Текст книги "Королевский дуб"

Автор книги: Энн Риверс Сиддонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

– Ты не можешь продолжать все это, – говорила я. – Если ты не прекратишь, для тебя все закончено уже сейчас. Клэй не может выручить тебя на сей раз. Тебя ждет либо государственная психушка, либо окружная тюрьма. В любом случае ты многие годы проведешь под замком. Не увидишь болота, леса, ручей до тех пор, пока не состаришься. Оттуда, куда они тебя упрячут, ты не сможешь помочь… лесам. Мартин и Риз без тебя ничего не смогут сделать.

Скретч ужасно, ужасно болен. Кто будет следить за лесами, если ты будешь сидеть под замком? Что нужно сделать, чтобы заставить тебя прекратить это?

Том долго смотрел на меня, не говоря ни слова. Я смотрела на него. В конце концов он проговорил:

– Ты доверяешь Форду? Этому инженеру, который приезжал сюда и проводил анализы? Ты поверила тому, что он сказал?

– Да. Я верю ему. И Клэй тоже, и…

– Меня интересует только, веришь ли ты.

– Да. Я верила и продолжаю верить. Думаю, Том, он очень хороший человек.

– Как это может быть правдой? – скорее себе, чем мне тихо произнес Том. – Я видел ту воду. Я видел результаты анализов.

Он поднял на меня глаза.

– Ты тоже видела ее.

Я наклонилась вперед и посмотрела в его лицо.

– Я видела в воде что-то сияющее. Я видела больную козочку и мою визжащую дочь. Том, я думала над этим… Я никогда не видела фосфора в воде… Том, это очень сбивает с толку. Мы ведь тогда только проснулись, а накануне много выпили, Хилари так визжала… Пожалуйста, подумай хорошенько. Возможно… ты мог ошибиться. Возможно, так и есть?

– Нет, невозможно. И, кроме того, был отчет лаборатории…

– Я его не видела. – Я просто ненавидела себя, когда говорила это. – Я никогда не видела, и никто не видел.

Наступила еще одна продолжительная пауза.

– Ты думаешь, я это придумал?

– Нет. Но вдруг к этому времени ты очень устал и расстроился из-за воды, козочки и Хилари…

– Я не придумал это, это не галлюцинации. В воде что-то было. Не важно, что Милликэн сделал с ней, но все было написано в отчете. Мне наплевать, верит ли кто-нибудь в это, но все-таки я хочу, чтобы ты верила.

– Я хочу верить… – ответила я и обнаружила, что так оно и есть. – Послушай, может ли это поступать в воду откуда-то еще, не с завода? С какой-нибудь частной фирмы или предприятия?

– Но Козий ручей не связан ни с чем, кроме реки Биг Сильвер, а на реке нет ничего, кроме этого завода, на расстоянии двух тысяч миль. Русло ручья приближается к реке выше того места, где в него идет отводка от реки. Это земли плантации „Королевский дуб". Там, в верховьях, нет ничего, кроме лесов. Леса и поселение чернокожих, где живет Скретч.

– Может быть, что-нибудь вокруг этого поселения? Что-нибудь вроде… отбросов, хлорки, гербицидов?

Я знала, что это звучит смешно, но Том не улыбнулся.

– Нет, – ответил он, – отходы с верховьев не содержат стронция, плутония и цезия. Возможно, именно цезий освещал воду. Он делает это. Я читал, что вода в ямах, где затапливаются радиоактивное топливо и центральные стержни с завода „Биг Сильвер", светится голубым. Отходы топят в воде, чтобы они смогли разложиться, энергия от использованного топлива и освещает воду.

Я безнадежно покачала головой:

– Тим Форд сделал анализы всей воды, которая может попадать с владений завода в реку и ручей. Он не обнаружил… как это называется? Цезия? Он не нашел плутония или стронция. Тим – самый лучший эксперт, какой только есть. Как я слышала, в стране нет никого, кто смог бы сделать анализы воды хоть немного лучше.

– Ты можешь снова вызвать его сюда?

Я посмотрела на Тома.

– Ты можешь устроить так, чтобы он приехал ко мне на Козий ручей, например, завтра или послезавтра, к вечеру? Если Форд приедет, я подпишу проклятое заявление Гарольда. Я скажу ему, что навсегда отхожу от дел. Я подпишу бумагу в тот же момент, как ты мне передашь, что Форд в пути. Можешь сказать Клэю, что я сделаю это.

Я молчала.

– Это касается лесов, Энди.

– Я попытаюсь, – медленно произнесла я. – Я сделаю все от меня зависящее. Я позвоню Форду сегодня вечером, как только доберусь домой. Я скажу Клэю…

– Не говори ему насчет инженера, просто скажи, что я подпишу бумагу и пообещаю, что из-за завода неприятностей не будет. Скажи ему только это.

– Том, что ты собираешься делать?

Он встал и отошел к противоположной стене камеры, где на аллею за тюрьмой выходило маленькое, высокое, зарешеченное окошко. Он стоял и смотрел в жаркую ночь.

– Энди, я прошу сделать это для меня, не задавая никаких вопросов. Никаких, – сказал он, не поворачиваясь. – Это последнее, о чем я тебя когда-либо попрошу. Если ты не можешь сделать это, скажи мне теперь же.

Я почувствовала, как вновь потекли теплые, надоедливые и ненавистные слезы.

– Я бы отдала что угодно, чтобы быть такой же уверенной, сосредоточенной и преданной, как ты, – мрачно заметила я. – Всю свою жизнь я была… непростой. Всегда смущенная, настороже, погрязшая в болоте фактов и вежливости и всех многочисленных сторон разных вещей. Я бы хотела, чтобы у меня была твоя… Тиш однажды назвала это „одержимостью одной идеей".

– „Вы мои особые покровители и покровители всех вновь обращенных, – медленно произнес Том голосом, каким он обычно цитировал, – …всех, кому предстоит совершить утомительное путешествие к истине, всех, кого запутали знания и предположения, всех, кто из-за вежливости делает себя соучастником вины, всех, кто находится в опасности из-за своих талантов".

Он повернулся ко мне и улыбнулся.

– „Ради Того, кто не отверг твой необычный дар, молись всегда за познавших, за уклонившихся, за слабых, – продолжал Том. – Пусть не будут они забыты у Трона Господня, когда сирые и убогие обретут царствие свое".

Я ничего не сказала, и его улыбка стала еще шире:

– Это отрывок из Ивлина Во.[104]104
  Во Ивлин (1903–1966) – английский писатель.


[Закрыть] „Молитва Хелен трем волхвам". Много лет тому назад я вычитал это в его биографии. Мне всегда нравились эти строки. Когда я встретил тебя, я вновь вспомнил „Молитву Хелен"…

Я закрыла лицо ладонями, но рыдания прорвались сквозь мои пальцы.

Том подошел к решетке, протянул через нее руку и коснулся моей обнаженной руки. Не схватил ее, а просто прикоснулся, легко и нежно, а затем убрал свою ладонь.

– Никогда в жизни я не хотел причинить тебе страдания, – произнес он.

Я встала, повернулась к двери и пошла по коридору.

– Я позвоню Тиму Форду, – проговорила я, пытаясь справиться со своим голосом. – Если он сможет приехать, я оставлю для тебя сообщение у дежурного. Я просто скажу: „Ваша встреча подтверждается" или что-нибудь в этом роде. Если он не сможет, я передам, что встреча отменена.

Я была уже почти у зеленой металлической двери, когда услышала слова Тома:

– Спасибо, Энди!

Он сказал это очень мягко и тихо.

Когда мы приехали обратно на Вимси-роуд, Хилари все еще спала, а Кэролайн Дэбни, пришедшая в себя и улыбающаяся так любезно, будто приглашала в свой собственный дом, поднялась с дивана, держа в руках мою, открытую, наверно, еще с колледжа, книгу „Тропик Рака".

– Всегда хотела прочесть это, но думала, что мне придется тайком поехать в Атланту в порнографический салон, чтобы купить эту книгу, – весело прощебетала она. – Господи, наверно, это далековато от пристойности.

В этот вечер я уже не чувствовала себя способной заниматься играми Кэролайн Дэбни – утонченным злым поклевыванием. Очевидно, Клэй понял это, потому что произнес:

– Ну, мы пожелаем вам спокойной ночи, мисс Энди, и отправимся дальше. Пойдем, Кэролайн, я оставил мотор включенным.

Он взял невестку под локоть, вывел из гостиной и помог сойти с крыльца раньше, чем она смогла удержать его или возмущенно захлопать ресницами.

У двери дома она повернулась и сказала:

– Не знаю, как семья Дэбни может отблагодарить вас за то, что вы сегодня сделали, не знаю, чем и отплатить вам за эту услугу. – Но раньше, чем я смогла ответить, Клэй усадил Кэролайн в машину и плотно захлопнул дверцу. – Честное слово, нет, – прозвенела она из темноты.

– Именно это я и имел в виду, – отозвался Клэй, открывая дверцу со своей стороны и глядя вверх на меня. – Мы этого не забудем. Никто из нас не забудет.

– Возможно, я совсем ничего и не сделала, – ответила я. – Пожалуйста, не благодарите меня. Том может не остановиться, слышите, Клэй?

– Но теперь у него есть шанс, – заметил старик, сел в машину и захлопнул дверцу.

Я вернулась в дом и заглянула к Хилари. Она спала неподвижно и спокойно, повернувшись на живот и уткнувшись в подушку, волосы ее разметались и закрывали лицо. Я закрыла дверь, пошла в свою спальню, села на кровать и некоторое время смотрела на номер телефона, который мне дал Том. Я не знала, где он его раздобыл.

Я была уверена, что Тим Форд откажется сразу, раньше, чем я изложу свою просьбу. Если бы он так и сделал, я бы не смогла вдаваться в подробности и все объяснить. Я знала только то, что мне сказал Том, и передала это Форду.

– Том сказал, что выплатит полный гонорар, сколько бы времени ни заняли исследования, – закончила я. Это было все, что мне нужно было добавить.

Но, когда я услышала его протяжную речь страны диких злаков, звучащую через многие мили из Алабамы: „Думаю, смогу быть в Пэмбертоне с восходом солнца", я почему-то не удивилась. Тиш говорила, что в нем было что-то от Тома. Я вообразила, что тоже смогу услышать это: некое сочувствие, некое взаимопонимание.

– Вот только я не знаю дороги на Козий ручей, – сказал Форд. – Не могу найти ее даже на карте Геологической службы. Я смотрел в прошлый раз, когда был в тех краях.

Я предложила ему заехать ко мне и обещала накормить завтраком и рассказать про дорогу. Он ответил, что приедет около шести. Я повесила трубку, позвонила чернокожему полицейскому и сказала, что встреча Тома, намеченная на следующий день, подтверждается. Затем я сняла туфли, тяжело опустилась на кровать и заснула в чем была – в шортах и футболке. В таком же виде я оставалась, когда услышала на следующее утро, как машина Тима Форда прошуршала по нашей подъездной аллее.

Я вышла к двери босиком, убирая с глаз волосы и жмурясь от света. Тим, массивный, как дуб, стоял, загораживая мрачное начало дня. Был конец июля и середина длительного периода тяжелой, перехватывающей дыхание жары. Я уже была влажной от нее. Но Тим казался таким свежим, будто его высекли изо льда. Он был в безукоризненно отглаженных полевых брюках цвета хаки и таких ботинках на шнуровке, какие у меня ассоциировались со старыми телефильмами типа „Зеленые просторы". Его темно-красные волосы были коротко подстрижены, а над ушами выбриты, его глаза, серые и спокойные, смотрели прямо в лицо собеседнику. Мускулы челюсти выделялись так, что образовывали маленькие симметричные бугорки. Могу поспорить на что угодно, он жевал табак.

– Миз Колхаун? – спросил он медленным крестьянским говором, который запомнился мне по телефонному разговору. – Я – Тим Форд.

– А кто же еще? – Сама того не желая, я улыбнулась. Невозможно было бы не доверять этому человеку так же, как доброму большому псу или лошади-тяжеловозу. Способность к действию, сила и простота такого рода, какие иногда подо всеми остальными присущими ему качествами появлялись у Тома, исходили от Тима Форда, как животворная влага.

– Входите, – пригласила я. – Сейчас поставлю кофе. Наверно, тяжелая была поездка.

– Приходилось и потяжелее, – ответил Тим.

Я приготовила для него еду, а сама присела выпить чашку кофе, но, к собственному удивлению, съела полный завтрак. Когда с едой было покончено, Форд вежливо попросил карту. Я нарисовала, как проехать на ручей, и Тим сказал, что отправится туда сейчас же.

– Я сама видела ту воду, – внезапно проговорила я, сама удивляясь этому.

Тим посмотрел на меня со спокойным серьезным интересом.

– Мне бы очень помогло, если бы вы могли рассказать об этом. – В его серых глазах не было недоверия и удивления, я пристально посмотрела на Тима, прежде чем заговорить: только интерес.

Я рассказала все, что могла, о воде, не упоминая об умирающей козе и действиях Тома. Об этом расскажет сам Том, если посчитает необходимым.

– Гм. Мог быть цезий, – задумчиво проговорил инженер. – Не удивительно, если учесть состояние охладительных резервуаров и ям для отходов на территории завода. Только если это был цезий, то вода должна была быть просто насыщена. Я никогда не видел и не слышал о таком количестве цезия в открытой воде. Если это был именно он, значит, я не успел поймать его в прошлый раз.

– Именно так он и говорил. Том, я имею в виду, – заметила я, направляясь вместе с Тимом к двери. – По крайней мере, мне кажется, он говорил „цезий". Вы будете проверять снова?

– Не знаю, каким образом. Сейчас у меня нет разрешения для прохода на территорию завода. Оно действовало только один раз, когда меня пригласил сюда мистер Дэбни. Ни черта не понимаю, что я делаю здесь сегодня.

– Тогда не сможете ли вы мне сказать, почему вы приехали?

Он посмотрел на меня, мгновение подумал, затем проговорил:

– Я вырос в лесах вокруг Кейвз Коув, штат Теннесси, прежде чем это место превратилось в „общественный цирк".

Я всегда думал, что таким, должно быть, и был мир, когда он только родился. Я бы и теперь жил там, если бы не изменились те места и не изменился бы я. Леса – лучшее из того, что осталось нам в этом мире. Моя теперешняя работа дает мне наилучшие возможности заботиться о лесах и все же содержать семью. Я слишком стар и неуклюж, чтобы работать в „Гринпис" и разбивать себе голову, а то бы я работал у них. Этот Том Дэбни, может, и вправду такой сумасшедший, как о нем все говорят, но я видел его по телевизору, и мне нравится его способ ведения дела. Хотел бы я встретить человека, который может морочить голову начальнику полиции так, как это делает Том Дэбни.

Он произнес „полиции" совсем неверно. У этого человека было такое произношение, что создавалось впечатление, будто он с трудом закончил семь классов и не имел три диплома (которые, как сообщала Тиш, у него были). Но, когда Тим спустился с крыльца и сел в старый седан, на дверцах которого значилось: „Университет Обурна, сельскохозяйственный факультет", я вновь ощутила густую ауру власти и уверенности, в которой он пребывал. Когда Тим уехал, пообещав заглянуть на обратном пути и все рассказать, я внезапно почувствовала себя намного легче, чем за последние много-много недель, и не такой усталой. Почти беспечной.

– Кто это был? С кем ты разговаривала? – хрипло спросила Хилари, входя в кухню и протирая глаза кулачками.

– Санта-Клаус, – легкомысленно ответила я. – В этом году он слегка опаздывает с появлением или, наоборот, приходит слишком рано, в зависимости от того, как на это посмотреть. Но он все-таки пришел.

Моя хрупкая эйфория при помощи сознательного подкармливания длилась в течение нескольких следующих дней. Когда разум брал верх, я понимала, что оснований надеяться у меня не больше, чем до приезда Тима Форда. Конечно, он не мог изменить состав воды в ручье. Он не мог сделать ничего, разве только установить, что его прежние анализы воды каким-то образом оказались ошибочны и Том был прав, но я не думала, что он сможет сделать даже это. Как он сказал, теперь он не имел допуска на территорию завода. А Том был бы задержан и вновь отправлен в тюрьму в тот же момент, как только прорвался бы через охрану; он знал это. Кроме того, Том дал мне слово. Больше из-за завода „Биг Сильвер" неприятностей не будет.

Однако в те дни конца июля я упорно продолжала мечтать о мире и спокойствии. Казалось, какая-то темная глыба свалилась с моих плеч. Ничто, хотя бы отдаленно напоминающее благополучие, не наступило, но я оседала под этой тяжестью так долго, что ее отсутствие делало меня легкой, как пушинка. Я просто парила в воздухе. Даже тот факт, что Хилари, всегда подхватывающая мое настроение, как вирус, явно не ощущала теперь освежения и облегчения окружающей атмосферы, не уменьшал моего чувства легкости. Я наслаждалась им, как лучами теплого мягкого солнца после зимы, проведенной в тундре.

В первый раз после весны я начала строить различные планы.

– Как ты относишься к поездке в Дисней-Уорлд в перерыве между семестрами? – спрашивала я Хилари. – Уверена, доктор Харпер позволит тебе пропустить несколько приемов; ты действительно очень хорошо себя чувствуешь. Можешь пригласить поехать с нами кого-нибудь из школы.

– Если этого хочешь ты, – ответила девочка и вернулась к своему писанию. Теперь она начала уже третью тетрадь.

– Мы могли бы даже подумать о поездке в Европу следующим летом. Это была бы цель, ради которой стоило бы экономить наши пенни. Тетя Тиш пригласила нас слетать в Англию на медицинскую конференцию дяди Чарли. Нравится? Букингемский дворец, Тауэр в Лондоне? И мы смогли бы немного поездить по стране.

– Это было бы приятно, – отозвалась Хилари из своей комнаты.

– Отлично, – сказала я, наконец задетая. – До этого еще год. У тебя будет время завершить свой великий опус.

Ответом мне было молчание, которого подобное замечание заслуживало. Я не имела оснований для раздражения на Хилари. Ее лечение у терапевта давало результаты, а занятия в школе шли успешно, даже если она не принимала участия во внешкольных делах; она нормально ела и крепко спала. Хил все еще требовала бутылочную воду и обтиралась влажной губной, но слез и истерик не было, девочка не липла ко мне, безобразные кошмары и потрясающие душу страхи, какие она привезла с собой из Атланты, не посещали ее. Просто дело в том, что это была не Хилари. Я хотела, чтобы Хилари вернулась. В один из тех коротких ярких дней мне пришло в голову: я ожидаю от Тима Форда, что с Козьего ручья он привезет мне обратно мою дочь. Эта мысль была настолько безрассудна, что я выбросила ее из головы. Но прежде чем она растаяла, как снежинка на языке, она имела вкус истины.

Тим Форд прибыл обратно тремя днями позже, в субботу в середине утра. Он все еще походил на огромный дуб, но теперь щеки и подбородок покрывала щетина, а под спокойными серыми глазами появились мешки и морщинки, глаза ввалились, и тени вокруг них были окрашены усталостью. Длинные царапины на лице, плечах и кистях рук только начинали затягиваться, полевая одежда цвета хаки, хотя все еще чистая, выглядела так, будто ее намочили, высушили на ветру и не выгладили. Более заметна, чем раньше, стала прыгающая неуклюжая походка.

Я почувствовала такой сильный укол тревоги, что резко распахнула парадную дверь и сбежала со ступенек к нему навстречу. Подбежав ближе, я глубоко вздохнула: огромный красно-малиновый синяк покрывал большую часть его левой челюсти.

Но затем Тим усмехнулся, и часть тревоги улетучилась. Но холодная сердцевина ее осталась. Это была добрая усмешка, веселая и печальная одновременно, и Тим не выглядел как человек, решивший проблему или добившийся победы. Он был похож на человека, потерпевшего, хоть и с достоинством, поражение в кулачной драке.

– О Господи, что с вами случилось? – со страхом воскликнула я. – Как вы себя чувствуете? Том не…

– Том? Ах, это… – Он прикоснулся к своей челюсти. – Не-е. Это сделал корень кипариса. Жимолость и шиповник доделали остальное. Не-е, старина Том не стал бы меня бить. Хороший человек Том Дэбни. Сейчас он высыпается с похмелья, которое должно было бы его убить. Оно же составляет девяносто девять процентов от моего самочувствия. Остальное поправится от чашки кофе и яичницы. Я три дня жил на вяленой оленине и вареном окопнике.

Я, как и три дня тому назад, пригласила Тима в кухню. Хилари, которая сидела за столом и вырезала из журналов изображения чешуйчатокрылых для внеклассной работы, бросила на него настороженный взгляд, вежливо кивнула и исчезла в своей комнате. Дверь за ней плотно закрылась.

– Знаю, что я сейчас выгляжу не Бог весть как, но все же никогда не думал, что отпугиваю детей, – усмехнулся Тим Форд.

– Пожалуйста, извините ее. Одиннадцать лет – такой возраст, который я бы хотела просто перепрыгнуть. Вы здесь ни при чем.

– Что ж, не могу ее винить. Том наказывал держаться подальше от города, а то ваш начальник полиции заметёт меня только за то, что я такой безобразный.

– Вы действительно выглядите изрядно избитым. Что у вас там на самом деле произошло? – спросила я, наливая кофе и разбивая над сковородой яйца.

– О Бог ты мой, чего там только не было! Присядьте рядышком, пока я ем, и я все расскажу. Или кое-что. А кое-что я не собираюсь рассказывать ни одной живой душе до самой смерти. Даже Эрлин. Я, черт возьми, тысячу раз предпочел бы, чтобы она думала, будто я был здесь с женщиной, – хотя, возможно, так она и думает.

Таким образом, я узнала о невероятном ночном налете на охладительные бассейны завода ядерного оружия „Биг Сильвер", осуществленном полуголодным сумасшедшим и рыжеволосым, шестисполовинофутовым гражданским инженером из Кейвз Коув, Теннесси.

Первый день они провели, кружа друг вокруг друга, как псы, обнюхиваясь, отступая и вновь приближаясь. Вначале Том не сказал Форду, зачем он его вызвал, но к тому времени, как они обменялись краткими сведениями друг о друге и уселись на крыльце дома на Козьем ручье с выпивкой и ланчем, Тим имел довольно полную картину. Или, по крайней мере, предполагал, что его вызов каким-то образом связан с заводом, и это не понравилось бы никаким властям, о каких он только мог подумать. Том Дэбни явно был человеком, не признающим границ, и находился на крайнем пределе нормальности, и было видно, что довольно долгое время он пылал в огне своей одержимости. Даже если бы Форд не читал газет и не смотрел телевизор, он понял бы это при одном только взгляде на Тома. В первый час своего пребывания на ручье Тим думал, что имеет дело с ненормальным. Во второй час он не был в этом уверен. Позже это его больше не интересовало.

– А он притягательный сукин сын, а, как вы считаете? – восклицал Тим Форд. – Господи Боже, и он может так хорошо говорить, и плести рассказы, и песню спеть, и станцевать… Этот дурачок может танцевать так, как никто другой не станцует, а я таки видел, как пляшут в Теннесси. Вы когда-нибудь видели, как он это делает?

Я кивнула. Я не могла отвести глаз от Тима Форда. Пение? Танцы? О чем только думал Том? Не желая того, своим мысленным взором я видела его, гладкого, как морской котик, коричневого и нагого, танцующего в ночном лесу, видела его тело, пятнистое от света костра. Я потрясла головой, как выходящая из воды собака.

– Он великолепный танцор, – согласилась я.

– А его дом, там, на ручье, – продолжал Тим. – Это настоящее чудо. Господи, я бы сделал все, что требуется на божьем свете, только чтобы иметь такое жилище. Это просто… волшебство какое-то. Я не знал, что нечто подобное еще существует в нашем веке. Я-то думал, что в один прекрасный день, когда дети вырастут и разлетятся, а у меня будет достаточно сбережений, я построю себе хижину в горах, но теперь, когда я увидел это, мне хочется иметь что-нибудь очень похожее – жилище прямо над водой, а вокруг дикое приречное болото. Вам нравится это место? Вы видели его? Господи, мне придется прибить ступни Эрлин к полу, чтоб она не сбежала из такой глуши…

– Это совершенно особое место, – сказала я. Что-то в моем голосе привлекло его внимание, и он некоторое время задумчиво смотрел на меня. Но единственное, что он сказал, было:

– Я не удивляюсь, что он свихнулся, если думает, что вода в таком месте леса отравлена.

– Это тан? – прямо спросила я, удерживая его взгляд. Он поднял руку:

– Я подхожу к этому.

Мужчины разговаривали весь день после полудня, съели ужин на террасе, а затем уселись за квартой виски и поговорили еще. К полуночи Форд знал о Томе, его жизни, занятиях и мыслях столько, сколько мог воспринять.

– Это было так, будто Том не мог остановиться, – рассказывал мне Тим. – Будто он был уверен, что я пойму, как у него обстоят дела и что для него имеет значение. Черт возьми, к этому времени он мог бы быть Джеком Потрошителем, а я бы плевал на это. Он загипнотизировал меня так же, как мангуст гипнотизирует змею.

Постепенно Том перестал рассказывать о себе и начал говорить о лесах, реке и ручье, о древней жизни леса, о мифах, об охоте и о том, что дает дикая природа. Он играл на гитаре для Тима и пел ему некоторые древние атональные песни, те, которым научил Хилари и меня, вынес свой лун и стрелы, чтобы Тим посмотрел на них. К трем часам утра и выпитой наполовину бутыли он уже рассказывал Тиму о ритуалах, их назначении и силе воздействия. H рассвету и опустошению бутыли Том показал Форду один из ритуалов, и, больше того, Тим принял в нем участие.

Инженер прямо не рассказал мне об этом, заметил только:

– Я делал у него такие вещи, в которые никто, находясь в здравом уме, не поверил бы.

Но я все поняла, конечно, я поняла.

Тогда, и только тогда, после ритуала, Том объявил Тиму Форду свое желание: отправиться вместе с инженером на территорию завода в темноте и украдкой, под носом охраны и мимо сигнализации, оружия и собак всей службы безопасности, в самое сердце комплекса, где расположены огромные резервуары, охладительные бассейны и места захоронения отходов, и там при помощи полевых приборов сделать анализы всей воды, вытекающей из этого района, а также грунтовых вод. А затем выбраться оттуда.

– Я почти наклал в штаны, простите, Энди, – рассказывал Тим. – Я заявил ему, что мы никогда не увидим мира за пределами федеральной тюрьмы, в которую нас засадят, если поймают. А он только усмехнулся и спросил: „Ты думаешь, они смогут нас поймать?" И я тут же понял, что сделаю это. Потому что был уверен: нас не смогут поймать. И, клянусь Богом, они нас не поймали.

Мужчины легли спать с затуманенными головами, когда солнце всходило, а Том разбудил Тима, когда оно садилось. Том выложил перед Фордом наряды командос собственного изобретения: камуфляжные брюки и рубашки, мокасины из мягкой кожи для выслеживания зверя, ремни, для того чтобы повесить на них охотничий нож Тома и сумку Тима с аппаратурой.

– Я сказал ему, что не намерен брать на военный завод США, производящий ядерные бомбы, никакого оружия, а он ответил, что тоже не собирается этого делать, потому что оружие не потребуется. Нож нужен только от змей. Знаете ли, от этого я почувствовал себя значительно лучше. А потом, Господи ты Боже, он закрашивает наши лица и руки черной красной и надевает эту штуку, сделанную из дубовых листьев, на мою и на свою голову. И я не собираюсь рассказывать вам, что мы сделали потом. И не расскажу этого никому и никогда. Короче, мы отправились в путь, когда окончательно стемнело.

Я кивнула, ожидая, что Тим продолжит. Ему не нужно было говорить мне, что они сделали перед уходом на берегу Козьего ручья при последних лучах летнего солнца. Я была там. Я видела это – вспышку пламени костра, быстрый серебряный блеск ножа, торжественное и нежное нанесение полос свежей крови, размеренные шаги древних танцев и древняя песнь… Но я забыла это или думала, что забыла. Однако более древняя часть моего существа, более старая, чем мозг, помнила. И этой частью я видела их, двух мужчин, так же ясно, как если бы стояла рядом с ними.

По мере того как Тим говорил, видение разворачивалось перед моим внутренним взором, как кинокартина. Вот они перешли ручей по мелководью недалеко от дома вниз по течению, там, где танцевали когда-то Том и Хилари. Там, где пылала вода и погибла козочка. Они поднялись по хребту, густо поросшему лесом, который находился между Козьим ручьем и рекой Биг Сильвер, затем шли вдоль реки и, наконец, перешли ее вброд, иногда погружаясь по грудь в воду. Том шагал впереди, Тим – за ним. Хозяин дома на ручье шел быстрым, бесшумным, мягким шагом, которым, я часто видела это, преодолевал многие мили, даже не вспотев. Тим Форд пытался продраться в плотной темноте, стараясь не отстать и не очень шуметь.

– Я провел в лесах всю жизнь, – говорил он мне. – Я успевал за Томом, но почти все время не видел его – только белую тряпку, которую он привесил себе на пояс сзади. Для этого он ее туда и прицепил. И я не мог двигаться даже приблизительно так же тихо, как Дэбни. Я шел, как слон, продирающийся через подлесок, а когда мы добрались до реки, я шумел, как гиппопотам. А этот сукин сын перешел ее, как выдра или хорошая собака для охоты на болотную дичь, – ни плеска, ни ряби по воде.

Когда мужчины вышли из реки, они уже находились на землях завода. Том остановил Форда и показал ему странную, традиционную походку для выслеживания зверя, которой он научил и нас с Хилари: шаг, замирание с поднятой ногой, в то время как ты осматриваешься и слушаешь, затем неизмеримо медленно скольжение ноги вниз с носка на пятку так, чтобы ни одна ветка или сучок не треснули.

– Для этого потребуется вся ночь, – прошептал Тим Тому.

– У меня и есть вся ночь, – ответил тот.

Том рассчитал, что до тех пор, пока они не приблизились к центру завода, где расположены три действующих реактора, места захоронения твердых отходов с низкой радиацией и резервуары для отходов с высокой радиацией, основной опасностью были патрули с собаками. Помимо быстроходного катера, вертолетных вспомогательных отрядов, которые ночью, впрочем, были неэффективны, и специальной команды быстрого реагирования, большую часть службы охраны составляли пешие патрули с собаками и патрули на джипах. Том считал, что самый лучший способ справиться с ними – передвигаться так, будто выслеживаешь что-то смертельно опасное, и оставаться на подветренной стороне. Ветер дул с востока, и это было их великим преимуществом. Луна зашла. Том мог ориентироваться по звездам, как индеец, в его кармане лежал флакон с жидкостью, выделяемой скунсом. „Ненавижу этот запах, но и собаки тоже ненавидят. Если я передам тебе флакон, вотри жидкость в ножу и не задавай вопросов. Это тебя не убьет. Только ты будешь молить Бога, чтоб уж лучше убило".

Как только они приблизятся к цели похода – центру владения, – служба безопасности сменится: вместо людей будут работать датчики, и даже Том не был настолько отчаянным человеком, чтобы попробовать сразиться с электроникой. Том выяснил, что весь нужный им район окружен высоким забором, по которому пропущен ток, а наверху находится острая, как бритва, проволока. Район, охраняемый людьми с собаками и безжалостно освещенный ярким желтым светом, за которым наблюдали установленные на башнях сканирующие телевизионные камеры.

– Возможно, есть еще какие-нибудь средства „звездных войн", но это не важно, потому что мы не будем пытаться проникнуть внутрь, – заявил Том. – Я просто хочу подобраться достаточно близко, чтобы сделать анализы ручейков и грунтовой воды с внешней стороны забора. Я особо отметил одно место на твоей нарте – вот здесь. Маленький безымянный ручеек, который протекает как раз к западу от забора. Он впадает в Биг Сильвер на две мили выше того места, где река питает Козий ручей. Все, что вытекает из него, неминуемо попадает в ручей. Все, что просачивается в землю там, внутри забора, появляется в грунтовой воде вокруг. И все это не может миновать Козий ручей, даже если бы очень старалось.