Текст книги "Идентичность: юность и кризис"

Автор книги: Эрик Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Однако тот факт, что эти люди, их врачи и современники все больше обращались к горьким истинам психоаналитической психиатрии, сам по себе является исторической переменой, требующей критического осмысления. Он говорит о все более широком признании способности психоанализа проникнуть в природу тревоги и болезни каждого данного пациента. И все же представляется, что частичное признание болезненных бессознательных факторов человеческих неудач и акцент на индивидуальное лечение даже тогда, когда пациент вроде бы совершенно не склонен к самонаблюдению и к его словесному выражению, – это проявление широко распространенного нежелания признать, что социальные механизмы в условиях^ стремительных исторических перемен не срабатывают.» /* ["Исторические перемены принудительно коснулись всех и идут во всем мире такими ускоренными темпами, что стали восприниматься как угроза традиционной американской идентичности. Они, кажется, подрывают глубокую убежденность в том, что эта нация может позволить себе совершать ошибки; что она неизменно превосходит всех по неисчерпаемости своих ресурсов, силе предвидения, свободе действий и темпам прогресса; что в ее распоряжении неограниченное пространство и время для развития, проверки и завершения социальных экспериментов. Трудности, возникающие при попытке совместить этот старый образ обособленных просторов с новым представлением о взрывоопасной близости к остальному миру, вызывают глубокое беспокойство. Сначала его обычно пытаются преодолеть при помощи традиционных подходов к новому пространству-времени!/

Психотерапевт, не берущий в расчет влияние этих процессов на невротические расстройства, не только может упустить из виду специфическую динамику жизненных циклов в современном мире, он также может направить

78

энергию индивида в сторону от насущных задач общества. Значительное уменьшение числа душевных расстройств возможно лишь в том случае, если внимание врачей будет уделяться как условиям, так и причинам их возникновения, как фиксации на прошлом, так и жизненным планам, как опасным внешним проявлениям, так и болезненным внутренним процессамГ)

В этой связи следует заметить, что популярное употребление слова "эго" в Америке имеет, конечно, мало отношения к тому, что понимает под ним психоанализ. Обычно под этим имеют в виду неправомерное или необоснованное самомнение. "Подначивание", поддразнивание, громогласность и другие способы "выставиться" – все это, конечно, в характере американцев. Это пронизывает речь, жесты и свойственно межличностным отношениям. Было бы странно, если бы отношения с врачом были лишены этих элементов. Совершенно другая проблема – постоянное использование американской практики "подначивания", чтобы люди "чувствовали себя лучше", или подавления напряженности и тревоги, чтобы они лучше работали.

Слабому "эго" это большой силы не придаст. Сильное "эго", целостность которого обеспечивается сильным обществом, не нуждается в попытках искусственно его укреплять и просто не реагирует на них. Оно подвергает проверке то, что ему кажется настоящим, стремится совершенствовать то, что эффективно, понять, что является необходимостью, наслаждаться тем, что придает силы преодолевать нездоровые явления. В то же время оно старается способствовать укреплению группового "эго", которое передаст свои достижения следующему поколению.

Эффективность психоаналитической помощи этому процессу может быть гарантирована только постоянными гуманистическими усилиями, не ограничивающимися простыми мерами по приспособлению пациентов к ограничивающим их в чем-то обстоятельствам, направленностью лечения на то, чтобы человек осознал свои возможности, скрытые от него первобытными страхами. Но существуют и исторические факторы, определяющие концепцию психоанализа; кроме того, в течение более чем полувека в ходу были одни и те же понятия, описывающие мотивацию поведения, а ведь они неизбежно отражают идеологию

79

своего времени и впитывают в себя также и коннотации, рожденные современными общественными переменами. Идеологические коннотации – неизбежный способ приведения концептуального аппарата, описывающего «эго» – органа, при помощи которого человек проверяет правильность своего восприятия реальности, – в соответствие с историческими переменами.

3. Теория "эго" и социальные процессы

Фрейд называл следующие источники самоуважения человека:

1. Остатки детского нарциссизма, то есть природная

любовь ребенка к себе.

2. Ощущение всесилия, подкрепляемое опытом, кото

рый позволяет ребенку думать, что он осуществляет свой

"эго– идеал".

3. Удовлетворение объектного либидо+, то есть любви

к другим.

Но для того, чтобы здоровые остатки инфантильного нарциссизма не исчезли, их должна поддерживать материнская любовь, создающая у ребенка уверенность в том, что жить в данной социальной среде хорошо. Природный нарциссизм, который, как считается, столь смело борется против обескураживающего окружения, на деле подкрепляется тем эмоциональным обогащением и развитием навыков, которые обеспечиваются этим самым окружением. И наоборот, широко распространенное резкое ослабление детского нарциссизма – следствие разрушения того коллективного синтеза, который дает каждому новорожденному и его матери в восприятии общества надындивидуальный статус. А в последующем переходе нарциссизма в более зрелое чувство самоуважения снова решающую роль играет то, может ли подросток рассчитывать на возможность использовать приобретенные в детстве навыки и тем самым найти свое место в обществе]

Для того чтобы опыт подкреплял здоровое чувство всесилия, методы воспитания детей должны не только развивать здоровые чувства, помогать совершенствовать навыки, но и обеспечить их реальное общественное призна-

80

ние. Ибо в отличие от детского чувства всесилия, питающегося игрой и подыгрыванием взрослых, самоуважение, способствующее возникновению чувства идентичности, основано на элементарных знаниях и социальных приемах, обеспечивающих постепенное совпадение игры и сноровки, «эго-идеала» и социальной роли, и тем самым дает надежду на ясное будущее.

Для того чтобы было удовлетворено "объектное либи– «Эо", половая любовь и оргастическая потенция должны быть обеспечены экономической и эмоциональной стабильностью, ибо только такой синтез придает законченный смысл всему функциональному циклу генитальности, включающему в себя зачатие, рождение и воспитание детей. Страсть может сделать сегодняшний "объект" собирательным образом инцестуальных детских привязанностей; сексуальная жизнь может помочь двум индивидам удержать друг друга от регрессии; но взаимная половая любовь обращена к будущему и к обществу. Она обеспечивает разделение труда в выполнении той жизненной задачи, осуществление которой возможно лишь совместно двумя людьми разного пола: синтез производства, продолжение рода и воспроизводства в первичной социальной ячейке – семье определенного типа.

Если "эго-идентичность" любовников и партнеров дополняют друг друга, их соединение в браке благотворно скажется на развитии "эго" у потомков. С точки зрения такого слияния личностей "инцестуальная" привязанность к образу одного из родителей не обязательно носит болезненный характер, как часто считают психопатологи. Наоборот, этот выбор – часть этнического механизма в том смысле, что он создает непрерывность между семьей, в которой человек вырос, и семьей, которую он создаст. Тем самым он сохраняет традицию, то есть совокупность всех знаний, которым научились предшествующие поколения, точно так же как в животном мире достижения эволюционного развития сохраняются в потомстве данного вида особей. Однако невротическая фиксация на родителях и жесткие внутренние защитные механизмы, направленные против'инцестуальных желаний, говорят об отсутствии, а не о развитии связи поколений.

Однако, как было сказано, многие механизмы приспособления, когда-то служившие психосоциальной эволю-

81

6-798

ции, племенной интеграции, национальной или классовой спаянности в мире повсеместно распространяющихся иден-тичностей, оказываются ненужными. Воспитание «эго-идентичности», которая черпает силу в исторических переменах, требует осознанного признания взрослыми исторического разнообразия, а также стремления просвещенных людей снова обеспечить любому ребенку чувство осмысленной целостности.

Ведь т, у, а^д

осознать и использовать стихийные_ дендев[ ции формирования идентичности.

Истории болезни могут что-то дать исследователю, если в них избегаются стереотипы вроде "у пациента была властная мать", стереотипы, которые исторически обусловлены и сами обрастают привычными коннотациями. Психоаналитическая теория вполне могла бы помочь в разработке не только новых методов изучения детей, но и стихийных способов, которыми различные слои современного общества пытаются создать приемлемую традицию воспитания детей в условиях быстро меняющейся технологии. Ведь тот, кто хочет лечить или учить,

й

Когда психоаналитик занимается своим пациентом, говорила Анна Фрейд, его позиция наблюдателя должна быть равноудалена от "ид", "эго" и "супер-эго" – чтобы осознавать их функциональную взаимозависимость и чтобы, когда он наблюдает изменения в одном из этих участков психики, он не терял из виду связанных с ним изменений в других участках10. То, что здесь представлено как отдельные участки внутреннего мира человека, отражает все время происходящие в нем процессы.

В заключение дадим новое определение з^дач "эго" (и, возможно, самого "эго"): это один из трех необходимых и непрерывных процессов, посредством которых существование человека непрерывно во времени и оформлено. Первый из них – первый, поскольку _ его изучение было начато после переноса Фрейдом биологического и физиологического способов мышления на психологию, – это биологический процесс, посредством которого организм становится иерарх"ической организацией систем органов, проживающей свой жизненный цикл. Второй процесс -

82

при его помощи организмы объединяются в определенные географические, исторические и культурные группы. То, что можно назвать «эго-процессом», есть организационный принцип, который обеспечивает существование индивида как цельной личности, характеризуемой тождеством самому себе и целостностью как в отношении внутреннего опыта, так и в отношении актуальности для других.

Эти процессы изучались в рамках разных дисциплин, сосредоточенных то на биологическом, то на социальном, то на психологическом аспектах, но очевидно, что "физиология" жизни, то есть непрерывная взаимосвязь всех составляющих, определяется относительностью, делающей каждый из этих процессов зависимым от другого. Это значит, что изменения, наблюдаемые в одном из них, вызовут изменения в других и в свою очередь будут зависеть от них. Да, действительно, каждый из этих процессов подает свои предупредительные сигналы: боль, тревога, паника. Они предупреждают о возможном органическом функциональном расстройстве, об ослаблении власти "эго", о потере ощущения групповой идентичности, но любой из этих сигналов говорит об угрозе всему целому.

В психопатологии мы наблюдаем и изучаем один из этих процессов как протекающий как бы автономно, когда вследствие утраты взаимной регуляции и общего равновесия он неоправданно выходит на первый план. Так, раньше психоанализ исследовал, как будто это можно изучать отдельно, порабощение человека посредством "ид", то есть чрезмерными требованиями, предъявляемыми "эго" и обществу фрустрированных организмов, не имеющих возможности дать выход своим инстинктам. Затем центр внимания переместился на порабощение человека стремлениями как бы автономных "эго" и "супер-эго" – защитными механизмами, которые, чтобы "сдержать" энергию либидо, ослабляют способность "эго" к переживанию и планированию. Возможно, психоанализ завершит свое изучение неврозов более подробным исследованием порабощения человека историческими обстоятельствами, которые в силу прецедента претендуют на то, чтобы управлять его поведением, и приводят в действие архаические внутрен-

83

ние механизмы, лишающие человека физической витальности и силы «эго».

Цель лечения психоанализом определялась как одновременное повышение мобильности "ид" (то есть адаптации наших инстинктивных влечений к возможностям их удовлетворения, а также к неизбежным отсрочкам их удовлетворения и к фрустрации"1"), толерантности4" "супер-эго" (которое осудит определенные действия, но не самого деятеля) и синтезирующей силы "эго"11. В связи с последним мы предлагаем, чтобы анализ "эго" рассматривал "эго-идентичность" индивида в соотношении с историческими "переменами, доминировавшими в период его детства, подросткового кризиса и зрелости. Ведь преодоление индивидом невроза начинается тогда, когда он становится в состоянии дридэдзь^щоЕиаещс^ю^^обходрщость, сделав-

дрэдщЕ^^ шую его тем, что он есть. Индивид ощущает себя свободным тогда, когда он может свободно идентифицироваться со своей собственной "эго-идентичностью" и когда он научается использовать данность для достижения стоящих перед ним целей. Только таким образом он сумеет почерпнуть – в совпадении его собственного жизненного цикла и данного исторического периода – силу "эго" для своего и последующих поколений.

II. О тоталитаризме

Исследуя исторический феномен тоталитаризма, психоаналитик может задаться вопросом: шусие бессознательные

_к. изобретению, установлению и? И

мотивы^у^ЕЖ _. р, у

широкому признанию тоталитарных методов? Или, точнее, кащш^обр^азом в детстве и в юности возникает предрасположенность человека к тоталтзшзщ?] Поиски ответа на этот вопрос затруднены отсутствием" установившейся терминологии. А исторические, обществоведческие исследования, работы по истории нравов обычно почти не содержат ни в тексте, ни в справочном аппарате упоминаний того простого обстоятельства, что все люди когда-то были детьми. Большинство ученых считают, что детство скорее входит в сферу компетенции благотворительных организаций, доброхотов, нежели мыслителей. Но из всех живых существ у человека биологический период детства самый

84

длинный, а цивилизация растягивает психологическое детство на еще больший срок – ведь человеку требуется время на то, чтобы научиться учиться. Высокая степень специализации, сложные навыки, согласованность действия и рефлексии – все это вырабатывается в течение длительного периода его зависимости от других. И(только через зависимость от других человек вырабатывает в себе сознание, эту зависимость от себя, которая в свою очередь делает его заслуживающим доверия других; и, только полностью восприняв ряд фундаментальных ценностей, он может стать независимым, учить других и развивать традицию. Но эта полноценность имеет двойственные истоки: это длительный процесс развития от совершенной беспомощности к высокому чувству свободы и совершенства, идущий в рамках социальных систем, которые значительно ограничивают свободу и дают возможность части людей жестоко эксплуатировать другихГ/

Современная антропология, часто используя положения, заимствованные из психиатрии, изучает способы, которыми общества "интуитивно" вырабатывают системы воспитания детей, призванные не только охранять жизнь и благополучие маленького индивида, но и обеспечить через него и в нем продолжение традиции и сохранение своеобразия данного общества. То, что удлинение периода детства способствует развитию его технических навыков, его способности к сочувствию и вере, хорошо известно, но часто это значение носит слишком ограниченный характер. Ибо уже ясно и то, что противопоставление взрослый-ребенок – первое в ряду экзистенциальных противопоставлений (второе – мужчина -женщина), которое позволяет эксплуатировать человека и стимулирует эксплуатацию, врожденная склонность ребенка ощущать свою беспомощность, покинутость, стыд и вину перед теми, от кого он зависит, систематически используется в процессе его воспитания, часто переходя в его эксплуатацию. В результате даже рациональный человек подвержен иррациональной тревоге и подозрениям, сосредоточенным на проблемах, кто больше и лучше и кто что кому может причинить. Поэтому необходимо глубже вникнуть в самые ранние последствия психологической эксплуатации ребенка. Под этим я имею в виду злоупотребление разделением функций, когда развитию возможностей одного из парт-

85

неров ставятся препятствия и в результате в нем накапливается бессильная ярость, тогда как свободная энергия должна была бы использоваться для продуктивного развития.

Для тех, кто с этим согласен, ясно, что ^изучение тоталитаризма должно включать в себя и изучение детства] – чтобы преодолеть недооценку огромного значения детства. Следует сказать, однако, что это упущение не случайно и поэтому преодолеть его не так легко. Щсихо-анализ убедительно показал, что все люди забывают важнейшие детские впечатления. Есть основания полагать, что такая индивидуальная амнезия соотносится с универсальными белыми пятнами в интерпретации человека, с тенденцией упускать из виду важнейшую роль детства в обществе. Возможно, нравственный и рациональный человек, столь упорно боровшийся за то, чтобы создать абсолютный, неоспоримый образ цивилизованного человека, не хочет понимать, что [каждый человек начинает свой путь с самого начала и поэтому несет в себе возможность разрушения достижений человечества детскими навязчивыми идеями и иррациональными побуждениями} Можно предположить, что отказ понимать это отражает глубоко укоренившийся предрассудок, что рациональный и практичный человек, обернувшись назад и снова столкнувшись лицом к лицу с Медузой Горгоной детской тревоги, утратит жизнестойкость. Тем самым подавляются все попытки рассматривать детство в рамках должной перспективы. Между тем, если бы это было осознано, взрослые люди, возможно, избавились бы от некоторых деструктивных наклонностей, свойственных детям, а в других отношениях вели бы себя как дети, то есть более творчески.

Но новому пониманию проблемы трудно дать окончательную формулировку. Вероятно, из-за упомянутых выше многочисленных белых пятен появившееся сейчас понимание важности детства уравновесилось потерей другой перспективы: я имею в виду тенденцию части психологов и психопатологов объяснять общественные явления, например тоталитаризм, отождествляя их с некоторыми периодами детства или отрочества ("подростковый"), с определенными психическими болезнями ("параноидный") или с определенными свойствами характера ("авторитарная личность"1"). В рамках персонологического подхода

86

появились наводящие на размышления обобщения относительно некоторых аналогий между способами воспитания детей, картиной мира и политическими убеждениями. Но этот подход мало дал для решения важнейшего вопроса: /ьГкаких условиях энергия данного стиля мышления и поведения (например, авторитарного) способствует возникновению данного политического учения и вызывает массовые действия?^; Психопатологический подход ослабил свои позиции использованием медицинской терминологии в применении к народам или людям, активно или пассивно вовлеченным в тоталитарные революции, – говоря о них как о патологических или незрелых существах в попытке объяснить их политическое поведение. Но человек многопланов, а история редко предоставляет ему возможность синтеза кредо, сознательной позиции и практики, чего в нашем протестантском мире привыкли требовать от «зрелого» или, во всяком случае, «рационального» человека. То, что я хочу изложить, – не попытка найти истоки или причины тоталитаризма в детстве или в способах воспитания детей. Я также не собираюсь интерпретировать его как временный недуг или эпидемию местного значения. Я начну с утверждения, что /тоталитаризм основан на универсальных человеческих свойствах и, таким образом, связан со всеми сторонами природы человека, здоровыми и патологическими, зрелыми и детскими, индивидуальными и социальными. На протяжении истории тоталитарная идея, вероятно, часто бывала близка к осуществлению, но должна была дожидаться «своего» исторического часа. Этот момент определяется прогрессом технологии коммуникаций и целым рядом условий, приводящих к возникновению фанатической идеи тоталитарного государства, способствующих ее осуществлению в своевременных революционных действиях и, далее, поддерживающих ее при помощи механизма власти и террора. Только такая историческая перспектива дает правильную шкалу степеней и видов идеологической вовлеченности разных типов людей в тоталитарном государстве: фанатичных апостолов и умных революционеров, лидеров-одиночек и олигархических клик, искренних приверженцев идеи и садистов-эксплуататоров, послушных бюрократов и эффективных управленцев, апатичных работяг и парализованных оппозиционеров, бессильных жертв и сбитых с толку будущих

87

ного обмена в обществе, где его постепенно развивающиеся способности сталкиваются с культурными возможностями, благоприятствующими этому развитию или лимитирующими его. Как развертывается дальнейшее развитие организма, которое идет не путем появления новых органов, а через предписанную последовательность формирования двигательных, сенсорных и социальных способностей, описано в литературе, посвященной развитию ребенка. Выше было показано, что психоаналитики дали нам по большей части понимание идиосинкразического опыта, в особенности внутренних конфликтов, фиксирующих способ, посредством которого индивид становится определенной личностью. Здесь важно отчетливо понимать, что в последовательности приобретения наиболее значимого личностного опыта здоровый ребенок, получивший определенное воспитание, будет подчиняться внутренним законам развития, которые задают порядок развертывания потенциальностей для взаимодействия с теми людьми, которые заботятся о нем, несут за него ответственность, и теми социальными институтами, которые его ждут. Поскольку это взаимодействие варьируется в разных культурах, оно обязательно должно оставаться в рамках «соответствующего темпа и соответствующей последовательности», которые определяют весь эпигенез. Следовательно, можно сказать, что личность развивается в соответствии с этапами, предетерминированными в готовности человеческого организма побуждаться расширяющимся кругом значимых индивидов и социальных институтов, осознавать их и взаимодействовать с ними.

Именно поэтому при демонстрации стадий развития личности мы используем эпигенетическую диаграмму, аналогичную той, которая была представлена в книге "Детство и общество" для анализа фрейдовских стадий психосексуального развития2. Внутренняя цель такой демонстрации – перекинуть мостик между теорией детской сексуальности (без воспроизведения ее здесь в деталях) и нашими знаниями о психическом и социальном развитии ребенка.

ill

LS.S

3.

tOCC

5 |

1 В S g? а? *

Hit

2 Е 0 i

5 S У» J

21*

U С Я

а о в

О U О

Hi

Scocr m

Us

«uu

UJ Cu

102

В представленной выше таблице клетки обозначают и последовательность стадий, и уровень развития составляющих частей; иными словами, диаграмма схематически отражает прогрессию во времени дифференциации частей. Это показывает, во-первых, что каждый из рассматриваемых элементов витальной личности системно связан со всеми другими и что все они зависят от развития и последовательности появления каждого элемента; и во-вторых, что каждый элемент существует в некоторой форме до предписанного наступления «его» критического, определяющего времени.

Если я, к примеру, говорю, что чувство базисного доверия является первым развивающимся в жизни компонентом ментальной витальности, чувство автономии – вторым, а чувство инициативности – третьим, то диаграмма выражает количество фундаментальных связей, существующих между этими тремя компонентами, равно как и несколько фундаментальных фактов для каждого из них.

Каждый человек идет своим путем развития, переживает свои кризисы и находит их разрешение теми способами, которые должны быть здесь описаны, последовательно проходя от начала до конца выделенные стадии. Все они первоначально существуют в определенной форме, но мы не будем заострять на этом внимание и запутывать ситуацию, называя соответствующие компоненты по-разному на более ранних и более поздних стадиях. Например, младенец может с самого начала демонстрировать нечто вроде "автономии", когда старается высвободить свою туго спеленутую ручонку. Однако в обычных условиях лишь на втором году жизни ребенок впервые может столкнуться с необходимостью выбора между тем, быть ли ему существом автономным или зависимым, и не раньше, чем к этому времени, он оказывается готовым к специфически новым взаимоотношениям со своим окружением. Это окружение в свою очередь ощущает себя призванным поставлять ребенку идеи и концепции относительно автономии в тех формах, которые определенно могут повлиять на его характер, умения и силу витальности.

Именно подобное столкновение вместе с результирующим его кризисом и должны быть описаны применительно к каждой стадии. Любая стадия становится кризисом, поскольку начинающийся рост и осознание в какой-то новой части функционирования идут вместе с изменениями

104

J

энергии инстинктов и, таким образом, также обусловливают специфическую уязвимость этой части. Из сказанного следует, что наиболее сложный вопрос, который необходимо решить, – это вопрос о том, силен или слаб данный ребенок на данной стадии развития. Может быть, было бы лучше сказать, что он всегда уязвим в отношении каких-то одних аспектов и абсолютно безразличен и не-сензитивен – в отношении других, но что в то же самое время он невероятно устойчив в тех самых аспектах, где он уязвим. Причем слабость ребенка дает ему власть; исходя из этой своей зависимости и слабости, он подает сигналы, к которым его окружение крайне сензитивно, вне зависимости от того, руководствуется ли оно «инстинктивными» или традиционными моделями воспитания. Присутствие ребенка создает постоянную и устойчивую доминанту во внешней и внутренней жизни каждого члена домашнего окружения. Потому что все они должны переориентироваться для того, чтобы приспособиться к нему. Они к тому же должны вырасти и как отдельные индивиды, и как группа. Справедливо будет сказать, что ребенок точно так же контролирует и воспитывает свою семью, как и она его. Семья может воспитать ребенка только в том случае, если сама будет воспитана ребенком. Развитие ребенка состоит из серии вызовов, которые он бросает своему окружению для того, чтобы оно обеспечило развитие его впервые возникающих потенциальностей, связанных с социальным взаимодействием.

Каждая последующая стадия, таким образом, есть потенциальный кризис вследствие радикального изменения перспективы. Слово "кризис" здесь употребляется в контексте представлений о развитии для того, чтобы выделить не угрозу катастрофы, а момент изменения, критический период повышенной уязвимости и возросших потенций и, вследствие этого, онтогенетический источник возможного формирования хорошей или плохой приспособляемости. Наиболее радикальные изменения, начиная от глубин внутренней жизни и кончая внешними ее проявлениями, происходят в самом начале жизни. Но и в постнатальном существовании такие в перспективе важные способности, как умения спокойно лежать, твердо сидеть или быстро бегать, должны сформироваться каждое в свое, лучшее для этого время. Вместе с ними также радикально изме-

105

няется и интерперсональная перспектива, что проявляется скажем, в быстрой смене таких противоположных желаний, как «не выпускать мать из виду» и «хотеть быть независимым». Таким образом, разные способности используют разные возможности для того, чтобы превратиться в полноценные компоненты той всегда новой конфигурации, которой является развивающаяся личность.

1. Младенчество: развитие узнавания

Фундаментальной предпосылкой ментальной витальности является чувство базисного доверия – формирующаяся на основании опыта первого года жизни установка по отношению к себе и к миру. Под "доверием" я подразумеваю собственную доверчивость и чувство неизменной расположенности к себе других людей.

Описывая развитие серии альтернативных базисных установок, включая идентичность, мы прибегаем к термину "чувство чего-то". Очевидно, что такие "чувства", как ощущение здоровья или витальности либо ощущение их отсутствия, пронизывают все, от поверхности до самой глубины, включая и то, что мы переживаем совершенно сознательно, и то, что переживаем едва осознанно и совершенно бессознательно. Как сознательное переживание, доверие доступно интроспекции. Но оно является также и особым типом поведения, доступным постороннему наблюдению; оно, наконец, является некоторым внутренним состоянием, верифицируемым только тестированием и психоаналитической интерпретацией. Все три указанных измерения необходимо иметь в виду, когда мы говорим о "чувстве чего-то".

Как это принято в психоанализе, вначале мы исследовали "базисную" природу доверия через психопатологию взрослых. У взрослых радикальное снижение базисного доверия и превалирование базисного недоверия проявляются в определенной форме выраженного отчуждения, характеризующего индивидов, которые уходят в себя, если оказываются не в ладах с другими людьми или с самими собой. Такой уход наиболее ярко демонстрируют индивиды, у которых наблюдается регресс к психотическому состоянию, когда они полностью закрываются, отказываясь от еды, удобств, забывая все свои дружеские привязанности. Главный дефект этих людей виден из того факта, что если мы хотим помочь им с помощью психотерапии,

106

то должны сначала «достучаться» до них, убедив в том, что они могут доверять нам, что мы доверяем им и они могут доверять сами себе.

Знакомство с подобными радикальными регрессиями, равно как и наиболее глубокими и инфантильными склонностями наших здоровых пациентов, научило нас рассматривать базисное доверие в качестве краеугольного камня витальной личности. Давайте посмотрим, что доказывает справедливость идеи поместить акцент на этом компоненте в самое начало человеческой жизни.

Как только разрывается симбиоз новорожденного младенца с телом матери, происходит встреча врожденной и более или менее скоординированной способности ребенка сосать материнскую грудь с более или менее скоординированной способностью и желанием, интенцией, матери кормить младенца и радоваться ему. В этот момент ребенок живет и любит через свой рот, а мать живет и любит через свою грудь, выражая голосом, мимикой, позой тела готовность сделать все необходимое для ребенка.