Текст книги "Соло на двоих (СИ)"
Автор книги: Эмма Ласт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Глава 6
Илона переступила порог музыкальной академии, благоухая дорогими духами. В красивом летнем костюме с изящным шарфиком на шее. Свои длинные, не слишком густые волосы, она уложила в ракушку на затылке.
Минимум косметики, максимум достоинства. Пожилая консьержка встала навстречу, предвкушая скандал, но Илона ее удивила.
Улыбнулась вежливо и спросила:
– Добрый день, Сергей Наумович на месте? У меня назначено на два.
– Назначено? – переспросила Нюра Ивановна, будто директор академии был каким-нибудь депутатом, и, когда гостья вежливо кивнула, почувствовала, что запал на ссору истаял, как и не бывало. – Ну, проходите, раз назначено.
Илона поблагодарила ее и поднялась на второй этаж. Секретаря на месте не оказалось, поэтому она подошла к двери кабинета, два раза коротко постучала и вошла, немало удивив Сергея Наумовича.
– Добрый день, меня зовут Илона Виленская, я – мама Марты. Мы можем поговорить?
Директор, который минуту назад смотрел видео на телефоне и с удовольствием обедал собранным женой ланчем: картофельным пюре с овощной подливой и зеленым салатом, встал. Стянул с воротника платок и выключил телефон.
– Прошу простить, все-таки обед.
– О, я не задержу вас надолго.
Илона без колебаний заняла свободный стул напротив стола. Изящная, точеная женщина с безупречными манерами. Наверняка в молодости она разбила не одно мужское сердце, но опыт подсказывал Сергею Наумовичу, что на этом мама Марты вряд ли когда останавливалась.
– Не стоит, – он отер губы, спрятал контейнер с едой в ящик стола и сел, скрестив пальцы. – Чем могу быть полезен?
– Как я уже сказала, Марта – моя дочь. Она не первый год посещает ваш летний музыкальный лагерь.
– Марта? Да, одна из лучших наших абитуриенток. Видел ее документы в списках на будущий год, но до июля говорить о зачислении рано, списки будут доступны для ознакомления не раньше августа.
– Я пришла не ради зачисления. Уверена, Марта легко пройдет вступительные экзамены, – она улыбнулась и доверительно подалась вперед, так что Сергей Наумович напрягся.
Илона Виленская была очень красивой женщиной, но по характеру сдержанной и холодной. Наверняка она прекрасно справлялась с обязанностями матери и жены, но скорее как функция.
Сергей Наумович поерзал в кресле. На роль музы или спутницы жизни, что в понимании директора академии было одно и тоже, такую снежную королеву мог выбрать только безумный.
– Тогда зачем вы пришли?
– Ваш новый конкурс, прослушивание для оркестра, что будет выступать на сцене кремлевского Дворца. Марта сказала мне, что он прошел вчера.
Сергей Наумович кивнул.
– Да, и она отлично показала себя. Комиссия отметила уверенное, почти совершенное владение инструментом.
– Которое, однако, прервали в пользу… другого участника.
Сергей Наумович удивленно приподнял брови и откинулся на спинку кресла.
– Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду. Для всех конкурсантов условия были одинаковыми. Более того, мы разделили детей на группы по направлениям: струнные отдельно от смычковых.
– Именно об этом я и хочу поговорить.
Илона улыбнулась, но директор был не глупым человеком, от природы одаренным музыкантом с чутким слухом, потому посыл интонации Илоны Виленской уловил предельно ясно.
Сергей Наумович откашлялся и подался вперед, скрещивая пальцы.
– Быть может, Марта недополучила внимания или осталась недовольна обратной связью от комиссии, но, уверяю вас, ее выступление никто не прерывал.
– Вы намекаете на то, что моя дочь лжет? – вкрадчиво поинтересовалась Илона.
– Нет. Я хочу сказать, что условия конкурса, прописанные в положении, соблюдались неукоснительно, и каждому участнику отвели одинаковое время для прослушивания. Комиссия не обязана давать обратную связь по каждому выступлению сразу, да в этом и нет необходимости – списки тех, кто прошел прослушивание, вывесят в конце недели.
– У меня нет ни малейшего сомнения в том, что Марта показала высочайший уровень мастерства, – перебила Сергея Наумовича Илона. – Она играет с шести лет, можно сказать, что скрипка – продолжение ее руки. Все, что я хочу понять, это причину, по которой мою дочь незаслуженно задвинули на второй план?
– Это нет так.
– Тогда объясните, на каком основании уличного музыканта допустили к участию в конкурсе?
Сергей Наумович вздохнул. Он уже понял, что объяснить что-то Илоне Виленской не получится.
– Правильно ли я вас понял, Марта увидела в Матвее соперника, несмотря на то, что они выступали в разных группах?
Илона открыла рот, чтобы объяснить, но Сергей Наумович поднял вверх руки, прерывая ее, и с улыбкой заявил:
– Смычковые и струнные оценивались отдельно друг от друга. И, несмотря на то, что решение принимается комиссией сообща, Марта давно уже примелькалась педагогическому составу нашей академии и, конечно, заслужила массу похвал. Она самая усердная и активная скрипачка, которую я знаю, а, поверьте, я на своем веку видел и обучал многих детей.
Илона расправила плечи, и Сергей Наумович понял, что выбрал правильную тактику ведения разговора.
– Повода для волнений нет. Разглашать результаты до их официального объявления, как вы сами понимаете, я не могу, – он встал и жестом пригласил Илону последовать его примеру. – Но, между нами, Марта была и остается в числе лучших звездочек академии.
– И все же, – уже в дверях заметила Илона. – Разве на прослушивание можно прийти вот так, с улицы?
– А кто вам сказал, что он пришел с улицы? – Сергей Наумович улыбнулся. – Парень – сын одного из наших бывших педагогов, очень талантливый, надо сказать, юноша. Почему бы не дать ему возможность проявить себя?
– Но не за счет других!
– Ни в коем случае, – директор подтолкнул Илону к выходу. – Я лично слежу за порядком и не допускаю дискриминацию ни в каком виде, можете не волноваться. Хорошего дня.
На лице Илоны проступила довольная улыбка и, попрощавшись с Сергеем Наумовичем, она удалилась, а директор вернулся в кабинет и закрыл дверь на ключ изнутри.
Матери Марты он ни в чем не солгал. Даже если она решит проверить или захочет подать жалобу, контролирующим органам не к чему будет придраться. Отец Матвея действительно числился в штате академии вплоть до своей смерти.
Сергей Наумович вспомнил про недоеденный обед и понял, что аппетит пропал. У Матвея было полное право находиться на прослушивании. С его-то слухом и талантом! Директор очень надеялся, что сможет увлечь его и помочь построить карьеру музыканта.
Карьеру, от которой когда-то отказался Ян.
Сергей Наумович растер лицо руками и пожалел, что убрал из сейфа Столичную. Рюмочка для умиротворения души и тела ему бы сейчас явно не повредила.
Вечером того же дня за неизменным семейным ужином, Илона рассказала Марте о встрече с директором.
– Он очень хорошо отзывался о твоей игре. Уверена, ты прошла прослушивание.
– Ты ходила в академию? – Марта почувствовала, как внутри все падает. – Зачем?
– Чтобы объяснить, что уличному музыканту, каким бы талантом он не обладал, не место в оркестре. И что его присутствие портит имидж академии.
– Зачем? – повторила Марта, пряча лицо в ладонях. – Теперь Сергей Наумович будут думать, что я ябеда!
Илона фыркнула.
– Марта, что за глупости. На прослушивании произошла вопиющая несправедливость! Тебя задвинули ради сыночка какого-то бывшего сотрудника. Ты же не думаешь, что я оставлю такое без внимания?
– Я просто пожаловалась, – Марта чуть не плакала. – Просто поделилась с тобой и все! Зачем было ходить к директору!?
Илона поджала губы и посмотрела на Родиона. Муж опустил глаза, не решаясь ни поддержать, ни принять чью-либо сторону.
– Я защищала то, что мне дорого, – строго ответила она. – И не позволила случиться несправедливости.
– А в чем несправедливость, мам? – Марта всплеснула руками. – Любой мог принять участие в конкурсе! Я просто, – она запнулась, пытаясь подобрать слова, и поняла, что плачет от бессилия и злобы.
– Запомни, справедливости не существует. Сильные берут свое, слабые уступают и терпят, – Илона в упор посмотрела на Марту. – И я никому не позволю задвинуть тебя на второй план, поняла?
Марта шмыгнула носом и встала.
– Я наелась.
– Останься и поешь нормально.
– Я буду репетировать!
Брать в руки скрипку не хотелось. Марта упала ничком на кровать и впервые в жизни пожалела, что рассказала матери о прослушивании. Теперь Сергей Наумович решит, что она выскочка и не способна выдержать прямую конкуренцию, а ребята подумают, что Марта истеричка.
И будут шептаться за спиной, что ей страшно упасть со своего трона. Илона не понимала, но Марта не понаслышке знала, что такое зависть. Ее она вкусила за эти десять лет сполна.
Она шмыгнула носом и вытерла слезы воротником футболки, потом натянула хлопок на лицо, положила сверху подушку и, что есть мочи, завизжала.
И кричала до тех пор, пока связки не завибрировали от боли. Вот только не помогло. Тогда Марта встала, и взяла в руки скрипку. Надела наушники, подключила инструмент к разъему и начала играть.
Илона не оставила ей права на ошибку. Теперь Марта не просто должна была играть лучше всех, она должна была играть лучше самой себя. Марта с ожесточением ударила смычком по струнам. Скрипка залаяла, а потом зарычала, как медведь.
Но она продолжала водить смычком, раз за разом беря сложные аккорды, ошибаясь, и начиная сначала, пока звук не начинал звучать идеально. Как в оригинале, как будто играла не простая шестнадцатилетняя девочка, а божественное, оторванное от этого мира существо.
Марта взяла сложный аккорд, струны под пальцами завибрировали и мозоль на указательном снова лопнула. На гриф брызнуло горячая кровь, а руку пронзило болью. Марта всхлипнула и посмотрела на свою ладонь.
По пальцам стекала кровь.
– Марта?
Она обернулась на голос матери, и снова расплакалась. Илона округлила глаза.
– Боже, что с твоей рукой? Иди сюда. Родион, неси перекись! – она потянула Марту к кровати и усадила на край. – Смотри, и ковер испачкала. Ничего, сейчас уксусом затрем. Родион!
Илона колдовала над раненым пальцем, отец носился, выполняя ее распоряжения, а Марта думала, что, может быть все и к лучшему. Больные пальцы не дадут ей играть, и, даже если прослушивание прошло удачно, дальше она может не участвовать.
А потом посмотрела на светлые волосы Илоны, такие идеальные в своей строгости, и поняла, что отказаться от скрипки у нее если и получится, то не в этой жизни.
Глава 7
Квартира встретил Матвея чистотой и пьянящим ароматом домашней еды. Он так привык к запаху краски и растворителя, что сначала подумал, будто ошибся дверью.
Но на пороге его чуть не сбила с ног смеющаяся Аська, а Есения, которая не в пример прошлым вечерам, выглянула из кухни, а не из мастерской, с улыбкой сказала:
– Мой руки и садись к столу, у нас сегодня праздничный ужин.
Ужин и вправду оказался таким: запеченая в духовке курица в соляном панцире по фирменному маминому рецепту, салат из свежих овощей и картофельные дольки, хрустящие снаружи и мягкие внутри.
– А-а-ах, – зашипела Аська и выплюнула картошку на тарелку.
Мама рассмеялась и подала ей салфетку.
– Дуй, говорю же, горячая.
Аська сжала губы ладошками и помотала головой, жалея обожженный язык.
– Водички налить? – спросил Матвей, и мама махнула рукой.
– Сиди, я молоко достану.
Она обернулась и, не вставая со стула, открыла холодильник. На их шестиметровой кухне можно было творить еще и не такие фокусы.
– Молоко! – обрадовалась Аська, и Есения поставила перед ней полную кружку.
– Только по чуть-чуть, холодное.
– Ты закончила картину? – спросил Матвей, отламывая от курицы большой кусок.
Мясо в руках дымилось и источало крышесносный аромат.
– Не просто закончила, но и нашла покупателя.
Есения просияла.
– У моего знакомого, знаешь, еще по галерее, есть друг. Местный депутат, у него новая жена, очень любит искусство, – мама покрутила пальцем у виска, и Матвей рассмеялся, а Аська непонимающе уставилась на них обоих. – Там очень много денег и очень мало вкуса.
– И ты отдашь свой шедевр такой хозяйке?
Есения прищурилась, с укором ткнула в сына концом вилки, но потом сдулась и пожала плечами:
– Должно же в ее доме висеть хоть что-то красивое.
Матвей покачал головой, улыбка не сходила с его губ.
– Нам хватит? – спросил то, что волновало больше всего.
Мама потрепала Аську по голове и помогла снять с куриной грудки нелюбимую кожицу.
– Чтобы закрыть долги, да.
Матвей промолчал.
Лечение отца стоило больших денег. Можно было, конечно, дождаться квоты, но третья стадия была неоперабельной, и вопрос денег стоял очень остро.
Сначала пришлось отказаться от аренды галереи, распродать по бросовой цене все мамины картины. Потом папа уволился с работы, а Есения… Есения умела только рисовать.
Матвей улыбнулся, ободряюще, и сказал:
– Нарисуешь еще.
Мама кивнула. Ее улыбка с легким налетом грусти вдруг окрасилась горечью, когда Аська вставила:
– Я помогу! Люблю лисовать!
– Конечно, солнышко мое, будем рисовать вместе. И нарисуем лучшую картину в мире.
Она поцеловала дочь в макушку и спросила Матвея:
– Как дела в школе?
Есения, которая частенько ставила творчество на первое место, была не самой лучшей матерью. Бывало, в их доме неделями не водилась нормальная еда, а о чистоте вообще никто не заикаться. Тогда Матвей брал на себя обязанности взрослого и решал все бытовые вопросы, включая те, что были связаны с сестрой.
Но, стоило Есении вырваться из творческого загула, как она становилась внимательной, ответственной матерью и частенько перегибала, докучая своей заботой. Наводила в квартире порядок, без опозданий забирала Аську из сада и даже ходила по магазинам, выбирая не только еду, но и обновки для них.
В такие дни в семье обычно водились деньги, и Есения не была из тех, кто заморачивался по поводу экономии. Она буквально задаривала детей подарками, и, конечно, проявляла живой интерес ко всему, что касалось их жизни.
Матвей положил себе еще одну порцию мяса, почесал за ухом и ответил:
– Да в целом нормально. Яра передавал привет.
Мама улыбнулась.
– Как у нее дела? Решила уже, куда будет поступать?
– Не знаю, говорит, у родителей на платную форму денег нет, а на бюджет она пока по баллам не добирает. Хочет после девятого в техникум пойти, чтобы параллельно работать, а потом уже поступать.
– Ты тоже хочешь после девятого уйти? – спросила Есения, будто они не обсуждали эту тему миллион раз.
Матвей кивнул.
– Я не согласна.
Мама покачала головой и вытерла пальцы о салфетку. Аська попросила добавки, и она налила ей еще молока.
– Что мешает тебе остаться до одиннадцатого? Я за это время подкоплю денег, сдашь ЕГЭ и поступишь на бюджет. Куда захочешь. В мое время после девятого только неблагополучные уходили, – она улыбнулась. – В чушок.
– Ага, и на завод.
Матвей фыркнул и случайно рыгнул. Аська залилась смехом, а Есения кинула в сына скомканную салфетку.
– Фу, ужас какой.
– Простите.
Они смеялись, искреннее и по-настоящему. Матвей вытянул ногу и случайно задел табуретку под столом. Четвертый стул, который предназначался Яну. Два года прошло, но казалось, будто он опустел совсем недавно.
Стало грустно, и Есения, словно прочитав мысли Матвея, сказала:
– Подумай, я не тороплю, время еще есть. Документы забрать ты всегда успеешь, – она помолчала, а потом добавила. – И папа бы меня поддержал.
– Ага, – Матвей насупился, но спорить не стал. – Меня Сергей Наумович к себе позвал.
– В музыкальную академию? – Есения оживилась. – Когда?
– Да мы случайно встретились на улице, – уклончиво ответил Матвей. – В парке.
Заметив хитрую улыбку на лице мамы, он закатил глаза и признался честно:
– Ладно, играл я в парке, чего тут такого?
Есения покачала головой.
– Сделаем вид, что я этого не слышала. В отличие от Сергея, я правильно поняла?
– Да. Он сначала наехал на меня.
Мама округлила глаза, призывая Матвея следить за языком в присутствии сестры.
– Ну, то есть, сначала он возмутился такой. Потом взял папину гитару и настроил третий лад. Тот, который постоянно терял натяжение. Сказал, так будет лучше звучать.
– Не обманул?
Матвей кивнул.
– А потом предложил принять участие в прослушивании. У них там конкурс какой-то, ну, я и пришел.
– И как все прошло?
Матвей расплылся в улыбке, обхватил руками воображаемую гитару и запел слова любимой песни. Есения рассмеялась, а Аська захлопала в ладоши.
– Лок энд лол!
– Значит, сам тебя нашел, – мама заправила короткие каштановые волосы за уши. – И что думаешь?
– Не знаю, результаты будут только в пятницу. Посмотрим, прошел или нет.
– Если Сергей возьмет тебя на бюджет, я поддержу. Даже если это решение будет стоить тебе двух последних лет в школе.
– Это шантаж, мам! – Матвей потянулся за молоком, и она рассмеялась.
– У тебя талант твоего отца.
Матвей в миг стал серьезным.
– А, может быть, даже лучше.
Он скривился: Есения не знала, что Матвей сохранил тетрадь с песнями Яна. И что, будь у него такой же сильный талант, ничто не помешало бы Матвею дописать его последний хит.
– Фигня все.
– Не зарекайся, ладно? Просто оставь этой возможности шанс.
– Ладно. Спасибо за ужин.
Матвей встал, собираясь закончить неприятный разговор, и Есения тоже поднялась, подхватив Аську на руки.
– Посуда на тебе, а у нас с княгиней Анастасией банные процедуры.
– Ну, мам! – заныл Матвей, и сестра из-за спины Есении показала ему язык.
– Ничего не знаю! Все, мы заняты надуванием мыльных пузырей.
– Ула, пузыли!
Дверь ванной закрылась, и Матвей с обреченным видом принялся собирать со стола тарелки. Благо ходить было недалеко, и он как подъемный кран крутился на месте между раковиной, столом и мусорным ведром.
Покончив с посудой, Матвей спрятал оставшуюся еду в холодильник и вернулся в свою комнату. Уроки делать не хотелось, но завтра Раиса Аркадьевна обещала устроить тестовую контрольную, которую он никак не мог завалить, поэтому пришлось решать через не хочу.
Но не успел Матвей сесть за стол, как в окно прилетел камушек, а за ним еще один. Он бросил ручку и вышел на балкон.
– Ты чего здесь? – спросил у расплывшейся в довольной улыбке Яры.
– К тебе пришла. Пошли гулять.
– Сейчас? – Матвей обернулся.
Из ванной доносилось тихое пение мамы, плеск воды и Аськин смех. На столе лежала раскрытая тетрадь с домашним заданием, к которому он даже не приступал.
Матвей посмотрел на Ярославу, на майку-топ и голый пупок, в котором блестел маленький пирсинг, на широкие джинсы цвета асфальта и заплетенные в сотни косичек волосы.
И то ли сладкий аромат акации опьянил, то ли лето, которое пришло на месяц раньше, а может разговор с мамой, которая после долгого перерыва снова вернулась в семью, но Матвей кивнул:
– Ладно, жди. Только обуюсь.
Он вернулся в комнату, переоделся в свежую футболку и, схватив со стола телефон, прокрался в коридор. На ходу обулся и, проверив, на месте ли ключи, вышел из квартиры.
Яра ждала на лавочке у подъезда. Белая акация, что склонила свои ветви почти до самой земли, пахла так сладко и густо, что на минуту у Матвея закружилась голова, и он расплылся в широкой улыбке.
– Чего такой довольный?
– Да так. Меня в музыкальную академию позвали.
Яра просияла.
– Да ладно! Тот дед что ли, который в парке пристал?
– Ага, это Сергей Наумович, старый друг отца.
– Нормальные у тебя связи, с самим директором, – Яра рассмеялась, и Матвей пожал плечами, просунув ладони в карманы джинс.
– Да пока не ясно ничего. Возьмут, не возьмут. Непонятно.
– А когда станет ясно? – уточнила Ярослава, пытаясь приноровиться к широкому и быстрому шагу Матвея.
Он посмотрел на нее и пожал плечами.
– Не знаю, в пятницу вроде списки вывесят.
– И что потом? Пока-пока импровизация в парке, здравствуй, игра по нотам?
Матвей замер, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову, и округлил глаза от ужаса. Яра рассмеялась.
– То-то же, а то я подумал, тебя подкинули, и ты перестала меня понимать.
При этих словах улыбка Ярославы померкла, но Матвей этого не заметил.
– Я всегда тебя понимала с полуслова, с самого первого класса.
– Да я пошутил, ты чего? – он толкнул ее плечом, и Яра слабо улыбнулась. – Буду я играть, конечно, как и раньше. Что захочу и где захочу.
– А мама против не будет?
– Она хочет, чтобы я доучился до одиннадцатого и нормально по жизни устроился. Только мне эти два года вообще роли не сыграют. А если в академию возьмут, то в свободное время буду работать.
Яра понимающе кивнула, а Матвей подумал добавить, что больше всего на свете хочет, чтобы в их холодильнике была всегда была еда, но не стал. Слишком унизительно это звучало. Даже для Яры, которая знала про него все и была рядом с самого детства.
– Ладно, забей. У тебя как дела?
– Отец продал машину, – она вздохнула. – Зато закрыл долги.
Они вышли к парку, где фонари горели через один, и Яра на короткое мгновение прижалась к Матвею, перехватив его ладонь своей.
– Ты чего?
– Да там, собака… – она вспыхнула и как будто сгорбилась под его взглядом. – Испугалась просто.
– Ты? Испугалась? – не поверил Матвей.
Он осмотрелся и, не заметив собаки, о которой говорила Яра, пожал плечами.
– Темно уже, давай я тебя до дома провожу.
Яра не хотела домой. И в парке рядом с Матвеем ей было ничего не страшно, но она согласилась. Сгорая от неловкости и стыда, скрестила руки на груди и за всю дорогу больше ни разу не попыталась до него дотронуться.
Матвей болтал о чем-то, иногда шутил, и Яра смеялась, но не от всего сердца, потому что больше всего на свете ей хотелось, чтобы Матвей сам взял ее за руку.
– Ну, что там наши, на выходных собираются? – спросил он, когда они остановились у ее подъезда.
– Да, как обычно.
– Хорошо, тогда там увидимся.
Матвей раскрыл руки, и Яра упала в его объятия. Объятия друга, который по-пацански похлопал ее по спине и салютовал на прощание. Не как девушке, а как давнему дружбану.
Ярослава помахала в ответ и отвернулась, думая о том, что выбора не осталось: или она в скором времени выберется из френдзоны Матвея, или попросту сойдет с ума.
