Текст книги "Вечный день"
Автор книги: Эндрю Хантер Мюррей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
29
– А, входите-входите.
Такого бардака в кабинете Торна Хоппер еще не видела. Полки стеллажей были наполовину опустошены, снятые с них книги вперемешку с различными бумагами лежали в расставленных повсюду коробках. На столе с ровным гулом мерцал древний компьютер.
– Затеяли генеральную уборку? – она освободила кресло от стопки книг и села.
– Вроде того. Итак, как ваши экзамены?
– Пожалуй, биоинженерия далась хуже всего. Думала, засыплюсь.
– Был бы весьма удивлен этим. Вы излишне самокритичны, Элен. Есть новости о распределении?
Хоппер держала его в неведении две недели, ожидая официального подтверждения. Теперь, рассудила она, можно и поделиться:
– Меня взяли. Отбываю на остров Скай через две недели.
– О, поздравляю, Элен! Ну вот видите, а вы не верили.
Собеседование с ней проводили три специалиста, которым она, толком не понимая, хочет ли действительно поехать на практику, почти осознанно грубила. Так сказать, превентивно защищалась, если ее поднимут на смех. Однако они не стали смеяться. Даже наоборот – весьма заинтересовались.
– Да, не верила. Теперь думаю, все будет хорошо. Спасибо, что помогли с назначением, – Хоппер улыбнулась, на лице Торна тоже появилась широкая улыбка.
– Ваши родители гордились бы вами, Элен. Если бы видели вас сейчас.
На пару секунд она лишилась дара речи. Наконец смогла кивнуть.
– Без вашей помощи у меня бы ничего не получилось.
– Чепуха. Просто кому-то следовало поджечь фитиль. Все остальное вы проделали сами, – Торн снова улыбнулся, и тут Элен впервые заметила мешки у него под глазами. Вдобавок он был бледным от усталости.
– Эдвард, все в порядке?
– Да, в полнейшем. Вот только, похоже, с отъездом я вас опережаю. Тоже покидаю университет. В конце месяца.
– Что? Почему?
– Политика университета. Не особенно-то она и отличается от настоящей, как оказалось. Вмешались тут кое-какие сотрудники колледжа, обеспокоенные репутацией заведения. Считают, что ему вредит мое наличие в штате.
Хоппер ощутила, как в ней поднимается волна возмущения.
– Бред какой-то. При чем здесь репутация?
– Ах, не переживайте. Совет колледжа пожаловался ректору, будто из-за меня возникают проблемы с финансированием. Уведомили ее, что моя преподавательская деятельность нивелируется… как же они выразились? Ах да, навлекаемым мною «негативным ассоциативным грузом».
– Просто не верится!
– Да неважно. Кэролайн делала все возможное, но выстоять против течения ей не удалось. Она да вы – единственные, кого мне будет недоставать. Один из моих старейших друзей и новейший.
У Хоппер комок подкатил к горлу.
– Без вас все будет по-другому.
– Да все так же и останется. В этом суть Оксфорда. Вы сами сказали мне на нашей первой встрече, что здесь ничего и никогда не меняется, – Торн улыбнулся.
– Вам вправду обязательно уходить? – она даже представить себе не могла, как будет еще год учиться без своего куратора.
Он пожал плечами:
– Несправедливо портить карьеры всем, с кем я здесь работал, из-за моей нынешней скверной репутации. Не то чтобы послужной список и достижения этих людей многого стоят, но они действуют рационально, исходя из собственных интересов. Другого ожидать не приходится. Ричард всегда это повторял.
Вот тут Хоппер удивилась. На ее памяти Торн еще ни разу не ссылался на Давенпорта. Она смотрела на него во все глаза. Торн встал позади своего кресла, положив руку на спинку, и продолжил:
– Многие годы я был исключительно ученым, а потом… Потом меня втянули в политику. И знаете, Элен, подобная перемена оказалась губительна, – он окинул ее внимательным взглядом. – Политика марает все сделанное тобой ранее.
Хоппер промолчала.
– Обычно полагают, будто наука и политика противоположны. Мол, первая касается истины, а вторая восприятия. Это не совсем так. Нет, конечно, общественное мнение никак не сказывается на фотосинтезе. Уж это-то истинно. Но когда мы принимаем решение, даже опираясь на сугубо научные выкладки, на установленные факты, восприятие имеет большое значение. Какое море мы станем исследовать – вот это или другое? Скольким людям мы собираемся оказывать помощь – сотне миллионов человек там или же только пятидесяти здесь? Ответ часто зависит от восприятия: что приемлемо, что нет…
Она хотела было вмешаться, но Торн говорил отстраненно, будто и не для нее вовсе.
– И разумеется, мы отвергаем то, что является истинным, но неприемлемым. Разве можно согласиться на подобное? Мы ведь, используя термин из экономики, – рациональные агенты, действующие на основе соображений личной выгоды. Именно это Ричард… прошу прощения, премьер-министр. Именно это премьер-министр не уставал мне повторять. Словно мантру какую-нибудь. И стоит убедить людей, что их выгода совпадает с твоей, как они потянутся к тебе, словно река к морю. Если достаточное число простых тружеников решит, что их личной выгоде лучше всего отвечает жизнь в построенном Ричардом мире, он достигнет своей цели. А убедить любого человека можно двумя способами. Первый – показать ему, что созданный мир прекрасен. Однако куда действеннее убедить людей, что альтернатива обернется катастрофой. Разве кто-то захочет жить как эти бедолаги-рабы на материке? Нет. Поэтому-то Ричарда всегда будут поддерживать. Даже если он неправ.
– А он неправ?
После продолжительного молчания Торн поднял взгляд, наконец-то вернувшись к окружающей действительности.
– Может, и нет. Неважно. Вы ведь вернетесь осенью, я надеюсь?
– Я тоже надеюсь. Чем вы собираетесь заниматься?
– Для начала перееду домой, в Лондон. А что потом, посмотрим. Полагаю, буду много читать.
– Эдвард, почему вас вынудили уйти из правительства? В прошлом году, перед вашим переездом сюда.
Хоппер наконец-то осмелилась спросить его напрямую. Он взглянул на нее и рассмеялся.
– Ничего себе вопросец ни с того ни с сего, Элен.
– Простите, я вовсе не хотела…
– Да не берите в голову, – отмахнулся Торн.
– Я вовсе не хотела спрашивать вот так запросто, но мне… – Хоппер залилась краской. Сколько раз она представляла себе, как задает этот вопрос, добившись его доверия, а в итоге брякнула как сущий ребенок. Еще больше ее разозлило, что вопросом пренебрегли с такой вот легкостью.
– Я не могу вам ответить.
– Понимаю, – холодно выдавила она.
Торн вздохнул.
– По большому счету, всего лишь из-за расхождений во взглядах. Тесное сотрудничество – оно ведь сродни браку. В конце концов разногласия достигают такой степени, что уже толком и не понимаешь, как вообще оказался в постели с этим человеком. И одна лишь эта мысль означает, что настало время уходить, – он бросил взгляд на часы. – Боже, мне пора бежать. Будем с Вашим замечательным ректором планировать мою прощальную вечеринку, и я хочу внушить Кэролайн такое чувство вины, что ей придется выставить кое-что из личных запасов алкоголя, который она старательно приберегает для ужина по случаю выхода на пенсию.
На какой-то миг Хоппер возненавидела Торна за то, с какой непринужденностью он уклонился от ответа, но затем ее снова охватила грусть.
– Я не хочу, чтобы вы уходили.
– Спасибо, Элен. Я тоже не хочу. Буду скучать по вам, – Торн улыбнулся, и пауза неестественно затянулась. Наконец он накинул на себя пиджак и задернул шторы, отчего кабинет мигом погрузился во тьму. Они вышли вдвоем, Торн захлопнул дверь и двинулся по коридору к выходу во двор.
Хоппер выждала в галерее добрую минуту и, удостоверившись, что он не вернется, подошла к его кабинету, подергала ручку и осторожно проскользнула внутрь.
30
Как и остальные дома по улице, жилище брата уже было закрыто на комендантский час: жалюзи развернуты против солнца, чтобы тонкие белые планки отражали убийственно жаркие лучи.
Улицы пустовали, поскольку закон исправно соблюдался. То было еще одно нововведение Давенпорта: при назначенном темном времени суток, пока законопослушные граждане спят, править гораздо проще, равно как и устанавливать контроль над городами. На скорую помощь, как объяснила водитель, ограничения не распространялись. Естественно, по улицам продолжали шнырять и полицейские фургоны, пускай теперь их добычей по большей части становились не преступники, а загулявшие подростки да таящиеся прелюбодеи.
В прихожей было темно, единственным источником света на нижнем этаже оказалась лампа в гостиной. Лаура называла комнату «салоном» – то был один из ее бзиков, убеждавших Хоппер, что невестка куда счастливее чувствовала бы себя в годах эдак 1940-х.
Хоппер сняла куртку и направилась в гостиную, чтобы выключить лампу. Из кресла в темном дальнем углу ей навстречу кто-то поднялся. Она так и подскочила на месте.
– Элли, это я.
Брат закрыл дверь в коридор и включил большой свет. Вид у него был растрепанный, глаза красные, рубашка не заправлена.
– Где ты была?
– В гостях у друга.
– Брехня. Куда ездила?
– Не смей помыкать мной, Марк. Я не ребенок.
– Я думал, тебя опять арестовали. Весь вечер обзванивал полицейские участки. Знаешь, как я волновался? Чуть с ума не сошел, когда ты вечером не вернулась. На детей даже наорал…
Хоппер удалось скрыть улыбку, что виноватой в плохом выполнении им родительских обязанностей в итоге оказалась она.
– Мне очень жаль.
– Да не смеши. Я знаю, что никто из нас тебя не волнует. С твоей стороны было бы весьма мило, если бы ты подтверждала по вечерам, что все еще жива. Некоторых, как-никак, по утрам ждет работа. Выпить не хочешь? – Это была еще одна любопытная черта Марка – способность без предупреждения и порой даже не меняя интонации в самый разгар гневной отповеди переключаться на любезности.
Элен кивнула, и он налил на стойке два стакана виски и передал один ей.
Она осмотрела стакан, тяжелую хрустальную вещицу с сотней изящных насечек.
– Это же мамины, да?
– Точно. Она везде возила пару в небольшом побитом футляре. Помнишь?
– Еще бы.
Они видели этот комплект во время своей первой поездки, до того, как мать отправила их домой. Зной пустыни, ночлег в палатке под охраной вооруженных винтовками высоких молодых медицинских братьев. И упрямо бредущая от одного места отдыха к следующему колонна. Передвигающиеся под надзором матери люди, не покидавшие родные края до последнего из упрямства или же за неимением выбора, были последней волной эвакуации. И вот теперь они плелись по жаркой мертвой местности, лишенной всякой прохлады или темноты, по дороге, где случайные автомобили уже не попадались.
Бригада медиков под началом матери пыталась помогать обессилевшим, однако последних было слишком много, а первых недостаточно. Охрана на своих джипах, число которых было прискорбно малым, кое-как развозила нуждающихся в помощи по полевым госпиталям, развернутым вдоль пути следования колонны. Вышли они из Кении, насколько помнила Хоппер – из северной Кении, и на сотни километров во всех направлениях стояла жуткая едкая вонь. Через несколько дней пешего пути они достигли городов, где действовал транспорт, и шансы выбраться возрастали. Однако все равно пробивался лишь один из десяти. И даже для счастливчиков британские границы оказывались закрыты, если у них не имелось паспортов.
Хоппер сделала маленький глоток и посмаковала вкус. Ручеек изысканного обжигающего напитка стек по глотке и наполнил желудок успокаивающим теплом.
– Даже смешно, ей-богу. Мама все свое время тратила, чтобы помочь несчастным покинуть Горячую зону, а я работаю на людей, занятых недопущением в Британию тех же самых бедолаг. Впрочем, она-то вряд ли бы увидела здесь что-то смешное, – Марк уставился в свой стакан. Хоппер задалась про себя вопросом, сколько он уже выпил до ее возвращения, сидя вот так в погруженном во мрак доме, изводимый мыслями о расстроенной семье да коллегах, все более сомневающихся в сотруднике с бунтаркой-сестрой.
– Да уж. Смешнее некуда.
– Так чем ты занимаешься, Элли? Уверен, чем-то ужасно умным. Иначе это была бы не ты. Но я не хочу, чтобы тебя убили. Вот только, боюсь, если уж им этого хочется, рано или поздно они добьются своего. Так что сделай мне такое одолжение, ответь, пожалуйста. Что это?
– Прости. Не могу рассказать.
– Так и знал. Но это ведь связано с Торном.
– С него все началось.
– Послушай моего совета. Брось всю эту фигню и возвращайся на платформу. У тебя там вроде как парень есть, да?
– Типа того.
– Вот в этом ты вся и есть, Элли. Королева «типа того». – Марк уже неплохо набрался, поняла Хоппер. У него даже слегка заплетался язык. Однако брат относился к когорте тихих алкоголиков, красноречие которых в хмельном состоянии иссякает не так-то быстро. – Не возьмешься за ум, всю оставшуюся жизнь так и будешь «типа того». Хотя даже это лучше той участи, что устроят тебе мои коллеги, если не угомонишься. Так что, серьезно, послушай моего совета, бросай ты это.
– Не могу.
Брат фыркнул, и в уголке рта у него осталась слюна.
– Ты ведь не понимаешь, да? До тебя не доходит, что именно людям в этой жизни приходится делать, чтобы просто выжить? И в этом нет чьей-то вины, сестренка. Планета у нас такая. Конечно, здорово было бы, если бы все хорошо друг с другом поступали. Вот только мир у нас не тот.
– Больше не хочу тебя обременять. Мне лучше переехать от вас.
– И куда, если не секрет?
– Останавливаюсь у друга.
– О, у тебя еще остались друзья? Кто-то из школы? Или университета? А может, один из многих-многих друзей, которыми ты обзавелась на работе?
– Марк, я больше не хочу об этом говорить. Я просто хочу спать.
Марк встал. В его отсутствие Хоппер даже не вспоминала, какой он крупный мужчина. Похоже, восприятию реальных габаритов брата препятствовала его некая внутренняя незначительность, заметная ей и недоступная другим. Он был сантиметров на двенадцать выше Элен, за метр восемьдесят, да еще и широк в плечах. Она вспомнила, что им так и не удалось найти свадебный костюм нужного размера – пиджак на спине Марка буквально трещал по швам.
Он мягко положил руки ей на плечи.
– Элли, возвращайся домой. Возвращайся на платформу. Никоему не станет лучше, если тебя отправят в ж… В Житницу.
Завершив свою миссию по увещеванию сестры, Марк направился к двери. Взявшись за ручку, однако, замер и, уставившись в пол, проговорил:
– Я больше не сумею помочь тебе. Если тебя снова арестуют, я… Прости.
Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Наверно, подумала Хоппер, он дожидался ее весь вечер, пил да набирался мужества, чтобы сообщить ей то, что она уже и так знала.
31
Тяжелые шаги Марка стихли наверху, затем открылась и закрылась дверь ванной. Через несколько минут брат прошел в спальню. Над головой Элен проскрипели половицы, а затем все смолкло.
«У тебя там вроде как парень есть, да?» – сказал ей Марк. Но Хоппер не рассказывала ему про Харва, как и вообще что-либо о своей жизни на платформе. Может, просто предположил. Хотя не похоже.
Она выждала минут десять, сидя на кожаном диване и стараясь не скрипеть пружинами. Потом встала, прошла в прихожую и подергала ручку комнаты на нижнем этаже, где прошлым вечером Марк с кем-то разговаривал. Заперто. Вероятно, это личный кабинет брата.
Впрочем, Элен догадывалась, где могут храниться ключи. Когда они жили вместе во время ее учебы на третьем курсе в Оксфорде, Марк держал их на верхней полке в прихожей. Она осторожно вернулась в прихожую и принялась рыскать по шкафам. На одной из верхних полок ключи действительно нашлись, и Хоппер крепко зажала их в кулаке, чтобы случайно не звякнуть.
Она стояла в темноте перед дверью, напряженно вслушиваясь в малейший производимый ею шум. Шуршание одежды звучало просто оглушительно, каждое движение чуть ли не громом отдавалось в ушах. Первый ключ не подошел, второй тоже. Замку в двери кабинета из связки соответствовали еще только два. Третий снова оказался не тем, и Хоппер потихоньку начала паниковать. А вдруг Марк прячет ключ где-то в другом месте? А что, если дверь оснащена датчиками, которые поднимут тревогу в его спальне?
Четвертый ключ, однако, подошел, и дверь открылась бесшумно, без спецэффектов вроде воя сирены.
В кабинете было так же темно, как и в прихожей; жалюзи опущены. Хоппер зажгла свет – выключатель ужасающе громко щелкнул – и осмотрелась. Аккуратная комнатка соответствовала ее ожиданиям: у правой стены – исполинский стеллаж с книгами, напротив картотечный шкаф, между ними, под выходящим на соседский дом окном, письменный стол. Вот ковер оказался самым толстым в доме, что ее удивило, поскольку она никогда не считала брата бытовым снобом.
Элен и сама не знала, что же здесь ищет. Пожалуй, решила она, стоит начать с картотеки. Открыть ее не составило труда: металлический ключик в связке отыскался сам собой. В самом верхнем ящике хранились коричневые папки, расставленные в алфавитном порядке, на первой значилось «Каталог». Элен вытащила второй скоросшиватель. Внутри аккуратным угловатым почерком Марка, чересчур мелким для линованных строчек, было расписано содержание: «1. Авис. 2. Адельман. 3. Акро. 4. Андерби. 5. Арнос. 6. Астро…»
И так далее, до самого низа страницы. Хоппер открыла «Арнос»: «Информационная сводка по трем мужчинам, подозреваемым в планировании взрыва в центральном Лондоне. Находились под наблюдением Наутилуса на протяжении трех недель. Имеются основания для дальнейшего наблюдения». Через несколько абзацев: «Рекомендуемые меры: обыск и арест». И в самом конце страницы пометка более крупным небрежным почерком: «Заключение: дом взят штурмом. Подозреваемые открыли ответный огонь. Застрелены. Отражено в итоговой сводке для Фиверби».
Хоппер пролистала папку дальше. Каждое кодовое имя, судя по всему, означало реально существующую личность, за которой на том или ином основании устанавливалось наблюдение. Отчеты неизменно снабжались комментариями брата, написанными темными чернилами на полях. То были его личные замечания: кое-где он писал «прокол», а раз даже «уволить за прокол». Порой текст отмечался галочкой. Элен открыла «Каталог», содержавший, как выяснилось, ключ ко всем остальным: длиннющий список прозвищ с указанием настоящего имени объекта наблюдения. Гетина или Торна, однако, среди них не оказалось.
В следующем ящике папки тоже хранились в алфавитном порядке. Поначалу Хоппер не понимала, почему они размещены в разных местах, пока не заметила на верхнем маленькую надпись заглавными буквами: «ЦЕНТРАЛЬНАЯ БРИТАНИЯ (2046-)». Ящику под ним соответствовал ярлык «СЕВЕРНАЯ БРИТАНИЯ». Папки в нем относились к тому же самому временному периоду, последним тринадцати годам. Сведения еще ниже были подписаны «ЮЖНАЯ БРИТАНИЯ». Наконец, на самом нижнем ящике значилось: «ШЕЛЬФ». Опустившись на колени на мягкий ковер, Хоппер вытащила его и принялась просматривать каталожную папку, очень тонкую по сравнению с предыдущими.
По-видимому, рассудила Элен, за пределами страны проживает гораздо меньше людей, за которыми необходимо следить. Она повела пальцем по фамилиям, не особенно-то надеясь встретить имена Торна или Гетина. Однако довольно скоро ей попалась одна расшифровка: «Кромвель = Хоппер».
Наверно, не сиди она на коленях, ноги у нее так и подкосились бы. Внезапно заныли ушибленные ребра, в ушах застучала кровь.
В первых двух папках имени «Кромвель» не встретилось.
Но вот в третьей – да. Сводка о Хоппер, тоже, кажется, третья по счету, объемом оказалась гораздо больше всех остальных. Внезапно одеревеневшими пальцами Элен принялась листать страницы, уже совершенно не обращая на производимый шум.
«Объект появился на платформе Вестерли-12 (LB4) 26 марта 2056. Агент на платформе установил наблюдение за ней посредством профессиональных взаимоотношений». Наверное, агент – Швиммер. Все-таки она ошиблась в своем предположении, что командир не будет шпионить за подчиненными.
Хоппер продолжила читать дальше: «Агент на платформе вступил с объектом в интимные отношения. Полагает, находится вне подозрений. Объект эмоционально сдержан и недоверчив. Финансовая мотивация не действует, оптимальный способ подхода не определен. В случае возникновения необходимости в таковом предлагает играть на патриотизме».
Внезапно ей стало тяжело дышать.
После сводки следовали отчеты с пометками Марка.
«Интимные отношения». Значит, не Швиммер. Харв. Мужчина, с которым она занималась сексом, делилась секретами на узкой железной койке, для которого ставила музыку на древнем магнитофоне, втиснутом меж их телами. А Харв спал с ней и строчил на нее доносы, которые, в свою очередь, запрашивал или же выкрадывал ее родной брат.
Хоппер села на корточки. Так вот, значит, почему за ней прилетели Уорик и Блейк. Письмо Торна дошло до нее не замеченным спецслужбами, но в итоге его все-таки перехватил Харв. Прочел, аккуратно снова запечатал и позволил передать послание ей. Она попыталась вспомнить, что еще рассказывала ему, но вдруг осознала, что это уже не имеет значения. Слишком поздно. Подборку завершала заметка чернилами потемнее, написанная Марком: «Объект освобожден после первого ареста, повторный отложен». После всех открытий ее упоминание братом в третьем лице, однако, ранило не меньше.
Она сунула папку обратно в ящик и закрыла шкаф на замок. Затем двинулась к двери, аккуратно разглаживая отпечатки своих ног на густом ворсе. У самого порога внимательно осмотрела комнатку, все ли на своих местах. Потом выключила свет, выскользнула в коридор и заперла дверь на ключ.
Еще с лестницы Хоппер увидела, что дверь в ее спальню чуть приоткрыта. Однако она была совершенно уверена, что утром перед выходом закрыла ее – даже вспомнила глухой стук дубовой двери о выкрашенный в белый цвет косяк. Привычкой плотно закрывать двери она обзавелась на платформе, где они могли сами собой распахнуться. Значит, кто-то наведывался в ее комнату. Может, Марк поджидал ее сначала там. Она толкнула дверь и щелкнула выключателем внутри.
Сперва у нее возникло поразительное ощущение, что она перенеслась в дом Торна – как будто дверь в этом здании фантастическим образом вела в его комнату. В спальне царил полнейший разгром. Ее одежда валялась кучей подле кровати. Простыни с нее были сорваны, а матрас перекошен и, словно язык из обмякшего рта, вяло свисал одним углом с края. Прикроватные тумбочки являли собой эдакие миниатюрные вулканы, окруженные извергнутым содержимым. Ковер был смят.
По центру кровати лежал незапечатанный конверт – весьма странная формальность. В нем оказалась открытка со всего лишь тремя словами: «Мы найдем это». Естественно, без подписи.
Так вот почему Марк дожидался ее. Он не терзался чувством вины и не переживал за сестру, а просто избрал такой способ предупредить ее о разгроме в спальне, для описания которого ему попросту недоставало мужества. Возможно даже, допустив обыск в собственном доме, он счел это полезным: уж после него-то Хоппер станет ясно, с кем она схватилась. Будто она и без того не знала. Вправду, он же видел, в каком состоянии ее отпустили из Скотленд-Ярда.
Фотография. Неужто ее нашли? Хоппер выскочила на площадку, по сравнению с комнатой сохранившуюся в первозданном виде. Чуть сдвинула приставной столик и пошарила за ним. На какое-то ужасное мгновение ей показалось, что в тайнике пусто. Затем ее пальцы задели краешек фотографии, и она вытащила ее ногтями. Слава богу, что ей хватило ума спрятать снимок здесь.
Она вернулась в комнату. Быть может, Марк пытался убедить их не копаться в ее вещах. А может, напротив, посоветовал начать с трусов и рубашек. Значения это не имело. Ей придется уйти.
Хоппер подошла к окну и раздвинула плотные черные шторы, предварительно приподняв их, чтобы медные кольца не заскрежетали по перекладине карниза. Наклонилась к белым жалюзи и очень медленно сместила одну планку вверх.
Улица внизу была заставлена машинами. Насколько ей удалось разглядеть, пустыми. Вдруг ее внимание привлекло какое-то движение… Ложная тревога – какая-то птица копалась в земле в палисаднике.
Еще несколько минут Элен продолжала осматривать улицу, сначала слева, затем справа, ближе к станции. Там-то она и заметила движение за лобовым стеклом одной из машин, припаркованной через три дома. В ней кто-то сидел.
Она продолжала пристально вглядываться через щелку в жалюзи, пока в конце концов не поплыло в глазах, и когда уже решила было, что ей попросту померещилось, вдруг вновь заметила движение чьей-то руки. И после этого – прямо как на тех картинках, которые нужно внимательно рассматривать, чтобы различить в них скрытое второе изображение, – в салоне машины на пассажирском сиденье четко обозначилась фигура соглядатая.
Несомненно, служба безопасности. Именно такую машину они и выбрали бы, чтобы не вспугнуть добычу, – темно-зеленый семейный седан, вместительный, но безобидный на вид. Только на удивление чистый, с учетом нечастых поездок на автомобилях в нынешнее время.
Весь остальной дом мирно спал, однако Марк и Лаура находились всего в двух комнатах от нее, о чем не следовало забывать. Впрочем, опасность сейчас представляла только невестка, потому что брат наверняка отрубился. На верхней полке открытого шкафа Хоппер обнаружила желтую спортивную сумку. Из кучи на полу отобрала кое-какую свою одежду, решив особенно не нагружаться. Она старалась не производить шума и не задевать разбросанных по полу бумаг.
Далее Хоппер добавила к собранным вещам блокнот, бумажник и туалетные принадлежности, а затем переложила из собственной сумки рацию, найденную в магазине Фишера и по-прежнему хранившуюся в металлическом футляре. Наконец, осмотрела кучку отобранного имущества на предмет какого-нибудь сувенира из прежней жизни, какой-нибудь вещицы с сентиментальным значением, однако ничего такого не обнаружила. Содержимое сумки в любом случае лучше оставить анонимным. Единственное, что теперь для нее представляло какую-либо ценность, были передатчик, фотография Торна с загадочной коробкой, теперь упрятанная в бумажник, да амулет, найденный на злополучном баркасе. Отныне он служил ей напоминанием о матери.
Внезапно Элен озарила еще одна мысль, и она, заглянув под кровать, отыскала там вещицу, запомнившуюся ей еще с прошлого визита к брату: короткую тупоконечную дубинку из твердого дерева, представлявшую собой половинку старого бильярдного кия, залитого с одного конца латунью. Она сунула самодельное оружие в сумку.
У порога Хоппер обернулась. Интересно, кто зайдет сюда следующим – исполненный раскаяния Марк с раскалывающейся с похмелья головой или же Лаура, которая придет в ужас от учиненного золовкой разгрома. Тут Хоппер нехорошо ухмыльнулась – вероятно, по аналогии ее посетила симпатичная идея. Отыскав в письменном столе ручку, она вывела жирными печатными буквами на оборотной стороне открытки от Уорик: «Передай Харву, пусть идет на хер». Затем выключила свет и стала осторожно спускаться по лестнице, стараясь припомнить, какие ступеньки скрипят.
Внизу забрала куртку, прошла на кухню, отдернула плотную штору над дверью черного входа и где-то с минуту осматривала окрестности на предмет признаков слежки. Похоже, чисто. Убедившись, что отсюда за домом не наблюдают, Элен отодвинула засов и выскользнула в залитый обжигающим светом задний садик.
