Текст книги "Благочестивая одержимость (ЛП)"

Автор книги: Энса Ридс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Он поставил пустую чашку на край стола.

– В этом деле нельзя никому доверять, – продолжил он, – родство ничего не значит, когда дело касается денег и власти. Единственный человек, которому я когда-либо доверял – это мой брат, и он будет последним.

Я выдохнула, даже не осознавая, что слушала его затаив дыхание.

– Значит, ты никому не можешь доверять? Все пытаются тебя убить? Кто-то имеет зуб на тебя и твоего брата? – тараторила я, ведь у меня теперь накопилось ещё больше вопросов.

– Я не буду отвечать на этот вопрос, потому что это и так очевидно. А теперь доедай пирожное, а то оно остывает.

Он пододвинул ко мне тарелку, и я потянулась, взяв пирожное, и отправила его прямиком в рот. Он молча смотрел на меня, и это было жутковато, но я уже немного к этому привыкла.

– Что ты скрываешь от меня, мышонок? – спокойным тоном спросил он. Я почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом и, перестав жевать пирожное, я замерла, – Скажи мне.

Казалось, он приказывает мне ответить, но его голос и тон всегда оставались неизменными.

– О чём ты говоришь? – спросила я, заикаясь. Я отложила пирожное, и опустила руки на колени, пытаясь скрыть от Сальваторе тот факт, что они дрожат.

Боже, я не хочу умирать.

– Я вижу это по твоим глазам. Ты что-то задумала, – он сделал паузу, поднёс руку к моей щеке, и медленно повернул моё лицо к себе.

Он держал мой подбородок, лаская большим пальцем мои губы, и я ещё больше чувствовала силу, которую он излучает, даже в моменты, когда он был нежен со мной.

– Не глупи, мышонок. Я буду только рад показать тебе, что ты никогда не убежишь от меня, – мрачно прохрипел он.

Меня напугали его слова, и я уловила таящуюся в них угрозу. Казалось, он с нетерпением ждал, когда же я облажаюсь, чтобы он мог причинить мне боль и наказать. Он до сих пор не тронул даже волоска на моей голове, но судя потому, что он сделал с моим отцом и Лангой, я уже видела, на что способен этот человек.

– Я не сбегу, – пробормотала я шёпотом, – я не оставлю… тебя.

Я надеялась, что мои слова успокоят этого зверя. Я знала, насколько он жесток, и в какой смертельной опасности я находилась рядом с ним. Он хотел сделать мне больно, предвкушая тот день, когда он сможет меня наказать. Я не хотела дожить до этого дня, поэтому именно в этот момент я приняла решение – обсудить всё с Анной, и быть готовой к неизбежному.

Мне придётся убить Сальваторе.

Глава 16

Мы всё ещё были в Калифорнии и провели эту ночь в другом доме Сальваторе. Этот дом представлял собой особняк в аутентичном испанском стиле, расположенный на вершине горы с видом на весь Беверли-Хиллз. Мне надоело всё время торчать в спальне, и я решила испечь что-то вкусненькое, чтобы хоть чем-то себя занять.

У Сальваторе была целая команда поваров, которая была удивлена, когда я попросила их позволить мне приготовить что-то самой. Но я убедила их, что всё в порядке и что мне просто нужно немного места на одной из кухонь, молясь про себя, чтобы Сальваторе не наказал их.

Я суетилась на кухне, пританцовывая в такт музыке, и подпевала «Me Gustas Tu», а мои руки были покрыты мукой до локтей. Выпечка всегда успокаивала меня, особенно когда я делала это под музыку, пела или танцевала. Я всегда пекла кексы или торты в форме сердечек. Я предпочитала ванильный или клубничный торт, поэтому каждый раз готовила что-то из этого. Отец как-то сказал, что хочет шоколадный торт, но мама сказала, что ей нравится ванильный, и я могу продолжать печь его сколько угодно.

Улыбка расцвела на моих губах, а сердце наполнилось теплом, когда я вспомнила о матери и отце. Я скучала по тем дням, когда я чувствовала себя маленькой девочкой под защитой чрезмерно опекающего отца. Дни, когда я ускользала посреди ночи из дома, а Рэйчел ждала, пока я прокрадусь в её машину, чтобы мы могли покататься. Я скучала по тем дням, когда я забегала в родительскую спальню рано утром, напевая и танцуя, а затем бросаясь на их кровать, прыгая на ней, пока папа не начинал ворчать на меня. Я всегда смеялась в ответ, продолжая подпрыгивать на их кровати, пока он не вскакивал и не хватал меня, чтобы вытащить из их комнаты, в то время как мама хохотала, наблюдая за всем этим. Дни, когда родители танцевали со мной под новый трек в моём плейлисте. Или те дни, когда я действительно могла спать и ни о чём не беспокоиться.

У меня было много приятных воспоминаний об отце. Как в те дни, когда он водил меня в единственный парк в Хэдли и катал на качелях или как я беззаботно спрыгивала с качелей и летела в его широкие объятия. Мне и в голову не приходило, что он не сможет меня поймать, потому что для меня он был моим отцом, таким сильным и всегда готовым поймать меня.

Дни, когда он сажал меня к себе на плечи и носился по кругу, а я визжала как сумасшедшая.

Я вспоминала мой выпускной вечер в школе – он смотрел на меня такими грустными глазами, когда я спускалась по лестнице, а он всё продолжал говорить мне, как сильно выросла его маленькая девочка.

Это были хорошие времена, которые я вспоминала, стоя посреди этой чужой кухни.

Мои руки были подняты вверх, когда я встретилась с глазами цвета пасмурного неба, которые могли видеть меня насквозь.

– Сальваторе, – поприветствовала я, широко улыбаясь.

Он стоял довольно далеко от меня, прислонившись к стене, и наблюдал за мной, скрестив руки на груди. На нём были чёрные классические брюки, чёрная рубашка, немного расстёгнутая сверху, и золотая цепочка на шее. Его волосы казались влажными, и он прислонился к стене, выглядев при этом, как какая-то модель из журнала.

– Когда ты вернулся? – спросила я, прекращая танцевать, и сосредоточилась на своей выпечке, – мне захотелось сегодня что-то испечь, извини, если это тебя разозлило. Я просто хотела сделать что-то продуктивное. Я попросила ребят выделить мне немного места на кухне, чтобы я могла готовить сама.

Я подошла к раковине и начала отмывать руки от муки, затем схватила полотенце и вытерла свои мокрые руки. Затем я повернулась к нему лицом, а он уже оторвался от стены и прислонился к кухонной стойке, положив руки на столешницу. Он выглядел на миллион долларов, а я, в отличие от него, была в одной из его больших рубашек, потому что собиралась быть дома весь день.

Дома…

Точнее там, где Сальваторе, но уж точно не дома.

Мои волосы были собраны в небрежный пучок, я надела очки, и решила не заморачиваться с макияжем. Сальваторе же своей внешностью и исходящей от него доминирующей аурой, походил на какого-то итальянского бога.

– Тебе разрешено делать всё, что ты хочешь, мышонок, – наконец сказал он, рассматривая меня с головы до ног, и я почувствовала, что краснею от его пристального внимания. Его взгляд скользнул по моим голым ногам и, казалось, на мгновение потемнел, прежде чем он вернулся к моему лицу.

– Где ты был? – неожиданно для себя, спросила я.

Мои слова прозвучали так, как будто меня действительно волнует, где он был всё это время.

– Ты просто... иногда исчезаешь, – сказала я, вспомнив все моменты, когда просыпалась одна в кровати Сальваторе.

От моих слов на его лице начала появляться улыбка.

– У меня были дела, – ответил он равнодушным голосом, как всегда, не выдавая никаких эмоций.

– Ну, знаешь, – я сделала паузу, не решаясь продолжить, – может, ты мог хотя бы прощаться перед тем, как уходишь на работу.

Я попыталась закрыть эту тему, словно проснуться одной в постели для меня не имело большого значения. Но на самом деле, это заставило меня почувствовать себя грязной, словно я была какой-то шлюхой, которую он использовал, и когда наступило утро, он вспомнил, что у него были дела поважнее.

– Мне не очень нравится просыпаться одной, вот и всё…– я наблюдала, как он выпрямился и неторопливо направился в мою сторону. Он медленно приближался, не отрывая взгляда от меня.

Когда он подошёл, он положил руки по обе стороны моей талии, глядя на меня сверху вниз, блокируя меня со всех сторон. Я снова почувствовала, что теряюсь в этих глазах, которые казались пустыми и безжизненными. Но в его глазах была неизведанная мне глубина, которая дико смущала меня, заставляя чувствовать себя испуганной, злой, счастливой, и эти чувства каждый раз сбивали с толку. Я так их ненавидела, потому что они заставили меня предать себя. Я провела руками по его бицепсам, почувствовав, как его мышцы напрягаются под моими руками.

Некоторое время мы просто молча смотрели друг другу в глаза. Я словно потеряла дар речи, теряясь в этой глубине, осознавая, что позволяю его глазам разрушать мою душу. Моё сердце рвалось к нему и у меня перехватывало дыхание, когда он обращал на меня внимание. Он был монстром и забрал у меня так много, почему я вообще была в его объятиях в этот момент?

– Сальваторе… – выдохнула я, уже запомнив каждый миллиметр его лица.

Не знаю, почему я произнесла его имя – слова сами вырвались наружу. Сама не знаю, что я хотела ему сказать. Быть может, я хотела проклясть его за то, что он со мной сделал. Или может, я хотела умолять освободить меня… а может и то и другое.

– Нирвана, – ответил он, притягивая меня ближе к себе.

От глубины его голоса у меня по коже побежали мурашки, и я на секунду закрыла глаза, осознавая, что он впервые произнёс моё имя. Я резко вздохнула, наслаждаясь тем, как оно звучало на его языке с итальянским акцентом. Я готова была слышать моё имя из его уст ещё миллион раз, и боюсь, мне это никогда не надоест.

Он опустил голову вниз, прижимаясь лбом к моему, а его руки заскользили от моей талии к лицу. Я ещё не открыла глаза, но почувствовала его дыхание на своей коже, и то, как его большие пальцы ласкают кожу моих щёк.

– Что ты делаешь со мной? – наконец прохрипел он шёпотом. Его голос звучал сурово, как будто он не стеснялся в этом признаться, но желал, чтобы я была единственной, кто это услышит. Моё пропустило удар, – что ты со мной сделала?

Закрыв глаза, он коснулся носом моего, а его губы были в сантиметре от моих. Я крепче сжала его плечи.

– Что ты имеешь в виду? – с бешено стучащим сердцем спросила я.

С глубоким вздохом он открыл глаза, ещё сильнее прижимаясь своим телом к моему, подталкивая меня к столешнице.

– Всё, что мне хочется делать… это быть с тобой, – сказал он, – всё, что я хочу делать, Нирвана – это поклоняться тебе. Я хочу вдыхать тебя, как кислород, вдохнуть всю твою суть, твою душу. Я хочу всю тебя. Твои недостатки и совершенства, твой смех и слёзы, твои жалобы и похвалу, все твои мысли и сомнения. Я хочу всю тебя, – сказал он напряжённо, произнося отчётливо каждое слово, – я хочу пасть к твоим ногам.

Его хватка на моем лице усилилась, и я сглотнула.

– Я хочу поклоняться тебе, моя маленькая мышка. Построить храм для тебя и быть преданным тебе до конца моих дней, – продолжил он.

Он прижался к моим губам, двигаясь с такой страстью, которую невозможно описать словами – её можно было только почувствовать. Меня никто никогда не целовал так, как Сальваторе. Каждый раз, когда его губы касались моих – они ощущались как истинное блаженство. Все сомнения и мысли ускользали, и мой мозг превращался в бесполезный орган. Он будто выворачивал мою душу и клеймил на ней свои инициалы. Я ещё сильнее вцепилась в его плечи, словно нуждаясь в большей дозе наркотика, который он мне предлагал.

Он всегда контролировал ситуацию, всегда был у власти, а я всегда следовала за ним. Мне нравился контроль, сила и доминирование. Мне нравилось, когда он брал у меня всё, что хотел.

Наконец, мы отстранились друг от друга, и он медленно отступил назад, позволяя мне вернуться к готовке.

Я испекла много кексов. Я подумала, что неплохо было бы сделать что-нибудь приятное для его людей, которые стояли по всему дому неподвижно, будто статуи. Мне было немного жаль их, потому что я не могла себе представить, каково это часами стоять на ногах и оставаться неподвижным, поэтому мне захотелось их угостить.

Я сказала об этом Сальваторе, слегка растерявшись под его пристальным взглядом.

– Как ты думаешь, им понравится? – спросила я его, глядя на готовые кексы, покрытые белой глазурью, блёстками и вишней. Сейчас они казались мне немного детскими и девчачьими, но мне просто хотелось сделать что-нибудь приятное.

Сальваторе помогал мне покрывать кексы глазурью, но блёстки и вишенки были моей идеей.

– Они идеальны, мышонок, – сказал он, поцеловав меня в лоб, – всё, что ты делаешь – идеально. Им понравится.

Он произнёс эти слова так, словно нельзя было допускать и тени сомнения, что они не оценят кексы. Я почувствовала облегчение от его слов и слегка улыбнулась, кладя последние несколько кексов на второй поднос.

Сальваторе взял один из подносов, и мы направились в одну из многочисленных комнат, где нас уже ждали его люди. Сальваторе приказал одному из своих подчинённых позвать всех остальных сюда, потому что я приготовила для них угощение.

Все мужчины в комнате были высокие и крупные, и я чувствовала себя крошечной стоя рядом с ними, хотя никто из них даже не взглянул в мою сторону с тех пор, как я сюда вошла. Атмосфера в комнате была угнетающей, как будто их молчание говорило о многом. Все мужчины были одеты в чёрные костюмы, с чёрными очками на глазах, и хотя все они могли разговаривать, никто этого не делал.

Я чувствовала себя неуютно, будучи одетой в одну лишь рубашку Сальваторе и, держа в руках поднос полный блестящих кексов. Сальваторе, в отличие от меня, ничуть не стеснялся, держа в руках второй поднос с кексами, и стоял так же уверенно, как и всегда.

– Моя жена приготовила это для вас. Угощайтесь, – сказал он им по-итальянски.

Я догадалась, что он им сказал, когда увидела, как двое мужчин подошли и взяли по кексу. Я повернулась, чтобы предложить кексы троим мужчинам, которые были ближе ко мне. Двое из них вышли вперёд и взяли по кексу, в то время как тот, который стоял между ними громко усмехнулся, и в убийственной тишине его реакцию услышали все.

– В чём дело? – спросила я, глядя на человека, который смеялся надо мной. Я внезапно почувствовала себя неуверенно, и начала закусывать внутреннюю сторону щеки.

– Да, что случилось? – повторил Сальваторе, и взгляд мужчины остановился на нём, прежде чем он посмотрел на поднос с кексами. Голос Сальваторе звучал ровно, словно он просто пытался узнать, что же на самом деле произошло.

– Босс… – начал мужчина, украдкой глядя на кексы, и на секунду на его лице появилась улыбка. Но она сразу же исчезла, стоило ему посмотреть на Сальваторе, – в этих кексах блёстки, – сказал он, указывая правой рукой на поднос, который я держала в руках.

– Что? Тебе не нравятся кексы моей жены? – ледяным тоном спросил Сальваторе.

Это выглядело так, как будто он внушил этому человеку ложное чувство безопасности, заставляя его заговорить. И когда он понял, что за ошибку совершил, улыбка сошла с его лица, а лицо помрачнело, пока он молча стоял, уставившись глазами в пол.

Холод пробежал по моей спине от тона Сальваторе и оттого, что он назвал меня своей женой.

– Взять его, – Сальваторе говорил по-итальянски, а я в это время стояла, не понимая, что происходит.

Я увидела, как двое мужчин, стоявших позади говорившего человека, схватили его за обе руки, удерживая на месте. Мужчина не сопротивлялся, он просто в недоумении молчал.

Я повернулась к Сальваторе и увидела, что он передаёт поднос одному из мужчин.

– Разорви ему рубашку, – сказал Сальваторе, и его голос был холоднее льда покрывающей Антарктиду.

Я вздрогнула, когда увидела, что Сальваторе вытащил нож из кармана.

– Сальваторе… – нерешительно позвала я, гадая, что он собирается делать.

Судя по тому, как один из мужчин порвал пуговицы на рубашке мужчины, я поняла, что хорошим это не закончится.

Сальваторе повернулся ко мне, обняв меня за талию, и притянул ближе к себе, прежде чем наклонился и поцеловал меня в губы.

– Не смей отходить или отводить взгляд, мышонок. Ты должна увидеть, что я делаю с людьми, которые перечат тебе или осмеливаются насмехаться над тобой, – сказал он, глядя мне в глаза.

Я застыла на месте. Моё сердце колотилось как сумасшедшее, тело покрылось мурашками, а колени задрожали от страха. Сальваторе отошёл от меня и направился к человеку, который не проронил ни слова и не оказывал никакого сопротивления. Мужчины в комнате молчали, некоторые даже не обращали внимания на происходящее, а некоторые отводили взгляд в сторону.

– Ты смеешь… издеваться… над моей женой? – сказал Сальваторе, стоя перед мужчиной, глаза которого были устремлены в пол, – сними с него очки, я хочу видеть его глаза, когда он будет умирать. Я хочу, чтобы она увидела, как он умирает.

Держащие его мужчины сорвали очки с его глаз, но он даже не дрогнул, продолжая молчать. Однако я видела, как его губы дрожали. Я знала, что всё закончится плохо. Внезапно мужчина, с которым я была на кухне, тот Сальваторе, каким он был со мной – добрым, внимательным, тот, кто так чувственно обнимал меня и целовал – исчез, и его заменил монстр, которого он выпустил на свободу.

У меня подкосились колени, когда я увидела, как он ударил ножом в живот мужчины. Тот издал пронзительный и мучительный крик, очень похожий на мой, когда Сальваторе вышиб мозги Ланге, но никто, кроме меня, не вздрогнул и не дёрнулся, что бы попытаться оказать ему хоть какую-то помощь. Он пытался вырваться из жёсткой хватки мужчин, но это было бесполезно, и ему пришлось просто стоять и терпеть ужасную боль.

Багровая жидкость хлынула из него, когда Сальваторе вставил нож и распорол ему живот от груди до пупка. Я начала рыдать, не в силах сдвинуться с места от шока. Мои ноги будто приросли к земле, но я не могла отвести взгляд от кровавой сцены. Мужчина кричал о пощаде по-итальянски, из его глаз градом текли слёзы, а изо рта сочилась кровь.

Вдруг Сальваторе протянул ко мне окровавленную руку.

– Подай мне кекс, мышонок… Я думаю, наш друг с удовольствием попробовал бы его… с блёстками и всем остальным, – его голос разносился по воздуху вместе с предсмертными хрипами мужчины. Его лицо превратилось в бледную, измученную болью, полную страха и ужаса физиономию. Я дрожала до такой степени, что кексы на подносе, который я держала в руках, падали на пол.

Сальваторе схватил кекс с подноса и засунул его в окровавленный живот мужчины, который уже едва был в сознании. Он уже практически не двигался, а глаза закатились. Я с ужасом и отвращением наблюдала, как Сальваторе запихнул кекс в разорванный живот мужчины, старательно утрамбовывая его как можно глубже. Закончив, Сальваторе отступил назад, с ног до головы покрытый кровью человека, которого он только что выпотрошил у всех на глазах.

Двое мужчин, которые держали его бездыханное тело, позволили ему со стуком упасть на пол. Внезапно ко мне подошли другие мужчины, беря кексы с моего подноса, как будто они всё это время просто ждали, пока Сальваторе закончит, чтобы они смогли попробовать угощение.

Я почувствовала, что земля уходит из-под ног, когда увидела направляющегося ко мне Сальваторе. Его лицо было испачкано кровью, а в окровавленных руках он держал клинок. Я отшатнулась назад, уронив поднос, и упала, ударившись головой о пол, потеряв сознание. Я приветствовала темноту и молилась, чтобы у меня случилась амнезия и я никогда не вспомнила обо всём, что произошло.

Глава 17

Прикосновения губ, оставляющие невесомые поцелуи по всему моему телу, заставляют меня очнуться от крепкого сна. На мгновение я наслаждаюсь этими нежными прикосновениями. Я никоим образом не против, потому как моё подсознание думает, что это губы моей матери осыпают поцелуями моё лицо, пытаясь разбудить меня. Иногда она так делала – будила меня поцелуями. Но обычно, когда мне было плохо или грустно, она старалась изо всех сил помочь мне почувствовать себя немного лучше, даря мне тысячу поцелуев. Я всегда улыбалась и пыталась оттолкнуть её, но она не отступала. На мгновение эти поцелуи чувствовались именно так. Они ощущались такими же нежными, любящими, как и её. Но затем моя совесть заставила меня осознать, что моей мамы здесь нет и быть не могло.

Было что-то в этих поцелуях, что давало мне понять, что они исходили от человека, которого я ненавидела больше, чем любила – если я вообще любила его. Моя голова была тяжёлой, словно весила тонну, и, ко всему прочему, безумно болела. Боль в голове показалась наименьшей из моих проблем, когда в мозге вспыхнуло осознание, какие именно моменты привели меня к ней. Я не открывала глаза, и воспоминания о пронзительных и испуганных криках взрослого мужчины нахлынули на меня. Запах крови, когда лезвие впилось в кожу мужчины. Как кровь брызнула на лицо Сальваторе и одежду. Как кровь струилась изо рта мужчины, когда он плакал, словно маленький ребёнок.

Вы когда-нибудь слышали, как кричит и плачет взрослый мужчина? Это пугающе. Как эмоции этого человека резко перешли от безразличия к происходящему, до полного ужаса осознания, что у него не было другого выбора, кроме как принять на себя удары клинка. Пока все вокруг стояли и молча наблюдали.

У меня вырвался всхлип, и я зажмурилась, пытаясь выбросить эти образы из головы, но это мне не помогло. Мои глаза распахнулись, и я вскочила, желая убежать от этого монстра как можно дальше. Я встретилась с ним взглядом, пока он не двигаясь сидел рядом со мной. Его лицо не выражало никаких эмоций, и холод взгляда вызвал у меня такой ужас, который просто невозможно выразить словами. Мой желудок скрутило в узел, а сердце подскочило к горлу. Мне казалось, что каждая клеточка в моём теле пыталась убежать от него. Пыталась забыть его прикосновения к моему телу. Я хотела сбросить с себя кожу, чтобы перестать быть той, к которой прикасался человек, способный совершить такое хладнокровное убийство.

– Что ты за человек? – это первое, что я спросила. Моё зрение затуманилось от слёз, и я сжала в руках простынь, обёрнутую вокруг своей груди, молясь, что бы он каким-то образом смог мне объяснить, почему он такой, какой есть. – Что ты за человек? – настойчивее спросила я. Мой голос содрогнулся от ужасных рыданий, когда я осознала, что могу стать его следующей жертвой.

Он даже не дрогнул, казалось, его слова и моя реакция ни коим образом не задели его. Он выглядел так, как будто собирался сказать, что у него были дела поважнее, чем возиться сейчас со мной.

– Как… – я пыталась понять, как такое вообще возможно, чтобы кто-то был настолько далёк от того, чтобы быть… человеком. – Как… как ты можешь просто сидеть здесь и не испытывать ни капли раскаяния… Беспокойства… Страха… Сожаления… Радости… Гнева… Печали… – я заикалась, пытаясь отыскать нужные слова, а слёзы прокладывали дорожку вниз по моим щекам, – или что-нибудь, что-нибудь кроме… – Я указала на него пальцем, всматриваясь в серые глаза, которые абсолютно ничего не выражали. – Что угодно, кроме безразличия, Сальваторе.

Мне хотелось развернуться и убежать от него как можно дальше. Но я не осмеливалась сделать и шага, пока он мне не разрешит. Я чувствовала себя похожей на его людей, которые стояли неподвижно, будто статуи вдоль стен его дома. Мне было страшно моргать без его разрешения. Дышать слишком громко, опасаясь, что это его разозлит или наоборот, дышать слишком тихо. Мне было страшно думать о том, чтобы лишить себя жизни. Мне было страшно думать о нём. Я ходила по минному полю, когда дело касалось его и боялась сделать шаг без его разрешения. Иначе, в конечном итоге, для меня всё могло закончиться как для Ланги, моего отца или того мужчины.

Он отнял у меня так много.

Я наблюдала, как он слегка наклонил голову, приблизив руку ко мне и нежно коснулся моего лица костяшками пальцев, чтобы вытереть слезу с моей левой щеки. Затем он посмотрел на свои руки, разглядывая влагу на них, как будто впервые увидел мои слёзы. Он снова поднёс руку к моему лицу и сжал его в своей ладони, рисуя на нём круги большим пальцем.

– Он проявил к тебе неуважение. Никто никогда не будет проявлять к тебе неуважение… Никогда, – сказал он хриплым голосом, – Я убью любого, кто посмеет посмотреть тебе в глаза. Любого, кто назовёт тебя по имени, если я этого предварительно не разрешу. Я перережу им глотки, если они хоть на секунду подумают, что смогут забраться на пьедестал, на котором ты стоишь. Ради тебя, мышонок, я убью всех, кто окажется на твоём пути.

Я отрицательно покачала головой, плача, на что Сальваторе лишь кивнул.

– Нет… Пожалуйста, Сальваторе, – умоляла я, даже не пытаясь остановить новый поток слёз, – это ненормально. Пожалуйста… Нет, – я хотела умолять его прекратить, испуганно качая головой от того, что только что услышала от него.

– Да, мой мышонок. Тысячу раз, да. Я хладнокровно убью ради тебя, и я всегда буду заставлять тебя смотреть. Ведь ты должна знать, насколько я предан тебе, – он обхватил руками моё лицо, притягивая ближе, и его голос звучал так горячо и решительно, как будто я обязана была это услышать.

– Ты монстр, – прохрипела я, закрыв глаза. Он прижался своим лбом к моему. – Держи меня подальше от этого.

– Никогда, – ответил он, заставив меня открыть глаза, и начал слизывать слёзы, скатывающиеся по моему лицу, – всё, что я делаю, мышонок, делаю ради тебя. Каждая капля крови – ради тебя, – я попыталась вырваться, встряхнуть головой, чтобы вывести его из бредового состояния, в котором он находился.

Я чётко осознала, что в его голове не хватало больше, чем парочки шестерёнок. Он видел во мне вечность, которую нельзя было ни с чем сравнить, он видел во мне что-то… Что-то вроде божества. Да простит меня Бог, но разве этот мужчина был верующим? Каким он был? Что с ним не так? Я верила в Бога, но только в одного Бога. Я никогда не хотела, чтобы меня ассоциировали с божеством. Одна только мысль об этом заставила меня захотеть упасть на колени и вымаливать прощения у Всемогущего Господа.

Сальваторе слизал мои слёзы, затем прижался своими губами к моим, целуя энергично и страстно. Он вложил все свои эмоции в этот поцелуй. Это был всепоглощающий поцелуй, который мог бы заставить сжиматься пальцы ног, но я на него не ответила. Я боялась его. Боялась пьедестала, на который он меня поставил. Пьедестала, который заставлял его жертвовать людьми ради меня.

– Я не убийца и никогда не поддержу и не приму того, что ты делаешь, – я боролась с ним, схватив его запястья и пытаясь оторвать его от себя, но хватка мужчины была беспощадна, и в конечном итоге я перестала сопротивляться.

– Тебе не обязательно, мышонок. Тебе не обязательно это принимать, тебе не обязательно должно это нравиться. Тебе не нужно ничего делать, кроме как просто существовать. Этого будет достаточно. Просто дыши, будь здесь со мной, – выдохнул он шепотом, пронзая взглядом мои потемневшие глаза, – существуй, мышонок. Твое существование – это все, что мне нужно. Ты – все, что мне нужно. Ты – все, чего я хочу. Все, что я ищу, Нирвана… – выдохнул он, закрыв глаза и произнеся мое имя со стоном прижался губами к моим в медленном и соблазнительном поцелуе. Он погружался в мой рот так глубоко и чувственно, как будто занимался со мной любовью, – О, Нирвана… Ты обладаешь великой силой.