355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эндрю Битти » Каир: история города » Текст книги (страница 19)
Каир: история города
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:21

Текст книги "Каир: история города"


Автор книги: Эндрю Битти


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Маади и Гелиополь: садовые пригороды

Если Город-сад и район Замалек находятся в центре «европеизированного» Каира, то пригороды Маади и Гелиополь образуют их своеобразные пригородные колонии. Оба района создавались в колониальную эпоху как подражания английским садовым пригородам. Сегодня в Маади и Гелиополе проживают зажиточные египтяне; также в этих пригородах обосновались общины экспатриантов, и оба они являются наиболее «западными» районами Каира. Учитывая же, что британцы держали в Египте многочисленный экспедиционный корпус, справедливо предположить, что в этих пригородах до сих пор ощущается «армейский дух».

Маади находится к югу от Старого Каира, в широкой излучине Нила. В фешенебельных домиках на тенистых улицах, обсаженных пальмами и другими деревьями, листва которых источает сладкий аромат, проживают большинство каирских американцев, равно как состоятельные египтяне, арабы из стран Персидского залива и представители прочих народов, – иными словами, общество пестрое, разноязыкое и, что называется, весьма почтенное. Район возник в XIX столетии; в ту пору всякому, кто желал поселиться здесь, надлежало выполнять определенные правила, в том числе – не включать радиолу после десяти часов вечера и заботиться о садике при доме (за пренебрежение последним полагался крупный штраф). На многих улицах положены «лежачие полицейские» – нечто невероятное с точки зрения обитателей других районов города, – и не удивительно, что основную массу автомобилей тут составляют «мерседесы» и «БМВ». Местные любительские драматические труппы, состоящие преимущественно из экспатриантов, дают представления в Великобритании и в Египте – прежде всего для английской и американской общин. Здесь множество европейского вида магазинов и бутиков, а вдоль нильской набережной протянулась вереница модных ресторанов с открытыми террасами, выходящими к реке. На самом Ниле традиционные рыбацкие лодки соседствуют с роскошными яхтами и иными плавсредствами западного образца.

«Армейским духом» Маади обязан новозеландским подразделениям, которые квартировали здесь в годы Второй мировой войны, в условиях куда более роскошных, нежели те, какие выпали британским солдатам в Гелиополе. Кроме того, в пригороде располагался – о чем мало кто знал – британский контрразведывательный центр. В июле 1942 года, незадолго до сражения при Эль-Аламейне, сюда доставили двух немецких радиооператоров, в вещах которых обнаружили томик Дафны дю Морье, знаменитую «Ребекку». Британские контрразведчики в ходе допросов установили, что роман использовался этими операторами в качестве шифровальной книги. Досмотр немецкого оборудования, размещенного на речной барже, проводил, как выяснилось, молодой офицер египетской армии по имени Анвар Садат – будущий президент Египта, в судьбе которого Маади предстояло сыграть определенную роль сорок лет спустя. Подобно площади Тахрир и острову Гезира, в 1950-е годы район Маади сочли вполне пригодным для «египтизации»; в частности, именно по этой причине здесь построили громадный военный госпиталь, один из крупнейших на всем Ближнем Востоке. В этом госпитале умер от рака последний шах Ирана, бежавший в Египет после исламской революции 1979 года. И в нем же скончался от ран президент Садат, пострадавший во время покушения, организованного мусульманскими радикалами на военном параде в октябре 1981 года.

В нескольких точках карты Маади «решетка» улиц словно раздвигается, освобождая место зеленым пространствам. Это спортивные поля и площадки целого «выводка» расположенных в Маади международных учебных заведений, включая Британскую международную школу, Коллеж Сен-Лион ле Гран и Американский колледж Каира. Последний четвертого июля каждого года распахивает свои двери для всех без исключения американцев, оказавшихся в Каире (празднование проводится на средства американских налогоплательщиков). Еще одно известное учебное заведение – колледж Виктори, судьба которого неразрывно связана с перипетиями политической жизни Египта XX столетия.

Этот колледж был основан – как колледж Виктории – в Александрии в 1902 году и предлагал «настоящее английское образование» мальчикам различных национальностей. На гербе нового учебного заведения сочетались золото, синий и лазоревый – олицетворявшие соответственно пески Египта и цвета двух древнейших университетов Великобритании, в которые колледж обещал отправлять своих выпускников. Имя для колледжа выбрали, разумеется, в честь королевы Виктории, которая скончалась за год до его открытия; первый камень в основание колледжа заложил лорд Кромер, британский генеральный консул и фактический правитель Египта. Система преподавания тщательно копировала английскую, с ее вниманием к спорту и принципом «школы как дома», что в 1914 году позволило лорду Миту назвать колледж «египетским Итоном».

Каирский колледж Виктории был основан в 1940-е годы как филиал александрийского и продолжил его традиции. Эдуард Саид поступил в это учебное заведение сразу после окончания начальной школы на острове Гезира. Он вспоминал, что «колледж Виктории оказался куда более строгим к ученикам, чем я ожидал; уроков больше, учителя суровее, ученики сообразительнее и стремятся к первенству, а сама атмосфера пропитана вызовом, риском, страхом наказания и угрозами школьных хулиганов». В 1950 году колледж сменил местоположение, перебрался из пригорода Шубра на зеленые улицы Маади. В 1956 году это учебное заведение национализировали (в ходе кампании Насера по возвращению египтянам их национального достояния), однако он во многом продолжал играть прежнюю роль, предлагая «настоящее английское образование» за плату египтянам и представителям других национальностей. Среди выпускных экзаменов в колледже обязательно присутствовал экзамен на IGCSE (свидетельство об окончании средней школы) – так сказать, «заморская» версия экзамена, который большинство британских детей сдают в шестнадцать лет. Но прежняя атмосфера исчезла, и даже само название колледжа изменили с Виктории на Виктори (типичный шаг эпохи Насера), чтобы истребить всякое напоминание о колониальном прошлом страны.

Гелиополь – северо-восточный пригород Каира, расположенный между центром города и аэропортом. Сюда можно доехать на одном из многочисленных каирских трамваев. Когда-то трамваи ходили по всему городу, но сегодня единственная действующая линия (со множеством ответвлений) связывает Гелиополь с вокзалом «Рамсес». Вагончики, конечно, далеко не новые, на ходу дребезжат и едва ли не разваливаются, но билет на одну поездку продолжительностью около получаса стоит сущие гроши.

Трамвайная сеть – часть плана развития Гелиополя, принятого в начале XX столетия. Стремительный рост Каира вызвал необходимость строительства нового жилья. Бельгийский предприниматель барон Эдуар Эмпен вызвался построить в пустыне «город-сад для рабочих», которые, как предполагалось, будут каждый день ездить на работу на трамваях. Мечту Эмпена воплотил в жизнь британский проектировщик сэр Реджинальд Оукс в 1905–1922 годах. Как показывает современная карта Гелиополя, Оукс использовал при проектировании района с прямыми улицами, скверами и площадями такие британские образцы, как Уэлвин Гарден Сити и Летчуорт (последние являются примерами «социальной застройки» в период хаотического строительного бума). Предполагалось, что дома Гелиополя, как и в Летчуорте, окажутся доступными по стоимости различным слоям общества; там были и квартиры для рабочих, и виллы для состоятельных горожан. При застройке соблюдался целый комплекс ограничений и обязательных условий, однако, в отличие от Маади, в Гелиополе больший упор делался на архитектурное единообразие, а не на ландшафтную планировку, и сегодня многие гелиопольские дома радуют взгляд фасадами в мавританском стиле. Помимо домов, строились школы и церкви, а также ипподром и очередная кофейня Гроппи.

Барон Эмпен жил в небольшом дворце, который сегодня считается одним из самых странных каирских зданий. Очертаниями этот дворец сильнее всего напоминает индуистский храм. Гротескные мифические животные поддерживают балконы и веранды, конические башни завершаются круглыми куполами. Едва ли найдется такое место – фрагмент стены или даже часть колонны, – которое не было бы (причем совершенно необоснованно) украшено резьбой. Одна из башен вращается – барон желал всегда находиться на солнце. Архитектор этого проекта – еще один бельгиец Александр Марсель, специализировавшийся на удовлетворении причуд заказчиков. Две его наиболее известные работы выполнены по заказу короля Бельгии Леопольда II: это японский храм и китайская пагода в Брюсселе (обе выглядят абсолютно неуместно, как и дворец Эмпена в Каире).

К сожалению, это здание песочного цвета ныне заброшено, превратилось в своего рода пустую оболочку за колючей проволокой; его заслоняет фасад современного отеля «Барон» (хотя бы такая дань памяти Эмпена). А вот другую постройку Эмпена ожидала лучшая участь. Речь о базилике, также спроектированной Марселем и представляющей собою вчетверо уменьшенное подражание стамбульской мечети Айя-София. Это массивное, довольно неуклюжее здание, построенное в форме креста, с куполом в каждой четверти, псевдовосточное сооружение в псевдоевропейском пригороде. Теперь в нем размещается французская католическая церковь, большинство служб в которой идет на французском языке, а в крипте покоится прах барона Эмпена.

С первых дней заселения в Гелиополе обосновывались, не считая экспатриантов-европейцев, прежде всего местные христиане и иудеи. В 1950-е годы европейцы уехали, и здешнее сообщество в социальном отношении сделалось более космополитичным. На месте ипподрома сейчас огромный парк развлечений, но кофейня Гроппи сохранилась. Подобно многим гелиопольским ресторанам, она обзавелась открытой террасой, что характерно для пригородов и вовсе невозможно в загазованном центре Каира. На улицах выстроились дома в элегантном новоисламском стиле, ночные клубы и кинотеатры, различные «бургер-кинги» и фешенебельные бутики. Этот район теперь называется Маср эль-Гадида, или Новый Каир. Здесь проживают состоятельные люди, среди которых по-прежнему много иностранцев. Впрочем, евреев почти не осталось, они практически все эмигрировали в Израиль вскоре после первой арабо-израильской войны (1948), а немногочисленные оставшиеся доживают свои дни в доме престарелых в квартале Аббассийя, где медленно и неумолимо разваливаются заброшенные синагоги.

Большинство нынешних гостей Каира видят Гелиополь только по дороге из или в аэропорт, находящийся сразу за этим пригородом. В годы войны в числе прочих военных «шишек» в этом аэропорте бывал генерал де Голль. В 1941 году он прилетел сюда на встречу с британскими чиновниками как глава «Свободной Франции»; его встретил оркестр, исполнивший «Марсельезу». В послеколониальный период аэропорт перестроили и расширили, добавили два терминала, а в 2003 году египетское правительство получило от Всемирного банка ссуду в размере 300 миллионов долларов США на строительство третьего терминала.

По соседству с аэропортом в годы войны размещались огромные казармы, где квартировали тысячи британских солдат, причем одни размещались в каменных зданиях, а другие вынуждены были жить в палатках, установленных прямо в пустыне. Офицеры проводили свободное время в эксклюзивных спортивных клубах Гелиополя, некоторые из этих клубов сохранились по сей день и пользуются популярностью у обеспеченных египтян. Сегодня неподалеку от бывших казарм, в квартале Аббассийя, располагается генеральный штаб египетской армии; кроме того, в Гелиополе, как и в Маади, находятся несколько военных госпиталей.

Каир Нагиба Махфуза

Писатели, которых мы цитировали выше в этой части книги, говорили, так сказать, иностранными голосами; если что и связывает Эдуарда Саида и Мэйбл Кайар, Пенелопу Лайвли и Ноэла Кауарда, так это то обстоятельство, что они все были сторонними наблюдателями и не принадлежали к обществу, которое описывали. На их суждения неминуемо оказывала влияние колониальная среда, созданная воспитавшей этих людей культурой: школы, в которых пели английские церковные гимны, тенистые кафе, где подавали изысканные десерты, балы в роскошных отелях, теннисные матчи на кортах, окруженных пальмами… Но нельзя не упомянуть и о человеке, выросшем внутри египетской культуры, среди домов и улиц, которые знакомы нам по его произведениям, о человеке, который был для Каира «своим», в отличие от тех, кто задерживался здесь лишь на некоторое время. Этого человека звали Нагиб Махфуз.

Махфуз – величайший египетский романист и единственный арабский писатель, удостоенный Нобелевской премии по литературе. Его романы, с их эпическим масштабом и вниманием к мельчайшим подробностям, с их состраданием к персонажам и иронией, с их лингвистическим богатством и тщательным вниманием к жизни обычных людей, не имеют себе равных в арабском мире. Это отнюдь не описания города; каирские романы Махфуза предлагают читателю проникнуть в городскую культуру и фиксируют те грандиозные социальные перемены, которые имели место в XX столетии. При чтении произведений Махфуза ощущаешь за каждым предложением, за каждой вымышленной сценой подлинный ритм каирской жизни.

Вероятно, на молодого Махфуза, выросшего в квартале аль-Гамалийя в мусульманской части Каира, наибольшее влияние оказали два обстоятельства. Во-первых, дом его семьи располагался рядом с кофейней, где каждый вечер бродячий рассказчик развлекал публику драматическими представлениями с пересказами классических арабских сочинений, прежде всего «Тысячи и одной ночи». Во-вторых, в возрасте восьми лет Махфуз оказался свидетелем восстания 1919 года, которое было жестоко подавлено британцами. Два этих фактора придали его произведениям эпический размах и заставили всерьез заинтересоваться тем, как обычные люди справляются с политическими переменами в обществе; нагляднее всего влияние этих обстоятельств и его последствия проявились в главном произведении Махфуза, «Каирской трилогии», романы которой признаны шедеврами мировой литературы XX столетия.

Махфуз, младший из шести сыновей, родился в 1911 году в зажиточной арабской семье. Его отец был гражданским чиновником. Будучи студентом Каирского университета, Махфуз примкнул к националистической партии Вафд, которая ратовала за независимость страны. Приблизительно в те же годы он начал читать писателей-европейцев, в частности, Диккенса и Бальзака. Первый роман Махфуза «Новый Каир», написанный в 1939 и опубликованный в 1943 году, рисует город, настолько отличный от Каира Лайвли или Мэннинг, что невольно складывается ощущение, будто эти писательницы рассказывали совсем о другом городе. Махфуз стремился запечатлеть срез социальной жизни, причем глазами простых египтян, а Оливию Мэннинг, к примеру, столь мирские, столь «приземленные» вещи никогда не интересовали.

Три романа «Каирской трилогии» – «Среди дворцов», «Дворец желаний» и «Сахарный дом» – образуют сагу о жизни одного египетского семейства с 1917 по 1944 год. Это первая семейная сага в арабском литературном мире, и на ее автора, безусловно, произвели сильное впечатление такие произведения, как «Сага о Форсайтах» Голсуорси и «Будденброки» Томаса Манна. Когда Махфуз впервые привез в издательство рукопись толщиной в тысячу рукописных страниц, ее отвергли на основании чрезмерного объема (надо отметить, что у Махфуза, видимо, был очень мелкий почерк – английское печатное издание трилогии насчитывает свыше 1300 страниц). Позже трилогию все-таки приняли к публикации в журнале, а при книжном издании разделили на три тома (сам Махфуз предполагал, что это будет единый роман).

С точки зрения описания Каира – виды, запахи, звуки – в трилогии удивительно мало «осязаемых» подробностей. По очевидным причинам подобное больше интересовало авторов-иностранцев, нежели человека местного. Махфуза куда больше привлекала участь семейства его героев, нежели внутреннее устройство пирамид; он был зачарован социальными изменениями, а не балами и представлениями на лужайках посольства Великобритании. Вдобавок его интересовала не столько религиозная, сколько мирская динамика повседневной жизни, и этот интерес навлек на него критику консервативного исламского истеблишмента. (В 1994 году на Махфуза было совершено покушение – фанатик ударил писателя ножом в спину, – и он едва выжил).

Центральный персонаж всей трилогии – глава семейства, властный и суровый владелец лавки аль-Сайид Ахмад Абд аль-Джавад, который требует от жены и детей безоговорочного подчинения. Он жесток и двуличен, обвиняет сыновей в пороках, которым сам увлеченно предается, покидая дом. Аль-Джавад – олицетворение сословия лавочников, которое играло столь заметную роль в жизни Каира, начиная с эпохи Фатимидов. В лавочниках воплощен дух Ибн аль-Балада, «сына города», каирского уроженца, предки которого жили в этом городе на протяжении поколений. Типичный каирский лавочник весьма сведущ, обходителен, открыт для общения – и находится, выражаясь современным языком, в центре социальной сети, к нему стекаются все сплетни и новости его балади, то есть квартала.

Другой важный персонаж трилогии – Амина, жена аль-Джавада, добрая, терпеливая и прощающая. Рисуя отношения аль-Джавада с Аминой и подрастающими детьми, Махфуз знакомит читателя с традициями и типичным развитием семейных отношений в Египте. Время от времени в жизнь семейства врывается внешний мир – так, мы уже видели, что один из сыновей, идеалист Фахми, оказывается причастным к национально-освободительному движению; кроме того, в трилогии ярко описано восстание 1919 года против британцев (по всей видимости, Махфуз основывался на собственных воспоминаниях об этом событии), но в целом трилогия посвящена более «дому», чем «миру», прежде всего – отцовской тирании. В конце жизни аль-Джавад оказывается прикованным к постели и попадает в полную зависимость от жены; что это, как не свидетельство упадка традиционного статуса арабского патриарха, основы социальной жизни египтян. В романе «Дворец желаний» мы наблюдаем наступление европейской культуры и западных ценностей, под натиском которых вековая авторитарная идея рассыпается в прах.

Мятеж сыновей аль-Джавада – отражение поисков национальной идеи в годы, в которые разворачивается сюжет трилогии: националистическая политика становится фоном для семейной вражды, для семейных триумфов и трагедий, составляющих фабулу романов.

Махфуз фиксирует социальные перемены, происходившие в каирском обществе начала XX столетия, тогда как другие авторы, которых мы упоминали, фиксируют изменения в облике города. Однако многое из того, о чем писал Махфуз, по-прежнему присутствует в жизни египтян, и прежде всего это верно относительно положения в обществе мужчин и женщин. Тысячелетие прецедентов означает, что женщин до сих пор считают существами подчиненными, которым полагается ублажать мужчин и прислуживать им, жертвуя собственным счастьем ради блага семьи. Публичные места Каира – например, кофейни или кинотеатры – по сей день остаются «мужскими заповедниками», по вечерам их заполняют исключительно мужчины, тогда как женщины сидят дома и занимаются домашним хозяйством. В известном отношении Махфуз осмелился критиковать эти классические нормы (не будем забывать, что современное общество менее консервативно, чем было когда-то). Увы – социальные перемены, в отличие от колониальной эпохи, не оставили по себе материального наследия, воплощенного в камне. По иронии судьбы Каир, описанный в произведениях Махфуза, во многом еще более далек для современного гостя города, чем тот колониальный Каир, о котором писали авторы, цитировавшиеся выше: ведь Лайвли, Мэннинг и другие описывали тот период городской истории, архитектура и ландшафтная планировка которого в значительной степени сохранились до наших дней.

Эль-Аламейн и позже: начало новой эры

Хотя союзники разгромили нацистов под Эль-Аламейном и погнали остатки экспедиционного корпуса фельдмаршала Роммеля в направлении Туниса, эта решающая победа, как ни удивительно, ознаменовала собой закат британского владычества в Египте. Поддержка, которую в годы войны оказала британской армии националистическая партия Вафд, требовала адекватного «возмещения», и в 1947 году британские солдаты наконец покинули Каир. Их уход сопровождался антибританскими выступлениями и забастовками, инспирированными «Братьями-мусульманами» – радикальной организацией, возникшей в 1930-е годы и во многом определявшей политическую ситуацию в постколониальном Египте. У «Братьев» было множество приверженцев среди молодежи и городской бедноты, а свою верность исламу его члены доказывали при помощи оружия, держать которое учились в лагерях на холмах Мукаттам. Постепенно «Братья» стали своего рода знаменем, под которым объединились все, кто выступал против ненавистных британцев.

Вооруженные столкновения продолжались пять лет. Хотя Египет считался независимым государством и в этом качестве воевал с Израилем в первой арабо-израильской войне (1948), британцы по-прежнему контролировали Суэцкий канал. К началу 1950-х годов ситуация стала критической. Взрыв произошел после того, как 21 января 1952 года британские солдаты в поисках незаконного оружия обыскали кладбище и жилые дома в городе Исмаилийя. Два дня спустя британский генерал Эрскин потребовал, чтобы исмаилийская полиция в полном составе разоружилась, и окружил полицейское управление своими войсками. Срок ультиматума Эрскина истекал утром в пятницу. Египтяне открыли огонь, в ходе ожесточенной стычки погибли не менее пятидесяти египетских офицеров.

На следующий день в Каире вспыхнули беспорядки, горожане требовали мести за погибших. Все, что напоминало об англичанах, сжигалось дотла. Среди зданий, угодивших в список мятежников (этот день вошел в египетскую историю как Черная суббота) оказались офис «Барклайз Банка», представительство туристической компании «Томас Кук», выставочный зал компании «Моррис Моторз», здание Британского совета и клуб «Турф». Отель «Шепердс» также пострадал: опоры его великолепного купола расплавились, и купол рухнул прямо на чудесный мавританский зал. Та же участь должна была постигнуть и отель «Мена» поблизости от пирамид, но вмешались погонщики верблюдов, упросившие поджигателей не уничтожать главный источник их доходов. Мятежники заранее разделились на отряды, каждый из которых имел четко обозначенную цель, и располагали канистрами с бензином и ацетиленовыми горелками; до сих пор неизвестно, кто именно их собрал, но, возможно, здесь не обошлось без «Братьев-мусульман».

Реакция властей оказалась замедленной и не слишком адекватной. Старшие армейские и полицейские чины во время мятежа находились во дворце Абдин на завтраке, который давал король Фарук. Единственным зданием, укрепленным против поджигателей, было посольство Великобритании. Лишь к шести часам вечера армии удалось овладеть ситуацией, но судьба города и страны в целом уже кардинально изменилась.

До Черной субботы Египет в течение двух с половиной тысяч лет находился под иноземной властью. Персидское вторжение 525 года до н. э. привело к воцарению персидской династии фараонов. Затем пришли греки во главе с Александром Великим, и с 332 года до н. э. Египет был греческим. После греков правили римляне, после римлян – Византийская империя. В исламскую эпоху Египтом управляли то из Багдада, то из Дамаска, то из Туниса, то из Стамбула. Даже такие сильные наместники, как Мухаммад Али, не сумели избавиться от оков слабеющей Османской империи… Но события Черной субботы раз и навсегда положили конец чужеземному владычеству.

Действие романа «Любовь и пепел» Юсуфа Идриса (1927–1990) разворачивается в дни каирского мятежа. Один из персонажей, по имени Хамза, видит город, объятый пламенем: «Толстые столбы дыма лиловели в небе, пылающие дома казались темно-красными в черноте ночи, языки пламени, вырывавшиеся из них, напоминали буйствующих бесов, повсюду полыхали пожары и тлели уголья, а двери лавок были распахнуты настежь, являя взору разгромленные и разграбленные помещения». Хамза – юный экстремист, сколотивший собственную «бригаду» борцов за независимость. Его приводит в отчаяние пассивность многих горожан, привычных покоряться иноземцам: «Мы тысячи лет подчинялись колонизаторам, тысячи лет привыкали унижаться!.. В последней войне никто и пальцем не пошевелил. Наша крестьянская натура, наша обильная земля, наш умеренный климат просто не способны породить такой упорный народ, как те же греки. Мы обычные люди, не имеющие склонности к насилию».

Насколько изменился город по сравнению с тем Каиром, который был знаком авторам путеводителей XIX века, и с тем, который знали сторонние наблюдатели военных лет – Пенелопа Лайвли, Ноэл Кауард, Фрейя Старк или Оливия Мэннинг! Отель «Шепердс» и старое здание оперы сгорели дотла; сегодня гости города останавливаются в одном из множества безликих современных отелей на нильских набережных и посещают представления в новом здании оперы на острове Гезира. (Любопытно, что один из новомодных отелей называется «Шепердс», но он едва ли может притязать на звание наследника знаменитого реликта колониальной эпохи). Посольство Великобритании сохранило свое местоположение, но, как уже упоминалось, его лужайки больше не простираются до реки, а его сотрудники уже не указывают египетскому правительству, что и как тому надлежит делать. Площадь Оперы превратилась в скопище эстакад. Старый англиканский собор Всех Святых (проект Адриана Гилберта Скотта) тоже исчез. Пенелопа Лайвли и Эдуард Саид вспоминали, как присутствовали на службе; возможно, они слышали, как звонили колокола собора 15 ноября 1942 года, возвещая о разгроме нацистов под Эль-Аламейном. Три десятилетия спустя сюда пригнали бульдозеры, и здание пало, уступив место причудливой дорожной развязке перед мостом 6 октября. Нынешний город значительно крупнее, суетливее и шумнее себя прежнего. И движущей силой перемен в Каире, особенно в первые послевоенные годы, было стремление к независимости и создание национального египетского государства.

Британские войска окончательно покинули Египет в 1954 году, через два года после Черной субботы. Но колониальная история страны с их уходом еще не завершилась. Через два года британцы вернулись – чтобы «обуздать» президента Насера, объявившего о национализации Суэцкого канала. Первая военная кампания независимого Египта, война против новообразованного государства Израиль, обернулась катастрофой, и Насеру отчаянно требовалась победа, чтобы подтвердить суверенитет страны. Израильтяне вторглись на Синайский полуостров, а британские солдаты высадились в Суэце; тут вмешались американцы, убедившие Великобританию оставить все как есть, и это обстоятельство позднее стали трактовать как определяющий момент в судьбе крупнейшей мировой империи. Дни, когда власть в Египте была сосредоточена в стенах элегантной посольской виллы, миновали безвозвратно; с окончанием Суэцкого кризиса призраки таких влиятельных послов, как лорд Кромер и сэр Майлз Лэмпсон, обрели покой. Президент Насер, которого за изгнание британцев восхвалял весь арабский мир, использовал средства от национализации канала для строительства Асуанской плотины и для перевооружения армии, изрядно потрепанной израильтянами. В грядущие десятилетия ему предстояло реформировать страну и превратить ее в одну из наиболее могущественных в промышленном и военном отношении держав Ближнего Востока.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю