Текст книги "Адмирал Нимиц"

Автор книги: Элмер Поттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц)

Стоит отметить, что в этой лекции Нимиц предсказал, что подводные лодки станут непревзойденными рейдерами, что впоследствии подтвердилось. Он был бы удивлен и даже шокирован, узнай он тогда, что подводный флот чаще всего будет использоваться для нападения на безоружные транспорты. Как и большинство моряков того времени, он считал, что роль подлодок должна сводиться к прикрытию надводных кораблей, а также к защите гаваней и побережья. Вспоминается такой курьез: Нимиц предложил «хитрость, с помощью которой можно вынудить противника избегать определенных зон в океане и таким образом увеличивать вероятность попадания неприятельских судов в район дислокации подлодок». Разведывательные самолеты должны были «раскидать большое количество бревен, уравновешенных таким образом, чтобы они могли плавать в вертикальном положении, и раскрашенных под перископы».

Летом 1912 года подводный флот базировался в бухте Провинстауна, у оконечности полуострова Кейп-Код. Как будто по заказу, недавно женившийся Прентис Бассет был приписан к кораблю, базировавшемуся в том же районе. У них с женой был небольшой коттедж на полуострове, и они пригласили сестер Фримэн погостить у них неделю. Разумеется, приглашение было с благодарностью принято, и три пары – Честер с Кэтрин, Хейни с Элизабет и Прентис с супругой – провели вместе несколько замечательных дней. Однако Кэтрин к этому времени уже чувствовала себя взрослой, и ее выводили из себя постоянные одергивания со стороны сестры: «Кэтрин, не делай то, Кэтрин, не делай это».

В один прекрасный день все эти придирки внезапно прекратились. На борту корабля Бассета был званый обед. Честер и Кэтрин с друзьями усадили за один стол, Элизабет и прочих – за другой. Подали вино. Тут Элизабет вскочила с места, бросилась к столу Кэтрин и сказала так, чтобы все услышали: «Не бери вино. Не смей пить вино!» Кэтрин в смущении отвернулась, а Честер поднялся со стула и посмотрел старшей сестре в глаза. «Элизабет, – сказал он спокойно, – я забочусь о твоей сестре и абсолютно не собираюсь позволять ей много пить. Но один бокал она выпьет». В этот момент между Кэтрин и ее сестрой будто что-то оборвалось; зато между Честером и Кэтрин словно бы протянулась нить. Кэтрин поняла, что с этого момента за помощью и поддержкой она будет обращаться не к отцу, матери или сестре, а к этому молодому человеку, объявившему себя ее защитником.

Вскоре после этого, 28 августа 1912 года, Честер Нимиц написал из Провинстауна в Кервилль, штат Техас, своей матери Анне Нимиц:

«Дорогая мама!

Если ты любишь меня, я хочу, чтобы ты поздравила меня с помолвкой. Мою избранницу зовут Кэтрин Б. Фримэн из Уоллестоуна, штат Массачусетс. Мы собираемся пожениться в апреле-мае 1913 года, после окончания службы на подводной лодке и перед началом службы на берегу. Я несколько раз писал тебе о Фримэнах и присылал тебе их фотографии. Почти всю зиму – с декабря по январь – я провел у них. Перед Рождеством у меня будет отпуск, я навещу тебя, и ты скажешь мне, прав я или нет. Наверно, ты скажешь, что я легкомысленный – ведь два года назад я собирался жениться на другой. Ну что я могу сказать? Два года – долгий срок, и сейчас я уже не тот легкомысленный тип, что был раньше. Не буду тебе больше рассказывать о Фримэнах – я уже много тебе писал о них раньше. Спроси Отто. Он с ними знаком. Так что, если ты хочешь, чтобы я был счастлив, ради бога, напиши Кэтрин что-нибудь ласковое. Не думай, что я совсем уж не готов к семейной жизни. К апрелю следующего года я накоплю 1500 долларов – мне кажется, для начала этого вполне достаточно. Все, что осталось мне в наследство от дедушки, принадлежит тебе – всецело и без всяких оговорок. Я еще ничего не знаю о своей службе на берегу; не знаю даже, где она будет проходить, но меня, честно говоря, это особенно не волнует. Буду постепенно сообщать подробности. Пожалуйста, напиши, что ты думаешь о моих планах, только не забывай, что я уже не мальчик. Твой сын взрослеет и умнеет с каждым годом.

Огромный привет всей родне.

С нетерпением жду ответа.

Твой сын Честер».

Вскоре после этого лейтенант Нимиц, получивший звание коммандера Атлантической подводной флотилии, отправился на юг на борту «Скипджека». В походе также участвовали еще несколько лодок, в том числе «Стерджен» под командованием Хинкэмпа. Зимой флотилия базировалась у побережья Кубы. Не проходило и дня, чтобы Честер и Кэтрин не написали друг другу; с тех пор они всегда писали друг другу, когда были в разлуке. В письмах они обсуждали приготовления к свадьбе, которая должна была состояться сразу же по его возвращении. Честер вернулся в Уоллестоун 8 апреля 1913 года, и на следующий же день они поженились.

Праздновали свадьбу у Фримэнов. Весь дом был украшен нарциссами, а проводил церемонию бородатый священник-унитарий, живший напротив. Элизабет была подружкой невесты, а лейтенант Джордж Стюарт, сосед Честера по комнате в Военно-морской академии, – шафером. Все приглашенные были морскими офицерами, кроме брата Кэтрин. Он был на шесть лет ее старше и учился на горного инженера в Мичигане. О дате свадьбы стало известно в последний момент, и большинство родственников Честера не смогли приехать.

После церемонии молодожены отправились на поезде в Нью-Йорк. Для Кэтрин это путешествие было настоящим приключением – ведь до этого она только однажды выезжала за пределы Массачусетса. Приехав туда, они сняли номер на последнем этаже отеля «МакаАльпин» на Седьмой авеню, который тогда только что открылся. В тот вечер они были поражены, увидев на крыше соседнего здания напротив своего окна неоновую рекламу жевательной резинки «Ригли Сперминт». Гигантская девушка с этой рекламы подмигивала им всю ночь. «Это была просто прелесть», – вспоминала позже Кэтрин.

Нимицы сходили на несколько бродвейских шоу, но большую часть времени они просто гуляли, глазели на витрины и осматривали достопримечательности. Дело в том, что им приходилось экономить на всем: Честеру платили всего 215 долларов в месяц, и из этой суммы он регулярно посылал 25 долларов матери. Вдобавок они планировали длительное путешествие в Техас – Честер хотел познакомить молодую жену со своей семьей.

Путешествие в Техас оказалось просто ужасным. Дедушка Нимица, без сомнения, обрадовался бы приезду Кэтрин, но он умер за два года до этого. Мать Честера радушно встретила невестку, а потом, в своей скромной манере, держалась в стороне, уступив место тетушкам и дядюшкам; они же были не слишком рады девушке из Массачусетса. Они, судя по всему, хотели, чтобы Честер вернулся в родной город и женился на ком-нибудь из многочисленного клана потомков переселенцев из Фридрихсбурга. Они подолгу перешептывались между собой по-немецки, и по всему было видно, что они не очень-то рады принять янки в свою семью.

Реакция родственников для Честера была абсолютно неожиданной и ужасно его раздражала. Он уехал из Кервилля двенадцать лет назад и уже давно чувствовал себя не американским немцем, техасцем или южанином, а просто гражданином Соединенных Штатов. Родные заметили эту перемену в нем, когда как-то вечером, когда собралась вся семья, какая-то из тетушек спросила: «Честер, а если бы Север опять стал воевать с Югом, на чьей бы стороне ты воевал?» При этом она взглянула на Кэтрин, словно бы говоря: «Вот сейчас ты поймешь, куда попала».

Кэтрин была поражена. С самого детства ее приучили к мысли о том, что Гражданская война давно окончена и былая неприязнь между Севером и Югом была чем-то давно забытым. Да и Честер навряд ли мог предположить, что кому-нибудь придет в голову задавать такие вопросы. «Что за вопрос, – ответил он, – конечно, я воевал бы на стороне Союза». Тетушку ответ вполне устроил, и она бросила на Кэтрин взгляд, который иначе как ядовитым назвать было нельзя.

Нимицы и Хенке были провинциалами с кучей предрассудков, но дураков среди них не было. Они не могли не заметить, что хотя Кэтрин и янки это – не мешает ей быть умной и симпатичной девушкой и что они с Честером друг от друга без ума. К концу визита молодоженов они отбросили предубеждения и приняли Кэтрин в семью.

Из всей семьи Нимиц Кэтрин больше всего понравилась ее свекровь Анна и мать свекрови. Бабушка Хенке приехала из Фридрихсбурга в гости к Кэтрин и Честеру в маленький домик в Кервилле, принадлежавший Анне Нимиц и ее мужу. Она оказалась очень плотной дамой небольшого роста с черными озорными глазами. Кэтрин с нетерпением ждала ее приезда, отчасти потому, что миссис Хенке в семействе Фримэн постоянно обсуждали и в голове девушки царила полная неразбериха по поводу этой таинственной особы. Еще до свадьбы Честер, рассказывая своей будущей теще о родственниках, сказал: «Моей бабушке 96 лет, и она просто замечательная». Потом он добавил: «А знаете, у меня есть дядя, который младше меня. Младшему сыну бабушки Хенке 26 лет».

Кэтрин, взглянув на миссис Хенке, никак не могла поверить, что ей девяносто шесть или хотя бы около того. Она умирала от любопытства: ей ужасно хотелось спросить бабушку, сколько же ей лет на самом деле, но она боялась, что вопрос шокирует пожилую женщину. Вдобавок миссис Хенке плохо говорила по-английски, а Кэтрин немецкого не знала вообще. Наконец она отвела миссис Хенке в сторону и собравшись с духом, спросила: «Бабушка, сколько вам лет?». Без тени сомнения миссис Хенке ответила: «Шестьдесят девять».

Кэтрин, веселясь по поводу ошибки Честера, попыталась рассказать миссис Хенке, что ее внук рассказывал про нее, и пожилая дама смеялась до слез. В тот вечер бабушка, время от времени поглядывая то на Честера то на Кэтрин, вновь заливалась смехом, а остальные члены семьи, которые не знали, в чем дело, гадали, что же ее так веселит.

Наконец, отпуск Честера подошел к концу, и лейтенант с молодой женой возвратились в Вашингтон. Их медовый месяц закончился, по крайней мере так им казалось. Однако в некотором смысле он только начинался, потому что в Вашингтоне Честер, к своему удивлению и восторгу, получил назначение в Европу.

Командование ВМС, находясь под впечатлением от работы дизельных двигателей на подводных лодках, решило, в порядке эксперимента, оснастить дизелями несколько крупных кораблей. Однако Соединенные Штаты не владели технологией сборки и установки крупных двигателей. Эти вопросы можно было изучить только за границей, главным образом в Германии. Изучать производственные процессы должны были двое гражданских сотрудников военно-морской верфи Нью-Йорка – чертежник Альберт Клоппенберг и инженер Эрнест Дельбозе. Флотское командование посылало лейтенанта Нимица, у которого была репутация лучшего среди военных моряков специалиста по дизелям.

Сначала Нимицы отправились на завод по строительству подлодок в Нью-Лондон, где Честер получил краткий обзор последних разработок в области малых дизельных двигателей, а в мае 1913 года он и Кэтрин уже плыли в Европу на борту лайнера «Императрица Августа».

Глава 9. ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА

В начале июня 1913 года вся Германия начала праздновать серебряный юбилей императора Вильгельма II. Празднества должны были достигнуть кульминации 15 июня, в годовщину его восхождения на императорский трон. В Гамбурге был еще один повод для празднования, так как там на стапелях верфи «Блом и Фосс» стоял огромный военный корабль, его спуск был намечен на субботу 14 июня, как часть национального празднества. Корабль предназначался для Флота Открытого моря и носил временное название «Крейсер К». Это был линейный крейсер, столь же большой и сильно вооруженный, как и любой линейный корабль. Политики, военные и военно-морские сановники со всей Германии должны были присутствовать на спуске.

Среди десяти тысяч рабочих и наблюдателей на заводе «Блом и Фосс» было три американца – лейтенант Честер Нимиц, Эрнест Дельбоз и Альберт Клоппенберг. Миссия, которую поручило им командование американского флота по соглашению с немецким правительством, состояла в том, чтобы изучить дизельные двигатели, особенно рабочие чертежи дизелей, строившихся на этой верфи. Нимиц обнаружил, что руководители и весь персонал «Блом и Фосс» готовы к сотрудничеству, однако с немецкими офицерами он мало общался, как на верфи, так и вне ее. Они все вели себя чрезвычайно высокомерно, и большинство из них общалось с ним, неся на лицах печать глубочайшего презрения, по крайней мере пока они не узнавали, что он сам – офицер, переодетый в штатское.

Когда наступил день спуска, Нимица и его людей на церемонию не пригласили, но все же разрешили стоять позади гостей и наблюдать. Честер никогда не видел такое множество красочных парадных военных мундиров, плюмажей, зубчатых шлемов и золотых галунов. Руководил церемонией генерал Август фон Маккензен, командующий 17-м армейским корпусом. Взойдя на платформу, установленную на носу гигантского крейсера, Маккензен щелкнул каблуками и начал хвалебную речь о герое, чье имя должен был принять новый корабль. Этим героем был барон Георг фон Дерффлингер, «самый смелый и непобедимый генерал конницы Великого Курфюрста». Маккенсен выразил искреннюю надежду, что матросы и офицеры, которые будут служить на этом корабле, будут подражать великому фельдмаршалу в своей целеустремленности и упорстве. После этого, повернувшись к крейсеру, он торжественно назвал его «Дерффлингер», разбил бутылку вина о нос корабля и торжественно произнес: «О гордое творение рук человеческих! Я предаю тебя во власть твоей стихии!»

Солдаты взяли на караул, оркестр заиграл «Дойчлянд юбер аллес», и сотни офицеров одновременно вскочили и энергично отсалютовали. Это был чрезвычайно волнующий момент. Когда затихли последние звуки государственного гимна, стало слышно, как рабочие внизу выбивают опоры из-под крейсера. Затем они применили гидравлические толкатели, после чего «Дерффлингер» с глухим грохотом переместился на восемь-десять дюймов.

Давление увеличили, послышался громкий скрежет, но крейсер упрямо отказывался спускаться по стапелю. Генерал Маккензен и другие офицеры опустили руки и наконец сели. Последовало несколько минут недоуменной тишины, нарушаемой ударами и шипением снизу. Наконец представитель «Блом и Фосс» с краской на лице объявил, что по причине отлива спуск в этот день не состоится.

После этого Нимиц, Дельбозе и Клоппенберг быстро удалились с территории верфи – гораздо раньше, чем все приглашенные военачальники. В свете надвигающейся угрозы войны все немцы были слегка на взводе. Неизвестно, что они могли бы сделать с тремя иностранцами, ставшими свидетелями их неудачи.

Через несколько дней лейтенант Нимиц с женой ненадолго съездили в Нюрнберг, чтобы Честер мог договориться о доступе на местный завод по производству дизелей. Там, по рекомендации одной из немецких теть Честера, Нимицы остановились в «Красном Петухе». Старая гостиница действительно была живописным местом, с обычаями немного странными на американский вкус. Когда Нимицы просили проводить их в ванную, их попросили надеть купальные костюмы и после этого отвели вниз по двум лестничным маршам и мимо всех гостей в фойе. «Ладно, – сказал Честер, – может быть, это очень хорошая гостиница, но мы переедем отсюда при первой же возможности». В тот же день они переместились в более космополитический «Гранд-Отель», где им удалось получить небольшую комнату под самой крышей, но с ванной.

Честер и Кэтрин вернулись в Гамбург к концу июня. Несчастный «Дерффлингер» все еще стоял на стапеле, несмотря на две попытки сдвинуть его с места. 30 числа Честер написал матери в Техас:

«Дорогая мама!

Мы снова в Гамбурге после четырехдневной поездки в Нюрнберг. Мы пробудем в Гамбурге где-то еще месяц, а потом поедем в Нюрнберг снова и останемся там дольше, чем в прошлый раз. Сейчас мы живем в “Ауссенальтере”. Это замечательное место прямо в центре города. У нас две прекрасных комнаты с великолепным балконом, с которого открывается вид на красивый сад. Свободное время мы проводим на озере, ходим под парусом и на веслах.

Гамбург – замечательный город, и я полагаю, что он прекраснее, чем любой другой из виденных мной. Конечно, ни один из наших городов с ним не сравнится. Там гораздо больше садов, парков, и прочих подобных мест и невероятное количество пивных келлеров – так называются баварские пивные залы. За всю жизнь я не видел, чтобы пили так много пива. Даже маленькие девочки за завтраком выпивают по полстакана.

Нам с Кэтрин здесь очень нравится. Мы уже нахватались немецких слов. Я легко понимаю все, о чем говорят вокруг, и она тоже начинает понемногу улавливать смысл. Я никак не мог рассказать тебе обо всем, что здесь происходит, но я пошлю тебе целый альбом с изображениями тех мест, где мы бываем, чтобы ты могла сама увидеть, как тут все здорово.

Я заканчиваю. С большой любовью к тебе от нас обоих,

твой сын Честер».

По этому письму можно решить, что лейтенант Нимиц с женой проводили в Германии беззаботный отпуск, но на самом деле у Честера было немного времени для гребли и всех остальных развлечений. Каждое утро приблизительно в 7:30 он шел на верфь «Блом и Фосс», и редко возвращался раньше 7 вечера. 1 июля рабочие верфи наконец спустили «Дерффлингер», но Нимиц на спуске не присутствовал. Очевидно, руководство «Блом и Фосс», будучи в крайнем замешательстве, закрыло доступ к стапелю для всех, кроме основного персонала.

Перед возвращением в Нюрнберг Нимицы остановились в Аугсбурге, где Честер посетил завод, на котором шестнадцатью годами ранее Рудольф Дизель закончил свой первый двигатель. В Аугсбурге они остановились в известной старой гостинице, где получили огромную комнату, в которой за сто лет до этого останавливался Наполеон. В интерьере ее ничто не было изменено со времен Наполеона, за исключением одного примечательного и сомнительного усовершенствования: угол огромной палаты был преобразован в ванную и туалет. Поскольку санузел был отделен от остальной части комнаты только четырехфутовой стеной, человеку оттуда открывался великолепный обзор, но ни о какой интимной обстановке не могло быть и речи.

К концу того напряженного лета лейтенант Нимиц закончил свои исследования посещением Брюгге и Киля. На торговой ярмарке в Брюгге он провел три дня, скрупулезно изучая большой дизельный двигатель новейшей конструкции, установленный на стапель-блоках, и делая пометки в блокноте. После посещения дизельного завода в Киле он завершил пребывание в Европе увеселительной поездкой с Кэтрин в Данию и южную Швецию. Затем Нимицы сели на корабль, идущий в Соединенные Штаты. Для Кэтрин обратный путь был наполнен одновременно радостным ожиданием; и страданием. Она была беременна и потому счастлива, но из-за морской болезни проводила большую часть времени в каюте.

По возвращении в Штаты лейтенанту Нимицу выделили на двоих с другим офицером стол в отделе машин нью-йоркской военно-морской верфи в Бруклине. Его задача здесь состояла в том, чтобы контролировать строительство и установку двух двигателей мощностью 2600 лошадиных сил на новый танкер «Моми», корпус которого был построен на Западном побережье и отбуксирован в Нью-Йорк.

Они с Кэтрин нашли квартиру поблизости, на Вашингтон-авеню, 415,– гостиная, столовая, кухня, три спальни и ванна, за пятьдесят долларов в месяц, – и начали ее обставлять. Здесь они постоянно принимали гостей – ведь в Нью-Йорке всегда стояло несколько субмарин и по воскресеньям все молодые офицеры-подводники, которых Нимицы знали до брака, заходили позавтракать к Честеру и Кэтрин.

Нимицы любили принимать их, но чтобы прокормить такую толпу голодных молодых людей на лейтенантское жалование, приходилось все рассчитывать заранее. Они придумали простой план. На рынке они покупали целую баранью лопатку без костей за девяносто центов. Они приправляли ее и варили на медленном огне, затем помещали в форму для пирога, покрывали смородиновым желе и запекали до корочки.

Гости обычно прибывали рано, и Нимицы тут же находили им занятие – чистить картошку, накрывать на стол или просто помочь по дому. Однажды в воскресенье, когда Честер вынимал баранью лопатку из котелка, он уронил ее на пол. Кэтрин была в ужасе, потому что это произошло на глазах у гостей, но Честер только наколол лопатку на вилку, подержал под краном, сказав: «Что-то барашек разрезвился», и бросил в форму – печься. За ленчем она была съедена до последнего кусочка.

Завершение постройки 14 500-тонного танкера, а в особенности сборка и установка его двигателей были нелегким делом. 22 февраля 1914 года Честер был еще на службе, когда родился их первый ребенок, Кэтрин Вэнс. Когда 17 февраля 1915 года появился Честер младший, отец опять был на верфи.

Честер и Кэтрин переехали с Вашингтон авеню на Флэт-Буш. По утрам в воскресенье Честер вместе с другими папашами выводил детей в парк, пока мама готовила обед. В парке их окружали бюсты великих музыкантов – Генделя, Гайдна, Моцарта. Они всегда радовали Честера, да и других папаш с Флэт-Буш, большинство из которых были немцами или евреями и, так же как и Нимиц, были преданы музыке. Честер толкал коляску с Честером младшим перед собой, а маленькую тележку с Кэтрин Вэнс тащил за собой. Честер младший получал бутылку с молоком, а Кэтрин – крекер и уроки в ходьбе. Потом, немного позагорав и полюбовавшись окрестностями, дети отправлялись домой, где ждала мама с воскресным обедом.

К этому времени спрос на дизельные двигатели в Соединенных Штатах существенно возрос, и бизнесмены узнали, что лейтенант Нимиц, вероятно, самый квалифицированный эксперт флота Соединенных Штатов по дизелям. Компания «Буш-Зульцер Бразерз» в Сент-Луисе, первый производитель и продавец дизелей в стране, стремясь заполучить Нимица и его опыт, послала в Бруклин одного из самых отчаянных своих вербовщиков, чтобы попытаться переманить его с флота. Стоит отметить, что в то время жалование Нимица составляло 240 долларов в месяц и еще 48 долларов ему полагалось за работу в штабе. Лейтенант Уолтер С. Андерсон, который занимал соседний с Нимицем стол, рассказывает:

«Однажды в 1915 году в наш офис вошел мужчина и представился как сотрудник компании из Сент-Луиса, пытающейся производить дизельные двигатели. По ходу разговора я понял, что у них были некоторые проблемы в этой работе. Наконец стало ясно, что они хотели попросту нанять Нимица. Конечно, это означало бы его уход с флота. Посетитель сделал Нимицу недвусмысленное предложение – двадцать пять тысяч долларов в год и пятилетний контракт. Это означало, что Нимиц получал бы эту сумму «чистыми» и не платил бы подоходный налог.

Зная, насколько ценным кадром был Нимиц для флота, я был серьезно обеспокоен, но, к моему огромному облегчению, Нимиц медленно ответил: «Спасибо, я не хочу оставлять флот». Это было действительно приятно слышать. Однако разговор продолжался, и посетитель стал более настойчивым. «Во всяком случае, деньги для нас – не проблема. Назовите Вашу сумму». К этому времени я уже начал всерьез беспокоиться. Нимиц мог сказать: «Мои условия – сорок тысяч в год и десятилетний контракт». Но после краткой паузы Нимиц повторил: «Нет, я не хочу оставить флот». Человек из Сент-Луиса ушел.

Я тут же подбежал к Нимицу и сказал: «Честер, я не мог не обратить внимание на то, что происходит. Я здесь – единственный представитель флота. Вы прекрасно поступили. Слава богу, Вы отказались от этого предложения. Мы нуждаемся в Вас!»

Не стоит думать, что лейтенант Нимиц проводил все время за бумагами. Напротив, он руководил разработкой двигателей, составлением чертежей и участвовал в каждой стадии их сборки и установки, никогда не стесняясь надеть рабочий комбинезон и испачкать руки. Как-то раз, когда он стоял на одной из деревянных платформ, окружающих двигатели, подмостки внезапно обвалились. Нимиц потерял сознание и был засыпан грудой досок. В течение нескольких последующих дней он плохо себя чувствовал, но переломов не было, и он, по всей видимости, не сильно пострадал. Однако свои проблемы со спиной в старости он связывал именно с этим падением.

Поскольку сборка и установка двигателей приближалась к завершению, Нимиц был обязан часто объяснять и демонстрировать их военно-морским и гражданским инженерам. Он обычно проводил демонстрации для посетителей в повседневном обмундировании, но однажды, когда он должен был провести экскурсию для съезда инженеров, он решил, что по такому случаю ему надо надеть белую униформу. Также, чтобы не испачкать руки во время демонстрации, он надел белые холщовые перчатки.

Группа на сей раз была многочисленной, и все слушали очень внимательно. Нимиц, похожий на кинозвезду, демонстрировал работу двигателя и давал пояснения, когда один из посетителей, перебив его, спросил: «Как проверить чистоту выхлопа?» Нимиц ответил, показывая на двигатель: «Видите, вот там…»

Закончить он не успел. На прошлых демонстрациях он указывал на это место так часто, что в тот раз не потрудился даже посмотреть. Он забыл, что пальцы его перчаток были на целый дюйм длиннее его собственных пальцев. «Вот там» вращались шестерни, которые зацепили его перчатку и втянули вслед за ней и палец. Единственное, что спасло его руку, было кольцо на пальце. Когда оно уперлось в шестерни, он смог освободить руку. Нимица, конечно, тут же увезли в госпиталь. Один молодой моряк подобрал его окровавленную перчатку. Оттуда выпал кусок искромсанного пальца, и моряк упал в обморок.

В госпитале врач очистил то, что осталось от безымянного пальца Нимица, и зашил рану. Никакой анестезии не требовалось, потому что рука совершенно онемела. После того как швы были наложены, Нимиц сказал: «Спасибо. Теперь я должен возвратиться; у меня очень много посетителей».

«Подождите, – ответил доктор, – не будем спешить».

Честер сказал, что он не закончил демонстрацию и что инженеры будут ожидать его.

«Вот что я вам скажу, – сказал доктор, – вы пойдете в эту комнату, останетесь там и если через час вы все еще захотите уйти, мы об этом поговорим». В конце часа у Честера, конечно, начался болевой шок, его рука ужасно болела, и он хотел только одного – лечь.

К середине 1916 года двигатели «Моми» были наконец собраны и установлены. 23 октября того же года танкер был передан под командование лейтенант-коммандера Генри К. Дингера. Лейтенант Нимиц не имел достаточно высокого звания, чтобы командовать таким судном, но он был назначен старшим помощником и главным инженером. Это, на его взгляд, было идеальным сочетанием. Сидя на двух стульях, он мог быть посредником между командой, пытавшейся держать палубы безупречно чистыми, и инженерами, которые то и дело оставляли на них масляные пятна.

После продолжительных испытаний и пробного плавания, в ходе которого двигатели «Моми» работали превосходно, танкер вернулся в порт на Рождество. Нимиц проводил праздник в Бруклине с Кэтрин и детьми. 28 декабря 1916 года «Моми» с сорока пятью членами экипажа на борту отбыл из Нью-Йорка на Кубу. Главная задача состояла в установке буев, ограждающих фарватер в заливе Гуантанамо, глубоко вдающимся в южное побережье острова. В этом заливе планировалось разместить корабли американского Атлантического флота на время маневров. «Моми» находился в заливе, обеспечивая топливом и пресной водой корабли всех классов, от эсминцев до линейных кораблей. В этой работе были свои интересные моменты, но команду не устраивало полное отсутствие на берегах залива «свободных портов» и прочих мест отдыха.

Тем временем в Бруклине Кэтрин Нимиц планировала поездку в Техас, чтобы познакомить детей с бабушкой, приемным дедушкой и остальной частью семьи Нимицев. Она, конечно, уже много раз возила их к своим собственным родителям в близлежащий Уоллестоун. Она немного боялась длинной поездки на поезде почти через весь континент и совсем не была уверена, что ей будут рады, – она еще не забыла холодный прием, оказанный ей в прошлый раз. Наверняка она знала только то, что ей очень обрадуется свекровь, так как за то короткое время они успели очень сильно привязаться друг к другу. С тех пор они ни разу даже не переписывались напрямую, потому что Анна Нимиц, которая всю жизнь говорила, читала и писала в основном по-немецки, никогда не была уверена в своем уровне владения английским настолько, чтобы писать письма.

В Кервилле, в конце ее утомительного путешествия, Кэтрин была радушно принята родней мужа: ведь с ней приехали двое маленьких и симпатичных детей – пополнение в семье. Анна была просто в восторге от невестки и младенцев. Кэтрин позже рассказывала про их недолгую встречу: «Никто, наверное, не был более приветлив со мной, чем моя свекровь. Она была очень, очень красивая женщина, всегда тепло улыбалась и от души смеялась».

Посещение Кэтрин было рассчитано по времени так, чтобы совпасть с прибытием «Моми» на заправку Порт-Артур, штат Техас, который был только в нескольких часах пути на поезде от Кервилля. По настоянию Анны, Кэтрин оставила детей с ней и совершила поездку в одиночестве. Их встреча с Честером была краткой. Позже, по пути на Кубу, который продолжался с 31 января по

4 февраля 1917 года, Честер написал матери что-то вроде романа. Он, в частности, писал:

«Дорогая мама!

Я надеюсь, что это письмо дойдет до тебя к твоему дню рождения, и мне жаль, что я не могу быть со своей семьей, чтобы отпраздновать этот день. Кэтрин с детьми заменят меня на празднике. Кэтрин, вероятно, давно уже написала вам всем о Порт-Артуре и о поездке. К сожалению, мы были там так недолго, что я не успел добраться до Кервилля.

Мы отчалили вчера утром, и пока все благополучно. Кэтрин сейчас, наверное, садится в поезд на Кервилль. Как бы мне хотелось быть с нею! Надеюсь, дети вели себя хорошо в ее отсутствие? Я надеюсь, что ты не слишком устала от всего этого. То что мне рассказала Кэтрин о вашей жизни, очень меня порадовало. Ты понимаешь, почему я так горжусь своим семейством

Порт-Артур, может быть, неплохое место для заправки, но это – его единственное достоинство. Москиты, даже в это время года, просто свирепствуют, и у меня искусаны шея и лодыжки. Улицы постоянно затоплены, и в течение двух или трех дней после дождя передвигаться по ним можно только на лодке. Перед самым отходом мы встретили очень хороших людей, и я знаю, что если Кэтрин когда-либо приедет туда снова, она хорошо проведет время. Она собирается остановиться в Сан-Антонио и заказать тебе подарок ко дню рождения от нас обоих: надеюсь, это тебе отчасти компенсирует мое отсутствие. Я посылаю тебе чек на двадцать пять долларов, чтобы покрыть любые непредвиденные расходы на Кэтрин и младенцев. Я не хочу, чтобы вы лишний раз тратились, так что, пожалуйста, сообщите мне, если эта сумма слишком мала.

Мы наконец около восточной оконечности Кубы, и если наши двигатели не сломаются, мы бросим якорь в заливе Гуантанамо сегодня в пять часов вечера. Там будет весь флот, и нам всем будет чем заняться. Эта поездка была неудачной для меня, поскольку у нас сломался цилиндр на правом двигателе. Нам пока удается идти на одиннадцати цилиндрах, и мы собираемся попробовать исправить сломанный.

Я надеюсь, что никто из вас не подхватил насморк. Наверное, дети из-за погоды не могут выйти на улицу несколько дней подряд. Я тебе сочувствую, они – настоящая шайка разбойников.

На этом, дорогая мама, я закончу. Большой привет отцу и Доре. Я хочу поздравить тебя с днем рождения и пожелать еще много таких же праздников. Пускай дети поцелуют тебя от меня».

К тому времени, когда «Моми» вернулась в кубинские воды, Германия, несмотря на уверения в обратном, возобновила неограниченную подводную войну. За последующие несколько недель ее подлодки потопили несколько американских торговых судов без предупреждения, не позаботясь о безопасности их команд. В ответ Соединенные Штаты 6 апреля 1917 г. объявили Германии войну.