Текст книги "Крытый фургон"

Автор книги: Эмерсон Хаф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 28. СОРВАННАЯ СВАДЬБА

После отъезда каравана из Ларами, майор Бэнион прождал целых два дня, прежде чем тронуться вслед за ним. Он больше не хотел иметь ничего общего с той группой переселенцев. Теперь Бэниона больше всего беспокоили две вещи – недостаток травы для скота в районе дороги на Орегон и опасность со стороны враждебно настроенных индейцев. Опытные люди говорили ему, что в настоящее время индейцы племени аранахов охотятся в районе реки Свитуотер и могут принести немало неприятностей. Говорили, что краснокожие из племени «черноногих» также готовятся выйти на тропу войны против белых и что к ним могут присоединиться баннаки. Поговаривали, что даже «вороны» могут напасть на караваны переселенцев. И это – не считая враждебно настроенных сиу и чейенов. Всё это свидетельствовало о том, что индейские племена на время забыли о вражде между собой и решили объединиться, чтобы попытаться преградить дорогу переселяющимся на Дикий Запад бледнолицым.

Бэнион изложил все эти соображения своим людям. Но они лишь посмеялись над ним и над теми опасностями, которые он обрисовал. В их жилах текла кровь потомков первопроходцев, завоевателей новых земель, и потому они подняли Бэниона на смех. Разве они не били индейцев сиу десятки раз? Скорее это они сами нанесут индейцам непоправимый урон, нежели те сумеют потревожить их. Разве их отцы не распахивали новые земли, держа в одной руке плуг, а в другой – ружьё? Индейцы? Да пусть только попробуют сунуться к ним!

Почувствовав решимость своих людей и их готовность тронуться в путь, майор Бэнион решил привести в порядок собственные дела. Он обнаружил, что цены на различные припасы в Ларами настолько высоки, что ему нет никакого смысла вести то, что он хотел продать, до самого Орегона. Он мог сбыть это прямо здесь и получить при этом выгоду в добрых четыреста процентов. При этом ему не надо было больше рисковать грузом на всём протяжении тысячемильного пути, который ещё надо было осилить. Подумав так, он тут же распродал припасы и лишних мулов, в результате чего у него остался лишь один фургон и образовалась весьма значительная сумма наличных денег.

Правда, сейчас Бэнион испытывал странное равнодушие ко всему этому. Он не видел никакого смысла устраивать своё будущее, которого, как считал, у него просто не было. Он чувствовал себя более несчастным, чем распоследний бедняк, у которого имелись одни джинсы, или самый несостоятельный переселенец, у которого был лишь старый фургон с единственным мулом да куча голодных детей. Они все были готовы начать жизнь заново. У него же впереди не было никакой новой жизни.

Караван переселенцев, который двигался в Орегон под руководством Джесси Уингейта, последовательно пересёк просторы прерии и Великой Равнины и теперь оказался на плоскогорье, за которым могучей стеной возвышались Скалистые горы.

Погода стояла великолепная. Природа вокруг стала ещё прекраснее. Здесь шла беспрерывная игра красок. Просторные дали словно искрились в золотых лучах, змеилась серебристая лента реки, а по берегам её паслись бесчисленные стада бизонов и антилоп, бродили лоси. В реках было полно всякой рыбы. И тут же бродили свирепые хищники – волки, медведи-гризли. И если какой-то ослабевший бык или корова оставались на обочине, то острые зубы хищников уже через час оставляли от несчастного животного одни голые обглоданные кости. Да, это были по-настоящему дикие места.

Караваи двигался со средней скоростью двенадцать миль в сутки. Иногда удавалось преодолевать до двадцати миль. Вскоре переселенцы достигли долины реки Свитуотер, над которой возвышалась скала, известная под названием Индепенденс-Рок.

Издавна в этом месте останавливались на привал путешественники, следующие в Орегон. Здесь же находились многочисленные могилы тех, кто не сумел выдержать тягот трудного и опасного пути.

Именно тут должна была состояться свадьба Молли Уингейт с Сэмом Вудхаллом. Об этом знали теперь все переселенцы. Некоторые говорили, что это очень хорошая партия, другие же с сомнением покачивали головами. Сама миссис Уингейт уже два дня пекла свадебные пироги для угощения гостей. Друзья семейства Уингейтов готовили подарки к свадьбе. Джед, брат Молли, который сам играл на скрипке, собрал небольшой оркестр, который должен был развлекать гостей на свадебной церемонии. Преподобный Генри Доак, представитель баптистской церкви, успевший окрестить немало новорождённых, появившихся на свет во время этого путешествия, приготовил для свадебной церемонии свой лучший костюм.

Сама церемония была назначена на десять часов вечера. Она должна была состояться после того, как будут закончены все дневные работы в лагере. Был сооружён даже балдахин, под которым должны были стоять как новобрачные, так и гости. Все ждали, когда из своего фургона появится невеста и подойдёт к нетерпеливо дожидающемуся её жениху. Вудхалл уже стоял под балдахином, одетый в свою праздничную одежду, и заранее раздавал чаевые музыкантам, настраивавшим свои инструменты.

Но новобрачная всё не появлялась. Не было среди собравшихся и её родителей. Гости стали перешёптываться. Преподобный Генри Доак направился к повозке Джесси Уингейта, чтобы выяснить причину задержки. Там он обнаружил покрасневшего от гнева Джесси Уингейта, хранящую каменное спокойствие миссис Уингейт.

– Молли настаивает на том, чтобы ей показали брачное свидетельство, которое будет выдано супругам, преподобный отец, – начал отец семейства. – Как будто возможно иметь его здесь! Она говорит об этом так, точно это беспокоит её больше, чем нас, её родителей!

– Всё правильно, – кивнул преподобный Генри Доак. – Я уже обсуждал этот вопрос с женихом. Подобный вопрос возникал и раньше – когда я соединял браком другие пары во время этого путешествия. Будучи юристом, мистер Вудхалл знает, что если новобрачные в присутствии свидетелей объявят себя мужем и женой, то это будет считаться заключением законного брака перед Богом и людьми. Мы все также знаем, что с того момент, как мы покинули штат Миссури, то оказались на территории, где не существует ни правительства, ни судов, ни самого общества в том смысле, в каком мы привыкли говорить об обществе у себя дома. Всё это так. Но означает ли это, что любящие сердца не имеют права соединиться в подобных обстоятельствах? Нужно ли преграждать путь естественному течению жизни, дожидаясь того момента, когда мы все наконец доберёмся до Орегона? Нет, конечно, это было бы просто абсурдно! Мы вообще мало знаем о правительстве, которое существует в Орегоне – за исключением того, что оно временное.

Из своего фургона показалась Молли Уингейт. Она была прекрасна, но совсем не выглядела радостной. Её лицо было лишено румянца, выглядело бледным и спокойным. На ней было белое подвенечное платье. Оно было украшено кружевами, которые миссис Уингейт сохранила от своего собственного подвенечного наряда и пришила к платью дочери. Если бы кто-то увидел её сейчас, то он сказал бы, что Молли Уингейт была самой прекрасной невестой из всех, кому доводилось идти под венец на этих диких территориях. Единственное, чего у неё не хватало – это букета цветов. И сейчас её мать протягивала ей этот букет, составленный из голубых колокольчиков, незабудок и горечавок, собранных возле Индепенденс-Рок.

Но невеста даже не взглянула в сторону букета. В наступившей тишине громко прозвучал голос девушки:

– Вы говорите, что правительство временное? О чём же тогда вы вообще говорите, преподобный отец? Вы что же хотите, чтобы я временно вышла замуж? И я должна временно отдать своему супругу всё, чем я обладаю? И чья же брачная клятва будет временной – моя или моего мужа?

– Ну, ну, дорогая! – начал было привычно успокаивать преподобный Генри Доак.

И тут Джесси Уингейт вметался в разговор, спросив:

– Что ты имеешь в виду, Молли?

Миссис Уингейт смертельно побледнела.

– Я имею в виду следующее, – произнесла Молли громким голосом, который выдавал её волнение. – Я не собираюсь ни за кого выходить замуж на временной основе! Почему вы не сказали мне с самого начала, что всё было задумано таким образом? И почему я сама об этом не подумала?

Как только я могла забыть об этом... Разве, когда я выхожу замуж, меня не должны поддерживать законы, общественный порядок, все общественные традиции и правила, поддерживать существующие обычаи? Нет? Но если всего этого нет, то, значит, у меня вообще ничего нет! Я хотела, чтобы меня поддерживали и за мной стояли законы, традиции, обычаи. Ведь у меня же больше ничего нет и не может быть. А теперь, оказывается, всего этого тоже не имеется. И вы уговариваете меня временно выйти замуж! Временно! О Боже, как же это ужасно! Выходит, что после этой свадьбы у меня не было бы ничего, на что я могла полагаться, на что я могла бы опираться – вообще ничего!

Джесси Уингейт, миссис Уингейт и преподобный Генри Доак стояли словно громом поражённые, молча уставившись на Молли.

– Вы просто стоите, как статуи, и всё! – истерично воскликнула Молли, обращаясь к своим опешившим родителям. – И не желаете защитить свою собственную дочь! – Её физическое влечение к одному мужчине и столь же сильное чувство ненависти к другому, предназначенному ей сейчас в супруги, доводили Молли буквально до умоисступления. – Получается, что я должна думать за вас в этот самый важный час моей жизни. Ведь решающий час приближается – он уже совсем близко. Но нет, я не выйду замуж таким образом! Даже не надейтесь! Нет, никогда! Нет, нет!

– О чём ты говоришь, Молли? – суровым голосом вопросил отец. – Давай, пошли! Никто не будет терпеть все эти женские вспышки раздражения в такой момент. Свадьба всё равно состоится! Все ждут тебя! Твой жених уже в нетерпении...

– Пусть ждёт! – закричала девушка с неожиданной решимостью. В этом крике выразилась вся боль её души и раненого сердца. Как только она представила себе, что ей придётся терпеть объятия и поцелуи нелюбимого, то вся эта «незаконная процедура» в один миг перестали иметь над ней хоть какую-нибудь власть. Вся её прежняя рассудительность мгновенно покинула её и теперь в душе звучал .лишь исступлённый простеет и ещё слова из самых глубин сердца: «О, Уильям Бэнион, почему ты украл моё сердце?» Господи, она ведь едва не вышла замуж за другого. И лишь в самый последний момент Провидение благосклонно вмешалось и предотвратило этот кошмар.

Джесси Уингейт кивнул преподобному Генри Доаку, и тот направился в сторону Индепенденс-Рок. Девушка сразу почувствовала, зачем он гуда пошёл.

– Бесполезно! – закричала она. — Я всё равно не выйду замуж за Сэма! Свадьбы не будет!

В её душе всё громче и громче звучал голос любви к другому мужчине. Не к тому, который дожидался её у Индепенденс-Рок, а к тому, который был сейчас так далеко от неё. И она была не в силах противостоять этому повелительному голосу.

– Но, Молли, доченька, – приблизилась к ней мать, – раз девушка дала обещание, она обязана его выполнить. Ты же дала Сэму обещание в присутствии свидетелей... как ты можешь отказываться от своего слова? И теперь вся церемония тоже состоится в присутствии свидетелей. Вы оба дадите своё согласие стать мужем и женой в их присутствии, и это будет означать, что вы заключили совершенно законный брак.

– Всё правильно, – веско проронил отец. – Согласие вступить в брак, данное в присутствии свидетелей, делает его абсолютно законным.

– Я не собираюсь давать своё согласие на этот брак! Ни в присутствии свидетелей, ни как-либо иначе! Я никуда не пойду!

Молли неожиданно выхватила из рук матери букет невесты.

– Вы только посмотрите! – рассмеялась она. – Посмотрите на эти цветы! Их бутоны закрылись! Наступила ночь, и они закрылись! Они не смогли раскрыться. Так и я не мшу, о, нет!

Молли бросила букет на землю. В наступившей тишине все услышали шаги жениха. Он приближался почти бегом. Джесси Уингейт сделал шаг по направлению к Сэму, а мать Молли опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Девушка резко повернулась и, не говоря ни слова, бросилась в темноту. У неё не было никакого плана, никакой ясной цели. Его двигало лишь безграничное отвращение к тому мужчине, который предназначался ей в избранники. Он бы ей противен. Она не смогла бы вынести его присутствие рядом с собой. Ей были противны его поцелуи, его объятия – ей было противно всё, что исходило от него.

В своём белом подвенечном платье она была похожа в темноте на какой-то странный призрак. Она бежала вперёд, спотыкаясь о камни и беспрерывно рыдая. Вслед за ней уже бежали люди. Она слышала их шаги. Но Молли не останавливалась. Она не знала, сколько она уже пробежала и где она сейчас находится. Неожиданно её обступили демоны. Она услышала их дьявольские голоса. И, прежде чем она смогла понять, что происходит, она получила страшный удар по голове и упала как подкошенная.

Глава 29. ТАНЕЦ СМЕРТИ В ПУСТЫНЕ

В ту ночь в районе Индепенденс-Рок не состоялось никакой свадьбы. Нападение индейцев-арапахов застало переселенцев врасплох. Большой костёр, который специально разошли, готовясь к свадебным торжествам, позволил индейцам хорошо прицелиться и выпустить свои стрелы точно в цель. На следующий день переселенцам пришлось хоронить сразу шесть убитых – двух женщин, одного ребёнка и троих мужчин.

Оставшиеся в живых, поняв, что на них напали индейцы, бросились к своим фургонам, на ходу вытаскивая оружие. Последовала команда затушить костёр. В наступившей темноте переселенцы принялись стрелять в невидимого в ночной тьме противника. Огонь оказался настолько плотным, что индейцев охватила паника. К тому же один из самых храбрых воинов вернулся назад, говоря, что только что наткнулся на привидение бледнолицых, которое не убегало, а, наоборот, напало на него, когда он лежал в засаде. Он выпустил в призрак свою стрелу, и тот исчез. В конце концов, старейшины племени здраво рассудили, что лучше не пытаться поразить врагов этой ночью и отступить.

Благодаря этому родственникам Молли, которые побежали вслед за ней, в конце концов удалось найти девушку. Она лежала на земле, из её плеча торчал обломок индейской стрелы, а её белое подвенечное платье было красным от крови. И слава богу, что индейцы не взяли её в плен.

Молли принесли в фургон миссис Уингейт.

– Мне нужна свеча! – крикнула мать Сэму Вудхаллу, оказавшемуся рядом. Но когда она получила зажжённую свечу, то распорядилась: – А теперь уходи!

Разочарованный Сэм исчез в темноте. Миссис Уингейт обнажила плечо Молли и внимательно осмотрела рану.

– Наконечник стрелы застрял в кости, так что сама она не выйдет, – сказала миссис Уингейт. – Дайте мне ножницы. В нашем караване вообще есть доктор или хоть какой-нибудь лекарь?

Но никакого доктора или лекаря среди направляющихся в Орегон переселенцев не оказалось. Миссис Уингейт тяжело вздохнула и посмотрела на женщин, кольцом окруживших её и Молли.

– Стрела не выйдет через маленькую дырочку, которую она проделала в ткани. Мне надо расширить отверстие.

Миссис Уингейт расширила рану Молли и, ухватившись пальцами за наконечник стрелы, сильно дёрнула на себя. И выдернула стрелу! Из раны тут же обильно хлынула кровь.

Женщины раздели Молли и осторожно положили её на кровать. Она открыла глаза и протянула руки к матери. Миссис Уингейт прижала дочь к своей груди.

– О, моя дорогая! Моя несчастная овечка!

Снаружи непрерывно лаяли собаки. В темноте на своих постах замерли часовые. К фургону прокралась тёмная фигура мужчины.

– Она жива? Молли, скажи мне хоть что-нибудь!

– Уходи, Сэм, – бросила миссис Уингейт. – Тебе нельзя находиться здесь.

– Но она жива? Скажите же мне! – Вудхалл не смел заглянуть в фургон – Да, она жива, – сухо произнесла миссис Уингейт.

Однако он не услышал ни звука от девушки, которая должна была стать его женой. Он не видел, с каким испугом она смотрела сейчас на мать, сжимая её руку.

Никто не хотел задерживаться на этом месте. На рассвете переселенцы выкопали могилы для убитых, похоронили их и двинулись в путь. Никто не думал о возмездии. Главным желанием было как можно скорее удрать отсюда, избежав возможного преследования со стороны индейцев.

Однако воинственные арапахи не оставляли бледнолицых в покое. Весь день они преследовали их и устраивали неожиданные засады чуть ли не на каждом повороте. Но переселенцы встречали индейцев дружным ружейным огнём, и к вечеру краснокожие наконец отстали. Больше арапахи их не беспокоили.

На исходе второго дня пути караван остановился в местечке Три-Кроссингз на берегу Свитуотер. Это была очень унылая пустынная местность, практически лишённая какой-либо растительности. Поэтому и атмосфера на совещании, созванном тем же вечером, тоже была грустная и унылая.

– Сегодня умер сын Уоткинса, – сказал Саймон Холл. – Он сломал ногу, и она почернела в месте перелома. А потом он умер от лихорадки. Родители собираются похоронить его потом, где-нибудь дальше. Они боятся, что в этих местах индейцы надругаются над его могилой.

Джесси Уингейт тоже молчал. Сидевший напротив Вудхалл долго смотрел на него и наконец осмелился спросить:

– Как Молли, мистер Уингейт? Она будет жить?

– Я не знаю, – покачал головой отец семейства. – У неё сильный жар. Так что никто не может ничего сказать определённого. Мы нашли доктора в одном из фургонов, следующих из Айовы, но он тоже ничего не смог сделать.

Услышав это, Вудхалл долго молча, но потом воскликнул:

– Но она должна жить! И мы ещё поженимся!

– Лучше подождать и посмотреть, будет ли она жива или умрёт, – сурово проронил отец Молли.

– Я знаю, чего я хотел бы, – сказал Калеб Прайс, задумчиво глядя на тлеющие угли костра. – Я очень хорошо это знаю. Я хотел бы, чтобы все наши фургоны были снова вместе.

Несколько человек согласно кивнули. Они думали точно также.

– Чёрт, если бы Джим Бриджер не покинул нас! – бросил Келси.

– Да, плохо получилось. Жалко, что Кит Карсон тоже не захотел сопровождать нас, а поехал на восток, – заметил Саймон Холл. – Интересно, что заставило его помчаться туда с такой скоростью?

– Он сказал, что должен отвезти официальные бумаги, – с мрачным видом пояснил Келси.

– Да, если бы у нас был Билл Джексон. Он мог бы разведывать для нас дорогу впереди, – мечтательно вздохнул Холл. – Может быть, мы можем предложить ему...

– Нет, мы не можем. Что толку говорить об этом? – оборвал его Калеб Прайс, – Когда-то мы были все вместе, и это давало нам замечательный шанс проделать весь этот путь благополучно. Но мы утратили его.

Однако, несмотря на все страхи и дурные предчувствия, эта ночь прошла спокойно. Следующая ночь тоже прошла без всяких осложнений. Днём переселенцы не осмеливались охотиться, хотя они знали, что приближаются к тем местам, где уже не будет такого изобилия бизонов. Но люди боялись отрываться от каравана. Вместо охоты они изо всех сил погоняли лошадей и мулов, стараясь покрыть как можно большее расстояние. Всем, кто был болен, приходилось целями днями трястись в фургонах.

Наконец они достигли местечка под названием Саут-Пасс, которое представляло собой широкую долину и находилось примерно на половине пути до Орегона. Но эта новость не вызвала никакого ликования в лагере переселенцев. Все слишком устали от жары и зноя, многие чувствовали себя больными. А вскоре переселенцы наткнулись на широкий след, оставленный индейцами. Судя по этому следу они прошли здесь всего два дня назад.

– Это краснокожие из племени «воронов», – произнёс Вудхалл, внимательно изучивший следы на земле. – Они двигались вместе с женщинами и детьми.

– У нас с собой тоже женщины и дети, – проронил Калеб Прайс.

Все вновь уставились на след, оставленный индейцами.

– Позовите Джесси Уингейта, – сказал наконец Калеб Прайс. – Надо решить, что делать дальше.

На совещании было принято решение продолжать двигаться дальше. Кто-то сказал, что неподалёку должен находиться форт Джима Бриджера. Людьми владело нетерпение – им хотелось как можно быстрее добраться до Орегона. Правда, само слово Орегон означало для большинства ту часть этого штата, которая непосредственно выходила на побережье Тихого океана. Многим было невдомёк, что они уже въехали на территорию Орегона – но только на восточную границу, от которой до океана оставались ещё тысячи миль. Молли Уингейт, у которой имелись географические карты, не могла объяснить этого людям, поскольку больше не преподавала во временной походной школе по вечерам, а лежала в жару и в бреду в своей повозке. Её тело отчаянно боролось за жизнь.

Стоял август, а переселенцы проделали лишь половину своего путешествия до Орегона. Жара стояла иссушающая. Теперь в воздухе постоянно висела сухая мелкая белая пыль. У людей потрескались губы, а кожа обгорела на солнце почти до черноты. Фуры рассохлись. Люди в угрюмом молчании двигались вперёд. Но им повезло: придерживаясь старой тропы индейцев, они смогли достигнуть берегов Грин-ривер.

– Джед, сыграй, пожалуйста, для наших людей, – попросил Калеб Прайс молодого Уингейта, когда тот заявился на обед. – Но только держи свою скрипку в тени, а то она может лопнуть на солнце.

Миссис Уингейт, набрав сухих веток, готовилась разжечь костёр, чтобы сварить на нём кофе к обеду. Джед, широко улыбаясь, нырнул в фургон и появился оттуда со скрипкой в руках. Заиграв весёлую мелодию, он громко запел:

 
Уйди с дороги, старик Дэн Таккер,
Ты пришёл слишком поздно,
чтобы получить свой ужин!
 

Не обращая внимания на впавших в мрачную апатию мужчин и женщин, на плач детей, которые задыхались в раскалённых фургонах, на стоны больных и раненых, Джед играл мелодию за мелодией и громко пел, широко растягивая потрескавшиеся губы. Звуки его скрипки разносились по всему лагерю.

– Выбирайте себе партнёров для танцев! – закричал он с неистребимым юношеским пылом, которому всё было нипочём. И, о чудо, люди начали собираться парами прямо на залитом беспощадном солнцепёке и танцевать, не обращая внимания на жару. Даже миссис Уингейт, которой было уже за пятьдесят и которая выглядела весьма полной, бросила свой хворост и, подхватив юбки, весьма ловко прошлась несколько кругов в танце. Затем, вытерев разгорячённое лицо передником, она поспешила к фургону своей дочери.

– Ты слышала это, Молли? – спросила она, отдёргивая полог.

– Да, мама. Мне почти захотелось присоединиться к танцующим. Мне так хочется надеяться, что когда-нибудь смогу танцевать с... Мама, я буду жить? Где мы сейчас?

– Мы на берегу речки, доченька. Мы уже на территории штата Орегон. Поцелуй свою мамочку, Молли!

Затем миссис Уингейт выбежала из фургона и принялась жарить мясо бизона. Когда мясо было готово, она жизнерадостным голосом объявила:

– Ну а теперь все подходите и попробуйте это мясо, а не то я выброшу его к чертям собачьим!

Переселенцы собрались вокруг костра, усевшись прямо на песок или на куски шкур, и принялись сеть мясо. У них был термометр, и они видели, что температура на солнце достигает ста десяти градусов по Фаренгейту. Мужчины почти не разговаривали. Лишь время от времени были слышны голоса о том, то через реку надо переправиться прямо сейчас, пока вода не поднялась.

– Мы не можем никого ждать – даже индейцев из племени «воронов», – объявил Джесси Уингейт, вставая и вытирая губы. – Давайте начнём переправу.

К счастью, уровень воды в реке был как раз таков, что все фургоны смогли благополучно перебраться через брод, едва замочив днище. Оставалось переправить последние повозки, когда к лагерю в облаке пыли неожиданно прискакал один из дозорных.

– Индейцы! – закричал он. – Формируйте ограждение! Индейцы приближаются!

У переселенцев было мало времени, но, наученные горьким опытом, они действовали почти автоматически. Соединив фургоны вместе, они мгновенно выстроили из них стену. Всё произошло так быстро, что часть скота осталось снаружи.

Впереди разрасталось облако пыли. Было ясно, что индейцы мчались к ним во весь опор, надеясь захватить переселенцев врасплох во время переправы через реку.

– Да это же Билл Джексон! – вдруг воскликнул Калеб Прайс, вглядывавшийся вперёд с ружьём в руках. – Смотрите, парни! не стреляйте! Это же Билл. Он скачет впереди, а за ним следует полсотни индейцев. Что же случилось?

Увидев нацеленные из-за фургонов ружья, Джексон хрипло прокричал что-то – возможно, предупреждение, чтобы в него не стреляли. Но переселенцы не смогли разобрать его слов. Однако никто не стал стрелять.

Кавалькада индейцев перебралась через реку. Индейцы сжимали в руках луки и ружья. Они были обнажены до пояса, и их тела были покрыты боевой раскраской.

– О Господи, люди! – закричал Джесси Уингейт. – Не подпускайте их близко. Это же «вороны»!