских образов, установившихся в инфантильном «супер-эго», с иерархией образов лидера, населяющих целую галерею идеалов, – этот процесс столь же типичен для делинквентных групп, как и для любой высокомотивированной группы. Когда молодой человек не способен ни подчиняться, ни отдавать приказания, он оказывается в изоляции, которая может привести его к трагическому уходу, но которая также, если он удачлив и талантлив, поможет ему ответить голосам, обращающимся к нему (как если бы они его знали) через века посредством книг, картин и музыки.

Сейчас мы подходим к той системе идеалов, которую общество предоставляет молодым в эксплицитной или имплицитной форме идеологии. Из того, что уже было сказано, мы можем приписать идеологии функцию предоставления юности: (1) упрощенной перспективы будущего, окружающей все предвидимое время и этим противодействующей индивидуальному "смешению времени"; (2) некоторого весьма ощутимого соответствия между внутренним миром идеалов и зла и социальным миром с его целями и опасностями; (3) возможности для демонстрации некоторого единообразия во внешности и поведении, противостоящего индивидуальному сознанию идентичности; (4) побуждения к коллективному экспериментированию с ролями и техниками, которые помогают преодолеть чувство подавленности и личной вины; (5) введения в преобладающую технологию и этим в санкционируемое и регулируемое соперничество; (6) историко-географического образа мира как каркаса для будущей идентичности молодого человека; (7) рационального сексуального способа жизни, совместимого с убедительной системой принципов, и (8) технологии подчинения лидерам, которые в качестве сверхчеловека или "старших братьев" стоят над амбивалентностью детско-родительских отношений. Без некото-

197

рой идеологической зрелости юность страдает от спутанности ценностей (V.8), которые могут быть опасными и которые по большому счету действительно опасны для структуры общества.

В заключение патографического очерка я описал некоторые феномены, относящиеся к социальной науке. Я могу оправдать это только тем, что клиническое исследование, пытающееся достичь некоторых рабочих обобщений в отношении индивидуальной патологии, может успешно протекать в рамках социального процесса, который социальные науки по необходимости отрицали. Психологическое изучение истории случая или истории жизни не может позволить себе исключить их из поля своего внимания. Итак, мы еще раз возвращаемся к формулировкам Шоу, что позволит нам сделать некоторые выводы.

Шоу был весьма экстравагантным человеком, искусно работавшим над социальной идентичностью Дж.Б. Шоу, так же как он работал над любым из своих сценических персонажей. Но делал это до пределов, которые были обозначены раньше: "клоун" часто не только лучшая, но также и наиболее искренняя часть Великого Шоу. Поэтому здесь стоит вспомнить слова, выбранные Шоу для характеристики истории его юношеских "превращений".

"Я был втянут в социалистское возрождение начала восьмидесятых, весьма серьезное для англичан, горящее негодованием по поводу совершенно реальных и фундаментальных зол, охвативших весь мир". Выделенные слова имеют следующее дополнительное значение: "Втянут в" – идеология обладает непреодолимой силой. "Возрождение" определяется традиционной силой омоложения. "Весьма серьезное" – даже циникам позволяет проявить искренность. "Горящее негодованием" – наделяет потребность в отвержении санкцией справедливости. "Реальный" – проецирует смутное внутреннее зло на ужас социальной реальности. "Фундаментальный" – обещает участие в попытках основательной реконструкции общества. "Весь мир" – структурирует определенный образ мира. Следовательно, здесь имеются элементы групповой идентичности, которая использует агрессивность и дис-криминативную энергию молодых индивидов для обслу-

198

ясивания идеологии и помогает созданию индивидуальной идентичности. Таким образом, идентичность и идеоло– _ гия – Два аспекта одного процесса. Оба создают необходимые условия для дальнейшего созревания индивида и этим для следующей, более высокой формы идентификации – солидарности, связывающей общие идентичности в единую – живущую, действующую и созидающую.

Насущная потребность соединить в одну мыслительную систему как иррациональную ненависть к собственной негативной идентичности, так и иррациональное отрицание ^ враждебной непохожести делает молодых людей предельно компульсивными и внутренне консервативными, в результате чего они кажутся слишком анархичными и радикальными. Та же потребность аргументирует поиск ими образа мира, подкрепляемого тем, что Шоу называл "ясным пониманием жизни в свете понятной теории", хотя то, что кажется понятным, часто является лишь логикой прошлого, впитанного в детстве, но выраженного в шокирующе новых терминах.

Что касается фабианских социалистов, то употребление Шоу терминов, характеризующих интеллектуально яркую идеологию, полностью оправданно. В более общем виде можно сказать, что идеологическая система является когерентным органом отдельных образов, идей и идеалов, которые, будучи основанными на формальной догме, являются имплицитным мировоззрением, высокоструктурированным образом мира, политическим кредо или даже научным кредо (особенно в применении к человеку); обеспечивает (если ее систематически упрощать) членам группы когерентность, всеобщую ориентацию в пространстве и времени, в средствах и целях.

Понятие "идеология", безусловно, имеет негативный оттенок. По самой своей природе эксплицитные и пропагандистские идеологии противостоят другим идеологиям как непостоянные и лицемерные, критика идеологии направлена против упрощенчества как систематической формы коллективной псевдологии. Между тем у нас нет причин ограничиваться только современным политическим значением этого слова. То, что мы называем лицемерием, является в действительности другой стороной монеты. Не может быть идеологического упрощения без фактического притворства, которое противоречит так или иначе достигнутому уровню интеллектуальной софистики. Справедливо

199

также и то, что средний взрослый и среднее общество, если они не занимаются идеологической поляризацией* склонны перепоручать идеологию – как только заканчиваются стрельба и крики – весьма ограниченному аспекту своей жизни, где она оказывается весьма удобной для ритуалов и рационализации, но не наносит чрезмерного вреда другим занятиям. Тот факт, что идеологии – это упрощенные концепции того, что произойдет, которые позже могут служить рационализацией того, что случилось, не устраняет возможности того, что на определенных стадиях индивидуального развития и в определенные периоды истории идеологическая поляризация, ведущая к военному конфликту и к радикальным переменам, неизбежно отвечает внутренней потребности. Юности необходимо основывать свои предпочтения на идеологических альтернативах, реально относящихся к существующему кругу альтернатив, и в периоды радикальных изменений это специфически подростковое пристрастие начинает доминировать над коллективным разумом.

Таким образом, создается впечатление, что идеологии обеспечивают значимые комбинации самых старых и самых новых групповых идеалов. Они действительно являются источником убежденности, искреннего аскетизма и пылкого негодования юности по отношению к социальной границе, где борьба между консерватизмом и радикализмом наиболее живуча.* На этой границе фанатичные идеологи делают свое дело, а психопатические лидеры – свое; подлинные же лидеры создают здесь настоящие солидарности. В качестве награды за обещанное владение будущим идеологи требуют непреклонного достижения некоей абсолютной иерархии ценностей и некоего ригидного принципа поведения, будь это принцип тотального подчинения традициям, если будущее является земным королевством предков; тотальной отставки, если будущее должно быть чем-то из другого мира; тотальной военной дисциплины, если будущее замкнуто на определенном типе вооруженного супермена; тотальной внутренней реформы, если будущее воспринимается в основном как факсимиле небес на земле; или, наконец (отметим лишь один из идеологических ингредиентов нашего времени), полного прагматического отказа от совместной деятельности и процесса производства, если возрастающая продуктивность удерживает, как им кажется, настоящее и будущее вместе. Этот

200

тоталитаризм идеологий означает, что инфантильное «супер-эго» вновь стремится отвоевать место у подростковой идентичности: когда прежние идентичности истощаются, а новые становятся уязвимыми, возникающий кризис вынуждает мужчин вести жесточайшими средствами священные войны против тех, кто, как им кажется, угрожает или сомневается в их еще ненадежных идеологических обоснованиях.

В заключение мы можем еще раз обсудить следующее: как осуществляется наше вмешательство во все традиционно групповые идентичности, которые могли развиться в аграрных, феодальных, патрицианских или меркантильных эрах. Как было показано многими авторами, такое всестороннее развитие завершается утратой чувства космической целостности, провидческой предопределенности и божественного санкционирования средств производства и разрушения. Во многих странах мира это со всей очевидностью ведет к увлечению тоталитарным мировоззрением, взглядами, обосновывающими катаклизмы и защищающими самозваных смертных богов. Сегодня технологическая централизация может дать небольшим группам таких фанатичных идеологов конкретную власть тоталитарных государственных машин, а также небольшие и тайные либо большие открытые механизмы истребления.

Здесь удачное место для другого биографического очерка, касающегося моратория человека, которого я не мог бы поставить в один ряд с Бернардом Шоу хотя бы уже потому, что, наверное, он никогда не смеялся от всего сердца и никогда в жизни не мог никого заставить смеяться от души, – это Адольф Гитлер. Человек, бывший первым и единственным другом детства Гитлера, вспоминал, что в юности Гитлер неожиданно для всех исчез на два года, после чего он "всплыл", обуреваемый фанатичным идеологическим устремлением18.

Этот совершенно анонимный мораторий, проведенный в полной изоляции, последовал за жестоким разочарованием позднего отрочества. Юношей Гитлер отчаянно мечтал стать архитектором; он днями как бы в прострации бродил по улицам, перестраивая свой родной город Линц. Под перестройкой он понимал полное разрушение старого, но, вне всякого сомнения, не пытался при этом быть конструктивным. Это случилось, когда он наконец послал свой проект нового здания оперы в Линце на конкурс, но

201

тот остался без внимания. После этого случая он порвал с обществом и исчез, чтобы вновь появиться в образе мстителя. И он отомстил, разрушив почти всю Европу. Обреченный на смерть, сидя в своем бункере, он вносил последние штрихи в свой проект здания оперы в Линце, которое к тому времени было почти построено. Таким образом, даже в личности с чрезвычайными деструктивными потребностями отроческие устремления могли просуществовать сверхъестественно долго.

Я не думаю, что личность, подобная Гитлеру, могла бы быть вылечена, хотя имеются данные о том, что он стремился лечить отдельные симптомы. Я даже не хочу думать о том, что такой человек, как Гитлер, мог навязать миру свою личную смесь бездонной деструктивности и конструктивного воображения без рокового совпадения его злого гения с исторической катастрофой. Как мы видели в гл. II, поражение Германии и Версальский договор вылились в широко распространенную травмирующую утрату идентичности, особенно среди немецкой молодежи, а следовательно, и в историческое смешение идентичности, стимулирующее состояние национальной делинквентности под предводительством банды подростков-переростков криминального склада. Но когда мы размышляем над такими национальными катастрофами, мы не должны позволять нашему отвращению ослеплять нас и не замечать конструктивных возможностей, которые у данной нации могут быть сильно извращены недостатками других наций.

Я уже отмечал в гл. II роль, которую сыграло технологическое развитие в поразительной успешности этого и других тоталитарных предприятий. Но я вновь должен признать, что мы по-прежнему мало знаем о том, как человек изменяется в самой своей глубине, имея в руках новую технологическую власть.

Под конец несколько слов о новой нации. Однажды на семинаре в Иерусалиме мне представилась возможность обсудить с израильскими учеными и клиницистами вопрос о том, что такое идентичность "израильтян", и, таким образом, рассмотреть одну из крайностей современной идеологической ориентации. Израиль очаровывает как своих друзей, так и врагов. Большое число идеологических

202

фрагментов европейской истории нашло свой путь в сознание этого маленького государства, и многие проблемы идентификации, занявшие полтора века американской истории, возникли в Израиле в течение нескольких десятилетий. Из числа подавленных меньшинств многих земель новая нация возникла на границе, которая не кажется принадлежащей кому-либо, и новая национальная идентичность возникла из «привозных» идеалов, вольнодумных, пуританских и мессианских. Любое обсуждение многочисленных и наиболее острых израильских проблем рано или поздно ведет к большим достижениям и большим идеологическим проблемам, поставленным первыми сионскими поселенцами, которые сделали то, что известно как движение кибуцев. Европейские идеологи, основываясь на историко-географическом моратории, созданном особым интернациональным и национальным статусом Палестины, первой в Оттоманской империи, а затем и в Британском мандатарии, смогли установить и укрепить мощный плацдарм сионистской идеологии. На этой «Родине», копаясь в грязи, собранные здесь евреи должны были преодолевать злые идентичности, являющиеся следствием вечного скитания, торговли и размышлений, чтобы вновь стать национально целостными. Никто не может отрицать того, что движение кибуцев породило отважный, ответственный, вдохновенный тип индивида, хотя определенные детали его системы образования (такие, как воспитание детей с рождения в детских домах и совместное содержание мальчиков и девочек в старших классах) подвергаются критике как в самом Израиле, так и за его пределами. Но бессмысленно применять стандарты метрополии к условиям окраины. Без сомнения, эти пионеры обеспечили новую нацию, родившуюся в одну ночь, историческим идеалом. В Израиле сейчас существует уже элита кибуцев – тех, кто в истории своей страны сыграл роль, сравнимую с тем, что сделали наши пионеры. Эта элита столкнулась с тем, что несравненно большая часть населения представляет эту совершенно неперевариваемую смесь идеологий. Это массы африканских и восточных иммигрантов, мощно организованных трудом жителей большого города, религиозных ортодоксов новой государственной бюрократии и, конечно, «доброго старого» торгового класса середняков. Более того, наиболее бескомпромиссная часть кибуцкого Движения смогла найти себе место между двумя мирами,

203

с которыми сионизм связан крепкими историческими узами: американские и британские евреи (которые купили большую часть земель у несуществующих арабских землевладельцев), с одной стороны, и советский коммунизм – с другой, к которому кибуцкое движение тяготело идеологически, но было отвергнуто Москвой как одна из форм уклона. Кибуцкое движение, таким образом, является одним из примеров современной идеологической действительности, которое на основании утопических идеалов высвободило неведомую до того энергию молодых, считавших себя одним «народом» и создавших чрезвычайно значимый групповой идеал совершенно непредсказуемой исторической судьбы в индустриальном мире. Между тем Израиль, несомненно, является одной из наиболее идеологизированных стран, которые когда-либо существовали. Ни крестьяне, ни рабочие никогда не спорили по поводу логики и значения повседневных решений. Я думаю, что представление о важности идеологии для формирования идентичности может быть получено путем сравнения таких сугубо вербальных и сильно институированных идеологий с теми часто не оформленными и преходящими симптомами превращения и отвращения, которые являются наиболее значимой частью жизни молодого человека или группы молодежи, причем понимание или даже любопытство со стороны окружающих их взрослых полностью отсутствует. Во всяком случае, многие крайние вкусы, мнения и лозунги, которыми насыщены аргументы молодежи, а также многие неожиданные импульсы к деструктивному поведению являются единым выражением фрагментов исторической идентичности, которые должны быть связаны воедино какой-то идеологией.

В патографическом разделе этой книги я указал на тотальный выбор негативной идентичности индивидами, которые могут реализовать свой уход через аутентичные или регрессивные склонности. Уход многих одаренных, но нестойких молодых индивидов в частную утопию не был бы необходим, если бы не имел отношения к общему развитию, которому они не способны подчиниться, а именно возрастающей потребности в конформизме, единообразии и стандартизации, которые характеризуют настоящую стадию этой "индивидуалистической" цивилизации. В этой стране потребность в конформизме по большому счету не развилась в эксплицитные тоталитаристские идеологии и

204.

ассоциируется с пуританскими догмами церкви и стереотипами делового поведения. Изучая его, мы высоко оцениваем способность нашей молодежи управлять смешением идентичности в условиях индустриальной демократии посредством простого доверия, шутовского диссонанса, технической виртуозности, «иноверческой» солидарности и отвращения к идеологической эксплицитности. Чем же в действительности является имплицитная идеология американской молодежи, этой самой технологической молодежи в мире, – это принципиальный вопрос, который не может быть решен в книге такого типа. Никто не осмелится расценивать происходящие изменения, которые могут иметь место в этой имплицитной идеологии, как результат мировой борьбы, делающей милитаристскую идентичность частью ранней взрослости мирного времени.

Проще отметить, что поворот к негативной групповой идентичности, преобладающей у части молодежи, особенно в наших больших городах, а также религиозная марги-нальность создают слабую основу для позитивной идентичности. Эти негативные групповые идентичности присутствуют в спонтанно образующихся группах: от соседствующих групп наркоманов, гомосексуальных кругов до преступных банд. Для того чтобы сделать значительный вклад в решение данной проблемы, необходим значительный клинический опыт. Кроме того, мы должны предостеречь себя от некритичного использования клинических терминов, установок и методов в отношении общественных проблем. Скорее мы можем вернуться к точке зрения, выработанной нами ранее. Учителя, судьи и психиатры, имеющие дело с молодежью, становятся важными действующими лицами этого стратегического акта "признания", акта, посредством которого общество "идентифицирует" и "принимает" своих молодых членов и этим вносит вклад в формирование их идентичности. Если для простоты или в силу укоренившихся привычек юрисдикции или психиатрии они диагностируются или расцениваются как криминальные, как конституционно непригодные, как просчеты воспитания или даже как умопомешательство, молодой человек, который по причинам личностной или социальной маргинальности близок к выбору негативной идентичности, может направить всю свою энергию на то, чтобы стать тем, кем ожидает его видеть худшая часть общества.