Текст книги "Подкидыш"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

– Нет я! Я – первая принца позвала! Он ко мне пришел. Со мной играть будет.

– Не спорьте! Не принц он! Брат ваш теперь. Он всегда с нами жить станет. А братьев не делят! – вошла Варвара.

В эту ночь, когда вся семья собралась за столом, Сережка, по общему согласию, сел меж девчонок, взрослые, выпив вина, пожелали, чтоб этот дом стал родным для Александра и Сергея. Чтобы признали они бесхитростное его тепло и хранили в самом сердце…

Впервые за много месяцев Сергей уснул на теплой лежанке русской печки под сказку Варвары, среди девчонок, по-сестрински, доверчиво раскинувшихся на лежанке. Голова Ленки – на плече мальчишки. Любка прижалась щекой к макушке.

Хорошей была сказка. Доброй и светлой. Он никогда раньше такой не слышал даже по телевидению. Наверно, увидел во сне продолжение и разулыбался. Впервые этой ночью он не замерзнет, его никто не прогонит, не испугает пьяным криком и не обзовет грязно и обидно.

Совсем иную сказку рассказывал Стешке Александр. Тихо-тихо, чтоб другие не услышали. Чтоб не убежала от ужаса Варварина добрая сказка, споткнувшись на осиротелом мальчишеском сердце.

– Я его на чердаке многоэтажки нашел. Подсказали, где живет, вместе с такими же беспризорниками. Там – десятка три ребятишек. Всякие. Девчонки и мальчишки. Все уже бомжи со стажем. Есть совсем малыши – трех, четырех лет. Их тоже… Выгнали, или сами убежали. Не от добра. От расправы. Иные от смерти.

– А с Сережкиной матерью виделся?

– Пришлось. Вынужденно, конечно. Не в квартире. Вначале в милиции, потом в нотариате. В милицию я сам пришел. Взял подтвержденье, где живет Сергей. Потом ее вызвали. Предложили забрать сына. Она отказалась. Всю вину на меня свалила. Мол, она работала, а я ее сына плохо воспитал. Испортил вконец. Ну, взял я подтвержденье о своем заработке. Он оказался вдвое больше, чем у нее. Не вышло обвинить меня в иждивенчестве и несостоятельности содержать ребенка. А уж грязи на наши с Сережкой головы было вылито достаточно. Я испортил сына! Но, помилуй, разве своевременным питанием, уходом за мальчишкой, помощью в подготовке уроков можно испортить ребенка? Нелепица! Но даже милиция удивилась, что мать ни разу не дала сыну денег на завтрак в школе. Я его одевал! Готовил к школе! Она даже не знала, что нужно сыну! И когда ей предложили забрать его домой, в буквальном смысле завизжала: «Ни в коем случае! Не хочу!» В милиции ей сказали, что с нее будут удерживаться алименты на воспитание сына. Она ответила, что не станет их платить.

– Почему она его невзлюбила?

– Видишь ли, что-то произошло с отцом Сергея. Кажется, он изменял, а потом бросил. Но суть не в том. Он – и ее ребенок. Только вот она не признает. Не может согласиться. И Сережка с малолетства не любил ее, сторонился и не доверял. Не было теплины между ними. Я был буфером все восемь лет. Но когда-то этот антагонизм проявился бы…

– Как он согласился прийти к нам?

– Знаешь, Стеш, выбора нет у него! Он пока пошел за мною. Куда угодно. Он верит мне. А дальше, думаю, оттает сам.

Утром, проснувшись на печке, Сережка ждал, когда его позовет Александр. Но… Тот уже ушел в лес рисовать новую картину. А на печку залезла Ленка:

– Чего разоспался? Иль после бани разморило? Пошли в кухню. Там бабуля блинов напекла. Со сметаной поешь. Ты какое молоко любишь?

Парное иль топленое? Я холодное люблю! А Любка – с медом! Тебе какое надо? Наши мне сказали накормить тебя. Но доставать из печи сам будешь. А то я еще не подросла. Ну, слезай. А то Любка сама все конфеты с елки слопает. И нам не оставит! – поторопила мальчишку.

Сережка целый день играл с девчонками. Катал на спине Ленку, изображая коня, в прятки, в жмурки играли до темноты. Мальчишка и сам не заметил, как вернулся в детство.

А когда ночь подкралась к дому, кто-то в окно постучал. Варвара выглянула. «Опять бандюги! Пропали мы. Нынче защитить некому!» – побледнела баба.

– Что им надо? – подошел к двери Александр.

– Деньги! Не ходи, убьют! – пыталась удержать Стешка. Но человек упрямо шагнул на крыльцо, закрыв за собою дверь.

Как ни прислушивались в доме, слов разобрать не могли. Сережка вышел в коридор. Оттуда скользнул в сарай. Отворив дверь во двор, вышел уже с вилами:

– Дай? им! Вломи! – ткнул вилами в темноте в незваного гостя. Тот взвыл. Скатился с крыльца. Второго Александр отбросил кулаком к самым воротам. Тот рухнул ничком в снег. Сергей с Александром живо связали их.

– В милицию надо сдать!

– Вломить хорошенько, больше не придут сюда.

– Э-э, нет! Еще как нагрянут!

– Шкет! Отпусти! – послышался голос. Сережка, услышав свою кличку, подошел к мужику. Посветил в лицо спичкой. Узнал…

– Ты здесь приморился!

– Да. Тут живу.

– Надолго ль, Шкет? – спросил бомж.

– Навсегда. Усек? И больше здесь не возникай! Увижу, уже не смоешься! – развязал мужика.

– Зачем ты его развязал?

– Так надо. Я знаю обоих. Не надо к лягавым. Они уже не придут сюда, – ответил мальчишка.

– Откуда знаешь?

– Такой закон. Где свой приморился, там навар не снимают. Это не воры. Бомжи! Навсегда уйдут. Пошли в дом, – позвал Александра, успокоившись.

– Ты вилами его здорово достал?

– Нет! Он больше испугался. Не ждал.

– А если заражение будет?

– Ништяк, пропердится. Я его знаю, – ответил Сережка, входя в дом.

Бомжи и впрямь вскоре ушли в деревню. Александр с Сережкой видели, как они вышли за ворота и, не оглядываясь, поплелись в Дубровинку.

– Чего они хотели? – подошла Любка к мальчишке.

– Пожрать. Или денег на жратву. Да кто теперь даст даром кусок хлеба чужим людям? Я вон, когда в бомжи свалил, поначалу чуть не сдох. Бродячие псы сытнее меня жили. Потом научили выживать. Вот такие, как эти! – кивнул за окно. – На огороды делали налеты, на дачи. Белье с чердаков таскали. Потом загоняли его. В общем, перли все, что плохо лежало. Дачи обчищали. Я боялся. Самым трусливым был. За это били часто. И один раз я решил поспать на железнодорожном вокзале в зале ожидания. Но туда пройти можно было только с билетом или за деньги. У меня ничего этого не было. Решил я примоститься к какому-нибудь дядьке и под видом его сына пройти наверх – в зал ожидания, – шмыгнул носом Сергей и продолжил: – Долго я ждал. Много людей прошли в зал ожидания. Но все не то. Уже под вечер один появился. Я его нюхом почуял, что проведет меня. Сунул руку к нему в ладонь. И прошусь, мол, отведи наверх, будто я твой сын. А он аж подавился и спрашивает, зачем мне нужен зал ожидания? Ну, ответил, что хочу не на полу, на стульях поспать. И еще там пассажиры часто объедки оставляют. А я уже три дня не жравши. Он взял меня. Провел наверх и не отпускает. Подвел к тетке. Это его жена была. Жопа в три раза толще, чем у Варвары, – оглядел бабку, та смутилась, покраснела. – И говорит ей, мол, Зин, а Зин, давай этого пацана себе возьмем. Он – беспризорник. Нашим сыном станет. Та, как будто ей иголку в задницу воткнули, развизжалась. И на своего дядьку понесла всякую вонь. Обзывала грязно. Я послушал, жалко стало мужика. Он несчастней меня. И говорю, что не хочу к нему даже на минуту. С такой теткой не то что человек, собака не уживется. А и ему, чем с ней жить, лучше в бомжи свалить. Баба та чуть с ума не сошла. Во орала! А люди, что в зале ожидания были, поддержали меня. Много жратвы дали и денег. А дядька тот догнал меня, предложил к своему брату поехать. Насовсем. Тот, мол, тоже в бездетных. Но я отказался. Все бездетные бабы – жадные. Да еще он проговорился, что жена брата бухгалтером работает. Я этих бухгалтеров ненавижу, как лютых врагов. Они всякий кусок и глоток просчитывают. Скупее их в целом свете нет никого! У меня та, что родила, тоже бухгалтер. Не знаю, зачем они вообще в этой жизни нужны. Никому от них тепла нет. У них в середке вместо сердца – счеты, – понурил голову.

– Сереж, мы тоже не из красавиц. И не без своих горбов. Они у всех имеются. Но ты, если

что, скажи прямо. И постарайся остаться у нас. Мы тоже немало горя нахлебались. И тоже души в синяки избиты. Все от того, что за доброе зло в ответ получали, – проговорила Стешка.

– Когда я с отцом дома жил, все было нормально, – глянул мальчишка на Александра и продолжил: – Я хотел в электронку поступать после школы. Да сорвалось. Если не выгоните, буду с вами жить. Научусь, что нужно делать. Картошку копать умею. В бомжах научился. Теперь вот сажать ее надо суметь. Ну еще яблоки, груши запросто соберу. И где что надо, скажете. Если что, покажете, как делать надо. Даром хлеб есть не буду! – пообещал совсем по-взрослому.

– Сережка, да ты не в работниках у нас! Мы в сыновья тебя взяли! – вырвалось у Стешки невольное.

– В сыновья? У вас своих двое! Их надо кормить! Я чужой! Таких дарма не держат, – не поверил в услышанное.

– Где сумеешь, поможешь. А требовать – не могу. Сам увидишь. Пусть не сразу. Но только не за кусок хлеба. Он каждому от Бога! – добавила Стешка.

– Свыкайся! Нехай сердце болеть перестанет. Когда память отпустит, сам увидишь, где и чем подмочь. Девчонки подскажут. Они тебя уже признали. И ты растепливайся, – посоветовала Варвара.

Сережка каждое утро, просыпаясь, спрашивал Варвару, чем может помочь? Та смеялась:

– Наберись силенок вначале, вырасти. А уж потом поговорим.

Но мальчишка не хотел ждать. Он чистил сарай, учился рубить дрова, носил воду, отгребал снег, сбрасывал его с крыши. Перебирал вместе с Варварой и девчонками картошку в подвале. Старался не сидеть без дела. А однажды попросил у Варвары разрешения посмотреть ее старую швейную машинку. Она уже давно ржавела в углу.

Разобрал ее по винтику. Неделю над ней потел. А потом, никто глазам не поверил, машинка словно ожила, заново в свет появилась. И снова стала шить, даже лучше, чем прежде.

Варвара прослезилась на радостях. Ведь ей ее купил Василий в подарок к свадьбе.

Когда Александр поехал в город на несколько дней, Сережка дал ему длинный список, что нужно купить для дома. И вскоре, вот смех, провел Сережка от калитки звонок в дом. Звонить некому. Но все ж звонок имелся. Появилась магнитола. Эта с утра до ночи заливалась песнями. Всякими, на любой вкус. Электрочайник, кухонный комбайн, а потом и стиральная машина, холодильник в доме появились. Не сразу свыклись с ними. Особо Варвара. К дорогим вещам относилась почтительно и бережно.

Особо удивилась она, когда Сережка повесил над куриным нашестом неоновую лампу. И та ночь превратила в день. Куры среди зимы стали нестись, как летом.

– Учиться тебе надо, внучок! Ишь, какая светлая твоя голова! – говорила Варвара, целуя вихрастую макушку.

– Не хочу. Теперь инженеры с голоду помирают. Знаете, сколько их было среди бомжей? Я не стану к ним возвращаться. Устал умирать всякий день! – отказался наотрез. Он заменил в доме всю проводку. И даже в сарае, в бане и подвале появился свет. Во всех комнатах повесил оригинальные светильники, бра. Сделал торшер из березы, каким залюбовался Александр.

– Как ты додумался? – спросил мальчишку изумленно.

– Это я для бабки сделал. В подарок. Так старался, чтоб понравился он ей, – признался Сережка шепотом.

Над головой Ленки висит выжженная картина, где серый волк уносит на своей спине влюбленную пару. Вот только глаза волка так похожи на Сережкины.

А над койкой Любки «Алые паруса». Она верила, что за нею тоже приедет самый красивый, самый добрый, самый умный на земле человек…

Прошли три месяца… Казалось, что время мчит галопом. Вот только вчера пришел Сергей… А уже капает с крыши капель. Весна пришла. Вот-вот наступит тепло в природе. Сережка уже присматривается к плугу. Как сделать, чтобы не таскала его за собой по огородам состарившаяся кляча? Чтобы он сам по огородам бегал. И вдруг услышал:

– А ты чего тут колесишь? Кто такой? – Увидел незнакомого мордатого мужика, стоявшего за спиной.

– Я? Серега!

– Да мне наплевать! Чего тут ошиваешься? Откуда взялся?

– Я здесь живу!

– С каких пор? Кто взял тебя? Где Стешка, дочки?

– В бане, парятся!

– А ты чей будешь?

– Я? Отцовский! Мы здесь живем! – оглянулся по сторонам. Но ни в сарае, ни во дворе никого.

– Выходит, Стешка не дождалась? Спуталась? Привела в дом кобеля со щенком? Посадила себе на шею сразу двоих? А родного мужика – побоку? К моим дочкам чужого привела? С-сука! – пошел к крыльцу, сдавив кулаки.

– Куда? Не смей! Пока отца нет, в дом не пущу! – загородил Сережка дверь.

– Что?! Меня к моим детям не пускать? А ну, пшел вон! – замахнулся мужик. Но от сильного удара в пах свернулся в спираль, взвыл от боли так, что из бани выглянула Стешка, а из избы выскочила Варвара.

Увидев мужика, схватилась за метлу.

– А ну, катись отсель, шелупень поганая! Чтоб ноги твоей тут не было!

Тут и Стешка подошла. Лицо бледное, испуганное.

– Чего тебе надо?

– Мне? Я к дочкам пришел! К своим детям? – выдавил через боль.

– Где ж раньше был столько лет?

– На заработках! Не сучился, как ты. Для детей зарабатывал. Аж в Тюмени.

– До этого дня могли не дожить! Слишком долго блудил, благодетель!

– Еще ты пасть разинула? Тебе б молчать, потаскуха! – пошел к Стешке.

Но Варвара вовремя приметила. Ухватила метлу. И в гостя! По плечам, по спине, по лицу била, приговаривая:

– Вот тебе, барбос, за блуканья! Заботчик окаянный! Чтоб ты околел на помойке, гад ползучий! Пьянь мокрожопая! Вон со двора! Чтоб глаза твои бесстыжие лопнули!

– Стешка! Опомнись, дура! Чего стала, как оглобля? Я родной отец детям! Второй – таким не станет. Не заменит меня никогда! Тебя дочки проклянут, когда вырастут и узнают правду! Я им все расскажу! – бежал от Варвариной метлы с воем и угрозами на каждом шагу.

Сережка видел, как ушел мужик в Дубровинку» – ругался вслух, размахивал руками, грозил. Мальчишка уже знал, от чего бывает такое. Помнил: недолог век спившихся, опустившихся мужиков, не сумевших устоять в этой жизни на своих ногах.

Стешку он нашел на кухне. Та плакала в три ручья, не в силах сдержаться.

– Ну успокойтесь, не надо! – встал рядом. Сережке было до боли жаль эту женщину, о какой знал все. Он привык к ней. Полюбил за бесхитростность и простоту. За терпенье и выносливость. За уменье ободрить и радоваться. За то, что приняла его не просто в дом, в семью, а и в собственное сердце. Это мальчишка понял вскоре и ответил взаимностью.

– Не плачьте! Ну я прошу! Зачем себя мучаете? – насмелился, обнял бабу, прижался к плечу.

– Сережка! Милый мой мальчик! Он такой же отец, как твоя мать!

– Вы – моя мать! – сказал твердо. Стешка

мигом перестала плакать…

Глава 4 ВОЗВРАЩЕНИЕ В БУДУЩЕЕ

Николай уже готовился покинуть зону. Вот-вот освобожденье. Не только он, многие зэки в этот раз уйдут на волю. Вон и новичков подкинули в бригаду. Макарыч их враз в цех потребовал. Пусть, мол, впрягаются сразу. А нам немного роздых нужен. Люди к воле готовятся. Мужики, чуть отдышавшись, вечерами снова за столом собираться стали. На душе потеплело.

– Ты куда подашься?

– Конечно, к старикам! К лярве – ни шагу! Там, в селе, найду себе бабу, самую что ни на есть – простушку. С пудовыми сиськами, с задницей не меньше конской. И до гроба с ней жить буду! – говорил Тимофей.

– А я хрен на всех баб положил. Уже никогда не женюсь. Они все – лярвы! Не успел привыкнуть к ней, она уже болячками изошлась. Тут колет, там ломит… В гное да в хворобах любого мужика утопят. Ляжешь к такой в постель, того гляди, родной хрен отгнивши отвалится! Нет, я лучше по блядям побегаю. Они – без претензий. Всегда тебе рады! И, главное, сам ей ничем не обязан. Не понравилась, сменил! А как ты, Макарыч?!

– Я?! Скорей живьем на погосте уроюсь, чем женюсь! Для меня баба как чума! Не выношу подолгу ихнего духу. Ночь побаловать куда ни шло. Днем ни одну кикимору видеть не могу. Дал ей под зад коленом по утрянке, и лети с ветром. Все удовольствие – в четвертной. А чтоб пасть на меня отворяла всякая нечисть, не дозволю. Сам прокапаю!

– А ты, Степка, вернешься к своей?

– Не-е-ет! – козлино зашелся мужик со шконки. И выпучив глаза, польщенный вниманием зэков целого барака, заговорил: – У нас в роду бабы не приживались! Испокон веку так повелось. От прадедов. Млели до единой!

– С хрена ли? – удивился Макарыч.

– Оно, вишь, еще прапрадед… Высватали для него девку. Впервой встретились уж под венцом. Повернулся ее поцеловать, она в обморок упала. Но поздно… Их уж обвенчали. Согласье дала. Домой привезли, к себе в избу. Она в себя пришла. Как увидела прапрадеда, узнала, что он теперь ее муж, в сарай побежала – давиться. И все плакала, сетовала, за что, мол, батюшка с матушкой так осерчали, что за самого черта обвенчали. Ну, удушиться, так родители подумали ,она всегда успеет. А ночью бабой стала. Не лягалась. Темно было. С той поры мужика лишь по потемкам к ней запускали. Троих она на свет произвела. А на пятом году померла в бане. Прапрадед забылся и зашел среди дня, вздумал с ней попариться. Вместе. Верно решил, что за эти годы привыкла баба к нему. А она глянула и померла… Так же и прабабка. Та еще хлеще – на третьем году в прорубь сиганула, узнала, что прадед полюбовницу имел. Ну, деду проще было. Такую же, как сам, взял. Та моего отца народила. А через два года Богу душу отдала. Сорвалась на хозяйстве. Отец силой взял. Раскулачивали семью. А он – в колхозных активистах. Девку хотели в Сибирь загнать вместе с родителями. Так бы оно и было. Но взыграло не вовремя. А может, решил, зачем добру пропадать зазря? Схватил ее за сиськи! А они тугие, как антоновки. Ну и поволок ее на сеновал. Она ему всю наличность изодрала. Он с ней все тряпки сорвал. Скрутил в коромысло и обабил в два счета. Она – в вой! Мол, лучше б расстреляли! Отцу досадно стало. Он ее еще раз оттянул. Она его кляла на все лады. Он ей, как кулацкому отродью, врезал в ухо. Враз замолкла, зауважала. И прикусила язык. Отец ее без венчаниев за шиворот в дом затолкал. Велел по хозяйству управляться. Сказал, коль на дыбы встанет, загонит на самую Колыму под бок к родителям. Она испугалась. Осталась в избе. Да и куда было деваться? Забыла про все. Но… Не зажилась. Произвела меня на свет. А через два года получила письмо от младшей сестры из Сибири, где та отписала, как померли родители. Мать не вынесла. Сердце сдало. Померла. А я по себе найти не могу. Баб, девок – полно. Но оступиться неохота было. Они только до свадьбы – невесты. Потом хуже черта! Не хочу срамиться. Как гляну на них – все одной сучки дочки…

– Это верно! Но, мужики! Кто в жизни без них обошелся? В женах иль в блядях, все равно бабы… И нам без них – никуда! – вступился Николай.

– Ты это в какую степь повернул? Иль уж простил свою? – прищурился Макарыч.

– В жизни не знаешь, кто перед кем больше

виноват? А и кроме семьи, куда подамся? К сестре в деревню? Чем она лучше Арпик? К старикам? Попреками изведут. Нет у меня другой дороги!

– Это почему? Давай ко мне в деревню.

– А хочешь – со мной!

– У вас чем лучше? Та же беда! Сами не знаете, к чему вернетесь и ждут ли вас? Плохо ль, иль хорошо, к семье поеду! – решился Николай.

Вышел на свободу в конце весны. И снова, как в первый раз, решил не предупреждать жену о своем возвращенье.

Был вечер, когда Николай вышел из автобуса на своей остановке. Возле дома играли дети.

– Может, и мой Павлик среди них? – вгляделся в лица ребятишек. Но не узнал. Позвонил в двери. Услышал мальчишечий голос:

– Кто там?

– Это я, Павлик! Твой отец!

Дверь мигом открылась. И Николай не успел опомниться, как мальчишка повис на шее:

– Ты пришел! Папка! Прости меня…

– Где мать? – спросил Павлушку, едва тот отпустил шею.

– Она на работе, – ответил уверенно.

– Какая работа? Посмотри, который час!

– Я знаю! Мама на полторы ставки работает.

– Это где? – исказила лицо кривая, недоверчивая усмешка.

– Она сейчас в больнице. В девять будет дома.

Николай огляделся, увидел девчушку, выглянувшую из спальни. Она смотрела на Николая удивленными, любопытными глазами.

– Выходит, ты за хозяина? – спросил сына.

– Не совсем. Я больше за няньку. Вот Наташку отведу во двор погулять на час, потом уроки сделаю и спать. А мамка поесть приготовит, постирает. Она везде успевает.

– Бабушка из Сероглазки приезжает к вам?

– Мы туда ездили зимой. Там две бабушки. Все старые совсем. И болеют. Наверно, потому, что мамка – врач. Не то кто б их лечил? И все жалуются. Денег просят. Обе тебя ругают. Говорят, что без головы жил! А мама плачет…

– Без головы? Они без сердца жили. Почему о том промолчали? Почему вас на лето к себе не забирают?

– Мамка нас не отпустит от себя. У нас бабки плохие.

– Как? Почему? – изумился Николай.

– А разве она не писала, что меня бабка положила в больницу на похудение. Толстяком посчитала. Меня там голодом морили. Мамка тогда в командировке по районам была. Приехала, а меня нет. Бабка отдохнуть решила. Мама ее даже избить хотела. С тех пор – ненавидит. А другая бабка пирожки испекла. Мы с Наташкой чуть не умерли. Две недели не вставали. А бабка говорила, мол, все соседи ели и она! Никто не болел! И вы не пирожками, чем-то другим отравились. Но мы в тот день ничего больше не ели… И я больше к бабкам не поеду! Пусть сами помирают. Чем скорей, тем лучше.

– Пашка! Откуда в тебе столько зла?

– Я не злой, я – правильный! Зачем Наташку называть выблядком? Она – моя сестра! Зачем тебя обзывать негодяем? Ты – мой отец! Почему мою мать звать сукой? За что нас проклинать? И это хорошие бабки? Не надо мне их! Не хочу. Лучше без них жить. Самим! Они говорили, что ты никогда не приедешь к нам.

– Успокойся, Павлик! – прижал к себе сына. Гладил плечи, голову. И только тут приметил, как Наташка подставила головенку под его руку и ждала, затаив дыхание.

– Иди ко мне… Дочурка! – сорвал с пола, взял на руки, подкинул до потолка.

Наташка взвизгнула от неожиданности. Раскинула ручонки, рассмеялась.

– Пап! А ты к нам насовсем? Ты больше не уйдешь от нас? – спросил Пашка.

– Нет, сынок! Не уйду! – не увидел, как в комнату вошла Арпик.

– Здравствуй! – сверкнули радостью глаза. Ведь Наташку взял на руки, значит, признал…

– Почему не написала, что на полторы ставки работаешь?

– А зачем? Хотела Пашке велосипед купить. Давно просит. Я откладывала понемногу. На половину велика уже собрала, – рассмеялась звонко.

– Ничего, Арпик, купим детям велики. Не о том печаль. О том, что сын мне рассказал. Про наших матерей…

– Павлик! Зачем ты поторопился. Неужели подождать не мог? – упрекнула Арпик сына.

– Я правду сказал. Ее лучше сразу знать, —

возразил мальчишка.

Николай недолго отдыхал. Уже через неделю пошел искать работу. Он думал, что устроится без проблем. Но не тут-то было.

В строительном управлении, где Николай работал раньше, его не взяли. Отказали наотрез. Мол, штат укомплектован. А в бригады, сами рабочие смотрят, кого принять. Управленцев не слушают.

Пошел к работягам. Те, даже не выслушав, отказали. Мол, самим расценки урезали. С кем-то еще делиться смысла нет. Нынче строительство сокращается. Мало заказов, плохо с материалами. Оплата на обе ноги захромала. Так что извини… Взять не можем.

Обошел еще два стройуправления, все участки, даже ремстройцехи, побывал в дорожном управлении. Везде отказы. Словно все сговорились. И тогда он решил сходить на мебельную фабрику.

– Ты что? В зоне разве могут научить нашему делу? Тоже мне – специалист… У нас теперь принимают людей не ниже как с пятым разрядом. А у тебя третий! Куда с ним? Ни в один цех не возьмут. Это раньше мебельщиков не хватало. Теперь их хоть задницей ешь! Столько мебели не требуемся, сколько нашего брата развелось. Своих! Вольных! Не обосравшихся! А тебя кто рискнет? Ты с какой статьей в зону загремел? Ну, кто тебя возьмет на свою шею?

На целлюлозно-бумажном комбинате поговорили вежливо и снова отказали. Мол, производство сворачивается. Своя продукция не пользуется спросом. Качество хромает. Все от того, что оборудование старое. Потребитель предпочитает зарубежную бумагу. Потому цеха простаивают, что нет заказов. А зарубежка, закупив наше сырье за копейки, бумагу на нашем рынке продает за большие деньги. Но… Изменить эту ситуацию никто не может.

Николай объездил и обходил весь Красноярск. Побывал всюду, говорил со многими людьми. Выслушал кучу всяких советов. Домой возвращался усталый, раздраженный, угрюмый.

– Где найти работу? Куда приткнуться? Везде осечки. Либо предлагают такое, на что идиот не согласится! Ну это ж надо? Требуются рабочие на бойню! Или подметалы! Еще почтальоном согласились взять. Там, мол, пенсии старикам разносить некому. Они иногда на чай подают. Иная старуха даже супом накормит! И это мне! Еще на складах грузчики нужны. Но оклады ниже, чем у дворников. Спросил, почему так? Ответили, мол, недоплату сами компенсируют. Воруют. Но если кого поймают, на того все повесят, – злился Николай, рассказывая Арпик о своих неудачах.

– Ничего, Коля! Не переживай! Ты ничего не потерял. Голова и руки на месте. Работа будет! – успокаивала Арпик.

Николай стал присматриваться к объявлениям на досках. Читал, прикидывал, думал.

«Нужны рабочие на лесозаготовки! Характер работы – выездной! С проживанием в передвижных вагончиках. Дополнительно к окладу выплачиваются сверхурочные, пайковые. Характер работ – сезонный!»

«Не подходит!» – переводит взгляд на другое объявление:

«Нужны временные рабочие на уборку урожая в совхоз…»

«Требуются рабочие в цех мягкой игрушки…»

«Нужны упаковщики на фармзавод…»

«Срочно требуются рабочие в бюро ритуальных услуг…»

У Николая в висках звенело. Хоть самому закопайся заживо. А тут два мужика подошли. Тоже объявления смотрят. Комментируют вслух:

– Ну, вот это подойдет! Одну могилу выкопал, полтину, а то и стольник на двоих получи. Когда закопать надо – столько же отвалят. На покойников не жалеют родственники. А за день две могилы – запросто выроем! Считай, стольник на кармане. За месяц – большие бабки! Министр столько не получит. Я за такие деньги свою бабу живьем урою, вместе с тещей!

– Да мало того! Каждый день и выпивон, и закусон обеспечен! И в кармане шуршит! Во, лафа! Только зимой хреново! Холодно! Да и мерзляк долбить нелегко!

– За это доплачивают!

Николай, не воспринявший это объявление всерьез, теперь с интересом прислушивался к разговору. И вдруг испугался, что эти двое его опередят. Он заторопился. И успел…

– Говоришь, институт закончил? Строительный? Ну что ж? У меня уже вкалывают на погосте историк и филолог! Переквалифицировались! Довольны оба! Говорят, почти всех бывших коллег урыли. Тем зазорно было менять профессию. Моральный стопор сработал! А эти о детях думали. И выжили! Мне сюда для полного комплекта только адмирала не хватает! Бывшие ректоры, художники, даже певцы – все у нас. Так что скучно не будет! Беру и тебя! Заработок от самого зависеть станет! – напутствовал директор бюро ритуальных услуг.

И на следующий день Николай отправился на работу.

Его встретили шутками:

– Еще один прибавился! Покойничкам не придется в очереди лежать, замерзать в морге. А то там, говорят, весь ледник забит мертвецами! Не успеваем!

– Мрут, как мухи в дихлофосе. Ну и жизнь пошла! Старье молодых хоронит! Мрак какой-то!

– Это потому, что они революцию сделали! А молодые от ее результатов загибаются! Не вынесли достижений своих предков!

– Чего зубоскалишь? Наш новый коллега тоже не стар! Зачем пугаешь?

– Я – и не думаю! Здесь, на свежем воздушке, зачем помирать? Нам нельзя! Не то, кто могилы копать станет?

– Давайте, коллега, поближе к нам! Чем предпочтете трудиться? Ломиком, лопатой или киркой? – спросил Николая пожилой, невысокий человек с чистым, по-детски румяным лицом.

– Что предложите. Мне все равно…

– Тогда возьмите лопату! И вот здесь, видите отбивку для новой могилы? Начинайте копать.

Николай взялся за работу сразу. Грунт оказался податливым, и человек к обеду почти выкопал могилу. Когда сел перекурить, увидел, что и другие не бездельничали. Двое установили памятник, еще двое заканчивали ограду. Человек с розовым лицом сразу красил ее. Еще двое – копали могилы чуть поодаль и тоже подходили к финишу.

– Господа! На перекур! – позвал розоволицый всех. И, поставив к ограде банку с краской, подошел к Николаю: – Считаю, нам стоит познакомиться. Я – бригадир. Так сказать, маленькое начальство. Хочу знать, как вы намерены работать?

– Не понял! – удивился Николай.

– Я имею в виду обычное. Индивидуально будете выполнять заказы или общие? То есть объем работ и сумму – на всех поровну делить? Либо – все, что сами сделаете, за то и получите?

– Меня последнее устраивает! – ответил Николай угрюмо.

– Извольте, ваше желание – закон! Должен внести небольшие пояснения. С каждого заработка мы отдаем пятую часть! Кому, вам должно быть понятно без слов?

– Здесь за что? – изумился Калягин.

– Чтоб завтра не пришлось искать работу снова! Желающих на ваше место – целая очередь!

– Хорошо! Согласен!

– Тогда заканчивайте живее работу. Ваш заказчик прибудет скоро! И должен увидеть готовую работу! До конца дня нужно успеть выкопать еще одну могилу. Там придется посложнее, чем здесь…

Николай едва успел к приходу заказчицы – пожилой женщины, какая шла по дорожке, ничего не видя перед глазами.

– Готова? Сколько с меня? – спросила дрожащим голосом.

Николай подошел к бригадиру. Спросил.

– Сто рублей! – повторил услышанное.

– Что? Такие деньги? Я же на пенсию живу! Откуда мне столько взять?

– Вы были в бюро? Знали расценки. Зачем заказ сделали?

– Начальника не было! А без него цену никто не сказал!

– Хорошо! Я закидаю могилу! Пусть ваши родственники снова потрудятся ее выкопать! – ответил холодно. И уже взялся за лопату.

– Пятьдесят вам хватит?

– Здесь не базар! Расценки не я придумал.

– У! Шкуродеры проклятые! – вытащила из– за пазухи носовой платок, завязанный в узелок. Достала сотенную. Отдала дрожащей рукой: Без хлеба оставляешь…

– Пожалуйтесь покойному, – взял деньги. И, отвернувшись, пошел к бригадиру, злясь.

– Возьмите свое, – протянул сотню.

– В конце дня отдадите. Сразу. А сейчас вот туда пройдите. Да, к ограде. Там метка. К концу дня – справьтесь…

Николай не разгибал спины. Грунт оказался тяжелым. Глина с осколками кирпича, булыжник, корни деревьев. Николай давно снял взмокшую рубашку. Потом и майку сорвал. Но работа продвигалась медленно. Калягин молча чертыхался. Все ладони в мозолях. А могила лишь наполовину выкопана. Время неумолимо катилось к шести часам вечера. Вот-вот появится заказчик, Надо б успеть. Но сил не стало. Калягин оглянулся. Бригада работала, не замечая его, не оглядываясь.

– Помогите! Не могу! Сдал с непривычки. Давайте по общему заказу меня! Втянуться надо! – подошел к бригадиру.

– Дмитрий! Иван! Помогите новичку! – распорядился бригадир и протянул руку: – Давай деньги! Заработок в конце дня получишь. На всех поровну – сколько получится…