Текст книги "Благочестивая одержимость (ЛП)"

Автор книги: Энса Ридс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23

Когда я сидела на стуле перед зеркалом и молча рассматривала собственные черты лица, у Анны был такой вид, будто она лихорадочно что-то обдумывает.

Мои глаза опухли, у меня постоянно болела голова, и в данный момент всё, что мне хотелось – наконец немного расслабиться. Усталость была до такой степени сильной, что я хотела уснуть и никогда больше не проснуться. Я хотела укутаться в одеяло от всех снедающих меня беспокойств и тревог, но у меня не было другого выбора, кроме как сидеть здесь и обсуждать с Анной то, что нам предстоит сделать.

– Ч-что… мы собираемся делать? – прочистив горло спросила я тихим голосом, охрипшим и напряжённым после вчерашних рыданий. Сегодня у меня не осталось сил на слёзы, я слишком устала. Я знала, что мне нужно действовать и осознание этого факта давало мне силы двигаться вперёд.

Я уже не в первый раз задавала ей этот вопрос. Если быть точнее, третий раз, поскольку два раза до этого она не ответила. Она же молча меряла шагами комнату, в напряжении закусив нижнюю губу.

– Это меняет всё, Нирвана, – вздохнула она, – знаю, что ты это понимаешь. Эта беременность... не оставляет нам вариантов, как можно было бы оторвать тебя от него. Он и его семья ни за что не отпустят тебя, только не когда ты носишь ребёнка с фамилией Эспозито.

Я нерешительно кивнула в ответ на её слова.

– Хорошо… как ты думаешь, что нам следует делать? Можем ли мы вообще сделать хоть что-то?

Она на мгновение запустила пальцы в волосы и сжала затем, наконец, остановилась и сделала несколько шагов в мою сторону.

– Мы должны всё тщательно продумать. Мы должны быть уверены, что не оставим за собой никаких следов, – она задумчиво потёрла пальцами подбородок, стоя прямо за моей спиной, – я подумала… – она сделала паузу и посмотрела на меня, прежде чем подойти к туалетному столику и прислониться к нему, оказавшись ко мне лицом, – мы инсценируем своего рода похищение. Мы буквально похитим вас обоих. Устроим засаду его охране, а затем схватим вас и увезём… если после этого мы оставим Сальваторе в живых, он найдёт нас – найдёт всех. Итак, нам придётся убить его, а затем мы инсценируем и твою смерть… мы увезём тебя как можно дальше отсюда. Ты не можешь находиться в Европе, ты должна быть дальше, намного дальше. В таком месте, где их влияние ограничено. Может быть, Африка? Как ты к этому отнесёшься?

Я сглотнула, недоверчиво глядя на неё.

– Эм… Вау… Это… Безумие, – сказала я, прокручивая в уме всё то, что она сказала.

Инсценировать похищение? Мне не хотелось признавать, но это действительно может сработать.

– У Сальваторе много сотрудников службы безопасности. Его люди готовы умереть за него, – я откинулась спиной на стул, – и за меня… – запоздало сообразила я. – Когда мы путешествуем – у него есть глаза повсюду. У него есть группа людей, следующих за нами попятам. Есть люди, которые заранее уходят, что бы проверить выбранный нами маршрут на предмет потенциальных опасностей. Кроме того, у него есть люди, которые уходят через некоторое время после нас, чтобы убедиться, что за ним никто не следит.

Она понимающе кивнула.

– Вот тут-то и понадобится твоя помощь. Если и есть кто-то, кто сможет заставить его ослабить меры безопасности, так это ты.

– Как я смогу это сделать? – спросила я, в замешательстве нахмурив брови.

– Может, заставить его взять тебя в какую-нибудь поездку? Или свидание, на котором ты хотела бы быть с ним только вдвоём, – рассуждала она, скрестив ноги и облокотившись на столешницу. Она выглядела такой же нервной, как и я, и этот факт меня совсем не радовал. – Чёрт, я так нервничаю, – сказала она, будто прочитав мои мысли, – я больше не знаю, кому доверять. Я не могу доверять своему начальству, потому что вполне вероятно, что они в сговоре с семьёй Эспозито, – она глубоко вздохнула.

– Я знаю. С тех пор, как я узнала, что человек, который приходил на покерные вечера к моему отцу – это какой-то важный парень из ФБР, у которого к тому же есть связи в ЦРУ. Я уже знала, что дела обстоят ужасно.

– Но… – она сделала паузу, как будто оживая. Я увидела вспышку озарения в её глазах, когда она вдруг выпрямилась и посмотрела на меня. Словно сомнения, которые у неё были до этого момента, резко отодвинулись в сторону, и вернулась со своей обычной с уверенностью. – Я знаю, что могу сделать. Я знаю людей, которые готовы сделать всё возможное, чтобы свергнуть его. В общем, мы сможем сделать это.

Я бессознательно потянулась рукой к животу, и на мгновение заколебалась. Я была беременна и рассуждала о планах убить отца своего ребенка. Он был монстром, в этом не было сомнений. Но не стану ли я такой же как он, если сделаю это?

Это не одно и то же. Ты делаешь это только ради того, чтобы сбежать от него. Не забывай, ты здесь не по своей воле. Он забрал тебя у твоей семьи, он сжёг твоего отца заживо! Он убийца – настоящий монстр. Ты никогда не будешь похожа на него.

Но что насчёт ребёнка? Хочу ли я быть матерью-одиночкой? Мне всего лишь двадцать один год и я не могу представить, как я смогу вырастить ребёнка в одиночку. Я никогда не смогу воспитать ребёнка, когда я, по сути, сама ещё ребёнок. Как я смогу позаботиться о нём или о ней?

Ты сможешь разобраться с этим. Сколько женщин столкнулось с этим до тебя, и сколько ещё будет после. То, о чём ребёнок не знает, ему не повредит. Ты спасаешь себя и его, избавляясь от его отца. Представь себе, что твоего ребёнка воспитывает такой человек, как Сальваторе. Какие моральные ценности он ему привьёт? Разве он не научит его убивать? Разве не научит его пыткам? Путь мафии – это всё, что он знает. Это то, чем он дышит и живёт. Он никогда не изменится, он никогда не оставит такой образ жизни. Ты должна решить сейчас, что для вас будет лучше

Кроме того, у тебя ещё есть время решить относительно этого ребёнка. Тебе не обязательно его оставлять, ещё слишком маленький срок. Аборт не сделает тебя плохим человеком. Опять же, ты забеременела от человека, который забрал тебя. От человека, чья семья никогда не успокоится, пока не найдёт ребёнка. Ты могла бы спокойно прекратить это и избавиться от всего, что связывало тебя с семьёй Эспозито.

Я бы ни за что не могла подумать, что в моей жизни настанет момент, когда я буду размышлять об аборте. Мысль о беременности меня пугала. Я знала, насколько это сложно, особенно если ты решилась воспитать ребёнка в одиночку. Я не могла себе представить моменты, когда мне придётся самостоятельно ходить на приём к врачу или рожать. Моё сердце колотилось от страха при мысли о родах – о том, что мне придётся несколько раз просыпаться ночью, что бы покормить его, при том, что утром мне пришлось бы идти на работу, чтобы прокормить его. Всё было так сложно.

А если бы я сделала аборт, все доказательства связи с семьёй Эспозито были бы уничтожены. Я могла бы сбежать и жить где-то далеко, не беспокоясь о том, что меня снова найдут или что у меня появится ребёнок, которого мне придётся изо всех сил стараться вырастить. Аборт подарил бы мне истинную свободу. Но смогу ли я жить, зная, что убила своего первенца? Мою девочку или моего мальчика. Смогу ли я жить, зная, что из-за Сальваторе мне пришлось упустить свой шанс на то, чтобы подарить ребёнка этому миру?

Господи, этот человек забрал у меня всё. Он заберёт у меня и ребёнка? Я всегда представляла, что у меня будут дети, но я рассчитывала родить их, когда буду немного взрослее. Я представляла себе, что у меня будут дети, когда мне будет около тридцати. А до этого момента, я бы путешествовала по миру и развивала свою карьеру. Я представляла, что моя маленькая копия и любовь всей моей жизни будут рядом со мной. Я представляла, что у меня будет двое прекрасных детей, хаски, любящий муж и здоровый крепкий брак.

И я не смогла бы иметь всё это с Сальваторе.

– …Нирвана… – позвала Анна, вытаскивая меня из раздумий, – о чём ты думаешь?

Я вздохнула, убрав руку с живота, и снова взглянула на неё.

– Думаю об этом ребёнке… – я сделала паузу, прежде чем выпрямилась и соскользнула со стула, – о плане, и о том, смогу ли я его осуществить. Что произойдёт, если мы потерпим неудачу? Что произойдёт, когда семья Эспозито узнает правду? Ты знаешь, что они влиятельные люди, Анна, ты, как никто другой знаешь, на что они способны. Что произойдёт, если они решат отомстить за нашу с Сальваторе смерть, и за смерть его ребёнка? Что произойдёт тогда? Ты пострадаешь, я пострадаю, наши семьи и близкие так же пострадают.

Моё сердце сжалось от страха, когда я подумала о том, что произойдёт с моей матерью – о том, что произойдёт с бабушкой или Рэйчел. Они, без сомнения, будут пытать их, а затем убьют, заставив меня быть этому свидетелем.

– Что произойдёт? Нас подвесят над потолком, будут пытать и бить током. И ты будешь видеть перед собой свою мать, отца, парня, или лучшего друга, или единственного двоюродного брата – мёртвыми. И их испуганные пустые глаза будут смотреть тебе прямо в душу. Так что, чёрт возьми, произойдёт, Анна? – в моём голосе был страх, такой леденящий душу, который могла вызвать только семья Эспозито. Неужели мы действительно верили, что сможем это сделать? – Стоит ли оно того?

Я знала, чем это закончится, ведь их семья не простые люди. Они всё узнают и найдут меня.

– Я продумала это настолько, насколько могла на данный момент. И, не сомневайся, я продолжу обдумывать это, Нирвана. Я знаю, что я задумала, и, если мы найдём нужных людей, в чём, несомненно, я уверена. Это точно сработает. Поверь мне, просто поверь. Если… точнее, когда мы это сделаем, ты будешь свободна. – она замолчала, но от её наблюдательных глаз не укрылась моя нервозность, когда я обвила руками свой живот, – или ты этого не хочешь?

– Разумеется, хочу, – огрызнулась я, – я хочу этого больше всего на свете.

– Тогда почему ты… колеблешься?

– Потому что, – быстро ответила я, едва давая ей возможность закончить предложение, – потому что я не супершпион, супер-полицейский, суперсолдат, принцесса мафии, или какая-то убийца. Я – это я, Нирвана Ньюман, двадцатиоднолетняя девушка, до чёртиков напуганная тем, что происходит вокруг. Я ношу ребёнка босса мафии, ношу на пальце его обручальное кольцо и не видела отца с тех пор, как попала сюда. Так что да, извини меня за некоторую нерешительность.

Анна поджала губы, давая моим словам повиснуть в воздухе.

– Я поняла, – сказала она тихим, полным сочувствия голосом, – но всё будет хорошо.

– Ты думаешь? – спросила я с ухмылкой, вскидывая руки вверх от бессилия, – Анна, ты специальный агент, ты проходила специальное обучение. Ты подготовлена, ты можешь защитить себя. Я не могу. Анна… – я изо всех сил старалась заставить себя продолжить, – я не думаю, что смогу… Не думаю, что смогу позволить тебе убить Сальваторе или его людей.

Она ничего не сказала в ответ. Я ждала, пока она скажет хоть слово, засмеется или хотя бы закатит глаза. Но она оставалась совершенно равнодушной.

– Я знаю… знаю, что они ужасные люди. Но я не могу этого сделать. Я не могу вести их на смерть. Не могу.

Сальваторе, вероятно, смог бы так сделать, но я не смогу отправить их на верную смерть. Возможно, Анна могла бы придумать другой план. Неожиданное вторжение в дом или что-то в этом роде. Что угодно, кроме того, где мне придётся взять на себя ведущую роль.

Она скрестила руки на груди и посмотрела на меня.

– Нирвана, – она сделала паузу, облизывая нижнюю губу, – Сальваторе сказал тебе, где твой отец? – спросила она, и у меня перехватило дыхание. Мои руки безжизненно упали по обе стороны от моего тела, пока я просто тупо смотрела на нее.

– Что? – в шоке спросила я.

– Мне кажется… – она сделала паузу, указывая на стул, – возможно, ты захочешь присесть.

Желудок словно стянуло в тугой узел, а уголки глаз защипало от подступающих слёз. Моё сердце начало бешено колотиться, и я в испуге посмотрела на Анну размытым от слёз взглядом.

– Ч-что ты имеешь в виду? – спросила я заикающимся от подступающей паники голосом.

Она разорвала наш зрительный контакт, и вместо этого опустила глаза на мою грудную клетку.

– Присядь, Нирвана.

Из меня вырвался тихий выкрик.

– Что он с ним сделал? Что случилось? – спросила я её, медленно приближаясь к стулу.

Я сжала руками спинку стула, и мои колени подогнулись, когда я безуспешно попыталась присесть. Это не вело ни к чему хорошему, я это знала. Что это чудовище сделало с моим отцом?

– Нирвана… твой отец жив, – произнесла она голосом, который в тот момент показался мне совершенно чужим. Она говорила так же испуганно, словно это пугало её так же сильно, как и меня, – Но… едва ли. Это больше похоже на… – она изо всех сил пыталась подобрать слова, как будто она всеми силами пыталась донести до меня эту информацию как можно мягче, – его мумифицировали.

Я не смогла проронить ни слова.

Я не могла ответить, позволяя её словам повиснуть в воздухе. Я слишком туго соображала в тот момент, чтобы сразу понять о чём она говорит.

Её слова не имели никакого смысла.

– Я не знаю, помнишь ли ты, как Сальваторе отправился в Египет, чтобы приобрести изготовленный на заказ саркофаг, который сейчас находится в вашей спальне?

Я даже не могла кивнуть ей в ответ. Я буквально слышала, как кровь стучит у меня в висках.

– Ну, этот саркофаг был сделан для твоего отца. Сальваторе завернул твоего отца в эти… странные тряпки, а потом нам пришлось покрыть его повязками, как мумию… – её голос начал дрожать, а ужас в глазах был почти осязаемым, – он приказал положить в него твоего отца и поставить лицом к кровати… чтобы твой отец большую часть дня проводил без еды и воды, а единственное, что он мог видеть – была кровать Сальваторе.

Я в ужасе ахнула, вспомнив первую ночь после возвращения из Египта и всё, что Сальваторе тогда сделал со мной. Той ночью он лишил меня девственности и, большую часть ночи он трахал меня так, будто солнце никогда не взойдёт. Как я могла забыть эту ночь? Как я могла забыть, как я нервничала, когда увидела, что Сальваторе поставил саркофаг в спальню? Кто бы мог поставить гроб в спальню? Теперь я знала ответ. Я знала, почему Сальваторе это сделал. Это была пытка для моего отца. Ещё одна пытка, как тогда в подвале, как когда заставил меня кончить прямо перед его лицом, лаская меня пальцами и зарываясь лицом в мои бёдра.

Я искала в глазах Анны хотя бы малейший намёк на то, что она говорит неправду. Что-нибудь, указывающее на то, что она это выдумала.

– Я хотела сказать тебе… но знала, что ты не сможешь этого вынести. Никто из слуг ничего не мог сделать. Сальваторе приказывает, и мы это делаем. Если ты колеблешься, то твоя семья и все, кого ты знаешь, умирают.

Я резко оттолкнула её и, спотыкаясь, вскочила со стула и рванула к двери. Анна не пыталась меня остановить, она просто осталась стоять на месте. Я побежала в спальню и, зайдя в нее, ринулась к саркофагу. Я заглянула ему в глаза, в глаза египтянина, изображение которого было на глиняном гробу, пытаясь разглядеть своего отца.

– Папа… – прерывисто прошептала я, а затем отшатнулась назад.

Мои слабые крики превратились в дикий животный рёв, когда я упала перед ним на колени. Я потянулась кончиками пальцев к глиняному гробу, словно пыталась дотянуться до призрака, который когда-то был человеком. Призрака, который когда-то был моим отцом.

Глаза 24

– Мама… – наконец смогла произнести я.

Я стояла перед мамой, которая только что открыла входную дверь и теперь смотрела на меня широко распахнутыми от удивления глазами. Мы молча стояли, не в силах поверить в происходящее.

Она была босиком, и на ней был один из моих оверсайз свитеров, который сидел немного короче, чем на мне, учитывая её более высокий рост.

– Тыковка, – сказала она, и её голос звучал так, словно она не могла поверить, что я сейчас действительно перед ней стою.

Я улыбнулась, услышав прозвище, которым мама и папа окрестили меня с самого детства. В то время я ещё не была тем человеком, которым являюсь сейчас. Было горько, но в тоже время сладко, слышать, как она меня так называет. Это напомнило мне ту маленькую, невинную девочку, которой я была всего четыре месяца назад. Девушка, у которой не было проблем – которую мало заботило всё, что не приносило ей пользы. Дни, когда я выбегала из дома с большой сумкой наперевес, едва удерживая в руках большую стопку учебников, и мчалась в кампус колледжа. По пути я обычно встречалась с Рэйчел, мы заходили в местное кафе, где всегда покупали кофе и кекс – с этого начинался каждый наш учебный день.

Было чудом, что Сальваторе вообще выпустил меня из дома. Но я очень сильно умоляла, и он всё же уступил. Я был удивлена, потому что не думала, что он согласится. Возможно, он просто видел, в каком стрессовом состоянии я находилась, и решил, что визит к матери поднимет мне настроение.

Я оглядела себя. Чёрные леггинсы для йоги, и чёрный топ с длинными рукавами и вырезом, открывающим верхнюю часть моей груди. Сверху я накинула длинный серый кардиган. Я даже не удосужилась причесать волосы и просто нацепила кепку. На мне были тапочки, меня в целом мало заботил мой внешний вид в последнее время.

Я слабо улыбнулась матери, но, думаю, моё лицо всё равно больше было похоже на гримасу.

– Так ты собираешься меня впустить? – спросила я её.

Она бросила взгляд через моё плечо, где с десяток чёрных машин окружили улицу и целая орава охранников патрулировала двор.

– Ах, да, – она быстро отошла в сторону и впустила меня в дом.

Я повернулась к охраннику, который уже собирался последовать сразу за мной.

– В этом доме только две двери, и вы охраняете каждую из них. Со мной всё будет в порядке. Пожалуйста, дайте мне возможность побыть с моей матерью. Мне нужно поговорить с ней наедине.

Охранник окинул меня взглядом, лишённым каких-либо эмоций. Его губы сжались в тонкую линию и он, наконец, кивнул. Как только я зашла, а мама закрыла за мной дверь, меня окутал аромат благовоний.

Я вспомнила день, когда в последний раз приходила к ним на ужин. Я была весёлой и оживлённой, и изо всех сил пыталась не показывать свои настоящие чувства. В тот вечер мы все пытались сделать вид, что это обычная тихая семейная посиделка, а не ужин в компании человека, который разрушил наши жизни.

Но в данный момент я не хотела притворяться.

Я не чувствовала желания скрыть свои тревоги за улыбкой, не хотела притворяться сильной ради её спокойствия. Я не боялась, что она сломается, увидев, насколько растерянной и напуганной я была. Мне было необходимо разделить своё бремя с каждым живым существом, попадающимся мне на пути. Ведь этот груз был непомерно тяжёлым для моих маленьких плеч. В данный момент я была слаба, напугана и не знала, что делать дальше.

– Мам… – произнесла я напряжённым голосом, когда она бросилась ко мне и обняла так крепко, как будто она точно знала, что я собираюсь ей сказать.

Я могла бы провести вечность в её объятиях. Мой рай был прямо здесь, в её руках. Я чувствовала её дыхание на своей шее, чувствовала, что её сердце бьётся в такт моему собственному, а её волосы щекотали мне глаза и щёки. Я глубоко вздохнула, вдыхая её запах, который слишком напомнил мне о том, как же много времени прошло с тех пор, когда мы оставались только вдвоём.

Наконец она отпустила меня, и наши глаза встретились. В них не было слёз, в отличие от прошлого раза, но страдание, отпечатавшееся на наших лицах, состарило нас на несколько десятков лет. Я не думаю, что у кого-то из нас были силы плакать или слёз просто на просто уже не осталось.

– Я беременна, – вырвалось у меня. Мне нужно было так много сказать ей, так много, но вместо этого я решила рассказать ей самое важное. Сорвать пластырь одним резким движением.

Ей нужно было знать, что я ношу ребёнка Сальваторе.

Она понимающе кивнула.

– Бабушка сказала мне. Она сказала, что увидела в твоих глазах… – она сделала паузу, что бы сжать моё лицо в ладонях, – присутствие ещё одной души в твоём теле.

Конечно, она знала. Не было ничего, чего бы бабушка не знала.

– Я молилась, чтобы она ошибалась, но… мы все знаем, что она всегда права, – продолжила мама.

Я попыталась ободряюще улыбнуться, но мои губы сжались, и я посмотрела прямо на неё.

– Я даже больше не думаю, что сломлена. Просто уже не знаю, кто я, – сказала я, пытаясь найти утешение в тёплой материнской душе. – Я просто знаю, что… мне больно… – я не узнавала собственный голос.

Я не слышала себя, когда произносила эти слова. Я не узнала саму себя. Было такое ощущение, словно я слушаю речь незнакомца. Тон моего голоса стал грубее, доброта исчезла, мой голос был полон одиночества. Боже, мой голос звучал так… грустно.

– Сальваторе сломал меня уже давно – в первый же день. Теперь… – я попыталась найти подходящие слова, – теперь я принадлежу ему. Он разбил меня на осколки, а затем собрал обратно так, как хотел. Некоторые не смогли встать обратно, другие он забрал себе, и теперь… Я… – я обвела руками своё тело, останавливаясь в районе живота.

Мама прижалась лбом к моему, продолжая смотреть на меня, будто не знала что мне сказать. Но я была рада, что она молчала, ведь мне не нужен был собеседник. Мне был просто необходим человек, который бы выслушал меня. Мне необходимо было почувствовать чью-то сердечность и сострадание.

– Папа ещё жив, но… он… мумия, – сказала я, решив, что мама заслуживала об этом узнать. Я не могла скрывать от неё что-то подобное. Ей нужно было знать, что случилось с её мужем. – Сальваторе держит его в саркофаге в нашей спальне, лицом к кровати, так что у папы нет другого выбора, кроме как… кроме как смотреть…

Я замолчала, решив не продолжать, но она точно знала, что я хотела сказать.

– …Всё будет… Всё будет хорошо, – прохрипела мама, и её глаза, казалось, тускнели с каждым произнесённым мной словом.

Я знала, что она сказала это, чтобы лишь приободрить меня, и я кивнула, соглашаясь с ней.

– Всё будет хорошо, – сказала я.

Я сделала свой выбор. Приняла решение и отказалась просто сидеть сложа руки и позволять этому продолжаться. Я решила рискнуть.

– Мне нужно, чтобы ты увезла бабушку и Рэйчел как можно дальше отсюда. Вам нужно разделиться и уехать очень-очень далеко. Точно не в Европу, куда-нибудь за пределы их радаров, где вы сможете прожить свою жизнь, не оглядываясь в страхе от каждого шороха. Туда, где никто не знает фамилии Эспозито. Вы можете сделать это для меня? – спросила я её.

Она смотрела на меня – на невинную душу, которая была вынуждена приспособиться к жизни, которая сделала её той, кем она не является. Кем же я была, раз замышляла такие интриги?

– Скажи, что можешь, мам. Скажи, что можешь. Уезжай подальше отсюда, сделай так, чтобы они никогда не нашли тебя, бабушку и Рэйчел. Скажи, что можешь это сделать, мам, – умоляла я с отчаянием в голосе.

– Я могу, я могу, – сказала она, соглашаясь на мою просьбу, – но, что ты замышляешь?

Я не собиралась ей ничего раскрывать.

– Я собираюсь что-то с этим сделать. Что-то, рядом с чем вам не стоит находиться. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь увидеть тебя или кого-то из вас снова, но я точно знаю, что будет лучше, если мы не будем поддерживать связь. Мы должны исчезнуть с лица Земли, потому что, если они нас найдут… – я замолчала, позволяя ей прочитать в моих глазах то, что они с нами сделают.

Она сглотнула, но кивнула, нежно поглаживая моё лицо большими пальцами. Её дыхание смешивалось с моим собственным, и безопасность её присутствия ощущалась так, словно я умерла и встретила смерть с распростёртыми объятиями.

– Я люблю тебя, Нирвана, – серьёзно сказала она, и её слова прозвучали как прощание. Закрыв глаза, я впитала их и позволила окутать меня словно тёплым одеялом.

– Я люблю тебя, мама, – сказала я ей через мгновение, открывая глаза и позволяя прочитать в глазах подтверждение моих слов.

– С кем ты разговариваешь? – услышала я доносящийся откуда-то из спальни голос бабушки, прежде чем открылась дверь, и я увидела её, – Нирвана! —радостно воскликнула она и бросилась ко мне.

Я обняла её со всей любовью, на которую только была способна в данный момент.

Мы с мамой прервали разговор и, взглянув на бабушку, засмеялись и направились на кухню. Каждая из нас взяла различные продукты, и мы начали готовить обед. Мы танцевали и смеялись, давали друг другу «пять» и отпускали ужасные шутки. Через час в дверь вошла Рэйчел, и настроение стало ещё лучше. Рэйчел забралась на кухонный остров и распевала песню Mariah Carey, а я пыталась тверкать под эту песню. Мама сожгла курицу, и мы все в ужасе закричали «Нет!», когда бабушка сказала, что собирается приготовить лазанью. Всё это время я использовала любую возможность, чтобы сказать им, как сильно я люблю каждую из них. Я сжимала руку Рэйчел, говоря ей, что она самый лучший друг, о котором только можно было мечтать. Я говорила бабушке, какая она замечательная. Это была наша последняя совместная ночь, до тех пор, пока мы, сами того не желая, начнём жизнь в бегах.