Текст книги "Кувырком (ЛП)"

Автор книги: Эмма Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Эмма Чейз «Кувырком»

Переводчик: bulya

Редакторы: Aruanna Adams, Нюрочек, seemannsrose

Обложка: Анна Би

Emma Chase, Sustained, 2015

Пролог

Никогда не пользуюсь будильником. Я из тех, у кого есть внутренние часы, которые будят каждое утро в одно и то же время, и неважно, насколько сильно я устал или поздно лег спать предыдущей ночью. Да, я был именно таким ребенком. Мамы знают, что я имею в виду. Ребенок, который заставляет взрослых просить еще несколько минут на сон, пока не будет введено правило – не вылезать из кровати до восхода солнца.

Именно поэтому даже в воскресенье мои глаза открываются ровно в пять утра. Потягиваюсь, чтобы избавиться от скованности в ноющих от недостатка сна мышцах… и изматывающих постельных упражнений после возвращения из бара.

Скидываю одеяло, выползаю из кровати и голым иду в ванную комнату мимо выглядывающей из простыней головы с мягкими белокурыми локонами. Облегчившись, чищу зубы и умываюсь холодной водой, откидывая назад непослушные черные волосы. Со стоном разминаю шею и руки.

«Я становлюсь слишком стар для этого дерьма».

Но потом вспоминаю вторую половину вечера в мельчайших деталях. Выброс адреналина из-за нового знакомства, игра в слова – говорить подходящие фразы в нужный момент. Потная прелюдия, жаркий, сумасшедший секс, длинные ноги на моих плечах … и усмехаюсь.

«Нет такого понятия, как «слишком стар».

Иду к шкафу взять футболку и тренировочные штаны, потом молча направляюсь на кухню. Нажимаю кнопку на кофеварке. Забудьте о собаках; лучший друг мужчины – хорошая кофеварка. Пока варится кофе, включаю маленький плоский телик на столешнице; в утренних новостях бубнят про последние мировые ужасы, спортивную статистику и погоду.

Стэнтон, мой сосед по комнате со времен юридической школы, в прошлом году переехал к Софии, которая тоже работает адвокатом в одной фирме со мной. Стэнтон – отличный парень, а София – роскошная женщина; и хотя начали они как друзья, которые иногда спят вместе, мне сразу было понятно, что парочка скоро съедется. Жить в квартире одному – просто фантастика. Нельзя сказать, что Стэнтон разгильдяй, но он бывший член братства. А я организованный парень: люблю, чтобы все было определённым образом – по – моему. Установленный режим. Порядок. Чисто и легко – вот мой девиз. Мама всегда говорила, что из меня вышел бы отличный военный, если бы не мое неумение подчиняться. Единственные приказы, которые выполняю, – свои собственные.

От моей чашки с кофе идет пар, когда я выхожу на балкон и пью мелкими глотками; в это время вокруг потихоньку оживает тихая улица в округе Колумбия.

Через открытую балконную дверь доносится гнусавый голос телеведущего: «Вчера на несколько часов была перекрыта автомагистраль I–495 из-за аварии, унесшей жизни известного борца за защиту окружающей среды Роберта Мак-Куэйда и его жены. Причины аварии со смертельным исходом до сих пор выясняются. Другие местные новости…»

Нежные руки обнимают меня сзади за талию, а маленькие ладони соединяются на животе. Мягкая щека прижимается к спине.

– Давай вернемся в постель, – мурлычет сладкий голосок. – Такая рань.

Извини, Золушка, но часы уже пробили полночь. Карета снова превратилась в тыкву, и пришло время подбирать свою хрустальную туфельку. А я никогда не претендовал на звание Прекрасного Принца.

Некоторые женщины согласны на одноразовую связь или случайный перепих. Но, честно говоря, таких очень мало. Если женщина понимает, что я могу предложить только секс, и мне от нее тоже нужен только секс, то я согласен на повторение. Едва в ее глазах появляется тот мягкий, сентиментальный – или еще хуже – взгляд раненой лани, я пас. У меня нет времени на игры, и совсем неинтересно болтать о том, «к чему это может привести».

Выворачиваюсь из объятий блондинки. Она следует за мной, когда я возвращаюсь на кухню и ставлю пустую чашку в раковину.

– Я собираюсь на пробежку. Свежий кофе в кофеварке, деньги на такси на столе. Нет надобности ждать моего возвращения.

Пухлые губы, которые так чудесно обхватывали мой член прошлой ночью, капризно надуваются.

– Не стоит быть таким засранцем.

Пожимаю плечами.

– Не стоит… просто так проще.

Надеваю кроссовки и выхожу на улицу.

Глава 1

Четыре недели спустя

‒ Они обращались со мной, как с обычным преступником! Это было унизительно.

Милтон Купер Кэррингтон Брэдли. Наследник широко известной международной сети отелей класса люкс… и мой постоянный клиент. Фактический возраст? Двадцать. Психологический? Четыре.

‒ Тупые деревенщины даже не знали, с кем разговаривают! Я сказал, что их всех уволят.

Да, его на самом деле зовут Милтон Брэдли. Воистину: имя ребенка – диагноз его родителей.

‒ Особенно старшую стюардессу. Наглая сучка. Пап, ты ведь играешь в ракетбол с президентом этой авиакомпании? Я хочу, чтобы ее вышвырнули.

Конкретно это яблоко упало совсем недалеко от яблони.

Откидываюсь на спинку стула, пока Брэдли продолжает плакаться отцу о несправедливых действиях экипажа и своем желании отомстить. Я работаю адвокатом по уголовным делам в «Адамс и Уильямсон» и считаюсь одной из восходящих звезд в элите фирмы. Этот год решающий. Пришла пора отделиться от стаи, показать партнерам, что я ‒ один из них. Жеребец в стойле. Лучший.

В отличие от коллег, которые ко всему прочему мои лучшие друзья, меня не тормозят спиногрызы вроде семьи, подружек, свадеб и детей – третий контактный рельс, гибельный для любой карьеры. Благодаря отсутствию в жизни отвлекающих факторов мне чуть легче доказать преданность компании, продемонстрировать профессионализм. Мне нравится моя работа. Не могу сказать, что люблю ее, но я чертовски хорош в своем деле. То, чем занимаюсь, интересно. Увлекательно. Держит в тонусе. Потому что смысл защиты в уголовных делах не в защите слабых или невиновных. Это игра. Имеющиеся карты на руках – факты по делу – обернуть в свою пользу. Перехитрить, превзойти обвинение. Победить, когда всё против тебя.

Оборотная сторона?

Приходится проводить время с такими олухами, как Милтон Брэдли.

Юнец вынимает из кармана сигарету и закуривает. Резко вскинув голову, отбрасывает со лба жидкие светлые волосы и выдыхает из носа облако ядовитого дыма. Как немощный дракон, который не умеет пускать огонь.

‒ Здесь нельзя курить.

‒ Кто сказал? – отвечает с вызовом в глазах.

Плавно встаю из кресла и нависаю над ним, как черная грозовая туча. Я в курсе, какое впечатление мои габариты – два метра и сто два килограмма твердокаменных мышц – производят на людей. Выгляжу довольно пугающе, даже когда совсем не хочу. А сейчас?

Добиваюсь именно этого.

‒ Я говорю. – Мой голос звучит ровно и зловеще тихо.

Когда ты имеешь в виду именно то, что говоришь, и говоришь именно то, что имеешь в виду, редко возникает необходимость повышать голос. Крик – признак отчаяния, сигнал, что, кроме повышенного тона, других аргументов у тебя нет.

Протягиваю пластиковый стакан с остатками холодного кофе. Не проронив ни единого жалобного слова, Милтон бросает в него сигарету. Та с шипением гаснет, оставив неприятный запах.

Многие мои клиенты богаты, некоторые ‒ не очень. Но все находят дорогу к двери моего кабинета благодаря общим личным качествам. Мошенники и жулики, считающие себя выше правил, которых обязаны придерживаться все остальные, отбросы общества, чья жестокая сущность скрыта за улыбкой. Работа адвоката по уголовным делам не сильно отличается от деятельности проктолога. Что тут, что там – одна задница за другой. Занятие не для впечатлительных, здесь надо иметь крепкие нервы. А у меня – стальные канаты.

‒ Как будем решать этот вопрос, Джейк? – спрашивает Брэдли – старший, сидящий рядом с сыном. Глаза, почти такие же черные как его костюм, смотрят на меня с должным уважением. Потому что папаша понимает то, что не осознает его отпрыск: пусть я работаю на него, он нуждается во мне больше.

Возвращаюсь за свой стол и просматриваю отчет об аресте.

‒ Свидетели утверждают, что ты вел себя агрессивно, угрожал.

‒ Они врут. Завистливые ничтожества, ‒ ухмыляется Милтон.

‒ Стюардесса сообщила, что почувствовала запах марихуаны, когда ты вышел из уборной первого класса.

Он на секунду бросает нервный взгляд на отца, затем снова на меня. Задирает подбородок – весь такой обиженный.

‒ Я тоже почувствовал запах. Скорее всего, от кого-то из пассажиров.

Делаю пометку в отчете, просто чтобы позабавиться. «У некоторых камни в почках побольше, чем мозг у этого парня».

Оправдания и объяснения. Иногда мне кажется, что я уже все их слышал. Я не мог сдержаться. Он меня заставил. Она сама об этом просила. Я спал. Я выгуливал чертову собаку. Было бы здорово, если бы мои клиенты прикладывали хоть немного фантазии, выдумывая всякую ерунду. Раньше оригинальность что-то да значила.

‒ Один совет на будущее, – говорю мальчику по имени Милтон. – Не шути с Федеральным Управлением Гражданской Авиации. Парни оттуда стали очень обидчивы и обладают средствами, чтобы отравить тебе жизнь. – Затем обращаюсь к отцу: – И ответ тебе, Малкольм. Проще всего решить вопрос, если твой сын перестанет сам нарываться на арест каждые несколько недель.

Два задержания за управление автомобилем в пьяном виде, непристойное поведение и драка в баре – и все это только за последние три месяца. Бьюсь об заклад, вы думаете, что это своего рода рекорд.

Ошибаетесь.

‒ Так вы хотите сказать, что мы не можем выиграть дело? – интересуется Милтон надтреснутым голосом, как у Бобби из сериала «Семейка Брейди».

Мои губы складываются в ледяную усмешку.

‒ Конечно, мы выиграем. Вот наша тактика: из-за боязни летать ты принял успокоительное перед полетом. Индивидуальная непереносимость препарата, которой и объясняется твое агрессивное поведение. Показаний лечащего врача под присягой будет достаточно.

Всё очень просто.

Я тыкаю пальцем в его сторону:

‒ Но следующие шесть недель тебе придется посидеть дома. Не светись в газетах и в новостях TMZ. Не садись за руль, не ходи в ночные клубы, не порть воздух в общественных местах. Ясно?

Малкольм усмехается и кладет руку на плечо сыну.

‒ Нет проблем. – Мы все встаем. – Как всегда, спасибо, Джейк. Нам повезло, что ты на нашей стороне.

‒ Будем на связи. – Пожав мне руку, они уходят.

Два часа спустя я надеваю пиджак – пора отправляться на ланч. Автоматически разглаживаю галстук и поправляю воротничок, чтобы прикрыть татуировку, которая начинается на ключице, охватывает правое плечо и сбегает вниз до запястья. Летом носить рубашки с длинным рукавом ‒ сущее наказание, но нательная живопись смущает моих высокопоставленных клиентов, да и судьи плохо реагируют.

В кабинет входит мой секретарь миссис Хиггенс ‒ классическая миниатюрная старушка, вплоть до жемчужных бус и очков. Такие, по всеобщему представлению, сидят в кресле – качалке и вяжут пледы для дюжины внуков. На самом деле она настоящий профессионал. Меня не раз называли бессердечным мерзавцем, но даже мне не хватит черствости ее уволить.

‒ Джейк, тебя желает видеть молодая дама. Ей встреча не назначена.

Терпеть не могу, когда приходят без предварительной договоренности. Такие визитеры нежеланны и непредсказуемы. Сбивают мой график, а он для меня священен.

‒ Я ухожу.

Глянув на меня искоса, миссис Хиггенс бросает далекий от тонкого намек:

‒ Она очень красивая.

Смотрю на часы.

‒ Ладно. Но передайте, что у нее только пять минут. Не больше.

Я снова сажусь, и через пару минут в кабинет входит миниатюрная темноволосая женщина. На вид лет тридцати, симпатичная, со стройным сексуальным телом, скрытым бежевыми слаксами и чопорным желтым кардиганом. Однако бегающие глаза и нервные движения портят все впечатление.

Конечно, внешний вид имеет значение, но самый привлекательный и непревзойденный аксессуар для женщины – это уверенность в себе.

Миссис Хиггенс закрывает за собой дверь, а брюнетка останавливается перед столом.

‒ Привет, ‒ начинает и быстро опускает взгляд с моего лица на пол, заправив волосы за уши.

‒ Привет, чем могу помочь?

Это заставляет ее поднять глаза.

‒ Ты меня не помнишь, да? – спрашивает, стискивая руки.

На сей раз более пристально вглядываюсь в ее лицо. Не писаная красавица, но и не уродина. Просто… ничего особенного. Обычная.

‒ А должен?

Она опускает плечи и, закрыв глаза, бормочет:

‒ Боже, я знала, что будет сложно, но это… ‒ Она опускается в одно из кресел, садится на самый краешек, готовая сорваться и бежать. Чуть погодя добавляет: – Мы повстречались в прошлом месяце в баре «Маленький пенис». Я была в красном платье.

Нет, не припоминаю. В том баре я снял столько женщин! К тому же, когда есть выбор, предпочитаю блондинок. Нет, они ничем не лучше… просто сексуальнее.

Она откидывает челку и делает еще один подход.

‒ Я попросила тебя купить мне выпивку, и ты купил. Коктейль «Космополитан».

Все равно не помню.

‒ Мы поехали к тебе после того, как я рассказала, что застала своего парня в постели с лучшей подругой.

Ни единого проблеска.

‒ И при этом он нацепил мою любимую розовую пижаму.

Бинго! Наконец память включилась. Ее история напомнила мне спортивного комментатора Марва Альберта, имевшего слабость к женскому нижнему белью и рукоприкладству. Тем не менее, он все еще работает на телевидении.

Это Америка, детка.

‒ Да, теперь припоминаю… ‒ щурюсь, пытаясь вспомнить ее имя.

‒ Лейни.

‒ Лейни. – Щелкаю пальцами. – Точно. Чем могу тебе помочь?

Смотрю на часы ‒ ухожу через две минуты.

Она снова начинает нервничать и дергаться.

‒ Ладно, нет легкого способа рассказать это… так что просто скажу.

Отличный план.

Девица делает глубокий вдох и выдает:

‒ Он не просто отнял у меня лучшую подругу и лучшее белье… он еще кое – что оставил взамен.

Как романтично.

‒ Сифилис.

Слышали звук? Это был я и вертящееся в голове «что, черт возьми, она только что сказала?». Я даже засовываю в ухо палец, чтобы избавиться от воды, видимо, попавшей туда во время утреннего душа и исказившей слух.

Но затем она снова заговаривает. И произносит то же самое.

‒ Да, сифилис.

Желудок скручивает. Кажется, существует реальная угроза, что меня покинет завтрак.

‒ Результаты анализов пришли несколько дней назад. В клинике предупредили, что я должна сообщить всем, с кем у меня был секс после него. А это только ты. Я запомнила имя, а ты говорил, что работаешь адвокатом в Вашингтоне, округ Колумбия. – Она взмахивает рукой. ‒ И вот я здесь.

Ей стоило бы подвинуться немного вправо. Меня определенно сейчас вырвет.

Теперь нежданная посетительница дышит легче и выглядит спокойней, поскольку сбросила камень с души. Счастливица, дьявол ее возьми!

‒ У тебя есть какие – нибудь вопросы, Джейк? Хочешь что – нибудь сказать?

«Черт побери, надо было просто пойти на обед».

Глава 2

Я не всегда любил режим и порядок – в юные годы был живым воплощением плохиша. Чем необузданнее, тем лучше. На память у меня остались шрамы, татуировки и закрытая судимость по малолетке. В те дни я отличался взрывным характером и непомерной спесью – опасное сочетание. Отрицательные качества управляли мной, как героин наркоманом. И только сильный испуг от ужасного происшествия, чуть не разрушившего мою жизнь, направил на путь истинный. Под руководством старого брюзгливого судьи, взявшего меня под свое крыло и надравшего пресловутую задницу, я сумел – таки посадить плохиша под замок. А ключ выбросил.

Потому что судья разглядел во мне что-то, чего я сам никогда не замечал. Потенциал. Способность достичь большего. Конечно, матушка всегда об этом твердила, но, на мой взгляд, – в голове у меня тогда всё было вверх тормашками – ее слова ничего не стоили. Все матери видят в своих детях будущих Эйнштейнов, Гейтсов или Моцартов.

Судья принял меня таким, каким я был, – хулиганом и все такое. Но отказался признавать, что я не способен на большее. А когда кто-то верит, рискует ради тебя, хотя не должен, это имеет значение. Мне захотелось заглянуть в зеркало и увидеть мужчину, каким я мог, по его мнению, стать.

И сегодня, черт возьми, именно такой там и отражается. Сдержанный. Сильный. Лучший в своем деле. Конечно, иногда мой буйный нрав дает о себе знать, но я держу его под контролем. Плохой мальчик выходит погулять строго по расписанию на крепком коротком поводке. Женщинам нравятся мужчины, от которых исходит угроза, – при виде крутого парня дамы сразу начинают пускать слюни; так что это его территория развлечений. Поскольку, когда дело доходит до траха… как я уже говорил… чем необузданнее, тем лучше.

Именно выработанная сдержанность позволяет мне отправиться на запланированный ОБЕД, хотя о еде я думаю в последнюю очередь. Но традиция есть традиция. Я, София, Брент и Стэнтон – нынешняя великолепная четверка уголовного права. Иногда мы обедаем в офисе, но чаще – в ближайших закусочных или кафе. Вот и сейчас сидим в одном из таких заведений за круглым столом, накрытым клетчатой скатертью. Мартовское солнце во второй половине дня уже достаточно теплое ‒ можно обедать на свежем воздухе. Утреннее судебное заседание Стэнтона затянулось, поэтому он опоздал.

София встает при его приближении и поправляет идеально выглаженную черную юбку. Десятисантиметровые каблуки дают ей возможность смотреть своему бойфренду глаза в глаза.

Стэнтон улыбается и целует подругу, придав лицу слащавое выражение.

– Привет, милая.

София проводит рукой по его светлым волосам.

– Привет.

Брент откидывается на спинку стула, его темно – голубые глаза блестят озорством.

– А мне поцелуй?

Стэнтон отодвигает для Софии стул, потом садится сам.

– Моя задница в твоём распоряжении, Мейсон.

– Вообще – то я обращался к Софии.

– Ее попка неприкосновенна, – отвечает Стэнтон, просматривая меню.

Стэнтон Шоу – типичный южанин, каким вы его себе представляете. Вырос на ферме в Миссисипи, честный, верный, не терпит глупость, обладает легким нравом и притягательным обаянием, перед которым не в силах устоять ни одна женщина. Да и присяжные тоже. Мы познакомились на юридическом факультете и вскоре стали соседями по комнате. Стэнтон – один из лучших в компании, его достижения под стать моим, и он тоже надеется получить партнерство. Но в отличие от меня у Стэнтона есть прицеп. Конечно, отпадный и милый, но тем не менее.

Я не люблю детей. Они постоянно чего – то требуют и вечно ноют. Дочь Стэнтона Пресли – единственное исключение. Она живет в Миссисипи с матерью, бывшей женой Стэнтона, но приезжает в Вашингтон довольно часто. Так что мой друг честно заработал прозвище «папочка». И наслаждается им. Если бы солнечный свет принял человеческий облик, как в каком – нибудь греческом мифе, он обернулся бы Пресли Шоу. Черт возьми, она чудесный ребенок.

Сделав заказ, сразу же начинаем обсуждать наши последние дела и события в фирме. Кто на чью любимую мозоль наступил, и у кого готов нож для хорошего такого удара в спину. Это не сплетни, а сбор информации. Ушки на макушке, чтобы быть в курсе новостей и подготовиться к следующему шагу.

Приносят еду, и беседа переключается на политику. Может, Вашингтон и большой город, но когда речь заходит о линии поведения и альянсах, напоминает эпизод из «Последнего героя». Все, брызжа слюной, голосуют за выселение кого-то с острова.

Но я слушаю разговор только краем одного уха. Другое все еще звенит от откровений нежданной гостьи. Лейни. Теперь уже никогда не забуду это имя. Стараюсь не паниковать, но потные ладони свидетельствуют об обратном. А я, черт побери, никогда не потею, если только не боксирую в тренажерном зале или не бегу ежедневные одиннадцать километров. Велика ли вероятность, что я заразился, и во что могут вылиться последствия? Размышляю, как докатился до такой жизни. О ситуациях, когда мог поступить иначе, и тогда, черт возьми, не было бы этих противных ощущений в желудке, из-за которых не могу есть!

Голос Брента отвлекает от тягостных мыслей.

– Что с тобой сегодня?

На его вопросительный взгляд отвечаю непроницаемым.

– О чем ты?

Брент пожимает плечами.

– Ты вышел из образа человека молчаливого, но сильного и приближаешься к типу, страдающему избирательной немотой. Что случилось?

Брент – болтун. Любитель поделиться. Он из баснословно богатой семьи, богатой уже несколько поколений. Но его родители не холодные, высокомерные аристократы, чей образ сразу приходит на ум. Безусловно, они несколько эксцентричные, что жутко забавно, но еще очень душевные, веселые, бескорыстные люди. И все положительные качества передали сыну. Поскольку члены семьи Брента и в самом деле не работают, у них куча свободного времени, что позволяет вмешиваться в жизнь друг друга. В клане Мейсонов не существует секретов. В прошлом месяце кузина Брента Каролина отправила родственникам письмо с датой своей овуляции, чтобы все держали за нее кулаки.

Я вовсе не шучу. С их семейкой получилось бы невероятно смешное реалити – шоу.

В детстве Брента на бешеной скорости сбила машина. Он выжил, только лишился половины ноги. Но не парится из-за этого – жалость к себе ему не знакома. Возможно, моему другу помогает смазливое личико, да и факт, что женщины просто вешаются ему на шею, играет свою роль. К тому же Брент верит в психотерапию. Полагаю, за свою взрослую жизнь он потратил на психотерапевтов больше денег, чем заплатил за свой дом.

Я не болтун и не люблю делиться. Но мы все равно ладим, будучи кем – то вроде инь и янь. Брент умеет вытащить меня из раковины, не вызывая желания пристукнуть его.

Но не сегодня.

– Не хочу об этом.

Он впивается в меня глазами, как лётчик – истребитель в цель. Или как раздражающий младший брат.

– Вот теперь ты просто обязан все рассказать.

– Нет. – Я категоричен.

– Да ладно тебе, колись. Расскажи нам. Давай! Ты же сам этого хочешь. Ну пожа – а–алуйста – а.

Стэнтон усмехается:

– Джейк, может просто расскажешь? Он ведь не успокоится.

Предлагаю альтернативный вариант:

– Я могу сломать ему челюсть. Фиксирующие скобы заставят его заткнуться.

Брент поглаживает свою недавно отращенную и ухоженную бородку.

– Как будто у тебя рука поднимется повредить мое бесценное произведение искусства! Это же преступление. Просто расскажи, и все. Ну расскажи – и–и – и.

Я открываю рот – и замираю, нерешительно глядя на Софию.

До нее сразу же доходит, и она закатывает светло – карие глаза.

– Я выросла с тремя старшими братьями. И живу с ним, – указывает на Стэнтона. – Ничего нового ты мне не откроешь, будь уверен.

Ну ладно. Я делаю глубокий вдох и выдавливаю из себя:

‒ Оказывается, женщина, с которой я переспал в прошлом месяце, больна сифилисом. И мне надо провериться.

София давится и откашливается:

‒ Признаю свою ошибку.

Брент заходится хохотом. Ублюдок.

‒ Мужик, это ужасно.

‒ Спасибо за сочувствие, засранец. – Испепеляю его взглядом. – Видно, как тебя это расстроило.

Брент умеривает свое веселье.

‒ Не пойми меня превратно, это ужасно. Но сифилис без проблем лечится, могло ведь быть и хуже. – Он понижает голос. – Любишь кататься – люби и саночки возить. Такое случается и с лучшими из нас. У меня самого однажды была жуткая проблема с живностью. ‒

С живностью? – переспрашивает София.

‒ Вши, детка, – поясняет Стэнтон.

Она морщится.

‒ Фуууу!

Стэнтон грозит мне пальцем.

‒ Я говорил, что тебя когда-нибудь прищемит бесконечной каруселью девок.

‒ Спасибо, что обошелся без «я ведь предупреждал».

‒ Всегда пожалуйста.

До Софии Стэнтон не был монахом. Но все его отношения были относительно стабильными. Он встречался. Имел список женщин, которым можно позвонить, когда хочется перепихнуться.

Я не увлекаюсь подобным. Отнимает слишком много сил и времени. Меня не заводят ум и личные качества женщин – привлекает совсем иное.

Чувствую необходимость защищаться.

‒ Будто вы двое очень разборчивы. Видел я некоторых особ, с которыми вы трахались. Полный отстой.

‒ Я возмущен! ‒ отвечает Брент. Хотя его ухмылка утверждает обратное.

‒ По крайне мере, я знал их имена, ‒ парирует Стэнтон. – И немного о жизни и вкусах…

‒ Ну конечно, ‒ возражаю, – ведь сразу после слов «Сегодня хорошая погода» женщина обязательно выдаст: «О, кстати, у меня сифилис».

Стэнтон задумывается на миг, потом пожимает плечами.

‒ Вообще – то такое возможно. Ты удивишься, сколько всего можно узнать о женщине, если найти время на короткий разговор. Но даже если она не откровенничает, как только пообщаешься немного, то уже интуитивно чувствуешь, какой перед тобой человек. Это имеет большое значение, когда решаешь, в кого бы ты не хотел совать свой член.

Не хочется признавать, что друг прав, но он таки прав. В этот момент обещаю себе: если результаты анализов будут отрицательными, постараюсь получше узнать следующую женщину, которую захочу трахнуть. Хотя бы чуть – чуть. Чтобы больше никогда не пришлось иметь дело с таким вот дерьмом.

София наклоняется вперёд и, обхватив локти, опирается на стол.

‒ Ты позвонил своему врачу?

‒ Да. Записался на сегодня.

Я шарахаюсь от врачей, как от бубонной чумы. Каким – то краем сознания понимаю, что это глупо, но, на мой взгляд, стресс от сознания, что у тебя смертельное заболевание, убивает быстрее, чем сама болезнь. Предпочитаю не иметь представления ни о чем подобном.

Лучше уж внезапный сердечный приступ в самом разгаре фантастического секса или посреди судебного заседания. Вот так я хотел бы умереть. Через много, много лет.

‒ А знаешь, что хуже всего? – спрашивает Брент. Придурок все еще ухмыляется.

‒ Что-то может быть еще хуже?

Он кивает.

‒ Ага. Целибат, приятель. Никаких развлечений минимум две недели. Пока не придут результаты анализов.

‒ Две недели? Ты что, издеваешься? – У меня член болит от одной этой мысли; две недели… да это все равно что два года!

Брент толкает меня плечом – хочется его пристукнуть.

‒ Боюсь, что нет. Вам с Ханной на кое – то время придется стать моногамными.

Смотрю на него подозрительно, потому что понятия не имею, о чем он говорит.

‒ Ханна? Кто это?

Он крутит кистью.

‒ Ханна – рука.