Текст книги "Крытый фургон"

Автор книги: Эмерсон Хаф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 33. ВОПРОС ДРУЖБЫ

И снова колёса стучали по плохо накатанной колее бездорожья. Местность, через которую они продвигались, опять была пустынной. Все мужчины, обутые в ботинки из сыромятной кожи, шли теперь пешком. Но над головным фургоном развивался огромный флаг. Кем можно было назвать после этого этих людей? Фанатиками? Да, возможно, наполовину так и было. Но эти фанатики также молились и пели религиозные гимны и учили своих детей на всём пути до Солт-Лейк-Сити. Они также везли с собой книги. И уже через час после того как остановились в районе Солт-Лейк-Сити, они принялись распахивать землю и строить жильё. Они начали возделывать и осваивать новые земли, новую страну.

Первым из Форт-Бриджера, согласно жребию, отправился караван под командованием майора Бэниона. За ним два часа спустя, последовали фургоны под началом Джесси Уингейта. В составе второго каравана по-прежнему находился Сэм Вудхалл со своими друзьями. Пока Сэм выжидал.

Джим Бриджер не хотел отпускать своего старого приятеля Билла Джексона даже после того, как из форта укатила последняя фура.

– Пожалуйста, не уезжай, Билл, – просил он его. – Ты потом нагонишь их верхом. Индейцы всё равно их теперь больше не тронут. А мне здесь так одиноко. Давай-ка мы с тобой ещё выпьем.

– Это веская причина, чтобы задержаться, – кивнул Джексон. – И очень важная.

Бриджер откупорил бочонок, который прятал в своём домике, и разлил крепкий прозрачный самогон необычайной крепости – «ликёр», как его называли охотники за мехом – в оловянные кружки. Выпив, Джим затянул грустную песню. Его голос был полон меланхолии.

– Прощай! – вновь и вновь повторял он, указывая куда-то в сторону синеющих на горизонте гор. – Мы были друзьями, не правда ли, Билл?

Джексон серьёзно кивал ему. Вскоре он и сам запел.

– Да, нам придётся попрощаться сейчас, друг, – сказал Бриджер. – Слушай, а может, нам распрощаться так, как это делали в стародавние дни? Так, как это делал Майк Финк и его приятель Карпентер? И другие меткие стрелки? Когда ставили друг другу на голову кружки со спиртным и стреляли по ним. Мы с тобой видели это собственными глазами. Это было тогда, когда здесь жили одни только охотники, до того, как здесь появились все эти переселенцы на своих крытых повозках.

– Это правда, – подтвердил Джексон. – Хотя теперь я уже не доверился бы меткости некоторых старых стрелков.

– Но ты готов довериться мне, Билл? Так же, как я готов довериться тебе? Ради старых добрых времён, когда друзья были настоящими друзьями?

– Ну конечно, готов – что бы из этого ни вышло, Джим. Моя рука – твёрдая, как скала, хотя моё плечо и ноет после попадания в него индейской стрелы.

Они оба вытянули вперёд правые руки. Они не дрожали.

– Я вижу отсюда шляпки гвоздей на двери, Билл. А ты их видишь?

– Абсолютно ясно! Мы просто зря прольём ликёр, потому что мы оба первыми же выстрелами продырявим эти чёртовы кружки.

– Ты что же, боишься?

– Я же сказал тебе, что нет.

– Шардон! – позвал Бриджер своего приказчика. – Шардон, иди сюда!

Помощник вскоре появился, хотя в эту минуту он, как и другие, старался держаться подальше от подвыпившего хозяина. Все хорошо знали, что за обильными возлияниями обычно следуют выстрелы.

– Шардон, принеси-ка две новые оловянные кружки и кусочек угля, чтобы наметить мишени. Мы собираемся поставить друг другу кружки на голову и прострелить их. Так, как это любили делать в стародавние времена. Ты понимаешь, что я имею в виду.

Дрожащий Шардон притащил две оловянные кружки, и Джим углём наметил в центре каждой жирную чёрную мишень. Затем они вышли на улицу. Все переселенцы уже давно уехали, и площадка перед домом Бриджера была пуста. На ней остались лишь Шардон и ещё двое мужчин. Возле самого высокого вигвама неподвижно застыли две женщины-индианки – постарше и помладше. Это были жёны Джима Бриджера. Они закрыли в страхе свои глаза краешками одеял, в которые кутались, не смея ничем выразить своего протеста, и полностью покорились судьбе.

Джим Бриджер наполнил обе кружки крепким ликёром и поставил их на землю.

– Ты почистил своё оружие, приятель?

– Разумеется. Но давай-ка прочистим стволы снова, – ответил Джексон.

Они загнали в дула шомпола и хорошенько вычистили стволы.

– Чистый, как свисток! – крикнул Билл, вытаскивая шомпол из ствола.

– У меня точно так же. Оружие у меня всегда было в полном порядке.

– Стреляй чуть повыше мишени, друг, – предложил Джексон. – Тогда, я думаю, моя голова будет целее, а в кружках останется больше спиртного. Мы же должны будем допить то, что в них останется.

– Да, после того, как мы оба отстреляемся, мы можем и выпить, – сохраняя остатки рассудительности, произнёс Бриджер. – Иди и встань там, где я провёл черту на земле. Шардон, чёрт побери, возьми кружку и установи её ему на голову. И если только ты прольёшь хоть кайлю, я тебя прикончу!

Лицо приказчика смертельно побледнело.

– Но, месье Джим... – заюлил было он.

– Хватит называть меня «месье Джим», а не то я проделаю дыру в твоём теле прямо сейчас! Делай то, что я тебе сказал, Шардон! А потом ты увидишь, как прощались охотники в стародавние времена и, может, это послужит тебе уроком.

Джим посмотрел на Джексона.

– Билл, стреляй первым. Свет не очень хороший, так что мы лучше поменяемся местами после первого выстрела, чтобы не отсвечивало.

– Чтобы решить, кто будет стрелять первым, нам надо бросить монетку, – возразил Джексон и вытащил из кармана испанский серебряный доллар. – Чур, моя сторона – решка, – крикнул он и подбросил монету в воздух. – Решка, – сказал он, когда монета упала. – Я выиграл. Тебе стрелять первому, Джим.

– Ну конечно, я поступлю только так, как велит выпавшая монетка. Отойди от меня на пятьдесят ярдов, Билл. А что у тебя за ружьё?

– А почему ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что старый оружейник Майк Шитс из Виргации никогда не делал ружья лучше, чем это. Я никогда не изменял этому ружью.

– Точно так же, как и я не изменял своему старому доброму «хаукену». Итак, Билл, мы имеем два хороших ружья и двух хороших людей – людей из старых добрых времён. Нельзя сказать лучше, верно? И невозможно лучше помянуть старые добрые времена, так, Билл? Мы должны сделать что-то, чтобы это запомнилось надолго.

– Никто не мог бы сказать лучше, – произнёс Джексон.

Они пожали друг другу руки и с беспечным видом разошлись. Трясущийся Шардон следовал за Джексоном, который шагал прямо и легко. Билл был слитком пьян, чтобы всерьёз думать сейчас о возможных последствиях. Он дошёл до черты, поведённой Бриджером на земле, и повернулся к нему лицом. Джексон выругался, заметив, что руки Шардона, который устанавливал ему на голову оловянную кружку, отчаянно трясутся.

– Чёрт бы тебя побрал, болван! – закричал он. – И так из кружки выльется слишком много, а тут ещё и ты едва не расплескал всё остальное!

– Ты готов, Билл? – спросил его Бриджер.

– Всегда готов! – ответил Джексон.

Они приготовились к самому серьёзному испытанию нервов и стрелковых навыков. Потому что одно дело было целиться в лоб противнику, которого хочешь убить, и совсем другое – на три дюйма выше лба своего друга, отлично зная при этом, что малейшее отклонение пули может стоить тому жизни. А ведь руки стрелка в любом случае чуть подрагивают, и полностью избежать этого невозможно...

Бриджер сплюнул на землю табак, который жевал, и поднял ружьё. Джексон стоял прямо, как изваяние, и не отводил взгляда от приятеля. Вокруг воцарилась такая тишина, будто сам Господь приложил палец к губам и сказал: «Тсс...»

Тем, кто стоял рядом со стрелками, показалось, что их фигуры застыли навечно. Затем над ружьём Бриджера взлетело облачко белёсого порохового дыма, и послышался резкий сухой звук выстрела.

Несмотря на возраст, глаза Джима остались зоркими, а рука твёрдой. Пуля попала прямо в центр оловянной кружки, установленной на голове Джексона. Она пробила дырку в ней и сбросила на землю.

— Я лично называю это безответственной стрельбой! – сердито произнёс Джексон. – Посмотри, что ты сделал с ликёром. Если бы ты взял повыше, как я тебе сказал, – так, чтобы пуля пробила кружку, но не задела налитое в неё спиртное, – то весь ликёр остался бы цел. Это естественно, ведь в одной ёмкости недостаточно места и для спиртного, и для пули. Ты просто зря переводишь выпивку, Джим, а моя мать учила меня в детстве: «Когда что-то тратишь зря, то возникает горькая нужда!»

– А я лично называю это стрельбой в яблочко, – возразил Бриджер. – Ты только посмотри на кружку! Ты думаешь, что сможешь выстрелить лучше, чем старый Джим Бриджер?

– Разумеется, смогу, и я покажу тебе, как это делается! Я ставлю своё ружьё против твоего – хотя кому может в действительности понадобится твой жалкий ствол, – что я могу прострелить ёмкость и при этом совсем не пролить спиртного! Можешь наполнить кружку на две трети и придерживать её пальцем, если хочешь, – и ты увидишь, как я это сделаю.

– А я ставлю нового мула против твоей лошади, что у тебя это не получится! – рявкнул Бриджер.

– Прекрасно. Я покажу тебе, как это делается. Но только ты должен стоять прямо и неподвижно.

– А кто говорит, что я не могу стоять прямо? – запальчиво воскликнул Джим.

– Никто. А теперь смотри, что я сделаю. – Джексон нагнулся над небольшой канавкой, в которую была отведена вода из ближайшего ручья для снабжения водой хозяйственных построек, и отковырял кусочек мокрой земли. Затем взял оловянную кружку и аккуратно залепил этой землёй пустое пространство ручки. После этого Билл стёр грязь, случайно попавшую на бок кружки.

– А теперь слушай меня, Джим. Моя пуля пролетит не сквозь саму кружку, а сквозь её ручку. Ты сам понимаешь, что это будет означать то же самое, что пробить саму кружку. Но только тогда из неё вытечет всё спиртное, а так из ручки лишь вылетит грязь. Грязь же не стоит ни цента. Мы же сэкономим драгоценную выпивку. Думаю, она нам ещё пригодится. Как говорила моя мать, «Сэкономленный пенни – это заработанный пенни».

– Я никогда не видел, чтобы кто-то пытался сделать подобное, – с интересом воззрился на Джексона Джим. – Впрочем, так мы действительно сможем сэкономить спиртное. Но только учти: если в результате твоего выстрела ликёр всё же прольётся, то ты должен будешь отдать мне своё ружьё, как мы договорились!

Сказав это, Джим встал в районе отметки, а объятый страхом Шардон водрузил на его голову кружку со спиртным.

Сложив руки на груди, Бриджер посмотрел на готовящегося к выстрелу Джексона так же спокойно, как сам Билл совсем недавно смотрел на него.

Джексон прицелился.

– Скажи своему идиоту приказчику, чтобы он немного повернул кружку ко мне! – крикнул Билл. – А то её ручка направлена куда-то в сторону!

Бриджер сам повернул кружку так, как требовалось его приятелю.

– Так нормально? – крикнул он.

– Да, теперь всё в порядке. Стой ровно.

Скво Бриджера вновь закрыли лица, не в силах смотреть на происходящее. Раздался выстрел. Джим остался стоять на месте. Кружка по-прежнему находилась у него на голове. Джексон дунул на ствол своего ружья, разгоняя пороховой дым, и спокойно опустил его. Бриджер осторожно поднял руку вверх и снял со своей головы кружку. К нему уже спешил Шардон.

Ёмкость была по-прежнему полна ликёра. Но земли, которой была залеплена её ручка, больше не было – точно кто-то невидимый прочистил ручку пальцем!

– Вот что я называю хорошей стрельбой, Джим, – сказал Джексон, – и к тому же – стрельбой разумной. А теперь выпей половину и передай кружку мне. Мне уже надо собираться. И я не возьму твоего мула. Он мне не нужен. Я специально уехал из Миссури, чтобы освободиться от лишних мулов, которые обременяли меня там.

Шардон, застыв, смотрел на обоих охотников. Будучи слишком робким по натуре, он был просто не в силах понять их. Приятели пожали друг другу руки. Затем Джим издал воинственный клич и опрокинул в себя половину содержимого кружки.

– За старые добрые времена, дружище! – воскликнул он. – За те времена, когда мужчина был мужчиной и можно было положиться на своего товарища!

– Да, за старые добрые времена! – поддержал его тост Джексон. – И я готов спорить, Джим, что во всём Орегоне нет двух других таких стрелков, как мы с тобой! Но мне надо ехать. Я держу путь к реке Колумбия, так что, возможно, мы ещё не скоро с гобой встретимся. Я еду очень далеко.

Он прыгнул в седло и приторочил своё ружьё сбоку. Бриджер приблизился к лошади Джексона:

– Мне жаль, что ты уезжаешь.

– Мне тоже жаль. Береги себя, Джим!

Две скво Бриджера вернулись в вигвам. Сам же Джим присел на землю, прислонившись спиной к высокому тополю, и долго смотрел, как фигура его приятеля постепенно исчезает вдали. При этом он негромко напевал старинную индейскую песню.

Наконец он поднялся на ноги. К нему приблизилась молодая скво и приветствовала его широкой улыбкой:

– Ты отлично стрелял, Джим. Но ты не убил его. Почему?

Будь прокляты мои глаза была одета в свой лучший наряд.

Её щёки были ярко накрашены красной краской, а на запястьях звенело множество медных браслетов. На шее висел золотой самородок, в котором она просверлила дырочку и продела сквозь неё нитку.

Бриджер схватил самородок.

– А где остальные самородки?

– У белого человека. Он сказал мне: «Здравствуй, дорогая!» – Индианка улыбнулась. – Я обменяла эти самородки на два серебряных доллара.

Бриджер молча вошёл в вигвам и задёрнул за собой полог.

Глава 34. «Н-НО, ПОШЕВЕЛИВАЙТЕСЬ!»

Летняя жара была в разгаре. В местности, через которую двигались переселенцы, стоял иссушающий зной. Движение каравана теперь отмечали трупы животных, которые всё чаще оставались на обочине – истощённые, с выпирающими рёбрами. Густую сочную траву прерий заменили кактусы, между которыми сновали рогатые жабы и гремучие змеи. На дороге то и дело попадались стаи огромных чёрных сверчков, которые отвратительно хрустели под колёсами фур. Среди песков торчали отдельные кустики шалфея, заменившие огромные деревья, к которым переселенцы привыкли, когда они пересекали просторы Великой равнины.

Наконец караван достиг местности, где на поверхность земли выходили огромные массы чёрного базальта и застывшая лава, свидетельствовавшие о грандиозных тектонических процессах и извержениях вулканов, которые, казалось, когда-то уничтожили всё живое в этих местах. Сам вид этой местности внушал ощущение невольного страха и чувства трепета перед судьбой. За спиной переселенцев осталась Грин-ривер, и они вошли в огромную подковообразную долину Бэр-ривер. Они обошли Большое Солёное озеро с севера, но по-прежнему оставались на расстоянии примерно ста миль от Солт-Лейк-Сити.

С запада и с юга от них теперь вздымались огромные горы. Гигантское расстояние до них чуть скрадывало их истинные размеры, погружая вершины гор в синеватую дымку. Вид этих величественных горных хребтов не имел себе равных. Но их путь лежал не в сторону этих гор, а в направлении одной из речных долин, которую им предстояло пересечь.

Из тех повозок, которые изначально двинулись в путь под руководством Джесси Уингейта, теперь осталось в строю уже чуть менее сотни. Следуя изгибам дороги, караван начал пересекать заросшее кустиками шалфея плато, находящееся в нескольких десятках миль к югу от течения Снейк-ривер. Караван уже на несколько дней пути отставал от колонны жителей штата Миссури. Но, двигаясь вперёд, переселенцы не могли обнаружить на обочинах ни одной весточки, ни одного знака от миссурийцев, который хоть немного приободрил бы их.

Едва караван покинул Форт-Бриджер, как Вудхалл начал что-то втайне обсуждать с группой своих дружков. Сэм, становившийся то вспыльчивым и крайне раздражительным, то, наоборот, впадавший в странную апатию, никого не посвящал в суть этих переговоров. Все замечали странные смены настроения Вудхалла, и в результате никто не был особенно удивлён, что он решил отделиться от остальных и отправиться вперёд вместе с дюжиной своих фур. Вудхалл уехал, так и не переговорив с Молли Уингейт.

Это событие угнетающе подействовало на остальных. Теперь у них не осталось больше иллюзий. Прежние романтические настроения бесследно исчезли. Однако они продолжали упрямо двигаться вперёд, делая за сутки десять, а иногда даже пятнадцать миль. Но теперь они уже никогда не могли достичь прежней скорости в двадцать миль за сутки. Они часто видели теперь миражи. Им порой казалось, что впереди маячат огромные деревья и щедрые водные источники.

Однажды, когда солнце стояло в зените, переселенцы увидели, что они не одни на дороге.

– Смотри, мама! – закричала Молли. – Смотри! Вон там я вижу караван!

На юге действительно виднелся караван – но только призрачный. Он двигался параллельно им. Казалось, что в нём столько же фур. Но от него не исходило никаких звуков, никаких сигналов. Это было очень странно, А когда Джесси Уингейт приказал остановиться, то тот караван тоже внезапно замер. Когда же люди вновь двинулись вперёд, то второй караван тоже одновременно тронулся в путь. Людьми постепенно стало овладевать чувство страха. Это не сулило ничего хорошего. Какую цель преследовали эти люди? Почему они так неотступно следовали за ними? Неужели они хотели дождаться подходящего момента, чтобы напасть на них?

– Смотри, мама! – снова воскликнула Молли. Но теперь в её голосе слышался смех. – Это же мы сами. Это просто наше отражение в небе. Это призрак, мираж – но какой фантастический! Разве мог кто-то поверить в то, что подобное возможно?

И действительно, это был фантом, удивительное отражение их собственной колонны. Они смотрели всё это время на самих себя. Вскоре мираж бесследно исчез, но в душах людей так и осталось чувство тревоги и беспокойства, с которым очень трудно было справиться.

– Ну и места! – воскликнула миссис Уингейт. – Они просто пугают меня. Если Орегон таков, как эти пустыни...

– Нет, мама, Орегон совсем не таков. Там растут деревья и много травы. Там много гор, текут красивые речки, а между ними протянулись поля пшеницы. И там везде стоят дома, в которых живут люди!

Голос Молли неожиданно дрогнул, и мать с тревогой посмотрела на неё.

– Ну, ну, доченька! – воскликнула миссис Уингейт. – Не беспокойся об этом. У нас всегда будет свой дом, в котором будет место и для меня, и для тебя, и для нашего папочки.

Девушка покачала головой.

– Иногда я думаю, что будет лучше, если я буду преподавать в школе и жить отдельно.

– И бросишь своих родителей?

– А разве я могу каждый день смотреть в лицо своему отцу, зная, что он думает обо мне? Вот сейчас он стал обвинять меня в том, что я сломала жизнь Сэму Вудхаллу, и в результате он покинул нас. Но разве я могла как-то этому помешать? Что же, я должна была выйти за него замуж, чтобы этого не случилось? Но я не могу этого сделать. Я просто не могу даже подумать о том, чтобы стать его женой! Я рада, что он наконец оставил нас, хотя и не знаю, почему это случилось.

– А мне кажется, что тебе ещё доведётся столкнуться с Сэмом, – протянула миссис Уингейт. – Знаешь, иногда на мужчин находит странное состояние, и они во что бы то ни стало пытаются заполучить девушку, которая увлекла их, а затем обманула. Ведь именно это ты и проделала перед порогом церкви – разве что в Индепенденс-Рок не было никакой церкви. Это было ужасно, Молли. Я не представляю даже, как Сэм всё это выдержал.

– Но разве я не заплатила за это сполна, мама?

– Ты заплатила за это, конечно, но только не так, как представляет себе это мужчина. Пока мужчина не женится, ему очень хочется обладать женщиной. И если он не может ею обладать, то ему всё равно кажется, что с ним не расплатились – и при этом ему не важно, что делает и как чувствует себя сама женщина. Нет, не думаю, что Сэм забыл про твой отказ или смирился с ним. Что же касается Бэниона...

– Не упоминай его имени, мама. Я стараюсь забыть его.

– Да? А как ты думаешь, где он сейчас?

– Я не знаю. А делать догадки мне трудно.

Но щёки девушки предательски зарделись. Это не укрылось от взора её матери.

– Н-но, пошевеливайтесь! – прикрикнула миссис Уингейт на быков, которые сами тащили фуру по колее и которых не требовалось даже направлять. Сейчас именно на их долю выпали основные тяготы пути через иссушающую неприветливую пустыню.

Глава 35. ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМА

– Едут переселенцы с семьями! Они опять едут! – закричали охотники за мехом, сидевшие в небольшой хижине по пути следования каравана в окрестностях Форт-Холла. Точно такие же крики встречали их появление и раньше – на побережье Снейк-ривер, в Ларами, на реке Платт и на побережье Грин-ривер.

Вглядывавшиеся в дорогу люди видели одну и ту же картину: огромное пыльное облако, которое медленно и неотвратимо приближалось к ним. Затем оно останавливалось, и переселенцы разбивали лагерь. Фургоны вставали там, где можно было найти достаточно травы, чтобы прокормить скот. Люди вылезали из своих запылённых павозок и разжигали костры, чтобы приготовить себе еду, а затем устраивались на ночлег.

Сейчас стояла середина августа. Отправившиеся в путь в середине мая путешественники покрыли уже 1280 миль расстояния. Люди находились в пути уже больше трёх месяцев.

Что было нужно этим людям, добравшимся до Форт-Холла? Им было нужно всё, но прежде всего – новости. Но в тот момент в Форт-Холле ещё не знали, что как раз в августе 1848 года территория Орегона была наконец официально признана частью территории Соединённых Штатов Америки, что Авраам Линкольн отказался от предложенного ему поста губернатора Орегона. Письму же для того, чтобы добраться от одного побережья Соединённых Штатов до другого, требовалось не меньше двух лет. И тем не менее какие-то новости всё-таки можно было узнать. Здесь появлялись люди, которые сплавляли по реке Колумбия грузы, предназначавшиеся для жителей Орегона.

Прибывшие вместе с Джесси Уингейтом переселенцы с юга делились со здешними жителями всеми новостями, которые знали сами: о двигавшихся в 1847 и в 1848 годах в Орегон мормонах; о росте недовольства среди беглых рабов-негров из южных штатов; о том, что в самих Южных Штатах, судя по всему, зреют настроения об отделении и выходе из конфедерации. В ответ им сообщат о гибели каравана под руководством Уитмана прошлой зимой. Переселенцы же рассказывали о своих битвах с индейцами из племён сиу и «воронов», о том, что на Западе хотят основать новые военные базы и поселения для того, чтобы обезопасить переселенцев от нападения недружественных индейцев и закрепить все эти территории за белыми. Всё это были интересные и важные новости, и люди с удовольствием обменивались ими друг с другом.

Но не только это интересовало прибывших в Форт-Холл путешественников. Им хотелось знать, побывали ли здесь до них другие группы переселенцев, сколько в них было людей и когда они здесь прошли. И им рассказали, что за неделю до них здесь видели колонну из пятидесяти фургонов, в которых под руководством майора Бэниона прибыли жители штата Миссури. Вместе с Бэнионом сюда приехал и старый охотник Билл Джексон. Но затем Бэнион и Джексон отделились от остальных и с шестью навьюченными мулами отправились в Калифорнию, в то время как все остальные проследовали дальше, в направлении Снейк-ривер. При этом Бэнион и Джексон скупили в Форт-Холле все лопаты, какие только были, и единственную кирку. Скорее всего, они просто сошли с ума – для чего им могли понадобиться эти инструменты, когда приближалась зима?

Но не менее сумасшедшими оказались и другие переселенцы, которые прибыли в Форт-Холл три дня спустя. Их возглавлял Вудхалл. У них было двенадцать или пятнадцать фургонов, и они, скупив в местных лавках все возможные припасы, также повернули в сторону Калифорнии. Ну что ж, им было, по всей вероятности, вскоре суждено познать весь ужас тою, что ждало их в окрестностях реки Санта-Мария и пустыни Гумбольдта, и сложить там свои кости.

В любом случае, получалось так, что уже от третьего подряд каравана, добравшегося до Форт-Холла за последние пять лет, откалывалась значительная часть людей, которые не желали идти дальше на Орегон. Уже третья подряд группа людей понимала, что им будет лучше в Калифорнии, и выбирала дорогу на юг вместо дороги на Орегон.

И действительно, оставшийся до Орегона отрезок путь был исключительно труден. Особенную сложность представляла переправа на северный берег Снейк-ривер. Она почти всегда означала игру со смертью. А дальше, вплоть до Голубых гор, вообще не было никаких дорог. Лишь очень немногим людям удавалось преодолеть этот отрезок, а количество жертв не поддавалось исчислению. Три года тому назад Джо Мик попытался отыскать более удобный путь. Но он сам и все, кто был с ним, пропали, так и не сумев этого сделать. Поэтому многие не желали продолжать путь до Орегона. В любом случае, в этом необжитом крае их не ожидало ничего хорошего. А в Калифорнии люди жили уже не одну сотню лет. Там было теплее и лучше. Поэтому каждый год часть людей, добравшись до Форт-Холла, неизменно поворачивала в другую сторону и двигалась на юг, в Калифорнию.

Но почему майор Бэнион вдруг резко повернул в Калифорнию, даже не задав никому ни одного вопроса? Казалось, он решил поступить подобным образом гораздо раньше, ещё до того, как оказался в Форт-Холле. Он лишь скупил в Форт-Холле все лопаты и был таков. Точно так же поступил и Вудхалл – он не задержался в Форт-Холле и одного лишнего часа. Прибыв туда поздно вечером, он уже рано утром двинулся в Калифорнию по старой дороге, следующей изгибам Рафт-ривер.

Такое поведение было несколько необычным. Обычно люди, добравшись до Форт-Холла, останавливались здесь на несколько дней, чтобы отдохнуть и подкрепиться, отремонтировать свой транспорт, и всегда детально расспрашивали старожилов обо всех трудностях, которые могли ожидать их во время дальнейшего пути. Но и Бэнион, и Вудхалл, похоже, прибыли в Форт-Холл, уже заранее зная, куда они отправятся дальше.

– А оставили ли они какие-то письма? – спросили вновь прибывшие жителей Форт-Холла.

– Ну конечно, оставили, – улыбаясь, ответили они. – Миссурийцы оставили целую кучу писем – в надежде, что те, кто поедет потом на восток, захватит их с собой. И Бэнион, и Вудхалл тоже оставили по письму. Кстати, их письма адресованы одному и тому же человеку. Счастливая девчонка, эта Молли Уингейт, раз сразу два таких достойных джентльмена решили написать ей.

Сама Молли не присутствовала при этом разговоре. В это время она сидела возле своего фургона и задумчиво смотрела, как пламенеющее вечернее солнце медленно опускается в серо-голубые пески пустыни. К ней медленно приблизилась мать и положила перед ней два письма.

– По одному от каждого, – со значением произнесла она и отвернулась.

Девушка распечатала первое письмо и побледнела. Она была уверена, что Уильям обязательно подаст о себе весточку – не важно где и когда. И вот теперь это произошло. В письме было написано следующее:

«Моя драгоценная! Я пишу это письмо тебе, кого зовут Молли Уингейт, и пишу его лишь потому, что знаю, что ты всё ещё носишь именно эту фамилию, а не какую-нибудь другую. Возможно, для нас обоих было бы лучше, если бы вообще не писал тебе этого письма, а просто молча уехал, и предоставил времени позаботиться обо всём. Но я вдруг понял, что не могу так поступить.

Для меня на протяжении всей моей жизни больше не будет никакой другой женщины. Я не могу, не имею права связать тебя какой-то клятвой. Но, если бы я мог, если бы я смел, то я сказал бы: «Подожди ровно год, всего лишь один год – и да поможет Господь нам обоим».

Как ты теперь знаешь, я последовал твоему совету. И совместно с Джимом Бриджером занялся разработкой калифорнийского золота.

Если в Калифорнии, как считает Кит Карсон, действительно имеются большие запасы золота, то я смогу быстро заработать там больше, чем я заработал за всю свою жизнь. Впрочем, два месяца тому назад, ты и так подарила мне больше, чем я мог когда-либо заработать...

Пожалуйста, постарайся как можно дольше сохранить в секрете сведения о найденном в Калифорнии золоте – если это, конечно, возможно. Без сомнения, вскоре новости об этом начнут распространяться по разным другим каналам, но, насколько я знаю, я значительно опережаю любых других искателей счастья. И это всего лишь благодаря тебе. Скоро наступит зима, и во время неё добраться до Калифорнии будет уже невозможно. Я полагаю, что основной наплыв золотоискателей в Калифорнию случится в следующем 1849 году – если, конечно, там к тому времени что-то ещё останется.

Не думаю, что кто-то может разболтать этот секрет. Кит Карсон в настоящее время должен находиться уже на востоке, да к тому же он работает на правительство, и не станет болтать с незнакомцами. Джим Бриджер тоже не станет никому говорить об этом – потому, что он удивительным образом любит тебя, и потому, что если я чего-то найду в Калифорнии, я буду обязан разделить с ним найденное. Меня тревожит лишь одно. Когда я разговаривал с Бриджером, то он сказал мне, что в Ларами Кит Карсон дал ему ещё несколько золотых самородков. Но, когда он стал искать их, ни одного не нашёл. Он грешил на свою жену-индианку, решив, что она взяла самородки. Но он так и не смог ничего выяснить точно. Разумеется, существует лишь один шанс из тысячи, что кто-то прознал про то, что у этой женщины могут быть золотые самородки.

Я направляюсь в долину Сакраменто. И стану искать золото на севере этой долины. Почему я решил делать это именно в этом месте? Потому что так будет чуть ближе к Орегону!

Я нишу тебе так, словно я рассчитываю увидеть тебя снова, словно у меня есть право рассчитывать или надеяться на это. Нет, это лишь молодой Уильям Бэнион – тот человек, которого уже больше нет – мог бы необоснованно рассчитывать на то, чтобы мечтать о наивысшем счастье, которое только может выпасть на долю любого мужчины. В то время как ему следовало бы помнить твои слова о том, что он должен оставить тебя, удалиться туда, где тебя не будет и забыть тебя и постараться покончить с прошлым. Ах, если бы я мог поступить подобным образом! Ах, если бы я не любил так тебя!

Но, рискуя погибнуть вдали от тебя, я должен сказать тебе всю правду. А правда заключается в том, что я никогда не забуду тебя. Правда заключается в том, что я люблю тебя больше всего. Больше, чем кого-либо ещё на всём этом свете.

Если бы я был тем человеком, каким должен был бы являться твой избранник, значила бы что-нибудь для тебя эта правда? Я не знаю и не смею спрашивать. Разум говорит мне, насколько это эгоистично – умолять тебя хранить в своём сердце намять обо мне. Мне же остаётся хранить лишь память о тебе и забыть о тебе живой. Но я никогда не смогу удовлетвориться лишь тем, что мне придётся хранить только память о тебе.