Текст книги "Неизбежность (ЛП)"

Автор книги: Эми А. Бартол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Моргнув, я вижу в руке Рида мраморную крошку.

Молча парень начинает убирать то, что ранее было изящной статуей ангела, а теперь напоминало лишь осколки.

– Рид, люди не обладают такой силой, – говорю я, указывая на осколки в его руке.

Меня захлестывает страх, вынуждая говорить осторожнее.

– Ты очень проницательна, Женевьева, – спокойно отзывается Рид, по пути выбрасывая остатки статуэтки в мусорное ведро и отряхивая руки.

– Она была дорогой, – робко говорю я, с трудом оставаясь спокойной.

– Наверное, – не глядя на меня отвечает он.

– Теперь это пыль, – многозначительно говорю я снова.

– Так… – я перевожу разговор на безопасную тему, – ты думаешь, завтра будет дождь?

Посмотрев на меня как на сумасшедшую, Рид спрашивает: – Мы сейчас будем говорить о погоде? До этого момента, ты была достаточно смелой. Зачем теперь скрываться?

– О, извини, Рид, – с раздражением говорю я. – Я просто ищу безопасную тему для разговора, просто я не знаю, как поступать, когда узнаю, что и у Красной Шапочки, и у бабушки острые зубы, – отвечаю я. – Ты должен признать, что несколько схематичен с информацией. Словно ты играешь со мной… – из-за кома, образовавшимся в моем горле, я не могу продолжить.

Отпив немного воды, я добавляю: – И я устала Рид… Я так устала бояться.

Рид молчал в течении долгого времени, а затем мягко произнес: – Я открою тебе маленький секрет: тут нет загадок – ты и есть загадка.

Он подходит к софе, садиться у моих ног и смотрит прямо на меня.

– Помнишь, когда сегодня утром мы говорили, и ты назвала себя маленькой рыбкой, а меня назвала большой рыбой – это описание было не совсем точным.

– Не было? – переспрашиваю я, чувствуя, как на затылке волосы встают дыбом.

– Нет. Для меня более точным описание было бы – акула, – наблюдая за мной, говорит он.

– Я вижу, что это было глупо с моей стороны, – поникнув, отвечаю я.

Мои губы пересыхают, поэтому я делаю глоток воды, которую Рид подал мне. Я ждала, что меня поглотит страх, потому что это нормальная реакция человека, при встрече с хищником. Но вместо страха я чувствую нечто другое, и это шокирует меня.

Я чувствую себя обманутой: – Так зачем все это? – спрашиваю я, лежа на диване, укрытая пледом. – Почему ты помог мне сегодня?

– Ты имеешь в виду почему не напал, если я акула? – с непроницаемым лицом переспрашивает он.

Отбросив одеяло и открывая мое колено, он берет лед. Рид не смотрит на меня, когда я спрашиваю: – Ты пытаешься решить, что теперь со мной делать, не так ли? Ну, так что ты решил? Что я проблема, которую необходимо ликвидировать?

Он нежно касается моего колена, но я отказываюсь смотреть на него, фокусируясь на ноге.

Рид хмурится.

– Если бы я решил, что тебя необходимо устранить, то тебя бы уже не было, – кратко говорит он.

Посмотрев на него, я понимаю, что он говорит правду. Я представляю для него какую-то угрозу. Рид остерегается меня, и я чувствую, как у меня появляется желание успокоить его, пообещав, что я не причиню ему вреда.

– Так что, прямо сейчас, надо мной не висит угроза ликвидации? – осторожно говорю я, не способная произнести слово «убийство».

– Нет, пока нет, – категорично говорит он.

Взгляд его зеленых глаз задерживается на мне, и я думаю, что они так похожи на кошачьи. При этом освещении, они имеют глубокий цвет нефрита.

– Но… – начинаю я, переваривая его слова, – ты можешь представить себе ситуацию, в которой было бы необходимо мое устранение? – спрашиваю его я. Я пыталась сохранить бдительность и не податься его сексуальности.

Я должна узнать у него кое-какую информацию.

– Да, – без колебаний признается он.

Мой разум нашёптывает мне: – «Должно быть, я какой-то монстр, потому что он даже не задумывается над ответом».

Поколебавшись, я говорю: – Но ты до сих пор этого не сделал, отсюда следует, что у тебя есть план, при котором мое уничтожение не понадобиться.

«Пожалуйста, скажи да, пожалуйста, скажи да, пожалуйста, скажи да», – про себя молю я.

Мое сердце грохочет о грудную клетку, пока я жду его ответа.

– Да, – мягко говорит он, и я чувствую такое облегчение, что могу думать только о выдохе.

– Это хорошо, значит есть хоть один шанс для моего спасения, – задумавшись, говорю я.

Я до боли закусываю губу. В мою голову приходит идея, и я озвучиваю ее прежде, чем обдумываю.

– Если ты должен убить меня, значит, тебе это нравится.

Рид все еще осматривает мое колено, а я жду ответ на мой вопрос. Он молчал, выражение его лица было напряженным… страдальческим.

– Нет, – хмурясь, сознается он, – я не хочу причинять тебе боль.

– Хорошо, – выдыхаю я.

После его ответа я чувствую себя лучше, но было то, в чем я с ним согласна. Я не знала, как спросить его об этом. В моем разуме такой шум, что вслух это прозвучит еще хуже.

Запинаясь, я тихо прашиваю: – Если выяснится, что минусов окажется больше, чем плюсов и… и будет необходимо… устранить меня… у меня есть последняя просьба.

Рид снова садиться рядом со мной, но не отвечает, поэтому я продолжаю.

– Моя последняя просьба заключается вот в чем: пусть дядя Джим узнает, что я ушла. Я не говорю, что именно ты должен сказать ему об этом. Я имею ввиду, пусть он как-то узнает, что я умерла, чтобы он не тратил всю свою жизнь на мои поиски. Я не хочу для него этого. Он был очень добр ко мне, так что сможешь ли ты сделать это для меня… пожалуйста?

Мне нужно, чтобы Рид пообещал мне это.

Мне нужно это как воздух. Если он скажет да – тогда все будет в порядке, тогда я справлюсь со всем, чтобы со мной не произошло.

– Пожалуйста, пообещай мне, Рид, – шепчу я.

– Обещаю, – напряженно говорит Рид.

Теперь, Рид на меня не смотрит. Он стоит ко мне боком, а его челюсть напряжена. Протянув руку, я прикасаюсь к его лицу – я хочу сказать ему, что все будет хорошо, но знаю, что это будет смешно, учитывая все то, что он сказал ранее.

– Спасибо, – просто благодарю я.

Когда я кладу руку на его щеку, Рид закрывает глаза и расслабляется. Как я и ожидаю, его кожа ощущается теплой, словно грелка, и чем дольше я держу руку, тем больше начинаю беспокоиться.

У него лихорадка? Моя рука перемещается на его лоб. Я пытаюсь понять болен ли он. Кажется, он в норме, но его температура не нормальная. Рид улыбается, когда я придвигаюсь ближе к нему, исследуя рукой его лоб.

Он открывает глаза и убирает мою руку со своего лба.

К моему удивлению, Рид берет меня за запястье, подносит его к своим губам и нежно целует.

Затем он мягко опускает ее, все еще держа в своей руке.

– Я в порядке, как и ты, – говорит он, указывая другой рукой на мое колено, которое я подогнула, чтобы придвинуться ближе к нему.

Я игнорирую свое колено и говорю: – Но ты горячий…

– Спасибо, – поддразнивая, говорит он.

– Я не это имела в виду, – возражаю я.

– Я понял, что ты имела в виду. Давай попробуем поднять тебя на ноги, – предлагает Рид.

Он берет меня за вторую руку и помогает мне опереться на здоровую ногу. Я проверяю свое колено, чуть-чуть перенеся на него свой вес. Боли не было! Я еще немного переношу вес и еще немного, готовая отступить при малейшей боли. Но нога не болит, даже когда я полностью опираюсь на нее. Я пытаюсь сделать шаг. Рид отпускает мои руки, чтобы я могла свободно двигаться. Мое колено чувствуется немного жестче, но в остальном, все хорошо.

Рассматривая поверхность своего колена, я вижу небольшие изменения цвета над коленной чашечкой, но кроме этого, оно выглядит как новое. Чувствуя панику, я руками закрываю лицо, кажется, я – монстр! «Не паникуй здесь, ты можешь паниковать позже…»

Натянув на лицо фальшивую улыбку, я опускаю руки вниз, чтобы увидеть Рида, который стоит всего в паре шагов и смотрит на меня. Я пытаюсь придумать, что сказать, но единственное, что произношу: – Удивительно… Не могу дождаться, когда у меня появится третий глаз.

Не знаю, обманула ли я его, но он отвечает: – Думаю, у меня есть эластичный бинт. Пойду найду его, чтобы мы могли забинтовать колено. Пару дней, ты должна будешь похромать. Ты можешь сделать это? – спрашивает он меня.

– Конечно, – говорю я, подойдя к одной из книжных полок, находящихся у дальней стены.

Достав книгу с полки, я не могу прочесть название, так как мои глаза полны слез. Я стараюсь сдержать их, пока Рид не покинет комнату. Взявшись рукой за книжную полку, я сгибаюсь, прижимая к груди книгу в кожаном переплете. Из моих глаз текут слезы, но я их даже не вытираю. Я глубоко вздыхаю и беру эмоции под контроль, но знаю, что в этой борьбе, любая мелочь может все разрушить. Чувствуя, что Рид подходит к библиотеке, я вытираю слезы и выпрямляюсь. Книга в моей руке трещит, но я не прочла не единого символа, потому что она была на китайском.

Увидев, как Рид входит в комнату, я стараюсь, чтоб все выглядело нормально.

– Что это? – держа книгу, спрашиваю я Рида, гордясь тем, что мой голос не скрипит или не хрипит.

– Это собрание сочинений Сунь-Цзы и Сунь Пин, – подходя ко мне, говорит Рид.

Я закрываю книгу и кладу ее обратно на полку. Подхожу к другой полке, находящейся дальше от Рида, все еще повернувшись к нему спиной. Выбрав маленькую, в коричневом кожаном переплете книгу, я читаю название – «Небо и земля» Лорд Байрон.

– У тебя довольно большая коллекция. Это первое издание? – в неверии спрашиваю я, пробегая пальцем по рельефной бумаге, я читаю содержание.

– Да, но мне не нравится играть, – говорит он.

«Здесь так много книг, которые я хочу прочитать, – думаю я, пробегая пальцем по корешкам. – Кого я обманываю, судя по тому, как обстоят мои дела, мне повезет, если я закончу первый курс».

В тот момент, в моей груди появляется небольшая знакомая боль. Обычно боль появляется, в тех редких случаях, когда я позволяю себе думать о моих родителях. Я признаю боль, как горе. К сожалению, думаю, что это никогда не изменится. С этого момента, я изменилась. У меня есть доказательство, теперь я не нормальная. Это действительность… Я так и вижу, как пытаюсь контролировать свои рукопожатия.

– Женевьева? – позади меня слышится голос Рида, но я долго не могу ответить ему.

Я перестаю контролировать свои эмоции, и из меня вырываются рыдания, но я не могу остановиться. В следующие мгновение, Рид поднимает меня на руки и несет на диван, на котором я провела большую часть времени. Он садится, продолжая держать меня на коленях, и я утыкаюсь ему в шею, продолжая бесконтрольно плакать. Пытаясь меня успокоить, Рид гладит меня по волосам.

Мы долго сидим вместе, пока я окончательно не затихаю. Пару раз, я пытаюсь слезть с колен Рида, пристыженная тем, что не могу контролировать свои эмоции. Но парень удерживает меня на месте и спрашивает: – Тебе лучше?

Я слабо киваю, но не отвечаю. Он вытягивает одеяло, которое я использовала ранее, чтобы вытереть мои слезы. Приобняв меня Рид выскальзывает и встает передо мной на колени. Затем, берет бинт и начинает аккуратно забинтовывать мое колено, пока я безвольно сижу на софе. Когда он заканчивает, то заправляет концы в бинт, и молча садиться обратно.

– Почему ты не хочешь сказать мне, что происходит? – с мольбой в голосе говорю я. – Мне действительно нужно знать.

В его взгляде появляется нерешительность, и он спрашивает: – А что если я скажу, что идет война, и я солдат на этой войне?

Сузив глаза, я пытаюсь понять, о чем он говорит.

– Как солдат, я нахожу и уничтожаю врагов, – продолжает он, и я стараюсь не показывать ужас, который в меня вселяют его слова. – Но я нашел то, что никогда прежде не видел, что-то новое. Я не знаю, мой ли это враг, или это оружие моего врага, или… это мой союзник. Если это мой враг, и я помогу ему, тогда я стану предателем; но если это мой союзник, и я не смогу защитить его, то я… – он не закончил.

Словно в тумане, я думаю: «Война? Какая война? Его враг? Если у него есть враги, то, значит, есть что-то более страшное, и, значит, он захочет уничтожить меня».

– Я должен вернуть тебя в твою комнату, ты выглядишь уставшей, Женевьева. Или ты хочешь спать здесь? У меня есть несколько комнат – ты можешь выбрать любую, – говорит Рид, но я качаю головой.

– Нет, пожалуйста, отвези меня в Йейтс, – хрипло прошу я.

Рид кивает и встает. Я беру его за руку и позволяю вывести меня из комнаты. Он выключает свет и теперь становится довольно темно. Когда мы подходим к его машине, он открывает мне дверь, и я забираюсь внутрь, но пока он закрывает мою дверь, я не смотрю на него. Когда он садиться и заводит двигатель, я пристегиваюсь. Я молча сижу, глядя через окно на звездное небо, пока Рид везет меня обратно к кампусу. Я видела, как Рид изучает меня, но я не могу заставить себя посмотреть на него.

Когда мы подъехали к парковке рядом с Йейтс, Рид останавливает машину возле черного входа. Я пытаюсь открыть свою дверь, но она заблокирована, и я не могла понять, где кнопка разблокировки, чтобы выйти.

«Глупый современный автомобиль!» – злилась я.

– Женевьева, прежде чем ты уйдешь, я должен знать, что ты думаешь, – посмотрев на меня, говорит Рид, пока я вожусь с дверной ручкой, чтобы сбежать. – После того, как мы покинули мой дом, ты не произнесла ни слова, что кажется противоречит твоей природе.

– Это твой способ, сказать мне, что я слишком много говорю, Рид? – растеряно говорю я.

– Нет, я просто хотел бы узнать, что ты думаешь по этому поводу, – спокойно настаивает он, не двигаясь, чтобы позволить мне выйти из машины.

– Почему? Почему ты беспокоишься за меня? – подозрительно спрашиваю я, продолжая смотреть на кнопку блокировки.

Рид не отвечает мне.

Когда я не смогла найти кнопку, то говорю с растущим разочарованием: – Отлично! Я думала о том, что ты сказал ранее, о том, что это я ответственна за то, что Рассел здесь, что для Рассела, я словно магнит или что-то вроде этого.

Рид вздрагивает, когда я упоминаю Рассела, но я остаюсь невозмутимой, – Ну, я думаю, что если за его присутствие здесь отвечаю я, то может и, ха, за мое нахождение здесь, тоже кто-то отвечает.

– Что это значит? – медленно спрашивает он.

– Я не знаю, Рид, но когда ты рядом, у меня возникает странное ощущение легкости… здесь, – говорю я, указывая на свой живот. – Это, еще в сочетании с тем, что когда ты рядом, мне хочется наброситься на тебя, так что может быть, это ты вызвал меня! Теперь, пока я не сгорела от стыда, выпусти меня из машины, – требую я, снова потянув за ручку, словно она могла открыться по волшебству.

– Ты не можешь умереть от стыда, – с самодовольной улыбкой на губах, говорит он.

– Рид! – кричу я, слыша щелчок замка, и моментально вылетаю из машины.

Глава 7
История искусств

У меня не оказывается ключей от общежития. Я оставила все, что принесла с собой на тренировку, на поле. Обойдя вокруг общежития, я подхожу к главному входу и обнаруживаю там замок. Сейчас почти полночь, только сейчас я начинаю понимать, как долго я пробыла в доме Рида.

Встав напротив окна комнаты Булочки, я нахожу на земле несколько камушков, чтобы бросить в окно. Я чувствую облегчение, когда девушка подходит к окну после того, как я ударила в него галькой.

– Эви! – по девчачьи взвизгнула Булочка. – Не двигайся, дорогая, я сейчас спущусь.

Она исчезает в глубине комнаты, и проходит меньше минуты, прежде чем Булочка и Брауни показываются в дверях, выпустив их и заперев за ними дверь.

Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, они заключают меня в коллективные обнимашки.

– Ты в порядке, милая? Мы так волновались за тебя. Как твое колено? Тамара выбыла из команды – она явно сделала это нарочно. Что сказал доктор? Ты сможешь ходить? Сможешь играть? – одновременно спрашивают Булочка и Брауни.

– Я в порядке. Просто должна сделать перерыв на день или два, и тогда колено будет как новенькое. Смотрите, я уже могу ходить, – говорю я, демонстрируя, будто хромаю, пока они продолжали меня обнимать.

– Когда смогу ходить, я буду все еще в команде, да? – с надеждой спрашиваю я.

Если я буду играть в хоккей, тогда это займет, по крайней мере, час в течении дня, тогда я смогу не думать о том, кто я или о том, что со мной будет.

– Ну конечно! Это так классно, что ты будешь в команде! В этом году мы разгромим Kappas, – восклицает Брауни, подпрыгивая. Ее светлые волосы сияют в лунном свете.

– Э-э, Брауни, мы разгромили Kappas в прошлом году, – забавляясь, говорит Булочка.

– Я знаю, но мы действительно, действительно уничтожим их в этом году! – кровожадно соглашается Брауни.

– Да, давайте, это звучит отлично! – говорю я, заразившись их энтузиазмом, но меня одолевает зевота.

Булочка замечает это, прежде чем я успеваю прикрыться рукой.

– Эви, извини меня! – с заботой говорит девушка. – Мы стоим здесь, посреди ночи, после того, как ты несколько часов провела в больнице, застряв там с Ридом. Он до последнего ждал тебя в зале ожидания? Я надеюсь, у них есть несколько модных книжных магазинов, – говорит она, отходя назад и открывая дверь ключом, взятым из-под камня за скамейкой.

– Ну, там, куда мы ездили, было много книг. Спасибо, – бормочу я, чувствуя небольшую вину, когда девочки встают по обе стороны от меня, чтобы помочь мне подняться по лестнице. Я быстро решаю, что вина предпочтительней для объяснения моих лечебных способностей.

Когда мы подходим к их комнате, я жду, пока Брауни зайдет в комнату и возьмет ключи и сумку.

Поблагодарив обоих девочек, я ковыляю в свою комнату, но Булочка останавливает меня и говорит: – Кстати, Эви, в твоей комнате мы оставили кое-что для тебя. Дай нам знать, если не подойдет, – подмигивая, говорит она.

– Что это? – спрашиваю я, но девушка только загадочно улыбается, я захожу в свою комнату, закрывая дверь.

По пути в комнату я иду в ванную, а потом устало бреду по холлу и открываю дверь. Внутри почти совсем темно, свет исходит только от моей настольной лампы, которая стоит в углу мой комнаты. Свет падает прямо на рыжие волосы.

Рассел сидит за моим столом и дремлет, его голова лежит на руках. Я наблюдаю за ним в течении нескольких минут, облокотившись на косяк. Он, наверное, очень волновался, раз рискнул проникнуть в мою комнату. Смотря на его красивое лицо, я чувствую вину. Бедный Рассел, он пытался меня спасти, но не смог, потому что попал на линию огня.

Я закрываю дверь и скидываю свою обувь, наблюдая за тем, как он спит. Раз его глаза по-прежнему закрыты, то тогда я скину свою форму, переодевшись в чистую футболку и шорты.

Проведя пару раз расческой по волосам, я распускаю узлы, образовавшиеся во время игры, и собираю их в высокий хвост.

Умывшись и почистив зубы, я смотрю на парня в своей комнате. После этого, я подхожу к столу и провожу рукой по волосам Рассела, убирая с его лица прядь и заправляя ее ему за ухо.

Он улыбнулся во сне – это выглядит так мило, что я тоже начинаю улыбаться.

– Рассел… Расс, – шепчу я ему в ухо, потрепав по плечу.

– Эви? – спрашивает он, поднимая голову со стола и хмуро смотря на меня.

– Привет, – мягко говорю я. – Как ты? Выглядишь ужасно. Как ты смог пробраться сюда? Ты хочешь потерять свою стипендию? – мягко ругаю я.

Он не отвечает мне, но тянет меня на колени, отчаянно обнимая.

Я кладу голову ему на плечо и говорю: – Я в порядке, в течении нескольких дней мое колено должно придти в норму.

Я радуюсь, что он не может видеть мое лицо. Я ненавижу врать ему, потому что после всего того, что мы пережили вместе, он почувствует предательство, но если раскрыть ему правду, какие последствия это будет для него иметь? Он еще больше запутается, а я не могу этого допустить.

Теперь я отчетливо это вижу.

– Я проверял Крествудскую больницу, Эви. Куда он возил тебя? – спокойно спрашивает меня Рассел.

Я понимаю, что нужно придумать ложь, которая все скроит, и ее невозможно будет проверить.

– Рид полагает, что местная больница не особо хорошая, так что он отвез меня к специалистам неподалеку от Энн Арбор. Вот почему это заняло так много времени. Извини меня, ты так беспокоился. Я не взяла телефон с собой – я оставила его на поле, – говорю я, чувствуя, каким монстром я являюсь.

– Действительно, а как зовут доктора? – с подозрением спрашивает он.

– Я не помню его имени. Уверена, это трата по мед. Полюсу, которую мой дядя получает каждую неделю по электронной почте, – вздохнув, говорю я.

Я шагаю прямо в ад, вопросов нет.

– Извини Рида за то, что тебе опять пришлось испытать его голос. Я попросила его больше не делать этого с тобой.

– Эви? – спрашивает Рассел.

– Да?

– Ты плохая лгунья, – в его голосе слышится разочарование.

– Понимаю, но я не знаю другого пути, чтобы защитить тебя, – устало отвечаю я, слезая с его колен и подходя к будильнику. – Я поставлю будильник на пять часов, так что мы сможем выскользнуть отсюда, прежде чем проснется Регулярная армия Меган.

– Единственный человек, с которым я когда-либо спала – была моя лучшая подруга Молли, и она никогда не говорила, что я храплю, но если я это делаю, то оставь эту информацию при себе – и без вариантов. Когда я говорю «спали», я имею ввиду именно это, – сообщаю ему я, подойдя к кровати и откидывая одеяло. – Я так устала, что чувствую головокружение.

– Я могу снять рубашку? – спрашивает меня Рассел.

– Эмм… конечно, – не смотря на него, говорю я. Очевидно, это плохая идея, но я ничего не могу поделать, залезая в мою односпальную кровать.

После этого, настольная лампа выключается и кровать провисает под тяжестью еще одного тела, когда Рассел лежится рядом со мной.

Вряд ли моя кровать удобна для его большого тела – его нога свешивается с нее. Парень настолько велик, что все равно касается меня. Но другого способа, кроме как положить щеку на его грудь и оставить его плечи на матрасе, не было.

– Пожалуйста, скажи мне, что они поставили в твою комнату большую кровать. И твоя нога не свешивается, – сонно говорю я.

– Эээ, кхм, – тоже сонно отвечает он. – Меня измерили и сделали ее на заказ.

– Мило, – комментирую я.

– Эви, ты расскажешь мне, что произошло сегодня на самом деле, – спрашивает вновь Рассел.

– Ммм… сон для меня главное, – сонно отвечаю я.

После этого, я ничего не слышу, кроме будильника, зазвеневшего в пять утра. Я лежу но моей стороне кровати, спиной к Расселу, а его руки крепко меня обнимают. Протянув руку, он переворачивает часы, а потом снова возвращает ее на мое бедро. Солнце еще не встало, но предрассветного света достаточно.

– Я хочу спать, – шепчу я. – Тьфу, мои волосы были везде, в ближайшие дни я должна что-нибудь с ними сделать, – говорю я, сев только для того, чтобы вытащить свои волосы из-под руки Рассела.

– Я не делал этого, – в ужасе говорит Рассел, вытащив волосы из-под своей руки. – Если это сделал я, то никогда не прощу себя за это.

– Все плохо, да? – тихо спрашиваю я, садясь и потирая глаза.

– Я бы не стал заходить так далеко… просто не делай так больше, – говорит он, приподнявшись на локте.

– Может быть, мы пропустим учебу сегодня? В первый ученый день они никогда ничего не изучают, а я хочу подольше поспать, – соблазнительно говорит он, похлопывая по тому месту, где я только что лежала.

– Рассел Маркс, мы не будим пропускать! В любом случае, мы должны вытащить тебя отсюда, прежде чем тебя услышит Меган. Ты знаешь, что недалеко находятся душевые, и некоторые девушки ходят по коридору в одних полотенцах, – спокойно объясняю я, пытаясь заставить его встать с кровати.

– Действительно… ну, я не могу это пропустить… Я просто подожду здесь, пока они не зайдут, а потом… – он умолкает, когда я кидаю в него подушкой

– Рассел! – серьезно шепчу я. – Вставай! Мы вытащим тебя отсюда.

– Утром, ты сварливая. Тебе нужно выпить кофе, или что-то еще? – поддразнивая, шепчет он.

– Да, целая кружка, – вставая, говорю я.

Я спотыкаясь иду к шкафу, чтобы найти толстовку с капюшоном, потому что сегодня утром холоднее, чем обычно.

Надевая ее, я замечаю, что мое колено все еще перебинтовано бинтами, которые прошлым вечером наложил мне Рид, так что возвращаясь обратно к кровати, я хромаю.

Я подбираю рубашку Рассела со спинки кресла и беру ее на кровать.

– Почему ты в таком хорошем настроении? Вчера вечером ты точно спал не больше меня. Ты жаворонок? – в притворном ужасе спрашиваю я.

– Жаворонок, ну, может быть, но, проще говоря, прошлой ночью я побывал в самых прекрасных частях ада – тихо говорит он, беря рубашку, которую я протягиваю ему.

Он встает с кровати, пожимает плечами, а я стараюсь не смотреть на его идеальный пресс.

– Прошу прощения, в прекрасных частях ада? Что это значит? – спрашиваю я.

– Рыжик, ты не парень, так что нет смысла объяснять, – улыбается он, но не продолжает.

– Я что, действительно, первый парень, который спал рядом с тобой? – спрашивает он.

– Да, – соглашаюсь я краснея и подаю Расселу его обувь.

– Это значит… – начинает говорить Рассел. Он забирает у меня свою обувь и ставит ее на пол.

– Да, это именно то, что это означает, – отвечаю я.

Ранним утром я не готова для неловких разговоров.

Я подхожу к шкафу, чтобы взять босоножки.

– Как это возможно? – с усмешкой на лице спрашивает он.

– Я просто не встретила нужного человека, – бормочу я краснея. – И прекрати улыбаться как Чеширский кот, – говорю я обуваясь.

Я подхожу к двери, открываю ее и просовываю голову.

Поскольку в коридоре никого нет, Рассел присоединяется ко мне. Мы идем к задней лестницы.

Открывая заднюю дверь, я проверяю, нет ли кого на парковке, но она кажется пустой, поэтому я выталкиваю Рассела и закрываю за нами дверь.

– Фух, это было близко, но нас почти никто не видел, – сладко ухмыляясь, говорит Рассел.

Я тоже ничего не могу поделать и тоже улыбаюсь. – Во сколько сегодня твой первый урок? – спрашиваю его я, испытывая чувства облегчения, от того, что мы не попались.

– В десять. Я попрошу кого-нибудь из парней, чтобы захватили мне что-нибудь из кафетерия, – самодовольно говорит он.

– Ты можешь пойти и поспать до десяти… В восемь у меня история искусств, но для меня это нормально, потому что думаю, что это будет мой любимый предмет, – с предвкушением говорю я, борясь с ветром и убирая волосы с лица.

Рассел приподнимает бровь: – Почему? – спрашивает он, заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо.

– Потому что у меня никогда не было класса подобного этому. Это будет мой экзистенциальный полет из железной клетки разума, – с надеждой отвечаю я, взволнованная перспективой узнать что-то новое.

– Блин, девочки, вы всегда такие умные. Я даже не уверен, что ты поняла, что ты имеешь ввиду. Во всяком случае, когда мы можем поговорить? – многозначительно спрашивает он.

– Мы должны обсудить, что же вчера с тобой произошло.

– Здесь нечего обсуждать, – упорствую я, надеясь, что если он встретится с некоторым сопротивлением, то отступит.

– Если этого не скажешь ты, то тогда я пойду и прошу того, кто втянул тебя во всю эту историю, – упрямо утверждает Рассел, не делая никаких попыток идти.

– О, отличная идея. Поскольку ты такой упрямый, я думаю, он все тебе расскажет. Пока ты здесь, почему же не пригласил его потусоваться или прийти на игру! – саркастически говорю я. – Ты ненормальный?

– Нет, не ненормальный, но в последнее время я видел некоторые вещи, вопросы, на которые я хочу получить ответы. Наша встреча была похожа на расщепление атома. Со мной что-то произошло, а затем мой мир взорвался, и я просто пытаюсь понять все это. Так что, ели это означает, что нужно противостоять ключевому игроку в нашей драме, то я сделаю это, – решительно говорит он.

– Почему ты не хочешь позволить мне защитить тебя, Рассел? Пожалуйста. Это не драма. Это… Это… Я… и ты, не можем… ты точно не можешь, Рассел.

Я прижимаюсь щекой к груди Рассела, а его руки обнимают меня, успокаивая.

– Просто позволь мне… Пожалуйста?

– Рыжик, что бы это ни было, ты не справишься. Это обращено на меня, – спокойно говорит он.

– Тогда пусть это будет направленно на меня, а не на тебя, ок? – отвечаю я.

– Женщина, ты такая упрямая, – с раздражением говори он.

– Виновата, – соглашаюсь я.

– Встретимся в кафетерии за ленчам? – покорно спрашивает он.

– Я угощаю, – соглашаюсь я.

Я оказалась права на счет класса истории искусств; он отличается от всех классов, которые я когда-либо посещала. Профессор Сэм МакКинон очень талантливый художник-портретист. Его обсуждения шедевров, которые мы будем проходить в этом семестре, нечто иное, словно любовник говорит о своей любимой. Его описание чувственны, вдумчивы и полные страсти. Несмотря на то, что он совсем молодой, он все же профессор в старшей школе.

Чтобы проиллюстрировать произведения искусства, которые будут обсуждаться, мистер МакКинон использует старый проектор и экран, висевший в передней части кабинета.

Свет гаснет, и от экрана на стене на лицах студентов появляется призрачный свет, отражающий жуткие алебастровые бюсты.

Передо мной на экране мелькают картинки и от усталости все мои мысли испаряются.

Мистер МакКинон говорит, что каждую картину мы будем изучать более подробно: информацию о художнике, жанр, в котором была создана картина, а так же интимные детали, относящиеся к каждой картине.

Я не могу дождаться начала и чувствую разочарование, когда зажегся свет, что означает конец урока.

Собирая книги, я прищуриваюсь, привыкая к свету. Сказать, что я рада находиться в этом классе – это ничего не сказать.

Держа свои книги, я иду с остальным классом к двери.

– Простите, юная леди… хм, мисс? – я слышу, как кто-то окликает меня.

Я поворачиваюсь и вижу, что это профессор окликнул меня. Я медленно возвращаюсь, недоумевая, зачем же я понадобилась мистеру МакКинону.

– Да? – спрашиваю я.

– Извините, я все еще не знаю, как вас зовут. В первый день я не слежу за посещаемостью, – вежливо говорит он, ожидая, что я представлюсь.

– Женевьева Клермонт, – говорю я, словно присутствую на каком-то допросе.

Он любезно мне улыбается и говорит: – Женевьева, не уверен, понимаете ли вы, но я не только профессор по истории искусств и графическому искусству, но также в конце семестра познакомлю вас с некоторыми из своих работ.

– Да, я читала вашу биографию в каталоге, находящимся в женском братстве. У Вас есть та брошюра, которая представлена в Саге центра? – отвечаю я, покраснев и вспомнив навязчивое издание.

– Это правильно. Хорошо, тогда вы должны быть в курсе, что я часто выбираю темы для своих картин из фотографий учащихся Крествуда? – спрашивает мистер МакКинон.

– Нет, я не знала, – отвечаю я, быстро сделав кое-какие выводы.

– Я хотел бы, чтобы вы мне попозировали для картины маслом, которую я планирую нарисовать. Что вы скажите? – с улыбкой говорит он, его голубые глаза сияют.

– У Вас есть все необходимые качества, и если бы вы позволили мне изобразить, то получился бы интересный портрет.

– Эээ, не поймите меня не правильно, но если я соглашусь… мне не придется эээ… что я буду в одежде… и что это повлечет за собой? – спрашиваю я, чувствуя, как краснеют мои щеки.