Текст книги "Двойник (ЛП)"

Автор книги: Элси Чапмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Я прислоняюсь ухом к холодной металлической библиотечной двери и жду. Доносятся и стихают голоса. Разные шорохи, щелчки, хлопки. Звук пылесоса. Я безошибочно узнаю глухие звуки, когда кто-то открывает и закрывает за собой дверь, запирая ее ночь на замок.

В течение следующих десяти минут из библиотеки не доносится ни звука, полная тишина. Наконец я отстраняюсь от двери и открываю ее, аккуратно поворачивая ручку, чтобы замок вдруг не защелкнулся. Свернутая бумажка падает на пол, я поднимаю ее и запихиваю в задний карман джинсов. Нет смысла вставлять ее обратно в книгу – это все равно не несет никакого ущерба.

Снова войдя внутрь, я оказываюсь в темноте, которая как никогда сильно пахнет застарелой сыростью. Усилившийся запах компенсирует то, что я не могу видеть. Мое дыхание – единственный звук. Находиться одной в таком большом пустом пространстве одновременно и здорово, и страшновато. Но местные призраки вроде бы не против моего присутствия.

Подождав минуту, пока глаза привыкнут, я ставлю книгу обратно на полку, с которой взяла ее, и выбираю кабинку для чтения, расположенную рядом с пожарным выходом, чтобы легко ускользнуть, если понадобится.

Поужинав тунцом из помятой консервной банки и раздавленным протеиновым батончиком, которые я выудила со дна рюкзака, я опускаю голову на импровизированную подушку из скрещенных на столе рук. Одна рука продета через лямки рюкзака, лежащего на столе рядом со мной. Ребристые металлические рейки впились мне под коленки и в ребра. Меня это не сильно беспокоит, благодаря этому ощущению я знаю, что все еще жива.

Дождь бьет по маленькому окошку, вырезанному в пожарной двери, звук его дроби в конце концов меня убаюкивает. Не знаю, как глубоко я уснула. Но помню, что мне снилось лицо, так похожее на мое собственное, две матери в уборной на станции, лицо Корда, когда я уходила. Когда перед рассветом дождь, наконец, утих, я резко проснулась от воцарившейся тишины.

Несмотря на то, что поспала, я все так же нетвердо стою на ногах и чувствую себя все такой же усталой. Я жду, пока в помещении постепенно становится светлее, и оно возвращается к жизни. Только услышав, что задняя дверь открылась, я, наконец, встаю, закидываю за плечи рюкзак и ухожу тем же путем, которым воспользовалась раньше.

На улице холодно. Снова начинается дождь, неприятная серая морось, которая заставляет меня мечтать об освещенных камином комнатах, и о горячей, обжигающей язык, еде. Ссутулившись, я глубже натягиваю на голову капюшон и сую руки в карманы куртки. Ощущение металла в обеих руках – мое единственное удовольствие, пока я петляю по темным, сырым зимним улицам.

Осталось семь дней.

К полудню все еще нет следов ее присутствия. Я следила за терминалом со всех выгодных точек, со всевозможных углов – и ничего. Она не заходит и не выходит.

Я кусаю губы, изучая проходящих мимо людей. Дождь отскакивает от их ссутулившихся фигур. Хотя часть меня верит, что она должна быть здесь, я задумываюсь, не теряю ли я попросту время. Не как Альт, который сдался и ищет убежище, а как Альт, который готов сопротивляться и ждет боя.

Единственный способ узнать, живет ли она здесь – это войти внутрь самой. Я делаю глубокий вдох, отстраняюсь от холодящего кровь страха, собравшегося в животе, и подхожу к центральному входу.

Вестибюль большой, чистый и хорошо освещен. Основной лифт ведет на разные этажи: к станции Альт-лога и беспроводным точкам доступа; месту выдачи еды и напитков; местам для гигиены и сна. Все выглядит так же, как в последний раз, когда я была здесь два года назад со школьной экскурсией на первом году обучения. Теперь, кажется, что это было очень давно; забавно думать и осознавать, как мы все были невинны тогда: я, мои друзья и наши одноклассники. Мы не понимали, что в следующий раз мы вернемся сюда, когда нам будет грозить смертельная опасность.

Я щурюсь от света. Здесь слишком ярко; что хорошо, если ты хочешь видеть, кто рядом с тобой, и плохо, если ты хочешь остаться незамеченным.

Служащая за стойкой поднимает на меня глаза от компьютера.

– Чем тебе помочь?

– Мне нужна минутка свериться с Альт-логом. Я быстро.

Она поднимает ручной сканер для глаз.

– Подойди, пожалуйста, вперед для процедуры доступа.

Я инстинктивно отступаю назад.

– Я не… а можно в этот раз пропустить сканирование глаза? Мне нужна всего одна минута.

Служащая качает головой.

– Извини. Ты же знаешь, что я не могу этого сделать. – Она говорит скучающим голосом, и я ее не виню. Сколько раз она слышала эту просьбу, сколько Альтов пытались так проскочить?

– Одна минутка и все, – я умоляю, отчаянно и с ненавистью. – Пожалуйста.

– Нет, я не могу, извини. – Она снова смотрит в экран.

– Не могли бы вы на меня посмотреть? – Я думаю о нескольких последних купюрах, лежащих у меня в кармане, стоит ли рисковать и показывать их ей. Тот факт, что она работает на Совет, заставляет меня сомневаться.

Она громко щелкает жвачкой. До меня доносится запах выдохшейся мяты.

– Извини. – Она хмурится. – А не ты ли была здесь утром?

Я качаю головой.

– Нет, я…

– Тебе бы уже следовало знать, как все устроено. Льготы постояльцам предоставляются только после сканирования.

И тут до меня доходит. По телу проносится волна адреналина.

– Спасибо, – говорю я, задержав дыхание и стараясь, чтобы это прозвучало относительно нормально, но, скорее всего, проваливаю эту попытку. Мой Альт. Она говорит о моем Альте.

– Погода меняется, – продолжает служащая. – Так что, если тебе нужна койка, лучше приходи вовремя. Восемнадцать сотен, когда они открываются. – Ее улыбка ничего не выражает, но глаза выдает промелькнувшая в них легкая вспышка. Я понимаю, в чем дело. Она не может удержаться, чтобы не показать, что знает, что помогла мне.

Значит, это не оговорка. Может быть, я напоминаю ей человека, которого она когда-то знала? С чего бы ей рассказывать мне все это?

Как будто прочитав мои мысли, она беспечно машет рукой, уже устав от меня, как от любого другого активированного, пришедшего в терминал.

– Тебе пригодится любая помощь, которую ты можешь получить. – Еще один щелчок жвачкой. – Твои глаза совсем не такие, как у нее. Удачи, тебе она понадобится.

Я выхожу из терминала на подкашивающихся ногах. Холод сырой и пронзительный, но я слишком занята попытками осознать то, что только что произошло, чтобы обращать на это внимание. Зная, что мой Альт живет здесь, я надеюсь, что она сюда вернется. Иначе, она может быть где угодно в Гриде или даже где угодно в пределах Керша.

Я вижу девочку, идущую по тротуару, и у меня появляется мысль. Именно так я постараюсь влезть в голову моего Альта, узнать, что она думает и планирует.

Она чуть младше меня, может быть ей тринадцать или четырнадцать лет. У нее открытое лицо, как у только что активированных, еще не жесткое, но, как мне известно, оно таким станет через неделю-другую, если она протянет так долго. В ее глазах слишком много надежды и недостаточно страха. Но я не могу слишком сочувствовать – эту слабость я должна использовать к своей выгоде.

Я быстро оцениваю ее одежду, состояние кожи и волос. Ее одежда еще достаточно чистая, но она не соответствует зимней погоде. Она подготовилась к тому, что по ночам может стать холодно. Она бледная, волосы безжизненные и немытые. Она выглядит голодной.

Да.

Когда она проходит мимо меня, я пристраиваюсь к ее шагу.

– У тебя есть пара минут? – спрашиваю я тихо, так что только она может меня услышать.

Она останавливается и нервно поправляет рюкзак за плечами. Он для нее слишком большой, и, как пить дать, слишком тяжелый. Она смотрит по сторонам, прежде чем ее взгляд встречается с моим. Числа в спиралях очень темные.

– В чем дело? – спрашивает она.

– Ты идешь в терминал?

– Может быть, я еще не решила, а что?

– Окажи мне услугу.

– Какую?

Все или ничего.

– Можешь кое-что проверить для меня по Альт-логу? – Я достаю из кармана страницу, которую вырвала вчера из библиотечной книжки. На ней накарябан номер моего назначения, последовательность цифр, которую я вижу во сне: 574206918344. – Можешь вбить это, и глянуть что всплывет?

Легчайшая вспышка понимания в ее глазах.

– Тебе нужно узнать, был ли здесь твой Альт.

– Ага, – отвечаю я, хотя уже знаю, что она там была. Мне нужно узнать больше: когда, как часто, модель поведения, привычки. Любые признаки слабости.

Она смотрит на меня в явном недоумении.

– Ты можешь читать Альт-лог когда хочешь, терминал открыт для всех активированных. Может, сделаешь все сама?

– Сегодняшняя смена, женщина вон там, – я указываю в сторону вестибюля терминала. Аккуратно, чтобы мой голос не дрожал, чтобы не выдать, важно, чтобы она мне поверила. Если она догадается, что я пытаюсь увильнуть от сканирования глаза, мое нежелание проходить эту процедуру может отпугнуть ее прежде, чем я получу то, что мне нужно. – Она все еще раздражена на меня, потому что вчера из-за меня зависла система, хотя я этого не хотела. Так, что я подумала, было бы хорошей идеей дать ей остыть, прежде чем она увидит меня снова.

Девочка все еще сомневается, но я к этому готова. Активированные редко делают что-то бесплатно. Я быстро показываю ей остатки денег Корда, зажатые в руке.

– Вот, смотри – говорю я ей. – Они твои. Можешь купить что-нибудь поесть, если сделаешь, что я прошу.

Ее глаза становятся больше, она соображает. Голод вцепился в нее, накатывая волнами. Но она все еще сомневается, потому что понимает, у кого преимущество.

– На это много не купишь… – она намеренно прерывается. Что еще тут сказать?

Не такая доверчивая, как я думала. У меня пусто в животе, и я не могу винить ее за этот вопрос – я бы сделала то же самое.

После долгой паузы я снимаю с руки часы Люка. Я нахожу силы говорить, только зная, что иначе он надавал бы мне.

– Это тоже, ладно? – выдавливаю я, протягивая ей часы. У меня колет в груди, я перевожу дыхание. – Там, за углом есть место, где их можно заложить. Они не много стоят, но это лучше, чем ничего.

Она кладет их в карман.

– Ладно, сделаю. – Ее голос звучит почти удивленно, как если бы она не ожидала получить большее, даже не думала, что способна это попросить. – Жди здесь, я скоро вернусь.

Я тру недавно зажившую кожу на запястье, глядя, как она входит в терминал. Это одновременно и прекрасно, и ужасно, потому что ее риск – это моя выгода. В конце концов, видимо, Корд ошибался, когда говорил, что я не расчетлива. Возможно, она бы пошла туда и сама по себе… а могла бы и не пойти.

Девочка возвращается через несколько минут. Она сует мне распечатку с рядами дат и времени. И хотя я читаю ее слишком быстро, чувствую, как мое сердце пустилось вскачь.

Да.

Мой Альт был в терминале, приходил и уходил несколько раз за последнюю неделю. Глаза обращаются к последним строчкам внизу страницы, начинает вырисовываться определенная схема.

Тремя днями ранее:

Утро (Сумка Кол-во 1) Выход 08:53

Запрос на койко-место (Сумка Кол-во 1) Вход 18:17

Выход 18:56

Вход 20:33

Выход 21:49

Вход 22:13

Два дня назад:

Утро (Сумка Кол-во 1) Выход 09:27

Вход 13:35

Выход 13:51

Запрос на койко-место (Сумка Кол-во й) Вход 18:49

Выход 19:16

Вход 20:54

Один день назад:

Утро (Сумка Кол-во 1) Выход 08:43

Запрос на койко-место (Сумка Кол-во 1) Вход 18:02

Выход 19:12

Вход 22:35

Ранее сегодня:

Утро (Сумка Кол-во 1) Выход 08:03

Она заявлялась сюда последние три ночи. Может быть, ничего определенного, но это все же что-то. Поскольку моя жизнь сведена меньше, чем к 168 часам, это может стать всем.

Заговорив, девочка напугала меня. Я забыла про нее, поддавшись растущему возбуждению.

– Ты вроде собиралась мне заплатить?

Прежде чем отдать свои последние деньги, я складываю распечатку в рюкзак. Остались только монетки, катающиеся по дну. Глупо с моей стороны не оставить себе больше, но я должна ей заплатить. Частично из-за чувства вины, что я воспользовалась ее наивностью, хотя я рада, что в ней просыпается инстинкт к самосохранению. В остальном – из-за мрачного понимания, что я переступила некую невидимую черту.

Забирая у меня деньги, она старается не касаться своими пальцами моих. Ногти обкусаны до крови. На них до сих пор остались полумесяцы красного лака.

– Здорово. Спасибо. – Она кладет деньги в карман джинсов. Отворачивается было, чтобы уйти, но останавливается, делает глубокий вдох и протягивает мне что-то. – Вот. Я думаю, тебе это нужнее, чем мне.

Ошеломленная, я медленно беру из ее рук часы Люка.

– Ты уверена? – спрашиваю я одними губами. Резь в груди снова дает о себе знать.

– Вообще-то, я знаю, что тебе они нужнее, чем мне.

Ну и что, если так?

– Думаю, ты ошибаешься, – говорю я тихо, одевая часы обратно и чувствуя себя снова защищенной. Просто часы, металл, пластик и микро-биты. Но, логично это или нет, и что-то гораздо большее.

Девочка пожимает плечами. Ее взгляд наполнен жалостью, так похоже на то, что я чувствую по отношению к ней, что мне становится неловко.

– Ничего, я справлюсь, – говорит она. И исчезает в суетливой толпе, оставив меня смотреть ей вслед.

Она немного напоминает мне Эм, только потому, что в ее лице есть чуточка детской невинности, как у Эм, как в какой-то степени у Десса. Но, что бы я не почувствовала в этой девочке, оно почти ушло. Должно уйти. Чтобы прожить дольше, чем Эм, чтобы завершить свое назначение, оно должно уступить место той жестокости и твердости, которую она в силах в себе почерпнуть.

Вот почему мне хочется думать, что она немного напоминает мне и меня тоже.

Кроме того, что я бы не вернула часы.

Я поворачиваюсь и снова иду, готовясь к лучшему шансу убить моего Альта. Теперь у меня есть надежда… хоть она и основана на такой малости как цифры и буквы на клочке бумаги, маленькая, такая крохотная, что не должна бы ничего значить. Она бы и не значила, если бы не мое отчаяние, которое заставляет значимость этой надежды, расти от часа к часу, изо дня в день.

Снова дождь.

Сырость вместе с холодом проникают сквозь куртку, свитер и футболку и пробирают до костей. За часы ожидания я замерзла как никогда.

Почти одиннадцать часов вечера, а мой Альт не делает того, что, как я думаю, должна делать. Нарушает свою схему.

Сидя под навесом мастерской по ремонту мобильных телефонов через улицу от терминала, я покрываюсь мурашками и глубже кутаюсь в куртку. Люди проходят мимо, не обращая внимания, на бесконечный человеческий поток, который, несмотря на позднее время, не ослабевает. Глазами, в которые будто песка насыпали от усталости, я выискиваю место, которое могло бы стать моим ночлегом на сегодня. Оно должно быть недалеко. Не могу рисковать и пропустить ее. Не из-за чего-то столь незначительного, как сон.

Переулок по соседству не подойдет. Хоть место и идеальное, а вход в терминал видно прекрасно, оно слишком на виду. Вдруг кто-нибудь еще решит переночевать рядом со мной.

Дверные проемы магазинов тоже не подойдут. Они хоть и достаточно глубоки, чтобы мне не оказаться на тротуаре, но я буду слишком уязвима для любого, кто проходит мимо…

Карусель моих мыслей замирает на месте, а следующую секунду у меня перехватывает дыхание. Мои глаза превращаются в щели, и я глубже натягиваю, промокший и сползший было, капюшон.

Я вижу ее.

Она решительно прокладывает себе путь по переполненному людьми тротуару. Ее профиль, так мне знакомый, вырисовывается на фоне освещенного терминала. Я слежу, как она заходит внутрь.

Через окно мне видно главную стойку. За ней сидит все та же служащая, с которой я разговаривала утром. Я слежу за ее лицом, когда мой Альт говорит с ней, когда она достает сканер для глаз. В выражении ее лица нет ничего странного, никакого намека, что что-то не так. Даже наоборот, она кажется еще более уставшей и скучающей, чем когда я видела ее в последний раз. Возможно ли, чтобы она не помнила о нашем разговоре? Кто я, как ни очередной Альт с отчаянной просьбой и еще более отчаявшимися глазами?

Они разговаривают чуть дольше, и в это время, я чувствую, что близится мой провал.

Что я хочу сделать? Что бы я хотела, чтобы она сделала? Я к этому готова? Или я просто хочу, чтобы она осталась внутри, а у меня появилось бы еще время, еще чуть-чуть времени? Потом, клянусь, я буду готова, более чем готова, убить ее и завершить мое назначение.

Она отдает сумку служащей на проверку и снова открывает входную дверь. У меня больше нет времени быть неготовой.

Мой Альт покидает терминал. Она направляется прямо ко мне.

Прежде чем мое сердце снова начинает нормально биться, она резко останавливается и говорит что-то вслух сама себе, возможно, проверяет время. Вот у нее в руках оказывается телефон, говоря по нему, она разворачивается на пятках и идет по улице в другую сторону.

Я делаю глубокий вдох, готовя себя к боли, сильно до крови прикусываю язык. Полностью проснувшись, я ощущаю во рту вкус старых монеток и человеческой слабости. Больше никогда не хочу испытывать это чувство.

И вот я следую за ней.

Обе руки засунуты глубоко в карманы куртки. В левой – нож; в правой – пистолет, его дуло, обнадеживая, упирается мне в живот.

Она идет прямо еще четыре квартала, после поворота направо – еще три. Налево, и еще пять или шесть кварталов. С кем мой Альт разговаривает все это время? Но я оставляю вопросы, превращаю их в ничто. Для меня это не имеет значения, и хотя мысль, что кто-то услышит по телефону, как она умирает, ужасна, этого недостаточно, чтобы меня остановить.

Через минуту она прекращает разговаривать, и ее телефон исчезает из поля зрения, оставляя нас, по-настоящему наедине, в толпе. Нас окружают теснящиеся тела, надо быть осторожнее и не дать им нас разделить.

Мы прошли через Джетро на запад и теперь находимся в Гаслайте, в самом захудалом из четырех районов Керша. Здесь располагаются городские водоснабжающие станции, мы проходим мимо множества участков с застекленными солнечными очистительными центрами. Оборудование по сбору дождевой воды установлено на большинстве крыш жилых и нежилых зданий. Блеск куполов опреснительного завода, куда по трубам непрерывно поступает вода из Тихого океана, обозначает западную границу Гаслайта.

Мой Альт замедляет темп до размашистого шага. Не знаю, от того, что она не знакома с этой местностью, или от того, что она каким-то образом меня почувствовала. У меня нет выхода, кроме как снизить скорость и немного отстать, несмотря на то, что все во мне призывает оставаться рядом. Здесь, в этой многолюдной толпе, ее должно быть труднее выследить. Но почему-то это не так. Ее походка, то, как развиваются с каждым шагом волосы… я почему-то в этом уверена.

Не думала, что это возможно, но небо темнеет еще больше, становясь абсолютно черным. Шипящие паром решетки, протянувшиеся вдоль тротуаров Гаслайта, соперничают за внимание с яркими неоновыми лампочками, развешенными над дверными проходами и окнами. Они освещают лица прохожих, эта безвкусица отвлекает внимание от опущенных вниз хромированных листов металла, защищающих обветшалые витрины магазинов вдоль улицы. Большинство расположенных здесь предприятий не могут позволить себе даже самое низкосортное пуленепробиваемое стекло.

Это Квод. Если бы у мест были Альты, то это был бы Альт Грида. Как Грид является центром Джетро, так же и Квод – центром Гаслайта. Смешение жилых домов и семейных предприятий, Квод изначально был сформирован из иммигрантов четырех разных этносов, теперь давно забытых. Спустя годы границы между ними исчезли, оставив после себя расплывчатую мозаику всех цветов и оттенков. Место, которое когда-то занимало несколько небольших кварталов, теперь раскинулось почти на квадратный километр.

Квод живет в своем неповторимом ритме – не вынужденной жестокостью и бескомпромиссными страстями, а вековыми традициями и разросшимися в течении многих поколений семьями, которые являются сущностью района. Когда мы были маленькими, мы с братьями исследовали Квод почти так же, как и Грид. Покупали мелкие игрушки, которые хранили в партах в школе, чтобы обменять их или использовать как взятку: головоломки для пальцев, наборы пластмассовых фишек для игры в покер, вонючий порошок и пукающие бомбы. Мы набивали животы дешевой уличной едой – у торговцев, которые продавали даже неактивированным – булочками и пирожными, кусочками жареных моллюсков, добытых на пляже прямо рядом с барьером, проходящим в Гаслайте поблизости от океана.

Ничто из этого для меня не ново, но я вижу, что мой Альт как будто загипнотизирована. Ее шаги стали теперь еще медленнее, ее отвлекают крики торговцев и развешанные повсюду электрические фонарики. Несколько раз что-то всецело завладевает вниманием моего Альта и, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть, знакомость ее профиля мне кажется одновременно и странной, и привычной.

Пространство здесь тоже в цене, поэтому людям приходится ходить гуськом, чтобы протиснуться между торговыми прилавками и припаркованными на дороге машинами. Это бутылочное горлышко меня нервирует. Без укрытия толпы я словно обнажена, уязвима и открыта со всех сторон. Но у меня нет выбора, кроме как оставаться рядом с ней. Все, на что мне остается надеяться – что она не обернется, чтобы посмотреть назад. Я прекрасно понимаю, что выделяюсь. Мои дешевые крашеные блондинистые волосы, торчащие из-под капюшона, похожи на сорняки в саду орхидей. Я убираю прядь, которая щекочет мне щеку. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что они теперь такие короткие. Еще одна причина, по которой я чувствую себя уязвимой.

Я нахожусь где-то в тридцати метрах от нее, в тот момент, когда она останавливается перед открытым прилавком с едой. По виду бамбуковых корзинок я понимаю, что она покупает что-то поесть. Мой живот урчит, и я надавливаю на него дулом пистолета, чтобы он заткнулся.

Иди. Сейчас.

Пока она стоит ко мне спиной, я стрелой бросаюсь через улицу и ныряю в тесный переулок, который проходит через многокорпусное офисной здание. Рабочее время давно прошло, все окна закрыты, ни следа движения.

Я проскальзываю в пустую и тихую темноту переулка и тут же пригибаюсь к земле. Для прикрытия более чем подходит.

Мой Альт прямо напротив меня. Мне виден черный шелк ее волос, узкие плечи над рядом припаркованных машин на улице позади нее. Не много, но сойдет. Я попадала и в меньшую точку, бывало.

Столько пройдя, я почти разочарована. Неужели все свелось к этому? Вывести ее из моей жизни, будто вытащить ноющую занозу? Мысленно я возвращаюсь к тому моменту, когда впервые увидела ее – когда один ее вид приковал меня к месту и заставил почувствовать себя бесполезной, второсортной, недостойной.

Я вдыхаю и резко сильно выдыхаю. Этого больше не случится. Я не позволю.

Я медленно достаю пистолет из кармана. Теперь я почти не ощущаю его вес, как будто он всегда был моим. Моя рука надежна и точна. Пульс равномерно барабанит вдоль по руке, вниз по шее и в груди.

Мишень у нее на спине приглашает меня. Мой взгляд сосредоточен, кроме нее я ничего не вижу.

Я целюсь, мой палец начинает давить на курок, сгибается и…

Резкое движение.

Мой Альт опять достает телефон. Она говорит, на этот раз, когда она оглядывается по сторонам, то кажется раздраженной и взволнованной. Она дергается в разные стороны, я чертыхаюсь от разочарования. Независимо от того, насколько тверда рука стрелка, подвижная цель – это риск для окружающих, особенно в таком забитом людьми месте, где не каждый сделает ПНПЯ. Мне хочется думать, что я достаточно спокойна, чтобы не застрелить кого-нибудь еще. Но это было бы ложью.

Рука трясется, пистолет колеблется из стороны в сторону. Я чувствую, как капля пота стекает по лбу вниз и останавливается на подбородке. Она холоднее, чем воздух вокруг.

Она смотрит на что-то слева от себя, все еще настойчиво говоря по телефону.

Внезапно окружающее приходит в движение: быстро и яростно всё кувыркается друг через друга, как обезумевшие бешеные животные, готовые порвать друг друга на куски.

Телефон выскальзывает из рук моего Альта и падает на землю. Я смотрю, не в силах пошевелиться, как мой Альт – одним плавным движением, в котором волосы совершают вокруг нее идеальный пируэт – поворачивает голову и смотрит прямо на меня.

Наши глаза встречаются. Ее удивление граничит с наивностью, которая обычно присуща кому-то помладше… я вижу Эм в ее чертах. Моя рука дергается в сторону в тот момент, когда палец нажимает на курок. Из пистолета вылетает пуля.

Я знаю, что она пролетит мимо.

Пуля задевает ее щеку, оставляя на ней порез, а потом врезается в башню из бамбуковых корзинок у нее за спиной. Во все стороны разлетается пар, хлеб, мясо, и я теряю ее из вида слишком надолго.

Я промахнулась.

Несколько человек бегут, некоторые вопят, кто-то даже насмешливо выкрикивает одобрение. Несколько неактивированных помоложе выполняют ПНПЯ. Но большинство и глазом не моргнуло, им просто нужно идти дальше. Они уже все это видели раньше.

У меня за спиной раздается тихий свист.

У меня перехватило дыхание. Нет времени думать. Мне слишком хорошо известен этот звук.

Подчиняясь инстинкту, я растягиваюсь на земле, чтобы не поймать следующую пулю. Когда я падаю, то ошеломленно замечаю, что мой Альт все еще смотрит на меня. Но в ее глазах теперь не удивление, на ее лице написаны чувства, которые она не может даже попытаться скрыть. Удовлетворение, облегчение, восторг.

У нее нет пистолета.

Что за…

Я впадаю в полное замешательство. Если не она, то кто же в меня стреляет? Я не могу…

Еще выстрел: на этот раз рядом с моей ногой. Я автоматически подтягиваю ноги, группируя тело, пока мой мозг пытается найти ответ.

Смысл есть только в одном.

Она наняла страйкера, чтобы убить меня.

Мысль еще не оформилась, а до меня опять долетел звук стрельбы. На этот раз пуля попадает в цель, ударяя меня в плечо, разрывая плоть, мышцы и сухожилия на своем пути.

Я не издаю ни звука, потому что это будет началом конца. Я начинаю терять контроль, что пугает меня больше всего. Я не могу умереть здесь. Нет так, лежа на земле, беспомощная, как попавшийся в капкан кролик. Только смутное понимание удерживает мой пистолет от выскальзывания из правой руки на гравий. Остатки разума в глубокой, как колодец, боли.

Мне следовало бы остановить кровотечение. Я знаю. Это инстинкт, древний стимул к выживанию, первое, что нужно сделать. Вместо этого, я тесно прижимаюсь плечом к стене здания рядом со мной.

Резкая острая боль отдается во всей руке. Сработало: я начала двигаться, в голове прояснилось. Я встаю на четвереньки и ползу вглубь переулка. Встаю на ноги, тяжело дыша, втягиваю воздух так, как будто не могу надышаться. Спереди моя куртка покрыта пятнами крови, грязи и дождя. Сумка ненадежно пристроена на здоровом плече; из раненого сильно течет горячая кровь.

Представляю след, который остался на ее лице от моей пули – широкий красный порез, который в электрическом свете кажется черным, как чернила. Останется шрам. Хорошо.

Я отрываю правую руку от раны и пытаюсь снова прицелиться. Не хочу видеть, что рука дрожит как у внезапно соскочившего с иглы наркомана и, что я двигаюсь слишком медленно, выведенная из равновесия ранением, кровопотерей, общим шоком организма. Мои пальцы сжимаются, сокращая расстояние между курком и пистолетом, пока не остается ничего, кроме желания, чтобы она пропала.

Но этого не происходит.

К ней кто-то подходит. Парень примерно того же возраста, что она и я. Его лицо в неоновом свете похоже на зловещую луну – блондинистые волосы, светлые глаза, крепкий нос и раздвоенный подбородок – его пистолет направлен прямо на меня. Его огромное черное дуло разинуто, словно пасть в зевке.

А потом…

Что-то с другой стороны улицы заставляет моего Альта обернуться. На ее лице отражается паника, она поворачивается к парню, кричит ему, тащит его бежать, бежать!

И они исчезают, слившись с теснящейся толпой, как сильфы* в воздухе.

(Сильфы – в средневековом фольклоре духи воздуха. Существо впервые описано алхимиком Парацельсом в качестве элементаля Воздуха. Прим. Редактора).

Целую минуту я пытаюсь осознать происходящее. А, может быть, мне просто кажется, а на самом деле прошли лишь секунды. Время, то идет, то останавливается, искаженное, неравномерное. Я в тумане полнейшего замешательства… почему они сбежали… что меня спасло… почему я ощущаю облегчение наряду с разочарованием.

Спотыкаясь, я иду дальше по переулку. Пистолет безвольно висит у меня в руке и выскальзывает. Я даже не слышу, как он падает на землю. Внезапно почувствовав головокружение, я понимаю, что должна где-то сесть, где угодно. Всего на минутку. Потом я найду, где переночевать и подлечу плечо тем, что смогу достать. Больница – не вариант. Они просканируют мои глаза, а я не могу этого допустить.

Я прислоняюсь спиной и плечами к забору из сетки. Это тупик. Некуда идти, кроме как перебраться через металлическую сетку, но мне ясно, что с такой рукой перелезть я не смогу. Может быть, если немножко отдохнуть. Может быть, тогда я смогу.

Я сползаю вниз, пока не оказываюсь сидящей на пыльном гравии. Наклонившись, я прислоняюсь лицом к стене здания и позволяю себе закрыть глаза. Я говорю себе, что это всего на пару минут. Больше мне ничего не нужно.

Когда моего плеча касается чья-то рука, я ругаюсь себе под нос и делаю движение, пытаясь оттолкнуть ее. Как болит, а я ведь только прикрыла глаза. Прошло совсем мало времени. Совсем.

Я слышу тихие резкие ругательства, полные волнения.

На этот раз, когда меня снова касаются чьи-то руки, я не отталкиваю их. Потому что они могут принадлежать только одному человеку.

Я медленно открываю глаза. Ощущение, что веки опухли и слишком отяжелели, но я борюсь, чтобы снова не потерять сознание.

Надо мной склонился Корд. Я сразу же узнаю его знакомую фигуру среди темноты переулка.

– По крайне мере, не в ту руку, которой я целюсь, да? – хрипло говорю я. Не могу отрицать, что я счастлива его видеть.

В течение минуты он ничего не говорит. А потом мягко произносит:

– Ты думаешь это смешно, Вест?

Я вдыхаю. Выдыхаю.

– Нет, не смешно. Но я что-то не в настроении, совсем не хочется сейчас спорить с тобой.

– Я не собираюсь спорить, – говорит он. – Что случилось?

Я пытаюсь пожать плечами, но вздрагиваю от боли.

– Эээ, меня подстрелили?

– Ага, это я и сам понял. – Он все еще зажимает рану рукой. Несмотря на то, что все тело горит от ранения, его кожа еще горячее. Я чувствую это сквозь одежду и леденящий воздух, кружащий вокруг нас.

– Корд, это не она. – Слова вырываются помимо воли. – То есть не мой Альт.

Пауза.

– Я знаю.

– Что значит, ты знаешь? – тихо спрашиваю я.

– Я видел его, Вест. Так же ясно, как вижу тебя сейчас. – Его глаза потускнели. – Она наняла страйкера, чтобы убить тебя.