Текст книги "Сплетенные судьбами (ЛП)"

Автор книги: Элли Каунди (Конди)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Знаю, – отвечаю я. – И у тебя получилось. Не смотря на то, что они обманывали тебя.

– Но они не обманывали, – возражает она. – Не во всем, по крайней мере. Они дали мне историю, которая оказалась больше, чем просто историей.

– Что это за история? – спрашиваю я.

– Она похожа на те, что ты рассказывал мне о Сизифе, – говорит она. – Но там его называли Лоцманом, и в ней говорилось о мятеже. – Она прижимается теснее. – Мы не единственные. Здесь тоже есть нечто, называемое Восстанием. Ты когда-нибудь слышал об этом?

– Да, – отвечаю я, но не продолжаю. Не хочу говорить о Восстании. Она сказала, что мы не единственные, как будто это было таким уж хорошим делом. Но все, чего я желаю сейчас – это почувствовать, что мы с ней единственные в этом лагере. В Каньоне. Во всем мире.

Я провожу рукой по ее лицу, по изгибу щеки, что до этого пытался изобразить на камне. – Не беспокойся насчет компаса. У меня ведь теперь тоже нет того лоскута зеленого шелка.

– Они и его отобрали?

– Нет, – отвечаю я. – Он все еще там, на Холме.

– Ты оставил его там? – удивленно переспрашивает она.

– Я привязал его к ветке одного из деревьев, – поясняю я. – Не хотел, чтобы кто-нибудь забрал его.

– Холм, – произносит Кассия. Мы умолкаем на минуту, предаваясь воспоминаниям. А потом она говорит, с игривой ноткой в голосе: – Ты раньше никогда не рассказывал мне наше стихотворение.

Я склоняюсь ближе к ней и теперь могу говорить. Я шепчу, хотя часть меня хочет закричать. – Не уходи безропотно во тьму¹.

– Нет, – соглашается она: ее голос, ее кожа, она вся такая нежная этой сказочной ночью. А затем она крепко целует меня.

¹Томас Дилан – Не уходи безропотно

Глава 24. Кассия

Наблюдать за пробуждением Кая гораздо приятнее, чем за восходом солнца. Вот он спокоен и расслаблен, а в следующий момент я вижу, как он освобождается из темноты сна, возвращаясь к действительности. Его лицо меняется, губы шевелятся и глаза открываются. А затем появляется солнечная улыбка. В тот же миг он склоняется надо мной, и я тянусь навстречу, охваченная теплом, когда наши губы встречаются.

Мы обсуждаем стихотворение Теннисона, как мы оба запоминали его, и как Кай видел меня, читающей его в лесах провинции Ориа. Он слышал, будто этот стих раньше был паролем; слышал давно, когда был маленьким, и, совсем недавно, – от Вика.

Вик. Мягким голосом Кай рассказывает о своем друге, который помогал ему хоронить ребят, и о девушке по имени Лэни, в которую Вик был влюблен. Затем, жестким и холодным тоном Кай затрагивает историю своего побега и то, как он бросил остальных поселенцев. Он безжалостно обличает себя и свои поступки. Но я вижу не тех, кого он оставил, а того, кого взял с собой. Элая. Кай сделал то, что было в его силах.

Я пересказываю ему версию Инди о Лоцмане, и кое-что о том парнишке, который исчез в другом ущелье Каньона. – Он что-то искал, – говорю я и спрашиваю себя, знал ли он, что именно было за стеной Общества в том ущелье. – И погиб.

В заключение, я рассказываю Каю о помеченных голубыми линиями Аномалиях на вершине Каньона, и о моих предположениях, что они были членами Восстания.

Потом мы замолкаем. Потому что понятия не имеем, о чем говорить еще.

– Итак, в этих ущельях присутствует Общество, – произносит Кай.

Глаза Элая распахиваются. – Оно присутствует даже в нашей одежде.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, и тогда Кай с Элаем рассказывают нам о проводках, которые дают нам тепло и записывают данные о нас.

– Я свои отсоединил, – говорит Кай, и я начинаю понимать, откуда эти прорехи на ткани его пальто.

Я бросаю взгляд на Элая, который сложил руки на груди, как будто защищаясь. – Я оставил свои, как есть, – поясняет он.

– Ничего страшного, – успокаивает Кай. – У тебя есть право выбора. – Он смотрит на меня, словно спрашивая, как поступлю я сама.

Улыбаясь ему, я стаскиваю свое пальто и протягиваю ему. Кай забирает его, не отрывая глаз от меня, стоящей перед ним, будто никак не может поверить в то, что видит. И я тоже не отвожу взгляда. Его губы изгибаются в улыбке, а затем он расстилает пальто на земле и делает надрезы на ткани быстрыми, уверенными движениями.

Закончив работу, Кай подает мне пучок голубых проводков и небольшой серебряный диск.

– А что вы сделали со своими дисками? – спрашиваю я.

– Сожгли, – отвечает он.

Я киваю головой и тут же начинаю копать в грязи, чтобы спрятать свой диск. Закончив, я поднимаюсь. Кай поддерживает мое пальто, и я снова закутываюсь в него. – Тебе, по-прежнему, должно быть тепло, – говорит он. – Я не тронул ни одного красного проводка.

– А как насчет тебя? – спрашивает Элай Инди.

Она трясет головой. – Я все оставлю на месте, как и ты, – Элай слегка улыбается, когда она произносит эти слова.

Кай кивает. Он даже не выглядит удивленным.

– Что теперь будем делать? – интересуется Инди. – Я не уверена, что мы должны пытаться перейти равнину после того, что случилось с вашим другом.

Элай вздрагивает от ее грубоватой прямоты, а голос Кая, когда он начинает говорить, звучит сдержанно. – Да, это так. Они вполне могут вернуться, а если и нет, то вода здесь все равно теперь отравлена.

– Хотя мы и вытащили некоторую долю отравы, – добавляет Элай.

– Зачем? – не понимает Инди.

– Затем, чтобы попытаться спасти реку, – отвечает Кай. – Но это было глупо.

– Нет, не глупо, – возражает Элай.

– Мы вытащили не достаточно этих сфер для того, чтобы ощутить хоть какую-то разницу.

– Нет, достаточно, – упрямится Элай.

Кай тянется в свой рюкзак и разворачивает карту, прекрасную вещь, разукрашенную и испещренную пометками. – Мы сейчас здесь, – говорит он, показывая на точку на самом краю Каньона.

Я не могу сдержать улыбку. Мы здесь, и мы вместе. Мы все же сумели встретиться вновь, в этом большом, сумасшедшем мире. Я вытягиваю руку и веду пальцем по дороге, по которой шла, чтобы догнать его, пока не сталкиваюсь с его рукой на карте.

– Я пытался отыскать путь к тебе, – поясняет Кай. – Хотел перейти равнину и каким-нибудь образом вернуться назад в Общество. Мы прихватили с собой некоторые вещи из местечка фермеров, чтобы было чем торговаться.

– Это то старое заброшенное поселение? – спрашивает Инди. – Мы тоже проходили через него.

– Оно не заброшено, – говорит Элай. – Кай видел, как там горел свет. Кто-то остался.

Я задрожала, вспоминая то ощущение преследования, которое сопровождало меня в дороге. – А что ты взял оттуда? – задаю вопрос Каю.

– Эту карту, – отвечает он. – И это. – Он снова тянется в рюкзак и передает мне что-то еще – книги.

– Ох, – произношу я, вдыхая их запах, пробегая пальцами по корешкам. – А у них осталось еще что-нибудь?

– У них есть все, – отвечает Кай. – Рассказы, истории, все, что только можно себе представить. Они хранили их на протяжении многих лет в пещере, в стене ущелья.

– В таком случае, давайте вернемся, – решительно предлагает Инди. – Теперь оставаться на равнине небезопасно. И нам с Кассией тоже нужно иметь что-то для торговли.

– Мы так же смогли бы пополнить запасы еды, – добавляет Элай. Потом он хмурится. – Но тот свет...

– Мы будем осторожны, – настаивает Инди. – Это будет правильнее, чем прямо сейчас пытаться пересечь равнину.

– Что ты думаешь? – спрашивает меня Кай.

Мне на память приходит тот день в Ории, когда я пришла в библиотеку реставрации: тогда работники потрошили книги, и страницы разлетались по сторонам. И сейчас я представляю, как листы взмывают в воздух, проносятся мимо, пролетают целые мили, пока не оседают где-то в безопасности, скрытые от глаз. Другая мысль возникает в голове: среди сохраненных вещей фермеров могут быть даже сведения о Восстании. – Я хочу увидеть все их слова, – прошу я Кая, и он согласно кивает.

Уже ночью, Кай с Элаем показывают нам место привала, которое мы с Инди даже не заметили, когда искали выход из Каньона. Это пещера, оказавшаяся внутри широкой и просторной; когда Кай освещает помещение своим фонариком, у меня перехватывает дыхание. Оно все разрисовано.

Я никогда не видела подобных картин – они, действительно, настоящие, в отличие от тех, что мы смотрели через порт, или напечатанных на листах бумаги. Как много живых красок. Какая богатая гамма цвета – рисунки украшают стены, ими покрыт весь потолок. Я поворачиваюсь к Каю. – Но, как? – спрашиваю у него.

– Должно быть, это дело рук фермеров, – отвечает он. – Они знали, как сделать краски из растений и минералов.

– А еще есть? – спрашиваю я.

– Там, в местечке, многие дома разукрашены рисунками, – подтверждает Кай.

– А это что такое? – интересуется Инди. Она указывает на другое произведение искусства на дальней стене пещеры – вырезанные изображения диких, примитивных фигур, застывших в движении.

– Они более древние, – говорит Кай. – Но тематика у них та же.

Он прав. Работы фермеров менее грубые и более утонченные: целая стена изображает девочек в красивых платьях и юношей в ярких рубашках и с голыми ступнями. Но движения людей повторяют те, что на более ранних гравюрах.

– Ох, – шепчу я. – Как думаешь, они нарисовали банкет Обручения? – как только я произношу эти слова, тут же осознаю, что это глупость. Здесь у них не проводились банкеты Обручения.

Но Инди не смеется надо мной. В ее глаза отражается все: тоска, злость, надежда, когда она проводит пальцами по стенам, рисункам.

– Что они делают? – спрашиваю я Кая. – На обеих группах фигуры... движутся. – У одной из девушек руки подняты высоко над головой. Я поднимаю свои руки вслед за ней, стараясь повторить ее движения.

Кай глядит на меня таким взглядом – печальным и, в то же время, полным любви, – какой бывает у него, когда он знает что-то, чего я не знаю, как будто что-то украл у меня.

– Они танцуют, – говорит он.

– Что? – не понимаю я.

– Как-нибудь я покажу тебе, – обещает он, и его голос, нежный и глубокий, пробирает меня до дрожи.

Глава 25. Кай

Моя мама умела петь и танцевать, и каждую ночь она выходила полюбоваться на заход солнца. – В большинстве провинций не бывает таких красивых закатов, как здесь, – говорила она. Мама во всем умела найти хорошую сторону и использовала для этого всякий удобный случай.

Она верила в моего отца и посещала его собрания. Он ходил с ней по пустыне после бурь и продолжал быть с ней, пока она искала ложбины, заполненные дождевой водой, и рисовала свои картины. Он всегда хотел делать вещи, которые жили бы долго. А она всегда понимала, что те вещи, которые делает она, рано или поздно исчезнут.

Когда я вижу Кассию танцующей и не понимающей, что именно она делает – кружится и кружится в полном восторге, разглядывая картины и фигуры на стенах пещеры – я начинаю понимать, что мои родители оба верили в то, что делали.

Это прекрасно и это реальность, но наше совместно проведенное время может оказаться таким же быстротечным и мимолетным, как тот снег на плато. Мы можем попытаться все изменить, либо просто со всей возможной пользой использовать отведенное нам время.

Глава 26. Кассия

Кай оставляет один фонарик включенным, поэтому мы можем видеть друг друга, пока разговариваем. Когда Элай с Инди улеглись спать, и мы с Каем остаемся вдвоем, он выключает свет, чтобы сберечь энергию. Девочки на стенах пещеры танцуют, отступив в темноту, поэтому мы, действительно, остаемся наедине.

Кажется, что воздух в пещере вокруг нас тяжелеет.

– Одну ночь, – произносит Кай. В его голосе я слышу звуки Холма. Я слышу дуновение ветра на Холме, и как густой подлесок ветвей цеплял нас за рукава, и как звучал его голос, когда он впервые сказал, что любит меня. Раньше мы могли украсть время у Общества. Мы можем сделать это снова, хотя времени у нас будет не так много, как мы хотим.

Я закрываю глаза и жду.

Но он не продолжает. – Идем со мной наружу, – шепчет Кай, и я чувствую его ладонь на моей руке. – Совсем недалеко. Я не могу его видеть, но зато слышу сложную смесь эмоций в его голосе и ощущаю ее в прикосновениях. Любовь, волнение и что-то необычное, со сладко-горьким привкусом.

Выйдя из пещеры, мы с Каем прошлись немного по тропинке. Я прислоняюсь к скале, а он встает напротив, положив руку на мою шею, проскользнув под волосы и воротник пальто. Его ладонь загрубела от порезов и мозолей, но прикосновение получается нежным и теплым. Ночной ветер завывает в ущелье, но тело Кая укрывает меня от холода.

– Одну ночь... – снова напоминаю ему. – Что там было дальше в рассказе? – Это не рассказ, – тихо произносит Кай. – Я хотел сказать тебе кое-что.

– Что? – наши силуэты вырисовываются на фоне неба, изо рта вырываются облачка холодного пара, а голоса звучат приглушенно.

– Одна ночь, – повторяет Кай. – Тебе не кажется, что этим все сказано?

Я молчу. Он придвигается ближе, и его щека касается моей, в его дыхании аромат шалфея и сосны, пыли и свежей воды и его самого.

– Хоть на одну ночь, можем ли мы подумать друг о друге? Не об Обществе или Восстании, или даже о наших семьях?

– Нет, – отвечаю я.

– Что нет? – пальцы одной его руки запутываются в моих волосах, а другой он притягивает меня к себе еще ближе.

– Нет, я не думаю, что мы можем, – говорю я. – И нет, тут еще есть о чем поговорить.

Глава 27. Кай

Раньше, я никогда не давал названий тому, что сочинял

не было причин

а сейчас

я бы всем своим сочинениям давал лишь одно название

«Для тебя»

но это сочинение я хочу назвать

одна ночь

этой ночью

когда мы позволили миру принадлежать только мне и тебе

когда стояли, а он кружился

зеленым, и синим, и красным

музыка закончилась

но мы

продолжали

петь нашу песню.

Глава 28. Кассия

Когда солнце встает над Каньоном, мы снова готовы двинуться в путь. Тропа настолько узкая, что мы предпочитаем идти гуськом, хотя Кай держится рядом со мной, его рука касается моей поясницы, а наши пальцы цепляются и переплетаются при каждом удобном случае.

Никогда раньше с нами не случалось подобных вещей: целая ночь разговоров, поцелуев и объятий; и в голове засела мысль, что этого больше никогда не случится снова, и не останется скрытым там, где должно, даже этим прекрасным солнечным утром в Каньоне.

Когда остальные проснулись, Кай поделился с нами планами дальнейших действий: вернуться в местечко ближе к ночи и попытаться проникнуть в один из домов, стоящих как можно дальше оттуда, где он видел свет. А затем понаблюдать. Если, по-прежнему, будет светить только один фонарь, тогда утром мы попытаемся подобраться поближе к тому месту. Кай считает, что нас будет четверо против одного или двух из них.

Конечно же, не стоит забывать, как молод Элай.

Я оглядываюсь в его сторону. Он не замечает взгляда. Идет с опущенной головой. Не смотря на то, что я видела его улыбающимся, я знаю – потеря Вика тяжелым грузом легла на них обоих. – Элай хотел, чтобы я прочитал стихотворение Теннисона над могилой Вика, – рассказал мне Кай. – Но я не смог.

Шествуя во главе нашей маленькой колонны, Инди перекладывает свою сумку и оглядывается, проверяя, следуем ли мы за ней. Мне становится интересно, что бы случилось с ней, если бы я умерла. Плакала бы она по мне, или покопалась бы в моих вещах, взяв все, что необходимо, и пошла бы дальше?

Мы прокрадываемся в поселение в сумерках, с Каем во главе.

В прошлый раз я не успела ничего внимательно разглядеть, а теперь эти домишки интригуют меня, пока мы быстро передвигаемся вниз по улице. Должно быть, люди строили каждый дом по отдельности, кому как нравится. И они, наверно, ходили друг другу в гости, переступая порог дома в любое удобное для них время. На это указывают вытоптанные тропинки, так не похожие на те, что были в Городке; здесь они не ведут напрямую от двери к тротуару. Они извиваются, опутывают землю паутиной, связываются друг с другом во многих местах. Люди не оставляли их на долгое время, они приходили в гости и уходили, поэтому тропинки не успевали зарастать. Я отчетливо вижу их там, на земле. Я почти слышу в ущелье отголоски их окликов: здравствуйте, до свидания. Как поживаете?

Мы вчетвером пробираемся в крохотный обветшалый домик с перекошенной от сырости дверью. – Думаю, что нас никто не заметил, – произносит Кай.

Я едва слышу, что он говорит. Я уставилась на картины, нарисованные на стенах дома. Фигуры, очевидно, нарисованы не той рукой, что в пещере, но они так же прекрасны. За их спинами нет крыльев. Они не выглядят удивленными, застыв в полете. Их глаза не смотрят в небо, вместо этого они уставились вниз на землю, как будто хотят сохранить ее вид на долгую память в будущем.

И, тем не менее, я, кажется, узнаю их.

– Ангелы, – говорю я.

– Да, – подтверждает Кай. – Некоторые фермеры до сих пор верят в них. По крайней мере, люди во времена моего отца верили.

Тьма немного сгустилась, и ангелы позади нас превратились в тени. А потом Кай замечает его, в маленьком домике через дорогу от нас. Он указывает нам на свет. – Горит в том же доме, что и предыдущей ночью.

– Хотел бы я знать, что происходит там внутри, – высказывается Элай. – Как вы думаете, кто там находится? Воры? Как думаете, они грабят дома?

– Нет, – отвечает Кай. Он бросает на меня взгляд сквозь туман ночи. – Думаю, это их дом.

Мы с Каем стоим ближе всех к окну, наблюдая, поэтому первыми замечаем человека.

Он выходит из дома, в одиночестве, что-то неся в руках. Идет по траве, по ближней к нам тропинке, в направлении группы деревьев, которые я заметила, еще, когда проходила здесь в первый раз. Кай жестом призывает нас сохранять тишину. Инди с Элаем подходят к другому окну, выходящему на фасад дома, и тоже выглядывают наружу. Мы все осторожно наблюдаем, не высовываясь за края подоконников.

Этот человек высокий и сильный; темноволосый и смуглый. Чем-то он напоминает мне Кая: та же смуглая кожа, такие же спокойные движения. Только он выглядит очень усталым и не замечающим вокруг ничего, кроме своей ноши, и в тот же миг я понимаю, что это девочка.

Ее темные волосы струятся по рукам человека, и одета она в белое платье. Цвет чиновников, но девочка, естественно, никакой не чиновник. Симпатичное платье, как будто она приготовилась пойти на банкет, хотя слишком молода для этого.

И слишком неподвижна.

Я закрываю рот ладонью.

Кай бросает на меня мимолетный взгляд и кивает. В его глазах печаль, усталость и понимание.

Девочка мертва.

Перевожу взгляд на Элая. Как он там? И тут же вспоминаю, что он повидал в своей жизни гораздо больше смертей, что сейчас. Возможно, он даже видел мертвого ребенка.

Но я-то не видела. Глаза наполняются слезами. Такая юная, такая крохотная. Почему?

Мужчина мягко опускает ее на землю, на пожухлую траву под деревьями. Какой-то звук, принесенный каньонным ветром, достигает наших ушей. Пение.

Похороны занимают долгое время.

Пока мужчина роет могилу, неспешно и настойчиво, снова начинается дождь. Не ливень, а мелкий моросящий дождик, разводящий кругом грязь, и я думаю, зачем он принес девочку с собой. Может быть, хотел, чтобы вода умыла ее лицо, в последний раз.

А может, он просто не захотел оставаться в одиночестве.

Я больше не могу это выдерживать. – Нам нужно выйти и помочь ему, – шепчу я Каю, но он мотает головой.

– Нет, – отвечает. – Не сейчас.

Человек выбирается из ямы и подходит к девочке. Но не спешит опускать ее в могилу; он подносит ее и опускает на землю рядом.

Теперь я замечаю голубые линии на его руках.

Он тянется к девочке и берет ее за руку.

Что-то вытаскивает. Голубую краску. И наносит ее на кожу ребенка. Дождь смывает краску, а мужчина снова рисует, и снова, и снова. Не могу понять, поет ли он все еще. Наконец, дождь прекращается, и краска остается на коже.

Элай больше не смотрит. Он сидит, прислонившись спиной к стене под окном, и я ползу к нему через всю комнату, чтобы присесть рядом, стараясь, чтобы мужчина не заметил моих передвижений. Я обвиваю Элая рукой, и он прижимается ко мне.

Инди и Кай продолжают наблюдать.

Так молода, снова думаю я. Я слышу звук тук-тук, и не могу понять, бьется ли это мое сердце или комья земля летят, укрывая маленькую девочку в ее могиле.

– Теперь я пойду, – наконец, шепчет Кай. – Все остальные, ждите здесь.

Я поворачиваюсь, удивленно глядя на него. Вытягиваю голову, чтобы снова видеть происходящее за окном. Человек завершил погребение. Он поднимает плоский серый камень и опускает его на свежий могильный холмик. Я не слышу пения. – Нет, – шепчу я.

Кай смотрит на меня, удивленно подняв брови.

– Не нужно, – прошу я. – Давай подождем до завтра. Поглядим, что он еще сделает.

Голос Кая звучит мягко, но решительно. – Мы предоставили ему столько времени, сколько смогли. А теперь нужно пойти и выяснить больше.

– И он один, – говорит Инди. – Без защиты.

Я в шоке смотрю на Кая, но он не опровергает слова Инди. – Время пришло, – произносит он.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, он открывает дверь и исчезает.