Текст книги "Облажаться по-королевки (ЛП)"
Автор книги: Эмма Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Чего ты хочешь?
Она понятия не имеет, кто я. Все дело в том, как она защищается, и в обвинительной нотке в ее голосе. Некоторые женщины пытаются притвориться, что не узнают меня, но я всегда могу это распознать. Ее неведение довольно... волнующе. Нет никаких ожиданий, никаких скрытых планов, никаких причин притворяться – она видит то, что видит. А видит она только меня.
Мое горло внезапно превратилось в бесплодную пустошь. Сглатываю, но с трудом.
– Ну, ему отчаянно нужен пирог. – Тычу большим пальцем в Саймона. – А я... хотел извиниться за тот вечер. Обычно я так себя не веду. Я слегка ушел в запой…
– По моему опыту, люди не делают в пьяном виде того, чего бы не сделали в обычном состоянии.
– Да, ты права. Я бы подумал об этом, но никогда бы не сказала вслух. – Медленно подхожу ближе. – И если бы я был трезв... моя начальная ставка была бы намного выше.
Она скрещивает руки на груди.
– Пытаешься быть милым?
– Нет. Мне не нужно пытаться... так оно и есть.
Она слегка хмурит брови, словно не может решить, злиться ей или смеяться. Чувствую, что улыбаюсь.
– Как тебя зовут? Не знаю, спрашивал ли я раньше.
– Не спрашивал. И меня зовут Лив.
– Странное имя. Ты что болела в детстве? Я имею в виду, «жить» (Имя «Liv» созвучно с «live» – жить) – это то, на что надеялись твои родители, или ты им просто не нравишься?
Она поджимает губы, словно борется с усмешкой. Юмор рулит.
– Лив, Ливи – сокращенно от Оливии. Оливия Хэммонд.
– А. – Я медленно киваю. – Красивое имя. Подходит гораздо больше. – Я не могу отвести от нее глаз. Не хочу ни в малейшей степени. – Что же, Оливия, я сожалею о своем поведении при нашей первой встречи, и надеюсь, ты примешь мои извинения.
Ее лицо чуть заметно дрогнуло – на долю секунды, – но я это увидел. Потом она подходит к столу и теребит завернутый в бумагу пирог.
– Как скажешь. Проехали. Не все из того, что ты сказал, неправда. Совершенно очевидно, что мне нужны деньги.
Из-за самоуничижения, звучащего в ее голосе – и знания, что это по моей вине – я резко окликаю:
– Оливия.
Она смотрит вверх, на мое лицо. И мой тон смягчается.
– Мне очень жаль. Правда.
Темно-синий взгляд на несколько секунд задерживается на мне, прежде чем она мягко говорит:
– Хорошо.
– Хорошо, – отвечаю я так же мягко.
Потом моргает и протягивает пирог Саймону.
– Можешь взять этот – ему два дня, так что мне его не продать. Он может быть немного суховатым, но это за счет заведения.
Он улыбается, как волк, которому только что дали раненую овцу.
– Ты действительно ангел, милая.
– Он может взять с собой вилку? – спрашиваю я. – Чтобы мне не пришлось всю дорогу слушать, как урчит его желудок.
Ухмыляясь, она протягивает вилку.
И я иду до конца.
– Хочешь как-нибудь выпить кофе, Оливия? Со мной?
Прошли годы с тех пор, как я приглашал женщину на настоящее свидание. Это странно – одновременно возбуждает и нервирует.
– Я не люблю кофе. Даже не притрагиваюсь к нему.
Я окидываю взглядом помещение.
– Ты работаешь в кофейне.
– Вот именно.
Я киваю.
– Хм, понимаю о чем ты. Значит, ужин. Ты свободна сегодня вечером? Я могу заехать за тобой на обратном пути.
Она нервно смеется.
– Я думала, у тебя нет времени на... – она изображает пальцами воздушные кавычки, – «ухаживания»?
– Есть вещи, на которые стоит потратить время.
Это застает ее врасплох, и она запинается.
– Ну, я... не... хожу на свидания.
– Господи, почему нет? – в ужасе спрашиваю я. – Это чертов грех.
– Грех?
– Ты сногсшибательна, очевидно, умна – тебе следует чаще ходить на свидания, и желательно с мужчиной, который знает, как это делается. – Я кладу ладонь себе на грудь. – Так совпало, что у меня это здорово получается. Каковы мои шансы?
Она снова смеется, коротко и легко. И это похоже на восхождение на последнюю горную вершину. Удовлетворенно. Более чем победоносно. Прежде чем она успевает ответить, рядом с ней появляется мохнатая головная боль на четырех ногах, издающая тявкающий, рычащий звук.
– Элли! – кричит она через плечо. – Боско нельзя сюда!
– Что это? – спрашиваю я.
– Моя собака.
– Нет. Нет, у меня есть собаки. Собаки произошли от волков. Это произошло от крысы. – Смотрю снова. – От уродливой крысы.
Она поднимает маленького монстра на руки.
– Не оскорбляй мою собаку.
– Даже не пытаюсь – просто говорю правду.
На этот раз. И это чертовски здорово.
Но лай должен прекратиться. Приближаюсь рукой к его глазкам-бусинкам и щелкаю пальцами, приказывая:
– Ш-ш-ш!
И благословенная тишина наполняет воздух.
Оливия переводит взгляд с меня на животное.
– Как… как ты это сделал?
– Собаки – стайные животные, они подчиняются вожаку. Этот достаточно умен, чтобы понять, что вожак здесь – я. – Подхожу к ней ближе, ощущая чистый, приятный аромат – как свежий мед. – Посмотрим, сработает ли это с тобой. – Я щелкаю пальцами. – Ужин.
– Я не собака.
Мои глаза непристойно скользят по каждому прекрасному сантиметру ее тела.
– Нет... определенно нет.
Ее щеки розовеют, а глаза становятся почти фиолетовыми. Это прекрасно.
Но тут в комнату влетает еще один клубочек – маленький белокурый, закутанный в пушистый бирюзовый халат, в тапочках с изображением Губки Боба.
– О-О-О, да... школа снова закрыта. Йу-ху…
Пока не видит нас, и замирает.
А вот она точно знает, кто я.
– Привееет. Круто. – Она указывает на Логана и говорит тонким, смущенным голоском. – Мне нравится твой галстук.
Он бросает взгляд на галстук, затем благодарно кивает.
И она, кажется, хочет провалиться сквозь землю. Но вместо этого берет у Оливии «собаку» и признается приглушенным голосом:
– Пойду повешусь у себя в шкафу.
После того, как она уходит, я спрашиваю:
– Это она так шутит?
– Ей семнадцать. День на день не приходится. – Затем она вытирает свои маленькие ладошки о перед юбки. – Что же, было забавно. Спасибо, что заглянули.
Она машет Саймону.
– Наслаждайся пирогом.
Уже. Он улыбается, рот полон крошек от персикового пирога.
– Увидимся... наверное, – говорит она мне.
Делаю шаг вперед и беру ее теплую ладонь в свою, прежде чем поцеловать костяшки пальцев.
– Рассчитывай на это, любовь моя.
ГЛАВА 5
Оливия
«Рассчитывай на это, любовь моя».
Ого. Что, черт возьми, только что произошло? Поднимаясь в квартиру, чувствую себя мартини Джеймса Бонда – встряхнутой, но перемешанной. Большинство парней, которых я знала, включая Джека, были спокойными и беззаботными. Пассивными. Чем ты хочешь заняться сегодня вечером? Не знаю, а ты чем? Не знаю. Но Николас... другой. Решительный. Мужчина. Мужчина, привыкший, чтобы его слушали.
Видя его трезвым, я вижу разницу. В том, как он держался – широкие плечи, прямая спина, его присутствие почти как гравитация, притягивающая все на своей орбите, заставляя всех нас хотеть позволить ему обладать нами, где он захочет. Даже Боско слушал его, что определенно делает маленького зверька предателем, но я понимаю. Было чертовски жарко. Я все еще чувствую его губы на своей руке. Кто целует женщине руку? Никого из тех, кого я когда-либо встречала, это уж точно. В месте, куда он поцеловал, тепло и ощущается покалывание.
– Знаешь, кто это был? – кричит Элли, практически прижимая меня к стене в гостиной.
– Тсс! Папа спит.
Она спрашивает снова, на этот раз шепотом.
– Э-э, богатый придурок с другом, который и правда любит пироги? – ее большие голубые глаза закатываются к небу.
– Как мы вообще можем быть родней? – она тащит меня в свою спальню и тычет лицом в шестимесячный номер журнала «People». – Это был принц Николас!
И вот он на обложке – в темно-синем кашемировом свитере поверх белой рубашки с воротником, совершенные ухмыляющиеся губы, идеальные руки, сложенные на широкой груди. Похож на эротический сон Оксфордского университета.
– Да иди ты! – восклицаю я, даже вырывая журнал у нее из рук. Это объясняет акцент, который я не могла определить – не британский или шотландский, а Вэссконский. И его поведение – он не вожак стаи, он наследник долбаного трона! Внутри еще дюжина фотографий. Детская фотография, его первый день в садике в кружевной рубашке с воротничком, крупный план подростка, смотрящего в камеру, выглядящего чертовски задумчивым. И более поздние – на одной он на званом обеде обнимает за плечи красивую высокую блондинку в красном платье, на другой сидит в деревянном кресле с высокой спинкой во время заседания парламента. И, Святое дерьмо, должно быть это снимок папарацци – зернистое, увеличенное изображение, но это определенно он, выходящий из бирюзового океана Мальдивских островов, кожа блестит, темные волосы гладко зачесаны назад... голый. Причинное место затемнено, но темная дорожка счастья и V-образные мышцы его бедер ясно видны. Мой язык покалывает от желания провести по этой бороздке. Черт, я хочу облизать фотографию. Колонка сбоку содержит краткие факты о его стране и родословной. Он – прямой потомок Джона Уильяма Пембрука, генерала Северной Британии, объединившего силы с южными шотландцами в войнах за независимость Шотландии. Он женился на дочери Роберта Брюса, короля Шотландии. После поражения Шотландии коалиция Пембрука отделилась от обеих метрополий и после многих лет сражений сформировала свою собственную независимую нацию: Вэсско.
Кровь приливает к щекам, голова раскаляется. Он, должно быть, думает, что я идиотка. Знал ли он, что я не знаю? Кого я обманываю, конечно, знал – а я бросила пирог ему в лицо. Иисусе. Элли хватает с кровати телефон в блестящем чехле.
– Я выставлю это в Snapchat! – моя реакция немедленная и интуитивная.
– Нет. – Я накрываю ее руки своими. – Не надо. Все придут искать его сюда – это будет сумасшедший дом.
– Вот именно! – прыгает она. – Бизнес будет сумасшедшим. О! Мы должны назвать пирог в его честь! МакСекси – король пирогов!
Знаю, это было бы разумно. Та часть меня, которая на самом деле не хочет, чтобы ее вышвырнули на улицу, кричит: сдавай, сдавай, сдавай! Но это кажется... неправильным. Я все еще не совсем уверена, что Николас не тот придурок, каким он был прошлой ночью. Я ему ничего не должна. И все же, сдать его, использовать для бизнеса, рассказать миру, где он может появиться в следующий раз, кажется... предательством.
– Он не вернется, если ты отправишь это, Элли.
– Он сказал, что вернется?
Эта возможность, кажется, волнует ее более миллиона лайков в социальных сетях.
– Я... я думаю, что да. – И у меня по спине бегут мурашки, потому что я этого хочу.
Мы с Элли используем этот редкий выходной как спа-день. Мы отмачиваем ноги, трем пятки и красим друг другу ногти. Намазываем руки вазелином и надеваем на них толстые хлопчатобумажные носки, чтобы увлажнить. Втираем смесь оливкового масла и сырых яиц в волосы, затем заворачиваем головы в полиэтиленовую пленку, очень привлекательный вид – если бы только Instagram мог видеть нас сейчас. Кладем ломтики огурца на глаза и наносим овсяные маски на лица – все под великие 80-е: марафон знаковых фильмов на заднем плане – «Охотники за привидениями», «Огни Святого Эльма», «Грязные танцы».
Мы заканчиваем ритуал «чистки перьев», выщипывая друг другу брови – последнее упражнение на доверие. Около четырех часов отец выходит из своей комнаты. Глаза у него усталые и налитые кровью, но настроение хорошее.
Мы играем в несколько раундов червей, игре, которой он научил нас, когда мы были детьми, затем он готовит нам с Элли томатный суп и жареные бутерброды с сыром. Это лучший ужин за долгое время – возможно, потому, что кто-то другой приготовил его для меня.
Когда солнце садится и я вижу свое отражение в окне, Элли надевает ботинки, набрасывает пальто поверх пижамы и идет домой к подруге. Папа вскоре следует за ней – направляется в бар, чтобы с парнями «посмотреть игру».
Вечером, лежа в своей постели в одиночестве, с сандаловой и кокосовой свечой, горящими на тумбочке, чувствуя себя нежной, гладкой и красивой, после устроенного дня-спа с Элли, я занимаюсь тем, о чем мечтала весь день. Я гуглю Николаса Пембрука.
Понятия не имею, правдива ли какая-либо информация, но ее много. Все, от его любимого цвета (черный) до того, какую марку нижнего белья он предпочитает (Calvin's). Конечно, у него есть своя страница в Википедии. У него есть официальный сайт – и около десяти тысяч фан-сайтов. Его задница имеет свою собственный аккаунт в Twitter, @ВашеКоролевскоеЗадейшество, и у нее больше подписчиков, чем у пениса Джона Хэмма и бороды Криса Эванса вместе взятых. Сайты сплетен утверждают, что он трахал практически каждую женщину, с которой разговаривал – от Тейлор Свифт (она написала о нем целый альбом) до Бетти Уайт (лучшая ночь в ее жизни). Николас и его брат, Генри, близки, разделяют страсть к поло и филантропии. Он обожает свою бабушку королеву – нежную на вид женщину – и одновременно считает дни, пока она не упадет замертво. Через несколько часов я чувствую себя сталкером – и убеждаюсь, что большинство этих статей – просто выдуманное дерьмо.
Прежде чем я выхожу из поиска, мое внимание привлекает видео в верхней части списка – новостной клип с похорон принца Томаса и принцессы Калисты. Щелкаю по нему, и появляется крупный план двух белых гробов, отделанных золотом, которые везут в запряженном лошадьми экипаже.
Толпы плачущих зрителей выстраиваются на улицах, как черный занавес. Камера разворачивается, показывая четырех человек, идущих позади кареты. Королева и ее муж, принц Эдуард, находятся в центре; маленький мальчик со светлыми вьющимися волосами, принц Генри, идет с одной стороны, а Николас, одетый в тот же угольно-черный костюм, что и его брат – с другой. В четырнадцать лет Николас был уже высокого роста. Его скулы менее четко очерчены, подбородок более сглажен, плечи уже, но он все равно красивый мальчик. Голос диктора объясняет, что для монарха и наследников Вэсско – это традиция идти за гробом члена королевской семьи, проходя по каждой городской улице, прежде чем прибыть в собор для заключительной службы.
Мили. Им пришлось пройти много миль, прежде чем они смогли похоронить своих родителей. Внезапно Генри – ему на тот момент лет десять – останавливается, его колени почти подгибаются. Он закрывает лицо руками и рыдает. И я чувствую в горле слезы, потому что он напоминает мне Элли, в день, когда мы хоронили нашу маму. Как сильно она плакала – безутешно – и то же самое опустошение разыгрывается на экране моего компьютера.
На несколько мучительных секунд кажется, что все люди застыли. Никто не шевелится, никто не пытается его утешить. С таким же успехом он мог стоять посреди улицы в одиночестве. И тут в три быстрых шага появляется Николас, и уводит за собой младшего брата. Обхватив руками его маленькое тело, как щитом. Голова Генри доходит Николасу лишь до живота – он прячет лицо, и Николас нежно гладит его по волосам. Затем он бросает взгляд на толпу и камеры, его глаза пылают от негодования и горя.
Через несколько мгновений Николас делает знак лакею, и диктор, освещающий это событие, должно быть, нанял чертова чревовещателя, потому что появляются субтитры.
– Пусть машину подадут вперед. – Мужчина кажется неуверенным и начинает поворачиваться к королеве, но слова Николаса останавливают его. – Не смотрите на нее. Я ваш принц – вы сделаете то, что я скажу, и сделаете это немедленно.
И в эту секунду Николас совсем не похож на четырнадцатилетнего мальчика. Он похож на короля. Человек сглатывает и кланяется, и через несколько минут черный Роллс-Ройс медленно ползет сквозь море людей. Николас ведет брата к заднему сидению. Потом, когда дверь все еще открыта, он наклоняется и вытирает лицо Генри носовым платком.
– Мама будет так разочарована мной, – говорит Генри с душераздирающей икотой. Николас качает головой.
– Нет, Генри, никогда. – Он зачесывает назад волнистые светлые волосы Генри. – Я пойду пешком за нас обоих. Встретимся в соборе, и мы войдем вместе. – Он обхватывает ладонью его маленький подбородок и пытается улыбнуться. – С нами все будет в порядке, с тобой и со мной.
Генри шмыгает носом и изо всех сил старается кивнуть брату. Николас занимает свое место рядом с королевой и процессия продолжается. Когда я закрываю ноутбук, на сердце так тяжело, так грустно за них обоих. Генри был всего лишь маленьким мальчиком, а Николас Пембрук – несмотря на деньги и власть – не был таким уж другим в тот день. Не так уж отличался от меня. Просто ребенок, изо всех сил старающийся удержать от распада семью, которой не стало.
На следующий день после утренней суматохи я стою за кассой, открывая новую пачку четвертаков, когда низкий лиричный голос делает заказ.
– Большой кофе, пожалуйста. С молоком, без сахара.
Мои глаза поднимаются, встречаясь с серо-зеленым взглядом. И по моей коже проносится острый трепет, немедленный и неудержимый.
– Ты вернулся.
– В отличие от некоторых странных, но очень красивых людей, так уж вышло, что я люблю кофе.
На нем поношенные джинсы и черная рубашка. Бейсболка низко надвинута на лоб. По какой-то причине видеть его в кепке забавно. Полагаю, это так нормально, и смех переплетается с моими словами.
– Милая кепка.
Он поднимает кулак вверх.
– Вперед, «Янки».
– Ты действительно думаешь, что это сработает в качестве маскировки?
Он удивлен вопросом. Он оглядывает комнату – за столиками сидят только два посетителя, и ни один, кажется, его не замечает. Он пожимает плечами.
– Очки всегда срабатывали для Кларка Кента. – Сегодня к двум мужчинам, следовавшим за Николасом прошлым вечером, присоединился третий. Они сидят за столиком у двери, неприметные и небрежно одетые, но сама бдительность.
– Кто тебе сказал? Сама догадалась или... – он тычет пальцем в то место, где Элли вчера утром выплясывала праздничную джигу, – к этому имеет отношение вишневая бомбочка со Спанч Бобом на обуви?
– Моя сестра... Элли... да, она все рассказала. – Я думала, что теперь, когда я знаю, кто он, то буду чувствовать себя по-другому. Но это не совсем так. Если не считать укола смущения из-за того, что не узнала его сразу, глядя на него, я все еще испытываю те же чувства, что и вчера – горячее влечение, магнетическое очарование – не потому, что он принц, а потому, что он – это он. Великолепный, сексуальный, очаровательный. Николас платит наличными из кожаного бумажника, и я передаю ему кофе.
– Ты, должно быть, думаешь, что я совершенно невежественна.
– Ни капельки.
– Я должна сделать реверанс или что?
– Прошу, не надо. – А потом появляются ямочки. – Если у тебя нет желания делать это голой, то, прошу, никаких реверансов.
Он флиртует со мной. Это сладкий, скользящий, дразнящий танец, и самый забавный за долгое время, что я могу припомнить.
– Ты не похож на... – мой голос понижается до шепота, – принца.
Тогда он тоже шепчет.
– Возможно, это самое приятное, что мне когда-либо говорили. – Он кладет руку на стойку и наклоняется. – Теперь, когда ты знаешь, ты пересмотрела свое отношение к моему приглашению на ужин?
Бьюсь об заклад, такой парень, как он – гребаный член королевской семьи – привык к тому, что женщины падают к его ногам. Буквально. А я не привыкла к соблазнению или играм разума, но работая здесь все эти годы, что росла в городе, есть одна вещь, которую я знаю точно, когда дело доходит до мужчин. Веди себя спокойно.
– Почему? – смеюсь я. – Потому что ты владеешь страной? Это должно меня впечатлить?
– Это впечатляет большинство людей. – И танец продолжается.
– Думаю, я не большинство людей. – Его глаза сверкают, он улыбается.
– Очевидно, нет. – Он кивает головой в направлении столика в углу. – Ну, тогда я буду там на случай, если захочешь ко мне присоединиться.
– Это то, чем ты собираешься заниматься все утро? Сидеть здесь?
– Да, таков план.
– Разве у тебя нет... дел? Чего-то важного?
– Наверное.
– Тогда почему ты не занимаешься ими?
Он изучает мое лицо, его взгляд падает на мои губы, будто он не может оторвать глаз.
– Мне нравится смотреть на тебя.
Все внутри меня опускается, мир кружится. Николас небрежно подходит к своему столику, выглядя очень довольным собой.
Через несколько минут за прилавком Марти наклоняется ближе, его карие глаза дикие.
– Не оглядывайся, но у нас клиент-знаменитость. – Я начинаю поворачиваться, но он хватает меня. – Я сказал, не смотри! Это принц Николас, или меня зовут не Мартин МакФлай Гинзберг.
Думаю, мама Марти тоже была под кайфом, когда давала ему имя. Я успокаивающе кладу руки ему на плечи.
– Да, это он… он приходил вчера вечером и вчера утром.
Он визжит, как девочка-подросток, только что получившая водительские права.
– Как ты могла скрыть это от меня?!
Я вспоминаю «Криминальное чтиво» – его любимый фильм всех времен – и надеюсь, что он окажет достаточно мощный эффект, чтобы Марти не сошел с ума.
– Успокойся, сука. Не придавай этому особое значение.
– Успокойся, сука? Ты не знаешь, о чем просишь! Фотография этого парня висела у меня на стене много лет. Я всегда надеялся, что он тайно играет за мою команду.
Я быстро оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, смотрит ли Николас.
Смотрит. И машет рукой.
Потом поворачиваюсь к Марти.
– Думаю, я могу с уверенностью сказать, что нет.
Он вздыхает.
– Это объясняет, почему он пялится на твою задницу, как кошка на лазерный луч. – Он качает головой. – История моей жизни – все классные парни натуралы или женаты.
ГЛАВА 6
Николас
Наблюдать, как двигаться Оливия Хэммонд – своего рода извращенное удовольствие. С одной стороны, мучительно-дразнящее покачивание ее стройных бедер, когда она скользит от стола к столу, восхитительное предложение ее задницы, когда она наклоняется, чтобы взять тарелку, просто ждущее, чтобы ее пощипывали, разминали и поклонялись. Но в том, как ее розовые губы скользят в приветливой улыбке, в сладкой гармонии ее голоса, в ощущении этих экзотических темно-синих глаз, когда они возвращаются ко мне снова и снова – есть и назревающее чувство удовольствия. Делаю вид, что читаю газету – по крайней мере, стараюсь быть вежливым, – но большую часть времени смотрю. Открыто. Черт, грубо. Мой преподаватель по этикету переворачивается в гробу. И еще, я просто не могу быть не обеспокоен тем, что мне не наплевать. Я хочу Оливию. В своей постели, на своем члене, на своем лице. И я хочу, чтобы она это знала.
Вы можете узнать кое-что о людях, наблюдая за ними. Оливия Хэммонд трудолюбива. Это видно по тому, как она потирает шею и выгибает спину: она устала, но продолжает работать. Оливия дружелюбна, это становится ясно, когда она подходит к сотрудникам моей службы безопасности и представляется. Я усмехаюсь, когда парни неуклюже называют свои имена – Логан, Томми, и Джеймс – потому что они не привыкли быть в центре внимания; это противоречит их должностной инструкции. Но тут Томми подмигивает ей, и мой смешок обрывается. Наглый ублюдок – мне придется приглядывать за ним. Оливия добрая. Это очевидно, когда она делится рецептами со своей соседкой, миссис Макгиллакатти, а затем уклоняется, когда пожилая женщина настаивает на оплате. И Оливия доверчива – слишком доверчива. Замечаю это, когда у нее возникают разногласия с неприятной, хорошо одетой клиенткой, которая сделала заказ, кажется, на пятьдесят пирогов для вечеринки, которую она отменила из-за непогоды. Хотя Оливия спорит, что уже вложила деньги на покупку ингредиентов – уже сделала тридцать из пятидесяти пирогов – женщина усмехается, что без контракта это проблема Оливии, а не ее.
После двух часов входит клиент с толстой шеей и накачанными стероидами руками, которые делают его голову крошечной. Можно сказать, булавочная головка. На нем черные велосипедные шорты, такие тугие, что я с сочувствием ерзаю на своем достоинстве, и рваная рубашка без рукавов. Он входит в дверь, будто знаком с этим местом – его рука на плече обесцвеченной блондинки, с кожей как у Умпа-Лумпы, пухлыми губами, чавкающей жевательной резинкой.
– Джек, – приветствует его Оливия. – Привет.
– Лив! Как дела?
– Э-э, замечательно.
Она прислоняется к стойке. Он оглядывает ее с ног до головы так, что мне хочется выколоть ему глаза.
– Боже, прошло уже лет… пять? Не думал, что ты еще здесь.
– Да, все еще здесь. Что у тебя?
– Все великолепно. В прошлом году закончил Иллинойс и вернулся домой, чтобы открыть тренажерный зал по соседству. Со своей невестой – Джейд. – Он поворачивается к женщине, вцепившейся в его руку. – Джейд, это Лив.
– Привет!
– Привет, – отвечает Оливия. – Ого. Молодец, Джек.
Он протягивает Оливии стопку визиток.
– Да, я тут раздаю их всем местным компаниям. Не могла бы ты положить их на прилавок? Замолвить словечко о спортзале – мы откроемся через несколько недель.
Оливия берет визитки.
– Конечно. Без проблем.
– Спасибо. Ты лучшая, Лив. – Он начинает уходить, но потом добавляет: – Приятно было повидаться. Правда я думал, что ты уже выбралась отсюда. Но, эй… думаю, некоторые вещи никогда не меняются, да?
Что за мерзкая задница. Оливия натянуто улыбается.
– Полагаю, нет. Береги себя.
И он выходит за дверь. Оливия качает головой. Потом подходит к моему столику с кофейником в руке.
– Пополнить? – я пододвигаю свою кружку.
– Да, спасибо. – Откидываюсь на спинку стула и наклоняю голову, пока она наливает. – Итак... Джек. Бывший парень?
Ее щеки слегка розовеют. Я считаю это восхитительной реакцией – мой член становится твердым в знак одобрения.
– Да. Мы с Джеком встречались в школе.
– Ну, если Джек – твой единственный опыт в свиданиях, то теперь я понимаю, почему ты их избегаешь. Он похож на придурка. – Я смотрю в ее прекрасное лицо. – Ты достойна лучшего.
– Вроде тебя?
– Безусловно. – Я указываю на стул напротив. – Давай поговорим об этом... о том, что ты делаешь со мной.
Она смеется.
– Ладно, в самом деле, как тебе удается говорить такие вещи?
– Я не говорю подобные вещи… никогда.
– Но мне ты их говоришь? – она придвигается ближе, наклоняется ко мне, и мое сердце колотится так громко, что я думаю, слышит ли она его.
– Да. Мне нравится говорить тебе... разные вещи. – Эта новообретенная свобода, которую я позволил себе с ней, расслабляет и раскрепощает. На ум приходит дюжина неуместных, удивительно непристойных комментариев, но прежде чем я успеваю прошептать хоть одно, Оливия откашливается и выпрямляется. Она смотрит на пустой стул напротив меня.
– Где Саймон?
– Ему пришлось отправиться домой по срочному делу. Самолет вылетел рано утром.
– По какому делу?
Я подношу кружку к губам, тихонько дую и ловлю на себе ее пристальный взгляд.
– Он владелец Barrister’s.
– Какого именно… в Вэсско? – спрашивает Оливия.
– Всех тридцати семи.
– Конечно. – Она смеется. – Вот я глупая.
Чуть позже я встаю, чтобы отлить – четыре чашки кофе за полдня сделали свое дело. По пути я прохожу мимо официанта – кажется, Оливия называла его Марти – с мешком мусора на плече, идущего к задней двери. Он дружелюбно кивает, и я улыбаюсь в ответ. Затем, когда задняя дверь за ним закрывается, оглушительный визг – словно тысяча визжащих в унисон свиней – доносится с другой стороны. Типичная реакция... и все же каждый раз странная. Когда я выхожу из туалета, первое, что замечаю, – это напряженное поведение моей службы безопасности. Логан стискивает зубы, Томми сжимает кулаки на столе, а Джеймс уже наполовину на ногах, готовый прыгнуть. И требуется лишь мгновение, чтобы понять почему. Кафе пустое, за исключением одного человека – маленького, с выпученными глазами, одетого в дешевый костюм и такой же одеколон – стоящего слишком близко к Оливии в заднем углу, практически загоняя ее туда.
– Этого недостаточно, мисс Хэммонд. Вы не можете просто игнорировать наши уведомления.
– Я понимаю, но вам нужно поговорить с моим отцом. А сейчас его здесь нет.
Он движется вперед, и ее спина касается стены.
– Мне надоело, что меня дурят. Вы должны нам много денег, и, так или иначе, вы заплатите.
Оливия пытается проскользнуть мимо него, но он хватает ее за руку. Сильно сжимая. Мое самообладание ломается, как ветка.
– Убери от нее руки. – Мой голос негромкий, в этом нет необходимости. В нем звучит жесткий авторитет, побочный эффект подчинения всей моей жизни. Он поднимает глаза – они оба поднимают – и отпускает руку Оливии, когда я подхожу. Он открывает рот, чтобы возразить, но слова застревают у него в горле.
– Вы… вы…
– Не имеет значения, кто я, – выпаливаю я. – Кто ты, черт возьми?
– Я... я Стэн Марксум из фирмы по взысканию долгов Уилфорда.
– У меня все под... – начинает Оливия, но я продолжаю.
– Итак, Марксум, как сказала леди, ее отца здесь нет, так что предлагаю уйти. Сейчас же.
Он выпячивает грудь, словно некая противная маленькая рыбка, попавшая под прицел разъяренной акулы.
– Это наши дела с Хэммондами. Они не ваша забота.
Он поворачивается к Оливии, но я встаю перед ней, отрезая ему доступ.
– Я только что сделал это своей заботой. – Как я уже говорил, большинство людей – гребаные идиоты, а этот придурок – превосходный экземпляр.
– Николас, ты не... – она впервые произнесла мое имя. А я даже не могу насладиться этим – вкусить звук, слетевший с ее губ, или увидеть выражение ее лица. И все из-за этого ничтожества передо мной. Это бесит. Я щелкаю пальцами.
– Карточку.
– Что?
Я продвигаюсь вперед, заставляя его отступить – посмотрим, как ему это понравится.
– Визитную карточку. – Он выуживает одну из карманов, она согнута в углу. – Я передам ее мистеру Хэммонду. С тебя хватит. Вот дверь – воспользуйся ею, или я покажу, как это делается.
Когда он уходит, я оборачиваюсь, чтобы спросить Оливию, все ли с ней в порядке, и я бы солгал, если бы сказал, что не жду от нее хоть капельки благодарности. Возможно, губами, надеюсь, руками – и, может быть, если она действительно благодарна, уравновесить все несколькими движениями бедер. Ладно, она немного награждает меня движением своих губ.
– Кем, черт возьми, ты себя возомнил? – ее руки уперты в бока, щеки пылают, она в ярости. Возбуждающе потрясающая, но абсолютно разъяренная.
– Хочешь, чтобы я перечислил свои титулы?
– Это не твое дело! Ты не можешь просто заявиться сюда и... взять все на себя.
– Я помог тебе.
– Я не просила твоей помощи! – бесится она. – Я справлялась с этим!
– Справлялась с этим? Это было до или после того, как он загнал тебя в угол и схватил за руку? – мой взгляд прикован к ее предплечью – и к ярко алым точкам на нем. Следы пальцев. Скорее всего будут синяки. Сукин сын.
Нежно, но настойчиво я беру ее за запястье и локоть, присматриваюсь.
– Мне следовало ударить ублюдка, когда у меня был шанс.
Оливия отводит руку.
– Если его нужно было ударить, я бы сделала это сама. Не знаю, что ты подумал, но мне не нужно, чтобы ты врывался сюда на своем белом коне. Я сама просто прекрасно забочусь о своем бизнесе – забочусь о себе. – Она откидывает волосы с лица и делает глубокий вдох. – На сегодня твои добрые дела сделаны, так почему бы тебе просто не уйти?
