Текст книги "Сплетенные судьбами (ЛП)"

Автор книги: Элли Каунди (Конди)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10. Кассия

Когда корабль приземляется, я хочу выйти первой и поискать Кая. Но вспоминаю, как он говорил тогда в Городке, что нужно оставаться неприметной, поэтому стою в толпе девочек и оглядываю ряды одетых в черное парней, в поисках Кая.

Его здесь нет.

– Запомните, – обращается чиновник к молодым людям, – обращайтесь с этими новыми поселенцами, как с любыми другими. Никакого насилия и прочего. – Мы будем слушать и наблюдать.

Никто не отвечает. Похоже, среди них нет лидера. Инди переминается с ноги на ногу, стоя возле меня. Девушка позади еле сдерживает рыдания.

– Подходите и берите свои пайки, – говорит чиновник. Никто не толкается. Не лезет вперед. Все парни выстраиваются в линию и идут друг за другом. Должно быть, прошлой ночью был дождь. На их ботинки налип слой красной глины.

Я вглядываюсь в каждое лицо.

Некоторые кажутся испуганными; некоторые хитрыми и опасными. Но никто не выглядит добрым. Похоже, они слишком многое пережили. Я смотрю на их спины, руки, берущие припасы, их лица, когда они проходят мимо чиновника. Они не борются за еду; каждому хватает понемногу. Они наполняют свои фляги водой из больших голубых бочек.

Я сортирую их, внезапно осознаю. И думаю, а что, если мне сделать сортировку самой себя? Мне становится интересно, каким же будет результат? Увижу ли я девушку, которая собирается выжить?

Я пытаюсь взглянуть на себя со стороны, на девушку, которая наблюдает за чиновником, за офицерами, которые уже собрались и отлетают. Она носит чужую одежду и жадно смотрит на лица, которые не узнает. Я смотрю на ее спутанные каштановые волосы, на то, как собранно и прямо она стоит, даже после того, как улетели чиновники. Как один из парней подходит, чтобы сообщить новеньким девушкам, что здесь нет еды, и Враг обстреливает их каждую ночь. Что Общество не выдает им оружие, да оно и не работает все равно. Что каждый, находящийся в лагере, прибыл сюда, чтобы умереть, и никто не знает, за что.

Эта девушка, по-прежнему, остается прямой и сильной, когда остальные падают на колени, потому что заранее предполагала такое развитие событий. Она не может расслабиться, не может поднять руки к небу или лить слезы в грязь, потому что у нее есть кто-то, кого она должна найти. Она единственная из девушек, кто слегка улыбается.

Да, говорю я себе. Она выживет.

Инди спрашивает меня насчет пакета. Когда я отдаю его, она вытаскивает что-то из кучки таблеток и возвращает их мне. Я до сих пор не знаю, что же она там прятала. Но сейчас не время спрашивать. Есть другой, более срочный вопрос: Где Кай?

– Я кое-кого ищу, – громко говорю. – Его зовут Кай. – Некоторые ребята уже разошлись, а тот парень закончил рассказывать нам об истинном положении дел.

– У него темные волосы и синие глаза, – выкрикиваю я еще громче, – Он из города, но эти места тоже знает. И он знает стихи. – Я надеюсь на то, что он сумел как-то продать или обменять их здесь.

Они оглядываются на меня, и я вижу глаза всех цветов – голубые, карие, зеленые, серые. Но ни одного цвета, как у Кая; ни одних глаз, таких же синих.

– Вам лучше отдохнуть сейчас, – говорит все тот же парень, – по ночам здесь трудно заснуть. Потому что именно тогда они стреляют. Он выглядит сильно измученным, а когда отворачивается, я замечаю мини-порт в его руке. Был ли он лидером когда-то? Сохраняет ли по привычке поступающую информацию?

Остальные тоже расходятся. Всеобщее безразличие пугает меня сильнее, чем сложившаяся ситуация. По этим людям заметно, что они ничего не знают ни о восстаниях, ни о Восстании. Кто же поможет мне отыскать Кая, если всем плевать, если они все сдались?

– Я не могу уснуть, – тихо говорит девочка с нашего корабля, – Что, если этот день – мой последний?

По крайней мере, у нее есть силы разговаривать. Другие просто сидят, не в силах выйти из ступора. Я замечаю мальчика, который подошел к одной из девочек, и что-то говорит. Она пожимает плечами, оглядывается на нас и уходит вместе с ним.

Мое сердце забилось сильнее. Должна ли я остановить ее? Что он собирается сделать?

– Ты обратила внимание на их ботинки? – шепчет мне Инди.

Я киваю. Да, заметила грязь, и на них самих и на ботинках – резиновых на толстой подошве. Они похожи на нашу обувь, за исключением исполосованных порезами подошв. У меня есть предположение, что они означают, на что указывают. Количество прожитых здесь дней. У меня обрывается сердце, потому что ни у кого из парней не было достаточно много порезов. А Кая увезли почти двенадцать недель назад.

Люди начинают расходиться. Они, кажется, направляются к местам своего ночлега, обдумывая собственные дела, однако несколько парней окружают нашу группу. Они выглядят голодными.

Не сортируй, говорю себе. Просто смотри.

На их подошвах совсем мало отметок. Они пока еще не равнодушны и интересуются происходящим вокруг; новички, и вряд ли пробыли здесь достаточно долго, чтобы знать Кая.

Ты опять сортируешь. Смотри.

У одного обожжены руки, а ботинки запачканы порохом. Он стоит в задних рядах группы. А когда замечает, что я рассматриваю его руки, то пристально смотрит на меня, делая жест, который мне не нравится. Но я удерживаю его взгляд. Пытаюсь увидеть.

– Ты знаешь его, – говорю я парню. – Знаешь, о ком я говорю.

Я не жду, что он подтвердит мои слова, но тот кивает головой.

– Где он? – спрашиваю я.

– Мертв, – отвечает парень.

– Ты лжешь, – я не верю, пытаюсь удержать рвущиеся наружу слезы и беспокойство. – Но я послушаю тебя, если захочешь рассказать правду.

– С чего ты взяла, что я скажу тебе что-то? – интересуется он.

– У тебя осталось не так много времени для разговоров, – отвечаю я, – ни у кого из нас.

Инди стоит рядом, ее взгляд прикован к горизонту. Она выискивает то, что может вдруг нагрянуть сюда. Остальные собираются около нас, прислушиваются.

В какой-то момент мне кажется, что парень начнет говорить, но он смеется и уходит.

Я не волнуюсь. Знаю, что он вернется – видела это в его глазах. И тогда я буду готова.

Проходят дни, длинные и короткие одновременно. Все ждут. Группа парней возвращается, но что-то удерживает их от нас на расстоянии. Возможно, угроза в виде старого командира, который находится возле нас с мини-портом в руке и готов в любой момент сообщить о неуместном поведении.

Они боятся, что чиновник вернется, если причинят нам вред?

Я вместе с девочками ем обед с привкусом фольги, когда замечаю идущего ко мне парня с обожженными руками. Я встаю и протягиваю ему остатки своей еды. Порции такие крохотные, что любой, кто пробыл здесь достаточно долго, должен просто умирать от голода.

– Глупо, – бормочет Инди, но встает вслед за мной. После взаимной помощи друг другу на корабле, мы, кажется, стали союзницами.

– Ты предлагаешь мне взятку? – спрашивает он со злобой в голосе, подходя ближе и замечая протянутую мной мясную запеканку.

– Конечно, – говорю я, – ты ведь единственный, кто был там. Единственный, кто знает.

– Я ведь могу просто забрать, – отвечает он, – могу забрать у тебя все, что захочу.

– Да, можешь, но это будет неумно.

– Почему? – спрашивает он.

– Потому что никто больше не будет слушать так, как я. Это не интересно никому, кроме меня. Я хочу знать, что ты видел.

Он медлит.

– Остальные не хотят об этом слушать, ведь так? – спрашиваю снова.

Он выпрямляется и проводит рукой по волосам – жест, оставшийся от прежних времен, думаю я, потому что сейчас у него короткая стрижка, как и у всех остальных парней. – Хорошо, – говорит он. – Но это было в другом лагере. Я находился там до того, как попал сюда. Возможно, это даже был другой человек. У Кая, которого знал я, были слова, как ты и говорила.

– Какие именно слова? – спрашиваю я.

Парень пожимает плечами. – Он посвящал их погибшим.

– Как они звучали?

– Я мало что помню, – говорит он. – Что-то о Лоцмане.

Я моргаю от удивления. Кай и стихотворение Теннисона тоже знает. Откуда? Я вспоминаю тот день в лесу, когда впервые открыла медальон. Кай говорил, что видел меня. Возможно, он заглянул через плечо и увидел стих, или я слишком громко шептала, когда повторяла его снова и снова. Я улыбаюсь. Выходит, мы разделили и второе стихотворение тоже.

Инди смотрит то на меня, то на парня. Ее глаза светятся любопытством.

– Что он имел в виду, говоря о Лоцмане? – спрашивает она.

Парень пожимает плечами. – Я не знаю. Просто он говорил это, когда люди умирали. Вот и все. – Затем он начинает смеяться без тени юмора в голосе. – Должно быть, он повторял эти слова часами в ту последнюю ночь.

– Что случилось той ночью?

– Обстрел, – говорит он, прекращая смеяться. – Худший из всех.

– Когда это было?

Он опускает взгляд на свои ботинки. – Две ночи назад, – говорит он так, как будто ему сложно в это поверить. – Но такое ощущение, что это случилось давным-давно.

– Ты видел его той ночью? – спрашиваю я со скачущим сердцем. Если этому парню можно верить, то Кай был жив и находился рядом всего две ночи назад. – Ты уверен? Ты видел его лицо?

– Не лицо, – говорит он, – его спину. Он и его друг Вик сбежали и оставили нас умирать. Они бросили нас, чтобы спастись самим. Только шестеро из нас выжили. Я не знаю, куда чиновники забрали тех пятерых ребят после того, как привезли меня сюда. Я единственный из нас в этом лагере.

Инди смотрит на меня, в ее глазах немой вопрос: Это он? Кай не похож на того, кто бросает людей в беде, и в то же время абсолютно в его стиле найти единственный возможный шанс в безнадежной ситуации и воспользоваться им. – Итак, он сбежал в ночь обстрела. И оставил вас..., – я не могу закончить предложение.

В воздухе повисает тишина.

– Я не осуждаю их, – горечь исчезает из его голоса. – Я бы сделал то же самое. Если бы слишком многие убежали, нас бы точно поймали. Они пытались помочь нам. Показали, как заряжать ружья, чтобы сделать хоть один выстрел, чтобы мы могли защищаться. Они знали, что нужно делать. Время было выбрано идеально. Столько людей погибло тогда, некоторые даже от наших собственных ружей. Общество не могло знать, кто превратился в пепел, а кто нет. Но я заметил. Я видел, как они убегали.

– Ты знаешь, где они сейчас? – спросила Инди.

– Где-то там. – Парень указывает на едва заметное образование из песчаника вдали. – Наша деревня стояла совсем рядом с теми скалами. И он называл это место Каньоном. Должно быть, он совсем безумец – там же смерть. Аномалии, скорпионы, наводнения. Кроме того… – он помолчал, глядя на небо. – Они взяли того парнишку с собой. Элая. Ему всего тринадцать, наверное, самый младший из нас, все никак не мог держать рот на замке. Чем он был полезен для них? Почему нельзя было взять одного из нас?

Это Кай. Надежда и разочарование накатили одновременно.

– Но, если ты видел, как они убегают, почему не последовал за ними? – спрашиваю я.

– Я видел, что случилось с одним из тех, кто попытался, – сказал он безо всякого выражения, – Он не успел, его расстреляли из воздушных кораблей. Только им троим удалось бежать. Он оглядывается на Каньон, вспоминая.

– Насколько далеко это место? – спрашиваю я.

– Не ближний свет, – говорит он, – двадцать пять – тридцать миль. Его брови приподнимаются. – Ты думаешь, что доберешься туда самостоятельно? Вчера был дождь. Их следы наверняка пропали.

– Я бы хотела, чтобы ты мне помог, – говорю я. – Покажи мне точное место, куда он ушел.

Мне не нравится, как он ухмыляется, но понимаю причину этого. – И что я получу взамен?

– Кое-что, что поможет тебе выжить в ущельях, – говорю я, – украденное из медицинского центра Общества. Я расскажу тебе больше, когда ты благополучно доведешь нас до Каньона.

Я бросаю быстрый взгляд на Инди. Мы не говорили с ней о том, пойдет она со мной или нет; но, кажется, сейчас мы в одной команде.

– Хорошо, – он выглядит заинтересованно. – Но я больше не хочу никаких остатков еды со вкусом фольги. Инди издает возглас удивления, но я знаю, почему он не отказался: он хочет уйти с нами. Он тоже хочет сбежать, но не может сделать этого в одиночку. Ни тогда в лагере Кая, ни сейчас. Он нуждается в нас так же сильно, как и мы в нем.

– Их не будет, – говорю я, – обещаю.

– Нам придется бежать всю ночь. Вы сможете?

– Да, – отвечаю я.

– Я тоже смогу, – говорит Инди, а я бросаю на нее взгляд. – Я иду, – повторяет она, и это не вопрос. Она делает то, чего жаждет. И это бег длиною в жизнь.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

– Я приду за вами, как только стемнеет и все уснут, – сообщает парень. – Подыщите себе место для отдыха. На краю деревни есть старый магазин, это будет лучшим вариантом. И ребята не обидят вас.

– Ладно, – говорю я, – но что, если будет обстрел?

– Если будет обстрел, то я найду вас после того, как он закончится. Если вы, конечно, еще будете живы. Вам дали фонарики?

– Да, – отвечаю я ему.

– Возьмите их. Луна будет светить, но она уже не полная.

Луна восходит, освещая черный горный хребет, и я понимаю, что он был там всегда, но не замечала, что своей массой он закрывает половину звезд. Они здесь, как в Тане – многочисленны и отчетливо видны на чистом ночном небе.

– Я скоро вернусь, – предупреждает Инди и ускользает прежде, чем я успеваю остановить ее.

– Будь осторожна, – шепчу я запоздало. Она уже ушла.

– Когда они обычно приходят? – спрашивает одна из девушек. Мы собрались возле окон, в которых больше нет стекол. Ветер задувает внутрь, образуя поток холодного воздуха между окнами.

– Никогда не знаешь, – говорит парень. На его лице запечатлено смирение. – Никогда не знаешь, – он вздыхает. – Когда они приходят, лучше всего прятаться в погребах. В этой деревне они есть. В некоторых нет.

– Хотя некоторые предпочитают испытывать свои силы наверху, – говорит другой парень, – Я не люблю погреба. Я не могу адекватно мыслить, когда я там, внизу.

Они рассуждают так, будто провели здесь вечность, но, когда я направляю свет фонарика вниз, то вижу всего по пять-шесть царапин на их ботинках.

– Я пойду постою снаружи, – сообщаю спустя некоторое время. – Здесь ведь нет правил против этого?

– Оставайся в тени и не свети фонариком, – отвечает парень, который не любит погреба. – Не привлекай внимание. Они могут летать вокруг, выжидая.

– Хорошо, – отвечаю я.

Инди проскальзывает в двери в тот момент, когда я собираюсь выйти, и у меня вырывается вздох облегчения. Она не попыталась снова убежать. – Там красиво, – говорит она почти непринужденно, подходя ближе.

Она права. Если не принимать во внимание все происходящее, то следует признать, что этот край, действительно, прекрасен. Луна заливает белым светом бетонные тротуары, и я замечаю того парня. Он осторожен; прячется в тени, но я знаю, что он там.

Я не удивляюсь, когда его шепот раздается возле уха, и даже Инди не подпрыгивает от неожиданности.

– Когда мы уходим? – спрашиваю его.

– Сейчас, – отвечает он, – иначе не успеем до рассвета.

Мы следуем за ним на окраину селения. Я вижу, как другие люди скользят в тени, занимаясь своими делами, пока еще есть немного времени. Кажется, нас никто не замечает.

– Неужели никто не пытается убежать? – спрашиваю я.

– Очень редко, – отвечает он.

– Что на счет мятежа? – задаю следующий вопрос, как только мы достигаем границы поселка. – Кто-нибудь разговаривал здесь о чем-то подобном?

– Нет, – без колебаний отвечает парень. – Мы не говорим о таких вещах. – Он останавливается. – Снимайте ваши пальто.

Мы смотрим на него в изумлении. Он издает короткий смешок, пока снимает и продевает свое пальто через лямки сумки. – Носить их придется недолго, – объясняет он нам. – Вы согреетесь очень быстро.

Тогда мы сбрасываем пальто. Наша черная одежда сливается с темнотой ночи.

– Следуйте за мной, – говорит парень.

И потом мы бежим.

Через милю у меня остаются холодными только руки.

Тогда, в Городке, я бежала босиком по траве, чтобы помочь Каю. Здесь же на мне тяжелые ботинки, и бежать приходится по камням, я боюсь подвернуть лодыжку. Но чувствую себя свободнее, чем тогда, и даже легче, чем во время тренировок на беговой дорожке. Я переполнена адреналином и надеждой. Я могу бежать туда вечно, бежать к Каю.

Мы останавливаемся, чтобы попить, и я чувствую, как ледяная вода обжигает мое горло. Я могу проследить ее точный путь от горла до желудка; холодная дорожка, от которой я вздрагиваю перед тем, как закрутить крышку фляги.

Но очень скоро я начинаю уставать.

Споткнувшись о камень, я не успеваю увернуться от куста. Он вонзается своими шипами и колючими семенами в мою одежду и в ногу. Наши шаги хрустят на морозе. Но нам повезло, что снег не идет; и что воздух, пустынно-холодный, колючий, рождает ощущение ложной сытости. Вдыхая его, чувствуешь, будто ешь лед.

Когда я притрагиваюсь рукой к губам, они оказываются сухими.

Я не оглядываюсь через плечо, чтобы узнать, не преследуют ли нас и не нападают ли с воздуха в ночи. Нам хватает того, что приходится смотреть вперед. Луна дает достаточно света, но мы рискуем зажечь фонарики, когда достигаем затемненных мест.

Парень включает свой и выплевывает ругательства.

– Я не глядел на местность, – говорит он. Когда я включаю фонарик, то обнаруживаю, что наши усилия избегать мелких ущелий и острых камней привели к тому, что мы сделали круг и вернулись, откуда начинали.

– Ты устал, – говорит Инди парню, – Давай я пойду впереди.

– Я могу сделать это, – предлагаю я.

– Подожди, – отвечает Инди, ее голос уставший и напряженный. – Я думаю, ты можешь быть единственной, у кого останутся силы, чтобы подгонять нас в конце пути.

Наша одежда цепляется за жесткие колючки кустарника; резкий запах витает в воздухе, отчетливый, сухой. Мне интересно, может ли это быть шалфей? Любимый запах Кая из дома?

Мили спустя, мы перестаем бежать цепочкой. Теперь мы движемся плечом к плечу. Это неудобно. Но мы слишком нуждаемся в поддержке друг друга.

Мы обессилены и валимся с ног от усталости. Парень поранил плечо; ноги Инди все расцарапаны; я упала в небольшой овраг, и все мое тело ломит. Мы уже не бежим, а почти идем.

– Марафон, – задыхаясь, произносит Инди. – вот как это называется. Я слышала историю об этом.

– Расскажешь мне? – спрашиваю у нее.

– Тебе это будет не интересно слушать.

– Не правда. – Все, что угодно, лишь бы не думать о трудностях, о том, сколько нам еще идти. Хотя мы и приближаемся к цели, но каждый шаг уже дается с большим трудом. Не могу поверить, что Инди еще способна разговаривать. Мы с парнем замолчали давным-давно.

– Это случилось в конце времен. Нужно было доставить важное послание, – она тяжело дышит, слова вырываются порциями. – Кто-то вызвался его отнести. Двадцать шесть миль. Как у нас. И он сделал это. Доставил послание.

– Потом его наградили? – спрашиваю я, неровно дыша. – За ним прилетел воздушный корабль и спас его?

– Нет, – отвечает она. – Он доставил сообщение. А потом умер.

Я начинаю смеяться, и задыхаюсь, и Инди тоже смеется. – Я же говорила, что ты не захочешь это слышать.

– Но послание, в конце концов, было доставлено, – говорю я.

– Ну да, – отвечает Инди. Когда она смотрит на меня, по-прежнему, улыбаясь, я замечаю, что ошибалась насчет ее холодности, которая в действительности оказалась теплотой. Огонь, бушующий в Инди, позволяет ей оставаться энергичной, и поддерживает даже в таком месте, как это.

Парень кашляет и сплевывает слюну. Он находится здесь дольше, чем мы, и кажется ослабевшим.

Мы прекращаем разговор.

До Каньона еще несколько миль, но в воздухе уже витает иной запах. Не чистый аромат растений как раньше, а тяжелый, с примесью дыма, как при пожаре. Когда я осматриваюсь кругом, мне кажется, что я вижу мерцание тлеющих угольков, переливающихся при свете луны янтарно-оранжевыми частицами.

И улавливаю еще один, неизвестный мне, запах в ночи, который, я думаю, принадлежит смерти.

Никто ничего не говорит, но этот запах заставляет нас продолжать бег, когда уже ничто иное не смогло бы; какое-то время мы стараемся дышать поверхностно.

Мы бежим целую вечность. Я снова и снова проговариваю слова стихотворения в такт своих шагов, мой голос почти чужой. Не представляю, откуда я беру воздух и продолжаю путать слова: Время, смерть – остались здесь, а я потекла туда, но сейчас это не имеет значения. Не думала, что слова могут не иметь значения.

– Ты говоришь это для нас? – выдыхает парень, его первая фраза за последние несколько часов.

– Мы не умерли, – отвечаю я. Мертвые не могут ощущать себя такими уставшими.

– Мы на месте, – объявляет парень и останавливается. Я смотрю, куда он указывает, и замечаю группу валунов, по которым спуститься будет сложно, но все же возможно.

Мы сделали это.

Парень сгибается в изнеможении. Мы с Инди переглядываемся, и я собираюсь потрепать его по плечу, думая, что ему плохо, но он выпрямляется.

– Пойдем, – произношу я, не понимая, чего он ждет.

– Я не пойду с вами, – говорит он, – Я спущусь в то ущелье, – и указывает на место в стороне от Каньона.

– Почему? – спрашиваю я, и Инди продолжает: – Откуда нам знать, можно ли доверять тебе? Откуда нам знать, что это то самое ущелье?

Парень качает головой. – Оно – то самое, – уверяет он нас, протягивая руку за оплатой. – Поторопитесь, уже почти утро.

Парень говорит тихо, без эмоций, и это убеждает меня в его честности. Он слишком устал, чтобы врать. – Не все погибли от ночного обстрела. Люди поймут, что мы пропали, и могут донести по мини-порту. Мы должны идти в ущелья.

– Пойдем с нами, – предлагаю я.

– Нет, – он смотрит на меня, и я понимаю, что мы были нужны ему для побега. Это было бы сложно сделать самому. Однако сейчас, по тем или иным причинам, он хочет пойти своим путем.

– Пожалуйста, – шепчет он.

Я роюсь в сумке и достаю таблетки. Разворачиваю их своими неуклюжими и холодными, несмотря на стекающий по спине пот, руками, а он оглядывается назад, туда, где хочет очутиться. Я же хочу, чтобы он пошел с нами. Но это его выбор.

– Вот, – произношу я, протягивая половину таблеток. Он смотрит на них, запечатанных в свои небольшие отсеки, аккуратно промаркированных с обратной стороны. Синяя. Синяя. Синяя.

И начинает смеяться.

– Синие, – говорит он, смеясь еще сильнее. – Все синие. – А потом, как будто он возродил цвет к жизни, просто произнеся его название, мы замечаем, что небо начинает светлеть.

– Возьми немного, – предлагаю я, придвигаясь к нему ближе. Я вижу замерзшие капельки пота на кончиках его коротких волос; иней на ресницах. Он дрожит. Ему бы нужно надеть свое пальто. – Возьми немного, – повторяю я.

– Нет, – говорит он и отталкивает мою руку. Таблетки падают на землю. Я вскрикиваю и опускаюсь на колени, чтобы собрать их.

Парень медлит.

– Может, одну или две, – говорит он, и я вижу его стремительно опускающуюся руку. Хватает пакет и отрывает два маленьких квадратика. Кидает мне оставшееся и, развернувшись, убегает до того, как я успеваю остановить его.

– Но у меня есть другие, – кричу ему вслед. Он помог нам добраться сюда. Я могла бы дать ему зеленую, чтобы он успокоился. Или красную, и тогда он смог бы забыть и этот ужасный долгий побег, и запах умерших друзей, когда мы пробегали мимо сгоревшей деревни. Я должна отдать обе. Я открываю рот, чтобы позвать его снова, но мы даже не знаем его имени.

Инди продолжает стоять на месте.

– Мы должны пойти за ним, – говорю я, подгоняя ее, – давай же.

– Номер девятнадцать, – говорит она тихо. Ее слова не имеют для меня никакого смысла, но затем я перевожу взгляд и смотрю мимо валунов. И впервые вижу то, что было скрыто за ними: Большой каньон, совсем близко и при свете дня.

– Ох, – выдыхаю я.

Мир меняется здесь.

Передо мной – земля каньонов, пропастей, глубоких земных трещин и ущелий. Земля теней и полумрака, подъемов и спусков. Красного и синего, и совсем немного зеленого. Инди права. Когда небо светлеет, и я вижу зубчатые камни и зияющие ущелья, Каньон действительно напоминает мне подаренную Ксандером картину.

Каньон реален.

Мир намного больше, чем я думала раньше.

Если мы спустимся внутрь Каньона с его милями горных цепей и акрами долин, с его скалами и пещерами, то почти полностью скроемся из виду. Уйдем в небытие.

Я вдруг вспоминаю времена средней школы, еще до того, как мы начали приобретать специальности. Нам показывали диаграммы наших костей и тел и рассказывали, насколько хрупкими мы были, как легко мы могли сломать что-нибудь или заболеть без опеки Общества. Я помню, как увидела на картинках, что наши белые кости на самом деле наполнены красной кровью и костным мозгом, и подумала: я ведь понятия не имела, что все это есть внутри меня.

Я понятия не имела, что все это есть внутри земли. Каньон кажется таким же широким, как и небо под которым он находится.

Это идеальное укрытие для такого человека, как Кай. Целое восстание могло бы затеряться в месте, подобном этому. Я начинаю улыбаться.

– Подожди, – говорю я Инди, когда та уже собирается спускаться с валунов в недра Каньона.

– Через несколько минут будет восход солнца, – я с жадностью хочу увидеть больше.

Она качает головой. – Мы должны забраться внутрь, прежде чем станет совсем светло.

Инди права. Я в последний раз оглядываюсь на парня: он становится все меньше, двигаясь быстрее, чем я думала. Хотела бы я поблагодарить его перед тем, как он ушел.

Я ползу вниз за Инди, карабкаюсь внутрь ущелья, в котором, я надеюсь, Кай был всего два дня назад. Вдали от Общества, от Ксандера, от моей семьи, от жизни, которую я знала. Вдали от парня, который привел нас сюда, от света, расползающегося по земле, делающего небо синим, а камни красными, света, который мог бы убить нас.