Текст книги "Двойник (ЛП)"

Автор книги: Элси Чапмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Он смеется.

– Ты? Подаешь мне завтрак в постель? – Он качает головой. – Не верю, что это происходит наяву, Вест Грейер.

– Заткнись, – ворчу я. Мне слишком неловко, чтобы смеяться над его реакцией, даже если она более чем понятна. Я бы не сделала такого никогда в жизни, до сегодняшнего дня. Но у меня нет другого выбора.

Я подхожу и со стуком ставлю перед ним поднос. Слишком резко. Я почти чертыхаюсь, когда еда опасно подпрыгивает в тарелке. Но апельсиновый сок не проливается. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Вот, ешь. Я просто… я подумала, что ты, наверное, голодный.

Он смотрит на еду, потом на меня:

– А где твоя порция?

– Я давно встала и умирала с голоду, так что уже перекусила. Извини.

– А. Ну что ж, спасибо. Выглядит неплохо.

Я наблюдаю, как он берет вилку. Не могу уйти, не убедившись, что моя уловка сработала. Но, вместо того, чтобы что-нибудь съесть, он откладывает вилку, берет меня за руку и притягивает вниз, усаживая рядом с собой. От Корда исходит волна жара, я подвигаюсь ближе, желая, чтобы она растопила лед в моем сердце, даже если только благодаря ему я смогу пройти через все это.

– Прости меня, – вдруг говорит он очень тихо. Его почти черные, блестящие глаза наполнены той самой грустью, которая давно живет в них. – За вчерашний вечер.

– Корд, все в порядке.

– Нет. Я не имел права… так на тебя давить.

Я не в состоянии встретиться с ним взглядом, могу лишь смотреть на его плечо. Переплетая свои пальцы с его, я даю понять, что слушаю, даже если не могу ничего сказать. Говорит ли он о том, что мне нужно, наконец, найти в себе силы убить своего Альта, или о своих чувствах, или о том и о другом. Но сейчас я не могу позволить себе слишком много думать. Я просто должна… действовать.

– Вест, у тебя почти нет времени. – Он говорит тихо, пытаясь скрыть отчаяние, чтобы не спугнуть меня. Он слишком хорошо знает меня… но еще не до конца. Он не знает, как далеко я могу зайти.

– Я знаю.

– До самоуничтожения.

– Я знаю.

– Когда ничего уже не будет зависеть от тебя. Или от неё.

– Я знаю.

Корд начинает говорить, потом запинается и, наконец, сдавленным голосом спрашивает:

– Так что ты собираешься сегодня делать? Надеюсь не слоняться поблизости?

К горлу подкатывает комок, мне тяжело от грусти и всего того, что я бы хотела ему сказать. Скрывая свои чувства как могу, я поднимаю стакан с соком и подаю ему.

– Вроде того. Вот. Выпей, ладно?

Прекрасная реакция. В духе Вест уйти от ответа, с чем он неоднократно сталкивался на протяжении многих лет. На его лице написано нетерпение, он берет стакан у меня из рук и одним махом выпивает апельсиновый сок.

– Вот. Довольна? – он грохает пустым стаканом по подносу. Стакан падает.

Я аккуратно ставлю его вертикально. Надеюсь, что правильно рассчитала дозу. Слишком маленькая не даст нужного эффекта, Корд просто станет вялым и заторможенным. А от чрезмерной дозы он впадет в кому, из которой может не выйти.

Сознание затуманивается чувством, слишком похожим на скорбь. Оно с неумолимой жестокостью сжимает моё сердце, причиняя внутреннюю боль. Молча, не глядя на него, я поднимаю поднос с кровати и ставлю на пол.

Корд бросает взгляд на меня:

– Что ты…

Я не могу удержаться и проскальзываю к нему под одеяло. Затем заставляю его лечь на спину. Свернувшись вокруг него, я прижимаюсь лицом к его шее и вдыхаю запах его кожи. Чувствуя себя в безопасности, пока это возможно.

Он поворачивается ко мне и полностью обвивает меня руками, вплетаясь пальцами в волосы на затылке. И спрашивает:

– Эй, ты в порядке? Снова хрипло, но на этот раз не просто со сна.

Я не рискую заговорить. Только киваю. Но мне это нужно. Затишье перед бурей. Я не прощаюсь, Корд. Я просто говорю до встречи, ладно? Клянусь.

На протяжении нескольких минут ни один из нас не говорит ни слова. Я не слышу ничего, кроме свиста ветра за окном и барабанной дроби его сердца. Все еще сильной.

– Говори, Вест, – шепчет он, – ты меня пугаешь.

Я вздыхаю. Его слова звучат совсем не спокойно, тем не менее, я пытаюсь убедить себя в обратном.

– Извини, я просто… устала.

– Да, я тоже, – отвечает он. У него действительно усталый голос. Я уверена, что мне это не показалось.

– Тогда, спи, – говорю ему я.

Корд качает головой. Даже в тусклом свете мне заметны первые признаки замешательства в его взгляде. Его речь начинает замедляться.

– Не могу. Нам надо действовать, пока еще не поздно. Здесь не безопасно… для тебя. Если… она действительно собирается… вернуться. – Он хмурится, делает движение, чтобы сесть, пытаясь таким образом избавиться от неожиданно окутавшего его тумана.

Я укладываю его обратно.

– Останься, Корд. Я не хочу, чтобы ты пока вставал.

Он прищуривается, глядя на меня.

– Что? Ты же знаешь, мы… не можем остаться. – Он протирает глаза руками. – Черт, я без сил. Я чувствую себя… странно.

Я молчу, моя нога лежит поверх его. Я прикасаюсь рукой к его щеке и поворачиваю его лицо к себе так, чтобы я могла видеть его, а он – меня. Его взгляд уже затуманивается, он борется с желанием закрыть глаза.

Я провожу рукой по его подбородку.

– Я делаю это для себя и для тебя, – говорю я ему. – Для нас обоих, понимаешь?

Я вижу, что сначала он не понимает, а потом в его глазах появляется тревога, не смотря на то, что они закрываются. Я прижимаюсь своими губами к его, от их нежности у меня захватывает дух.

– Что бы там ни было, я тоже люблю тебя, Корд.

Не знаю, слышит ли он меня или уже провалился в сон. Думаю, может быть, лучше и не знать. Тогда будет о чем спросить его, когда я вернусь.

У меня есть где-то двенадцать часов, плюс-минус, если я не слишком ошиблась с весом Корда. Теперь остается только молиться, что она появится вовремя.

Я целую его еще раз, прежде чем встать с кровати.

Поправляя укрывающее его одеяло, я снова напускаю на себя холодность – закрываюсь, возвращаюсь к прежней бесчувственности, в которой чуть было не потеряла себя… и Корда. Остается только Вест-страйкер и простой инстинкт убить или быть убитой.

Как бы я ни сопротивлялась, именно Корд всегда не давал мне утонуть. На этот раз я вступаю в борьбу, чтобы спасти нас обоих.

Быстрая, но тщательная проверка моего дома показала, что внутри её нет.

Оказавшись одна на кухне, я закрываю за собой заднюю дверь. Я двигаюсь лениво и почти беззаботно, как будто впереди ещё куча времени. День больше не ограничен обычными рамками. Всё остальное не имеет значения; важно только то, что происходит здесь и сейчас, только этот отрезок времени, выкроенный и предназначенный исключительно для нас двоих: моего Альта и меня.

Обычно я сижу лицом к кухонному окну, откуда можно смотреть наружу на задний двор. Подходя к столу, я снимаю и кладу рядом рюкзак. Потом отодвигаю стул и сажусь так легко, как будто я никогда и не уходила.

Прошлое пытается напомнить о себе – рассвет, пробивающийся сквозь приоткрытые жалюзи, вызывает воспоминания о тысячах ранних семейных завтраков, которые больше никогда не повторятся – но я отметаю его с легкостью, которая меня и удивляет, и успокаивает.

Открыв сумку, я достаю свой пистолет и ножи и выкладываю их перед собой. Их силуэты, сплошь состоящие из зловещих линий и смертельных изгибов, выделяются на фоне теплой янтарной текстуры хорошо знакомого соснового стола.

Я смотрю вниз на то, во что превратилась моя жизнь. Не в таком смысле в каком Корд, но они – единственное, что осталось постоянным в моей жизни. Что меня пугает, так это то, что я не знаю, смогу ли когда-нибудь без них обходиться, даже если мне удастся пережить этот день. Спасательная шлюпка или якорь… не могу решить, чем я хочу, чтобы они были. Если у меня вообще есть выбор.

Быстрым уверенным движением я перезаряжаю пистолет и убираю оставшиеся патроны обратно в рюкзак.

Рядом лежат выкидные ножи. Я рассматриваю их в холодном сером свете. Грязные рукоятки покрыты крапинками засохшей потемневшей крови. Но это не важно. Их внешний вид ничего не значит, пока они не подводят меня, когда надо. Я открываю их один за другим в поисках зазубрин, искривлений, заедающих соединений. Ничего.

Последний нож принадлежал Глэйду. Он отличается от остальных хотя бы тем, что он практически новый. И новый нож, и свежие метки у него на запястьях почти убеждают меня в том, что я была его первым заказом, официально или нет. Сложно сказать, что именно я чувствую по этому поводу: удовлетворение от того, что я нанесла удар моему Альту, забрав ее Корда или сожаление от того, что ранила ее самым ужасным способом… ее, которая почти я.

Качество ножа отменное, так что выбор сделать не трудно. Я засовываю его в правый передний карман джинсов, как запасной вариант, на случай, если не удастся воспользоваться пистолетом. Второй нож, как обычно, в правый задний карман. Левое плечо по-прежнему достаточно чувствительное, сомневаюсь, что стоит на него рассчитывать. Тем не менее, я кладу еще один нож в левый карман куртки. На всякий случай.

Я отодвигаюсь от стола и встаю. Медленно обвожу кухню взглядом, в то время, как мой мозг напряженно работает, оценивая планировку, расположение окон. Я прожила здесь всю жизнь, но сейчас я смотрю на всё глазами активного Альта, страйкера и человека, жизнь которого под угрозой.

Окно над раковиной должно подойти.

Это самое маленькое окно в помещении, что и хорошо и плохо. Хорошо потому, что, как только я увижу ее через оконный переплет, я буду знать, что это лучший шанс для выстрела, который мне может представиться. Плохо потому, что оно ограничивает возможность отслеживать ее передвижения, до того как она сюда доберется. Получится, будто она явится откуда ни возьмись – выскочит, как злорадно ухмыляющийся чертик из табакерки.

Но выбирать не приходится. Если я хочу все сделать как можно аккуратнее.

Я подхожу к окну и тяну за шнур от жалюзи.

Пластинки из искусственного дерева со скрипом поднимаются. Повсюду разлетаются пылинки, как будто мое грубое вмешательство вызвало к жизни легкое свечение. Я выглядываю в окно, как делала столько, сколько себя помню, и смотрю на тот же вид, который наблюдала годами.

Наш задний двор смежный с задним двором дома, стоящего сразу за нашим. Соседский дом такой же как и обычно – белая обшивка со вставками красного кирпича, коричневая отделка, нуждающаяся в покраске – я не задерживаю на нем взгляд. Вместо этого глаза нацеливаются на дальний угол соседского двора, немного правее от центра.

Старый домик на дереве. Очень старый, ветхий и отлично расположенный домик на дереве.

Надеюсь, что он выдержит мой вес.

Я направляюсь к столу и снова беру свой рюкзак. Нащупываю внутри карман, в котором лежит то, что мне нужно. Через секунду он оказывается у меня в руке, почти невесомый, но имеющий огромное значение.

Спутанный черно-серебристый клубок из металла на шнурке. Взглянув на него, я вспоминаю, как сорвала его с шеи Глэйда, даже не зная, зачем он мне. А может и знала в глубине души, потому что вот он в моей руке. Я и не думала, что он станет чем-то вроде талисмана.

Моя последняя жертва в Лейтоне чуть было не ускользнула от меня. Я была в шаге от ошибки, которая могла бы быть в миллион раз хуже, а все из-за дурацкого отвлекающего фактора в виде девчонки, которая оказалась не в том месте не в то время.

Но ведь отвлекающий фактор можно использовать и как приманку, и заставить его работать на себя, а не против.

Я возвращаюсь к кухонной стойке и аккуратно кладу на нее украшение, как раз напротив окна. Оно приманит ее, привлечет ее именно туда, куда мне нужно. Если он что-то значил для нее, этого должно быть достаточно.

Остается сделать кое-что еще, я иду в гостиную к окну, выходящему на улицу. Не знаю, куда она намеревается прийти: сюда или к Корду, одно я знаю без сомнений – она придет тем же путем. Мой Альт спала в моей постели, сидела, потягивая напиток, на диване, так с чего ей сомневаться в безопасности выбранного пути?

А если сегодня она направится к Корду, я перехвачу ее по пути.

Оказавшись у окна, я раздвигаю занавески, чтобы сделать небольшой зазор между ними. Шириной не больше ладони – не слишком маленький, чтобы она заметила снаружи… и не слишком большой, чтобы она приняла его за небрежность с моей стороны.

Если я смогу заставить ее думать, что я начинаю сдавать и прячусь от нее здесь…

Если я смогу заставить ее поверить, что ей нужно просто зайти и найти меня…

Если я смогу заставить ее забыть о Корде…

Вернувшись в кухню, я заглядываю в буфет, с жадностью поглощаю овсяный батончик, сухофрукты и сок из пакета – все, что можно есть стоя. Я делаю это механически, не чувствуя вкуса, просто чтобы набить желудок. Закончив, я беру со стола свой рюкзак, застегиваю и закидываю его за плечи. Бросив последний взгляд на шнурок Глэйда, лежащий на стойке у открытого окна, я понимаю, что разыграла сцену так хорошо, как только могла.

Я выхожу через заднюю дверь. Наступил новый день. Все подернуто серой изморозью, которая ложится по утрам только ранней зимой. Я намеренно держусь подальше от травы, растущей вдоль границ заднего двора. Она покрыта инеем, а я не знаю, как скоро исчезнут с нее мои следы.

У заднего забора я опять отодвигаю подвижные доски, пролезаю сквозь дыру и аккуратно ставлю их обратно. Когда я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что старый лист фанеры, который мы использовали в качестве пандуса, все еще на месте, стоит прислоненный к забору, мне кажется, что время повернулось вспять. Я снова маленькая девочка, которая пришла сюда играть, а не убивать.

Я подтаскиваю лист фанеры и прислоняю его к основанию домика на дереве. Он потрескался и покрылся плесенью, но все еще цел. В голове звучат детские голоса моих братьев, спорящих между собой, кто полезет первым. Я представляю, как они забираются наверх, внимательно следя за тем, чтобы другой не свалился с края на мокрую землю внизу, несмотря на то, что они поторапливают один другого, посылая друг друга к чертям.

Теперь я могу забраться наверх за пару больших шагов. Я вспоминаю пожарный выход в Гриде, который так же вывел меня на прекрасную точку обзора. Забравшись на площадку, тут же приседаю, чтобы проверить половые доски.

Я не иду против правды, называя это сооружение домиком на дереве: это и в самом деле домик, и он действительно на дереве. Однако он совершенно не похож на те, которые описывают в книгах, и не имеет ничего общего с теми собери-сам наборами, которые можно заказать онлайн. Семь не плотно прилегающих друг к другу широких кедровых досок образуют пол, другие доски, прибитые продольно, образуют стены высотой метра в полтора. Окна представляют собой грубо выпиленные дыры. Вот и все.

Но хватит и этого. Я пробираюсь к окну, которое выходит на мой дом, и занимаю позицию для наилучшего обзора территории между мной и врагом.

Весь мир сужается и сжимается до одной точки. Все звуки, кроме моего равномерного дыхания, исчезают. Я пытаюсь рассмотреть тени в доме. Мне видна лампа, висящая над столом в столовой и круглые ручки шкафчиков вдоль стены.

Никакого движения, все застыло. Скоро. Теперь в любой момент она может вернуться в Джетро, в мой дом.

Я упираю ствол пистолета в нижний край грубого подоконника из кедра. Мышцы руки напряжены, а живот сжался в комок.

Я жду.

Время играет с тобой, забавляется с твоим рассудком. Оно то течет медленно и вяло, а то так быстро, что боишься моргнуть, чтобы все не пропустить.

А еще время может навредить… если я позволю. Я могу начать думать о сильно натянутой мышце в шее, которая начинает дергаться, или о пульсирующей боли в черепе, которая угрожает вытеснить все остальное. Я могу погрузиться в мысли о спазмах в руке, которая слишком сильно сжимает пистолет, или о жаре в свежей, все еще не зажившей ране в плече. Я могу проиграть в голове воспоминание о той первой засаде, когда я, согнувшись за кустами у того дома в Джетро, ждала и ждала, в то время как мое тело хотело чего угодно, но только не этого.

Теперь я научилась. Я заставила себя поесть, чтобы голод перестал иметь значение. Я говорю себе, что боли в мышцах, костях и конечностях – это фантомные боли, не мои.

Ничего не чувствовать, быть страйкером.

Солнце совершает свое ежедневное восхождение по небу. Без часов я могу только догадываться, сколько сейчас времени. Прошло уже порядочно, с тех пор как я ушла от Корда, внутри моего дома уже стало светлее.

Судя по положению солнца на небе, уже десять. Оно должно бы согревать меня, но вместо этого я ничего не чувствую. Моя кожа ничего не пропускает.

Ее там нет. Пока.

Время идет. Время тянется, но все равно идет. Десять часов перетекает в одиннадцать. Двенадцать. Вот уже два часа, может, три, а, может, и четыре. Солнце садится. Медленно, но определенно, заходит. Небо заволакивают облака, тусклый, бледный свет умирающего зимнего дня темнеет, приобретая цвет гранита. Размытые тени последних упрямых листьев, все еще цепляющихся за клен, проплывают над головой и исчезают.

Я начинаю уставать, сколько бы ни боролась с усталостью. Я становлюсь менее бдительной, мои рефлексы затормаживаются. В конце концов, это приведет к ошибкам. В какой-то момент ствол пистолета выскальзывает, глухой стук металла по дереву кажется очень громким в тишине. Я возвращаюсь в исходное положение дольше, чем следовало бы. С изнеможением приходит паника, пронизывая меня, как стрела добычу. Мысли разбредаются по тернистым дорожкам, вызывая приливы боли и неуверенности, а я просто не в состоянии это прекратить. Не могу ничего не чувствовать.

Два часа до того, как он проснется после таблеток. Может быть, час.

Что я буду делать, если все же выполню назначение? Смогу ли я стать кем-то кроме страйкера, если это все, что я теперь умею, и тень моего ремесла ложится на все остальное. Если я отойду от дел, вовсе не обязательно, что все окружающие не отвернутся от меня, а в самом ужасном ночном кошмаре – даже Корд. Находясь рядом со страйкером, он может сломаться. А что если я облажаюсь и она сбежит? Каждую минуту, пока она жива – пока жива я – он в опасности. Он завершивший, но смертный приговор все еще висит над ним. Из-за меня. Что если время вышло для нас обоих? Что если…

Корд

Мне больно от того, как сильно я в нем нуждаюсь. Как сильно я хочу, чтобы нам была дана новая жизнь, в которой мы оба были бы завершившими.

Но эта мысль рассеивается, распадается, исчезает, как раз когда воздух покидает мои легкие, унося с собой способность соображать.

Потому что в моем доме кто-то есть.

Темная фигура движется вдоль одной из стен на кухне, я не вижу ничего, кроме еле заметного движения головы в окне. Но это она. Должна быть она.

Она в восьми метрах от меня.

Я автоматически поворачиваю ствол немного вверх. Пуля начнет полет, как только покинет дуло пистолета.

Потом прохладный ветерок встрепенется у моей щеки. Хоть он достаточно легкий, но ударяет как тяжелая пощечина.

Внезапно перед мысленным взором встает мое нападение на того мальчика на парковке позади магазинчика «У Твида». Первой пули должно было хватить. Но я недооценила расстояние и ветер и допустила ошибку, пустила дело на самотек.

Не в этот раз. Я поднимаю дуло еще немного выше.

Моя рука снова дрожит, пистолет слегка постукивает по деревянному подоконнику. Я поднимаю левую руку, чтобы стабилизировать хватку. Не обращаю внимания на боль в плече.

Я представляю голос Корда. Дыши, Вест. Просто дыши.

Шесть метров. Расстояние между нами. От чистилища до жизни, от активированного до завершившего.

Я знаю, что ты там. Подойди поближе.

Как будто услышав меня, мой Альт делает шаг вперед. Теперь она прямо напротив окна. Я мельком вижу ее знакомый профиль.

Царапина на ее щеке с того вечера на улицах Квода превратилась в лиловую рану. Я этому рада – так она меньше похожа на меня.

Глядя как она медленно поднимает со стойки украшение, я почти чувствую ее первоначальное замешательство. Заминка: она увидела что-то совершенно не вписывающееся в ситуацию. Это украшение Глэйда? Как оно сюда попала? Почему оно здесь? Когда она понимает, ее словно накрывает приливной волной. В ней растет опустошение, сметая все, подпитываясь самим собой.

Я думаю о том, как сильно он ее любил, любила ли она его тоже? Может быть, не так сильно, как она позволяла ему думать, раз она разрешила ему делать то, что он делал. А, может быть, наоборот она любила его слишком сильно, чтобы держать в стороне. Теперь я знаю ответ. И зная, что я причина ее горя, Альт она мне или нет, с этим тяжело жить.

В облаках образуется просвет. Луч тусклого света мерцает на гладком металле моего пистолета. Вспышка. Попалась. Она смотрит из окна на серебристый отсвет.

Когда мы встречаемся взглядами, в ее глазах отражается шок.

Предательская слабость подводит мою руку, она дергается, и пистолет слегка вздрагивает.

Солнце снова отражается от металла, повторная вспышка – близнец первой.

Она двигается как кошка, рванувшая с места.

Я нажимаю на курок. Пуля вспарывает воздух, пролетает через стекло и попадает ей в шею сбоку.

Я даже не вижу, как она падает, потому что внезапно слезы обжигают мои глаза. Легкие жаждут воздуха, горло жжет, я задыхаюсь от безудержных рыданий.

Все кончено.

Как любой профессиональный страйкер я вынуждена проверить, что назначение действительно завершено.

На дрожащих ногах я спускаюсь с домика на дереве, тяжело приземляясь кроссовками на размокшую землю. Чавкая ногами по грязи, торопливо пролезаю сквозь дыру в заборе и через двор возвращаюсь в кухню.

Нужно удостовериться в смерти.

Все случившееся прокручивается в голове живо как наяву, напоминая кричаще яркую картину, в которой намешано слишком много красок. Я вижу, как пуля попадает ей в шею, прямо в сложное переплетение сосудов и тканей, которые так просто повредить. Я это сделала, без сомнений.

И все же…

Все же…

Она исчезла. Осталась только лужа крови на кафельном полу посреди пустой кухни. Её нет там, где я предполагала.

Я изумленно смотрю на кровь. Не знаю что думать, как думать. В поисках ответа мои мысли несутся галопом, как лошади, ослеплённые стремлением достичь финиша.

Как это возможно? Этого не может быть. Она никак не могла выжить.

Я в панике как безумная кружу по кухне. Все, что меня окружает, мне хорошо знакомо, но от этого только хуже, потому что я знаю, где находится каждая мелочь в этом доме, кроме той вещи, которую я ищу.

Вест.

На этот раз слышу голос Люка, а не Корда, его звук – как оазис спокойствия среди бури, бушующей у меня в голове. Даже затихая, он остается спокойным. Вест, притормози. Ты слишком спешишь. Как всегда.

Ошибка номер один.

Я зажмуриваюсь.

Теперь смотри. Внимательно смотри.

Я смотрю. И вижу. Все так очевидно, что даже не верится, что я сразу не заметила. Я на самом деле была слепа.

Рядом с лужей крови на полу видны мелкие капельки. Они образуют хаотичный, неровный, петляющий след. За порогом кухни форма брызг меняется, они становятся тоньше и длиннее.

Она двигается. Быстро.

Легко представить, как мой Альт, пошатываясь и прижимая руку к шее, чтобы остановить кровотечение, встает на ноги. Она думает, что чудом отдернула голову в последнюю секунду. Этого хватило, чтобы пуля не попала в жизненно важную точку. То, что должно было убить ее, превратилось в рваную рану. Ее лицо искажено болью. Она была уверена, что это конец. Цепочка Глэйда, должно быть, все еще у нее в руках.

Теперь ей нужно убраться из дома, потому что я направляюсь сюда. Спотыкаясь, она бежит к входной двери, распахивает ее, в бешенстве и отчаянии мечтая, чтобы все кончилось, также сильно, как я. Она выбегает наружу и направляется в сторону…

Меня словно ударяет гигантским сжатым кулаком. Ядовитая желчь поднимается к горлу. Невозможно отрицать или спорить с правдой.

Потому что я бы поступила именно так.

– Нет, – выдыхаю я в тишине, повисшей в комнате. Не в силах закричать, я едва держу себя в руках.

В следующий миг я бегу так быстро, как могу, мчусь через кухню, по короткому коридору и через гостиную. Я вырываюсь через входную дверь, оставляя ее открытой и хлопающей позади себя. Пока я бегу по тротуару, в голове звенит лишь одна мысль. Я чувствую, как холодный зимний воздух ударяет в лицо, а повисшая в нем фабричная вонь, наполняет нос.

Корд.

Вниз по улице, через пять домов. Так близко. Так несказанно далеко.

Корд!

На полпути к его дому я слышу звон бьющегося стекла, осколками рассыпающегося по бетону. Она бьёт окна, чтобы пробраться внутрь.

Хотя, скорее всего этот звук его не разбудит. Даже если лекарство начало выводиться из организма. Стараясь обезопасить, я сделала его более уязвимым, чем когда-либо.

Ошибка номер два.

Быстрее. Нужно поспешить. Этот голос в моей голове принадлежит никому иному, как мне самой. Жесткий, холодный, бесчувственный. Голос страйкера, движущегося к цели. Такой я всегда должна была быть в подобных случаях.

Когда я добираюсь до дома Корда, входная дверь распахнута и только начинает медленно закрываться. На ступеньках много крови, беспорядочные капли превратились в лужи и пятна. Еще больше крови рядом с осколками, разбросанными у разбитого окна, в том месте, где она дотягивалась до ручки.

Взбегая по ступенькам, я снова слышу свой спокойный холодный голос, который говорит мне двигаться осторожно, обдумывать…

Но я не могу его слушать, даже если бы хотела.

Я толкаю ногой дверь и бросаюсь в сторону от прохода, ожидая чего угодно: свиста пули или яростного удара ножом…

И… ничего.

Дыхание обжигает горло, пистолет у меня в руке скользкий от пота, прижавшись к стене, я осторожно заглядываю в прихожую.

Там абсолютная тишина и почти кромешная темнота. Последний свет дня быстро тает, я ничего не вижу. Мгновение, я буквально не могу пошевелиться, оказавшись в плену момента.

Борьба, побег, оцепенение. Только что активированные, как правило, впадают в оцепенение. Но для меня это больше не ново, так что мне остается только одно.

Я переступаю через порог, проходя во все еще открытую дверь. Провожу рукой по стене рядом с собой в поисках выключателя. Нащупав, нажимаю на него, отчаянно нуждаясь вновь видеть.

Лампа над головой зажигается, ее приглушенный свет льется в гостиную, просачивается в кухню, выхватывает из темноты первые несколько ступенек лестницы. Вчера он окутывал уютом и приносил ощущение защищенности. Но не сегодня. Теперь этого слабого, обманчивого освещения недостаточно, чтобы отвратить несчастье.

Мой Альт где-то рядом. В том самом месте, где она может нанести мне непоправимый урон. Теперь мой страх обрел лицо, лицо монстра, который глубоко впился в меня зубами и когтями и окутал своим зловонием. Меня преследует воспоминание о выражении в глазах Корда, когда он проваливался в сон – смесь любви, паники и преданного доверия.

Корд, нет. Только не так. Все не может так закончиться.

Я делаю шаг, еще один и лихорадочно всматриваюсь в темную гостиную справа от себя.

Пусто, как и утром, когда я уходила. На диване валяется мое одеяло, подушка смята моими беспокойными метаниями. Аптечка на кофейном столике стоит опасно близко к краю. Я вижу отражение своей тени в зеркале, висящем над камином.

И ее тень, движущуюся позади меня.

Рефлекторно, на выбросе адреналина, я толкаю левой ногой входную дверь, зажимая ее между дверью и стеной. Там, где она пряталась в ожидании меня. Там, где я даже не подумала посмотреть.

Ошибка номер три.

Я опять сильно толкаю дверь, заставляя Альта снова биться головой о стену. Ее пистолет падает на пол и летит в кухню.

Теперь, когда у нее освободились обе руки, она толкает ими дверь, а я не могу сдержать ее яростного напора. Она вырывается из западни и прыгает на меня. Мы падаем на пол, задевая край кофейного столика. Мое левое плечо сводит судорогой, с каждым ударом сердца эта огненная боль разгорается все сильнее. Аптечка со стуком падает рядом с нами, серебристые инструменты и бинты рассыпаются по полу. От удара пистолет вылетает из моей вспотевшей ладони. Как и пистолет моего Альта, он скользит по деревянному полу и, ударившись о стену, замирает слишком далеко от меня, чтобы я могла до него дотянуться. Его больше нет.

Ошибка номер четыре.

Превратившись в сгусток ненависти, отчаянья и искалеченной плоти, она тянется к моим глазам, пытаясь выцарапать их. Так же явно как запах пота, я чувствую медный и соленый запах ее крови, струящейся из раны на шее. То, что кровь идет у нее так сильно, порождает во мне надежду. Еще не поздно. Может быть.

Мы обе задыхаемся в борьбе. Слова не нужны.

Она навалилась на меня сверху, но все, что я могу видеть, пытаясь сжать пальцы у нее на шее, это мельтешение искаженных черт лица, длинных черных волос, разметавшихся повсюду, как готические ленты, и ее кровь, пропитывающую мою одежду. В этот миг мы совсем не похожи друг на друга, но мы движимы одним и тем же сумасшедшим желанием прожить еще на один вдох дольше. Это худшая из возможным схваток; все сводится к мышцам против мышц, воле против воли, к тому, чьи синапсы и нейроны сработают быстрее.

Она дотягивается рукой до чего-то на полу рядом с моей головой. В следующий момент яростный огонь прожигает меня там, где она вспарывает мое лицо от виска до подбородка острием медицинских ножниц.

Я кричу и заслоняю лицо одной рукой, инстинктивно пытаясь предотвратить дальнейший ущерб. Размахивая вслепую другой рукой, я бью ее по горлу, как раз в то место, в которое попала пуля. Клянусь, я будто чувствую ее боль на своей собственной шее, как будто у меня там тоже рана.

У нее из горла вырывается сдавленный хрип – может быть, просьба, может быть, чье-то имя, я не могу разобрать – от этого звука волосы у меня на руках встают дыбом. Ее голос, искаженный и невнятный от переполняющей горло крови, я слышу впервые, но все равно узнаю его. Так же звучит для окружающих и мой голос.

Она вырывается. Сильно шатаясь, она ковыляет к пистолету, который всего в нескольких сантиметрах от нее. Мне остается только смотреть и ждать, от чего ужас скручивает мой живот, наполняя рот своим острым вкусом…

Я заставляю себя подняться на колени. Правая рука скользит вдоль бедра, пытаясь нащупать вход в карман джинсов. Наконец, находит и ныряет внутрь.

Остались считанные секунды.

Последний шанс.

Будь единственным, будь достойным.

Она едва начала поворачиваться ко мне, направляя на меня пистолет, когда я уже ловко и плавно метнула в нее свой нож. Без каких-либо колебаний, он вонзается посреди ее груди.

В тишине повисает длинная пауза. Задерживаю дыхание, замираю взглядом. Мгновение, наполненное пониманием происходящего, растягивается между нами, между мной и моим Альтом.

И вот она превращается в массу на полу. Вспышка ледяного огня появляется в глазах и я знаю, что в них снова ничего нет, номер моего назначения превратился в ничто. Ее жизнь прекратилась, так что я получаю остаток своей.