Текст книги "Благочестивая одержимость (ЛП)"

Автор книги: Энса Ридс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 25

Я с восхищением смотрела на первую сонограмму нашего ребёнка. Джованни приехал к нам домой, и мне сделали первое УЗИ. Он с улыбкой говорил нам о том, как здоров наш малыш, но я не могла отвести взгляд от экрана. Меня переполняли эмоции, когда я увидела малыша. Я вцепилась в руку Сальваторе, в моём животе запорхали бабочки, а сердце наполнилось любовью. Джованни сказал, что пока ещё рано определить пол, и нам придётся подождать до 18-21 недели.

Проведя пальцами по изображению, любуясь своим малышом, я заплакала от радости.

Я повернулась к Сальваторе, который продолжал держать меня за руку.

Мой живот уже не был таким плоским, как раньше. Он немного округлился, и Сальваторе нравилось, как я выгляжу. Я не могла оторвать руки от живота и постоянно его гладила. Сальваторе не позволял мне даже пальцем пошевелить и всячески опекал меня. С тех пор как мы узнали о беременности, я даже не поднимала руку, чтобы взять стакан воды, и мало ходила пешком, когда была рядом с ним, потому что ему нравилось носить меня на руках.

Не хотелось это признавать, но, эти жесты внимания подкупали моё сердце. Я не могла объяснить внезапную привязанность к нему, мне хотелось всегда быть рядом с Сальваторе. Осознание того, что это наш ребёнок, было достаточно, чтобы я каждую ночь нежилась в его объятиях. Поцелуи, которыми он осыпал мой живот, когда я была топлес, что случалось часто, заставляли моё сердце трепетать. Сальваторе был так нежен, что за это время я чувствовала себя так, словно он был мужчиной моей мечты. Он был нежным и внимательным мужчиной, который спешил домой после работы, каждый день покупал мне цветы, и покрывал поцелуями всё моё тело. Сальваторе даже танцевал со мной на кухне после того, как я начала плакать, потому что чувствовала, что ему со мной не весело.

Признаюсь, я видела возможность, попытаться забыть о боли, которую он мне причинил, об Анне и нашем плане, когда вёл себя как нормальный человек. Он заставил меня почувствовать себя любимой и особенной. Сальваторе был одержим мной. Он относился ко мне так, будто я была его музой, поклонялся мне, словно Богу, и это было самым странным и в то же время самым сильным чувством на свете.

†††

Сальваторе держал руку на руле, не отрывая глаз от дороги, а другой рукой держал меня за руку. Впервые мы были в машине наедине. Это было странно и немного интимно.

– Если это будет мальчик, как бы ты хотел его назвать? – вглядываясь в его красивые черты лица, которые никак не соответствовали тому чудовищу, что скрывалось под кожей, я продолжила, – Ты бы хотел, чтобы это было итальянское имя?

– Мне кажется, Раффаэлло. Раффаэлло Эспозито, – сказал он, как будто всё уже решил, и это было окончательное решение. Я не стала с ним спорить, потому что мне тоже нравилось это имя.

Я положила наши переплетённые руки себе на живот.

– А если девочка?

– Мариэтта, – ответил он, вернув взгляд на пустую дорогу, – чтобы я мог называть её своей маленькой Мэри.

– Мариэтта, папина маленькая Мэри, – улыбаясь повторила я про себя, чувствуя, как его большой палец прижимается к моему животу.

Не могу поверить, что мне действительно удалось уговорить его поехать со мной лишь с четырьмя машинами охраны. Обычно их было бы гораздо больше. Мне удалось выманить его на улицу под предлогом, что я просто «хочу выбраться из дома, подышать свежим воздухом и покататься по окрестностям».

Он согласился, возможно, из-за того, что после УЗИ у него было хорошее настроение.

Я молилась, чтобы мама послушалась меня и убежала как можно дальше. Анна сказала, что за ними следили, и что первой уехала Рэйчел, за ней – мама, а последней Хэдли покинула бабуля. Она сказала, что за ними проследили, чтобы убедиться, что они покинули страну, и больше никто их не видел. По её словам, Рэйчел отправилась в Бразилию, мама в Турцию, а бабуля отправилась в Сенегал, но они не были в этом точно уверены. Я обрадовалась, что они потеряли след, ведь это означало, что они хорошо спрятались. И это было всё, что мне нужно было услышать.

– Что случилось с моим отцом, Сальваторе? – спросила я, надеясь на честный ответ.

– Он жив, – это всё, что он сказал.

– Где он? – продолжила я, убрав свою руку от его, но его рука так и осталась на моём животе. Он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на меня, не обращая внимания на дорогу, продолжая ехать по прямой.

– Разве ты уже не знаешь? – возразил он, усмехнувшись, с таким видом, будто ему известны все мои секреты, и я молилась, чтобы это было не так.

– Меня от тебя тошнит, – внезапно выплюнула я, чувствуя, как меня охватывает непреодолимая ненависть к нему, но его абсолютно не задела моя вспышка агрессии.

Я хочу стереть это самодовольное выражение его лица, причинить ему боль и заставить его почувствовать хотя бы унцию того, что он заставил чувствовать меня.

– Как ты мог так поступить с ним? Загнать его в этот грёбаный гроб, как будто он ничего не значит? – огрызнулась я, чувствуя, как повышается мой голос.

– Какой мужчина может так поступить? Как ты мог заставить моего отца смотреть, как ты трахаешь меня каждую ночь? Как ты мог так опозорить меня? Сальваторе, неужели твоя жестокость не знает границ? – я почти кричала, ударив рукой по приборной панели.

– Сдерживай свои эмоции, я не хочу, чтобы ты причинила вред ребёнку, – сказал он холодно, словно мы не обсуждали моего отца и то, как он его замуровал. Он не отрывал глаз от дороги, и вёл себя невозмутимо спокойно.

– Пошёл ты! – услышала я свой вопль, набросившись на него, – Пошёл ты! Пошёл ты! – повторяла я как мантру, хватая его за волосы, за рубашку, за галстук, за всё, до чего могла дотянуться. Я толкала его, царапала, делала всё, что могла, чтобы причинить ему боль, но ему удавалось сдерживать меня одной рукой, блокируя все мои попытки приблизиться к нему.

В тот момент, я не заметила машину, ехавшую со стороны Сальваторе. Неожиданно чёрный Ford «VelociRaptor», начал таранить нашу машину, пытаясь столкнуть нас с дороги, и мы тут же потеряли управление. В глазах потемнело, зрение стало расплывчатым, и я почувствовала удар от сталкновения. Сальваторе вовремя оттолкнул меня назад, иначе я бы вылетела через лобовое стекло. Он помог смягчить удар, но я всё равно задела головой стекло и на какое-то время потеряла сознание. Затем послышались выстрелы, и я схватилась за живот, испугавшись, что стреляют в меня.

Я застонала, посмотрев на Сальваторе, его голова была прислонена к спинке сиденья. Он пытался прийти в себя, и его глаза были полуоткрыты. По его лицу тянулся след густой крови.

– Нирвана... – он поднял руку, чтобы прикоснуться ко мне. Он провёл рукой по моей щеке, словно радуясь тому, что я цела и невредима. Он смотрел на меня так, как будто я – это всё, что имеет значение, даже в условиях полного хаоса. Моё сердце сжалось, он был таким беспомощным. Я не могла поверить, что он ранен и истекает кровью, ведь я всегда считала его непобедимым монстром.

Потом я вспомнила всё, что он сделал со мной, и с моими близкими. Я хотела ненавидеть его в тот момент, но не могла. Я любила его. Это было больное влечение, которое я хранила глубоко в своём сердце.

Звук внезапно открывающейся двери вернул меня в реальность.

– Прости, Сальваторе, – проговорила я, глядя ему в глаза. Я видела, что он был дезориентирован, но знала, что он меня слышит.

– Ты заставил меня сделать это, – чувствуя, как кто-то перерезает ремень безопасности, я продолжала смотреть на Сальваторе, – ты плохой человек, – его взгляд обратился к мужчине в маске, который стоял там, пытаясь помочь мне выбраться из машины, – миру такие не нужны, – мужчина положил руки мне под колени, а другую – на спину, после чего начал вытаскивать меня.

– Прощай, Сальваторе.

– Нирвана… – его голос звучал как шёпот, но он был ещё в сознании.

Я вжалась в грудь мужчины, который вытащил меня, и увидела Анну, приближающуюся к машине.

– Сальваторе Эспозито, по распоряжению правительства Соединенных Штатов Америки, ваш приговор за непредумышленное убийство, мошенничество, коррупцию, похищение людей, – продолжая перечислять все его преступления, направила на него пистолет. Я закрыла глаза, начав напевать про себя, боясь услышать, что будет дальше, – ...будет казнён. Увидимся в аду.

Из её пистолета раздалось несколько выстрелов, и я закричала.

†††

Мужчина отнёс меня к одной из машин и надёжно пристегнул. Он накинул на меня тонкое одеяло и осмотрел меня, сняв маску с лица.

– Всё в порядке, мэм. Теперь вы в безопасности, – произнёс он успокаивающе, оглядываясь на разбитые машины и мёртвые тела вокруг. Это была кровавая сцена, как из фильма ужасов. Люди Сальваторе лежали в лужах крови, повсюду валялись пистолеты и пули.

Я рыдала, не сводя глаз с машины напротив, с неподвижного тела Сальваторе за рулём. Его кровь стекала по лобовому стеклу, и моё сердце разрывалось от боли. Я смотрела на его мёртвое тело до тех пор, пока Анна не села в машину, и крепко обняла меня за плечи.

Я сжимала в руках фотографию ребёнка, который никогда не узнает об ужасах этого дня.

Глава 26

Прохладный утренний ветер обдувал кожу, я плотнее натянула кардиган и шла по дороге. Я остановилась на углу улицы, чтобы дождаться автобуса. Я не могла сдержать улыбку, глядя на свои простые бежевые туфли, чувствуя, как распухли мои ноги. Глубоко вдыхая свежий воздух, я словила себя на мысли, что наконец-то, могу дышать свободно. При отце я жила в одиночестве, изоляции и чрезмерной опеке, и это только усугубилось, когда Сальваторе положил на меня глаз.

– San’bonani⁶ – приветствовала я на своём бедном зулусском, используя лишь те немногие слова, которые успела выучить за то время, что была здесь. Я встретила нескольких человек, которые, как и я, спешили на работу. Все мы были одеты по-разному: один из мужчин был в форме охранника, другой – в школьной форме, ещё одна женщина – в форме медсестры. Я была одета в свою униформу – чёрные брюки, которые доходили до щиколоток, и чёрную футболку с названием магазина, в котором я работала. «Mr. Price» – магазин одежды по доступным ценам, в торговом центре неподалёку отсюда.

– Yebo⁷ – сказали они в унисон, поприветствовав меня в ответ. Как по команде, серебристый автобус направился в нашу сторону, и все мы подняли руки, жестикулируя в разные стороны. Автобус остановился, и несколько человек из ожидающих людей забрались в него. Я села в середине салона у окна, крепко держа на коленях свою дешёвую сумку.

В салоне автобуса пахло дешёвыми духами и спреем для волос. Мои глаза встретились с затылком дамы с дредами, идеально уложенными на макушке, она громко разговаривала по телефону и кричала на своего ребёнка, который, как я поняла, не выключил чайник перед уходом в школу. Я слегка улыбнулась, положив руку на свой живот, поглаживая его. Закрыв глаза, я почувствовала лёгкие толчки моей малышки.

Да, у меня будет девочка. Я обратилась в местную государственную больницу и часто посещала её, чтобы следить за своей беременностью. Я расплакалась, когда узнала, что это девочка, и помнила, как он хотел её назвать.

– О, моя маленькая Мэри, – сказала я, почувствовав, как она пинается в животе, хотя временами ощущения были довольно болезненными, но моё сердце прыгало от радости, зная, что с ней всё хорошо.

Прошло семь месяцев. Семь месяцев вдали от этого ужасного места. Семь месяцев с тех пор, как Анна инсценировала мою смерть. Она рассказала мне, что они подстроили всё так, будто сожгли моё тело, оставив на месте преступления моё кольцо, чтобы все поверили, что я умерла. Сальваторе был мёртв. Его похороны состоялись через две недели после нашего побега, на семейном кладбище в Венеции. Анна позвонила мне с незнакомого номера и рассказала, как все радовались его кончине, и что его семья вышла из укрытия, включая Массимилиано, чтобы присутствовать на похоронах.

После её звонка я долго рыдала, как сломленная женщина, оплакивая возлюбленного, чью жизнь мне пришлось отнять.

Сбежав от Сальваторе, я села на самолёт и улетела в Албанию, после чего был долгий путь в Африку, и остановилась в поселении, так называемом лагере сквоттеров. Они были проблемой в Южной Африке, потому что это была группа людей, которые строили нелегальные хижины на земле, которая им не принадлежала. Жизнь в лагере была идеальным местом для меня. Большинство людей здесь не имели документов, все они были бедняками, и пока ты находил себе место и обустраивал свою лачугу, не наступая никому на пятки, всё было хорошо.

Я нашла работу в местном торговом центре, и 2 500 рандов, которые мне платили, мне вполне хватало. Жизнь была спокойной, у меня была своя собственная ржавая лачуга, в которую в дни гроз просачивался дождь, и две лампочки, подсоединенные к потолку, которые постоянно барахлили. У меня не было нормального туалета и ванной, теперь я мылась в ведре. Вместо шикарной кухни, была лишь маленькая электрическая плита, которую я приобрела за 200 рандов в сомалийском магазине, которая стояла на двух деревянных ящиках.

Моя жизнь была совсем не такой, как раньше, но я была счастлива. Рядом со мной жила замужняя соседка-малавийка, с четырьмя детьми, которая всегда за мной приглядывала. Она помогала мне ориентироваться в общественном транспорте, учила меня зулусскому языку, и всегда ездила со мной в больницу. Её звали Аасия, но все, включая меня, называли её Аасией Малави.

Я жила спокойной жизнью.

– Сюрприз! – от неожиданности я подпрыгнула, прижав руки к груди, и посмотрела на всех своих коллег, стоявших в пустом магазине, который ещё не открылся. В руках у них были розовые воздушные шары, а Йен, мой начальник, осыпал меня розовым конфетти, и все они начали свистеть, танцевать, хлопая в ладоши.

Я не могла сдержать улыбки, которая расплылась по моему лицу, когда я посмотрела на торт, с которым ко мне подошла Прешес, девятнадцатилетняя девушка, работающая здесь уже 6 месяцев. На торте была надпись «ЭТО ДЕВОЧКА!», и я не смогла сдержать слёз.

– Ребята… О, Боже! – воскликнула я, не в силах сдержать эмоции, когда все они подходили и обнимали меня по очереди.

Сегодня был мой последний день на работе, перед уходом в декрет, и мне сказали, что прежде чем, я уйду, они хотят устроить для меня небольшой праздник в честь будущего ребёнка. Они подарили красивые подарки для моей малышки, а мой начальник подарил подарочный сертификат в магазин для новорождённых, где я могла бы купить всё, что мне нужно, например, ванночку для ребёнка, коляску и прочее.

Все вокруг улыбались и танцевали вместе со мной под песню «Ngeke» группы Big Nuz, которая, была одной из самых популярных песен, сводивших с ума всех моих коллег, а также покупателей, которые пускались в пляс посреди магазина, услышав её из колонок. Я осознала, насколько я была счастлива, начиная новую жизнь. У меня появилась новая семья. Мои коллеги были так добры и заботливы, и поддерживали меня на протяжении всего моего пути. У них не было причин быть такими отзывчивыми, они делали это по доброте душевной. Я не могла не праздновать вместе с ними, позволяя им рисовать глупые вещи на моём лице губной помадой и засыпать всё лицо детской присыпкой, когда я не могла угадать, кто и что мне подарил.

– Синтия, – пролепетала я адрес, сидя на заднем сиденье старой Toyota.

Я обрадовалась, когда мой коллега предложил подвезти меня и некоторых моих коллег домой, потому что я не смогла бы ехать в такси со всеми этими подарками.

– oSharp?⁸ – спросил он, приподняв бровь, глядя на меня через зеркало заднего вида. Йену было 32 года, он жил со своей мамой, у него было двое детей от двух разных женщин. У него был ужасный ирокез, он слишком громко смеялся над своими ужасными шутками, и всегда держал в руке бутылку пива, как будто не мог работать без алкоголя.

Из его колонок доносилась музыка, и к нему присоединился один из наших сослуживцев, Джон, которого все называли Baas⁹ из-за его крупного телосложения. Он был очень большим, не из-за мышц, а из-за жира, ростом 1.80 м., у него был громкий голос, и он любил использовать громкоговоритель в магазине, чтобы болтать обо всём на свете. Так же он был дамским угодником, потому что встречался с несколькими женщинами одновременно, но всегда утверждал, что его сердце принадлежит девушке по имени Промис, на которой он поклялся жениться в конце года.

– Я в порядке, – посмотрев на воздушные шары, которыми мы были окружены с Прешес и Хленгиве, на заднем сиденье, – просто думаю о том, как я счастлива, – ответила я, глядя на них с благодарностью.

Хленгиве подпевала песне, которая играла в машине, покачивала головой, и поднимала руки в такт. Оно была танцовщицей, и прекрасно двигалась под любую музыку. У неё была кожа цвета карамели и раскосые глаза, и её дреды были туго заплетены в два пучка по обе стороны головы. У неё были длинные ногти, которые она всегда красила в эксцентричные цвета, и губы, накрашенные чёрной помадой.

– Боже, я хочу, чтобы она увезла меня в Америку, поэтому я с ней и дружу. Мы не должны создавать ей здесь слишком комфортные условия, – крикнул Баас Джон, и я рассмеялась, закатив глаза. Джон всегда шутил, что он мил со мной только потому, что хочет, чтобы я увезла его в Америку. Он не знал, что я не вернусь туда больше никогда.

Девчонки обняли меня за плечи.

– Мы тоже тебя любим, Мелика, – сказала Прешес, используя прозвище, которое дала мне. На языке зулусов, это означало «Америка».

Когда машина подъехала к моей хижине, все вышли из машины, чтобы помочь мне с подарками. Я открыла старую потрёпанную дверь, которая заедала гораздо чаще, чем следовало, и, толкнув её боком, шагнула в крошечное пространство, пропуская друзей внутрь.

Йен отпускал ужасные шутки по поводу дешёвого винилового пола в хижине, и я смеялась, закатывая глаза. Баас Джон открыв холодильник, начал молиться за меня, когда увидел пачки майонеза, которыми я просто не могла насытиться. Мне очень хотелось майонеза с хлопьями, особенно «Weet-Bix», и я знаю, что это отвратительное сочетание. Прешес и Хленгиве аккуратно сложили мои вещи, и пожелав мне удачи, попросили позвонить им сразу, как начнутся схватки.

– Пока, ребята! – я крикнула им в след, помахав на прощание.

Забаррикадировав дверь, я убедилась, что проникнуть внутрь будет непросто для любого вора, и повернулась, чтобы осмотреть хижину. Я подошла к своей дешёвой кровати, матрас на которой прогибался и скрипел, при малейшем движении. Взяв в руки один из подарков, я достала милую детскую пелёнку для новорождённых и не смогла сдержать улыбку.

Боже, как бы я хотела, чтобы мне не пришлось делать это в одиночку.

От одной мысли о родах у меня по коже бежали мурашки. Когда я в последний раз была на приёме у врача, я слышала мучительные стоны рожениц, и меня это ужасало.

Как бы я хотела, чтобы здесь была моя мама, бабушка, или Рэйчел.

Сжимая в руках симпатичную вещицу, я начала плакать, страх сжимал моё сердце, и я чувствовала себя одинокой. За чью руку я буду держаться, когда придётся тужиться? Что произойдёт, если воды отойдут посреди ночи? Накануне, Аасией Малави, договорилась с нашим соседом – пожилым мужчиной. Когда придёт время, он отвезёт меня в больницу на своём фургоне, который, казалось, в любой момент развалится на части.

В такие моменты слабости, я думала о Сальваторе. Он бы позаботился о том, чтобы роды прошли для меня как можно легче, и мне бы сделали самую лучшую эпидуральную анестезию. Держал бы он меня за руку? Разумеется.

Рождение нашего ребёнка было бы особенным моментом, но его больше нет. Чувство сожаления нахлынули на меня, когда я задумалась о том, что произошло и как я одинока.

Я плакала, пока не стемнело. Я включила две лампочки и прошлась по квартире, решив наконец собрать свою сумку для беременных. Я положила новую ночную рубашку, нижнее бельё и всё необходимое для малышки. Окунувшись в свои мысли, я вдруг услышала громкий и настойчивый стук в дверь. Подпрыгнув от страха, я схватилась за грудь, и подошла к двери.

– Ubani?¹⁰ – спросила я, испуганным голосом.

– Это я!

Английский? Здесь никто не говорил по-английски, и от этих слов у меня по спине пробежал холодок. – Нирвана… – шептал женский голос через дверь, – это агент Джиа… Анна! Пожалуйста! – кричала она, её голос был полон ужаса и отчаяния.

Бросившись к двери, я, плохо соображая, убрала все вещи, которыми баррикадировалась, и она, спотыкаясь, вломилась внутрь, рухнув на пол.

На полу лежала окровавленная, сильно израненная фигура. Она была голая, с открытыми ранами по всему телу, и вся в песке.

– Нирвана, – простонала она, душераздирающим голосом. Она была похожа на ходячего мертвеца, и я непроизвольно прикрыла рот рукой.

Как она узнала, что я здесь? Ведь я никогда не сообщала ей, где нахожусь. Я постоянно переезжала, и в последний раз она слышала обо мне, когда я была в Намибии.

Они знали, что я жива.

Знали ли они, что из-за меня убили их босса?

О Боже.

– Он жив! – закричала она, – Сальваторе. Он жив!