Текст книги "Вечный день"
Автор книги: Эндрю Хантер Мюррей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Женщина производила скорее приятное впечатление. Ростом она была, по-видимому, повыше мужчины – хотя, возможно, просто не сутулилась. Где-то на середине пятого десятка, прикинула Хоппер, эдакая несколько обрюзгшая голливудская дива. Темно-каштановые волосы с медным отливом были тщательно уложены, ярко-красные губы, привыкшие искривляться в усмешке, придавали лицу выражение уверенности.
Мужчина определенно был на несколько лет старше. Сухопарый, с сальными, тронутыми сединой редеющими волосами. Цвет лица землистый, на щеках и подбородке – раздражение от затупившейся бритвы. Из-за тугого воротничка рубашки на шее мужчины слегка проступали вены. Вид у него был усталый и скучающий.
На длинном стальном столе перед ними стояли две кружки с отвратным местным кофе. Харв называл его «нептуновой мочой». Пар над кружками не поднимался – должно быть, гости сидели здесь уже некоторое время. Хоппер вновь настроилась на голос Харва.
– …готовы, когда бы Фрейзеру ни заблагорассудилось спуститься и приступить к дегазации, сэр.
– Благодарю, капитан. Можете быть свободны.
– Слушаюсь, сэр!
Снова отсалютовав, Харв вышел на палубу. Проследив за ним взглядом, Хоппер вновь посмотрела на оставшихся в кают-компании и тут же поняла, что пропустила мимо ушей какое-то замечание Швиммера.
– Прошу прощения, сэр?
Полковник не стал попрекать ее за невнимательность, в кои-то веки продемонстрировав свое неплохое воспитание.
– Говорю, хорошо, что вы заглянули сюда с капитаном Маккрамом, доктор. К вам тут посетители. Из Лондона, – в нарочито растянутом последнем слове таилась насмешка: «Ну надо же, лондонцы по твою душу!»
Швиммер жестом пригласил ее к столу, а незнакомая женщина поднялась и протянула руку. Хоппер пожала ее.
– Доброе утро, доктор Хоппер. Я – Рут Уорик. Министерство внутренних дел. Думала, придется вас будить, но, похоже, этим утром вы встали куда раньше нашего, – на ее лице возникла и мигом исчезла многократно отрепетированная, хотя и яркая улыбка.
Представить спутника Уорик не потрудилась. Она повернулась к Швиммеру:
– Позволю себе напомнить об уже прозвучавшей просьбе. Не могли бы вы оставить нас с доктором Хоппер наедине на пару минут?
Речь гостьи свидетельствовала о качестве полученного ею образования. Хоппер подобный тип был знаком. Частная школа, а затем сразу же армия как продолжение пансиона, а не напрасная трата трех лет в одном из немногих действующих университетов. После нескольких лет службы снова на гражданку, с некоторым сожалением о простой жизни да неизжитым желанием получать приказы, а не соображать самой. Даме особо не до семьи, рассудила Хоппер. Впрочем, обручальное кольцо Уорик носила – широкое золотое, на вид чересчур брутальное даже для ее крупных рук.
– Да, конечно, – кивнул Швиммер. – Если что-то понадобится, я у себя в кабинете.
«Кабинет». Командир определенно хотел выставить свою комнатушку – стальную коробку два на три метра, заваленную никчемной канцелярщиной, – более внушительной и солидной, чем в реальности; на самом деле эта конура нужна была ему, чтобы по вечерам обрести хоть видимость уединения. С людьми полковник никогда особенно не ладил, и именно это в нем Хоппер нравилось. С привычным для подчиненных непроницаемым выражением лица Швиммер кивнул ей, развернулся и покинул кают-компанию.
Дверь за ним закрылась, и в столовой на несколько секунд повисла тишина. Хоппер отделял от посетителей стол, и у нее почему-то возникло чувство, будто она опять в школе и ее вызвали в кабинет директрисы. Вспомнилась полная сочувствия секретарша в приемной. Мисс Вернон. Да, точно. Интересно, где она сейчас? Наверное, уже умерла.
А затем ни с того ни с сего перед глазами встала строчка из письма: «Пожалуйста. У меня есть кое-что, что ты должна увидеть».
– Да вы присаживайтесь, доктор Хоппер. Спасибо, что уделили нам время, – в отсутствие Швиммера Уорик держалась менее официально, и в ее голосе даже проявились некоторая теплота и мягкость.
Элен опустилась на скамейку, сразу же ощутив сквозь тонкие брюки холод стального сиденья.
– Вы ведь наверняка проделали такой путь по какой-то серьезной причине. Из какого вы отдела министерства?
– Вообще-то из службы безопасности. Тем не менее мы с инспектором Блейком, – она указала на коллегу, – прибыли не по вопросам безопасности. Доктор Хоппер, вы здесь главный научный сотрудник, не так ли?
– Это слишком громко сказано. Я здесь единственный научный сотрудник.
– Образ жизни у вас весьма уединенный. Чуть ли не добровольное отшельничество. Командир нам рассказывал, ваше основное времяпрепровождение – ловля айсбергов.
– Только по необходимости.
– На что же вы тратите остальное время?
– Измеряю течения, состав воды, температуру, содержание соли. Проверяю наличие в воде ДНК – вдруг завелась какая-нибудь неизвестная нам рыба.
– Значит, вы наблюдатель. Не практик. Хм, не совсем понятное занятие, когда основная задача – обеспечивать людей пропитанием.
Хоппер лишь пожала плечами. Она не испытывала ни малейшего желания рассказывать этой женщине про свою работу больше необходимого.
Уорик продолжала:
– Но, полагаю, все это воздействует и на сушу, так ведь? Течения и так далее?
– Может, скажете, в чем дело? Навряд ли вы забрались в такую даль выведать, довольна ли я своим местом.
Женщина вскинула руки в насмешливом молитвенном жесте.
– Ах, простите. Мы понимаем, насколько вы заняты. Вы учились в Оксфорде, не так ли?
Хоппер невольно сжалась. Так и есть. Они явились из-за письма.
– Да. Правда, много лет назад.
– И знали Эдварда Торна, верно?
– Я… Да, знала. – Уорик замолчала, ожидая продолжения. – Не очень близко. Я училась у него около года.
– А он говорил, вы вроде как дружили.
– Он же был преподавателем! Я не назвала бы наши отношения даже товарищескими, – вот она, первая ложь. Во всяком случае, с ее стороны.
– Что ж, боюсь, у меня плохие новости. Он серьезно болен и в данный момент находится в больнице. Мы навестили его, чтобы узнать, можем ли хоть чем-то помочь, и он попросил поговорить с вами. И вот мы здесь и спрашиваем вас, не желаете ли вы с ним повидаться. Естественно, потраченные вами дни не буду вычтены из вашего ежегодного отпуска.
– И на это вы изводите авиационное топливо?
Теперь, окончательно овладев собой, Хоппер ощутила гнев: на Торна, впутавшего ее в это, на двух чужаков, вторгшихся в ее новую жизнь и пытающихся утащить назад в Лондон.
– Многие годы он был одним из важнейших для нашей страны людей, доктор Хоппер. И мы не можем отказать ему в одолжении, когда он при смерти, – объяснение попахивало скверно – враньем. Звучало правдоподобно, но не более. – В конце концов, британское правительство все еще в состоянии поднять в воздух вертолет. Кое-как, правда, – Уорик рассмеялась собственной остроте. Ее коллега даже не улыбнулся.
В прошлом году у них не нашлось резервного вертолета, вспомнила Хоппер, когда тот паренек, Дракс, потерял ступню во время несчастного случая на погрузочной площадке. В ответ на радиозапрос на эвакуацию раненого на Большую землю пришли лишь извинения. Состояние Дракса все ухудшалось. Дело кончилось тем, что Донахи сделал ему смертельную инъекцию. Тело бедолаги завернули в кусок дешевого полиэтилена и выбросили за борт.
А Уорик все говорила:
– Не сомневаюсь, наше внезапное прибытие представляется вам излишне драматичным, однако состояние доктора Торна таково, что дело не терпит отлагательств. Это крайне важно для нас.
– Я и не знала, что Торн восстановил свою репутацию, – отозвалась Хоппер. – Когда я встречалась с ним в последний раз, его увольняли из Оксфорда как излишнюю обузу. А там, кстати, он оказался после того, как его выгнал премьер-министр.
Уорик проигнорировала ее тираду и лишь чуточку повысила голос:
– Кроме того, вы не воспользовались положенным вам отпуском. Не вернулись в Лондон на последнем корабле.
– Меня не особо-то и тянет возвращаться.
Так они еще и проверили статистику отпусков в ее личном досье!
– А между тем не помешало бы. Страна не стоит на месте, – снова выстрел улыбкой.
– Что же вы не позвонили сперва?
– Видите ли, мисс Хоппер…
– Доктор.
– Прошу прощения, доктор Хоппер. Доктор Торн изъявил желание повидаться с вами прошлым вечером, и мы решили отправиться за вами незамедлительно. Силы быстро его покидают.
Мужчина, Блейк, не сводил глаз с Хоппер с тех самых пор, как она села за стол. Пока Уорик говорила, лицо его подергивалось от тика.
– У меня здесь очень много дел. Как мне казалось, наша работа поддерживается правительством.
– Конечно, поддерживается. Но доктор Торн крайне заинтересован во встрече с вами, – пожала плечами Уорик. – Многие сочли бы это за честь.
– Только не я. – Хоппер успела заметить удивление женщины, хотя та и постаралась это скрыть. – Обязанности не позволяют мне навестить его, да и, честно говоря, я не совсем понимаю, зачем ему вообще понадобилось видеться со мной. Лично мне представляется сомнительным, что я имею какое-то значение в его жизни.
Уорик снова пожала плечами.
– Принуждать вас поехать с нами мы, конечно же, не вправе.
– Именно. Уж кто-кто, а он поймет, что на первом месте всегда работа, – Элен поднялась на ноги.
Уорик вздохнула и развела руками.
– Что ж, мы сделали все возможное, – вдруг она делано оживилась. – Ваш контракт подлежит продлению в следующем году, верно? – покопавшись среди разложенных перед ней бумаг, Уорик принялась изучать одну, в которой, хоть и в перевернутом виде, Хоппер узнала свой договор о найме, и продолжила свою речь: – Разумнее взять перерыв на несколько дней сейчас, нежели рисковать потерей насиженного места. Раз уж ваша работа здесь настолько важна.
Видимо, им позарез нужно вернуть ее в Англию, коли в ход пошли угрозы увольнения. А работа была едва ли не единственным, что по-прежнему имело для нее значение. Хоппер снова села.
– И когда я смогу вернуться?
Уорик облегченно вздохнула.
– Через неделю выходит ремонтное судно. Что ж, замечательно, доктор Хоппер. Вам есть где остановиться в Лондоне? – настырная гостья уже не сомневалась, что Хоппер уступит.
– Да, – еще одна ложь. Ладно, что-нибудь придумает.
– Хорошо, – Уорик взглянула на своего молчаливого спутника и кивнула. – Вылетаем сразу же, как будете готовы.
– Мне нужно кое-что закончить, оставить указания.
– Вы вроде говорили, что на платформе вы единственный научный сотрудник?
– Я провожу эксперименты, которые военные могут продолжать в мое отсутствие.
– Сколько это займет?
– Несколько часов.
Уорик взглянула на изящные часики, казавшиеся на ее широком запястье совсем миниатюрными.
– Можете уложиться к десяти часам? Время действительно не терпит, – проговорила она с интонацией администратора гостиницы, решительно настроенного разместить капризного постояльца.
– Хорошо.
– Не сомневаюсь, доктор Торн будет весьма признателен вам, – и снова на лице женщины появилась искусственная улыбка, а затем бесследно исчезла.
4
Харв стоял на пороге, зацепившись пальцами за верх дверной коробки. Из-под задравшейся рубашки проглядывала узкая полоска живота.
– И надолго уезжаешь?
– Даже не знаю. Может, на неделю.
– Тоскливо будет здесь без тебя, Хоп. Я буду скучать.
В горле у нее стоял ком, но она не могла не улыбнуться.
– Ну да. Я пыталась объяснить это непреклонным чиновникам, но, похоже, определенные вещи для них гораздо важнее наших хотелок.
– Очень жаль. – Он наблюдал за сборами подруги, заполняя собой почти полностью дверной проем и придерживая дверь ногой.
Из-за брутальной внешности и габаритов многие ошибочно считали Харва опасным. Хоппер догадывалась, что он не пай-мальчик, с таким-то ростом за метр восемьдесят и соответствующей шириной плеч. Тем не менее в драке Харва она ни разу не видела, так что ей в поисках подтверждения или опровержения оставалось полагаться только на его рассказы. Вопреки облику грубой машины для убийства, Харв был человеком остроумным и рассудительным. И еще у него были длинные густые черные волосы, с одной седой прядью.
В первый год пребывания Хоппер на платформе они не общались. Строго говоря, она практически ни с кем не общалась. Незадолго до этого она порвала с мужем, порвала вообще со всеми, и в таком эмоциональном состоянии готова была оставаться хоть вечность, лишь бы снова не испытывать боль. Военные, равно как и персонал электростанции, заводить новых друзей особо не стремились, и их вполне устраивало, что о новенькой им только и известно, что фамилия.
А затем, за одной трапезой, у нее и Харва обнаружилось кое-что общее. Вообще-то сущий пустяк – книжка, которую они оба читали, – однако этого оказалось вполне достаточно.
Хоппер не подумывала об этом – уж точно не планировала, – но примерно год назад они провели вместе ночь после устроенной военными вечеринки в честь чьего-то дня рождения. Там они выпили парочку бутылок бражки, приготовленной рядовым составом. Пойло получилось отвратительным, бутылки были вымыты кое-как – в итоге кислятина имела явный металлический привкус, однако алкоголь все же возымел свое действие. Так они оказались в одной койке.
После этого Хоппер долго его избегала. Тем не менее после другой такой же вечеринки несколько месяцев назад они переспали снова. И с той поры проделывали это уже с десяток раз. Потребность Элен хотя бы в минимальных близких отношениях – как эмоциональных, так и физических, – временами брала верх над желанием держаться подальше от всех и вся, и от Харва в том числе. Харв же, со своей стороны, остро ощущал ее стремление к одиночеству. Никогда не домогался, лишь отзывался на ее инициативу, равно как и в общении готов был подождать, пока ей самой не захочется поговорить. Он был ее ближайшим – и единственным – другом на платформе.
Хоппер достала из шкафа несколько футболок и бросила их в небольшую холщовую сумку.
– Так, давай-ка еще раз. Сам Эдвард Торн, величайший национальный герой и прочая, и прочая, а еще твой старый куратор в колледже, пишет тебе это загадочное письмо. Теперь он умирает…
– Похоже на то.
– …И хочет с тобой повидаться.
– Так они утверждают.
– А они сказали зачем?
Перед глазами у нее тут же предстало сожженное письмо, строки с настоятельной просьбой.
– Не знаю, Харв. Понятия не имею. Я едва его знала.
– Правда?
– Правда. Я не знаю его и не испытываю ни малейшего желания встречаться с ним, к тому же я ненавижу Лондон. Да и эта женщина мне не нравится.
В ее ушах все еще звучали слова Уорик: «Значит, вы наблюдатель. Не практик». Замечание терзало тем больше, что она и сама нередко задумывалась об этом.
Харв недоуменно пожал плечами.
– И все равно ты едешь.
– Все равно еду, – вдаваться в подробности ей абсолютно не хотелось.
Харва ее немногословность, впрочем, не задела. Он надавил ногой, отворив дверь еще шире.
– Ты в порядке после утреннего? После той посудины.
– Вообще-то не очень.
Из головы у нее не выходили два жмущихся друг к другу детских тельца. Затопление баркаса, несомненно, разрушило эту трогательную сценку. Теперь в трюме просто груда костей, но скоро и с ними покончат черви-костоеды. Хоппер, однако, не хотелось показывать Харву, насколько недавнее событие ее проняло, и потому она снова обошлась без пояснений.
– Как думаешь, откуда они? – он явственно желал отвлечь ее от неприятных воспоминаний, заняв фактической стороной вопроса. И Хоппер была признательна ему за это.
– Скорее всего, из какой-нибудь Америки. Точнее не могу сказать.
По месту обнаружения корабля определить его происхождение не представлялось возможным. Разумеется, прежняя система морских течений прекратила свое существование, а новое преобладающее течение, охлаждающее Британию и запад Европы, начиналось на севере и проходило в сотнях километров к востоку. Тем не менее встречное течение, скорее всего и принесшее баркас в их края, подпитывалось изрядным количеством прочих источников, так что судно могло отойти от некоего побережья на западе. Или на юго-западе. Прокрутив все это в голове, Хоппер рассмеялась.
– Охренеть из меня океанолог. Широким жестом указала на два континента. Как тебе такая точность?
– Еще разберешься, – пожал плечами Харв. – Если это вообще возможно, то разберешься.
– Да мне еще с кучей всего разбираться и разбираться, Харв. Вот только, похоже, никому это особенно и не нужно.
– Не говори так. Ты занимаешься важным делом.
Неуклюжая попытка ободрения мигом привела Хоппер в ярость. Все-таки лучше в одиночестве страдать из-за собственной несостоятельности, бездарности и полнейшей бесполезности проделываемой работы, чем выслушивать такое! Впрочем, она тут же взяла себя в руки. Сколько можно заниматься самобичеванием?
– Спасибо. А тебе, часом, не нужно отправиться на свой пост? Поизображать сурового командира: орать на подчиненных и все такое?
Харв усмехнулся.
– Ах, ну да. Кто же кроме меня? – Он зашел в комнату и крепко обнял Элен. – Береги себя там, в Лондоне. Я серьезно. И звони, когда только захочешь поговорить.
Хоппер на секунду тоже обняла его, затем отстранилась.
– Обязательно. Вернусь через неделю.
Дверь за ним захлопнулась. С угасшей улыбкой она вернулась к не таким уж и обременительным сборам, и взгляд ее упал на собственное отражение в стареньком зеркале над умывальником.
Ей тридцать четыре года. Почти пятнадцать из них она – научный работник. Жизнь на платформе потихоньку закаляет ее, наверняка и работа накладывает свой отпечаток. Ее карьера, поначалу блестящая, обернулась десятилетием преодоления невероятных трудностей под завесой безразличия со стороны официальных кругов. Детей нет, родителей тоже, как и близких отношений, если не считать подобия таковых с военнослужащим. Кроме краткого и неудачного брака, всю свою зрелую жизнь она избегала близости, и вот теперь, кажется, достигла в этом идеала: жизнь в келье на океанской платформе, кое-как закрепленной посреди волн.
И вдруг Торн – пусть он хоть сто раз умирает! – человек, из-за которого она здесь и оказалась, снова нагло вторгается в ее жизнь. Человек, собственными руками выстроивший гнилое государство, из которого она едва унесла ноги. Хоппер вдруг осознала, что повторила Харву скормленную Уорик ложь. Как же она выразилась? Ах да. «Я едва его знала».
5
Хоппер на глаза попался маленький глобус – шуточный подарок Дэвида на свадьбу, – и мысли ее сами собой вновь обратились к Замедлению.
Когда тридцать лет назад Земля окончательно прекратила вращаться, Господь не сподобился появиться даже на миг, равно как и никто не озаботился итоговой фиксацией времени и даты. Точный момент Остановки затерялся в хаосе событий. Подавляющему большинству людей понадобилось около двух недель на принятие того факта, что на этот раз солнце заняло свое место на небосводе окончательно и бесповоротно.
Неожиданностью данное явление, впрочем, ни для кого не стало. Первоначальное открытие начавшегося замедления вращения планеты было сделано почти десятью годами ранее. Остановка лишь явилась окончательным подтверждением, что земной шар и Солнце отныне составляют практически идеальную синхронную пару, как Луна с Землей.
Первый день Замедления настал за пять лет до рождения Хоппер, однако она кое-что читала о тогдашних событиях. Все началось в конце мая 2020 года.
В тот день незадолго до полудня по всей планете произошла серия катастрофических необъяснимых сбоев в Системе глобального позиционирования – GPS. Сетевые карты рухнули. Не откликающиеся на запросы с Земли спутники превратились в носящиеся по небу игрушки стоимостью в десятки миллионов долларов и лишь хитровато подмигивали в подтверждение некой чудовищной космической шутки. Оборонные системы взбрыкнули, до смерти перепугав своих операторов.
Города и порты охватил хаос. Транспортный коллапс, экономический коллапс… Поезда и корабли везли свои грузы неизвестно куда, самолеты беспомощно кружили над аэропортами.
Спектр подозреваемых в совершении диверсии оказался широким и противоречивым: Россия, Китай, КНДР, антизападные хакеры, западники – противники прогресса, «Эппл», «Гугл», Давосский форум, банк «Голдман Сакс». Ни одна из версий, однако, не объясняла того факта, что пострадали все страны мира без исключения.
На следующий день в одной немецкой подземной лаборатории, располагавшей устройством под названием кольцевой лазерный гироскоп, способным измерять вращение Земли, установили, что земной день, до той поры составлявший 86 400 секунд, увеличился на 0,144 секунды. Точнейшие навигационные системы вышли из строя из-за этого крошечного расхождения!
А на следующий день прибавка к суткам выросла вдвое. Еще на следующий – втрое больше предыдущего.
Возникшие в первый день проблемы разрешили. Как-никак, интернет по-прежнему работал, филиграни опутывавших планету подводных кабелей ущерб причинен не был. Из запасников извлекли бумажные карты. Моряки вернулись к старым навигационным приборам. Весь мир полагал, будто проблема разрешится и скоро секстанты уберут обратно на полку. Будто это был лишь глюк.
Однако процесс замедления продолжался. Каждый день скорость вращения земного шара едва заметно, но неуклонно падала.
Тогда причину принялись искать в небесах. Ведь уже давно было известно, что вращение Земли незначительно тормозится за счет лунного притяжения и потери импульса при столкновении океанов с континентами. Замедление вследствие этих факторов было крайне незначительным – несколько миллисекунд за столетие. Тем не менее таковое имело место, и потому напрашивался вполне резонный вывод, что его увеличение в тысячи раз вызвано чем-то за пределами Земли. Мировые обсерватории приступили к поискам околоземных объектов, чье появление могло послужить причиной Замедления.
Ученые выдвинули и проверили бесчисленное количество теорий: замедление вращения Млечного Пути, черная дыра, регион галактики, через который проходит планета. И одну за другой отвергли. Исследования затруднялись и самими изучаемыми симптомами: из-за замедления вращения Земли все исчисления небесной механики пошли прахом. Один астроном сравнил такие поиски небесного воздействия с рыбалкой, когда суешь голову в океан с фонариком во рту.
Прошло несколько месяцев – и никаких результатов. Никакого тебе козла отпущения. Порой недовольные выплескивали свой гнев – провели несколько антинаучных маршей, сожгли пару обсерваторий, – однако к тому времени большинство людей уже занимали иные проблемы.
В конце концов причину выявили. Вследствие взрыва суперновой от своей звездной системы отделилась крошечная звезда размером с Землю, но плотнее в двести тысяч раз – явление крайне редкое в масштабах Вселенной, – миниатюрный белый карлик. И теперь он мчался сквозь космос, разрушая все на своем пути. Со скоростью две тысячи километров в секунду он пронесся по нашему региону Млечного Пути, и его колоссальная гравитация медленно потянула Землю в обратную сторону. Траектория звездного скитальца оказалась идеальной для подобного эффекта, словно ее с умыслом рассчитал некий злокозненный божественный комитет. Ко времени обнаружения белый карлик, ускорявший свое движение с каждой долей секунды, удалился на миллионы километров, однако непоправимый ущерб уже был нанесен.
Хоппер частенько задумывалась, как бы все обернулось, обнаружь ученые межгалактического странника вовремя, – предприняли бы они безнадежную попытку сбросить его с небес, дабы предотвратить конец света, или нет, и какую? Впрочем, теперь значения это не имело.
Последняя вспышка интереса землян к небесам была вызвана волнением: прекратится ли вращение Земли полностью – в результате чего световые сутки растянутся на год, – или же планета постепенно превратится в синхронный спутник Солнца, каким Луна является по отношению к ней, и тогда земной шар останется постоянно обращенным к светилу одной стороной.
Перед перспективой воцарения полугодовых дней и ночей мировое сотрудничество напоследок бурно оживилось – обещания обеспечения продовольствием так и сыпались, заключались грандиозные сделки в планетарных масштабах – в общем, сущая заря невиданного доселе глобального взаимодействия. А потом выяснилось, что альтернативный вариант будущего планеты более вероятен: новые линии светораздела между дневным светом и ночным мраком установятся навсегда.
В одночасье развалились вековые союзы. Отношения и связи между странами по разные стороны земного шара, выстроенные по принципу доминирования идеологии над широтой, – все это внезапно оборвалось. Единственным фактором, диктующим национальные интересы, стала география. Интересы Австралии отныне противоречили британским. Оправившиеся от потрясения Пакистан и Индия торопливо принялись налаживать отношения и выстраивать экономические связи.
Разные страны приспосабливались к новым условиям различными темпами. Две Кореи достигли хрупкого согласия всего за шесть месяцев до окончательного погружения в вечную тьму, и за несколько недель до катастрофы правительства обоих государств прекратили свою деятельность. И не было никаких слезливых воссоединений, никаких торжественных спусков флагов. Хотя бы потому, что к моменту Остановки множество стран попросту прекратили эти самые флаги поднимать.
За три года до Остановки медленно накрылся интернет. Серверы по всему миру больше не обслуживались, подводные кабели застыли. Мобильная связь больше не действовала. Телевизионные экраны помигали напоследок и тоже умерли. Человечество, уже не способное пользоваться достижениями предыдущего века, стремительно покатилось назад. Вновь напомнили о себе болезни: оспа, оттаявшая из сибирской вечной мерзлоты, и прочие – не столь экзотичные, но от этого не менее летальные.
Посреди воцарившегося хаоса рассыпалась окружавшая планету спутниковая сеть – очередное тотемистическое достижение оказалось брошенным перед лицом острой необходимости обеспечить население пропитанием. Последовавшие столкновения спутников породили тысячи смертоносных осколков космического мусора. Кое-какие из них, впрочем, так и остались на орбите, превратившись в бесполезные металлические глыбы, и по десять раз за день мелькали над головой, поочередно то поджариваясь, то замораживаясь.
А вот бежать было некуда. Технологи, предсказывавшие переселение с Земли в более пригодные для обитания зоны солнечной системы, все до одного ошиблись. Времени у человечества только и осталось, что законсервировать Международную космическую станцию. И не существовало никаких секретных фондов для бегства с гибнущей планеты на новую.
В ответ на предательство небес хрупкая кожа планеты порвалась по краям континентальных плит. В процессе Замедления землетрясения практически не прекращались. Лик Земли обезобразили кратеры язв и рубцы. Вулканы закоптили небеса на тысячи километров. Окутывавшие планету воздушные течения тоже поддались всеобщему хаосу, и мировую поверхность утюжили жесточайшие шторма. Вот с притяжением, вопреки кое-чьим страхам, ничего не случилось, ведь масса Земли не изменилась, и, стало быть, ее сила тяготения тоже. Но все же заключительные годы Замедления оказались сущим истязанием.
Последняя ночь в Британии длилась шесть месяцев: половина прежнего года безумия и беспредела на грани голода во тьме. А потом, на финальном этапе вращения планеты, солнце мучительно медленно выползло обратно на небо, и после этого границы дня и ночи установились на веки вечные.
Восход последнего дня, как его окрестили. То был 2029 год.
Теперь, тридцать лет спустя, Земля неподвижно висит в космическом пространстве и лениво кружит по орбите вокруг Солнца. Вследствие наклона оси положение планеты относительно светила слегка меняется, и тонкое кольцо промежуточных областей то погружается в полную тьму, то освещается проблесками света.
Для подавляющей части мира, однако, обстановка остается неизменной. Постоянным солнечным светом наслаждаются Европа, половина России, почти вся Африка, Ближний Восток, восточная оконечность Северной Америки и верхняя часть Южной. В центре данной зоны царит испепеляющая жара, потихоньку обращающая останки городов в пепел. На ее самых окраинах – в прохладных областях, разделяющих пополам Евразию с Индостаном и обе Америки, – солнечный свет столь скуден, что человек выжить там не способен. И наконец, между двумя этими температурными ареалами тянется узкая полоса, где по-прежнему можно выращивать урожай и притворяться, будто живешь в нормальном государстве.
На другой же стороне планеты царит вечная тьма.
