Текст книги "Соло на двоих (СИ)"
Автор книги: Эмма Ласт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Соло на двоих
Эмма Ласт
Глава 1
– Добрый вечер и добро пожаловать в Паганини.
Швейцар в темно-синей бархатной ливрее с золотым аксельбантом на плече отвесил короткий поклон и распахнул двери. В тот же миг из просторного фойе в теплый майский вечер вырвалась нежная фортепианная прелюдия Шопена.
Илона посмотрела на дочь. На ее лице играло восторженное предвкушение, светлые локоны, уложенные на косой пробор, едва касались полуобнаженных плеч.
Она тронула мужа за руку, и Родион достал из кармана сложенную вчетверо купюру, а Марта крепче сжала маленькую прозрачную скрипку с золотым смычком и надписью “Гран-при конкурса скрипачей имени Михаила Гавриловича Эрденко”.
Финалистов объявили два часа назад, но ни она, ни Илона не сомневалась в том, кто возьмет главный приз, и потому столик в дорогом ресторане забронировали заранее.
Наряды тоже подбирали с особой тщательностью: Марте лимонное платье с тонким поясом на талии и струящимися гипюровыми рукавами, Илоне – бледно-голубое с американской проймой, скроенное по фигуре.
Их посадили за круглый стол на шестерых недалеко от невысокого постамента, на котором стоял белый рояль. Молодой пианист в шелковой рубашке с бордовым галстуком-бабочкой коснулся клавиш пальцами, тут же собрав щедрую порцию аплодисментов.
– Дай, хочу чтобы все видели.
Илона забрала у Марты статуэтку со скрипкой и поставила в центре стола, покрутила немного и оставила шильдиком к залу.
– Диплом тоже? – уточнил Родион, и она закатила глаза.
– Ты издеваешься? Марта, будь добра, пересядь к папе.
Родион с улыбкой на губах подвинул дочери стул, а Илона очень довольная собой и вечером в целом накрыла колени салфеткой. Теперь ничто не мешало награде блистать в центре со вкусом сервированного стола.
– Я горжусь тобой, – сказал отец, целуя Марту в висок.
Аккуратно подстриженная борода с сединой на подбородке и у висков, которая так вкусно пахла морской свежестью, приятно кольнула щеку. Марта потянулась к нему, прижалась лицом к плечу, и мать цокнула языком.
– Мы гордимся тобой, – поправила Илона и подозвала официанта. – Принесите воды с лимоном, комнатной температуры, спасибо.
Она обвела долгим взглядом зал и только потом посмотрела на Марту.
– Региональный уровень пройден, но для первой скрипки этого недостаточно. Я считаю, что расслабляться рано, ведь Всероссийский этап сам себя не отыграет.
– До ужина или после? – уточнил Родион, и Марта рассмеялась.
– Я серьезно, – Илона открыла меню. – Ты хорошо владеешь инструментом, но для Международного конкурса этого недостаточно.
– Речь шла о федеральном уровне, насколько я помню, – отец подмигнул Марте. – Или ты хочешь, чтобы она начала брать награды экстерном?
– Именно этого я и хочу, – не глядя на мужа, ответила Илона.
А Марта опустила глаза на пальцы левой руки. Мозоли на подушечках пожелтели и уплотнились, хотя всего неделю назад на указательном была глубокая болезненная трещина. Она боялась, что травма не позволит отыграть этюд идеально, но мать сказала, что высот достигают лишь те, кто умеет справляться с трудностями не смотря ни на что.
– Дорогая, у нашей дочери целая жизнь впереди, чтобы собрать все награды мира, – Родион взял в руки барную карту. – Сегодня она заслужила отдых.
– Сегодня – да, – Илона отложила меню и посмотрела на дочь. – Но режим останется прежним, и с завтрашнего дня ты вернешься к репетициям.
Появился официант, поставил на стол стакан с водой, в котором плавала половинка лимона, и раскрыл блокнот.
– Вы готовы сделать заказ?
– Лосось с кремом из батата и соусом биск, – Илона перелистнула страницу. – Салат с креветками и грейпфрутом. И бокал белого вина, – она улыбнулась. – Предпочитаю сухое, треббьяно.
– Мне, пожалуйста, филе ягненка с соусом.
Илона тряхнула запястьем, и тонкие золотые браслеты зазвенели в такт ее словам:
– Тебе нельзя красное мясо, – она повернулась к официанту. – Принесите утиную грудку и салат из свежих овощей с терпкой заправкой.
– И коньяк.
Отец откинулся на спинку стула, и, к удивлению Марты, мать не стала спорить.
– А я хочу пирог.
– Может быть, салат? – перебила Илона. – Салат с креветками, как у меня, – и, не дожидаясь ответа Марты, добавила. – Два салата с креветками и апельсиновый сок. Нет, лучше грейпфрутовый. Говорят, он ускоряет обмен веществ.
Марта с безразличным видом отложила меню.
– Локти, – одними губами прошептала Илона, и та вовсе опустила руки на колени.
– Не дуйся, в нашем роду фигуру лучше беречь смолоду. Или ты рискуешь не влезть в выпускное платье.
Марта посмотрела на мать.
– Мы же решили, что я останусь до одиннадцатого?
– Это было до того, как ты взяла гран-при.
Илона сделала глоток. Лимонная долька в стакане перевернулась, уткнувшись в тонкие губы, и закачалась из стороны в сторону.
– Терять в школе еще два года не имеет смысла. Я считаю, тебе нужно поступать в Музыкальную академию в этом году.
Марта посмотрела на отца, но тот был слишком занят изучением меню.
– Я хотела остаться. Со своими девчонками.
Илона фыркнула.
– Было бы о ком переживать, из твоих девчонок ничего путного не выйдет.
– Мы дружим с первого класса, – возразила Марта, но мать покачала головой.
– Если по-настоящему дружите, то твой уход после девятого ничего не изменит. Будете видеться в свободное время.
Она хотела возразить, но к столу вернулся официант с заказом.
– Приятного аппетита и, если вам что-нибудь понадобиться, пожалуйста, дайте мне знать, – он повернулся к Марте. – А это вам, комплимент от заведения. Поздравляю с победой.
Официант поставил на стол белую десертную тарелку с лимонным чизкейком, политым темным шоколадом, и оранжевой ягодой физалиса сверху, и исчез так же бесшумно, как появился.
– Десерт можешь съесть, – Илона пригубила вино. – Но только сегодня и в виде исключения.
Несмотря на разочарование, которое Марта испытала, узнав, что документы из школы придется забрать в этом году, вечер прошел отлично. Пара бокалов вина окончательно расслабили Илону, так что она не обратила внимание на лишнюю порцию шоколадного мороженого, которое дочь съела, пока отец с упоением вспоминал ее выступление.
Видео номера, на котором Марта исполняла Каприс № 2 «Хроматическое сновидение» op. 97 для скрипки соло, Илона успела переслать всем родственникам, как и совместное фото из ресторана на фоне гран-при.
Уже дома Марта достала из ящика стола современную версию полароида и распечатала снимок, чтобы прикрепить к пробковой доске над столом. Доске ее вдохновения, где хранились самые важные и памятные моменты жизни: фото с юбилея мамы, старый снимок шестилетней Марты с ее первой скрипкой в руках, нотные листы и расписание уроков, репетиций и дополнительных занятий.
На стеллаже справа от стола стояли награды, коих за десять лет накопилось великое множество, и Марта потратила какое-то время, решая, куда поставить гран-при.
На нижних полках хранились самые древние и не особо престижные награды, на верхних – те, которые она получила за второе и третье место (редко, но такое тоже случалось, особенно по-началу), а в центре, на самом видном месте, блистала во всем своем великолепии ее личная коллекция музыкальных побед. Туда Марта и определила скрипку с золотым смычком.
Зазвонил телефон. Марта разблокировала экран и, не скрывая ехидства, спросила:
– Привет, куда пропала?
– Я пропала? – Лена на том конце провода рассмеялась. – Это ты куда пропала?
– Я взяла гран-при.
Марта откинулась на кровать и аккуратно пристроила пятки в просветах между рамками дипломов, которые занимали большую часть стены.
– А-а-а, первая скрипка. Ну, поздравляю, сложно было?
– Как и всегда, но мама довольна.
– А ты?
– Конечно. Даже нашла место на стеллаже с наградами, представляешь?
– Серьезно? – Лена прыснула. – Надеюсь, он прикручен к стене: погибнуть под горой призовых кубков – такая себе смерть, знаешь ли.
– Мне это не грозит, – на этот раз рассмеялась Марта.
– Хорошо, тогда дашь завтра списать математику? – тут же парировала Лена, и Марта улыбнулась:
– Без проблем.
А потом в коридоре послышались шаги, и она убрала ноги со стены.
– Что на этот раз подарили?
– Деньги, конечно.
Марта посмотрела на полку напротив, на которой стояла необычная копилка в форме скрипки. Корпус у нее был деревянным, а стенки из прозрачного пластика, прикрученного к основанию маленькими шурупами с золотыми шляпками.
Копилка была заполнена на треть, и каждая новая победа прибавляла ей в цене.
– Везет, – Лена вздохнула. – Может, мне тоже пойти на скрипачку учиться?
– Тебе уже поздно, – резюмировала Марта, и они обе рассмеялись.
Илона толкнула дверь комнаты и замерла на пороге, ожидая, когда Марта закончит разговор.
– Ладно, мне пора. Увидимся в школе.
Она выключила телефон, а мать с белым конвертом в руках подошла к стеллажу и переставила гран-при на полку выше. Затем взяла в руки копилку и села рядом на кровать.
– Это наш тебе с папой подарок за первое место.
Марта открыла конверт, и пять красных купюр упали внутрь скрипки-копилки.
– Ты уже выбрала мастеровую? (самая дорогая скрипка, инструмент изготавливается мастером вручную, а цена варьируется от $ 5 000 до $ 50 000 – прим. автора)
– Нет, только присматриваюсь.
Илона улыбнулась и вернула копилку на полку.
– Потом пришли на нее ссылку, я почитаю отзывы. На Всероссийский уровень нужно выходить с хорошим инструментом. Не Страдивари, конечно, но это только пока.
Илона обернулась и с нежностью посмотрела на дочь. На мгновение Марте показалось, что сейчас мать подойдет и, не в пример прошлым разам, обнимет ее, но этого не случилось.
– Мы с папой очень гордимся тобой, спокойной ночи.
Мать вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь, а Марта ничком упала на кровать и толкнула пяткой один из дипломов. Рамка чиркнула по обоям и начала раскачиваться из стороны в сторону, как метроном, а Марта лежала на спине, считая про себя – раз-два, раз-два – и гадала: упадет на этот раз или нет.
До ОГЭ оставалось две недели. С учетом ежедневных репетиций, подготовки к экзаменам и факультативов, у нее совсем не останется времени на себя и друзей.
Марта открыла на телефоне календарь. Что ж, месяц она была готова потерпеть. Не в первый и не в последний раз, но разговор с лучшей подругой о том, что планы поменялись, и в десятый Лена пойдет одна, Марта решила отложить.
Не хотела портить последние недели выпускного класса, объяснять в сотый раз, почему за нее все решает Илона, а не она сама, и уговаривать Лену не дуться тоже не было никакого желания.
Но на следующий день в школе подруга сама надавила на больное.
– В кино с нами пойдешь сегодня? – спросила Лена, облокачиваясь на парту.
Белая блузка с коротким рукавом и мягким жабо натянулась на спине, а Марта, расписание которой было похоже на бег с препятствиями на скорость, отвернулась к окну.
– Не могу, у меня репетиция.
В отражении стекла она увидела, как скривилась другая ее подруга – Алиса, что сидела за соседней партой. Лена лопнула пузырь из жвачки и потянулась.
– Слушай, ты со своей скрипкой иногда такая душнила.
Марта обернулась.
– Я правда не могу.
Раньше она посещала Музыкальную академию как факультатив. Занималась с репетитором в свободное от учебы время, участвовала в конкурсах и зарабатывала музыкальную насмотренность. Даже летом, когда ее одноклассники гуляли на улице или в торговом центре, Марта, чаще всего, занималась.
– Один раз можно пропустить, не? – спросила Алиса, и в ее голосе явно прозвучала издевка.
– Нет. Вы же знаете мою маму.
Алиса фыркнула, а Лена в открытую закатила глаза.
– Тебе шестнадцать! Когда начнешь бунтовать и устанавливать свои правила?
– М-м-м-м, на пенсии? – пошутила Алиса, и девочки рассмеялись.
А Марте почему-то стало обидно, но ответить она не успела. Прозвенел звонок, и географ объявил самостоятельную. Марта вырвала из тетради листок и шепнула Лене:
– Сходим вместе в другой раз, ладно?
Та, не глядя на нее, кивнула.
После уроков девчонки отправились в кино, а Марта попыталась убедить себя, что смотреть фильм с Холландом в главной роли и есть попкорн не так интересно, как раз за разом отыгрывать пассажи Брамса, и пошла в Музыкальную академию.
В принципе, у нее почти получилось. Маленький червячок сомнения подавился, так и не приступив к трапезе, и Марта остановилась перед пешеходным переходом.
Зачем бунтовать?
Родители ее любят, покупают все, что ни попросит, а за каждую победу в музыкальном конкурсе дарят деньги. Ну, да, большую часть Марта откладывает на скрипку, но и на личные расходы остается. И на море отдыхает, в отличие от той же Ленки. И все у нее нормально будет на пенсии. Семья, дом большой, муж и двое детей.
Марта перешла дорогу и свернула к парку, через которой был самый короткий путь к академии.
А может, она отправится в турне, почему бы и нет? Марта вполне могла стать второй Ванессой Мэй, у мамы на этот счет не было ни единого сомнения. Посмотрит мир, даст пару концертов в разных странах, нормально заработает. Заведет собаку, и та будет петь с ней на сцене!
Марта представила золотого ретривера в ярком ошейнике, искрящимся в лучах софитов, и себя в красивом платье с дорогой скрипкой в руках. Услышала, как смычок коснулся струн, и пес завыл, подняв морду к потолку. Такой концерт в одно мгновение сделал бы ее знаменитой!
Марта подошла к лотку и купила шоколадный пломбир. Сорвала упаковку и первым делом отгрызла край вафельного стаканчика, а потом увидела на широкой аллее впереди небольшую толпу.
Марта подошла ближе и поняла, что людей вокруг себя собрал ее ровесник: парень со старой акустической гитарой в руках. Закинув на плечо ремень, он положил ладонь на струны и осмотрелся.
Потом улыбнулся и извлёк из гитары первый аккорд. Вырвавшийся на волю звук был чистым и глубоким, как если бы парень держал в руках дорогой, профессиональный инструмент.
Марта встала на носочки, чтобы лучше видеть, и люди вокруг зааплодировали, когда молодой музыкант, полностью отдавшись импровизации, закрыл глаза и с упоением начал играть незнакомую ей мелодию.
Пальцы порхали над струнами с немыслимой скоростью, а перед мысленным взором Марты проносились вереницы нот, которые складывались в удивительный, будоражащий чувства мотив.
Она моргнула и отступила на шаг. Сила первого впечатления, сила музыки, которая с ранних лет владела ее сердцем, ослабла, и Марта отметила про себя, что старые джинсы с глубокими потертостями висели на парне мешком, а безразмерная футболка была мятой. И темные волосы с длинной рваной челкой, растрепанные и неаккуратные, напрашивались на знакомство с парикмахером.
Марта скривилась, и тут из толпы вышла женщина. Достала из сумки мятую купюру и бросила в раскрытый чехол от гитары. Следом мужчина достал из кармана всю мелочь, а парочка на противоположной стороне взялась за руки и начала танцевать.
Марта перехватила пальцами широкий ремень сумки. Мороженое утратило вкус, и она, как завороженная, наблюдала за тем, как на запястье гитариста в такт точным, полным экспрессии движениям подрагивают темные кожаные фенечки. А толпа продолжала расти, как и собранные за выступление деньги.
Вдруг кто-то в толпе крикнул:
– Браво!
И Марту затопила жгучая зависть.
Она презрительно поджала губы. Парень был самоучкой, и мать называла таких плебеями, потому что уличные концерты – это все, на что такие как он могли рассчитывать.
Она вонзила зубы в мороженное и языком растерла шоколадную массу по небу, которое тут же онемело и немного привело ее чувство. Злость улеглась, и парень в последний раз с отмашкой ударил по струнам, заслужив волну нескончаемых аплодисментов.
Марта закатила глаза, и из толпы вдруг вышел директор музыкальной академии. В отличие от остальных, Сергей Наумович не хлопал.
– Что это за представление, молодой человек?
Марта подалась вперед, чтобы не пропустить ни единого слова из выволочки, которую директор, вне всякого сомнения, устроит этому выскочке, но на запястье завибрировали смарт часы – до начала репетиции осталось десять минут.
Марта чертыхнулась, выбросила недоеденное мороженое в урну и, придерживая скрипку одной рукой, бросилась бежать, тут же выбросив из головы и уличного музыканта, и скандал, свидетелем которого ей так и не посчастливилось стать.
Глава 2
Матвей встал только после третьего будильника. Потянулся, не открывая глаз, и пошел в ванную, по пути пощекотав Аськину голую пятку.
Сестра тут же спряталась под одеялом с головой и пробурчала что-то нечленораздельное, а Матвей зевнул. По полу потянуло прохладой, и он заглянул в зал, где мама организовала свою художественную мастерскую. Судя по беспорядку, спать она не ложилась.
Матвей шагнул в комнату и случайно задел ногой пустую банку из-под растворителя. Есения обернулась и рассмеялась, когда он неуклюже попытался поймать ее на лету.
Льняной комбинезон, мамины руки и лицо – все было измазано акриловыми красками. Тонкая синяя полоса прочертила щеку до самых волос, что по привычке были собраны в высокую улитку, которую держала тонкая длинная кисточка и одно очень честное слово.
– Доброе утро.
Есения протянула руку, намереваясь зарыться цветными пальцами в густые волосы сына, но тот уклонился, словно боксер на ринге, и спросил:
– Опять всю ночь работала?
Вместо ответа мама бросила в пластиковую бутылку с растворителем ненужные уже кисти и отошла в сторону, открывая взгляду Матвея незаконченный пейзаж: песчаный берег с зеленым обрывом и бледно-голубыми волнами, на которых в дымке просыпающегося утра дрейфовал безликий парусник.
– Почти закончила. Что скажешь?
Он насупился, положил подбородок на хрупкое материнское плечо и вздохнул, изображая знатока:
– Ну, в целом неплохо.
– Фу! Ты зубы чистил?
Матвей рассмеялся, ничуть не обидевшись, а потом взъерошил свои волосы и уточнил:
– Аську разбудишь?
Есения, которая только взяла в руки банку с лаком, застонала:
– Я очень тебя люблю! Разбуди сам, это в последний раз, обещаю!
Матвей, который наперед знал все, что она скажет, хмыкнул и, махнув рукой, без лишних разговоров скрылся в ванной. Про завтрак можно было не заикаться. Хорошо хоть Аську в садике накормят, а он, так и быть, перебьется чем-нибудь в школьной столовой.
Поперек ванной стоял таз с размоченными в растворителе кисточками и шпателем в панцире из потрескавшейся текстурной пасты, рядом валялись тряпки всех цветов радуги, а воздух пропитался гремучей смесью запахов краски и лака.
Матвей задернул шторку и выдавил на щетку остатки пасты. Пока чистил зубы, думал о том, что неплохо было бы сегодня лечь пораньше, и, наконец, выспаться.
Он открыл кран и сплюнул в раковину, почти сразу обнаружив отсутствие горячей воды. Пересилил себя и умылся холодной, которая сняла последние следы сонливости. Затем растер лицо полотенцем и вернулся в спальню, где в маленькой кроватке без бортика все еще сладко посапывала младшая сестренка.
– Аська, вставай.
Матвей потянулся к розовой пятке, что снова показалась из-под одеяла.
– В садик пора.
Указательный палец скользнул по подъему стопы, и сестра, хихикая, втянула ногу под одеяло.
– Ребята уже, наверное, сели за стол. А там каша, – Матвей сглотнул. – Вкусная….
Аська никак не отреагировала, и он продолжил:
– Или запеканка творожная…
Одеяло зашевелилось, и на свет показалось заспанное курносое лицо. Ася вытянула руки и несколько раз ритмично сжала пальцы, требуя, чтобы Матвей сам достал ее из теплого плена сна. Он улыбнулся и, подхватив малышку подмышки, посадил на колени. Аська вздохнула, и голова ее тут же уткнулась ему в плечо.
В отличие от матери, сестра пахла детством и безмятежностью. И была ужасно важным ребенком, который к своим трем годам неплохо умел считать до двадцати, знал все цвета и даже пару слов на английском. Единственное, что умел в ее возрасте Матвей – это есть козявки.
Он поднялся и отнес Аську в ванную. Оказавшись в ярко освещенной комнате, она захныкала, но Матвей знал все ее ужимки наизусть, поэтому достал из-под раковины стульчик, поставил на него сестру и помог выдавить на розовую щетку с единорогом детскую пасту.
– Давай быстрее, а то опоздаем, – протянул он, но Аська вдруг распахнула глаза, соскочила со стула и исчезла в туалете.
– Начинается, – пробурчал под нос Матвей, а вслух добавил. – У тебя пять минут, время пошло!
Он заглянул на кухню, надеясь найти в холодильнике что-нибудь съестное, но кроме старых пельменей, поживиться на завтрак было нечем.
– Мам, надо еды купить! – крикнул, возвращаясь в коридор.
– Купим, – отозвалась Есения, не отрываясь от холста.
Матвей хотел сказать что-то еще, но передумал и вернулся в их с Аськой комнату. Стянул через голову старую футболку, достал из ящика ту, что не выглядела мятой, и только успел застегнуть пуговицу на джинсах, когда в стекло прилетел маленький камешек.
Матвей отдернул тюль и вышел на узкий балкон. Под окнами в мокрой от росы траве стояла Яра. В широких серых джинсах с цепью на поясе и в белой футболке в обтяг. Волосы, которые она пару недель назад заплела в африканские косы, тяжелым сиреневым водопадам лежали на плечах и спине.
Заметив Матвея, она улыбнулась и помахала рукой. Он тоже улыбнулся и приложил палец к губам, а потом вернулся в комнату за гитарой, что стояла у изголовья кровати. Засунул в чехол и, стараясь не шуметь, передал гитару Ярославе через окно.
Чтобы дотянуться, ей пришлось встать на носочки и вытянуть руки, а Матвею наполовину высунуться на улицу, но все равно первый этаж не раз становился сообщником их безобидных юношеских проделок.
Перекинув гитару через плечо, Яра подпрыгнула и трусцой побежала в сторону школы. Матвей проводил ее довольным взглядом и вернулся в комнату, где Аська, деловая колбаса, уже копалась в ящике с бельем, выбирая новый на сегодня наряд.
Матвей знал, что торопить сестру бесполезно, поэтому наугад расчесал пальцами непослушные каштановые пряди и, смахнув в рюкзак содержимое стола, вышел в коридор.
– Мам, Аську в садик я сегодня сам отведу.
– Люблю! – крикнула Есения и вдруг показалась на пороге гостиной.
Матвей приосанился: оторвать маму от картины могло только что-то очень важное.
– А ты куда? – спросила она, вытирая кисть ветошью.
– В школу.
Матвей сделал невинное лицо, а Есения смерила его пристальным взглядом.
– А гитара где?
– Дома.
Он улыбнулся во все тридцать два, и Аська в красивом летнем платье с незабудками по подолу встала между ними.
– Пическу давай! – крикнула, дергая Есению за штанину комбинезона, и мама, зацепив кисть измазанную в краске кисть за ухо, достала из ящика комода расческу.
Дважды провела по коротким пушистым волосам, укладывая на прямой пробор, и Ася протянула ей заколки с единорогами. Есения закрепила обе на самом видном месте и поцеловала дочь в лоб, а Матвей помог сестре обуться.
– Никаких уличных выступлений, слышишь меня? – крикнула вдогонку мама, но Матвей сделал вид, что не услышал.
Они с Аськой уже бежали наперегонки к двери домофона. И хотя он знал, что сестра была слишком мала, чтобы достать до кнопки самой, всегда уступал, смеясь над ее довольным визгом, когда маленькие ладошки первыми касались холодного металла двери подъезда.
– Я выиглала! Я выиглала!
Кричала Аська, и Матвей дул губы, хмурясь, но все равно брал ее за руку и вел через дворы в старый, еще советской постройки детский сад.
В такие дни, когда мама оставляла сестру на него, он всегда опаздывал на первый урок, но учителя уже привыкли, поэтому даже не оборачивались, когда Матвей, бормоча извинения, ужом проскальзывал на свое место за последней партой, где его уже дожидалась гитара.
Яра, что сидела на соседнем ряду на два места ближе к доске, обернулась и бросила ему записку. Матвей положил на парту тетрадь – одну на все предметы, и развернул бумажку.
Сегодня в парке в два.
Есения не одобряла уличные выступления сына. Боялась, что рано или поздно кто-нибудь пожалуется, и по его душу придет полиция, но Матвей без них жить не мог.
Стоило только взять в руки отцовскую гитару, как реальный мир растворялся в глубине музыки, которую рождали его пальцы. Матвей жил импровизацией, ноты снились ему во снах и, конечно, он мечтал о славе.
Поэтому активно заявлял о себе в интернете и реальной жизни. Яра в этом стремлении Матвея полностью поддерживала и помогала, если нужно было выложить видео с новым хитом в интернет.
Матвей играл, отдаваясь музыке весь без остатка. Так, словно кроме него и гитары в мире больше ничего не существовало. Так же, как и между Есенией, красками и ее картинами. Одержимость искусством он наверняка перенял от мамы, а идеальный слух – от отца.
Матвей скомкал бумажку и показал Ярославе два больших пальца вверх.
Они были отличной командой: слаженной, понимающей друг друга с полуслова, и Матвей не сомневался: рано или поздно видео с его игрой завирусится, попадет на глаза нужному человеку и изменит его жизнь на сто восемьдесят градусов.
Пять уроков пролетели незаметно, а шестой, физкультуру, Матвей с Ярославой, не сговариваясь, решили прогулять. Перехватив в столовой по сосиске в тесте, они пошли в парк, где на одной из главных аллеей Матвей частенько играл на публику.
Яра достала телефон и протерла краем футболки объектив камеры.
– На этот раз снимать буду из-за спины. Ты играй как обычно, а я прослежу, чтобы поймать удачный кадр. Попробуем создать интригу.
Матвей кивнул, любовно коснулся пальцами струн и закрыл глаза. Перед мысленным взором возникли первые двадцать восемь нот незаконченного произведения Яна.
Он воспроизвел их по памяти, медленно и вдумчиво, словно игра была репетицией, разогревом перед чем-то важным, но, доиграв до момента, когда партитура обрывалась и нужно было продолжить самому, выдал фальшивую ноту. Пальцы скользнули по струнам, и Матвей разочарованно поджал губы, открывая глаза.
Яра ободряюще улыбнулась.
– Когда-нибудь получится.
Он кивнул.
Матвей, который так гордился своей способностью импровизировать на любую музыкальную тему, не мог дописать простой этюд отца – какое разочарование!
Он подумал, что стоило попробовать еще раз, что ничего не получается потому, что Матвей что-то упускает, что-то очень важное. Все импровизации этого отрывка казались неискренними и пустыми.
Матвей все время сравнивал свою игры с интонациями, которые в этюды вкладывал отец, и понимал, что не дотягивает. Что ему никак не уловить сути написанного, а потому не закончить произведение на том же высоком уровне, на котором с музыкой работал Ян.
Пока не умер.
– Ты готов?
Яра выставила вперед телефон и сфотографировала Матвея.
Он криво улыбнулся.
– Всегда готов.
Оцепенение, вызванное разочарованием в собственных силах и воспоминаниями об отце, Матвей отодвинул на второй план и, поудобнее перехватив гитару, дал первый аккорд. Это была интерпретация известной всем рок-композиции, что гремела из магнитофонов много лет назад, когда его родители были молодыми.
Бодрый мотив, который Матвей воспроизвел по памяти, он дополнил мелодичной импровизацией, и это сработало. Люди, которые проходили мимо стали потихоньку собираться в толпу, и Матвей, окрыленный вниманием, задрал гриф к небу, запрокинул голову и принялся неистово перебирать пальцами на проигрыше.
В этот момент душа его пела громче любых музыкальных инструментов. Он словно слился с гитарой в единое целое, стал не просто исполнителем, но проводником мелодии для тех, кто умел слышать и чувствовать.
Сердце билось в груди так часто, что вспотели ладони. Чтобы пальцы не соскользнули и не испортили игру, Матвей трижды ударил по струнам, завершая композицию ярким аккордом, и поднял правую руку над головой, как тореадор.
Толпа зааплодировала, а Матвей поклонился и, подняв с асфальта бутылку воды, сделал пару глотков. Ярослава подпрыгнула, и над головами слушателей выросли два больших пальца вверх. Матвей улыбнулся в ответ, сдул со лба непослушную челку и сыграл простой мелодичный проигрыш.
Люди все прибывали, кто-то даже оставлял деньги, и Матвей думал, что сегодня на ужин можно будет приготовить что-то повкуснее пельменей, а потом снова отдался во власть яркой, быстрой, хоть и технически несложной мелодии.
Пальцы привычно порхали над струнами, и Матвей вдруг ощутил прилив небывалого вдохновения. Надеясь, что Яра продолжает снимать, он взял за основу Кармен и дал ей новое звучание. Там, где нужно было играть быстро замедлился, а там, где ноты брали высоко и резко, превратил плач в игру, чем вызвал у публики восторг.
Мелодия продолжала быть узнаваемой, но стала глубже, интереснее и эта смесь нового и хорошо знакомого старого легла на благодатную почву, подарив Матвею новую порцию аплодисментов.
Он поклонился и открыл глаза. Незнакомые лица вокруг улыбались, кто-то одобрительно кивал, кто-то снимал на телефон, и лишь на одном лице читалось недовольство.
На лице девушки, узком и вытянутом, с маленьким курносым носом и чуть раскосыми карими глазами. Матвей встретил ее взгляд спокойно, с улыбкой, но она не отвернулась.
Колечки каштановых волос, прилипшие к вискам, серый школьный сарафан поверх белой блузки с коротким рукавом и ужасным кружевным воротником из прошлого столетия делали ее похожей на ученицу воскресной школы.
Впрочем, кем бы она не была и как бы заносчиво на него не смотрела, Матвею было все равно – восторг толпы заглушал любые другие чувства. Он нашел взглядом Яру и помахал рукой, а потом улыбнулся. Матвей умел улыбаться широко и открыто, так называемой голливудской улыбкой, от которой девушки теряли голову и без гитары.
Группа школьниц в синей форме захихикала, когда он подмигнул одной из них, а девчонка в сером сарафане только закатила глаза. Матвей коснулся струн, собираясь исполнить романтическую версию Утопающей любви, чтобы поднять вредине настроение, но из толпы вышел мужчина.
Поправил на носу очки и спросил:
– Что это за представление, молодой человек?
Матвей, не выпуская из рук гитары, пожал плечами.
– Лучшее, что вы услышите за сегодня.
В толпе кто-то рассмеялся, и мужчина подошел ближе.
– Можно?
Он протянул руку, и Матвей изогнул брови.
– Это очень дорогая вещь.
– Не сомневаюсь.
Матвей не сдвинулся с места и никак не отреагировал на просьбу, поэтому мужчина добавил:
– Я обещаю, что верну вам ее в целости и сохранности.
Матвей подумал немного и кивнул.
– Хорошо, только доиграю.
Мужчина коротко рассмеялся и отошел в сторону, заложив руки за спину. Терпеливо дождался, пока Матвей удовлетворит собственное эго, а потом принял из рук молодого музыканта инструмент.
Осмотрел со всех сторон, с улыбкой отметив отпечаток маленькой ладошки под голосником (резонаторное отверстие в корпусе гитары – прим. автора) и перекинул ремень через голову.
