Текст книги "Благочестивая одержимость (ЛП)"

Автор книги: Энса Ридс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 27

Чувство всепоглощающего ужаса сдавило моё горло. Эмоция, которую мог вызвать во мне только один человек в этом мире. Мои руки задрожали, и малышка в моём животе проснулась от внезапного всплеска адреналина внутри меня, потому что я почувствовала лёгкие толчки в животе, словно она спрашивала у меня: Мама, с тобой всё в порядке? Моё зрение внезапно стало размытым, комната начала вращаться, и я схватилась за металлическую спинку кровати.

Сальваторе был жив, и очевидно, у него не было амнезии, поэтому он знал, что я предала его.

Стены хижины были тонкими, и Анна, которая была тяжело ранена, кричала и неустанно плакала. Так что неудивительно, что местные собрались у моей двери, чтобы посмотреть из-за чего весь этот шум. Я заметила группу людей, которые были из местной банды, их ещё называли сообществом правосудия¹¹.

– Bathong, bonang!¹²

– Ushaywe wumphathi?¹³

– Yoh! Bafazi¹⁴, уберите отсюда детей! Уходите отсюда, разве вам завтра не надо в школу?!

– Может быть, сообщество избило её за то, что она воровка! Чёртовы воры, как они достали! Если она воровка, то так ей и надо!

Я отдалённо слышала, как люди шептались на улице, но мне тяжело было их расслышать, потому что Анна снова и снова, как заезженная пластинка, повторяла мне набор каких-то цифр. Она лежала на полу вся в крови и грязи. Всё её тело было до ужаса изранено, из её ран сочился гной. Я не знаю, как ей удалось оставаться в живых при таких увечьях. Мне было страшно представить, что ей пришлось пережить.

– Что ты говоришь? – спросила я её дрожащим голосом, замечая, что невольно отхожу от неё подальше, как будто она была больна чумой, словно её раны были заразными.

– Позвони ему! Позвони! – закричала она на меня, вставая на ноги, и посмотрела на собравшихся людей.

Она повторила цифры, и дрожащими руками вытащила дешёвый телефон «Nokia», купленный у какого-то индийца в торговом центре, в котором я работала. Она повернулась к людям, рыдая и глядя в глаза по очереди каждому из них.

– Помогите! Мне больно! – кричала она, но вместо этого люди испуганно смотрели на неё, словно она заразна.

– Yoh umlungu!¹⁵

– Baworse futhi labo ngobu gebengu!¹⁶

– Fonelang maphodisa toe, laitsi gore makgowa baimportant mo Southy.¹⁷

Всё ещё дрожа и прижимаясь к стене всем телом, я набрала номер, периодически бросая взгляд на Анну, которая всё это время не переставала плакать.

– Он забрал их всех! Всю мою семью!

Со стороны это выглядело, как будто она кричала на людей в приступе полнейшего безумия.

– Он мучал их каждый день, и будет продолжать это делать, пока ты ему не позвонишь. Мне пришлось ползти через пустыню, чтобы добраться до тебя.

Я посмотрела на свой телефон, наблюдая, как загорается экран и раздаются гудки. Я не могла сдержать слёзы и успокоить стук своего колотящегося сердца, потому что понимала, кому я звоню, и то, что произойдёт дальше, будет наказанием за все мои поступки.

Я нерешительно поднесла телефон к уху, встречая тишину.

– Привет, – пошептала я тихим и жалким голосом своему мёртвому, как я думала, жениху.

Мои руки замерли, а кровь застыла в жилах, когда я, наконец, услышала голос мертвеца по другую сторону.

– Ах… – он протяжно вздохнул, – мой мышонок, – сказал он, полным блаженства голосом, словно он очень ждал этого момента, – как поживает моя малышка? Она рада услышать голос папы?

Волосы на моей шее встали дыбом, когда я почувствовала, как ребёнок пошевелился у меня в животе, как будто она услышала, что её отец обращается к ней. Она дважды толкнулась, и я, почувствовав дискомфорт, положила руку под живот.

– Это девочка, не так ли? – продолжал он, усмехаясь, и его слова прозвучали больше как утверждение, а не вопрос, – конечно, девочка. Я молился, чтобы это была девочка, что-то вроде, предсмертного желания умирающего…

Слёзы затуманили моё зрение, и в тот момент я даже забыла, как дышать.

– С-Сальваторе… прости, – пробормотала я, тихим и испуганным голосом.

Он молчал в ответ, и когда на линии стало неестественно тихо, я на мгновение подумала, что он прервал звонок.

– Алло? – спросила я обеспокоенным голосом, надеясь, что он нарушит это гробовое молчание.

– Я находился в состоянии овоща четыре недели, а потом мне потребовалось четыре месяца, чтобы исцелиться от ранений после двенадцати пуль, которые дорогая Анна выпустила в меня. За эти четыре месяца полной тишины в больничной палате я думал о тебе, мой мышонок, о том дне, когда я найду тебя. О том, каково будет снова услышать твой голос. Я думал о том, как твой голос будет звучать, когда я воскресну из мёртвых, как ты будешь дрожать… как ты будешь умолять. Я думал обо всём, мой мышонок, включая то, что я собираюсь сделать с тобой, твоей матерью, твоей бабушкой, и остальными твоими родственниками. Я думал, что я сделаю с твоей лучшей подругой и с твоими коллегами. Йен, Прешес, Хленгиве и… Баас Джон, – слышала я его хриплый голос через динамик телефона.

– Нирвана… – снова протянул он, и по голосу я слышала, какое же удовольствие ему доставляют сказанные им слова, – я причиню тебе много боли, как только ты отдашь мне мою маленькую девочку. Планы, которые у меня есть на тебя… ах, это целое искусство.

Я стояла с телефоном в руках, рыдая, и качая головой, но вдруг заметила, как Анна выбежала из хижины. Она умоляюще кричала о помощи, но люди просто поворачивались к ней спиной, смотря на неё, будто она инопланетянка. Затем я увидела плавно въезжающий во двор ряд машин Cadillac «Escalade» и катафалк, и они резко остановились возле моего дома. Заставив толпу отступить, незнакомый мужчина в костюме вышел из катафалка, а затем распахнул заднюю дверь, открыв моему взору лежащий там гроб с уже снятой верхней крышкой.

– Джиа Конти, – крикнул он хриплым голосом.

Анна не сопротивлялась, не пыталась сбежать или кричать, она просто молча подошла к нему и, рыдая села в машину.

Я так и сидела в шоке на полу, абсолютно не замечая внешнего мира.

– Иди домой, мой мышонок. Давай снова будем семьёй, – раздались из трубки холодные слова.

Я услышала щелчок, означающий, что звонок завершён, и я швырнула телефон о стену, плача и закрывая лицо руками, прежде чем заметила перед собой пару блестящих чёрных кожаных туфель. Мой взгляд остановился на ногах, прежде чем я медленно подняла голову и увидела человека, который стоял передо мной.

– М... Массимилиано? – заикаясь, пробормотала я, не веря своим глазам.

Передо мной, в моей хижине, одетый в белоснежный костюм стоял дон преступного клана Эспозито с сигаретой в зубах

Он присел на корточки напротив меня, смотря на меня беспрестанным взглядом. Он положил руку мне на плечо и, казалось, будто она весила целую тонну.

– Давай прокатимся.

Глава 28

Если энергетика Сальваторе была удушающей, то присутствие Массимилиано было похоже на пребывание в аду, словно пламя, мучительно обжигающее мою кожу. Я практически мгновенно почувствовала жар, а моя одежда стала насквозь мокрой от пота и прилипла к телу. Мы с Массимилиано сидели друг напротив друга в его частном самолёте, который был вдвое больше самолёта Сальваторе.

Он сидел напротив меня, прислонившись к спинке сидения с широко расставленными ногами. В левой руке он держал монету, с которой постоянно проделывал трюки – то подбрасывал её, то плавно перемещал между пальцами, заставляя её исчезать и появляться. Черты его лица были похожи на Сальваторе, и сходство действительно было поразительное. Форма губ, римский профиль, и глаза… о, Боги, его глаза казались цвета расплавленного серебра, и пустота в них заставляла меня буквально съёживаться каждый раз, когда я в них смотрела. Его руки украшали татуировки, рисунок которых продолжался по всему его телу, но у меня не было возможности рассмотреть детальнее, так как на нём была рубашка. На нём был белоснежный костюм от Burberry, пиджак он снял и бросил на колени, оставаясь в белой плотно сидящей рубашке, а на шее висели две золотые массивные цепочки.

Он выглядел немного старше Сальваторе, более зрелыми, но вместо щетины у него была густая ухоженная борода и такие же тёмные волосы длиной до плеч. У него была красивая внешность, такая же привлекательная, как у Люцифера, словно его красота была всего лишь фасадом, созданным самим Дьяволом.

Наступила неловкая тишина, и я сидела, дрожа под тяжестью его взгляда, как испуганная чихуахуа, а он ещё и слова не сказал. Опустив взгляд себе на колени, я внезапно почувствовала стекающую по моим ногам влагу, и меня охватил стыд. Я задрожала ещё больше, слёзы потекли по моему лицу, и я сильнее завернулась в свой кардиган.

– Прости… – сказала я тончайшим голосом, пытаясь остановить опустошение своего мочевого пузыря, но страх, который я чувствовала в присутствии Массимилиано, был настолько непреодолимым, что заставил меня обмочиться.

Он по-прежнему молчал, а я продолжала плакать и пыталась сидеть тихо, испытывая дискомфорт из-за мочи, которая уже испачкала сиденье и капала на пол, впитываясь туфли и дорогой ковёр в самолёте.

Я находилась в присутствии, пожалуй, одного из самых влиятельных людей в мире – Массимилиано Эспозито – дона, обладавшего такой же властью, как и Сальваторе, но двукратно преумноженной. Я удивлена, что не обосралась в штаны, но мне всё равно было дико неловко, вдобавок, из-за беременности мне было трудно сдерживать себя.

– О чём, чёрт возьми, ты думала? – наконец, заговорил он своим хриплым и глубоким голосом, и в его тоне не было никаких эмоций, как и у Сальваторе.

– Я всё уберу, – стыдливо пробормотала я, глядя на жёлтую лужу под ногами.

– Я, блядь, не про это. Ты сбежала, пытаясь убить Сальваторе, – уточнил он.

Я громко всхлипнула, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.

– Я не думала, я не знаю… – я сделал паузу, не зная, как мне объяснить свой поступок.

Возможно, это мои последние слова...

Стоило ли мне что-то скрывать от него?

Убьёт ли он меня если я скажу ему правду?

Или убьёт, если я солгу?

Если я расскажу, что его брат сделал со мной, с моей семьёй и почему я решила сбежать?

Я прерывисто вздохнула, глядя на свои колени, и даже не пыталась пошевелиться из-за растущего дискомфорта от исходящего от меня запаха мочи.

– Меня не устраивала такая жизнь, – всхлипнула я, вытирая слёзы со щёк, потому что знала, что рыдания не принесут мне никакой пользы, – мне решили помочь, и я была в отчаянии. Мне хотелось вернуться к той жизни, которая была раньше… до Сальваторе, – я нервно сглотнула, услышав, как стюардесса спешит налить воды в стакан Массимилиано.

Он молчал, и мне было интересно, о чём он думает, услышав мои слова.

– И ты думала, что тебе сойдёт это с рук? – спросил он, его голос не поднялся ни на октаву.

Мои плечи опустились, когда я медленно подняла голову и взглянула в его сторону, не осмеливаясь посмотреть в его глаза, цвет которых напоминал мне сверкающую молнию.

– Да, – я слабо кивнула, – неужели так ужасно было думать и мечтать, что когда-нибудь я буду свободна? Что когда-нибудь я перестану быть объектом мужской одержимости?

Я знала, что выгляжу и пахну ужасно. Я хотела попроситься в ванную, но не могла набраться смелости сказать это. Мне не хотелось больше говорить, но я понимала, что не осмелюсь сменить тему, если только Массимилиано не направит разговор в другое русло.

– Что он собирается со мной сделать? – спросила я, глядя на облака и наблюдая, как высоко мы летим над землёй. Всё, что я могла видеть, это голубое небо и пушистые облака, и мне хотелось улыбнуться этому прекрасному виду, но жизнь в тот момент была далеко не прекрасной.

– То, что должен.

– Ты меня ненавидишь? А его семья? Вы все меня ненавидите? – спросила я его, закусив нижнюю губу при мысли о том, что меня презирает самая могущественная семья в мире. Я должна была признать, что ситуация была, мягко говоря, дерьмовой. Я нажила себе врагов в лице людей, владеющих половиной мира.

– Тебя слишком сильно волнует мнение людей, – прохрипел он, ставя свой пустой стакан на соседнее с собой сидение.

– Мне страшно, – дрожащим голосом призналась я.

– Так и должно быть, – от его слов волосы на моей шее встали дыбом, – иди прими чёртов душ, твоя моча портит мебель.

†††

Я предполагала, что мы летим обратно в Хэдли, но вместо этого Массимилиано привёз меня в Венецию. Место, где я обручилась с Сальваторе, и то самое место, где они с Сальваторе выросли.

– Почему Венеция? – спросила я.

И Массимилиано ответил что-то про то, что ни один Эспозито не родится на заброшенной земле Америки, после чего я замолчала.

Мы прилетели в назначенное место. Дверь самолёта открылась, и охранник протянул руку, чтобы помочь мне выйти. Я оглянулась вокруг, и увидела принадлежащий Сальваторе красивый дом на берегу реки.

Я почувствовала, как моя малышка зашевелилась внутри меня, и я положила руки на живот, чтобы успокоить её активность. В самолёте, я переоделась в красивое белое платье длиной чуть ниже колен, оно было свободным и держалось на толстых бретелях.

Пройдя ближе к дому, я оглянулась назад на машину, смущённо нахмурив брови, и ожидая, пока Массимилиано подойдёт ко мне, но он этого не сделал. Окно его машины опустилось, как будто он знал, что я его ищу.

– Я думаю родителям нужно побыть наедине, – сказал он, глядя мне в глаза.

Он пугал меня до глубины души, ведь что-то в его глазах подсказывало мне, что он намного хуже своего младшего брата.

– Хорошо, – нервно сглотнув, сказала я и посмотрела на дом, прежде чем снова обратиться к нему.

– Ребёнок должен родиться со дня на день… ты ещё будешь здесь?

Я поймала себя на мысли, что оттягиваю момент, чтобы войти в дом, за дверьми которого, как я понимала, меня ждал Сальваторе.

Массимилиано кивнул и, не проронив ни слова, поднял тонированное стекло, а затем машина неторопливо скрылась из виду. Я оглянулась на дом и медленно начала приближаться к главному входу. На дрожащих ногах я подходила к дому, и с каждым шагом мне становилось всё трудней дышать. Я остановилась прямо у входной двери. Мои опухшие ноги болели, но это было меньшей из проблем. Больше меня волновало то, что будет ждать меня за этими дверьми.

Положив руку на дверную ручку, я шёпотом произнесла молитву, а затем медленно повернула её и открыла дверь. Зрелище, открывшееся мне, когда я шла по прихожей, заставило меня застыть на месте.

В конце коридора я увидела стоящего на коленях спиной ко мне Сальваторе, со сложенными вместе руками перед собой. Перед ним был алтарь, целиком обклеенный моими фотографиями. На одних я улыбалась, на других хмурилась или просто смотрела вдаль, а посреди этих фотографий стоял вырезанный из камня идол, изображающий меня, словно я какая-то Богиня или небесный ангел.

Этот человек поклонялся мне.

Я стояла в шоке, мои взгляд был прикован к глазам статуи, которые были точной копией моих собственных. Я почувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь при виде такого открытого проявления одержимости или психического заболевания. Что, чёрт возьми, это было?

Я не заметила, как Сальваторе, который стоял на коленях и молился перед моим идолом, заговорил:

– Моя дорогая Нирвана, – прохрипел он, – только ты могла поставить меня на колени, – открыто признался он.

Я изо всех сил пыталась дышать ровно. Я отвыкла от его голоса, и мне было страшно вновь слышать его холодный тон, после того, как я так долго убегала от него. Конечно, мне снились кошмары, в которых я слышала его голос, обвиняющий меня в его смерти, но это ничто по сравнению с реальностью.

Внезапно в моей голове возникли воспоминания о тех моментах, когда он разговаривал со мной, рассказывал мне что-то о себе, или обо мне. Когда говорил, какой хорошей девочкой я была, принимая его член. Я закрыла глаза, отводя взгляд от святыни, но Сальваторе отошёл от своего места поклонения и направился ко мне, уверенными шагами сокращая расстояние между нами. Я почувствовала его прикосновение, когда он взял мои руки в свои, поднося их к своим губам и оставляя тысячу маленьких поцелуев на тыльной стороне моих ладоней.

– Все те месяцы, которые я провёл в больнице, мне нужно было оставаться сильным, продолжать бороться за свою жизнь. И именно ты помогла мне пройти через это, – он взял мои ладони в одну руку, а другую поднёс к моему лицу, заставляя меня посмотреть ему в глаза, – именно благодаря тебе я обрёл спасение, моя Нирвана.

Тяжело сглотнув, я, наконец, встретилась с его необыкновенными глазами, которые, впервые увидела во время поздней игры в покер в нашем доме. Я помню, как прислонилась к стене, пытаясь заглянуть в комнату, и мои глаза столкнулись с парой серых глаз, в которых хранилась чарующая тьма, от которой, как я поняла немного позже, я никогда не смогу избавиться. Эти проклятые серые глаза были моей смертью.

Я думала, что, может быть, его лицо будет выглядеть иначе из-за того, что с ним произошло, но нет, он выглядел так же, как и в последний раз, когда я его видела. Его лицо было таким же прекрасным, как и тогда. Его глаза пленяли, и его черты остались такими же холодными и каменными. Он первым разорвал наш зрительный контакт, посмотрев на мой раздутый живот, а затем положил на него руки, и Мариетта, казалось, почувствовала его прикосновения, как будто она ждала этого дня.

– О, моя маленькая девочка, – прохрипел Сальваторе, упав передо мной на колени, и положил голову и руки мне на живот, как будто пытался приблизиться к ней как можно ближе, – я здесь, моя маленькая Мэри, – заговорил он по-итальянски, – твоя мать пыталась разлучить нас, но я заставлю её заплатить за это.

Неожиданно, Сальваторе встал на ноги и, взяв меня за руку, потянул дальше по коридору.

– Нет, н-нет, нет… пожалуйста… подожди… куда ты ведёшь меня? – умоляющим голосом спросила я, – Сальваторе, пожалуйста, – кричала я, когда мы остановились возле комнаты с широко открытой дверью, через которую я могла видеть находящихся в помещении людей.

Первым человеком, был Джованни, врач, которого я видела в последний раз в тот день, когда предала Сальваторе. На нём был больничный халат, на шее висела маска и, в общем, он выглядел так, словно собирался делать операцию. Рядом с ним стояла двоюродная сестра Сальваторе, Донателла, которая тоже была одета в халат. Её волосы были собраны в специальную сетку, а маска уже была на её лице. Перед ними лежали хирургические принадлежности, и стоял операционный стол. Я оглядела помещение, и внезапно меня охватил настоящий ужас, когда я увидела свою мать, Рэйчел и своих коллег, свисающих за руки с потолка.

В комнате воняло человеческими фекалиями, рвотой и смертью.

Сальваторе потянул меня за руку, пытаясь затащить внутрь комнаты, и я упала на пол, пытаясь вырваться из его жёсткой хватки.

– Нет-нет! Сальваторе! П-пожалуйста, прости!

Однако его хватка была настолько крепкой, что у меня было ощущение, будто моё запястье сломалось, пока он продолжал тащить меня.

– Пожалуйста! Сальваторе! – вопила я, даже не пытаясь контролировать громкость своего голоса.

Я слышала, как кричала моя мать. Она рыдала и звала меня.

– Помоги! Пожалуйста! – услышала я рыдания борющейся в цепях Рэйчел, которые лязгали при каждом её движении.

Я продолжала умолять и кричать, обхватив руками ногу Сальваторе.

– Сальваторе, пожалуйста… – я отчаянно брыкалась, и мои вопли напоминали крики раненого животного, – Пожалуйста, – я не осмеливалась поднять на него глаза из-за страха увидеть в них пустоту и жажду крови. Он привёл меня сюда пытать, и никакие мольбы мне не помогли бы.

Джованни присел на корточки рядом со мной, нежно положив руку мне на плечо, в то время как я рыдала, уткнувшись в материал дорогих брюк Сальваторе, позволяя слезам пропитывать тёмную ткань.

– Пожалуйста, ложись на стол, чтобы мы могли начать, – обратился он ко мне спокойным и сдержанным голосом.

– Что ты собираешься со мной сделать? – прохрипела я, глядя на него полными страха глазами.

– Кесарево сечение, конечно же, – не раздумывая ответил он, прежде чем взглянуть на Сальваторе, который уже поднял меня на ноги.

– Сальваторе, пожалуйста, не делай этого со мной.

Но ему было всё равно, он с лёгкостью поднял меня и положил на кровать.

– Нет! – завизжала я, извиваясь на хирургической койке, пытаясь сопротивляться изо всех сил. Сквозь мои рыдания я услышала, как кто-то из заключённых закричал моё имя. Я знаю, что они все задавались вопросом, какое же наказание мне грозит.

Наклонившись ближе ко мне, Сальваторе положил руку мне на лоб и нежно провёл пальцами по моему лицу. На мгновение я подумала, что он смилуется надо мной и позволит мне уйти. А затем он наклонился ко мне и прикоснулся губами к моему уху.

– Не двигайся, – прошептал он и, отступив назад, оставил меня одну.

– Вы готовы? – спросил у Донателлы Джованни, и она кивнула ему в ответ.

– Ч-что ты делаешь? – спросила я, заикаясь от страха, когда Джованни подошёл к другой стороне кровати, а Донателла встала напротив него, с ножницами в руках. Она разрезала моё платье посередине, открывая моё тело на всеобщее обозрение. Донателла силой удерживала меня, и только тогда я заметила толстые металлические ограничители вокруг своих лодыжек.

– Н-нет! Са-Сальваторе! – умоляюще кричала я, когда Донателла с силой схватила мою руку и положила её рядом с бедром, зафиксировав металлические оковы вокруг моего запястья, а затем проделала то же самое со второй рукой.

Джованни осторожно нанёс какой-то гель на нижнюю часть моего живота, и моё сердце было готово выпрыгнуть из груди от страха.

Затем я увидела, как Донателла подняла острый предмет, похожий на хирургический скальпель.

– Теперь убедись, что твоя рука находится в устойчивом положении, и размер надреза не должен быть большим, – Джованни говорил с ней по-итальянски, во время того, как Донателла медленно приближалась к моему животу.

Я издала наполненный адской болью и ужасом крик, совсем непохожий на человеческий, когда почувствовала, как Донателла придавила нож к моему животу и начала делать надрез.

Мои душераздирающие крики смешались с отчаянными криками других заключенных, раздаваясь эхом по всему дому. Боль была настолько всепоглощающей, что я почувствовала, словно рассудок покидает меня. Я взвыла, когда Джованни проник руками вглубь моего живота, еще больше раскрывая края надреза и, дотянувшись до моего ребёнка, вытащил её. Я кричала так громко, что почувствовала вкус крови в горле, и острую боль в ушах. Всё что я могла сделать в тот момент, это кричать в пустоту от непреодолимой адской боли, и мне казалось, что мои крики слышал весь Версаль.