Текст книги "Возлюбленная виконта"

Автор книги: Эмили Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

Когда человек вступает в брак из финансовых соображений, он приносит свое тело в жертву Мамоне. Чем тогда это отличается от проституции?

Дневник Бланш Латур

– Как видите, мой дорогой лорд Ратленд, – произнесла леди Брамли, перемежая речь аристократическими вздохами, – вы просто обязаны прийти на бал-маскарад к Ламмермуру в следующем месяце. Там соберутся все сливки общества. Я точно знаю, что вы получили приглашение, поскольку герцогиня – моя подруга. Она заверила меня, что включила вас в список, чтобы оказать мне услугу, как вы понимаете.

– Благодарю, леди Брамли, – ответил Люциан.

Из-за дождя земляные работы сегодня придется прекратить, занявшись сортировкой находок вдвоем с новой ассистенткой.

– Это, несомненно, станет событием сезона, – заявила леди Брамли и, подавшись вперед, доверительно добавила: – Говорят, сам король может пожаловать.

Это означало, что дебютантки выстроятся в шеренги и каждая мамаша постарается преподнести свое дитя в лучшем виде, а ему придется выставлять напоказ свою нищету.

Да ни за что!

– Если мне позволят мои планы, – спокойно произнес Люциан, – я, разумеется, воспользуюсь гостеприимством герцога.

Люциан понимал, почему отец хочет сосватать ему Кларинду Брамли. Отнюдь не деньги играли здесь решающую роль. Семья леди Брамли имела хорошие связи с Короной, поднявшись до пэрства в момент вступления короля Георга I на престол. Леди Брамли всеми силами старалась избавиться от своего ганноверского акцента и теперь хотела породнить свою дочь с отпрыском одного из старейших домов Англии. Люциан мог проследить свою родословную по линии Боумонтов до Нормандского завоевания, а его итальянские корни придавали ему ореол романтичности. Английский титул графа с древней родословной и состояние нуворишей. Союз между Люцианом и Клариндой сулил выгоду обеим сторонам.

Но при мысли об этом у него переворачивались все внутренности.

– Уверена, вы будете там, – произнесла леди Брамли. – Не захотите разочаровать Кларинду.

Это означало, что разочарована будет леди Брамли, а публичные скандалы, которые леди Брамли устраивала, были общеизвестны. Кларинда очаровательно улыбнулась, продемонстрировав ямочки на щеках, и жеманно хихикнула. Одним из достоинств Кларинды, не считая впечатляющей груди и еще более впечатляющего приданого, была необычайная стеснительность. За чаепитием она не проронила и двух слов.

Люциан улыбнулся в ответ, этого требовали правила хорошего тона. Девушка залилась румянцем. Наследник Монтфорда. Люциан знал, что должен жениться и произвести на свет сыновей, но его бросало в дрожь при мысли, каких молчунов могла родить Кларинда.

Но стоило Люциану улыбнуться, как мисс Брамли словно прорвало. Она затараторила о своем наряде для бала, самом изысканном произведении французского швейного искусства, равного которому Британия еще не видела. Исчерпав запас прилагательных в превосходной степени, адресованных платью, она разразилась спонтанной обличительной речью о тех, кто почтит бал его милости своим присутствием, и о тех, кто опозорится, осмелившись явить свое истинное лицо – метафорически выражаясь, конечно, – поскольку это будет бал-маскарад.

Леди Брамли улыбалась, глядя на дочь с обожанием.

Люциан дал себе слово больше не улыбаться Кларинде ни при каких обстоятельствах. Ее слова вылетали с такой скоростью и яростью, что, казалось, она сейчас задохнется. Люциан даже подумал, не дышит ли Кларинда через уши, когда ее рот занят.

Его уши спасло неожиданное появление слуги.

– Милорд, мисс Клавенхук ждет вас, – сказал неизменно невозмутимый Эйвери. – Похоже, что она нашла что-то интересное среди ваших античных находок.

– Правда? – Быстро и весьма кстати. Если бы мисс Клавенхук не была на деле Дейзи Дрейк, Люциан расцеловал бы ее. Он с живостью поднялся. – Прошу прощения, леди. Похоже, мне требуется отлучиться. Срочно. Боюсь, что ничего не могу с этим поделать.

– И кто эта мисс Клавенхук? – недовольно сложила губы леди Брамли.

– Моя ассистентка, мадам. Специалист по латыни. «Синий чулок», близорукая, но без нее мне не обойтись. Был рад вас видеть.

Прежде чем Люциану удалось отделаться от них под благовидным предлогом, ему пришлось еще дважды подтвердить свое намерение явиться на чертов бал к герцогу. Закрыв за собой дверь в гостиную, Люциан облегченно вздохнул.

Дейзи ждала в конце длинного коридора, прижимая что-то к груди. На носу у нее торчали нелепые очки.

Кашлянув, чтобы скрыть улыбку, Люциан направился ей навстречу. Это было весьма дальновидно с ее стороны: сохранять облик мисс Клавенхук на случай непредвиденного появления его отца. Хотя в настоящий момент никто не узнал бы в ней богатую наследницу.

С подола ее мокрой, обляпанной грязью юбки на пол натекла небольшая лужица дождевой воды. Искусно завитые светлые волосы висели теперь мокрыми прядями. Она насквозь промокла, губы посинели.

Но Дейзи сияла от радости.

– И что вы нашли? – справился он.

– Вот. – Дейзи протянула его табличку.

Он мог поспорить, поставив на кон все свое состояние, имей он его, что девушка даже не подозревала, каким прозрачным стал влажный муслин. Тонкая ткань лифа прилипла к вздымающейся округлости груди, и сквозь нее проступала розовеющая плоть. Корсет, сделанный из более плотной материи, скрывал нижнюю половину вместе с сосками, но темнеющая кожа одной ареолы привлекала взгляд.

На мгновение он представил, как погружает руки в ее лиф, чтобы дать груди свободу. Будет ли она мягкой и податливой в его ладонях? Затвердеют ли соски от его прикосновения? Во рту у Люциана пересохло, а панталоны стали тесными.

– Люциан, – ее голос вернул его к реальности, – разве вы не видите?

Она угодила в яблочко. Он видел слишком много. Люциан мысленно встряхнулся. При всей своей соблазнительности эта грудь принадлежала Дейзи Дрейк. Ничего хорошего не получится, если распустить эту шнуровку.

– О да.

Люциан заставил себя перенести взгляд на табличку.

– Вот. Кай Мерит. Подписано его собственной рукой. Здесь говорится… О Юпитер! Я не могу читать вверх тормашками.

Дейзи перевернула табличку.

– «Куплена на аукционе рабыня, кельтского происхождения, отзывающаяся на имя Дейрдре, чтобы прислуживать жене господина». Насколько я помню, вы говорили, что Кай Мерит был вольноотпущенным рабом. Зачем же ему называть кого-то господином?

– Полагаю, из формальных соображений. – Люциан взял из ее рук табличку и пробежал пальцами по изрезанной поверхности. – Наш слуга Эйвери тоже называет моего отца «господин», хотя рабом не является. Подозреваю, Мерит использовал это слово с аналогичным смыслом, потому что в первой найденной мной табличке говорится, что вор был вольноотпущенным рабом. То, что Кай Мерит отплатил черной неблагодарностью человеку, давшему ему свободу, было, видимо, для проконсула Квинта Валериана Сципиона больной мозолью.

Глядя на табличку, Люциан нахмурился.

– Что случилось?

– Понимаю, что это глупо, но я надеялся, что вы нашли нечто большее. Что-то, что могло дать нам ключ к местонахождению сокровища, – вздохнул Люциан.

– Но я нашла кое-что еще по Каю Мериту. Если мы больше узнаем о нем, возможно, сумеем просчитать, куда он спрятал деньги. Или вы полагали, что мы найдем старинную карту, где крестиком будет помечено местоположение клада?

– Нет. – Люциан печально усмехнулся. – Никогда не думал, что это будет легко, иначе римляне сами нашли бы клад.

Дейзи постучала пальчиком по губам.

– Может, подоплека кражи вовсе не деньги, – задумчиво произнесла она.

– Что вы имеете в виду?

– Может быть, Каем двигало нечто иное.

– Жалованье за год целого легиона, – предположил Люциан. – Конечно, им двигали деньги. Что еще?

Взгляд ее зеленых глаз вдруг рассеялся. Люциан мог поклясться, что видел, как она, прокрутив какую-то маленькую гипотезу, отбросила ее в сторону, как неподошедший комплект одежды.

Даже мужчина редко демонстрировал такую сосредоточенность. Но чтобы женщина – никогда!

– Сколь велика вероятность того, что человек, похитивший такую сумму, вышел сухим из воды? – спросила наконец Дейзи.

– Хороший вопрос, – сказал Люциан. – Полагаю, не слишком большая. Мерит, вероятно, знал, что искать его будет весь римский контингент страны.

– Значит, его цель состояла не в том, чтобы обогатиться.

Дейзи скрестила на груди руки.

Боже, помоги ему! Из-под края корсета показался один сосок. Люциану стало трудно дышать.

– Он спрятал деньги в надежном месте, чтобы потом вернуться и откопать их. – Люциан не сводил глаз с Дейзи.

– Вы уверены, что он собирался вернуться? – Дейзи вопросительно вскинула бровь.

– Табличка, которую я нашел…

– Написана не Каем Меритом, – сказала Дейзи. Люциан кивнул.

– Тот, кто писал эту табличку, был уверен в написанном.

– Но если богатство не было для него главным, возможно, возвращаться он и не собирался, – сказала Дейзи.

– Он должен был предвидеть, что все, возможно, закончится его гибелью, – согласился Люциан.

Все возрастающее уважение к проницательному уму Дейзи все же не могло отвлечь Люциана от ее торчащего соска. Такого же твердого и манящего, как нарумяненные соски Бланш. На короткий миг Люциан задумался, позволит ли Бланш сегодня вечером практиковать поцелуи еще на чем-то, кроме своих прелестных губ. Если позволит, то он уже знал, с чего начнет.

– Что могло толкнуть человека на столь отчаянный поступок? – вслух размышляла Дейзи.

Погруженная в свои мысли, она не замечала, что его внимание то пропадало, то возвращалось. Только не Кай Мерит был предметом его восхищения. Сосок все еще просвечивал темным пятном сквозь сырой муслин, но был теперь идеально гладким. В состоянии покоя. Потом вдруг, как по волшебству, снова начал подниматься.

– Может быть, любовь? – заметила она.

– Что?

– Может быть, Каем Меритом двигала любовь, – пояснила Дейзи. – Может, ему нужно было доказать что-то кому-то.

– Неужели любовь способна толкнуть человека на безрассудный поступок?

– Любовь толкает людей и не на такие глупости. Вы забыли Елену Троянскую? Мужчины развязывали войны, чтобы добиться ее любви.

– То была не любовь, – покачал головой Люциан. – Скорее похоть.

– Следовательно, еще большая глупость.

– Что ж, если любовь делает мужчину глупцом, я благодарю Бога, что не склонен к ней. А похоть толкнуть меня на такое не способна. – Люциан улыбнулся, но, увидев, что Дейзи помрачнела, пришел в замешательство. – Идемте в кабинет, – позвал он, заметив, что у нее стучат зубы. – Эйвери развел камин.

Обняв Дейзи за талию, Люциан отвел ее в комнату. Сняв с одного из кресел плед, набросил ей на плечи, защитив от собственного взгляда. Люциан так увлекся созерцанием ее мокрой груди под тонким муслином, что не заметил, как она дрожит, – ведь она спешила к нему под проливным дождем, чтобы поделиться новостью.

– Простите, Дейзи. – Люциан назвал ее по имени. – Я должен был сообразить, что вы замерзли и должны согреться у огня.

– Все в порядке. – Она укуталась в плед с лукавой улыбкой. – Вас отвлекло мое открытие.

К счастью, она не догадалась, что его внимание отвлекла вовсе не табличка, которую он держал в руках. Ему очень хотелось взять в руки два других предмета, но наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями.

Из коридора донеслись тяжелый топот и голос отца. Сквозь толстую дубовую дверь Люциан не мог разобрать слов, но тон был злой. Последние дни отец все время злился. Но отец прошел мимо. Топот и ворчание вскоре заглохли вдали.

– Месть, – тихо сказал Люциан. – Возможно, Меритом двигала месть.

Эта темная сила часто движет мужчинами, в том числе и его отцом.

Что с этим делать Люциан не знал.

Глава 10

Лондиниум, 405 год н. э.

Голос привел Кая в сад. Он звучал, как флейта. И сколько в нем было печали!

За всю свою жизнь – а ему было, по его подсчетам, около тридцати – Кай не слышал такого плача.

Он выглянул из-за угла виллы в хозяйский сад трав. Воздух звенел несмолкаемым жужжанием медовых пчел и сладко благоухал цветами и зеленью. Новая девушка Дейрдре, согнувшись в три погибели, полола сорняки, напевая печальную кельтскую песню.

Спев песню, Дейрдре распрямилась и потянулась. Ее палий поднялся почти до колен, обнажив изящные лодыжки и стройные икры. Босые ступни были зелеными от травы. Заходящее солнце у нее за спиной просвечивало сквозь тонкую ткань палия, ноги девушки видны, были до самого верха. Кай увидел, как колышется у неё грудь. Вдруг девушка вскрикнула. Ужалила пчела, решил Кай.

Она сунула палец в рот и стала его сосать. Безобидный жест вызвал отнюдь не безобидную реакцию его тела. Кая и прежде влекло к женщинам, но ни одна не вызывала реакции столь сильной.

Кай еще никогда не спал с женщиной.

Когда он был рабом, хозяин ему этого не позволял. Теперь Кай стал свободным и при желании мог взять женщину к себе на подстилку. В то время как раб мужского пола подвергался опасности оскопления за непозволительное совокупление, рабыни, способные дать потомство, ценились больше. Он не причинит девушке вреда, если…

Кай подошел к Дейрдре. На ломаном кельтском попросил ее показать палец, осторожно вынул жало и подул на ужаленное место.

– Лучше? – спросил он.

Дейрдре лучезарно улыбнулась.

В тот же миг Кай понял, что утонул, но все еще продолжал барахтаться. Оказывается, конец не так уж страшен, когда перестаешь сопротивляться.

Уж лучше утонуть.

Глава 11

Преследовать куда важнее, чем поймать. Наибольшей властью в отношениях с мужчиной женщина обладает, пока главная цель не достигнута.

Дневник Бланш Латур

Подняв юбки и перепрыгивая через ступеньки, Дейзи неслась вверх по длинной винтовой лестнице. Еще не достигнув своих покоев, она начала расстегивать муслиновое платье, призывая на помощь Нанетту.

Она не знала, как скоро Люциан появится на пороге дома ее бабки с непристойной маленькой фигуркой Фавна в руках и похотью в сердце в надежде увидеть Бланш. Но могла поспорить на свой лучший наряд, что в запасе у нее больше четверти часа.

– О нет, мадемуазель. Если хотите предстать в облике женщины для удовольствия, следует торопиться. Так не делается, – посетовала Нанетта, торопливо готовя ванну.

– Он будет здесь с минуты на минуту. Я это точно знаю, – сказала Дейзи из-за ширмы, усаживаясь на скамеечку, чтобы стянуть перепачканные грязью чулки.

Но какое это было удовольствие – видеть радость в глазах Люциана, когда она показала ему упоминание о Кае Мерите. Она пожертвовала бы любым количеством чулок, лишь бы увести его из-под носа Кларинды Брамли и ей подобных.

Долго почивать на лаврах в уютном маленьком кабинете ей не пришлось. Ее простое муслиновое платье едва успело подсохнуть, когда Люциан тактично намекнул, что у него назначена встреча и он должен подготовиться.

С кем именно встреча, не сказал, но Дейзи знала, что он имеет в виду уроки поцелуев с Бланш Латур.

То есть с ней, с Дейзи!

Дейзи радовало, что Люциан стремился встретиться с ней как с Бланш, хотя это означало, что ее саму он должен выпроводить за дверь.

Дейзи украдкой выглянула из-за плотных узорчатых штор на улицу.

– О нет. – Соседи в окрестностях зажигали в сгущающихся сумерках фонари, из ландо с гербом Монтфордов на дверце выпрыгнул Люциан. – Он здесь.

– Ну и что? Ничего страшного, если ему придется подождать, – обронила Нанетта, лукаво подмигнув. Французская горничная Изабеллы много лет служила хозяйке и пережила с ней скандалы и славу карьеры куртизанки. – Говоря по правде, мадам, принимая любовника, заставляла его ждать ее появления не менее двадцати минут, даже если сама перед этим провела часы в ожидании его прибытия.

– В теории получается, что голод – лучшая приправа? – догадалась Дейзи.

– Oui, мадемуазель, вы правильно все поняли. Exactement.[7]7
  Точно (фр.).


[Закрыть] Аппетит разгорается в ожидании. Так и ведется игра любви, n'est-ce pas?[8]8
  не так ли? (фр.)


[Закрыть]

Это показалось Дейзи несколько завуалированным. Она предпочитала большую открытость, но не могла жаловаться, поскольку сама была вовлечена в вопиющий обман. Но большего удовольствия, чем играть Бланш, за все годы своей жизни она не получала.

Удовольствие на грани пикантного озорства. Приключение в полном смысле этого слова.

Дейзи погрузилась в теплую ванну и позволила Нанетте потереть спину. В животе у нее заурчало, с самого утра она ничего не ела.

– Раз уж мы заговорили о голоде, нельзя ли подать легкий ужин в… Юпитер! Я даже не знаю, где буду его принимать, – спохватилась Дейзи, намыливая мочалку душистым кастильским мылом.

– Конечно, – сказала Нанетта, – куртизанка принимает джентльмена в будуаре.

– Я не могу…

– Конечно, – согласилась Нанетта. – Если вы приведете джентльмена сюда, он немедленно заподозрит, что что-то не так. В спальне куртизанки все устроено для отдыха. У вас нет дивана, нет кресел, нет карточного стола, если вдруг ему захочется поиграть в карты.

Дейзи сомневалась, что у Люциана был вист на уме.

– Перестаньте хмуриться, cherie,[9]9
  дорогая (фр.).


[Закрыть] – посоветовала Нанетта. – Я знаю, что вам, молодым, без конца твердят, что мужчины – хищные звери, которых следует бояться и избегать, чтобы они не бросались на вас при первой же возможности. Но это не всегда так. Мужчина порой просто нуждается в женской компании, во встрече наедине, в маленькой невинной игре. Игра, конечно, может закончиться в постели, но это совсем не обязательно даже для любовницы.

– В самом деле?

Дейзи полагала, что мужчины посещают любовниц исключительно для полового удовлетворения. Как ни странно, но возможность отношений за пределами постели означала еще более глубокое пренебрежение женами.

– Bien sur. Жена только и знает, что болтать о хозяйстве, детях, проблемах и заботах. А вот подруга говорит только о самом мужчине, о его надеждах и мечтах. Мадам всегда говорила, что мужчины ценили ее дружбу не меньше, чем ее постель. Но поскольку ваша игра не должна закончиться в постели, мадам разрешила мне устроить будуар Бланш Латур в гостевой комнате напротив, – сказала Нанетта. – Как говорит мадам, не надо ничего делать наполовину.

– Думаю, этого будет достаточно. – Дейзи задумчиво прикусила губу. – Я, безусловно, доверяю тебе, Нанетта, но опасаюсь, не станут ли другие слуги сплетничать о моих похождениях.

– Пусть вас это не тревожит, мадемуазель. Мы с Джеромом прослужили мадам большую часть нашей жизни. Мы никогда не сплетничаем, а уж нам, поверьте, есть, что рассказать. Но мы обязаны мадам своим существованием. Как можно ее предать? И люди лорда Уэксфорда ведут себя точно так же.

Дейзи очень на это надеялась. Если станет известно о ее маленьком фарсе, ее репутация будет испорчена. Вообще-то Дейзи всегда нравилось быть не похожей на других, даже если это означало публичное порицание.

Но при этом пострадает ее семья. А у нее есть младшая сестра Лили. Еще год-другой, и она выйдет в свет, нельзя допустить, чтобы ее репутация была испорчена из-за выходок Дейзи. Поэтому Дейзи решила после сегодняшнего вечера прекратить всякие отношения Бланш с Люцианом.

Тогда, возможно, в другой раз он не будет так спешить выпроводить за дверь ее саму.

– Однако, – нарушила ее размышления горничная, вскинув тонкую бровь, и помогла Дейзи выйти из воды и закутаться в полотенце, – мадам просила меня напомнить, что вы кое-что ей обещали.

– «Беречь свою чистоту», – процитировала Дейзи. – Не беспокойся на сей счет. Сегодня лорд Ратленд ждет от своей пассии только уроков поцелуев.

– Ах! Но поцелуи быстро ведут и к другим вещам, – сказала Нанетта. – И поцелуи не всегда ограничиваются одними губами.

Дейзи об этом не подумала. На ее теле было множество других мест, которым понравились бы поцелуи Люциана. Видимо, она не очень внимательно прочла дневник Бланш. В ее воображении возникло несколько непристойных римских сцен. Но все это было всего лишь игрой. Дейзи могла флиртовать со страстью, но не имела ни малейшего желания поддаваться ей. Она владела ситуацией.

– Ладно, скажи Изабелле, чтобы не переживала, – обронила Дейзи. – Как ты мудро заметила, это всего лишь игра.

– Игра любви, мадемуазель, – уточнила Нанетта, и ее глаза подернулись поволокой. – Но иногда правила для этой игры расправляют крылья и улетают. Идемте, cherie. Я припудрю вас перед одеванием.

Люциан нетерпеливо похлопал перчатками по бедру. Какого дьявола она задерживается?

Он не ждал внимания от графа или его супруги к своей персоне, но Бланш следовало проявить больше уважения и не заставлять его так долго прохлаждаться в гостиной Уэксфордов. Весь день он как проклятый трудился на раскопках, за исключением короткого периода, когда по просьбе отца исполнял роль охотника за приданым Брамли, но все же успел прибыть вовремя, как и обещал.

Он поставил маленькую статуэтку Фавна на боковой столик в стиле Людовика XIV, и тот смотрел на него с насмешливой улыбкой.

– Ты бы тоже стал ждать, старина, лишь бы заглянуть за ее маску, – сказал он козлоногому божку.

Единственное, о чем он сожалел, когда примчался сюда впопыхах, было, как ни странно, то, что пришлось не совсем вежливо выставить за дверь Дейзи Дрейк, словно она была нежеланной гостьей. В то время как она доказала, чего стоит, когда нашла дощечку с информацией о Мерите. А ее вопросы о мотиве древнего похищения придали его мыслям новое направление. Вероятно, к Дейзи Дрейк следовало присмотреться, одного прошлого опыта общения с ней, когда она поцарапала его копьем, все же недостаточно.

С другой стороны, пока его отец настроен против ее семьи, Люциану нечего и думать о развитии отношений с ней. Отец уже начал вызывать у него серьезное беспокойство. Иногда, проснувшись ночью, он слышал, как отец, пьяный, буянит внизу в кабинете. Может, медицинские пиявки и слабительное помогут отцу очистить душу от яда, спрашивал себя Люциан.

Наконец за ним пришла маленькая французская горничная. Он сунул статуэтку Фавна в карман. К его радости, вместо того чтобы проводить его в другую гостиную, служанка повела его по винтовой лестнице на второй этаж грандиозной резиденции Уэксфордов.

Благословенная земля, подумал он и ощутил, как в предвкушении сжались внутренности. Перед закрытой дверью в коридоре горничная присела в реверансе и, понимающе улыбнувшись, заторопилась обратно.

Его рука, протянутая к дверной ручке, дрожала. Тот факт, что такая женщина, как Бланш, не пожалела для него своего времени, он все еще воспринимал как маленькое чудо.

He имея средств осыпать Бланш украшениями, как другие покровители, Люциан надеялся удержать ее интерес иными средствами и нащупал в кармане маленького Фавна.

Он надеялся, что Бланш не отнесется к фигурке как к гротеску.

Бланш ждала его в полутемной комнате, освещаемой лишь несколькими тонкими свечами. Одетая в дезабилье, она возлежала на кушетке. Из-под корсажа выступала кремовая грудь. Без выставленных напоказ сосков, обнаружил он с разочарованием. Но тут же решил, что мужчине любые неожиданности полезны.

Люциан расшаркался.

С белых плеч на бедра опускалось кружевное домашнее платье. Длинная юбка без кринолина полностью закрывала ноги, не давая возможности увидеть ее лодыжки. Еще большее разочарование постигло Люциана, когда он увидел, что она в парике и маске. Но когда Бланш протянула ему руку, он простил ей все.

– О, Бланш, день казался таким длинным, – сказал он, целуя ее пальцы и вдыхая экзотический аромат жасмина.

– Правда? – спросила Бланш по-французски. – А я боялась, что поиск сокровища захватит вас настолько, что вы забудете о своем обещании навестить меня.

– Ничто не могло помешать нашей встрече.

Люциан знал, что она понимает по-английски, но, однако, пожелал общаться на его третьем языке. Прошло уже много лет с тех пор, как он перестал думать по-итальянски, на языке своей матери, а его школьный французский не мог покорить эту райскую птицу. Однако если повезет, в скором времени слова для общения им вообще не понадобятся. Наверное, французский, как парик и маска, был частью ее плана обольщения. Ореол загадочности окружал эту женщину, как аромат дорогой парфюмерии. У него участился пульс.

– Вы не нашли то, что искали? – спросила она.

– Нет, не сегодня, – вспомнил он вдруг о козлоногом божке в кармане. – Но мы нашли вот это. Я обещал пикантный образец римского искусства. Надеюсь, он вас порадует.

Она с улыбкой приняла подарок.

– Это Пан, верно?

– Пан – для греков. Фавн – для римлян, – пояснил Люциан. – Но как бы его ни звали, это лихой парень.

– А Бог его… не обидел, верно? – смеясь, заметила Бланш, проведя пальчиком от основания до отбитого кончика его эрегированного органа.

Представив столь же дразнящее прикосновение к собственному телу, Люциан ощутил возбуждение, способное посрамить даже этого рогатого бога. Господи, он никогда не думал, что будет завидовать куску обожженной глины.

– Но не без изъяна, – добавила она, водя пальчиком по отбитому кончику фаллоса статуэтки.

– Большая редкость, – сказал Люциан, судорожно сглотнув и стараясь говорить спокойно, – когда античные находки доходят до нас без изъяна.

– Как и люди.

– А я думаю, что нашел одну такую. – Он наклонился к ней. – Это вы.

Она рассмеялась:

– Совершенство не входит в число моих достоинств.

– Я думаю иначе, – возразил Люциан. – И хотя должен признаться, что сгораю от любопытства узнать о ваших скрытых достоинствах, то, что вижу, граничит с совершенством.

– Только граничит?

Она опустила ноги на пол и, похлопав по кушетке рядом с собой, пригласила его сесть рядом.

– До полного совершенства вам не хватает одного, – сказал он, усаживаясь рядом. – Оказаться в моих объятиях.

– Умный мальчик, – промурлыкала Бланш, поставив статуэтку козлоногого бога на покрытый шелковой скатертью боковой столик. – Однако женщине не следует спешить подниматься на столь высокий пьедестал, как совершенство. Слишком высоко падать.

– Я подхвачу вас.

Она провела язычком по своим губам, что отозвалось в его животе спазмами.

– Не сомневаюсь, – ответила она. – Может, проверим?

Просунув руки под его сюртук, робко придвинулась ближе и запрокинула голову. Ее глаза под маской, цвет которых он так и не смог определить из-за сумрака, закрылись.

Пригнув к ней голову, он замер у самых ее губ, как пилигрим, не решающийся приблизиться к святыне. Затем прильнул к ее губам и, ощутив тепло обдавшей его волны удовольствия, сдался на ее милость.