Текст книги "Кувырком (ЛП)"
Автор книги: Эмма Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Взобравшись на высокий стул напротив тети, Розалин с энтузиазмом выложила:
– Он ударил меня по пальцам линейкой, потому что я ошиблась.
– Доказательство номер один, – вмешался я, указывая на милое улыбающееся личико Розалин. – Каким больным ублюдком надо быть, чтобы ударить ее? Рори – легко, он другое дело. Но Розалин? Ни в коем случае.
Розалин продолжила:
– Поэтому Джейк принес из машины бейсбольную биту. Мсье ла Рю спросил его, что он делает, а Джейк ответил: "Еще раз ударишь ее по пальцам, я ударю тебя вот этим".
Челси повернулась ко мне, склонив голову на бок. У нее просто отвисла челюсть.
Я промолчал.
– И он нас уволил, – подвела итог Розалин.
Я толкнул ее локтем и предложил кусочек морковки.
– Это мы его уволили.
Девчушка с улыбкой закинула угощение в рот.
Челси смотрела как мы дурачились, и лицо ее оттаяло.
– Ладно. Новый учитель. Добавлю в список.
В другой раз старших детей записали к дантисту, а у Риган и Ронана на это время выпали занятия в "Мамочка и я". Как уже говорил, врачей терпеть не могу, а стоматологи – те же врачи, только зубные. Поэтому вызвался отвезти мелких. Ведь это малютки – какие могут возникнуть трудности?
Дети были повсюду. Всех форм и размеров. Одни карабкались, другие спотыкались, третьи – такие, как Ронан, – извивались на полу, пытаясь овладеть искусством ползания. А родители, господи, как сектанты с фотокамерами, одновременно сюсюкающие и странным образом напряженные, светили улыбками степфордских жен. Игровая комната выглядела отвратительно пестрой: ковер всех цветов радуги, неоновые детские горки, кричащей расцветки мягкие игровые модули и маты, режущие глаз, если смотреть на них слишком долго. Из подвесных динамиков лилась чудовищно веселая музыка, а парадом заправляла ненормально жизнерадостная девочка – подросток в футболке цвета фуксии.
Я уж не говорю о клоунах.
Они были нарисованы на стенах, клоуны – марионетки выстроены на полках, клоуны – мягкие игрушки с пугающе широко разведенными руками – рассажены в углах комнаты, их красные рты с белыми зубами кривились самыми жуткими ухмылками на свете. Будто чудища только и ждали, когда приблизится ничего не подозревающий ребенок, чтобы откусить ему голову.
Дети возились сами по себе, и я минут десять наблюдал, как Риган преодолевала полосу препятствий. Рядом со мной горластый папаша подбадривал сынка, будто карапуз вот – вот достигнет очковой зоны в игре за долбаный Суперкубок. Отец кивнул в его сторону:
– Мой здесь самый быстрый. Проползает дистанцию за сорок пять секунд.
Рад за тебя, приятель.
– Кто из них твой?
Я указал на Риган, карабкающуюся на горку. Ее оранжевый комбинезончик переливался на свету, и она долдонила, будто заведенная: "Привет, привет, привет, привет…". Как мультяшные семь гномов, марширующих с кирками и мотыгами.
– С ней что-то не так? – уточнил мудак.
Я пронзил его взглядом.
– Нет, черт побери, с ней все в порядке. Она… сосредоточена. – А потом шутки ради добавил: – Да моя запросто берет дистанцию меньше чем за сорок пять секунд.
Задрот осклабился:
– Сомневаюсь.
Я наградил его ледяным взглядом:
– Спорим?
Тот в ответ с высокомерным видом провел по своим каштановым патлам.
– Пятьдесят баксов, что мой парень ее побьет.
– По рукам.
Я пожал ему руку, затем снял Риган с горки и, пока нес к месту соревнования, проинструктировал, как Микки наставлял Рокки Бальбоа на ринге:
– У тебя получится, Риган. Не давай ему себя отвлекать, следи за его левым хуком, чтобы засранец не пихался, смотри только вперед.
Она схватила меня за нос, и тогда я сказал то, что малышка точно поняла бы:
– Если выиграешь, буду приветкать тебе до конца жизни.
И получил в ответ улыбку!
Мы посадили малышей у старта, и папаша начал отсчет:
– На старт! Внимание! Марш!
И поехали…
Мы с придурком подбадривали конкурентов, как азартные игроки на ипподроме:
– Давай, детка, давай!
– Отлично! Уходи в отрыв! Двигайся!
Шли ноздря в ноздрю… пока мальчонка не отвлекся на громадный пузырь, свисающий из его носика. Остановился, чтобы заняться им поплотнее, и Риган победила.
– Да! Есть! – с гордостью заорал я.
Подхватил малышку с пола и поднял высоко над головой, а та смеялась и взвизгивала. Где-то Фредди Меркьюри голосил "We Are the Champions".
Папаша – неудачник вручил мне деньги, и тут нас прижучила девчонка – подросток.
– Что тут происходит? Это место для веселья, а не азартных игр!
– Да, конечно. Что ж, мы все равно уже уходим.
Одной рукой я схватил Ронана, другой Риган.
А по пути к выходу прошептал крохе:
– Пусть это останется между нами, ладно?
Она посмотрела мне прямо в глаза и кивнула:
– Привет.
Все субботы провожу с Челси и детьми. Приношу с собой работу и пытаюсь урвать время, когда могу сосредоточиться. Большая часть выходных, если не запланировано слишком много мероприятий, проходит в мире и покое. Даже весело. Но иногда… ну, детей же шестеро. Даже с точки зрения статистики шанс, что выпадет плохой день, крайне высок.
Как – то субботним утром едва выхожу из машины около дома Челси, сразу понимаю – день не задался. И это никакое не шестое чувство.
Причина – крик.
Открываю входную дверь, и тут же, как порыв раскаленного воздуха, меня накрывает оглушающий визг, который способен издать только невероятно взбешенный ребенок двух лет. В коридоре на полу перед шкафом вся в слезах сидит Риган, пищит, визжит, сучит ножками, а вокруг разбросаны туфельки, босоножки и ботиночки. Перед малышкой на корточках сидит Челси и показывает блестящие кеды. Рядом стоят еще две пары крошечных башмачков.
– Вот эти? – спрашивает Челси со смесью надежды и раздражения.
Риган выбивает кеды из рук тети, трясет головой, хлопает ладошкой по полу и завывает.
Видимо, не то.
Челси замечает меня. Я поднимаю брови, изо всех сил пряча ухмылку.
– Все в порядке?
– Нет, – шипит в ответ Челси. – Ничего не в порядке. – Откидывает волосы с лица, пучок на макушке вот – вот развалится. На футболке пятна, напоминающие горох, щеки пылают.
Тут до меня доходит, что не только Риган – источник шума. Из гостиной доносится целая какофония сердитых детских голосов. Откуда – то сверху кошачьему концерту вторит Ронан. И он совсем не кажется довольным.
После отказа от еще одной пары туфель, Челси встает и швыряет босоножку через всю комнату.
– Какую обувь, Риган? Что ты хочешь?
Риган просто плачет и тычет пальчиком в никуда.
Не успеваю произнести ни слова, как в холл, сцепившись клубком, вваливаются близнецы. Падают, катаются по полу и вопят, оскалив зубы.
– Ты же знал, что я специально берег его! – кричит Рори.
– Оно лежало в шкафу, значит бесхозное! – рычит Рэймонд.
– Прекратите! – восклицает Челси. – Вы двое, уймитесь! – Теперь визжит и она.
Никакой реакции.
– Урод! – обзывается один.
– Мудак! – не отстает второй; бьюсь об заклад, Рори.
– Замолчите! – орет Челси, хватает одного за волосы и дергает вверх.
Даже я, черт возьми, вздрагиваю.
Рори завывает, двумя руками обхватив затылок и возмущается:
– Какого черта? Теперь у меня там будет лысина!
– Хватит драться с братом!
– Он сожрал последнее печенье с шоколадом! – не отступает Рори. – Он знал, что я его берегу, и все равно схомячил!
Рэймонд, успевший подняться на ноги, еще и издевается:
– Было так вкусно – о–о.
Рори совершает стремительный бросок, и я выныриваю из ступора, куда впал при виде разверзнувшегося ада. Втискиваюсь между мальчишками, расталкивая железной рукой.
– Угомонитесь.
В этот момент из-за угла появляется ревущая Розалин, за ней по пятам шлепает свекольно – красная Райли.
Полный комплект.
– Верни!
– Нет, она моя!
– Неправда, моя!
– Нет!
Челси инстинктивно разводит руки в стороны, будто преграждает дорогу, когда Розалин съеживается у нее за спиной.
– Что происходит? – обращается к старшей племяннице.
– У нее моя ручка! – кричит Райли.
– Ручка?! – взрывается Челси. – Издеваешься? Вы ругаетесь из-за гребаной ручки?!
Райли с надутым видом, свойственным всем подросткам, язвит:
– Какая культурная речь, тетя Челси.
Челси скрежещет зубами.
– Перестань, пожалуйста, Райли.
– Вот уж нет. Это же ты здесь взрослая. Ты глянь на нас! Неудивительно, что здесь сущий дурдом!
– И это моя вина? Что вы кучка эгоистичных злых дикарей?
Райли нападает:
– Да! Это твоя вина!
Челси поднимает руки.
– Все, хватит! Надоело! Все марш по своим комнатам!
Розалин разражается негодующим ревом:
– Но я ничего не сделала!
Челси резко поворачивается к маленькой златовласке.
– Я сказала, по комнатам! Немедленно!
Розалин выпрямляется, хмурит маленькое личико.
– Ты плохая! Ты мне не нравишься!
Челси хватает племянницу за руку и подталкивает к лестнице.
– Не вопрос – можешь не любить меня и из своей комнаты!
Рыдая, Розалин взлетает по лестнице. Райли топает следом, скрестив руки и упрямо расправив плечи. В последний раз толкнув брата, Рори тоже отправляется наверх. Когда Рэймонд собирается последовать за братом, Челси требует:
– Рэймонд, ты идешь в другую комнату. И чтобы я вас рядом друг с другом не видела.
Тот, свирепо глянув, выдает:
– Отстой!
Челси яростно бросает в ответ:
– Поговори мне еще!
Как только четыре всадника Апокалипсиса скрываются наверху, в доме воцаряется мрачная тишина, как в городе, где пронесся торнадо. Ронана больше не слышно – видимо, малыша сморило утренним сном. Выудив из кучи отвергнутой обуви пару ярко – розовых сандаликов и надев их, Риган, хлюпая носом, покидает холл.
Челси тяжело дышит, и я осторожно спрашиваю:
– Как ты?
Ее голубые глаза на мгновение встречаются с моими. И она заливается слезами.
Даже расстроенная, Челси такая милая, что я усиленно сдерживаю смех. Потому что, если вырвется хоть один смешок, меня прибьют.
Обняв за плечи, веду ее в кухню.
– Все хорошо. Ш – ш–ш, не плачь, все хорошо.
Качая головой, Челси садится на барный стул. По лицу струятся слезы.
– Ничего не хорошо. Они злобные. Неблагодарные маленькие чудовища.
Внезапно возникает порыв позвонить маме и извиниться. Не за что-то конкретное… Так, за первые пятнадцать лет моей жизни.
Вынимаю из морозилки ликер «Южный комфорт» и наливаю ей бокал.
Челси всхлипывает, уткнувшись в ладони.
Доливаю еще.
– Что произошло?
– Ничего! – Она поднимает на меня глаза. – Совершенно ничего! Просто они все проснулись в таком настроении.
Вытирает щеки и делает глоток. Сжимаю ее плечо. Поставив локти на стол, снова прячет лицо в ладонях.
Голос переполнен виной:
– Господи. Не могу поверить, что схватила Рори за волосы. Рэйчел никогда бы так не поступила. Они с Робби были против телесных наказаний.
– Это многое объясняет.
Поверьте, я не сторонник порки. Но порой случаются моменты, когда шлепок по заднице вполне заслужен.
– Розалин права. Я плохая! – И снова плачет.
Больше не в силах сдерживать смех, пусть и сочувственный, но все-таки громкий.
– Милая, я знаю, что значит быть плохой. Поверь, ты не такая.
Челси опустошает бокал.
– Не собираюсь учить тебя их воспитывать, но, по собственному опыту, могу сказать – детям необходима дисциплина. Они нуждаются в ней, даже если сами не понимают. Стоит составить список проступков и наказаний. Ну типа, выругался – на день лишился мобильника. Подрался – убирай за собакой. Уголовный кодекс Мак-Куэйдов.
Шмыгает распухшим носом, глаза красные.
– Хорошая идея.
Придвигаюсь ближе, встаю между коленями Челси. Прикасаюсь к щеке.
– Тебе лучше?
Челси уныло вздыхает.
– Нет.
Приподнимаю ее голову и наклоняюсь.
– Тогда давай посмотрим, что с этим можно сделать.
Губы Челси теплые. Она погружается в поцелуй, открываясь, со вздохом завладевая моим языком и нежно предлагая свой. Только поцелуй, дальше него не зайдет. Но если Челси получает хотя бы наполовину такое же удовольствие, что и я, значит, цель достигнута.
Отстраняюсь на пару сантиметров.
– Теперь лучше?
И она улыбается.
– Немного. Надо еще над улучшением поработать.
Усмехаюсь:
– Согласен. – И снова прижимаюсь к ее губам.
Иногда, наблюдая за Челси, я мгновенно завожусь. Как она двигается, улыбается, наклоняется подобрать с пола игрушки. И если повезет, подворачивается возможность урвать минутку наедине. Но приходится проявлять изобретательность.
Как – то вечером Ронан засыпает пораньше, Райли читает в гостиной, а Розалин и Риган наблюдают за Рори и Рэймондом, играющими в Xbox.
Хватаю Челси за руку и тащу к лестнице. По пути наставляю ребят:
– Парни, присмотрите за сестричками.
Через несколько секунд затаскиваю Челси в ванную гостевой комнаты наверху. Для прикрытия включаю воду в душе и в раковине. Прижавшись к спине Челси, провожу носом по ее затылку, вдыхая сладкий аромат кожи и страсти. Повернув голову, Челси пылко меня целует, при этом так вцепившись в раковину, что даже костяшки пальцев белеют.
– Что мы вытворяем? – задыхается она.
– Мы по – быстрому, – обещаю я. – Тебе понравится.
Падаю на колени позади нее. Задираю юбку, стаскиваю белые кружевные трусики, ласкаю ртом лоно, обводя его языком, как умирающий от голода человек. Нос скользит между восхитительными ягодицами. Боже, какая попка.
Когда появится побольше времени, клянусь уделить конкретно этой части тела столько пристального внимания, сколько она, несомненно, заслуживает.
Мну ладонями, поглаживаю пальцами, возбуждая сильнее, увлажняя. Челси стонет, прогибаясь вперед, горячая и полная желания.
Встаю, расстегиваю брюки и погружаюсь одним плавным движением. У меня вырывается стон.
– Господи. Так круто, что это просто вне закона.
Начинаю резко двигаться, и Челси одобрительно стонет, пряжка у меня на ремне позвякивает в такт толчкам. Челси выпрямляется, заводит руки за спину, пытаясь погладить меня всюду, куда только может дотянуться. И сжимает еще теснее.
Вцепившись одной рукой ей в бедро, другой поворачиваю ее голову, чтобы поцеловать, попробовать на вкус сладкий язык. Губы соединяются, мы покусываем друг друга, стоны смешиваются. Быстрее работая бедрами, перемещаю ладонь ей на грудь, удерживая так, как мне надо. Опустив руку, Челси ласкает себя, круговыми движениями обводя клитор, пока я вхожу и выхожу.
И теряю контроль.
– О черт…
Челси с пронзительным стоном достигает пика. У нее подгибаются колени, но я не даю опуститься. Безудержно двигаюсь и наконец кончаю, получив безграничное наслаждение.
Позже приводим друг друга в порядок, обнимаясь и целуясь. Кремовая кожа щек Челси пылает румянцем.
Она шепчет мне прямо в губы:
– О боже… Мне понравилось по – быстрому.
Кажется, я влюблен.
Глава 17
Хотя почти все ночи я провожу в постели Челси, до утра у нее не остаюсь. Возвращаюсь домой раньше, чем проснутся дети. Мы обсудили – она не хочет путать племянников или подавать дурной пример. И вот однажды утром, после пробежки и душа, завязываю галстук, и тут на телефоне высвечивается имя Челси. Беру трубку.
– Дай – ка угадаю. Ты нашла такую няню, что Мэри Поппинс нервно курит в сторонке, и она согласилась забрать детей на всю неделю. Поэтому хочешь, чтобы я и мой твердый член немедленно летели к тебе домой?
Из динамика доносится гортанный смех.
– Чудесная, но всего лишь мечта. Звоню по другому поводу, намного более удивительному. Ты сидишь?
Любопытно. Сажусь на крышку унитаза.
– Сел. Что случилось?
– Послушай.
Слышится шорох – Челси вытягивает в сторону руку с телефоном. Издалека доносится ее голос:
– Риган, ты выучила новое слово?
Затем громко и звонко голосок Риган:
– Нет.
– Ты уверена?
– Нет.
– Риган, скажи «нет».
– Нет, нет, нет!
Когда у телефона вновь оказывается Челси, не могу удержаться от смеха. И меня охватывает нелепая гордость, от которой дрожат колени.
– Что ты на это скажешь? – счастливым голосом интересуется Челси.
– Думаю, среди нас завелся гений.
В начале апреля у Челси назначена встреча с Джанет в офисе социальной службы. Двоих младшеньких она взяла с собой, а я пораньше ушел с работы, чтобы быть дома, когда остальные вернутся из школы. Сижу на переднем дворе, когда на подъездной дорожке показываются близнецы. Даже издалека вижу у Рэймонда на скуле ярко – красный след от удара, свежий, но уже переходящий в синяк.
– Что с твоим лицом?
Стрельнув глазами в брата, переводит взгляд на меня:
– Упал с лестницы в школе. Ударился щекой о металлические перила.
Указываю на соседнее садовое кресло:
– Присядь.
Поднимаю с земли приличного размера камень и начинаю постукивать по коленям Рэймонда, наблюдая за реакцией.
Парнишка поправляет очки.
– Что ты делаешь?
– Проверяю твои рефлексы.
– Зачем?
– Затем, что тебе всего девять лет. А если человек не стар и не болен, он автоматически старается защитить при падении лицо и жизненно важные органы, выставляя руки вперед. Поэтому прежде чем обвинять во лжи, хочу убедиться, что у тебя нет опухоли мозга. – Еще раз пройдясь по коленям, кладу камень на кованый стол и смотрю ему в глаза. – Кажется, все в норме. Итак, кто тебя ударил?
Рори устраняется из разговора, отойдя на лужайку, и Рэймонд вздыхает.
– Не говори тете Челси.
– Почему?
– Потому что она позвонит директору, придется идти с ним на встречу, и всё станет только…
– Хуже, – киваю, ибо прекрасно всё понимаю.
– Да.
Наклоняюсь вперед, положив локти на колени.
– Тете я ничего говорить не буду, но мне ты все расскажешь. Прямо сейчас.
– Его зовут Джереми Шеридан. Он меня ненавидит.
– Спортсмен? – высказываю догадку. – Задирает тебя, чтобы покрасоваться перед друзьями?
– Нет, он тоже посещает уроки с углубленным изучением предметов. И вместе со мной состоит в Национальном обществе почета . Спортом не занимается.
Ботан – задира? Что-то новенькое. Многое изменилось с тех пор, как я учился в школе.
– Но мой средний балл выше. И на тестах у меня всегда лучше результаты, поэтому он меня ненавидит, – уныло объясняет Рэймонд.
– Когда это началось?
Задумывается.
– В январе. Сначала были мелочи: то со шкафчиком что – нибудь сделает, то книги из рук выбьет, то подножку поставит. Но в последнее время стало хуже.
Медленно киваю, а внутри вскипает гнев, как бомба замедленного действия.
– И что ты делаешь, когда Джереми тебя достает?
Смущенно пожимает плечами.
– Стараюсь не попадаться ему на пути. Подумываю завалить экзамены. Не хотелось бы, но, может, он отвяжется от меня, если станет лучшим в классе.
В этот момент замечаю, что Рори все еще на лужайке и время от времени наклоняется к земле, держа в руке пластиковый пакет.
Прикладываю ладони ко рту:
– Что ты делаешь?
– Собираю какашки Итта, – кричит в ответ.
– Зачем?
– Чтобы положить в шкафчик Джереми Шеридана и поджечь.
Что ж… один из способов решения проблемы.
– Понятно, что ты хочешь как лучше, но сомневаюсь, что это хорошая идея. – Машу рукой. – Иди сюда.
У меня в голове другой план.
Оценивающе рассматриваю Рэймонда.
– Худоват… и слабоват.
– Ага, – вздыхает. – Знаю.
– Но если двигаться быстро, знать уязвимые места, остальное не так важно.
– Хочешь, чтобы я ударил Джереми?
– В следующий раз, когда он подойдет к тебе? Хочу, чтобы ты сломал его сраный нос. Гарантирую – после этого он будет держаться от тебя подальше.
Рэймонд опускает голову, обдумывая предложение.
– Папа всегда говорил, что насилие – не ответ.
– Верно. Но то самозащита, не насилие. Есть разница. Твой отец хотел бы, чтобы ты постоял за себя.
Кажется, с этим соображением Рэймонд согласен.
– Но… я не знаю, как правильно бить.
Опускаю руку ему на плечо:
– Зато я знаю.
Когда Челси возвращается домой, отвожу мальчишек в свой спортзал. Следующие два часа проводим, молотя грушу. Рори использует только одну руку, без гипса. Показываю Рэймонду, как целиться, как вкладывать вес тела в движение, как ударить, не сломав при этом большой палец. Когда выходим и садимся в машину, пацан выглядит явно бодрее, чем когда вернулся из школы.
Тут звонит мой телефон. Мониторинговая компания.
– Гребаный Милтон, – ругаюсь шепотом. – Где он? – рявкаю в трубку.
Мне называют адрес, и я разворачиваю машину.
– Держитесь, парни, нам придется немного отклониться от маршрута.
Через пятнадцать минут торможу перед особняком. Это не просто огромный дом, претендующий на звание особняка, а самый настоящий долбанный особняк. На лужайке то тут, то там тусят молодые люди чуть за двадцать, есть даже моложе, с сигаретами и красными пластиковыми стаканчиками в руках. На длинной подъездной дорожке беспорядочно припаркованы машины. Из ярко освещенных окон грохочет музыка. Вхожу в дом, Рори и Рэймонд следом.
– От меня ни на шаг, ребята.
У них глаза вылезают из орбит от удивления, когда мы проходим через комнаты с полуголыми женщинами, даже скорее девчонками. Кругом хохот и крики. Близнецы выворачивают шеи при виде парней в бейсбольных кепках и дорогущих джинсах, вдыхающих белый порошок со стеклянных столов. В коридоре на Рори обращает внимание хорошенькая блондинка в микроскопических джинсовых шортах и бюстгальтере.
Протягивает руку:
– Ты такой миленький.
Но я хватаю ее за запястье, не дав коснуться ребенка и пальцем.
– Где Милтон Брэдли? – спрашиваю тихо.
– Он в комнате для игры в карты. Там, дальше.
Выпускаю ее руку и направляюсь вглубь дома, убедившись, что мальчишки идут следом. Входим в игровой зал, и сквозь клубы сигаретного дыма вижу сидящего за круглым столом ушлепка собственной персоной. На лоб свисают светлые волосы. Перед молокососом высокий пивной стакан и стопка черных фишек.
Встречается со мной глазами.
– Вот дерьмо!
Вскакивает, готовый сделать ноги через застекленную дверь за спиной.
– Даже не думай, – предупреждаю. – Побежишь – еще больше выведешь меня из себя, и когда поймаю, будет намного хуже. А я поймаю.
Рори пытается быть полезным:
– Чувак, хоть он и старикашка, но чертовски быстрый.
Милтон сникает.
– Вечеринка закончилась, – маню его пальцем. – Пошли.
Близнецы устраиваются на заднем сиденье, а недоумок плюхается на пассажирское. Как только отъезжаем, начинает канючить:
– Я могу все объяснить.
– Что имело бы значение, если бы я хотел тебя выслушать. Мне плевать на твои оправдания.
Но Милтон все равно продолжает:
– Я праздновал! Я имею право быть счастливым – с меня сняли обвинения в хранении и распространении героина.
– Ни черта подобного, тупица! – ору на него. – Именно я подал петицию о снятии этих обвинений! Поправь меня, если ошибаюсь: это тебе пришла в голову гениальная идея отпраздновать снятие обвинений, отправившись на нарко – вечеринку? Ты реально не видишь в этом проблемы?
Равнодушно пожимает плечами.
Через двадцать минут блаженной тишины останавливаюсь перед особняком Милтонов.
– Где твои родители?
– Не знаю, – отвечает раздраженно. – Вроде во Франции. Мама сказала, что ей нужно отдохнуть.
Вероятно, от тупого сыночка.
Хотя все равно его родители не получили бы премию «Родители года».
– Что ж… не хотите ли, парни, зайти, потусоваться? – приглашает этот идиот.
Тру глаза.
– Нет, Милтон, не имею никакого желания, черт побери. – Указываю пальцем на дом: – Отправляйся внутрь, запри дверь и ложись спать. Может, до утра ума прибавится.
Обиженно кривится:
– Ладно.
Убедившись, что он вошел в дом, уезжаю.
Через несколько минут Рэймонд тихо замечает:
– Он выглядит одиноким.
– Он дебил. – Ни капли жалости с моей стороны.
– Он выглядит одиноким дебилом.
– Следи за языком, – рявкаю через плечо.
– Ты же сам так сказал!
– Вот когда тебе исполнится тридцать, тогда и сможешь произносить это слово хоть миллион раз. А до тех пор – только культурная речь.
– Это лицемерие, Джейк, – спорит со мной Рэймонд.
– Что ты хочешь этим сказать?
Рори необычайно молчалив. Интересно, что он думает обо всем увиденном. У его семьи нет таких денег, как у швыряющих их на ветер Брэдли, но и они далеко не бедняки. Внезапно копирую судью, даже не отдавая себе в том отчета:
– А знаете, парни, почему он дебил?
– Потому что пьянствует и принимает наркотики? – предполагает Рэймонд. – Только неудачники принимают наркотики.
Есть что-то чудесное, согревающее сердце в ответе Рэймонда. Либо черное, либо белое – другого не дано. Святая невинность.
– Верно. Но причина не только в этом. – Сворачиваю на улицу к дому Челси и развиваю мысль: – Милтон пообещал, что будет сидеть дома. А потом обещание нарушил. Если отбросить в сторону всё – деньги, шмотки, крутые тачки, красивые дома, – у мужчины остается только одно – его слово. Настоящий мужчина – тот, кто подразумевает, говорит и делает одно и то же. Если мужчина не держит свое слово, он – не мужчина.
Мгновение пацаны переваривают услышанное. Затем Рори спрашивает:
– Тебе это твой папа объяснил? Он научил тебя, что значит… быть мужчиной?
Голос звучит обеспокоенно. Задаюсь вопросом – не переживает ли малец из-за того, что он сам и его братья с сестрами растут без отца? Без образца для подражания. Так что с чистой совестью говорю ему истинную правду.
– Нет, мой отец был таким человеком, что я не хотел бы на него походить. – И добавляю: – Но был другой мужчина, друг, самый лучший на свете, который не мирился с моими выходками и не давал спуску. Он научил меня всему, что необходимо знать.
Той же ночью, через несколько часов после того, как дети легли спать, мы с Челси извиваемся под простынями. Неторопливо и сладко. Ее тонкие, идеальные руки закинуты за голову и сияют нежной безупречностью. Целую шею, поклоняясь ее коже. Мои бедра скользят между ее. Вхожу неторопливыми, ровными толчками. Мышцы спины напряжены от нарастающего удовольствия.
Челси посасывает мочку моего уха, нашептывая, как ей хорошо, и мои движения ускоряются сами по себе. Тело берет верх рад разумом, воцаряется бездумная плотская идиллия. Не хочу, чтобы она прекращалась.
Но какая же потрясающая развязка!
Челси хватает меня за задницу, подталкивая глубже и приподнимая бедра навстречу. Мы вместе переступаем грань: Челси замирает подо мной, а я напрягаюсь, пульсируя внутри нее. Оба тяжело дышим.
Позже, лежа на боку, крепко обнимаю Челси. Она счастливо смеется и целует мои руки, а затем кладет их себе под щеку, словно персональную подушку. Засыпая, глубоко вдыхаю ее запах, уткнувшись носом в затылок.
Тишину нарушает тихий испуганный голосок.
– Нееееет. Неееет…
Звук раздается из радионяни Риган. Челси вздрагивает, открывает глаза и пытается встать. Не думая, целую ее в висок.
– Спи. Я сам схожу.
Натягиваю штаны и футболку и босиком поднимаюсь по лестнице.
Риган сидит в своей кроватке, глазки заспанные, волосы спутаны. Комнату освещает ночник «Золушка». Едва завидев меня, кроха тянет ручки.
С языка слетают слова, которые говорила моя мама три десятилетия назад:
– Что случилось, пузыречек?
Беру девочку на руки, и маленькое теплое тельце сразу же льнет ко мне. Глажу ее по спинке и волосам. Нижняя губка Риган дрожит, когда она показывает пальчиком на длинные портьеры в затемненном углу.
– Нееет.
– Тебе приснился плохой сон?
Приподнимаю шторы, показывая, что там пусто и бояться нечего. Малышка обнимает меня крошечными ручками и опускает головку мне на плечо. Сажусь в кресло – качалку рядом с кроваткой, похлопываю по спинке и тихо шепчу:
– Там нет чудовищ, Риган.
В реальной жизни они есть, но не в этом доме. И не будет, пока я дышу.
– Я рядом, козявка. Ты в безопасности. Шшш… спи.
Целую в макушку и глажу, укачивая, пока она не расслабляется у меня на руках и не погружается в сладкий сон.
