Текст книги "Облажаться по-королевки (ЛП)"

Автор книги: Эмма Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– О нет, братишка, – предупреждаю я его. – Ты едешь домой. Даже если мне придется связать тебя как свинью и упаковать в ящик, чтобы доставить туда, это единственное место, куда ты поедешь.

Он глубоко вздыхает, будто собирается объявить что-то важное, но все, что он говорит, это:

– Ты очень злой, Николас.

Я тру глаза и качаю головой.

– Заткнись, Генри.

А потом мы отправимся туда, откуда пришли.

Прежде чем разбираться с Генри, я отвожу Оливию домой. На всякий случай мы паркуемся за домом – хотя, поскольку полиция Нью-Йорка помогала нам, толпы радом с «У Амелии» стали меньше.

Я провожу ее внутрь, и Генри настаивает на том, чтобы следовать за мной. Я предлагаю запереть его в багажнике, но Оливия – как бы она ни была мила – отвергает это.

И похоже, что сегодня ночь маленьких братьев и сестер, потому что когда мы входим в кухню, находим Элли Хэммонд, покрытую с головы до ног мукой и сахаром. Ее волосы выглядят как напудренный парик из революционного периода, и «Pressure» Билли Джоэла играет в ее наушниках так громко, что мы можем услышать его через всю комнату.

Она подпрыгивает и поет под музыку, разбрасывая белый порошок на прилавок... и повсюду. Затем она оборачивается. И кричит достаточно громко, чтобы разбудить мертвых.

– Господи Иисусе! – Она выдергивает наушники. – Не делайте этого со мной – вы отняли у меня лет десять жизни!

Оливия оглядывает комнату, моргая.

– Что ты делаешь, Элли?

Маленькая блондинка гордо улыбается и поднимает подбородок.

– Я помогаю. То есть, я знаю, что брала дневные смены, но я подумала, что все это время ты делала все утренние приготовления самостоятельно. Поэтому я достала мамины рецепты и решила, что тоже помогу. До моего отъезда в колледж осталось всего несколько месяцев.

Лицо Оливии становится ласковым и благодарным.

– Спасибо, Элли. – Затем она снова оглядывает зону бедствия. – Наверное.

Она сжимает в объятиях белокурую блондинку в сахаре.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – говорит Элли ей в плечо.

Когда она поднимает голову, то видит моего брата, прислонившегося к стене. Широко раскрыв глаза, она стряхивает муку с волос, как собака отряхивается от воды.

– О Боже, вы же принц Генри.

– Так и есть, дорогуша. Но более важный вопрос: кто вы?

– Меня зовут Элли. – Мой брат непристойно улыбается. -Приветики, Элли.

– Она несовершеннолетняя, – говорю я ему. И улыбка исчезает.

Он гладит ее по голове.

– До свидания, Элли. – Генри оборачивается. – Все же я подожду в машине. – Он зевает. – Я бы не отказался вздремнуть.

Как только мы входим в номер, Томми обрушивает на нас.

– Королева на линии. По Скайпу, Ваша Светлость. – Тревога звучит в его голосе, как звон хрустального бокала. – Она ждала. Она не любит, когда ее заставляют ждать.

Я быстро киваю.

– Пусть Дэвид принесет мне виски.

– О, и мне тоже! – вставляет Генри.

– Он выпьет кофе, – говорю я Томми.

И я думаю, Генри показывает мне за спиной язык.

Я направляюсь в библиотеку, и он следует за мной, выглядя немного более трезвым – по крайней мере, он идет прямо и без посторонней помощи. Я сажусь за стол и открываю ноутбук.

С экрана смотрит бабушка, одетая в бледно-розовый халат, волосы в бигуди и сетке для волос, серые глаза пронзительные, выражение лица такое же дружелюбное, как у беспощадного жнеца.

– Николас. – Приветствует она меня без всяких эмоций.

– Бабушка, – отвечаю я так же ровно.

– Бабушка! – вопит Генри, словно ребенок, выходя из-за стола и попадая в поле зрения.

Затем он обнимает компьютер и целует экран.

– Чмок! Чмок!

– Генри, ох, Генри... – моя бабушка хлопает по воздуху руками, как будто он на самом деле целует ее. И я изо всех сил стараюсь не смеяться над ними.

– Чмок!

– Генри! Опомнись! Боже мой!

– Чмооок!

Он усаживается, ухмыляясь как дурак, на подлокотник моего кресла, заставляя меня повернуться.

– Прости, бабушка, но я так рад тебя видеть.

Сначала она ничего не говорит, но всматривается в экран – и я знаю, что она видит все то же самое, что и я. Что-то близкое к беспокойству сжимает ее губы.

– Ты выглядишь уставшим, мой мальчик.

– Да, Ваше Величество, – тихо отвечает он. – Очень уставшим.

– Тогда приезжай домой, так ты отдохнешь. Да?

– Да, мэм, – соглашается он.

Затем ее голос становится резким.

– И я больше не хочу слышать ни единого звука о тебе и наркотиках. Я ясно выражаюсь? Я очень разочарована в тебе, Генри.

И он действительно выглядит раскаявшимся.

– Они были друга, бабушка, а не мой. Но... этого больше не повторится.

– Смотри, чтобы не случилось, – она поворачивается ко мне. – Я посылаю за вами самолет. Хочу, чтобы вы вернулись во дворец через двадцать четыре часа.

Мой желудок резко падает вниз, и мне кажется, что горло сжимается само по себе.

– У меня есть здесь обязательства…

– Нарушь их, – приказывает она.

– Нет, я этого не сделаю! – огрызаюсь я в ответ так, как никогда в жизни не говорил с ней. Я бы надрал другому мужчине зад за то, что он заговорил бы так с моей королевой. – Простите меня, Ваше Величество, это была долгая ночь.

Я провожу рукой по лицу.

– У меня есть здесь обязательства, которые требуют деликатного отношения. Я... дал обещания. Мне нужно еще немного времени, чтобы все уладить.

Она смотрит на меня, будто видит насквозь, и я не сомневаюсь, что она это может. Она определенно уже все слышала об Оливии, если не от Темных Костюмов, то из газет и Интернета.

– Сорок восемь часов и ни минуты больше, – говорит она тоном, похожим на звук, с которым дрессировщик щелкает поводком своего заблудшего подопечного.

Мои руки сжимаются в кулаки на столе, вне поля ее зрения.

– Очень хорошо.

После того как мы обмениваемся любезностями, мы отключаемся, и я закрываю ноутбук. Я киплю в тишине, пока Генри не произносит.

– Итак... что нового?

И я даю ему оплеуху. Так сильно, что звук отскакивает от стен. Он тянется к тому месту, куда я ударил.

– Твою мать! Какого черта ты это делаешь? – он тычет меня локтем.

Я бью его в ухо. И следующее, что я помню, мы катаемся по полу, ругаясь и колотя друг друга.

– Избалованный маленький засранец!

– Жалкий ублюдок!

В какой-то момент драки Логан просовывает голову внутрь.

– Все в порядке.

Затем он отступает и закрывает дверь.

В конце концов, у нас ничья, оба слишком измотаны, чтобы продолжать. Мы сидим на полу, тяжело дыша, прислонившись спиной к стене. Генри проверяет свою губу, откуда стекает струйка крови.

– Ты правда злишься?

– Да, Генри, правда. Я планировал остаться на лето здесь, в Нью-Йорке. С Оливией. Благодаря твоей маленькой выходке, сейчас я не могу этого сделать.

Он выглядит смущенным.

– Мне показалось, ты сказал, что она несовершеннолетняя.

И я молю о терпении.

– Это была Элли. Оливия – та, что с темными волосами.

– О. – Я чувствую, как он смотрит на меня.      – Значит, она тебе действительно нравится.

– Да, – соглашаюсь я, мой голос грубый и хриплый. – Нравится. А когда мы уедем, я больше никогда ее не увижу.

– Но почему нет?

И только тогда я вспоминаю, как долго его не было. Он столько всего не знает. Я смотрю своему младшему брату в лицо... и он действительно кажется пугающе усталым.

– Много чего произошло. Я объясню тебе завтра, после того как ты хорошенько выспишься. – Я встаю, отряхиваю брюки и поправляю воротник.      – Я собираюсь повидаться с Оливией. Скоро вернусь.

Как только я подхожу к двери, Генри зовет меня по имени. Я оборачиваюсь.

– Мне очень жаль, Николас. Мне жаль, что я разрушил все твои планы.

И браслеты на моем запястье, кажется, сжимаются еще крепче. Я возвращаюсь к нему и присаживаюсь на корточки. Затем закатываю рукав, расстегиваю серебряный браслет и кладу его в его перевернутую ладонь. Глаза Генри затуманиваются, когда он смотрит на него.

– Ты сохранил его для меня.

– Конечно, сохранил.

Я прижимаюсь лбом к его лбу, сжимая рукой его затылок.

– Хорошо, что ты вернулся, Генри. Теперь все будет хорошо, да?

– Да.

Только после восхода солнца я подъезжаю к переулку позади «У Амелии». Небо все еще розово-серое, и я знаю, что на вывеске на стекле у входа все еще красуется табличка «Закрыто».

Я прохожу через теперь уже безупречно чистую кухню и следую на звук нежной музыки в обеденный зал. Затем я скрещиваю руки на груди, прислоняюсь к открытой двери и наслаждаюсь зрелищем. Долли Партон и Кенни Роджерс поют по телевизору песню об островах в потоке, а Оливия подметает пол метлой, не подозревая о моем присутствии. Но она не просто подметает – она танцует.

Потрясывая задницей, виляя бедрами, сгибая колени – великолепный танец – время от времени скользя вниз и вверх по метле, словно это шест или микрофон.

Господи, какая она очаровательная.

Мои губы растягиваются в улыбке, а член становится таким твердым, что даже больно.

Я бесшумно подкрадываюсь к ней сзади, обнимаю за талию, отчего она взвизгивает, а метла с треском падает на пол. Она разворачивается в моих объятиях, ее руки смыкаются на моей шее, прижимаясь ко мне всем своим теплом и совершенством.

– Я гораздо лучший партнер, чем метла. – Она выгибает таз, прижимаясь и потираясь о мою эрекцию. – И более одаренный.

Оливия протягивает руку и так сладко целует меня в губы.

– Как Генри?

Я поглаживаю ее волосы и смотрю на ее лицо, чувствуя, как внутри меня открывается дыра. Бездонная, болезненная пустота – отголосок того, что я чувствовал, когда мне сказали, что моя мамы не стало.

– Мне нужно уезжать, Оливия. Мы должны ехать домой.

Она перестает танцевать. Ее нежные руки сжимают меня крепче, а рот сжимается в печальный бутон.

– Когда? – спрашивает она тихим голосом.

– Через два дня.

Ее взгляд касается моих глаз, губ, подбородка, будто она запечатлевает их в памяти. Затем она опускает голову, прижимаясь щекой к моей груди, прямо где бьется сердце. Долли и Кенни поют о том, чтобы уплыть вместе... в другой мир.

– Так скоро?

Я прижимаю ее ближе.

– Да.

Мы начинаем раскачиваться в такт музыке – и вдруг я говорю:

– Поедем со мной.

Оливия вскидывает голову.

– Что?

Чем больше я говорю, тем более блестящей становится идея.

– Проведи лето в Вэсско со мной. Ты можешь остановиться во дворце.

– Во дворце?

– Я обо всем позабочусь. Я покажу тебе город – он прекрасен, особенно ночью. У тебя дыхание перехватит. И я отвезу тебя к морю – мы будем плавать голышом и отморозим себе задницы.

Она смеется, и я смеюсь вместе с ней.

– Это будет приключение, Оливия. – Я провожу большим пальцем по ее щеке. – Я еще не готов к тому, что все это закончится. А ты?

Она склоняется к моему прикосновению.

– Нет.

– Тогда скажи «да». Поедем со мной.

К черту последствия. Ее глаза светятся надеждой, щеки пылают от возбуждения. Она прижимает меня к себе и говорит:

– Николас... я... я не могу.

 

ГЛАВА 15

Оливия

Это не тот ответ, которого он ожидает. Это не то, что я хочу ответить. Но это единственный вариант.

Он сжимает меня сильнее, почти с отчаянием.

– Я хочу, Николас... Боже, хочу. Но я просто не могу уехать.

Из кухни доносится грохот – резкий звон металлических кастрюль, падающих на пол. И тут моя младшая сестра буквально вываливается в комнату.

– О да, ты можешь!

– Элли, что ты делаешь?

Она берет себя в руки.

– Подслушиваю. Но это к делу не относится – ты во что бы то ни стало поедешь в долбаный Вэсско, Лив! На лето! Во дворец! – Она вертится, словно в воображаемом бальном платье. – Это единственный шанс в жизни, и ты его не упустишь. Ни из-за меня, ни из-за папы, ни из-за этого места. Ни за что.

Я люблю свою сестру. Независимо от того, насколько она может быть занозой в заднице, когда происходит что-то важное, у нее золотое сердце. Но это не меняет того факта, что в данном случае она ошибается.

– Тебе еще несколько недель учится в школе. Ты не можешь управлять этим местом в одиночку.

Она скрещивает руки на груди.

– Марти может быть здесь, когда меня нет. Бизнес чертовски раскачался. Благодаря огласке ваших горячих королевских делишек, мы можем позволить себе заплатить Марти за дополнительное время. И мы наконец-то можем нанять посудомойку!

– Дело не только в управлении кофейней, Элли. Есть бухгалтерия.

– Это я могу.

– Заказы различных принадлежностей и продуктов.

– Пфф… я вполне могу это сделать.

– Работать с поставщиками и парнями из доставки. – Я поворачиваюсь к Николасу. – Некоторые из них полные придурки. – Я перевожу взгляд с одного на другую. – И тысячи других мелочей, для которых ты слишком молода и неопытна, чтобы справиться самостоятельно.

У Элли нет на это ответа, но она выглядит так, будто вот-вот заплачет. Пока Николас не поднимает палец.

– У меня есть кое-кто, кто поможет ей справиться.

На следующий день я в своей комнате уже собираю вещи, потому что еду в Вэсско. Забудьте про бабочки в животе, у меня там хлопает крыльями и кружится стая воробьев – странная смесь волнения и нервозности.

Я никогда не летала на самолете. У меня даже нет паспорта, но Николас сделал несколько телефонных звонков и сегодня утром я его получила в срочном порядке.

Я никогда не бывала в отпуске, не считая случайных поездок на выходные на берег с родителями. И это не просто летние каникулы – я еду в другую страну, с ее собственным принцем! Остановлюсь во дворце! Это сюрреалистично.

Но не смотря на это, все было бы прекрасно – за исключением одного.

Моего отца.

Он сидит на кровати, следя за каждым моим движением с озабоченным, неодобрительным, обвиняющим выражением лица.

– Не могу поверить, что ты действительно это делаешь, Лив. Ты даже не знаешь этого парня.

Оборонительная позиция заставляет меня усердно засовывать расческу в сумку.

– Я знаю его. Ты тоже встречался с ним однажды, хотя, вероятно, не помнишь.

– Я ожидал такого от твоей сестры – она всегда была легкомысленной. Но только не от тебя.

Следом идет мой любимый лак для ногтей, бюстгальтеры и нижнее белье, парфюм с ароматом розы и жасмина, который нравится Николасу.

– Вот именно. Я всегда была ответственной – носила воду, удерживала оборону Форта. А теперь у меня есть возможность сделать что-то удивительное. – Я не могу остановить боль, которая просачивается в мой голос. – Почему ты не можешь порадоваться за меня?

Его глаза того же цвета, что и мои, затуманиваются.

– Ты нужна нам здесь. Нужна сестре – ты не можешь переложить на нее свои обязанности.

– С Элли все будет в порядке. Я все устроила – она получит всю необходимую помощь.

Логан Сент-Джеймс и Томми Салливан, охранники Николаса, останутся на лето. Присмотрят за Элли и бизнесом, чтобы убедиться, что ею не воспользуются, и помогут любым способом.

Николас попросил их сделать это для него – как личное одолжение – и они оба согласились. Томми, кажется, особенно хочет остаться. Бруклинским девушкам, говорит он, очень нравится его акцент. Я сама видела, что они хорошие парни – и Николас доверяет им, так что я тоже.

– Это эгоистично, – отрезает отец, вставая.

И я чуть не падаю.

– Эгоистично? Забавно, что это говоришь ты.

– Что, черт побери, это должно означать?

Мой голос повышается, и девять лет негодования вырываются наружу.

– Мы тоже ее любили! Ты не единственный, кто ее потерял! В день смерти мамы мы с Элли потеряли вас обоих. Ты... ты просто отстранился, папа. У мамы не было выбора, но у тебя был!

Он опускает голову, не глядя мне в глаза.

– Этот парень, принц, кем бы он ни был... он причинит тебе боль, Лив. Когда он уйдет – и помяни мое слово, он уйдет – это сломает тебя. Я не хочу, чтобы это случилось с моей маленькой девочкой.

Я застегиваю сумку и перекидываю ее через плечо.

– Я точно знаю, во что ввязываюсь с Николасом. У нас будет что-то замечательное так долго, как это сможет продлиться. И когда все закончится, я оглянусь назад и вспомню, что в моей жизни было что-то особенное и удивительное... хотя бы ненадолго.       А потом я вернусь, и продолжу жить.

Я поворачиваюсь к двери, глядя в глаза человеку, который был моим героем.

– Я не сломаюсь, папа. Я – не ты.

Внизу, в кафе, Николас ждет у двери, а Элли, Марти, Логан и Томми стоят плечом к плечу вдоль стены.

Сначала я подхожу к Томми и Логану, касаясь их рук.

– Спасибо вам за это. Знаю, это не ваша работа, но я очень это ценю.

Логан кивает, его взгляд тверд.

– Не волнуйтесь, мы здесь обо всем позаботимся. Мы позаботимся о ней.

– И повеселитесь в Вэсско, – говорит Томми, широко улыбаясь. – Может, вам там понравится, и вы останетесь.

Логан раздраженно качает головой, заставляя меня думать, что он знает больше, чем говорит.

– Заткнись, Томми.

Я перехожу к Элли и Марти. Элли бросается на меня.

– Я буду скучать по тебе! Но я хочу, чтобы ты делала все возможное – всюду побывала!

Я сжимаю ее так крепко, как только могу, и мое сердце слегка щемит.

– Я тоже буду скучать по тебе. Знаю, ты справишься с этим, Элли – у тебя все получится. Но будь осторожна и слушай Марти, Логана и Томми, хорошо?

– Я так и сделаю.

Затем меня подхватывает Марти и прижимает к себе.

– Желаю тебе хорошо провести время, подруга. И помни – фото этого не должны всплыть. – Он подмигивает мне с грязным намеком и кивает головой в сторону Николаса. – Забери все фотографии.

Я смеюсь и иду к двери. Но голос за моей спиной заставляет меня застыть на месте.

– Ливви.

В дверях появляется мой отец. Он медленно подходит ко мне и крепко обнимает. Так, как делал это раньше. Он целует меня в висок и шепчет на ухо:

– Я люблю тебя, дорогая.

И я чувствую, как слезы подступают и переполняют меня.

– Я тоже тебя люблю, папа.

Через мгновение я отстраняюсь. Киваю ему и улыбаюсь. Затем подхожу к Николасу.

Когда мы поворачиваемся, чтобы уйти, мой отец говорит:

– Николас. Позаботься о ней.

В его голосе отчетливо слышится раздражение, когда он отвечает.

– Да. Я позабочусь.

Затем он берет меня за руку и выводит за дверь.

Слезы все еще текут, когда я забираюсь в лимузин, где ждет Генри.

– О нет, она плачет. Ненавижу, когда девушки плачут. Что ты сделал, Николас? – затем он поднимает свой стакан, наполненный янтарной жидкостью и льдом. – Не плачь, Олив. Выпей!

На сиденье рядом со мной Николас притягивает меня ближе.

– С тобой все в порядке, сладкая?

– Да, я в порядке. Я просто очень эмоциональна. – Я вытираю под глазами. – И я боюсь самолета.

Николас улыбается, сверкая ямочками на щеках.

– Ты можешь все время держаться за мой штурвал.

Я хихикаю, а Генри издает звук отвращения.

– Здесь есть сексуальный подтекст? Черт возьми, это лето будет отвратительным.

На взлетной полосе, за пределами большого, страшного самолета, нас приветствует Бриджит, личный секретарь Николаса. Она напоминает мне любимую тетушку – в забавном фиолетовом костюме и с отношением, которое одновременно игривое и деловитое.

– О Боже, – запинается она, когда Николас впервые меня представляет.       – Я не знала, что вы везете гостей, Ваша Светлость. – Потом она оправляется – или, по крайней мере, пытается это сделать. – Королева будет очень... удивлена.

Она крепко и дружески пожимает мне руку.

– Рада познакомиться с вами, мисс Хэммонд. Если вам что-нибудь понадобиться во время вашего визита, пожалуйста, не стесняйтесь спрашивать.

У меня такое чувство, что мой первый полет на частном самолете навсегда отобьет у меня желание совершать «нормальные» авиаперелеты. Это напоминает мне старушку Розу из «Титаника», когда она сказала: «Фарфор, которым никогда не пользовались. Простыни, на которых никогда не спали...»

Интерьер Royal I – это сплошные королевские гербы, кожа кремового цвета и блестящее полированное дерево. В задней части находятся две полностью оборудованные спальни, и не абы какие – это кровати, достойные королевы. Буквально. В распоряжении гостей также две мраморные ванные комнаты с душем. В основном фюзеляже располагается стол из темного дерева, компьютер и телефоны, длинный кожаный диван и группы из четырех откидывающихся вращающихся кресел с блестящими деревянными столами между ними.

Две стюардессы в униформе готовы удовлетворить любой наш каприз – и они выглядят как супермодели, высокие и светловолосые, с маленькими темно-синими шапочками на головах.

Пилот кланяется Николасу, прежде чем войти в кабину, и я замечаю изменение в поведении Николаса – или, возможно, это просто реакция на то, как персонал к нему относится – с уважением верховного лидера. Уважением, граничащим с поклонением.

Он идет впереди... а все остальные с радостью следуют за ним.

Взлет... абсолютно ужасен. Я все время держу глаза закрытыми и подавляю рвотные позывы. Хорошо, что я держу руку Николаса вместо его «штурвала», потому что моя хватка настолько сильна, что я бы его раздавила. А это одна из моих любимых частей тела.

После горячих полотенец и коктейлей, Николас спрашивает Бриджит об обстановке дома. Политической обстановке.

Она бросает быстрый взгляд на меня, потом на Генри, и я задаюсь вопросом, является ли это секретной информацией. Но затем она говорит Николасу:

– Королева удвоила свои усилия, чтобы убедить парламент принять торговые и рабочие программы, но переговоры продолжают быть... ожесточенными. Они хотят уступок.

Генри садится на диване, где он лежал развалившись, наигрывая аккорды на гитаре – Николас сказал мне однажды, что Генри «вообразил себя королевской рок-звездой».

– Какие еще уступки? – спрашивает младший принц.

– Уступки от королевы, – натянуто говорит Бриджит. – И королевской семьи тоже.

– Два года – это очень долгий срок, Генри, – объясняет Николас. – Все изменилось с тех пор, как ты в последний раз был дома.

– Парламент всегда был полон бесполезных дрочил. – Усмехается он.

Николас наклоняет голову.

– Теперь они еще хуже.

Чуть позже Бриджит инструктирует меня по протоколу. Как приветствовать и вести себя рядом с королевой... и наследниками престола.

– Вы должны помнить о своих взаимоотношениях, когда находитесь на публике. Принцев знают все, за вами будут постоянно наблюдать. А мы – консервативная страна.       Никаких «КПК», как вы, молодые люди, их называете. (Прим. переводчика: КПК – карманный планшетный компьютер).

Да. Звучит весело.

– Мы не настолько консервативны, – возражает Генри. – Вам с Николасом просто нужно найти хороший темный уголок для своих проделок в общественных местах. Или, если тебе очень нужно засунуть свой язык кому-то в горло, я всегда под рукой.

Николас бросает убийственный взгляд на брата, тот невинно пожимает плечами.

– Просто предложил. – Затем его голос падает, чтобы прошептать мне: – Никому нет дела до того, что я делаю.

– Конечно, им не все равно, – утешает его Бриджит.

– Тебе просто плевать, что им не все равно, – сухо говорит Николас.

Генри играет вступление «Stairway to Heaven» на своей гитаре.

– Одно из преимуществ второго сына в семье.

Самолет приземляется в Вэсско как раз перед закатом. Теплый бриз, с намеком на океанский воздух, заполняет кабину, когда двери самолета открываются.

На ступеньках, ведущих к взлетно-посадочной полосе, постелен ковер – пурпурный, цвета королевской семьи. Солдаты в парадных красных мундирах на блестящих золотых пуговицах и в черных сапогах, сверкающих в лучах заходящего солнца, выстроились вдоль пути от самолета до здания аэропорта. Николас выходит первым – я слышу глубокий ревущий призыв к вниманию от офицера внизу и щелканье тяжелых каблуков о каменную мостовую, когда солдаты отдают честь.

На минуту замираю, прежде чем выйти за ним следом, наблюдая и впитывая все это, чтобы потом вспоминать.

Но затем, когда мы приближаемся к двери аэропорта, раздается другой звук, гораздо более зловещий. Насмешки и выкрики – и они исходят от толпы людей со стороны здания, оцепленного забором. Некоторые из них держат плакаты, и все они выглядят сердитыми. И они кричат на нас и ругаются.

То, что начинается как неразборчивый рев презрения, становится более четким, когда мы приближаемся.

– У меня нет работы, а вы летаете на гребаном частном самолете! Ублюдки!

– К черту вас! К черту монархию!

Я держусь поближе к Николасу. Он протягивает руку назад, не оборачиваясь, ища меня. Я беру его за руку и он ее сжимает.

– Засуньте ее себе в задницу, мальчики, и вашей бабушке тоже!

Спина Николаса напрягается, но он продолжает идти вперед. У Генри совершенно другая реакция. Хотя охранники стараются держать его подальше от забора, он с важным видом подходит к нему и одним движением руки подзывает одного из мужчин.

Потом Генри отступает назад... и плюет в него.

И мир взрывается.

Люди кричат, забор дребезжит, солдаты сплачиваются вокруг нас, подталкивая к двери. Николас тянет меня вперед за руку, надежно удерживая, пока нас практически вносят в здание.

Внутри, после того как крики заглушаются закрывшейся дверью, Николас поворачивается к брату.

– О чем, черт возьми, ты думал?

– Я не позволю им так с нами разговаривать! Ты ничего не сделал, Николас!

– Сделал! Я не ответил! – кричит Николас. – Потому что мои поступки имеют значение. Мои слова, мои действия имеют последствия. Плевать в людей – не значит перетянуть их на нашу сторону!

Зеленые глаза Генри вспыхивают, а щеки краснеют от гнева.

– К черту их! Мне не нужно, чтобы они были на нашей стороне.

Николас трет глаза.

– Это наш народ, Генри. Наши подданные. Они злятся, потому что у них нет работы. Они в ужасе.

Генри смотрит на брата упрямо и непреклонно.

– Ну, по крайней мере, я сделал хоть что-то.

Николас фыркает.

– Да. Ты сделал только хуже. Поздравляю.

Взяв меня за руку, он поворачивается на каблуках и говорит Джеймсу:

– Мы с Оливией поедем одни в первой машине. Он может последовать за нами в машине с Бриджит.

Никто не решается возразить.

Таков наш прием в Вэсско.

В лимузине Николас наливает себе выпить из мини-бара с голубой подсветкой, стоящего на центральной консоли.

Он весь напряжен и хмур. Я поглаживаю его плечи.

– Ты в порядке?

Он выдавливает из себя вздох.

– Буду. Прости за это, любовь моя. – Он играет с моими волосами. – Не такого возвращения домой я хотел для тебя.

– Пффф. – Я машу рукой. – Я выросла в Нью-Йорке, Николас. Протестующие и сумасшедшие там на каждом углу. Ничего страшного – не беспокойся из-за меня.

Я хочу вернуть игривость в эти глаза, эту восхитительную, хитрую ухмылку на его прекрасные губы. Думаю о том, чтобы соскользнуть на пол между его коленями и сделать ему минет. Но, честно говоря, с водителем впереди и его братом и кучей сотрудников, следующих за нами, мне просто не хватает смелости, чтобы пойти до конца.

Вместо этого я льну к нему, позволяя своим грудям прижаться к его руке. Он целует меня в лоб, вдыхая мой запах. И это, кажется, заставляет его чувствовать себя лучше.

Примерно через час мы выезжаем на дорогу, ведущую к дворцу. Николас велит мне выглянуть в окно, чтобы посмотреть – и я ошеломлена.

Никогда раньше не использовала это слово – «ошеломлена».

Не было причины – но, святой Боже, теперь причина есть.

Я видела фотографии замка, но видеть его сейчас... нереально.

Массивное каменное здание освещено снизу вверх – практически сотнями лучей. На фасаде больше окон, чем я могу сосчитать, гигантские железные ворота c черно-золотой отделкой. Я не могу ясно видеть отсюда, но, кажется, на каменных стенах есть вычурные гравюры, статуи и резьба. В центре находится фонтан с подсветкой, выстреливающий водой в половину высоты самого замка. Высокий, величественный флагшток удерживает развевающийся бордово-белый флаг Вэсско.

И цветы! Тысячи, возможно, миллионы цветов окружают замок, взрываясь яркой палитрой даже ночью.

– Это же замок!

Да, не самая проницательная вещь, которую я когда-либо говорила. Николас только усмехается. Поэтому я хватаю его за руку, дрожа.

– Не думаю, что ты понимаешь – ты живешь в чертовом замке!

– Технически, это дворец. Замки строили для обороны, а дворцы больше для самого монарха, чтобы содержать двор в соответствующем величии.

И Господи, я хочу засунуть свой язык ему в глотку.

– Я уже говорила тебе, какой ты сексуальный, когда выдаешь эти королевские факты?

Его глаза загораются.

– Нет, но приятно знать. Я знаю вещи, которые заставят тебя оставаться мокрой и дрожащей все время.

Как бы сексуально это ни звучало, когда мы подъезжаем ближе, мне просто необходимо осмотреть дворец.

– Здесь есть ров, Николас!

– Да. Обычно дворцы так не делают, но мой пра-пра-пра-пра-прадедушка выкопал его, потому что ему понравилось, «как он выглядит». Однажды я плавал в нем, когда мне было одиннадцать. Подхватил фарингит – урок усвоен. Но позади есть озеро, так что купание нагишом определенно на повестке дня.

– А сколько в нем комнат?

– Пятьсот восемьдесят семь, не считая спален для прислуги.

Он наклоняется и облизывает раковину моего уха, заставляя план намокания и дрожания осуществиться. Его следующие слова почти заставляют меня кончить на месте.

– И к концу лета я хочу трахнуть тебя в каждой из них.

– Это амбициозно, – поддразниваю я, уткнувшись в него носом. – Ты собираешься сделать перерыв, чтобы меня покормить?

Его рука скользит вниз по моей спине, обхватывая ладонью мою задницу.

– О тебе хорошо позаботятся, обещаю.

Обещаю.

Знаете, что это такое?

Да. Знаменитое. Прощальное. Слово.

 

ГЛАВА 16

Николас

Моя бабушка – сова. Ей требуется всего три-четыре часа на сон. Это общая черта лидеров, промышленных магнатов, первоклассных руководителей и психопатов.

Так что, хотя время ужина уже прошло, я знаю, как только мы войдем во дворец, она захочет нас принять.

И я не ошибаюсь.

Ее личный дворецкий, Аластер, ведет нас в золотую приемную в ее личных покоях.

Мы собираемся там – я, Оливия, Генри, Фергюс и Бриджит – и ждем.

Сколько бы я ни отсутствовал, месяц или год, королева никогда не меняется.

Она выглядит точно так же. Это успокаивающая и пугающая мысль, которая поражает меня, когда она появляется в дверях – седые волосы идеально уложены, скромная розовая помада, светло-зеленая юбка и жакет с брошью, инкрустированной бриллиантами и изумрудами, приколотой к лацкану.

И хотя она выглядит все так же, в данный момент она выглядит особенно несчастной. Ее серые глаза, цвета бетонной стены, тверды, когда они сканируют нас.

Сначала она останавливается на Генри, призывает его выйти вперед.

Он кланяется.

– Ваше Величество.

Она пристально смотрит на него, принимая его приветствие – и на мгновение лед в ее взгляде трескается.

– Добро пожаловать домой, мой мальчик. Тебя не было слишком долго.

– Да, мэм, – тихо отвечает он, устало ей улыбаясь.

Она не обнимает его, как некоторые могли бы ожидать – это не ее стиль. Но она касается его плеча, протягивает руку и гладит по щеке, накрывает его руки своими и сжимает. Для королевы – это объятие.

Она отодвигает Генри в сторону и подходит ближе к нам, пристально глядя на меня. Я кланяюсь и веду Оливию вперед, держа ее за руку.

– Ваше Величество, позвольте представить вам мою гостью, Оливию Хэммонд.