Текст книги "Каир: история города"

Автор книги: Эндрю Битти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Современное исламское государство

И мечеть Рифаи, и дворец Маньял были построены в уникальный период истории ислама. В XIX столетии практически все исламские государства были колониями европейских держав. Исламский мир, некогда обладавший культурным и научным превосходством над предренессансной Европой, оказался в полной зависимости от западных политических и культурных ценностей. Владычество Запада принесло на Ближний Восток светские идеи. После обретения независимости Египет, подобно другим бывшим колониям, избрал трудную дорогу, представляющую собой некий средний путь между возвратом к «чистому исламу» и приверженностью западным (светским, материалистическим) взглядам. Египетские националисты сегодня активно поддерживают «Аль-Кайеду», поэтому отношения в обществе заметно обострились, а напряжение существенно возросло. В 2003 году президент Мубарак заявил, что египтянам и другим мусульманам надлежит приложить немало усилий, чтобы «восстановить достоинство своего вероисповедания» в глазах неисламского мира.

В 1990-е годы в Египте появилось множество воинствующих фундаменталистских организаций, действуют и более «возрастные» группы – например, «Братья-мусульмане», которые начинали свою деятельность еще при британской колониальной администрации. Взрыв в кафе на площади Тахрир в 1993 году, нападение на автобус рядом с Музеем древностей, вылазки против туристов в Луксоре – все эти события заставили правительство всерьез заняться проблемой радикального исламского фундаментализма. Разумеется, большинство египтян относятся к акциям радикальных групп отрицательно, однако невозможно закрывать глаза на то, что в последние годы происходит «тихое возрождение» ислама на улицах. Мусульманки сегодня одеваются куда строже, чем в гедонистические 1950-е. Очень немногие скрывают лица под чадрами, зато почти все носят хиджабы, пряча волосы и шею. Хиджаб – своего рода компромисс между западной модой и исламской скромностью, подобающей женщине, а также признак восстановления традиционных ценностей в эпоху стремительных перемен.

В городе постоянно встречаются напоминания о той роли, которую ислам сыграл (и продолжает играть) в его истории. Пост в месяц рамадан соблюдают большинство горожан. В конце каждого «постного дня» из Цитадели гремит пушка, а окончание рамадана отмечают шумными гуляниями на городских площадях. В этот месяц привычный уклад, привычный ритм жизни меняется на противоположный: днем, когда надлежит поститься, не происходит почти ничего, а по вечерам магазины и рестораны распахивают двери и остаются открытыми до раннего утра. Даже бродячие коты, которые нежатся на солнце у стены мечети или шныряют по базару в надежде подхватить оброненную еду, – даже эти коты суть олицетворения ислама: по преданию, Пророк Мухаммад так любил кошек, что скорее отрезал бы полу плаща, нежели разбудил бы спящее на нем животное. Еще Геродот отмечал любопытную особенность национального характера египтян: он писал, что жители Египта относятся к числу наиболее благочестивых народов Ойкумены. Две с половиной тысячи лет спустя это утверждение остается верным; пускай религия изменилась, религиозное чувство не утратило глубины.

Глава 4
Колониальный Каир

Как следует из его названия, отель «Виндзор» представляет собой своего рода реликт колониальной эпохи в истории Каира. В отличие от большинства старинных городских отелей, «осовремененных» сверкающим хромом, мрамором и роскошными коврами на полах, в «Виндзоре» старательно делают вид, будто последних пятидесяти лет вовсе не было. На стене в коридоре висит под стеклом выцветший рекламный плакат, приглашающий побывать в «Египте, ОАР», то есть в Объединенной Арабской республике (этот межгосударственный союз Египет и Сирия заключили в конце 1950-х годов). Другой плакат обещает доставить вас в Каир рейсами авиакомпании «Пан Эмерикен» и завлекает логотипом этой давно канувшей в лету компании. Лифты в отеле чугунные и движутся вверх и вниз по открытым шахтам между пролетами центральной лестницы. Двери в лифтах резные и сдвигаются и раздвигаются с громким лязгом. Для описания обстановки номеров, где под высокими потолками яростно крутятся лопасти вентиляторов, точнее всего подходит слово «спартанский». Во многих номерах имеется выход на узкий каменный балкон, откуда открывается зачаровывающий вид на уличную жизнь Каира в той части города, которую нынешние туристы обычно игнорируют.

Все в «Виндзоре» выдает классический отель колониальной эпохи. В нем ощущаются атмосфера и шарм, он словно задержался в прошлом; в этом отеле не найти того обходительного, но безличного обслуживания, какое свойственно дорогим и напыщенным современным отелям на нильской набережной. Майкл Пэлин, прибывший в Каир в 1988 году для съемок одного из эпизодов своего документального фильма «Вокруг света за восемьдесят дней», остановился именно в «Виндзоре». Он вспоминает, что портье рассмеялся ему в лицо, когда он попросил «тихий номер» (в Каире!), и что кондиционер «по ночам переключался с режима на режим с громким скрежетом, так что казалось, будто кто-то ломится в мою дверь». Позже, повидав безликие современные отели и офисные здания в центре города, Пэлин признал, что «рад оказаться в эксцентричном «Виндзоре», в самом сердце старого Каира».

Даже более эксцентричным, нежели пожилые лифты и скрежещущие кондиционеры, выглядит знаменитый бар отеля. В этом тускло освещенном помещении стоят дряхлые на вид диванчики и мягкие кресла, в одно из которых так приятно упасть на исходе долгого дня, потраченного на блуждания по шумным каирским улицам. На стенах, под пыльным стеклом, развешаны сценки из колониальной жизни, пол покрыт циновками, высокие окна затянуты потрепанными занавесками. Между оконными проемами кое-где стоят книжные шкафы, полки которых уставлены книгами вперемешку с комнатными растениями в горшках; на этих полках можно найти что угодно, от зачитанных французских и английских романов до месячной давности экземпляров «Санди Экспресс». Как и в «колониальные дни», единственные египтяне в баре – это бармен и официанты; клиентура же сплошь состоит из путешественников (не туристов!) европейской наружности, молодых и не слишком, желающих приобщиться к духу романов Оливии Мэннинг и Лоуренса Даррелла – этих классических сочинений колониальной эпохи. А где лучше наслаждаться этим духом, как не в баре, который почти не изменился с той поры?

Здесь отчетливо понимаешь, что призраки колониальной эпохи еще не упокоились. Впрочем, в Каире немало и других мест, где можно испытать схожие ощущения. К примеру, достаточно прогуляться по обсаженным деревьями улицам «Города-сада» напротив острова Гезира. Именно там селились колониальные чиновники, превратившие этот район в архитектурное подобие центрального Лондона на фоне пальм и неторопливо влекущей свои воды прославленной реки фараонов. Призраков можно встретить и в ухоженных садах Эзбекийя, чьи аккуратные лужайки и элегантные клумбы заставляют вспомнить европейские парки. Более же всего о колониальном прошлом Египта напоминает массивный и угрюмый отель «Континентал».

На этот некогда роскошный отель, фасад которого выходит на оживленную улицу, отделяющую его от садов Эзбекийя, сегодня не обращают внимания ни сумасшедшие каирские водители, ни торопящиеся по своим делам пешеходы. Однако в былые дни он считался одним из наиболее фешенебельных городских отелей, в нем устраивались зимние балы и летние танцы, на террасе подавали чай, а в ресторане ужинали при свечах. В годы Второй мировой в этот отель не допускали нижних чинов, а офицерам отказывали в обслуживании, если они приходили в ресторан в шортах. (Послабления относительно костюма делались только для импровизированных концертов и представлений в саду на крыше отеля; там на танцплощадке иногда показывали танец живота). Но увы – ужины при свечах и танцы остались в прошлом, окна отеля прикрыты зелеными ставнями, подсвечники в ресторане и парадную лестницу ныне можно лишь воображать, поскольку воочию их не увидеть, а украшенный барельефами фасад «Континентал» заслонили собой разросшиеся деревья. Требуется определенное усилие мысли, даже полет фантазии, чтобы проникнуть сквозь оболочку современного города, чтобы углядеть и расслышать призраков, которые когда-то обитали и здесь, и в других районах колониального Каира.

Начало колониальной эпохи: Нельсон и Наполеон

В 1908 году писатель Дуглас Слейден сумел, что называется, поймать настроение колониального Каира. В его книге «Египет и англичане» много говорится об обособленной части каирского общества, о «лондонских бездельниках, которые, проживая здесь, знают о Египте куда меньше, чем если бы они оставались в Лондоне и сходили бы на досуге в египетские залы Британского музея… Каждый вечер, кроме воскресений, то в одном, то в другом отеле танцы…»

Разумеется, в число этих отелей входили и «Виндзор», и «Континентал», две наиболее фешенебельные каирские гостиницы тех времен, равно как и «Шепердс», самый знаменитый колониальный отель, от которого сегодня не сохранилось и камня. Возможно, Слейден лично присутствовал на каком-либо из танцевальных вечеров; во всяком случае, он явно подразумевал «Виндзор», «Континентал» или «Шепердс», когда писал об «отелях, где взгляду предстают прекрасные молодые женщины в роскошных нарядах и хорошо одетые и подтянутые, следящие за собой молодые мужчины, не упускающие возможности пофлиртовать… Танцы, скачки, поло, гольф, теннис, крокет, крикет, прогулки верхом и в автомобилях, охота, круизы по Нилу, опера, концерты… У них было все, что только можно приобрести за деньги».

Европейская традиция, европейская утонченность (некоторые поправят – декадентство), европейские увлечение спортом и организованная бюрократия поселились в Каире в начале XIX столетия. Именно в те годы столкновение английских и французских интересов привело к тому, что в Египте высадились первые европейские солдаты и чиновники, предвкушавшие восточную экзотику и чудеса из сказок «Тысячи и одной ночи». Расположенный на важнейшем торговом пути между Европой и Азией, Египет был слишком ценным призом для того, чтобы оставить его в покое. Европейцы оказывали существенное влияние на египетскую внутреннюю и внешнюю политику и торговлю на протяжении двух с половиной столетий, вплоть до финальных конвульсий Британской империи (Суэцкий кризис 1956 года).

Первыми на египетскую землю ступили французы. Наполеон в 1798 году высадился в Александрии, всего через год после покорения Папского государства и Венецианской республики. Ему хватило дерзости издать в Александрии указ «во имя Господа» и показать тем самым, что он уважает Аллаха, Коран и Пророка куда больше, нежели османские наместники, управлявшие Египтом в предыдущие четыре века.

Отправляя французский флот в эту часть Средиземноморья, Наполеон рассчитывал, что оккупация Египта подорвет торговлю Британии с Индией до такой степени, что британскому владычеству в Индии будет положен конец. А следовательно, французам представится возможность утолить свои имперские амбиции. Наполеон верил, что мятежному Типпу-сахибу, правителю Майсора, достаточно лишь внешнего повода, чтобы восстать против англичан. Десятилетия спустя, уже на Святой Елене, бывший император заметил в разговоре с британским губернатором острова, что считал Египет «важнейшей страной в мире».

Будучи сравнительно молодым (в год высадки в Александрии ему исполнилось 29 лет), Наполеон лелеял мечты об основании новой религии и о том, чтобы «въехать в Азию верхом на слоне, с тюрбаном на голове и новым Кораном, переписанным под меня, в руке». Он планировал сделать Александрию столицей новой французской империи, которая будет зиждиться на принципах свободы, равенства и братства. Не удивительно, что каирский хронист Абдул Пахман аль-Джабарти, сомалиец по происхождению, записал год спустя:

Год, когда Наполеон прибыл в Египет… положил начало веренице великих битв, темных дел, мятежей, восстаний, переворотов, беспорядку в управлении, катастрофам и всеобщему разорению.

Поначалу обстоятельства складывались в пользу Наполеона. 21 июля он разгромил войско мамлюков в Битве при пирамидах – на самом деле сражение состоялось далеко от пирамид, в Имбабе (теперь это пригород Каира). Затем наполеоновский экспедиционный корпус двинулсяна Каир. Город был объят страхом, на улицах творилось сущее безумие.

Шейхи, главы всех религиозных школ, собирались вместе и возносили молитвы, – записал аль-Джабарти. – Аскеты и дервиши бродили с музыкой по улицам, размахивали флагами и молились за победу… Горожане вооружались дубинками и громко взывали к Аллаху.

Однако страхи оказались беспочвенными: французы заняли город без кровопролития. Наполеон обосновался во дворце эмира, откуда его чиновники и начали управлять наполовину обезлюдевшим – многие горожане бежали в Булак – Каиром. Вновь открылись кофейни, на улицы вернулся порядок – но мирное сосуществование длилось недолго: французские солдаты жестоко подавили восстание против оккупантов, разрушив при этом – без надобности, нужно отметить – множество мечетей и осквернив мусульманские святыни.

Последующие события подвели итог недолгой оккупации. 1 августа французский флот потерпел сокрушительное поражение в битве при Абукире от флота британского, которым командовал Горацио Нельсон. Наполеон тайно бежал во Францию, передав бразды правления Египтом генералу Клеберу (вскоре убитому исламскими экстремистами); после Клебера провинцию возглавил Мену, принявший ислам и объявивший Египет французским протекторатом.

Британцы, разумеется, не стерпели подобной дерзости: объединенное войско англичан и османов прошло маршем от Абукира и захватило Каир. Трехстороннее мирное соглашение между Британией, Францией и Оттоманской империей положило конец четырехлетнему господству Франции в Египте и открыло дорогу в страну английскому капиталу. Еще одним результатом соглашения явилась отправка в Лондон части археологических находок, сделанных французами, в том числе Розеттского камня, найденного в 1799 году в городе Розетта (Эль-Рашид) под Александрией; сегодня этот камень находится в Британском музее.

Французское влияние на уклад жизни египтян было не слишком значительным. К числу немногих привнесенных инноваций безусловно относится печатный станок. Великолепно украшенный экземпляр Корана начала XIX века, хранящийся в Музее исламского искусства, является тому свидетельством; а сегодня Каир – крупнейший издательский центр Ближнего Востока. Еще именно французам Каир обязан первым «клубом» для эмигрантов. В отличие от печатного станка, этот клуб под названием «Тиволи» не прижился на египетской почве и просуществовал всего несколько лет, но его «потомки», прежде всего спортивный клуб на острове Гезира и отель «Шепердс», хранили дух Европы для утешения богатых и тоскующих по родине европейских экспатриантов вплоть до середины XX столетия. В «Тиволи» играл оркестр, имелись библиотека (как для европейцев, так и для египтян), кофейня, ресторан с европейской кухней и «сад удовольствий». На торжественном открытии репортера из газеты «Курьер д'Эжип» поразило присутствие роскошно одетых женщин, приглашавших на танец мужчин. В стране, где твердо придерживались принципа разделения полов и где на праздниках партнерами в танцах выступали юноши в женской одежде, подобное поведение не могло не вызвать изумления. Но так или иначе, «европеизация» Египта началась.

Вкус экзотики

В первые десятилетия после катастрофической по результатам французской военной авантюры европейцы практически не вмешивались в управление страной. Однако первая половина XIX столетия характеризуется двумя трендами, которые во многом способствовали последующей колонизации Египта. Прежде всего, это развитие промышленности при Мухаммаде Али, что означало неизбежное увеличение товарооборота с Европой; кульминацией сотрудничества стало прорытие Суэцкого канала. Также к этому времени относится зарождение массового туризма.

С середины XIX века ряд издательских домов начал публиковать путеводители (или «карманные гиды») по ставшим доступными для посещения странам Европы и Восточного Средиземноморья. Основными и наиболее авторитетными считались путеводители Брэдшоу, Джона Мюррея и Бедекера (последние переводились на английский с немецкого). Бедекеровский путеводитель по Нижнему Египту (1885) свидетельствует о том, что интерес к Египту возрос после публикаций французских археологов и ученых, таких как Шампольон, который прибыл в Египет вместе с войсками Наполеона в 1798 году. Восемь десятилетий спустя путеводитель утверждал, что Египет «привлекает к себе все возрастающее внимание ученых кругов; его исторические и археологические шедевры становятся известными миру; это одно из самых древних и некогда одно из самых цивилизованных государств, и потому оно не может не возбудить острейшего интереса у людей, изучающих историю и культуру человечества».

Бедекер упустил из вида, что существовали и другие причины, манившие в дорогу туристов начала XIX века. Решения Венского конгресса 1815 года гарантировали мир континентальной Европе, и многие люди впервые отважились покинуть родные места. Кроме того, с 1840-х годов в Европе активно строили железные дороги, появление которых сократило время в пути от нескольких недель до нескольких суток. Применительно к Египту это означало, что впервые в своей истории страна оказалась в сравнительной досягаемости для массового туризма и ее посещение перестало быть исключительным уделом египтологов и профессиональных путешественников.

В 1904 году гражданский чиновник Рональд Сторрз (подробнее о нем ниже) своих записках «Впечатления» уже сетовал на развитие массового туризма, который, по его мнению, усугублял пропасть между египтянами и иностранцами и подрывал взаимное уважение – как будто колонизаторы, проживавшие в Египте, в этом не преуспели. Сторрза возмущали «расплодившиеся гостиницы и приток неисчислимых туристов, вкушающих персики и "пробегающих" всю страну за десять дней».

Впрочем, сетования Сторрза были напрасным сотрясением воздуха. К тому времени поток туристов уже превратился в настоящее наводнение. С середины XIX столетия и по сей день Египет пользуется неизменной популярностью среди тех, кто желает «вкусить экзотики». Советы и рекомендации на страницах путеводителей Бедекера и других предшественников современных «Раф Гайд» и «Лонли Плэнит» открывают нам предпочтения туристов XIX века, их стремления и предубеждения. Так, путеводитель Брэдшоу сообщает, что если путешественник не захочет останавливаться в отеле «Шепердс», «наиболее предпочитаемом европейцами», ему следует арендовать дом. Путеводитель перечисляет несколько возможностей – и, в частности, рекомендует дом, единственным достоинством которого является то обстоятельство, что «прежде он находился во владении герцога Нортумберлендского и полковника Феликса».

Великий соперник Брэдшоу, лондонский издательский дом «Джон Мюррей» в 1858 году опубликовал собственный «Карманный гид по Египту». В этой книге мы находим еще более снобистские рекомендации. Автор путеводителя, некий сэр А. Гарднер Уилкинсон, подробно объясняет путешественникам, что им следует взять с собой. В перечень необходимых вещей включены складные кровати, вымпелы для лодки на Ниле (наряду с мотком веревки и шкивом), ружья и пистолеты, порох и патроны, мышеловка, секстант и переносной очаг (!!! – Э. Б.). По утверждению Гарднера Уилкинсона, оказавшись в Египте, путешественник, будь он с переносным очагом или без оного, «столкнется со значительными трудностями при общении с тем классом людей, с которым ему чаще всего придется вступать в контакт. Их дерзость и экстравагантность не имеют пределов, они твердо уверены в том, что все европейцы не умеют считать деньги. Следует решительно пресекать любую попытку вымогательства, ибо проявленная слабость мгновенно утраивает размер бакшиша (чаевых)… Необходимо помнить, что египтяне занимают на шкале цивилизованности место гораздо более низкое, нежели представители большинства западных наций». Еще эта книга любопытна тем, что в ней о склонности европейцев рядиться в восточные одежды говорится как о «приверженности нелепицам». В те времена, как и сегодня, многие европейцы покупали и надевали галабии – длинные арабские одежды, обычно белого цвета, – не понимая, что тем самым становятся предметом насмешек для местного населения.