Текст книги "Облажаться по-королевки (ЛП)"
Автор книги: Эмма Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Не знаю, что делать с этой информацией – или это какая-то более глубокая подсказка к намерениям Николаса, или она вообще ничего не значит. Но у меня нет времени анализировать это. Потому что через секунду голос моей сестры эхом отдается от входа.
– Все на выход! Давайте – сейчас время сиесты, народ – на вторую половину дня мы закрыты. Эй, Марти, помоги сестре, ладно?
Мы с Логаном выбегаем из кухни. Элли держит дверь открытой, выпроваживая всех, несмотря на ворчание и протесты, в то время как Марти гонит их в ее сторону, как современный пастух.
– Ваши деньги здесь ни к чему. – Он машет рукой парню, предлагающему ему несколько купюр. – Возвращайтесь завтра.
– Что ты делаешь? – восклицаю я поверх людских голов.
Элли поднимает палец, пока не уходит последний потенциальный клиент. Затем она запирает дверь и опускает на окне темно-зеленые жалюзи.
– Уже почти время пресс-конференции. – Она подбегает к телевизору на стойке и включает его. – Я подумала, что ты захочешь уединиться, когда мы будем ее смотреть.
За последние несколько месяцев мой желудок часто уходил в пятки, но на этот раз он достиг гребаного Китая.
– Я не буду смотреть пресс-конференцию.
– О да, будешь, Негативная Нелли. – Она тащит меня за руку на стул впереди. – В отличие от тебя, я все еще надеюсь, что Его Великолепие вытащит свою глупую голову из своей прекрасной задницы.
– Даже если и так, это не имеет значения. Наши отношения должны были продержаться лишь лето. Мы были обречены с самого начала.
Марти подходит ко мне сзади, сжимая мои плечи.
– Даже если это окажется правдой, это, по крайней мере, даст тебе возможность их завершить.
Я ненавижу это слово. Завершить. Это просто подтверждение того, что то, чего ты боишься, на самом деле, правда. Смерть есть смерть. Все действительно кончено. Но в этом нет никакого утешения.
– Я не хочу смотреть.
Я не искала имя Николаса в Интернете, не смотрела ни на одну из фотографий папарацци, которые всегда легко доступны. Это было бы все равно, что прижиматься все еще зияющим, свежим ожогом к горячей плите – слишком больно, чтобы справиться.
Моя сестра складывает руки на груди.
– Лгунья.
Ладно, она права. Правда не в том, что я не хочу смотреть. Я не хочу скучать по нему. Не хочу в нем нуждаться. Не хочу тратить каждое мгновение каждого дня, пытаясь не плакать, потому что больше не могу представить себе будущее без него.
Но... мы не всегда получаем то, что хотим. На самом деле, в большинстве случаев. Как говорила моя мама, когда мы были маленькими? Ты получаешь то, что получаешь, и не расстраиваешься. Поэтому я сажусь на стул и впиваюсь ногтями в ладонь, пока Элли переключает канал на новостную станцию, ведущую прямую трансляцию пресс-конференции, и увеличивает громкость.
Чтобы выяснить, что именно мы с Николасом в итоге получили.
Я не единственная, кто заплатил за это. Несмотря на то, что, в конце концов, все пошло наперекосяк, я знаю Николаса – каждый сантиметр его души. Знаю, что его чувства ко мне были настоящими – каждое прикосновение, каждая улыбка.
Я представляла себе его сожаление, когда он узнал правду. Я верю, если бы он мог что-то изменить, он бы это сделал. Думаю, он хотел этого больше, чем чего-либо в своей жизни.
Но мы не можем изменить себя – ни королеву, ни принца, ни девушку из Нью-Йорка.
Как он сказал мне однажды... королевская власть – это навсегда.
Телевизор фокусируется на пустой трибуне, на блестящем дереве выгравирован герб королевской семьи. Я не узнаю богато украшенный фон – два окна с тяжелыми занавесями с цветочным узором, на стене между ними висит портрет родителей Николаса. Это не Гатри Хаус – возможно, еще одна комната во дворце или одно из множества владений, о которых он мне рассказывал, но так и не имел возможности показать.
За камерой слышится болтовня людей, вспышки, и вот он уже там, поднимается на трибуну. Дыхание вырывается из моих легких одним резким, болезненным порывом, и комок, внезапно застрявший в горле, затрудняет вдох.
Боже, он прекрасен.
И выглядит чертовски ужасно.
Его темно-синий костюм идеально подходит к его фигуре – эти широкие плечи, сильные руки, теплая, великолепная грудь. Но щеки впали, а под глазами – тени.
Он кажется... грустным.
И это опустошает меня. Потому что, несмотря на то, как все закончилось, он заслуживает счастья – и я так хочу этого для него.
Генри садится в кресло справа от Николаса, положив голову на руку, локти на стол, и выглядит усталым. Саймон тоже там, на еще одном кресле, и я думаю о Фрэнни.
Наверное, сейчас она называет меня Сбежавшей Сучкой.
– Народ Весско, – начинает Николас, доставая из кармана стопку белых карточек. – Мы через многое прошли вместе, вы и я. вы праздновали с моей семьей день моего рождения, – уголок его рта приподнимается, – и мне говорили, что некоторые вечеринки были довольно шумными. Вы наблюдали, как я делал свои первые шаги, посещал свой первый день в школе, ездил на своем первом коне – Короле, так его звали.
Николас откашливается и смотрит вниз, его темные волосы падают на лоб.
– Вы горевали вместе со мной и Генри, когда мы потеряли наших родителей – наша боль была вашей болью. Вы лелеяли нас, утешали, держали в своих объятиях, будто мы были вашими собственными детьми – и мы ими и являемся, в самом прямом смысле. Вы видели, как я окончил университет, прошел ту же военную подготовку, что и каждый из вас, – и я стремился в действии и слове заставить вас гордиться. Чтобы стать таким человеком, лидером и принцем, которого вы все заслуживаете.
Некоторое время он смотрит на карточки в своей руке, потом с трудом сглатывает.
– Моя мама о многом мечтала для нас, как и все матери для своих детях. Она хотела, чтобы наша жизнь была наполнена целью, достижениями... и любовью. Любовь моих родителей друг к другу была просто чудом – вы все это видели. Они были предназначены друг для друга, делали друг друга лучшими версиями самих себя. А вы, как и моя бабушка, Ее Величество Королева, ждали – не так уж и терпеливо, – Николас слегка ухмыляется, и смешок эхом разносится по толпе, – когда я найду свою собственную любовь.
Похоже, его тошнит. И его челюсти сжимаются, будто он пытается сдержать слова. Затем он смотрит в камеру, сдвинув брови.
– Сегодня ваше ожидание подходит к концу. И я буду говорить с вами о будущем монархии – о моем будущем с женщиной, на которой я женюсь.
Я кусаю себя за щеку изнутри. Не думаю, что смогу это сделать – Боже, почему я думала, что смогу это смотреть?
– Она хотела бы быть здесь со мной сегодня, но... обстоятельства... сделали это невозможным. – Он проводит рукой по своим темным волосам, потирая затылок, снова глядя на карточки в своей руке. – Итак, я объявляю, что я... что я…
Он спотыкается на словах, и я теряю способность дышать.
Он не двигается, не произносит ни слова в течение нескольких секунд.
А потом... смеется.
Резкий, горький звук, при этом он сжимает переносицу и качает головой.
– Я – лошадиная задница.
Элли вскакивает со стула.
– Я так и знала! Это же, как в Джерри Магуайере! Он – Джерри Магуайер, потому что ты – его вторая половинка!!
– Тссс!
– У меня было то же, что и у моих родителей, – яростно говорит Николас, хватаясь за края трибуны. – Я держал это в руках. Любовь женщины, которая не родилась в королевской семье, но у которой более благородный нрав, чем у всех, кого я когда-либо знал. Знакомство с ней... изменило все. И любовь к ней... вернула меня к жизни.
По толпе прокатывается волна шепота, Николас хмурится.
– И я предал ее. Усомнился в ее любви и честности, хотя должен был знать лучше. И мне очень жаль... – он смотрит в камеру – зеленые глаза светятся – будто он смотрит прямо на меня. – Мне так чертовски жаль.
Через мгновение его взгляд возвращается к толпе, и голос становится сильнее, решительнее с каждым словом.
– Но я не предам ее снова. Не оставлю мечты своей матери для ее сыновей, и не буду игнорировать то, к чему взывает моя собственная душа. – Он качает головой. – Ни ради страны и ни ради Короны.
Он замолкает, облизывая губы.
– Сегодня я должен встать здесь и назвать вам имя женщины, которая однажды станет вашей королевой. Но я не могу этого сделать. Потому что я облажался. – Он фыркает. – По-королевски.
Затем он наклоняется вперед, его красивое лицо уверенное и самонадеянное.
– Вот что я могу вам сказать, сегодня я клянусь: я женюсь на Оливии Хэммонд или вообще никогда не женюсь.
И толпа приходит в неистовство.
Чёрт возьми!
– Срань господня! – кричит Элли.
А Марти ахает.
– Ты станешь королевой, Лив! Как Бейонсе! – он обмахивает глаза рукой. – Я сейчас заплачу.
Только... я не стану. Не могу стать.
– Он не может этого сделать. – Я поворачиваюсь к Логану. – Или может?
Рот Логана вытягивается в тревожную линию. Его глаза вспыхивают, и он качает головой.
Один из репортеров встает, и его затылок появляется в углу экрана, выкрикивая свой вопрос сквозь шум.
– Принц Николас! Закон ясен – наследный принц должен жениться на женщине благородного происхождения или, если он собирается жениться на простолюдинке, она должна быть урожденной гражданкой Весско. Оливия Хэммонд – ни то, ни другое.
Я смотрю в телевизор, парализованная сотней эмоций, бурлящих во мне.
Толпа затихает, ожидая ответа Николаса.
– Нет, – тихо отвечает он, глядя вниз. А потом расправляет плечи и поднимает голову. – Итак, сегодня я, Николас Артур Фредерик Эдуард, отрекаюсь от своего места в линии наследования и отрекаюсь от всех прав на трон Весско. С этого момента мой брат, Его Королевское Высочество Генри Джон Эдгар Томас, является принцем Пембрук.
Толпа ревет, как бразильские футбольные фанаты сразу после гола.
И Генри просыпается, подняв голову. Мигая.
– Подождите. Что?
Николас хлопает его по плечу – улыбается широко и ярко.
– Все это твое, Генри. Ты отлично справишься – знаю, что справишься.
Затем Николас поднимает руки.
– Больше никаких вопросов – у меня много дел. Спасибо, что уделили мне время. – Он поворачивается, чтобы уйти, но потом передумывает и возвращается на трибуну. – И последнее. – Он смотрит прямо в камеру, и я чувствую его взгляд, словно прикосновение к коже. – Ты просила предупреждать, Оливия, и вот оно. Я иду за тобой, любимая.
И этот сукин сын подмигивает.
Он уходит с экрана, а за ним спешат репортеры.
В кафе воцаряется тишина – если не считать ошеломленного ведущего новостей.
Как только Николас пропадает с экрана, Марти выходит на улицу, набирая номер на своем телефоне, бормоча, что новый парень, с которым он встречается, лучше играет в романтические игры. Элли лежит на полу – кажется, она потеряла сознание где-то между «Артуром» и «Эдгаром». Я медленно поворачиваюсь к Логану.
– Это что только что произошло?
Логан кивает.
– Оно самое, барышня.
– Не могу поверить... что он только что сделал?
– Он отказался от королевства ради вас. – В его темных глазах дьявольский блеск. – Я всегда знал, что он умный.
Требуется минута, чтобы все это постичь. Повторение про себя, кажется, помогает.
– Он едет.
– Так он и сказал, – соглашается Логан.
– Он едет сюда... за мной.
– Эту часть я тоже слышал.
Столько всего нужно сделать... но... приоритеты.
– Он приедет сюда за мной, а я уже три дня не брила ноги!
Я тащу задницу к лестнице в задней части дома, по пути сдвигая один из столов.
Позади себя я слышу, как Логан бормочет:
– Чокнутые американки. – Потом он говорит Элли: – Вставай, опоссум.
ГЛАВА 26
Николас
Выбраться из государственной резиденции – целое дерьмовое представление. Служба безопасности с трудом удерживает от меня публику и прессу. Буквально – это хватание и рукопожатия, попытки объятий и воздушные поцелуи, все выкрикивают поздравления или проклятия, или вопросы, или всё вместе одновременно.
Мир окончательно сошел с ума.
И я не помню, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким счастливым.
Таким чертовски свободным.
Такое чувство, что я могу перепрыгнуть через них всех. Будто я мог бы перелететь, если бы мне пришлось.
Потому что каждый шаг приближает меня к дому. К Оливии. Я практически ощущаю ее вкус на своем языке, и клянусь, каждым вдохом я ощущаю аромат роз и жасмина.
На тротуаре, совсем рядом с машиной, мой водитель хватает меня за плечо и кричит мне в ухо:
– Королева приказала нам доставить вас во дворец!
Я киваю. Затем выбиваю из его ладони ключи, посылая их в воздух, прежде чем поймать.
– Тогда лучше мне сесть за руль. Таким образом, ты не нарушишь приказ.
Он заикается.
– Сэр, пожалуйста... королева…
– Переживет. Мы едем в аэропорт – позвони заранее, если понадобится, но я хочу, чтобы самолет был готов к взлету, как только мы прибудем.
Я протискиваюсь в машину. Дверь все еще открыта, когда горстка охранников – и Саймон – собираются вокруг.
– В аэропорту будет толпа, Ваша Светлость, – возражает другой охранник.
– Тогда вам, ребята, лучше залезть внутрь – мне может понадобиться ваша помощь, чтобы добраться до взлетной полосы.
Другой мужчина пытается:
– Сэр, вы не можете просто…
– Но я могу. – Я смеюсь, чувствуя себя почти как в бреду. – Разве это не чертовски здорово?
Как только я завожу машину, они перестают спорить и запрыгивают в нее. Саймон садится рядом со мной впереди.
– А где Генри? Мы потеряли Генри?
– С ним все будет в порядке, – заверяет меня Саймон. – Его забрасывают вопросами, но его прикрывают.
Я пробиваюсь на машине сквозь людское море и убыстряю ход, как только оказываюсь на открытой дороге.
К радости примешивается срочность. Решительная потребность толкает меня в спину, как порыв ветра – потому что я не могу дождаться встречи с Оливией. Обнять ее и целовать до тех пор, пока она не сможет стоять на ногах. Чтобы все снова стало хорошо.
Чтобы начать новую, иную жизнь.
Жизнь с ней.
Ближе к аэропорту я сигналю машине перед нами, в которой думают, что они на воскресной прогулке. И мой мобильник вибрирует в кармане уже в двенадцатый раз. Мне не нужно смотреть, чтобы увидеть, кто звонит. Я отдаю его Саймону.
– Сохрани его для меня, пока я не вернусь, хорошо?
С понимающей улыбкой, он спрашивает:
– А когда ты вернешься?
Я снова смеюсь.
– Даже не знаю.
И это так прекрасно.
– Ты должен сесть на мой самолет, – предлагает Саймон. – Ее Величество уже пришла в ярость. Если ты угонишь «Royal I», она может натравить на тебя военно-воздушные силы.
Хорошо иметь друзей. Друзей со своими самолетами – еще лучше.
Когда мы подъезжаем к аэропорту, на мобильный Саймона звонит Фрэнни. Через мгновение он переводит ее на громкую связь.
– Николас.
– Да, Фрэнни?
– Я никогда не была так взволнована от доказательства своей неправоты. В конце концов, ты оказался не идиотом.
– Эм... спасибо?
– Обязательно передай Оливии, что я назвала ее Сбежавшей Сучкой, но я ее прощаю. И вы двое должны прийти на ужин, когда вернетесь, да?
– Можешь на это рассчитывать.
Через час я уже в воздухе – на пути в Нью-Йорк.
Когда я подхожу к двери «У Амелии», улицы перед домом пусты, – воздух устрашающе, странно тих, почти как на вечеринке-сюрпризе по случаю дня рождения, в тот момент, когда гости выскакивают и кричат, отпугивая год жизни почетного гостя. Свет в окнах не горит. Может, Оливия не видела пресс-конференцию? Мой желудок скручивает – потому что, возможно, Оливии здесь даже нет. Возможно, она ушла... из дома. Ядовитая жидкость плещется у меня в животе при мысли о том, что она с кем-то встречается. Мужчиной, который помог бы ей утопить свои печали и забыть ту душевную боль, которую я ей принес.
Эта мысль заставляет меня толкнуть дверь кафе с большей силой, чем я намеревался – и споткнуться о порог. Интерьер тусклый, но не темный – он освещен одной свечой. За столом... где сидит Оливия.
И все мое существо облегченно выдыхает.
Несколько мгновений я просто смотрю на нее. Впитывая в себя видение ее темных, вьющихся волос – блестящих, даже в свете свечей. То, как отблески пламени танцуют на ее безупречной бледной коже, подчеркивая ее лицо в форме сердца, ее высокие скулы, румяные розовые губы, которые овладели мной с самого начала, и темно-синие глаза, похитившие мою душу.
Она тоже смотрит на меня, неподвижно и молча, ее щеки пылают – достаточно, чтобы заставить меня задаться вопросом, какие восхитительно непристойные мысли мелькают в ее голове. Когда я захожу в комнату, дверь за мной медленно закрывается.
– Вечер сегодня тихий, – говорю я. Потому что эти слова даются легко – в отличие от накопившихся признаний и извинений, которые борются в моем горле за видное место.
Оливия моргает. Будто она только сейчас поняла, что я существую – здесь, а не в ее воображении.
– Логан сработался с полицией Нью-Йорка. Он оцепил вокруг кофейни периметр в три квартала.
Я киваю, не сводя с нее глаз. Есть отличный шанс, что я никогда не закрою их снова. Сон переоценивают.
– А... это объясняет заграждение.
– Да.
Я медленно приближаюсь к ней.
– Я скучал по тебе.
Легкий наклон ее подбородка, нежный кивок – единственный ответ, который я получаю.
Я потираю затылок.
– Ты ... ты смотрела пресс-конференцию?
Лицо Оливии меняется – смягчаясь в уголках губ, взгляд теплеет.
– Да.
Я делаю еще один шаг, медленно, едва сдерживая желание заключить ее в объятия и заняться с ней любовью у стены, на полу и на каждом столе в зале.
Потому что, прежде чем мы доберемся до этого, есть вещи, которые должны быть сказаны. То, что она заслуживает услышать.
Мой голос – хриплый шепот.
– Оливия, по поводу того, что я сказал в тот вечер, когда ты ушла. Я…
– Прощен. – Слезы наворачиваются ей на глаза. – Ты полностью прощен. Ты сразил меня «лошадиной задницей».
И она бросается в мои объятия.
Я зарываюсь лицом в ложбинку ее шеи, вдыхая сладкий аромат ее кожи – меда, роз и ее самой. Мои губы путешествуют по ее подбородку, находят ее рот, чувствуя влагу ее слез на своей щеке. А потом наши рты двигаются в унисон, пробуя и исследуя – дико и требовательно. Это не сладкое, сказочное воссоединение. Это грубая, отчаянная и неподдельная потребность. Быть вдали от нее, зная, как близко я был к тому, чтобы действительно потерять ее, делает меня грубее, чем следовало. Мои руки пробираются ей в волосы, впиваются в ее спину, крепко прижимая к себе, чувствуя каждый вдох, который ее сотрясает. И я не одинок. Она издает мне в губы стон – я чувствую его вкус на своем языке – ее руки тянут меня за волосы, ноги обхватывают мою талию, сжимая, будто она не может быть достаточно близко. Будто никогда не отпустит.
И все в этом прекрасно и правильно.
Через некоторое время отчаяние отступает, и наши поцелуи замедляются – наши губы начинают смаковать друг друга. Я чувствую, как нежные руки Оливии ласково гладят мое лицо, и ее лоб прижимается к моему. Мы смотрим друг другу в глаза, вдыхая один и тот же воздух.
– Я люблю тебя, – шепчет она дрожащим голосом. И по ее щекам вновь текут слезы. – Я так тебя люблю. Я не могу... не могу поверить, что ты отказался от всего этого. Как ты мог это сделать?
Теперь она плачет еще сильнее – и я понимаю, что она скорбит обо мне. Потому что она почему-то думает, что я что-то потерял.
Я ставлю ее на ноги, откидываю назад волосы и стираю слезы с ее лица.
– Это была самая легкая вещь, которую я когда-либо делал. Когда я стоял там, перед всеми этими камерами, это было похоже на то, как говорят, что когда ты умираешь, твоя жизнь мелькает перед глазами. Я видел все предстоящие годы – и ни один из них не имел ни малейшего значения. Потому что там со мной не было тебя. Я люблю тебя, Оливия. Мне не нужно королевство – если ты рядом со мной, у меня уже есть весь мир.
– Это так прекрасно. – Она плачет. – А еще очень сентиментально.
И вот... вот она – эта потрясающая улыбка, которая поражает меня прямо в сердце.
И в мой член.
Она кладет голову мне на грудь, обнимает за талию, и так мы стоим несколько минут.
Пока Оливия не спрашивает:
– Что теперь будет?
Я целую ее в макушку и откидываюсь назад.
– Ну... у меня нет работы. – Я делаю шаг назад, хватая с окна табличку «ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩЬ». – Так что, я надеялся, что место мойщика посуды все еще свободно.
Глаза Оливии сверкают – одно из самых великолепных зрелищ, которые я когда-либо видел.
– Ты когда-нибудь мыл посуду?
– Ни разу. – Я чмокаю ее в губы. – Но я очень старательный ученик.
– А как же мы? Что будет с нами?
– Мы можем делать все, что захотим. Каждый будущий день принадлежит нам.
Я сажусь на стул и притягиваю ее к себе на колени. Она играет с моими волосами, обдумывая это.
– Я хочу пойти с тобой в кино. И в парк. Даже если охрана должна идти по пятам. И я хочу, весь день валяться с тобой в постели и заказывать еду на вынос.
– И ходить по квартире голышом, – добавляю я услужливо.
Оливия кивает.
– Все нормальные вещи, которые делают пары, когда встречаются.
– Это было бы для нас интересной сменой обстановки.
Пальцы Оливии массируют и гладят мою шею. Чувствую себя потрясающе.
– Значит, мы будем двигаться... медленно?
Притягиваю ее голову ближе, шепча перед тем, как поцеловать:
– Звучит идеально. Мне нравится медленно. И ты будешь полностью наслаждаться тем, как я двигаюсь... медленно.
ЭПИЛОГ
Николас
Восемь месяцев спустя
Медленно не совсем получилось…
– Отныне я объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.
Мне не нужно повторять дважды.
Я приподнимаю тонкую вуаль, отделанную кружевом, обхватываю ее красивое лицо обеими руками и прижимаюсь губами к губам Оливии.
Потом я целую ее еще крепче. С жаждой. Потерявшись во вкусе и ощущениях моей сладкой новобрачной. Оливия хихикает напротив моего ищущего рта. Генри неуместно свистит рядом со мной, а Саймон кашляет, пытаясь скрыть это. Потом звонят церковные колокола, от которых гремят наши кости, прихожане встают, и я увожу Леди Оливию от алтаря. Ее кружевное платье без бретелек, облегающее тонкую талию, с длинным шлейфом, занимающим почти весь проход, несли полдюжины маленьких девочек-цветочниц.
Толпа снаружи ликует, размахивая шелковыми флагами, белыми цветами и знаменами.
Солнце светит, небо голубое и голуби буквально летают по воздуху. Нет ничего более совершенного, чем это.
Я веду Оливию вниз по серым каменным ступеням к открытой, отделанной золотом, карете – в наши дни мы запрягаем их только по особым случаям.
Как только она с ее гигантским шлейфом устраиваются в ней, мы отправляемся в путь, махая людям на улицах, празднуя со всей страной.
И на этот раз я не возражаю против камер. Даже немного.
Наконец, мы въезжаем в ворота дворца, и я помогаю Оливии спуститься. Двадцать лакеев – в полном военном облачении – окружают нас с флангов. Их мечи поют в воздухе, когда они обнажают их и поднимают вверх, образуя сверкающий на солнце серебряный мост, под которым мы проходим. Потом наверх, в золотой бальный зал, где, надеюсь, мы сможем поесть и выпить чего-нибудь, прежде чем оба умрем.
После этого мы выйдем на главный балкон дворца, где королева официально представит нас стране с нашими новыми титулами.
Моя бабушка была в восторге от волшебства королевской свадьбы – вот почему она не оказала нам даже небольшого сопротивления, когда три месяца назад мы с Оливией сказали ей, что собираемся пожениться. Все, о чем она просила, – это позволить ей самой позаботиться о приготовлениях. Учитывая, что мы не были уверены, сможем ли провести свадьбу даже в мэрии за такое короткое время, мы дали старушке полную свободу действий. И она эффектно себя проявила.
Уинстон обнаружил, что именно Люси слила ту историю в «Daily Star» – ее способ наказать меня за то, что я подвел ее, как она чувствовала, когда мы были молоды.
Но с тех пор в прессе было полно положительных статей о королевской семье – хочу сказать, кто бы не насладился хорошей историей про «отречение от престола ради любви»? И народ был вне себя от радости. Они обожают Оливию – не так сильно, как я, потому что это было бы невозможно, но близко.
Мы с Оливией и ее отцом превратили кафе «У Амелии» в некоммерческую организацию в Штатах. Сеть ресторанов «заплати сколько сможешь», куда любой желающий может зайти, сесть за столик и насладиться хорошей едой. Они могут решить отработать свой счет или оставить те деньги, которые в состоянии оставить – или вообще ничего. Мы открыли второй ресторан в Бронксе, еще два откроются в следующем году.
Когда народ был твердо предан королевской семье, а средства массовой информации на этот раз находились на нашей стороне, парламент Весско подчинился и принял закон, над которым работали мы с бабушкой. Занятость и заработная плата начали восстанавливаться и с тех пор неуклонно растут.
Это долго и счастливо для всех нас.
Ну... почти всех.
Я замечаю своего брата в углу, хмурого и угрюмого. Это единственный образ, который он носит в эти дни. Не такой саморазрушительный, как тогда, когда он впервые приехал домой, а скорее капризный, что меня не слишком волнует.
– Хорошо, – объявляет Оливия, протягивая мне бокал шампанского, – прежде чем мы выйдем на балкон, я попытаюсь воспользоваться уборной.
Мы оба смотрим вниз на километры ткани, из которой состоит ее платье.
– Тебе нужна помощь? – спрашиваю я.
– Нет, об этом позаботятся подружки невесты. У женщин есть естественный инстинкт, как сделать эти вещи. Хотя, кроме Фрэнни, я впервые вижу кого-то из этих дам. А теперь я собираюсь перед ними писать. – Она протягивает руку и чмокает меня в губы. – Странно быть замужем за тобой.
– Со мной никогда не будет скучно. – Я провожаю ее быстрым хлопком по заднице.
По пути Оливия проходит мимо отца, который болтает с Саймоном. Эрик Хэммонд не любитель смокингов – могу сказать это по тому, как он слегка поворачивает шею и дергает себя за воротник. Но строгая официальная одежда никак не может затмить гордость и любовь, сияющие в его глазах, когда он смотрит на свою дочь. С другой стороны, Марти выглядит в серебристо-сером смокинге так, будто он в нем родился. Оливия проходит мимо, одаривая его улыбкой и поднимая вверх большой палец. Он подмигивает ей и снова начинает флиртовать с Кристофером, секретарем моей бабушки, который бесстыдно отвечает ему взаимностью. Не думаю, что я еще долго буду играть главную роль в фантазиях Марти.
Пока Оливия занимается делами, я подхожу к брату, прислоняясь к стене рядом с ним, скрещивая руки на груди.
– Поздравляю, – говорит он, надувшись. – Ублюдок.
– Спасибо.
– Олив выглядит великолепно. Придурок.
– Да. Я передам ей твои слова.
– Очень рад за тебя. Задница.
Я смеюсь.
– Все будет хорошо, Генри.
Он пьет из своей фляжки, морщась, когда глотает.
– Тебе легко говорить. Идиот.
Я сжимаю его плечо.
– Ты когда-нибудь простишь меня?
Он пожимает плечами.
– Наверное. В конце концов. Конечно, прощу. Когда протрезвею.
– Есть идеи, когда это может быть?
– Генри, вот ты где! – кудахчет наша бабушка с другого конца комнаты. – Мы должны поговорить о меморандуме, который я тебе послала…
Генри поднимает фляжку и качает головой.
– Не сегодня.
Элли Хэммонд перехватывает бабушку прежде, чем та добирается до нас, преграждая ей путь. Она пытается сделать полный реверанс, но подол ее платья попадает ей под пятку, и она заканчивает тем, что почти падает лицом вперед. Королева пытается сделать шаг назад, но Элли хватает ее – обвивает руками талию Ее Величества и держится, как маленький ленивец, цепляющийся за свою мать.
Кристофер начинает действовать, пытаясь ее оттащить.
– Мисс Хэммонд, прошу! Мы не встаем на пути королевы – это не соответствует протоколу.
Ему удается спасти ее от бестактности. И Элли отступает назад, поправляя волосы, затем сгибает колени в более быстром, коротком реверансе и приносит свои извинения.
С акцентом.
– Прошу прощения, мэм.
О Боже.
– Мы не были официально представлены. Я Элли, сестра Оливии.
Бабушка свысока смотрит на Элли.
– Да, дитя, я знаю, кто ты.
Моя новая невестка пузырится от волнения по поводу признания.
– И я просто... ну... хотела поблагодарить вас за платье. – Она разглаживает руками шелк цвета шампанского. – Оливия сказала, что вы заплатил за него, и оно, должно быть, влетело вам в копеечку!
– Действительно.
Элли обхватывает груди ладонями и сжимает их.
– И в нем мои сиськи выглядят великолепно!
Королева поворачивается.
– Кристофер, принеси мне выпить.
Элли жестикулирует, подыскивая больше слов.
– И я просто... я имею в виду, что я так…
Потом она снова хватается за бабушку. Обвивает руками ее шею в миниатюрной версии медвежьих объятий. Объятие медвежонка.
– Я просто не могу поверить, что мы родственники!
Через плечо Элли шокированное лицо бабушки принимает сухое выражение, неохотно соглашаясь.
– Я тоже.
На балконе гремят трубы, перекрывая крики толпы, называют каждого члена нашей свадебной вечеринки, а затем и королеву. Остались только мы с Оливией. Бриджит порхает вокруг нас, делая последние проверки.
– На зубах помады нет, вуаль ровная, помните, пальцы вместе, когда будете махать, да, да... – она убирает мои волосы со лба и пытается брызнуть лаком для волос.
Я резко отдергиваю голову, и она шаркает прочь.
Оливия хихикает. И буквально через секунду я тоже.
– Готова, любимая?
– Как никогда.
Когда объявляют наши имена, ее рука в перчатке скользит в мою.
– Принц Николас и принцесса Оливия, герцог и герцогиня Фэрстоун!
Мы выходим на балкон, и с неба падают двадцать тысяч лепестков белых роз. А народ аплодирует и кричит, поднимая свои фотоаппараты и делая снимки. Блаженная энергия разносится по воздуху, окрашивая все в сияние радости и блеска. Мы улыбаемся и недолго машем, а потом, положив руку ей на талию, я опускаю голову и нежно целую Оливию.
С руками на моих плечах, она откидывается назад.
– Не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому.
– Имеешь в виду всю эту пышность и обстоятельства?
Она качает головой, ее глаза полны обожания.
– Нет.
– Быть принцессой и герцогиней?
– Нет.
– Тогда к чему?
Она протягивает руку и наклоняется ближе.
– Что я стала твоей женой.
Чувства с силой бьют меня, заставляя испытывать ощущение, что мое сердце слишком большое для моей груди. Я глажу ее по щеке, потому что она такая красивая – и потому что она моя.
Затем я шепчу:
– Ну, лучше тебе привыкнуть. Мы королевская семья. А значит... мы навсегда вместе.
КОНЕЦ
БОНУСНАЯ ГЛАВА
«Затеряться по-королевски»
Николас
Мои намерения были благими – как всегда бывает у тех, кто прокладывает дорогу в ад.
После вихря, который сопровождает королевскую свадьбу, в наш медовый месяц, я хотел показать Оливии все. Сводить ее во все места, о которых она слышала, мечтала, но никогда не могла увидеть. До сих пор. Я представлял себе ее сексуальные вздохи удивления, как загорается ее красивое лицо, когда она смотрит на чудеса мира и великолепие городов. Я хотел, чтобы каждая секунда была для нее идеальной – когда она стояла бы рядом со мной, держа меня за руку.
