Текст книги "Соло на двоих (СИ)"

Автор книги: Эмма Ласт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

– Когда ты успела так повзрослеть, Ярослава?

Есения в легком льняном сарафане с кружевным воротником и римских сандалиях на завязках переступила порог и вручила Матвею пакеты с продуктами. Аська, услышав знакомый голос, тут же выбежала в коридор и повисла у нее на шее.

– Мама, у меня бобошки, смотли как много! Матвей лисовал зеленкой, и они чешутся, а чесать низя!

– Вижу, солнце мое, все пройдет. А я тебе вкусняшки купила, хочешь посмотреть? Тогда беги за братом. Ну, малыш, дай же мне разуться!

Аська разжала пальцы, хлопнула в ладоши и поспешила за Матвеем, который высвободился из хватки Яры и с каменным лицом вернулся на кухню.

– Здравствуйте.

Ярослава отступила к стене и заложила руки за спину. Стыда не было, лишь неловкость и недоумение. Замечание Есении не прозвучало в укор, но и на благословение было не похоже. Жаль, что за дверью оказалась не Марта. Она бы многое отдала, чтобы увидеть выражение ее лица.

– Привет, Яра.

Есения выпрямилась, сбросила сандалии и обернулась к двери.

– Ну, а ты чего замерла, как неродная? Проходи, сейчас будем ужинать. Марта, кажется? Я тебя помню, вы же вместе с Матвеем играете в оркестре?

Ярослава оттолкнулась от стены, и в квартиру действительно зашла скрипачка. В красивом приталенном сарафане на лямках, с печеньем и мороженым в руках.

– Да, все верно. Если я не вовремя, извините, – смущенно ответила Марта, стараясь не смотреть на Ярославу. – Я только хотела передать ноты.

Она достала из сумки тетрадь и показала Есении, но та лишь рукой махнула.

– Ой, нет, только не мне. Если заберу, потом и домовой не найдет, – она рассмеялась красивым грудным смехом и позвала. – Матвей, к тебе Марта пришла! – а потом добавила, пригрозив пальцем. – За стол садимся через пятнадцать минут, я только переоденусь. Никуда не уходи, расскажешь все про ваши репетиции.

Есения щелкнула выключателем и скрылась в ванной, оставив Яру и Марту в коридоре одних. В тишине и странном, тягостном для обеих молчании. Нужно было принимать решение быстро, здесь, сейчас.

И Марта, отложив угощение на тумбу, начала разуваться.

– Привет, – теплый голос Матвея заставил ее поднять глаза. – Ты зачем это все притащила?

– С пустыми руками в гости не ходят.

Он взял с трюмо мороженое.

– Шоколадное с орешками? – и улыбнулся. – То самое?

Марта кивнула, опуская глаза. И сразу стало понятно, что эта новая, общая история, принадлежала только им двоим. Яра напряглась, вслушиваясь в каждое слово.

– Она все выбросила, прости.

Марта заправила прядь волос за ухо и качнулась к Матвею. На мгновение Ярославе показалось, что сейчас она возьмет его за руку или, что еще хуже, поцелует, но Марта лишь шагнула с придверного коврика на линолеум.

Матвей хмыкнул.

– А дипломы до сих пор висят.

– Наверное, ненадолго.

Они посмеялись над шуткой, снова понятной только им двоим, и Матвей поманил Марту за собой на кухню, а из ванной в красивом шелковом кимоно вышла Есения.

– Матвей, ты слышишь? Им так понравилась моя работа, что я получила заказ на триптих в морском стиле!

Она подмигнула Яре и на лету поймала смеющуюся Аську. Зашла на кухню и осмотрелась.

– Ты с нами останешься, пирожок, или пойдешь мультики смотреть?

– С вами!

Есения поцеловала дочь в отмеченный зеленкой лоб, перехватила поудобнее и пересчитала всех, кто был на кухне. Включая замершую в дверях Яру.

– Пятеро, отлично. Матвей, принеси стул из зала. Выбери, какой почище. И покрывало захвати или подушку, чтобы постелить. Ярослава, доставай из-под стола табуретку, а ты, Марта, садись к окну.

– Может, я пока чай поставлю? – спросила Яра.

– Ничего не надо, сегодня на ужин моя любимая азиатская кухня.

Есения поставила Аську на стул и достала из пакета четыре контейнера с роллами, два бокса с лапшой, а также закуску, соусы и имбирь в индивидуальной упаковке. Аська завизжала и радостно захлопала в ладоши, а Яра увязалась за Матвеем.

– Чего такой недовольный? – спросила, когда они оказались в зале одни.

Среди недописанных картин, творческого беспорядка и тягучих запахов краски и растворителя. Матвей перехватил стул двумя руками и обернулся.

– Зачем ты это сделала?

– Что именно?

– Ты знаешь.

Яра пожала плечами. Они и раньше так дурачились: боксировали, брали на болевой, подкрадывались сзади и щипали за чувствительное местечко подмышкой – и это всегда было весело.

– А что такого? Я просто шутила.

– Это не шутки. На этот раз не шутки.

– Почему, Матвей? Что я сделала не так, как раньше?

Он открыл рот, и Яра задержала дыхание: то, что она прочитала на его лице, если бы ему хватило духа это озвучить, окончательно и бесповоротно все испортило, но Матвей сдержался.

Не потому ли, что все еще дорожил их дружбой?

– Пропусти, – выдавил глухо, и Яра посторонилась.

Возвращаться на кухню не было никакого желания, но она себя пересилила.

– Ну, наконец-то! Ставь сюда, ты что, краски мои трогал?

Есения коснулась щеки Матвея и тут же смутилась.

– Мам, пусти. Ничего там нет.

Он поставил стул, куда было велено, а сам протиснулся к окну и сел между Мартой и Аськой, которая вовсю уплетала свежие роллы. Ярослава молча заняла свободное место у двери, а Есения растерла между пальцами остатки блеска для губ и у спрятала руку в складках халата.

– В большой семье только так, – она помогла Аське дотянуться до салфеток. – Кто первый успел, тому все самое вкусное и досталось.

Матвей протянул Марте новые палочки.

– Спасибо, выглядит очень вкусно.

– Вкусно! – подтвердила Аська и с деловитым видом вытерла ладони о салфетку. – Все, я наелась, – добавила следом и, схватив со стола подтаявшее мороженое, побежала в комнату.

– Ложку забыла! – окликнула дочь Есения, и малышка вернулась обратно.

– Марта, ты давно играешь на скрипке? – спросила она, когда Аська все-таки убежала досматривать мультики.

– С шести лет.

– Матвей первый раз взял в руки гитару в три, – Есения улыбнулась. – Он тогда только в садик пошел.

– Где и познакомился со мной, – добавила Ярослава.

– Да, отцовская гитара была ему не по росту, но когда это кого останавливало. Помнишь?

Матвей кивнул и повернулся к Марте.

– Отец зажимал гриф, а мне давал медиатор и разрешал бить по струнам, сколько захочу.

– Ты бы слышала ту музыку! – Есения рассмеялась. – Не то, что Матвей играет сейчас.

– Ну, все с чего-то начинают, – возразил он, но обиды в голосе Марта не услышала.

Наоборот, ей показалось, что и Матвей, и Есения предавались воспоминаниям с удовольствием.

– Это когда Аська оставила отпечаток ладошки под колосником? – уточнила Ярослава, и Матвей кивнул.

– Перед смертью отец почти не играл, – объяснил он Марте. – Гитара стояла без дела, а когда Ян… в общем, две струны лопнули, и я решил заменить все. Снял старые, все почистил внутри, купил нейлон.

– Это я не досмотрела, – Есения грустно улыбнулась. – Тяжелый был период, пришлось закрыть галерею и перевезти все материалы в квартиру. Что-то продать, что-то раздать… – она в задумчивости провернула на пальцах тонкие палочки. – До сих не верится, что уже больше года прошло…

– В общем, Аська баловалась с красками, измазалась вся, как чертенок. И пошла по квартире гулять, – Матвей улыбнулся собственным воспоминаниям. – С боков и грифа я краску оттер, а внутри не стал. Там такой отпечаток получился четкий, ты видела?

Марта кивнула, но он все равно сходил за гитарой.

– Синие пальцы и розовая ладошка с зелеными полосками – это зебра.

Марта округлила глаза, и Матвей обиженно, подражая Аськиной манере, заметил:

– Ты что, не узнала?

Она рассмеялась и покачала головой, возвращая гитару.

– Очень похожа. Наверное, она и звучать после этого стала лучше?

– Да! – с воодушевлением ответил Матвей, положил гитару на одно колено и нежно коснулся струн пальцами.

Музыка наполнила маленькую кухню, отразилась от стен и потолка, прошла Марту насквозь и вылетела в открытое окно. Матвей играл что-то очень волнующее и романтичное. Раньше она никогда не чувствовала в его музыке столько неги и томления. Биты по прежнему были яркими, наполненными страстью, но сегодня к ним примешалось что-то еще.

Марта постаралась отключить голову и послушать игру Матвея сердцем, но смутилась, стоило поймать на себе его взгляд.

– С таким солистом ваш оркестр точно возьмет главный приз, – бросила Ярослава, намереваясь задеть Марту, но та, к ее удивлению, согласно кивнула.

И снова Яра почувствовала болезненный укол в груди. Между этими двумя точно что-то изменилось! Она не могла описать это словами, но ощущала кожей, всем своим существом: чем ближе Матвей становился к Марте, тем больше отдалялся от нее.

– И что? – спросила Яра, плохо скрывая раздражение. – Тебе не жалко было уступать место первой скрипки?

– Мне и сейчас жалко, – ответила Марта, чем немало насмешила Есению. – Но Светлана Анатольевна и Сергей Наумович правы – Матвей справится лучше.

– Кстати, что там с нотами, ты принесла свою музыку? Яра, передай тетрадь, я посмотрю.

– Нет, это твоя партия с импровизацией.

– Мы же договаривались, я играю только то, что ты написала.

Марта бросила быстрый взгляд на Яру, и сложила руки на коленях.

– В другой раз, я принесу, обещаю.

– Мам, ты слышала? Марта обещала, – она положил тетрадь на стол и начал играть.

– Здесь надо медленнее, а ты торопишься, – заметила она.

– Это же моя импровизация. Я лучше знаю, как ее играть.

– Ага, только в прошлый раз ты играл так, как я написала!

– Но это было в прошлый раз… – его губы расплылись в хитрой улыбке.

– Матвей!

Марта не выдержала и шлепнула ладонью по столу, а Есения в голос рассмеялась, чем до невозможности ее смутила. Яра смотрела на всех троих исподлобья и молчала.

– Извините.

– Все хорошо, репетируйте, а я пойду к Аське смотреть мультики.

Есения встала, потуже запахнула халат и уже в дверях обернулась.

– Матвей, – Есения пристально посмотрела на сына. – Будь джентльменом.

На замечание он отреагировал веселым переливом струн, а Марта почувствовала, что краснеет. Ярослава, которая сидела к Есении спиной, даже бровью не повела.

– Ну, что там дальше?

А дальше была музыка: чистая, мелодичная, с характером. Матвей раз за разом проигрывал мотив, Марта делала замечания, которые он в свойственной ему безалаберной манере парировал, а Ярослава молчала и наблюдала.

За тем, как эти двое смеялись, обсуждали музыку, и болтали друг с другом, словно ее в комнате не существовало. Захотелось встать, перегнуться через стол и оттаскать Марту за волосы.

Но что-то подсказывало. что тогда Яра потеряет Матвея навсегда, и она сидела в стороне, слушала музыку и разговоры, в которые ее не приглашали, и думала, что никогда раньше не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас.

Наконец, когда за окном стемнело, а у дома напротив желтым светом вспыхнули уличные фонари, на руке Марты завибрировали умные часы.

– Мы опять прогуляли репетицию, – заметила она с улыбкой.

Это “опять” резануло слух Яры, и она вскочила из-за стола и начала собирать пустые контейнеры.

– Давай быстро наведем тут порядок, и я тебя провожу, – сказал Матвей, откладывая гитару, и Ярослава не выдержала.

– А меня?

– Что тебя? – не понял Матвей.

– Меня ты проводишь?

Он почесал за ухом и улыбнулся.

– Так ты же в соседнем доме живешь… ну, если хочешь, мы и тебя проводим.

И снова это противное, гадкое мы, после которого на душе так паршиво, что хочется вцепиться в грудь ногтями и завыть, раздирая себя изнутри. А еще лучше не себя, а курносую скрипачку с каштановыми волосами и милой до тошноты улыбкой

– Не хочу, – с расстановкой произнесла Яра, и бросила на стол палочки, которые держала в руках. – Сама дойду.

Она развернулась, подхватила с пола в коридоре сабо на узкой неудобной платформе и как была босиком вышла за дверь. Марта посмотрела на Матвея, но тот, ничего не заметил и продолжил спокойно убирать со стола посуду и остатки еды.

Уже на улице, когда они вышли в прохладу темной улицы, он вдруг взял ее за руку, и мысли о Ярославе сами собой выветрились из головы Марты.

– Я рад, что ты пришла.

– Я тоже. У тебя классная мама.

– Ну, смотря с какой стороны посмотреть, – он фыркнул, но как-то по-доброму, так что Марта рассмеялась и дернула его за руку.

– Это же твоя мама!

– Да я в курсе. Просто ты ее за работой ни разу не видела.

– В этом вы с ней похожи. Отдаетесь любимому делу целиком?

Они перешли дорогу, и Марта поежилась, когда холодный ветер догнал в спину.

– Да, целиком и полностью, – Матвей обернулся. – Будет дождь.

– Небо вроде чистое, – она подняла голову.

– Ты назад посмотри, – Матвей кивнул и вдруг притянул ее ближе. – От прудов тянет, скоро и нас догонит.

Теплые пальцы обняли Марту за плечи, растерли руки, по которым тут же побежали сотни мурашек.

– А я зонтик не взяла, – совершенно искренне расстроилась она, и Матвей хмыкнул.

– На сегодня я твой зонтик.

– Это как?

– Буду импровизировать.

Матвей перехватил Марту за талию. Пальцы легко сомкнулись на спине, и он потянул ее на себя. Наклонился, улыбаясь, и замер, так что в отражении его глаз Марта рассмотрела и сияние далеких звезд, и тусклый свет фонаря и даже тучи, что норовили их догнать. Марта перехватила Матвея за предплечья, поднялась на цыпочки и запрокинула голову.

– Давай!

Первые капли дождя упали на ее открытые плечи и шею, на лоб и разгоряченные щеки, а потом Марта почувствовала на своих губах губы Матвея. И, прежде чем на них обрушился ливень, она подалась навстречу и ответила на его импровизацию.

На первый в своей жизни поцелуй.

Глава 23

Домой Матвей вернулся мокрый и счастливый.

Есения забрала Аську к себе, и на эту ночь он стал полноправным хозяином комнаты, но спать не хотелось. Матвей стянул мокрую футболку через голову и бросил на пол. Туда же полетели шорты.

Щелкнул выключатель, и лампа осветила потертую поверхность рабочего стола. Матвей пошарил рукой у изголовья кровати и, схватив пустоту, вспомнил, что гитара осталась на кухне.

Ну и пускай: музыка струилась по венам, и он должен успеть записать ее до того, как вдохновение иссякнет. Здесь, сейчас, не отвлекаясь на мирское, Матвей положил на стол тетрадь с нотами. Раскрыл на первой пустой странице, взял в руки карандаш, и пальцы заскользили по шероховатой бумаге.

Он слышал музыку в своей голове так же ясно, как дыхание Марты, когда позволил себе, наконец, от нее оторваться. Как шум дождя и холодный, пробирающий до самого нутра ветер. Слышал в раскатах грома ее смех и пористый запах озона, чувствовал тепло, что отдавал нагретый за день асфальт, и мягкую податливость ее руки.

Матвей исписал одну страницу и принялся за следующую. Музыка била в нем густым, могучим потоком. Исторгалась на белые листы подобно вулкану, рождая горячий, сладкий в своем томлении мотив первой любви.

С мокрых волос упала вода, смазав последние две ноты, но Матвей и бровью не повел. Под пальцами нестерпимо зудело вдохновение: ах, если бы только домашние не спали! Он поднял голову, вспомнил, какими на вкус оказались губы Марты, и откинулся на спинку стула, запрокинув руки за голову и прикрыв глаза.

Сердце пульсировало, язык толкался в сжатые зубы, а Матвей силой воли подчинял себе бушующие чувства, трансформируя порывы в музыку, что звучала лучше всего, что он когда-либо писал.

Матвей открыл глаза. Вытянул руку и коснулся пальцами татуировки. Ноты откликнулись, потекли по коже и, словно живые, растянулись по предплечью, захватив локоть, плечо и шею.

Устремились к самому сердцу, где вдруг заиграли разом, стройно и слаженно. Матвей метнулся к столу и коршуном навис над нотным листом.

Отстучал пальцами ритм, и добавил к имеющимся двадцати восьми нотам еще пятнадцать. Снова вытянул руку с татуировкой и рассмеялся. Вот она, его муза вдохновения! Его жар-птица, что все это время прятала в своих цепких лапах последнее произведение отца.

Матвей поднялся, так что стул со скрипом отъехал в сторону, и бросился на кухню. Схватил гитару и все так же в темноте, закрыв глаза и полностью отдавшись слуху, начал играть.

Гитара пела, она словно стала продолжение его руки. Матвей вдохнул полной грудью. Написанные Яном ноты закончились, но он не сбился, а пошел дальше, наконец, исполнив свою мелодию.

Матвей почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Он захрипел, прижал струны пальцами, усмиряя музыку и бушующий внутри ураган, а потом почувствовал на своих плечах руки Есении.

– Я смог… ты слышала? – прохрипел Матвей, шмыгая носом. – У меня получилось!

Она коснулась пальцами его мокрых щек, поцеловала в лоб и улыбнулась. В тусклом свете фонаря Матвей увидел, как в ее собственных глазах задрожали осколки воспоминаний, и что-то еще, что сам он пока не понимал до конца.

– Я слышала… – мама улыбнулась. – Не могла не услышать.

– Прости, если разбудил.

Матвей посмотрел на гитару, и Есения безошибочно считала его намерение: вернуться к себе, сесть за стол и играть. Играть до самого утра, до боли в натруженных пальцах, снова и снова шлифуя мелодию, которую когда-то начал Ян, а теперь предстояло закончить ему.

– Ты разбудил не меня, а мои воспоминания.

Есения не стала включать свет. Отпустила Матвея и на ощупь нашарила на столе кружку, налила воды и отпила.

– Единственная мелодия, которую твой отец держал от меня в тайне до самого конца.

Она села за стол, поманила к себе Матвея и, когда он занял соседний стул, сжала его ладонь.

– Знаешь, что я увидела, когда ты первый раз сыграл ее?

Есения подалась вперед и заглянула сыну в глаза.

– Ничего. Темную, непроглядную пустоту. Неудивительно, что ты не мог дописать этот мотив, в нем не было жизни с самого начала… твой отец, – она закрыла глаза и вздохнула, наконец, произнеся то, что давно хотела. – Написал ее, чтобы попрощаться. Когда понял, что надежды не осталось.

– Я всегда думал, что последняя написанная им музыка – это манифест жизни. Ты сама говорила, что отец боролся до последнего… – возразил Матвей, и Есения покачала головой.

– Нет… Сыграй, и я скажу тебе, что вижу.

Матвей устроился поудобнее и коснулся пальцами струн, а Есения закрыла глаза и откинулась назад. Ушла в тень, почти слившись со стеной и оставив Матвея одного в темноте, без опоры наедине с музыкой, которая почти свела его с ума.

– Штормовой ветер бьется о скалы. Небо, море, земля – все серое, мертвое. Вокруг только боль и сожаление, красок нет – лишь беспросветное существование в монохроме темно-синих оттенков. Тени слились в один неровный мазок.

Она вздохнула, сложила руки на груди, и Матвей понял, что Есения плачет.

– Музыка кажется тебе бодрой, она как гимн ведет к победе, но это не так. Обманчивое впечатление, за свободой и легкостью нет ничего. Эта музыка подводит черту, ты только вслушайся! Черту, за которой скрывается пустота. Ни радости, ни света, ни надежды. Лишь воспоминания и тихая грусть.

Матвей сглотнул, и ноты, написанные рукой Яна уступили место его собственной мелодии. Есения стерла слезы рукавом халата и подалась вперед. Теперь на ее лицо падал тусклый свет с улицы, и в провалах глаз плясали совсем другие отражения.

– Вы так похожи, когда влюблены… – с тихой улыбкой прошептала она, и коснулась пальцами волос Матвея. – Твой отрывок звучит лучше, в нем, кажется, есть место для надежды.

Есения встала. В каком-то глубоком и очень нежном порыве обняла сына, прижавшись щекой к его макушке, и ушла, оставив после себя запах розмарина, сладкой мяты и краски.

Матвей тоже встал и вернулся в комнату. Еще раз перечитал ноты и достал отцовскую тетрадь, а потом медленно и вдумчиво перенес в нее собственную музыку.

Потом он попросит Марту переписать произведение по всем правилам, чтобы другие тоже смогли оценить его красоту. В мечтах Матвея музыка Яна играла на всех концертных площадках страны.

В его исполнении, конечно, ведь никто не смог бы сыграть лучше, но теперь он понимал, что был слишком самонадеян и высокомерен. Музыка Яна должна была принадлежать всем. Вдохновлять, помогать и внушать надежду.

Матвей спрятал тетрадь в ящик стола и откинулся на кровать, мечтательно заложив руки за голову. Теперь у него появилась работа для тату мастера, осталось только собрать на нее денег. Матвей перевернулся на бок и закрыл глаза. Если завтра, на свежую голову мелодия не разонравится, он добьет рукав до конца.

И последняя недописанная мелодия отца останется с ним навсегда.

Никто не обратил внимание на то, что Марта вернулась вечером с репетиции без скрипки. Никто не спросил, как прошел ее день, и где она была.

И хорошо! Марта заперлась в ванной и встала перед зеркалом. Убрала с лица мокрые от дождя волосы и коснулась губ кончиками пальцев. Припухшие, нежно-розовые они расплылись в улыбке, смех от которой Марта спрятала в ладонях. Каким бы ни было наказание, что придумала Илона, она его больше не боялась. Марта сбросила мокрую одежду и встала под душ.

Горячие струи стекали по волосами на спину, которая помнила тепло ладоней Матвея. Марта улыбалась, раз за разом прокручивая в голове воспоминания: его глаза и губы, мягкие прикосновения и нежный поцелуй. Поцелуй, которого она так боялась, и который на деле оказался таким классным!

– Марта, это ты в ванной?

Стук в дверь, как взрыв хлопушки из-за угла – громкий и требовательный, вернул ее в реальность.

– Да, сейчас выйду.

Марта выключила воду и замоталась в полотенце. Открыла корзину с грязным бельем и засунула мокрую одежду на самое дно, прикрыв сверху какими-то тряпками. Потом вытерла с зеркала пар и еще раз посмотрела на свои губы.

Губы, что выглядели как обычно, но на самом деле горели огнем. От воспоминаний о поцелуях под дождем и у пешеходного перехода, под козырьком подъезда и у самой двери ее квартиры под ложечкой опять свернулась приятная судорога, и Марта затанцевала на месте, не в силах сдержать эмоции.

Илона снова постучала, и Марта закатила глаза, а потом открыла дверь.

– Чего так долго? Мы с папой хотим с тобой поговорить.

– Хорошо, – легко согласилась Марта.

– Только не в таком виде! – возразила мать, и она рассмеялась.

– Сейчас переоденусь.

Марта вернулась в комнату, закрыла дверь и сбросила полотенце. Пританцовывая, подошла к шкафу и принялась копаться в вещах. На старые домашние шорты не хотелось даже смотреть. Душа требовала чего-то летящего и красивого, праздничного, в тон состояния ее души.

Марта сняла с вешалки белое платье из хлопкового кружева, оделась и, послав воздушный поцелуй своему отражению, вышла в зал. Отец сидел на диване с планшетом в руках, а мать стояла у окна.

– Куда это ты собралась на ночь глядя? – спросила Илона, оценивая Марту с ног до головы.

– Никуда, я собираюсь ходить в нем дома.

– Ты слышал? – мать фыркнула. – Нормальные люди красивые вещи на выход одевают, а наша дочь решила дома покрасоваться. Интересно, перед кем? Или мы снова ждем гостей?

Марта думала, что сегодня никто не сможет испортить ей настроение, но у Илоны, кажется, получилось. Она посмотрела на отца, который отложил планшет, снял очки и теперь усиленно массировал переносицу.

– На этом все, я могу идти?

– Не дерзи матери, – спокойным тоном предупредил Родион и спросил. – Это правда, что ты привела домой мальчика?

– Мы просто пили чай! – Марта поджала губы.

– А что это за парень, я его знаю?

– Его зовут Матвей, – вмешалась в разговор Илона. – Тот гитарист, из-за которого она лишилась соло.

Родион вздохнул.

– Сколько ему лет?

– Мы ровесники.

– Марта, ты должна понимать, что мы волнуемся. Мальчики и девочки в твоем возрасте, – Родион сделал паузу, словно подбирая слова. – Развиваются по-разному. Хорошо, что вы дружите, но приглашать в гости, когда дома нет ни меня, ни мамы… неправильно.

– Ты могла бы сначала спросить разрешения! – снова взвилась Илона, но Родион встал, успокаивая ее жестом.

– Или, например, познакомить нас, – предложил папа, а Марта в ответ на его желание, как обычно, сгладить углы, только разозлилась.

– Но мы ничего плохого не делали!

– Еще бы ты попробовала сделать что-то плохое! – голос Илоны сорвался на крик, и Марта с удивлением посмотрела на мать.

Никогда раньше Илона не позволяла себе выходить на эмоции так открыто, как сейчас. Злость Марты уступила место самодовольству. Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала о ее поцелуях с Матвеем.

– Девочки, не ссорьтесь, – Родион обнял Илону за плечи и протянул к Марте руку, словно взывая к ее благоразумию. – Давайте договоримся, что в следующий раз ты будешь приглашать гостей к нам домой только получив на то разрешение.

Под “к нам” папа, конечно, подразумевал их всех, но прозвучало это так, будто касалось только его с Илоной. Марта насупилась, а потом с ехидной улыбкой ответила:

– Хорошо, я больше не буду приглашать к нам домой мальчиков.

Илона побледнела.

– Ты слышал? – она перехватила Родиона за руку. – Здесь был кто-то еще! Марта, я права? Немедленно отвечай!

– Неа, – она крутанулась на пятках. – Думай, что хочешь.

– Я говорила, что это добром не кончится! – голос Илоны сорвался. – Куда она пошла? Марта! Ты это видел? Как она со мной разговаривает! Ты должен был ее наказать! Лишить карманных денег, а не договариваться!

– Оставь ее в покое, пожалуйста, и успокойся. У нее переходный возраст, все подростки дерзят…

– Да!? Скажи это, когда она принесет кого-нибудь в подоле!

Марта захлопнула дверь своей комнаты и провернула замок изнутри, не желая слушать эти гадости. Илона была не права насчет Матвея. И насчет нее тоже. В подоле… Марта поморщилась и брезгливо повела плечами.

Спасибо, мама, что веришь в меня до конца.