Текст книги "Насчастливый город"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Я помню эти ссоры, – кивнула Пэт, – но представить не могла, что они были настолько…
– Я тоже не принимала их всерьез. Когда мама сказала мне, что папа строит маленький дом и обставляет его для нас в качестве свадебного подарка, я решила сделать Джиму приятный сюрприз и сообщила ему об этом только накануне свадьбы. Он пришел в ярость.
– Понятно.
– Джим заявил, что уже снял коттедж в другом конце города за пятьдесят долларов в месяц – больше мы не можем себе позволить, но нам нужно научиться жить на то, что он зарабатывает. – Нора вздохнула. – Очевидно, я тоже вышла из себя. Мы поругались, и Джим сбежал. Вот и все. – Она подняла глаза. – Я никогда не рассказывала об этом ни отцу, ни матери – никому. Мне было стыдно, что Джим бросил меня из-за такой чепухи…
– Он никогда вам не писал?
– Ни разу. Я думала, что умру! Весь город болтал об этом… А потом Джим вернулся, и мы оба поняли, какими мы были глупыми.
Итак, с самого начала все дело было в доме, подумал Эллери. Странно! Все нити этого дела вели к Несчастливому дому… Эллери начинал чувствовать, что репортер, изобретший это название, был наделен даром предвидения.
– А ваши ссоры с Джимом уже после свадьбы?
Нора быстро заморгала.
– Из-за денег. Джим требовал деньги. И из-за моей камеи и других вещей… Но это все временно, – быстро добавила она. – Он играл в этой придорожной забегаловке на 16-м шоссе – полагаю, каждый мужчина проходит через такую фазу…
– Что вы можете рассказать мне о Розмэри Хейт, Нора?
– Ничего. Я знаю, что о мертвых дурно так говорить, но… она мне не нравилась.
– Аминь, – мрачно закончила Пэт.
– Я тоже не могу сказать, что убит горем, – признался Эллери. – Но знаете ли вы что-нибудь, что могло бы связать ее… ну, с письмами, поведением Джима и всей загадкой?
– Джим не желал говорить о ней, – сообщила Нора. – Но я чувствовала, что она дурная женщина, Эллери. Не понимаю, как она могла быть сестрой Джима.
– Тем не менее, она ею была, – вздохнул Эллери. – Вы устали, Нора. Спасибо. Вы имели полное право сказать мне, чтобы я не лез не в свое дело.
Нора сжала его руку, и он вышел, когда Пэт направилась в ванную намочить полотенце для компресса на голову сестры. Ничего – абсолютно ничего! А завтра дознание!
Глава 16АРАМЕЕЦ[37]37
Арамейцы – семитская народность, жившая во 2-м тысячелетии до н. э. в Сирии и Верхней Месопотамии.
[Закрыть]
Коронер Сейлемсон нервничал из-за этой истории. Публика в числе более трех парализовывала его голосовые связки, а, согласно райтсвиллским летописям, единственный случай, когда коронер открыл рот на городском собрании не только для дыхания, – он страдал астмой, – произошел в том году, когда Дж. С. Петтигру встал и осведомился, почему должность коронера до сих пор не упразднена, ибо за девять лет пребывания в ней Чик Сейлемсон ни разу не смог оправдать свое жалованье в силу отсутствия трупов. Все, что коронер смог, заикаясь, произнести в ответ на эту тираду, было: «Но предположим…» И теперь, наконец, труп появился.
Но труп означал дознание, а дознание означало, что коронеру придется председательствовать в зале судьи Мартина (позаимствованном для такого случая у округа) и говорить перед сотнями блестящих глаз жителей Райтсвилла – не упоминая уже о глазах шефа Дейкина, прокурора Брэдфорда, окружного шерифа Гилфанта и еще бог знает кого. А хуже всего было непременное присутствие Джона Ф. Райта, бывшего домашним божеством коронера. Мысль о том, что обладатель этого священного имени связан с убийством, вызывала дрожь в его коленях.
Поэтому, когда коронер Сейлемсон вяло постукивал молоточком в переполненном зале суда, призывая к порядку, он выглядел жалким, нервным и отчаявшимся человеком. В процессе выбора присяжных все три качества прогрессировали, покуда отчаяние не одержало верх над двумя остальными, и он не понял, что должен сделать для сведения к минимуму тяжкого испытания и спасения чести имени Райтов.
Сказать, что старый коронер саботировал показания намеренно, было бы несправедливым по отношению к лучшему метателю подков во всем округе Райт. Просто коронер был изначально убежден, что никто, обладающий фамилией Райт или связанный с кем-либо, носящим эту фамилию, не может иметь ни малейшего пятнышка на совести. Следовательно, все это либо было какой-то чудовищной ошибкой, либо бедная женщина покончила с собой… Одни свидетельства коронер требовал не учитывать, другие именовал всего лишь предположениями, и в результате, к негодованию Дейкина, облегчению Райтов, а более всего к разочарованию всего Райтсвилла, сбитые с толку присяжные после нескольких дней жарких дебатов и стука коронерского молоточка вынесли безобидный вердикт о «смерти от рук неизвестного лица или лиц», вызвав печальную усмешку на устах Эллери Квина.
Шеф Дейкин и Картер Брэдфорд немедленно удалились в кабинет прокурора для дальнейшего обсуждения, благодарные Райты поспешили домой, а коронер Сейлемсон вернулся в свой фамильный двенадцатикомнатный особняк на разъезде, дрожащей рукой запер дверь и выпил бутылку старого вина из крыжовника, оставшегося после свадьбы его племянницы-сироты Эффи с сыном старика Симпсона Зэкарайей в 1934 году.
* * *
Могильщики осторожно опускали гроб в аккуратно вырытую яму глубиной шесть футов. «Как ее звали? Розали? Розмари? Говорят, она была шикарной бабенкой. Та, которую они хоронят, – сестра Джима Хейта, отравленная им по ошибке… Кто сказал, что это сделал Джим Хейт?.. Ну, об этом же писал «Архив» только вчера! Разве вы не читали? Конечно, Фрэнк Ллойд не говорит об этом прямо, но если читать между строк… Конечно, Фрэнк злится. Он ведь был влюблен в Нору Райт, а Джим Хейт его обскакал. Мне Хейт никогда не нравился. Скользкий тип – не смотрит вам в глаза… Почему его не арестовывают? Это я тоже хотел бы знать».
Прах к праху… «Думаете, дело замнут? Карт Брэдфорд и Патриция Райт – свояченица Хейта – уже несколько лет как крутят любовь. Богатые всегда выходят сухими из воды… Но в Райтсвилле убийца сухим из воды не выйдет. Даже если нам придется взять закон в свои руки…»
Розмэри Хейт похоронили на восточном кладбище Твин-Хилл, а не на западном, где Райты хоронили своих покойников две сотни с лишним лет, что не преминули отметить жители Райтсвилла. Сделка была осуществлена Джоном Фаулером Райтом, действующим от имени своего зятя Джеймса Хейта, и Питером Кэллендером, менеджером компании «Твин-Хилл етернити истейтс», получившей за услуги шестьдесят долларов. Джон Ф. молча передал Джиму документ о владении участком, когда они ехали домой с похорон.
* * *
На следующее утро Эллери Квин, поднявшись рано по своим причинам, увидел слово «женоубийца», написанное красным школьным мелком на тротуаре перед Несчастливым домом. Он быстро стер его.
– Доброе утро, – поздоровался Майрон Гарбек из аптеки в Хай-Виллидж.
– Доброе утро, мистер Гарбек, – нахмурившись, отозвался Эллери. – У меня проблема. Я арендовал дом с маленькой теплицей в саду, где растут овощи – в январе, представляете!
– Да? – рассеянно произнес Майрон.
– Ну, я очень люблю домашние помидоры, и в моей теплице прекрасная пара грядок, но по растениям ползают маленькие круглые жучки…
– Хм! Желтоватые?
– Да. С черными полосками на крыльях. По крайней мере, – беспомощно добавил Эллери, – я думаю, что они черные.
– И эти жучки едят листья?
– Именно этим они занимаются, мистер Гарбек!
Майрон снисходительно улыбнулся:
– Doryphora decemlineata. Прошу прощения – мне нравится щеголять моей латынью. Они известны как картофельные жучки.
– Всего-то! – разочарованно протянул мистер Квин. – Как вы сказали – дори…
Майрон махнул рукой:
– Не важно. Полагаю, вам нужно средство, которое отобьет у них охоту портить ваши грядки?
– Да, раз и навсегда! – свирепо подтвердил мистер Квин.
Майрон вышел и вернулся с жестяной коробочкой, которую стал заворачивать в фирменную бумагу аптеки в Хай-Виллидж – белую с розовыми полосками.
– Это вам поможет.
– Что здесь такого, что способно отбить у них охоту? – спросил мистер Квин.
– Мышьяк – мышьяковая окись. Примерно пятьдесят процентов. Строго говоря… – Майрон сделал паузу, – это медный ацетоарсенит, но жучков убивает именно мышьяк. – Он завязал пакет, и мистер Квин вручил ему пятидолларовую купюру. Майрон повернулся к кассе. – Только будьте осторожны с этой штукой. Она ядовитая.
– Очень на это надеюсь! – воскликнул мистер Квин.
– Пять долларов! Благодарю вас. Заходите еще.
– Мышьяк, мышьяк… – задумчиво промолвил мистер Квин. – Скажите, это не тот препарат, о котором я читал в «Архиве» в связи с убийством? Какая-то женщина проглотила его в коктейле на новогодней вечеринке.
– Да, – кивнул фармацевт, бросив на Эллери быстрый взгляд, и отвернулся, демонстрируя покупателю седеющий затылок и сутулые плечи.
– Любопытно, как его раздобыли? – поинтересовался мистер Квин, снова облокотившись на прилавок. – Ведь для этого нужен рецепт врача, верно?
– Не обязательно. – Эллери показалось, что в голосе фармацевта звучат нотки раздражения. – Вам же он не понадобился! Мышьяк содержится во многих свободно продающихся препаратах.
– Но если аптекарь продал мышьяк без рецепта…
Майрон Гарбек резко повернулся:
– В моих книгах не найти никаких нарушений! Именно это я сказал мистеру Дейкину, а мистер Хейт мог раздобыть мышьяк, только когда покупал…
– Да? – спросил Эллери, затаив дыхание.
Майрон закусил губу.
– Прошу прощения, сэр, мне не следует говорить об этом… Погодите! – воскликнул он. – Вы не тот человек, который…
– Конечно нет, – быстро ответил мистер Квин. – Всего хорошего! – И он поспешно вышел. Итак, яд приобрели в аптеке Майрона Гарбека. Это уже какой-то след. И Дейкин идет по нему, исподтишка подбираясь к Джиму Хейту.
Эллери зашагал по скользким булыжникам площади к автобусной остановке у отеля «Холлис». Порыв ледяного ветра вынудил его поднять воротник пальто и полуобернуться, защищая лицо. Повернувшись назад, он увидел, как к стоянке на другой стороне площади подъехала машина, из которой вышел Джим Хейт и быстро направился к Райтсвиллскому национальному банку. Пятеро мальчишек с болтающимися на плечах связками книг побежали за ним. Очевидно, они дразнили Джима, так как он остановился и сказал им что-то с сердитым жестом. Как только Джим повернулся, один из мальчишек подобрал камень и швырнул им в него. Очевидно, удар был сильным. Джим упал лицом вниз.
Эллери побежал через площадь. Но другие тоже видели происшедшее, и, когда он добрался до противоположной стороны, Джима уже окружала толпа. Мальчишки исчезли. Джим выглядел оглушенным. Шляпа упала у него с головы, а из темного пятна в рыжеватых волосах сочилась кровь.
– Это он – отравитель! – закричала толстая женщина.
– Женоубийца!
– Почему его не арестовывают?
– Есть в этом городе закон или нет?
– Его следует вздернуть!
Смуглый низкорослый мужчина пнул ногой шляпу Джима. Женщина с одутловатым лицом, визжа, подбежала к нему.
– Прекратите! – рявкнул Эллери. Оттолкнув в сторону мужчину, он встал между женщиной и Джимом. – Вставайте, Джим! Пошли отсюда.
– Что меня ударило? – спросил Джим. Глаза его остекленели. – Моя голова…
– Линчевать этого грязного ублюдка!
– А кто второй?
– Хватайте и его тоже!
Эллери пришлось защищать собственную жизнь, сражаясь с группой жаждущих крови дикарей, одетых как обычные люди. «Бот что бывает, когда лезешь не в свое дело, – думал он, отбиваясь. – Надо убираться из этого города!» Работая локтями, ногами, ребрами ладоней, а иногда и кулаками, он пробирался к банку, преследуемый орущей толпой.
– Дайте им сдачи, Джим! – крикнул Эллери. – Защищайтесь!
Но Джим безвольно опустил руки. Один рукав его пальто куда-то исчез. По щеке текла струйка крови. Он позволял толкать, бить, пинать, царапать себя. Внезапно танковая бригада в лице одной женщины атаковала толпу со стороны тротуара. Эллери усмехнулся, чувствуя боль в распухших губах.
– Оставьте его в покое, людоеды! – кричала Пэт, нанося удары направо и налево.
– Ой!
– Поделом тебе, Хоузи Мэллой! Вам не стыдно, миссис Лэндсмен? А ты, пьяная старая ведьма, – да, я имею в виду тебя, Джули Астурио! Прекратите, говорят вам!
– Ай да Пэтти! – воскликнул мужчина, стоящий с края толпы. – Кончайте, ребята, это не дело!
В этот момент Баз Конгресс, один из служащих банка, выбежал на площадь и бросился на помощь Пэт и Эллери. Поскольку он весил двести пятнадцать фунтов, подкрепление оказалось мощным. Нападающие отступили, а Эллери и Пэт втащили Джима в банк. Старый Джон Ф. бежал следом, расталкивая толпу; его седые волосы развевались на ветру.
– Отправляйтесь домой, психи, – кричал он, – или я сам с вами разберусь!
Кто-то засмеялся, кто-то простонал, и толпа, словно устыдившись, начала рассеиваться. Эллери, помогая Пэт тащить Джима, заметил сквозь стеклянные двери на тротуаре массивную фигуру Фрэнка Ллойда. Губы газетного издателя брезгливо кривились. Увидев, что Эллери наблюдает за ним, он невесело усмехнулся, словно говоря: «Помните, что я сказал вам об этом городе?», и медленно зашагал через площадь.
Пэт и Эллери отвезли Джима в его маленький дом на Холме. Там они застали поджидавшего их доктора Уиллоби – Джон Ф. позвонил ему из банка.
– Несколько скверных царапин и ушибов, – резюмировал врач, – и одна глубокая рана на голове, но ничего страшного нет.
– Как насчет мистера Смита, дядя Майлоу? – с беспокойством спросила Пэт. – Он тоже выглядит побывавшим в мясорубке.
– Со мной все в порядке, – запротестовал Эллери.
Но доктор Уиллоби осмотрел и его.
Когда врач ушел, Эллери раздел Джима, и Пэт помогла ему лечь в кровать. Он сразу же повернулся на бок, положив забинтованную голову на руку, и закрыл глаза. Несколько секунд они наблюдали за ним, потом на цыпочках вышли из комнаты.
– Он не произнес ни единого слова, – простонала Пэт. – Как тот человек из Библии!
– Иов,[38]38
Иов – в Библии (книга Иова) житель страны Уз, терпеливо сносивший ниспосланные ему Богом испытания.
[Закрыть] – печально подсказал Эллери. – Молчаливый, страдающий арамеец. Ну, вашему арамейцу лучше держаться подальше от города!
После этого случая Джим перестал ездить в банк.
Глава 17АМЕРИКА ОТКРЫВАЕТ РАЙТСВИЛЛ
Деятельность Эллери Квина в течение января в основном имела характер хождения по кругу. Ибо, какой бы прямой линии он ни придерживался, в итоге неизбежно оказывался в стартовом пункте и, более того, осознавал, что шеф Дейкин и прокурор Брэдфорд незаметно прошли этим маршрутом раньше его. Эллери не говорил Пэт о том, какую паутину плетет их тайное расследование. Было незачем расстраивать ее еще сильнее.
Пресса тоже не дремала. Очевидно, какие-то ядовитые всплески одной из передовиц Фрэнка Ллойда долетели до Чикаго, ибо в начале января, вскоре после похорон Розмэри Хейт, броско одетая женщина с талией тридцать восьмого размера, едва тронутыми сединой волосами и утомленными глазами сошла с дневного экспресса и велела Эду Хотчкису везти ее прямиком к дому 460 по Хилл-Драйв. На следующий день читатели двухсот пятидесяти девяти крупных газет Соединенных Штатов узнали, что добрая старая Роберта Робертс снова сражается за любовь.
Начальный абзац «Колонки Роберты» гласил:
«Сегодня в маленьком американском городке Райтсвилл разыгрывается невероятная романтическая трагедия, где главные роли исполняют Мужчина и Женщина, а весь город – роль злодея».
Все сразу поняли, что Роберта почуяла нечто аппетитное. Редакторы тут же затребовали последние номера «Райтсвиллского архива». К концу января двенадцать ведущих репортеров прибыли в город узнать, что такого раскопала Бобби Роберте. Фрэнк Ллойд не отказывался сотрудничать, и благодаря первым же переданным по телеграфу отчетам имя Джима Хейта появилось на передних полосах всех американских газет.
Заезжие журналисты и журналистки кишели по всему городу, брали интервью, кропали заметки, потягивали крепкий бурбон в «Горячем местечке» Вика Карлатти и «Придорожной таверне» Гаса Олсена, вынуждая Данка Маклина, чья лавка находилась рядом с отелем «Холлис», делать срочные заказы оптовому торговцу спиртным. Целыми днями они околачивались в вестибюле окружного суда, поплевывая на вылизанные уборщиком Хернаберри до безупречной чистоты каменные плитки пола, выслеживая шефа Дейкина и прокурора Брэдфорда в надежде на информацию и фотографии и не проявляя никакого уважения к остальному человечеству (хотя продолжая добросовестно телеграфировать своим редакторам). Большинство из них остановилось в «Холлисе», снимая койки, когда не могли найти более достойного жилья. Администратор Брукс жаловался, что они превращают его вестибюль в ночлежку.
Позднее, во время заседаний суда, они ночевали либо на 16-м шоссе, либо в кинотеатре «Бижу» на Лоуэр-Мейн, где донимали молодого администратора Луи Кейхана, щелкая орехи в зале и дружно свистя во время любовных сцен героя и героини. На розыгрыше лотереи один из репортеров выиграл посудный сервиз (пожертвованный А.А. Гилбуном, торгующим в кредит товарами для дома) и, как многие утверждали, намеренно уронил на сцену все шестьдесят предметов под громкий свист, гогот и топот остальных. Луи был вне себя, но что он мог сделать?
На специальном заседании совета директоров загородного клуба, куда входили Дональд Маккензи, президент Райтсвиллской персональной финансовой корпорации («ПФК решит ваши проблемы с неоплаченными счетами!»), и доктор Эмиль Поффенбергер, хирург-стоматолог, проживающий в Апем-блок, 132 в Хай-Виллидж, произносились гневные речи о «бродягах газетчиках» и «самозваных привилегированных лицах». Все же в циничном веселье журналистов было нечто заразительное, и Эллери Квин с сожалением замечал, как Райтсвилл постепенно охватывает атмосфера окружной ярмарки. В витринах магазинов начали появляться новые товары; цены на еду и жилье резко подскочили; фермеры, ранее никогда не остававшиеся ночевать в городе по будням, стали прогуливаться по площади и Лоуэр-Мейн с их чопорными семьями, а найти место для парковки в радиусе шести кварталов от площади не представлялось возможным. Шефу Дейкину пришлось привести к присяге пять новых полицейских, чтобы регулировать уличное движение и поддерживать порядок. Невольный виновник этого бума забаррикадировался в доме 460 по Хилл-Драйв и отказывался видеть кого-либо, кроме Райтов, Эллери и, позже, Роберты Робертс. Его отношение к прочим представителям прессы оставалось непреклонным.
– Я все еще налогоплательщик! – кричал Джим по телефону Дейкину. – Я имею право на уединение! Поставьте копа у моей двери!
– Да, мистер Хейт, – вежливо откликнулся шеф Дейкин.
В тот же день патрульный Дик Гоббин, некоторое время бывший невидимым наблюдателем в штатском, получил приказ надеть униформу и стать видимым. А Джим снова заперся в доме.
– Ему все хуже и хуже, – сообщила Пэт Эллери. – Он пьет до отупения. Даже Лола ничего не может с ним поделать. Эллери, неужели он так боится?
– Он вовсе не боится, Пэтти. Дело в чем-то большем, чем страх. Джим все еще не видел Нору?
– Ему стыдно подойти к ней. Нора грозилась встать с кровати и пойти к нему, но доктор Уиллоби предупредил, что, если она это сделает, он отправит ее в больницу. Я спала рядом с ней прошлой ночью. Она проплакала до утра.
Эллери мрачно уставился в свой бокал скотча, взятого из скромного и редко используемого бара Джона Ф.
– Нора все еще считает его невинным младенцем?
– Конечно. Она хочет, чтобы Джим боролся. Нора говорит, что, если бы он пришел к ней, она смогла бы убедить его защищаться от нападок. Вы читали, что сейчас пишут о нем эти чертовы репортеры?
– Да, – вздохнул Эллери, опустошив бокал.
– Во всем виноват этот медведь Фрэнк Ллойд! Предать лучших друзей! Папа в ярости – он заявил, что больше никогда не будет с ним разговаривать.
Эллери нахмурился:
– Лучше держаться подальше от Ллойда. Он крупный зверь и сейчас здорово возбужден. Сердитый хищник с истеричной пишущей машинкой. Пожалуй, я поговорю с вашим отцом.
– Не стоит. Вряд ли он хочет разговаривать… с кем-нибудь. – Внезапно Пэт взорвалась: – Как могут люди быть такими гнидами? Мамины подруги больше не звонят ей, шепчут гадости у нее за спиной; ее исключили из двух организаций! Даже Клэрис Мартин перестала заходить.
– Жена судьи, – пробормотал Эллери. – Это создает еще одну любопытную проблему… Ладно, не имеет значения. Вы недавно виделись с Картером Брэдфордом?
– Нет, – коротко ответила Пэт.
– Что вам известно об этой женщине – Роберте Робертс?
– Единственный порядочный репортер в городе!
– Странно, что из тех же фактов она делает совсем другие выводы. Вы видели это? – Эллери показал Пэт «Колонку Роберты» в чикагской газете.
Пэт быстро прочла обведенный абзац:
«Чем дольше я расследую это дело, тем сильнее чувствую, что Джеймс Хейт – ложно обвиненный, затравленный человек, жертва косвенных улик и объект преследований толпы райтсвиллских обывателей. Только женщина, которую он, согласно местным сплетням, пытался отравить, твердо уверена в невиновности своего мужа. Желаю вам побольше сил, Нора Райт-Хейт! Если вера и любовь еще что-то значат в этом прогнившем мире, имя вашего мужа будет очищено и вы восторжествуете над толпой».
– Отлично сказано! – воскликнула Пэт.
– А по-моему, чересчур эмоционально даже для знаменитой entrepreneuse[39]39
Поборница, защитница (фр.).
[Закрыть] любви, – сухо заметил Эллери Квин. – Думаю, мне надо как следует разобраться в этом Купидоне в женском облике.
Но «разбирательство» только подтвердило то, что видели глаза Эллери. Роберта Робертс была душой и сердцем борьбы за то, чтобы заставить Джима очнуться. Один разговор с Норой – и они вместе стали бороться за общее дело.
– Если бы вы смогли убедить Джима прийти сюда, – высказала пожелание Нора. – Почему бы вам не попробовать, мисс Робертс?
– Вас он послушает, – вмешалась Пэт. – Сегодня утром он сказал, что вы единственный друг во всем мире. – Она не упомянула, в каком состоянии был Джим, когда произнес эти слова.
– Джим – странная личность, – задумчиво промолвила Роберта. – Я дважды беседовала с ним и, признаюсь, не смогла добиться ничего, кроме доверия. Ладно, попробую еще раз.
Но Джим отказался выходить из дому.
– Почему, Джим? – терпеливо допытывалась журналистка. При разговоре присутствовали Эллери и Лола Райт, более молчаливая, чем всегда.
– Оставьте меня в покое. – Джим не брился; его кожа под отросшей щетиной стала серой, и от него сильно пахло виски.
– Вы не можете просто лежать дома, как побитый пес, и позволять всем плевать в вас! Поговорите с Норой, Джим, – она придаст вам сил! Вы ведь знаете, что Нора больна. Неужели вас это не беспокоит?
Джим повернул к стене измученное лицо.
– Нора в хороших руках. Ее семья заботится о ней. А я уже причинил ей достаточно вреда.
– Но Нора верит в вас!
– Я не хочу с ней видеться, пока все это не кончится, – пробормотал он. – Пока не перестану быть паршивым шакалом и снова не сделаюсь Джимом Хейтом. – Он взял стакан, сделал несколько глотков и откинулся на подушки – никакие увещевания Роберты больше не могли пробудить его от апатии.
Когда Роберта ушла, а Джим уснул, Эллери обратился к Лоле Райт:
– А какова ваша роль, мой дорогой Сфинкс?
– Это не роль. Кто-то должен заботиться о Джиме. Я кормлю его, укладываю в постель и слежу, чтобы у него была под рукой свежая бутылка болеутоляющего, – улыбнулась Лола.
– Вы двое наедине в этом доме, – улыбнулся Эллери. – Это неприлично.
– Я всегда веду себя неприлично.
– Но вы так и не выразили вашего мнения, Лола…
– Мнений и без меня выражали более чем достаточно, – отозвалась она. – Но если хотите знать, я профессиональный защитник угнетенных. Мое сердце болит за китайцев, чехов, поляков, евреев, негров, и каждый раз, когда кого-то из моих подопечных пинают ногой, оно болит еще сильнее. Я вижу, что бедняга страдает, и этого для меня достаточно.
– Очевидно, этого достаточно и для Роберты Робертс, – заметил Эллери.
– Мисс Любовь-Побеждает-Все? – Лола пожала плечами. – На мой взгляд, эта дама на стороне Джима, потому что это дает ей возможность попасть туда, куда не могут проникнуть другие репортеры!