Текст книги "Кувырком (ЛП)"
Автор книги: Эмма Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 3
Две недели спустя
Брент оказался прав. Эти две недели стали самыми долгими и мучительными в моей жизни. Я столько качался, что сломал скамью для упражнений. И мы с Ханной многовато времени провели вместе. Секс с ней приелся, да и она стала чересчур навязчивой. Пришло время послать ее куда подальше.
Я не сексуальный маньяк, не имею потребности трахаться каждую ночь, но две недели – чрезвычайно продолжительный период воздержания. Страшно поганая штука, как и мое настроение все это время. С каждым днем я становился все более нервным. Вспыльчивым. Невыносимым. Я дошел до предела.
И, конечно, был чертовски сексуально озабочен.
Стэнтон старается не пересекаться со мной в офисе. Возможно, причиной служит то, что однажды днем я пригрозил вырвать ему язык, когда он заигрывал по телефону с Софией.
И хоть я надеюсь, что сегодня моим мучениям придет конец, беспокойство из-за анализов еще больше сводит с ума. А это очень плохо для клиента, который только что переступил порог моего кабинета.
Милтон Я – Не – Могу – Следовать – Простым – Чертовым – Указаниям Брэдли.
Милтон Я – Был – Арестован – Потому – Что – Находился – В–Автомобиле – В–Котором – Обнаружили – Десять – Пакетиков – С–Героином – В–Бардачке Брэдли.
Дверь чуть не слетает с петель, когда я ее захлопываю и пронзаю придурка самым мрачным взглядом. Молокосос засовывает руки в карманы и идет к креслу, будто прогуливается по парку; море ему по колено.
«Ну ты у меня сейчас хлебнешь, ничтожество!»
Развалившись, Милтон устраивается в кресле. Я же сажусь за стол и складываю руки, чтобы не врезать ему. Спрашиваю:
‒ Что я тебе говорил?
‒ Это было не мое.
Мой голос становится ниже. Резче.
‒ Что. Я. Тебе. Говорил?
Он опускает глаза, как покорная собака.
‒ Ты сказал сидеть дома, но…
Я поднимаю палец.
‒ Нет никакого «но». Я сказал, чтобы ты держал свою жалкую задницу дома, а ты слишком тупой идиот, чтобы прислушаться.
Милтон вскакивает, его бледное лицо становится пунцовым от гнева.
‒ Не смей так со мной разговаривать! Мой отец платит тебе зарплату!
Тоже поднимаюсь во весь рост, что намного страшнее.
‒ Сидеть.
Он садится. Я остаюсь стоять.
‒ Я уже так с тобой разговариваю, говнюк. И молния в меня не ударила, так что спустись на землю. Что касается твоего отца, то нет, он не платит мне зарплату. Но даже если бы и платил, я бы все равно, не колеблясь, назвал тебя тупым ушлепком, которым ты и являешься.
С каждым словом он краснеет все больше.
Сажусь; теперь мой тон звучит более философски.
‒ Знаешь, что случается в тюрьме с парнями вроде тебя, Милтон? С богатенькими, смазливыми, хорошо пахнущими мальчиками?
В мгновение ока по его полыхающему лицу разливается мертвенная бледность.
‒ Только если ты тайно не лелеешь мечту, чтобы твой зад порвали на части, вбей в свою тупую башку, что между тобой и сокамерником по имени Чубакка стою только я.
Наконец – то он испугался.
‒ А поскольку это моя работа, я собираюсь спасти твою неблагодарную задницу от тюрьмы, будешь ты мне в этом помогать или нет. Усек?
Он кивает и предусмотрительно держит рот на замке.
‒ Теперь скажи, есть ли твои отпечатки хоть на одном пакетике с героином?
Качает головой.
‒ Нет. Я к ним не прикасался.
Чудесно. Скорее всего мне удастся разобраться с его последним арестом.
Из верхнего ящичка стола достаю визитную карточку.
‒ Выйдешь из моего кабинета, сразу отправляйся вот по этому адресу.
Он рассматривает визитку.
‒ Что это?
‒ Мониторинговая компания. Там тебе наденут на ногу электронный браслет, который оповестит, если ты высунешься из дома. А ребята из этой конторы в свою очередь предупредят меня.
Открывает рот, чтобы начать пререкаться.
‒ Ни одного гребаного слова, Милтон. Это твой последний шанс. Если же напортачишь, всегда есть план Б.
‒ Что за план Б? – спрашивает с таким видом, будто этот вариант окажется предпочтительней.
‒ Я выбью из тебя все дерьмо. Ты не сможешь вляпаться в неприятности, лежа на вытяжке.
Милтон с трудом сглатывает ‒ даже мне слышно.
‒ Хо – р–рошо, ‒ бормочет неуверенно. – На этот раз железно буду слушаться.
Выражение моего лица остается каменным; не смягчаюсь ни на йоту.
‒ Для собственного же блага ‒ не доводи меня.
Уже через два часа сижу в кабинете врача на кушетке для осмотра, накрытой дурацкой бумагой, которая отвратительно шуршит под моими бежевыми брюками. Смотрю на часы. Опаздывает. Будто у меня и без этого не было отвратительного настроения. Ненавижу ждать.
От скуки рассматриваю стены. Медицинские сертификаты Йельского университета в рамках, плакат, обучающий правильному мытью рук, реклама прививки от гриппа и напоминание проверить простату.
Просто пристрелите меня. Избавьте от мучений.
В тысячный раз за эти две недели клянусь, что больше никогда не окажусь в таком положении. Никаких случайных связей, брошенных подружек с заниженной самооценкой, желающих забыться в сексе с незнакомцем. С этого момента только свидания. Буду знакомиться с женщинами. Стану чертовски разборчивым, как бы ужасно это ни звучало.
Наконец открывается дверь, и входит незнакомец в белом халате. Светло – каштановые волосы, маленькие темные глаза, идеально гладкий подбородок, который, кажется, никогда не знал бритвы.
Выглядит как чертов двенадцатилетний мальчишка. Интересуюсь:
‒ Чем могу помочь?
Он, улыбаясь, отрывает глаза от бумаг в руках.
‒ Доброе утро, мистер Бекер, меня зовут доктор Грей.
Бросаю взгляд на дверь в надежде, что следом войдет его отец.
‒ Вы уверены?
Он добродушно улыбается.
‒ Да, уверен, я врач. Новенький. Доктору Сауэру пришлось срочно отлучиться по семейным делам, так что замещаю его сегодня. – Переворачивает лист в папке, изучая содержимое. – Прежде чем перейти к результатам ваших анализов, давайте обсудим правила безопасного полового акта, включая презервативы, сперматоцидные лубриканты, контрацептические…
Поднимаю руку.
‒ Не стоит. Все это я знаю. Просто скажите прямо: мои анализы положительные или отрицательные?
Поднимаю бутылку пива и чокаюсь с тремя бокалами.
‒ Чист, как стеклышко. – Я столько не улыбался с тех пор, как выиграл первое дело. Господи, даже голова кружится. И щеки болят.
‒ Поздравляю, ‒ искренне рада за меня София.
‒ Здоров, умен и богат, ‒ добавляет Стэнтон. – Пусть так всегда и будет.
‒ Чертовски верно. – Делаю глоток из бутылки. Обычно я не пью во время обеда ‒ и никогда не напиваюсь, даже в выходные. Пьянство всегда у меня ассоциировалось со слабостью, отсутствием контроля, замутненным сознанием и достойными порицания поступками. Но сегодня особый случай.
‒ Итак, какие у тебя планы? – любопытничает Брент. – Хотя я и так знаю, похотливый ублюдок. Видел, с каким вожделением ты смотрел на бедную миссис Хиггенс. Совсем тяжко, да?
Показываю ему средний палец. Миссис Хиггенс – единственная женщина в моем окружении, которой с моей стороны ничего не грозит. Из чего вытекает следующий вопрос.
‒ Так… каким обычно бывает график свиданий? Сколько времени должно пройти, прежде чем дело, наконец, дойдет до секса?
‒ Три свидания, ‒ выдают все трое одновременно.
Мои брови ползут вверх.
‒ Три свидания? Серьезно? Ребята, вы что… более религиозны, чем мне всегда казалось?
‒ Ты никогда не слышал о правиле трех свиданий? – София набивает рот салатом «Цезарь».
Когда отрицательно мотаю головой, Стэнтон объясняет:
‒ На первом свидании вы приглядываетесь, оцениваете, сможете ли находиться в одной комнате вместе больше часа. На втором как бы… убеждаетесь, что оба именно такие, какими показались друг другу в первый раз. Ну, а третье свидание – самый смак, йеху!
Кажется, чересчур много усилий ради простого траха. Интересно, если ты знаешь имя партнерши, ее киска приобретает особую привлекательность?
‒ Секундочку, ‒ вмешивается София. – Хочешь сказать, что никогда не ходил на свидания? У тебя никогда не было девушки? Даже в старших классах?
Качаю головой.
‒ В то время я не совсем подходил на такую роль. И девчонки, с которыми зависал, не интересовались подобным.
‒ О, Джейк, это так мило, ‒ поддразнивает она. – В этом отношении ты, можно сказать, девственник.
Хмурюсь.
‒ Не совсем.
‒ А у меня в пятницу свидание, ‒ сообщает Брент. – С Люси Паттерсон из «Эмблем и Глок».
«Эмблем и Глок» ‒ еще одна адвокатская контора в Вашингтоне, с которой мы регулярно боремся за клиентов.
‒ Спишь с врагом, да? – подкалывает Стэнтон.
Брент пожимает плечами.
‒ Она умная, красивая и не думает, что я придурок, когда жалуюсь на нового прокурора, который отказывается заключать сделку. Плюс профессиональное соперничество чертовски заводит. – Смотрит на меня: – Я спрошу, есть ли у нее подруга. Можем устроить двойное свидание.
Мысленно прикидываю.
‒ Значит, самое ранее, когда я смогу что-то получить, – воскресенье. И то, только если потрачу все выходные на женщину, которую ни разу не видел.
Нет, это не для меня.
‒ А у тебя есть другой вариант? – интересуется Брент.
Вообще – то да.
Некоторые мужчины предпочитают не встречаться с коллегами. Боятся, что могут возникнуть проблемы. Неудобства. Но не я. Особенно не в нынешней ситуации. По – моему, раз мы уже знакомы и видим друг друга каждый день последние семь лет, то одно свидание можно выкинуть из этого дурацкого правила. Оптимизация процессов – наше всё.
Камилла Лонгхорн работает в бухгалтерии. Одинока, метр семьдесят восемь, пятьдесят пять килограмм, порочно – длинные ноги, шикарная грудь, светло – каштановые волосы, а лицом напоминает Эль Макферсон в молодости. Приглашая ее на ужин четыре часа назад, я отчаянно надеялся, что порочные у нее не только ноги.
Но это было до.
А сейчас? Уже не очень.
Потому что бубнит о никогда не интересовавших меня вещах, пронзительно и с хрюканьем смеется, от чего каждый раз невольно вздрагиваю, нервно накручивает волосы на палец и чешет голову. Мне даже стало казаться, будто по моей коже ползает тьма невидимых злых пауков. Больше она меня не интересует.
Совсем.
Это как в фильме с Гвинет Пэлтроу в костюме толстухи, вышедшем несколько лет назад. В один миг она привлекательна… в другой ‒ нет.
‒ Затем я говорю: «Это вне моей компетенции!»
Хи – хи – хрю – хрю.
Хи – хи – хрю – хрю.
Хи – хи – хрю – хрю.
Господи боже мой. Пожалуйста, замолчи.
Пытаюсь абстрагироваться, сосредоточившись на такой важной вещи, как ее округлая полная грудь, натягивающая бежевый свитер. Представляю, как обхвачу ее руками, проведу по ней губами, языком, а ее ноги обхватят мои бедра и…
И в ее зубах застревает шпинат. Или, может быть, руккола.
Мой член сразу обмякает. Все же каким – то образом мне удается сохранить бесстрастно – вежливое выражение лица, когда указываю на ее рот и говорю:
‒ У тебя… что-то…
‒ Ох! Спасибо.
Берет нож и, смотрясь в него, как в зеркало, ковыряется в зубах.
Никогда не думал, что, узнав женщину поближе, могу расхотеть затащить ее в постель, хотя именно для этого и знакомился. Что личностные качества могут иметь такое разрушительное воздействие на сексуальное желание. Это удручает. Мой мир разлетелся на куски.
Когда приносят чек, Камилла тянется за своим кошельком, но я делаю знак, что заплачу сам. Бросаю две пятидесятидолларовые купюры на стол; встаем, надеваем пальто и выходим на улицу. Мы пришли сюда после работы, так что есть хорошая новость ‒ не придется подвозить ее домой.
‒ Спасибо за ужин, Джейк, – улыбается. – Было здорово. Нам следует как – нибудь повторить.
Открываю рот, чтобы сказать: «Нет, спасибо». Моя политика – честность. Не имею ни времени, ни желания приукрашивать действительность. Но останавливаюсь ‒ ведь это свидание. Уворачиваешься, говоришь полуправду, лжешь во благо, затягиваешь с решениями и принимаешь все меры предосторожности ‒ вот что ты делаешь на свидании. Вдруг у нее сегодня неудачный день. Может быть, в следующий раз она не будет такой раздражающей, и я захочу оттрахать ее до смерти. Такое тоже не исключено. Не хотелось бы оказать себе медвежью услугу, даже если шанс на это минимальный.
Так что отделываюсь стандартной отговоркой:
‒ Я тебе позвоню.
Камилла поднимается на цыпочки и целует меня в щеку.
‒ Спокойной ночи, Джейк.
‒ Пока, Камилла.
В одиночестве возвращаюсь домой. И напоминаю себе, что могло быть и хуже. Остаться в одиночестве ‒ и с сифилисом.
Следующий день пролетел незаметно. Я провел его, изучая документы, в основном, медицинские освидетельствования по делу о домашнем насилии. Сенатор Уильям Холтен ‒ профессиональный политик и везде имеет связи. Это делает его грозным врагом и еще более могущественным союзником. Он обвиняется в нескольких нападениях при отягчающих обстоятельствах на свою жену, с которой в браке тридцать лет. Мой начальник Джонас Адамс, близкий друг Холтена, лично попросил меня заняться этим делом. Крупная удача. Защита Холтена может стать поворотной точкой моей карьеры в фирме.
Поэтому знакомлюсь с документами, хоть у Холтена пустые, лишенные чувств глаза, от взгляда которых мне становится сильно не по себе. И несмотря на то, что при чтении файлов, просмотре фотографий и отчетов о травмах его жены за последние годы меня пробирает дрожь. Желудок сводит от всего этого.
К пяти часам хочется глотнуть свежего воздуха. Выхожу на улицу и иду по тротуару, чтобы размять ноги. Сегодня прохладно, небо грязно – серого цвета, дует ветер, раздувая мой темно – синий пиджак. Тем не менее холод приятно освежает после целого дня взаперти. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, чувствуя, как ледяной воздух наполняет легкие … и внезапно сталкиваюсь с чем-то теплым, высотой мне по пояс.
Оно отскакивает от меня, издав тихое:
‒ Ой!
Смотрю вниз. Большие сине – голубые глаза, вьющиеся каштановые волосы, бледная кожа с веснушками. Не больше девяти или десяти лет. Распластавшись на тротуаре, смотрит на меня несколько секунд, открыв рот и тяжело дыша от удивления. Затем поворачивается на бок и сует руки в рюкзак, чтобы убедиться, что ничего не выпало из многочисленных кармашков.
‒ Ты в порядке, малыш? – спрашиваю, протягивая руку, чтобы помочь встать.
Его взгляд замирает на моей руке, и, поколебавшись, мальчик принимает помощь. Поднимаю его на ноги.
‒ Да, нормально. Простите, мистер, – опускает подбородок на грудь и закидывает на плечо коричневый кожаный рюкзак.
В свою очередь рекомендую:
‒ Смотри, куда идешь. Будь я на велосипеде, ты мог бы серьезно пострадать.
Быстро пробормотав «ладно», он поворачивается и идет дальше.
Я же отправляюсь в противоположную сторону. Но через несколько шагов понимаю, что… что-то не так.
Слишком легко.
Нарушен баланс.
Руки сразу же тянутся к карманам. Телефон в правом кармане, а кошелек… его в левом кармане нет.
Резко оборачиваюсь, вглядываюсь в толпу прохожих, идущих против ветра, пока не замечаю вдали мальчишку.
‒ Эй! – мой голос гремит, как пушка. Пацан и несколько пешеходов останавливаются и смотрят в мою сторону.
Даже на таком расстоянии встречаюсь с ним взглядом. Насмешливое выражение, медленно появляющееся на его лице, говорит мне всё, что я хотел знать. Самодовольная ухмылка над прямыми, по – детски белыми зубами и блеск победы в глазах с наглым кошачьим прищуром. Нахаленок уверен, что вне моей досягаемости.
Поднимает вверх правую руку и выставляет средний палец.
«Паршивец».
Затем убегает вниз по улице.
«Не выйдет, пацан».
Глава 4
Размахивая руками, бегу по тротуару, затем резко сворачиваю влево на соседнюю улицу, прикладываю максимум усилий, чтобы не сбивать с ног пешеходов. Уворачиваюсь от сигналящей машины и пересекаю проезжую часть в три прыжка, еще в два – взмываю по бетонным ступенькам в пустой торговый центр, который тянется вдоль двух кварталов. Как раз до того проулка, в который свернул мальчишка. Пролетаю мимо магазина «Gap» и через ресторанный дворик.
‒ Осторожней! – угрожая тростью, кричит сутулый седой покупатель, когда я несусь в непосредственной близости.
Выскакиваю на улицу через заднюю дверь торгового центра.
Смотрю направо, затем налево. И замечаю убегающего маленького засранца. Его рюкзак мелькает, как сигнальный огонь в гаснущем солнечном свете. По моему лбу струится пот; я мчусь, перепрыгнув через пожарный гидрант, как атлет в беге с препятствиями. Вытягиваю руку, растопырив пальцы, и хватаю гаденыша за шиворот.
«Попался!»
Он возмущенно шипит и дергается, как рыба на крючке, пытаясь вырваться из моей хватки. Не выйдет.
‒ Отцепись! Пусти!
Встряхиваю его, чтобы утихомирить, и рявкаю:
‒ Довольно!
Кулачки колотят меня по рукам и животу. Встряхиваю пацана еще раз.
‒ Я сказал, прекрати! Немедленно. – Затем добавляю спокойнее: – Не собираюсь тебя бить.
Но воришку так просто не заткнуть.
‒ Помогите! – вопит малец, пытаясь поймать взгляды любопытных прохожих, пялящихся на нас. Как и большинство зевак, окружающие проходят мимо, полагая, что вмешается кто – нибудь другой, а они могут идти. Затем маленький засранец пускает в ход мантру, которую сверхзаботливые родители – и социальные службы со своими предупреждениями об опасных незнакомцах – вбивают в голову детям.
‒ Ты не мой отец! Я тебя не знаю! На помощь!
Трясу его еще сильнее, так что воришка клацает зубами. Шикаю:
‒ Уверен, что хочешь привлечь внимание, когда в твоем чертовом рюкзаке лежит мой кошелек?
Это сразу его усмиряет. Задыхаясь, как лисица в ловушке, прекращает извиваться. Смелости мальцу не занимать ‒ смотрит на меня, сердито нахмурив брови.
‒ Проблемы?
Вопрос задает полицейский, подошедший справа. Оценивает ситуацию строгим взором, пока не узнает меня.
‒ Привет, Бекер! – едва заметно улыбается.
Большинство полицейских инстинктивно недолюбливает адвокатов. И я их понимаю. Копы каждый день рискуют жизнью, чтобы убрать с улиц всяких негодяев, а я и мои коллеги из кожи вон лезем, чтобы их освободить. Часто извращаем действия самих полицейских – как провели арест, имели ли на то основания, – чтобы найти причины вызволить наших клиентов. Конечно, по своей природе это враждебные отношения. Лед и пламя.
Лично мне полицейские нравятся. Конечно, они жесткие парни и временами ведут себя как обличенные властью мудаки, но в большинстве своем – честные люди, пытающиеся выполнять очень трудную работу.
Пол Ноблеки – патрульный полицейский и посещает тот же спортзал, что и я. Мы несколько раз играли в баскетбол, а после пропустили кружку – другую пива.
‒ Как дела, Ноблеки?
Офицер приветливо кивает.
‒ Не жалуюсь. – Показывает на мальчишку, которого я все еще держу за шкирку, как бродячего щенка. – Что случилось?
Прежде чем я успеваю открыть рот, щенок встревает:
‒ Я просто дурачился. Бекер за мной присматривает. Я сказал, что бегаю быстрее него, а он не согласился.
Сначала я чуть было не рассмеялся – мальчишка определенно умеет вешать лапшу на уши. Интересно, он никогда не задумывался о карьере адвоката или политика? Потом возникло желание опровергнуть его выдумки, объяснить все Ноблеки и сдать в полицию. Умыть руки.
Но что-то в лице пацана… не позволило мне так поступить. Выражение глаз ‒ смесь отчаяния и горечи. Малец надеется на мои помощь и сострадание, но в то же время ненавидит свою нужду в них. Есть в этом мальчике некая невинность, в отличие от потрепанных беспризорников. Что-то в нем говорит мне: его еще можно спасти.
И что парень того стоит.
Поэтому я лохмачу его волосы, разыгрывая спектакль.
‒ Я же говорил, что поймаю тебя.
Ноблеки смеется.
‒ Неужели кто-то действительно доверил тебе ребенка? – смотрит на мальчика. – Соболезную.
Тот вздрагивает. Быстро, почти незаметно. Но я улавливаю.
Ноблеки пихает меня локтем и шутливо спрашивает:
‒ Сколько берешь? – У него самого пятилетний ребенок. – Если в ближайшее время я не свожу Эми куда – нибудь поужинать, она со мной разведется.
Качаю головой.
‒ Разовая сделка. Дети – это не мое.
Полицейский разворачивается.
‒ Ладно, увидимся, Бекер.
‒ Не унывай, – желаю на прощание.
Как только Ноблеки оказывается вне зоны слышимости, оттаскиваю мальчишку в сторону от края тротуара, поближе к зданию. Вытянув руку, требую:
‒ Верни.
Малец закатывает глаза и, выудив мой кошелек из рюкзака, отдает. Вряд ли у него было время что-то вытащить, но все равно проверяю наличные и кредитки.
Довольный, кладу кошелек в карман.
‒ Как тебя зовут?
Он пронзает меня сердитым взглядом.
‒ Ты коп?
Качаю головой.
‒ Адвокат.
‒ Я Рори.
‒ Рори, а дальше?
‒ Мак-Куэйд.
Оглядываю мальчишку. Белая рубашка с фирменными пуговицами, бежевые брюки – форма частной школы. Кеды за двести пятьдесят долларов и рюкзак марки «J.Crew». Возникает вопрос:
‒ Зачем ты стащил мой кошелек, Рори Мак-Куэйд?
Пинает тротуар.
‒ Не знаю.
Ну конечно, не знает.
Малец приподнимает плечи.
‒ Наверное, хотел посмотреть, смогу ли.
И тут я задаюсь вопросом: что, черт возьми, мне теперь с ним делать? Спасти его от системы кажется правильным, но нельзя позволять улизнуть, избежав ответственности. Рори следует усвоить, что дурацкие выходки имеют последствия, серьезные, и понять это он должен сейчас. Иначе, почувствовав безнаказанность, в будущем может совершить гораздо худшие поступки, за которыми последует более суровое возмездие.
Машу рукой в сторону конца квартала.
‒ Окей, пошли.
Рори не двигается с места.
‒ Никуда я с тобой не пойду. Может, ты педофил.
Хмурюсь.
‒ Я не педофил.
‒ Все растлители малолетних так говорят.
Мои брови взлетают вверх.
‒ Смышленый карманник, да? Отлично. Мне сегодня везет. – Снова показываю в сторону конца квартала. – Я отвезу тебя домой. И расскажу твоим родителям, что ты сделал. А они пусть сами с тобой разбираются.
Мою мать тоже часто навещали по подобным поводам – учителя, школьные психологи, великодушные полицейские. Это никак не влияло на мой норов или плохое поведение, но мама всегда была признательна, если ей сообщали, что вытворяет сын. Хоть и не могла с этим ничего поделать, ибо слишком много работала.
Рори мрачнеет.
‒ В этом нет необходимости. Я больше не буду воровать.
‒ Все воришки так говорят.
Он издает короткий сухой смешок. Но все еще колеблется.
‒ Слушай, парень, либо я везу тебя домой, и ты получаешь нагоняй от родителей, либо зову обратно офицера Ноблеки. Выбирай.
Снова пинает тротуар и тихо чертыхается. Затем поправляет рюкзак на плече и встречается со мной глазами:
‒ Где твоя машина?
Когда подходим к моему «мустангу», Рори забирается на заднее сиденье и без напоминания пристегивает ремень. Называет свой адрес – всего в шестнадцати километров от города, и мы отправляемся в путь.
‒ Тебя на самом деле зовут Бекер? – интересуется мальчик через несколько минут. Ловлю его взгляд в зеркале заднего вида.
‒ Да, Джейк Бекер. – Теперь я задаю вопрос: – Сколько тебе лет, парень?
‒ Через пять месяцев будет десять.
Медленно киваю.
‒ То есть девять.
Он ухмыляется.
‒ И ты говоришь, что это я смышленый.
Остальное время поездки ведет себя тихо, уставившись в окно. Но когда мы сворачиваем на автостраду Рок – Крик, где вдоль дороги тянутся огромные древние дубы, названия улиц сменяются на Уайтхэвен, Фоксборо и Гэмпшир, а на подъездных дорогах появляются ворота, Рори мрачнеет. Угрюмость исходит от него задумчивыми, враждебными волнами, проявляется в сжатых руках и напряженных плечах.
‒ Они же не станут наказывать тебя чересчур строго?
Имею в виду его родителей. То, что Рори хорошо кормят, на нем чистая одежда и нет синяков, не значит, что дома его не ждет что-то ужасное.
‒ Нет, ‒ отвечает без страха. – Со мной все будет в порядке.
Когда подъезжаю к дому Рори, автоматически открываются ворота из кованого железа. Широкая подъездная аллея, окруженная фонарными столбами и вишневыми деревьями, изгибается подобно подкове. Особняк в величественном георгианском стиле полностью отреставрирован – все четырнадцать окон с черными ставнями и белыми лепными рамами. Рядом гараж на три автомобиля и большая лужайка, огороженная стеной из натурального камня и ярко – зеленым кустарником.
Глушу мотор и смотрю на здание, размышляя, не хочет ли мальчишка обмануть меня.
‒ Ты здесь живешь?
‒ Да.
‒ Ты, типа, сын садовника?
Рори недоуменно хмурится.
‒ Нет, это дом моих родителей. – Потом тихо добавляет: – Был…
Не вдаваясь в подробности, просто выпрыгивает из машины, волоча за собой рюкзак. Догоняю его широкими шагами, и мы останавливаемся перед массивной дубовой дверью. Кладу руку ему на шею, чтобы быть готовым, если Рори решит дать деру. Потом жму на дверной звонок.
Немедленно раздается протяжное тявканье. Изнутри доносится шебуршение, распахивается дверь.
И у меня перехватывает дыхание.
Девушка, примерно метр шестьдесят восемь, может быть, метр семьдесят, с длинными, стройными ногами в удобных черных леггинсах. Тонкая талия дразняще просвечивает сквозь хлопковую блузку с пуговицами по верху, которые с трудом сдерживают идеальную, полную, упругую грудь. Изящная молочно – белая шея. А ее лицо… Иисусе, самые известные модели Victoria’s Secret даже рядом не стояли. Упрямый подбородок, высокие скулы, пухлые, сочные губы без помады, озорной носик и кристально – голубые глаза, сверкающие как бриллианты солнечным зимним днем. Каштановые волосы, отливающие разными оттенками, собраны на макушке, и только несколько прядок вьются вокруг лица. Очки в прямоугольной черной оправе обрамляют эти потрясающие глаза, придавая ей вид сексуальной учительницы или знойной библиотекарши.
Пытаюсь сглотнуть, но рот пересох.
‒ Рори, ‒ она облегченно выдыхает, сосредоточившись на мальчике рядом со мной. Но потом рассерженно продолжает: – Где ты пропадал? Ты должен был вернуться домой несколько часов назад! И почему твой телефон выключен?
Малец вырывается из моей хватки, проходит через холл, выложенный черно – белой плиткой, и топает вверх по лестнице, даже не взглянув на девушку.
‒ Рори! Эй! – зовет она. Но тщетно.
Костяшки пальцев ее руки, вцепившейся в дверной косяк, белеют. Затем девушка поворачивается ко мне.
‒ Здравствуйте!
Звучит больше как вопрос, нежели приветствие.
‒ Привет, ‒ отвечаю, пялясь на нее. Наслаждаясь видом.
Черт, я возбудился.
Встряхиваю головой, чтобы выйти из идиотского ступора, вызванного длительным воздержанием.
Протягиваю руку и начинаю сначала.
‒ Привет. Меня зовут Джейк Бекер. Я адвокат.
Всегда полезно сразу назвать свою профессию, потому что она немедленно вызывает к вам доверие, как к полиции. Преимущество работы в сфере закона, хоть не всегда заслуженное.
‒ Челси Мак-Куэйд. – Ее ладошка утопает в моей руке, когда она пожимает ее крепко и тепло.
‒ Я привез Рори.
Она наклоняет голову и подозрительно поджимает губы.
‒ Вот как?
‒ Мне необходимо поговорить с вами о вашем сыне, миссис Мак-Куэйд, – сообщаю, предполагая наиболее очевидную связь между ней и потенциальным вором.
Челси пристально меня рассматривает, видно, что оценивает. Раздумывает, впускать ли ‒ в наши – то дни! ‒ внушительного незнакомца в свой дом. Не сомневаюсь, темный дорогой костюм и импозантный вид склонят чашу весов в мою пользу.
‒ Хорошо, – отступает в сторону. – Входите, пожалуйста, мистер Бекер.
Перешагиваю через порог.
‒ Зовите меня Джейк.
Челси закрывает дверь и защелкивает сверху замок с блокировкой от детей. Тут из-за нее выскакивает пушистый комок шерсти шоколадно – карамельного цвета и коршуном набрасывается на мои туфли, обнюхивая и гавкая, выпячивая грудь и грозно рыча.
Явный случай синдрома маленькой собачки, тут и думать не надо.
‒ Итт, прекрати! – ругается Челси.
Уголки моих губ вздрагивают.
‒ Вашу собаку зовут Итт?
‒ Да, – улыбается девушка сногсшибательно. – Кузен Итт . Как в «Семейке Адамс».
Итт приходит в еще большую ярость, напоминая обезумевшую швабру.
Я встречаюсь с Челси глазами.
‒ Что касается вашего сына…
‒ На самом деле, племянника. Я тетя Рори.
Я тут же весь внимание. Так как, судя по отсутствию кольца, велик шанс, что она ‒ незамужняя тетя Рори.
Лучшая новость за этот дурацкий день.
Из глубины дома доносится пронзительный и требовательный детский плач. Челси поворачивает голову.
‒ Не могли бы вы пройти со мной? Мне необходимо…
Уходит, и я отправляюсь следом.
Мы идем мимо арочных входов в библиотеку и музыкальный зал с роялем, затем попадаем в просторную гостиную с огромным камином и высоким потолком. Дорогая обстановка в теплых естественных тонах подобрана со вкусом. Стены увешаны десятками детских фотографий. Челси распахивает дверь в столовую, совмещенную с кухней, и плач становится громче.
Помещение размером почти как вся моя квартира. Паркетный пол, мебель из красного дерева, а в центре – остров с гранитной столешницей и второй раковиной , заваленной столовыми приборами из нержавеющей стали. Круглый обеденный стол на восемь персон установлен в укромном эркере рядом с французскими окнами, которые выходят на каменную террасу и в сад с вымощенной булыжником дорожкой к открытому бассейну в глубине.
В креслице, установленном внутри сетчатого детского манежа, сидит громкоголосый и несчастный пассажир.
– Вот, солнышко, – воркуя, Челси наклоняется, чтобы поднять соску, упавшую на живот ребенку, и засовывает в рот мальчику.
По крайней мере, я думаю, это мальчик: на нем темно – синие штанишки и рубашечка с корабликами; так что да, это мальчик. Челси гладит его светлые пушистые волосы, и плач сменяется довольным гуканьем.
На плите бурлит огромная серебристая кастрюля, и пахнет мясным бульоном.
– Привет!
Поворачиваюсь направо, где окруженный книжками и кубиками на полу сидит маленький ребенок – определенно девочка, с тонкими золотистыми волосами и в запачканной розовой футболке.
– Привет, – отвечаю я серьезно.
Она повторяет громче:
– Привет!
Киваю в ответ.
– Привет!
Ее личико морщится, голос опускается до шепота; малышка наклоняется вперед, будто хочет сказать мне что-то важное. Но все, что произносит, – «привет». Спрашиваю:
– С ней что-то не так?
– Нет, – отвечает Челси немного обиженно. – С Риган все в порядке. Ей два года.
Риган улыбается мне и снова выдает:
– Привет.
– Разве она не знает других слов?
– Нет. Ей всего два.
– Привет, привет, привет!
Сдаюсь и отхожу в сторону.
– Итак, как я могу связаться с родителями Рори? Мне необходимо с ними поговорить.
Лицо Челси застывает. На нем отражается боль.
– Это невозможно. Они… мой брат и его жена попали в аварию почти два месяца назад. И погибли.
Все кусочки мозаики встают на свои места. Комментарии Рори, его неприкрытая обида на весь мир. Но больше всего имя, имя и авария. Тактично обращаюсь к Челси:
– Роберт Мак-Куэйд – ваш брат? Борец за защиту окружающей среды?
Она грустно улыбается и кивает.
– Вы знали Робби? Вашингтон – огромный, бурлящий город, но при этом похож на большую деревню. Все друг друга знают.
Когда дело касается политических и юридических кругов, все обстоит именно так.
– Нет, мы не были знакомы. Но… Я слышал о нем много хорошего. Что Роберт был честным и порядочным. В наши дни это редкость.
