Текст книги "Новые земли (СИ)"
Автор книги: Елизавета Громова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Глава 26
Ну вот и все. Норики отпущены на свободу, Питер и Дитер с князем Разумовским умчались в Даварию, Алеша с Раулем доверены для попечения Александру и Астарте, а сами Зигфрид и Валерия только что портальным переходом перебрались из жаркого лета в зиму.
В горах, среди камней и снега, большой дом короля стоял недалеко от дома Главы безопасности. Вильгельм отказался отдыхать в такое время, ссылаясь на загруженность работой, но было ясно, что причина состояла в том, что ему не хотелось нарушать уединение молодоженов. Прошло почти три месяца со дня свадьбы, но для многих они по-прежнему оставались молодоженами. Зиму Валерия видела лишь в Даварии, в ту пору, когда маги только пришли в новый мир, и зима ей нравилась. Нравилась уже тем, что была, что приносила разнообразие в природу, что радовала снегом.
Здесь, в горах, зима стояла величаво и строго холодной. Зигфрид топил печь, на которой они вдвоем готовили пищу. Ночью, казалось, от мороза потрескивали стены дома, а они лежали в постели под теплым одеялом и было так уютно, так тепло. Неутомимость Зигфрида, его жгучее желание близости распаляло и Валерию и даже без одеяла им не было холодно всю ночь. Просыпаясь поутру, они еще долго нежились в постели, часто продолжая свои ночные занятия. Зигфрид вставал первым, растапливая печь, готовил кашу или омлет, как только запах пищи появлялся в воздухе, вставала с постели Валерия и подходила к окну, чтобы полюбоваться видом бескрайних снегов.
Сегодня она встала, как всегда, когда в доме уже было тепло. Подумала о том, что этом есть своя прелесть, отапливать дом не магическими батареями, а вот так, дровами. Уют создается особый, в доме другой запах, а само тепло – словно живое. Она подошла к окну, привычно включив наугад музыкальный кристалл. Стояла и смотрела на заснеженные валуны, на крупные хлопья снега, медленно падающие с небес. Нежный женский голос пел печально и проникновенно. Зигфрид, только пришедший с мороза в дом, сбросил шубу и подошел к ней, прижимаясь к ее спине, поцеловал в макушку и тихо спросил:
– О чем эта песня?
– Она называется «Песня Сольвейг», на Старой земле несколько столетий назад ее написал композитор Эдвард Григ. В ней поется о том, что девушка ждет весну, она надеется, что весной придет ее любимый.
Песня закончилась, а они все так же стояли, обнимаясь. Зазвучали первые звуки другой записи и красивый мужской голос на другом языке запел о чем-то грустном.
– А это русский певец, Дмитрий Хворостовский, живший тоже уже очень давно. Композиция называется «Ты и я», сам понимаешь, она тоже о любви. Прошли столетия, многое исчезло из памяти людей, но такая музыка – она вечная. У нас ее называли – классика. Так много песен о любви… Знаешь, у нас, на Старой Земле одно время говорили, что красота спасет мир. Потом кто-то сказал, что мир спасет только любовь. Не знаю, может быть любви было слишком мало, но мир она не спасла. И все-таки музыка должна звучать и здесь, в этом мире, и песни о любви тоже пусть слушают люди.
– Я согласен, по примеру твоего брата тоже открыл в столице театр, собираю талантливых людей, чтобы они показывали самое лучшее, то, что возвышает человеческие души. Надо взять что-то у вас для нового репертуара. У нас в Даварии, сколько себя помню, всегда были только уличные лицедеи и показывали они простые сценки из жизни народа, порой не очень благопристойные, и песенки в них были тоже незатейливые, и сквернословия в них хватало.
Это было их последнее спокойное утро в горах. Днем они, как всегда, гуляли на свежем воздухе, Валерия учила Зигфрида играть в снежки, они вдоволь порезвились, а наутро у нее появилась тошнота и сильная рвота. Перемещение в Кронхейм и обследование королевским целителем подтвердило догадку Валерии – у них с Зигфридом будет ребенок. Счастью будущего отца не было предела, он то и дело то расплывался в радостной улыбке, то кидался к жене, полный сочувствия. Токсикоз у нее был жесточайший, прошел целый месяц, пока состояние ее здоровья перестало внушать опасение.
Своего первенца Зигфрид, с согласия жены, назвал Эдвардом в честь композитора, музыка которого так понравилась ему. Маленький Эд с первых дней своей жизни закатывал родителям такие концерты, которые его тезке, жившему несколько столетий назад, даже и не снились. Совершенно здоровый ребенок, не единожды обследованный всеми целителями, включая Илону, начинал рыдать, как только отец или мать укладывали его в кроватку или пытались передать няне. И мгновенно замолкал, успокаиваясь, на руках у любого из родителей.
– Это уже не композитор, это настоящий певец растет. – приговаривал Зигфрид, прохаживаясь с малышом по комнате. – Такие распевки нам устраивает – заслушаешься.
Уложив сына на плечо, король мог просматривать бумаги и писать письма. Малыш в это время прекрасно высыпался, после чего начинал сопеть и елозить, в воздухе появлялся специфический запах и счастливый отец, принюхиваясь, решал:
– Кажется, нам пора менять штанишки, сынок. Пойдем к тебе в детскую.
Надо сказать, такой жизненный график Эд устраивал родителям до полугода. Позже он научился сидеть, ползать и принялся изучать окружающий мир с поистине непреодолимой настойчивостью. Няни сбивались с ног, следуя за ним, но не мешая его любознательности. Им было отдано распоряжение принимать меры ограничения лишь в случаях угрозы жизни или здоровью наследника.
Валерия нашла способ немного утихомирить исследовательский зуд сына, накупив ему разных игрушек и приучив его к игре. Она сама часто усаживалась с ним на ковер, брала в руки мехового зайчонка и показывала сыну, как зайчик скачет или убегает от волка. Зигфрид же пошел дальше. Вильгельм Кейст, однажды зашедший к ним в покои по срочному делу, был немало поражен, увидев короля в роли лошадки, скачущей с наследником на спине, взбрыкивающей ногами и тоненько ржущей, когда сын принимался заливисто хохотать и поддавать ему ножками по бокам. Одним словом, жизнь в их семье скучной не была.
Братья Алексей и Рауль тоже неплохо справлялись с ролью нянек при маленьком брате, но у них много времени занимала учеба, еще реже появлялись во дворце Питер и Дитер. Побывав в Даварии, они не просто навестили свою тетушку Марту и ее мужа, но и уговорили их переехать всей семьей в Новую Даварию. Теперь свое свободное время они делили на всех, радуя Валерию своими визитами и помогая Марте и ее семье устроиться на новом месте. Король подарил им большой и просторный дом в Кронхейме, выделил приличную сумму на обзаведение и открытие собственной лавки. Золотой дождь, пролившийся на семью Ланге, не испортил их, вскоре они, отдав детей в обучение, вовсю трудились, зарабатывая себе на жизнь торговлей овощами и фруктами.
Прошло два года и в венценосной семье появилась дочь. Зигфрид, с восторгом рассматривая крошечную девочку, умилялся ее белоснежным волосам. Эдвард родился совершенно лысеньким и обрастать белыми кудряшками стал только к году. Дочка к тому же отличалась миниатюрным, изящным тельцем и это приводило счастливого отца в умиление.
– Что значит – девочка! – рассуждал он. – С самого рождения – особенная! Как же мы назовем это чудо? Быть может, назовем ее в честь твоей или моей матери? – спрашивал он, поглядывая на жену. Валерия, улыбаясь со снисходительной лаской, пожимала плечами:
– Называй тем именем, которое тебе нравится или когда-то нравилось.
– Мне в детстве нравилось имя Кэтти, у кого-то из Советников отца была маленькая дочь с таким именем, ее наряжали в красивые платья и банты и она выглядела, словно сказочное существо. – мечтательно произнес Зигфрид.
– Ну, что же, прекрасное имя. – одобрила жена. – Катя, Екатерина, Катрин. Как лучше?
Маленькая Катрин оказалась ребенком спокойным, склонным к созерцанию окружающего мира. Зигфрид поражался тому, что дитя может не оглашать дворец ревом, не требовать взять на ручки, а просто тихо лежать, изучая собственные ручки и ножки, издавая при этом милые, воркующие звуки. Любовь отца разделилась теперь на две части, между сыном и дочерью поровну.
Многое в управлении королевством Валерия принесла из своего опыта. В Новой Даварии в обязательном порядке существовало среднее образование. Бесплатная медицина для всего населения также обеспечивала высокий уровень жизни, как и установленная минимальная плата за работу. Люди из низших сословий, так называемые кухаркины и крестьянские дети, получив образование, могли рассчитывать при своем упорстве и таланте на продвижение в должности на государственной службе, в деловом мире и в науке. Зигфрид всячески следил за этим. Валерия отметила, что в далеком прошлом Старой Земли такое уже бывало и называлось «социальными лифтами». Тогда должности раздавались не по лояльности к начальству, не за взятки или из-за родственных связей, а только за личные заслуги перед страной, за талант и работоспособность.
Аристократия, в самом начале, как вспоминал Зигфрид, воспротивившаяся этим новшествам, вскоре вынуждена была под давлением короля принять такое положение дел, а позже все и вовсе привыкли и воспринимали, как необходимость. Сам Зигфрид, порой задумываясь над отличием новодаварской аристократии от той, что осталась в королевстве Давария, пришел к выводу, что следом за ним на новые земли отправилась самая лучшая часть этого сословия, с гибким мышлением и бесстрашной восприимчивостью к переменам, ибо само решение уехать за тысячи километров, чтобы с риском для будущего начать другую жизнь – это требовало немалой отваги и решительности.
В королевстве были своя небольшая армия и флот, военный и рыболовный. Плодородные земли распахивались в тех местах, где не было необходимости большой вырубки лесов. Переданные магами семена обеспечивали высокие урожаи, агротехнике обучались все земледельцы. Заложенные в первый же год сады плодоносили уже который год. Многие переселенцы из Даварии и других стран настолько привыкли к новому положению дел, что уже стали забывать о голоде, который был нормой в их прежней жизни.
Светская жизнь тоже била ключом в столице. Театры, представления, выставки, балы – все это оживляло общение не только аристократических семей, но и многие семьи, добившиеся достатка благодаря труду, приобщались к высокой культуре. Сама же королева стала явной законодательницей моды. Валерия давно уже отказалась от пышных, длинных платьев, но не рисковала шокировать публику мини – юбками, демонстрируя в последние месяцы длину подола своих платьев до середины икры, и уже множество модниц оценили такие фасоны. Надо сказать, что молодые леди из не бедных семей давно уже получали лучшее образование, обзаводились профессиями и работали в многочисленных экспедициях картографами, этнографами, биологами и зоологами. Они лечили людей, водили многие виды транспорта, даже морские специальности и полеты в небе покорились им. Поэтому изменения в модной одежде были просто неизбежны.
Ровное течение каждого дня стало привычным и для королевской семьи. Дети взрослели, вот уже и маленькая Кэтти встала на ножки и в один из ясных весенних дней Зигфрид с Валерией решили прогуляться по парку в центре Кронхейма. Город значительно расстроился, появились новые улицы и небольшие парки, но центральный по-прежнему оставался самым людным и красивым. С королевской четой здоровались многие, мужчины снимали шляпы, женщины кланялись, улыбаясь умилительной картине. Король держал на руках дочку, одетую, как он и мечтал, в пышное платьице и с большими бантами на голове. Королева вела за руку Эдварда, то и дела задающую ей разные вопросы. Алеша и Рауль невдалеке перебрасывали друг другу мяч.
Совершенно неожиданно Валерия замерла, резко подтолкнула сына к отцу и накрыла их силовым щитом вместе с двумя братьями. Перед ней тут же выросло облако, похожее на пчелиный рой и на полном лету облепило ее тело, через короткое мгновение отваливаясь и падая на землю мелкими пчелками, оставляя окровавленную королеву, медленно падающую на мощеную разноцветной плиткой дорожку. Все случилось настолько быстро, что когда щит исчез, Эдвард только набирал в легкие воздух, чтобы огласить окрестности обиженным ревом, Зигфрид с недоумением смотрел на Валерию, Рауль с Алешей, выпустив мяч из рук, бледнея, не отрывали взглядов от падающей матери. Ужас, поселившийся в их глазах, сорвал мальчиков с места и они бросились к Валерии. Зигфрид, передавая дочь и сына няне и охранникам, закричал:
– Найдите, кто это сделал! – и кинулся к жене, обнимая детей и передавая их другим людям:
– Уберите сыновей, не надо им смотреть! Валерия, солнце мое! – из-за обилия крови невозможно было определить серьезность поражения. Он подхватил жену на руки и через мгновение укладывал ее на кушетку в Госпитале у Илоны. Целительница, проведя над телом руками, быстро схватила пару склянок у себя на столе и влила их содержимое в рот раненой. Затем взяла ножницы и принялась резать на королеве одежду. Зигфрид молча наблюдал, как на открывшейся обнаженной коже проявлялись глубокие резаные раны.
– Заклинание из арсенала темной магии, редкое, запрещенное повсеместно, называется Пчелы Ароны. – рассказывала целительница, освобождая тело Валерии от окровавленной одежды. – Я такого никогда не видела, только читала в книге воспоминаний Ладомира. – В его время жила такая ведьма, у нее много разной гадости было, на редкость изобретательная оказалась она на губительные вещи. Они тогда вынуждены были казнить ее за многие убийства. Одного не пойму, кто мог в наше время узнать такие вещи? Это заклятие смертельное и нашей королеве просто повезло, что она такая крепкая. Однако же крови потеряно много и раны не простые, а с магическим крючком – начнешь магией лечить, только хуже сделаешь. Одно хорошо – глаза не пострадали, иначе не знаю, что бы мы могли сделать.
Зигфрид с отчаянием смотрел на тело жены, на ее окровавленное лицо, тонкие пальцы, будто изрезанные мелкими бритвами, многочисленные порезы на груди, животе, ногах, залитые уже подсыхающей кровью.
– Что же делать? – прохрипел он. – Скажите, что необходимо, я сделаю все!
– Знаю, Ваше Величество. – кивнула Илона. – Кровь я уже остановила, саму королеву усыпила, ни к чему ей лишние муки. Пока буду травами лечить, а вы к гоблинам отправляйтесь, их король непременно поможет, я думаю.
Зигфрид, убедившись, что с детьми все в порядке, тотчас же отправился порталом в Изерри, к послу Нерикену. Сердце его рвалось успокоить испуганных детей, но для жены, возможно, была важна каждая минута и он надеялся, что няни и воспитатели поймут, как важно сейчас найти подход к малышам и успокоить их.
Король Нерикен уже встречал его на широкой дорожке возле своего дома. Вид у него был до крайности обеспокоенным, он протянул руки к Зигфриду и встревоженно спросил, забыв поприветствовать его:
– Что-то случилось, Ваше Величество? Мне вдруг стало не по себе, а тут еще увидел вас.
Зигфрид коротко рассказал о случившемся и попросил:
– Помогите, Ваше Величество. Наши целители опасаются, что магические крючки, заложенные в ранах, могут сработать как-нибудь неожиданно. У них нет опыта с такими случаями.
– Подождите меня несколько минут, Зигфрид. – тревога в глазах посла уже не просто плескалась, она кричала, выплескиваясь наружу. – Я, пожалуй, пойду с вами.
В Госпитале они сразу же направились в целительнице Илоне, Нерикен, внимательно выслушавший ее, задал несколько вопросов и попроси провести его к раненой. Зигфрид, не видевший жены чуть больше часа, поразился произошедшей в ней перемене. Лицо ее осунулось, словно она находилась в крайней степени истощения, кожа посерела, дыхание стало частым и прерывистым.
– Вы идите, Ваше Величество. – обратился к нему король гоблинов. – Нам предстоит много работы, я сделаю все, чтобы помочь вашей супруге. А вам необходимо поскорее найти того, кто это сделал. Похоже, в руках этого человека находятся страшные знания.
Еще раз взглянув на жену, Зигфрид отправился во дворец и первым делом зашел в детскую. Алеша с Раулем, игравшие с младшими, бросились к нему:
– Мама! Что с мамой? Где она?
Эдвард взглянул на отца молча, лишь по его округлым щекам катились крупные слезы, а малышка Кэтти, быстро перебирая ножками, подбежала к отцу и, ухватив его пальчиками за брюки, залепетала:
– Мама! Папа! Мама!
Рауль опустил глаза вниз и побледнел еще больше, Зигфрид проследил его взгляд и вздрогнул – ручки дочери стали алыми от крови, оставшейся на его брюках. Он совершенно выпустил из внимания, что был в той же одежде, в которой нес на руках Валерию. Темная ткань впитала влагу и крови видно не было, однако же ее было так много, что она до сих пор не высохла.
– Возьмите Кэтти, мальчики, успокойте, помойте ей ручки, а я переоденусь быстро и сразу же вернусь к вам.
Как ни старались братья, но всегда спокойная малышка заливалась плачем, когда Зигфрид вернулся в детскую. Взволнованная молоденькая няня тоже никак не могла успокоить ребенка и лишь попав на руки к отцу, всхлипывая и о чем-то неразборчиво причитая, Кэтти начала успокаиваться. С дочкой на руках он сел на диван, рядом уселись сыновья и он рассказал им о злой ведьме, которая захотела погубить их замечательную маму, но сейчас рядом с целителями находится король гоблинов, ему известна другая магия и он обязательно поможет маме. А им нужно вести себя хорошо и поддерживать друг друга, чтобы, когда мама вернется, никому не было стыдно за их плохое поведение.
Глава 27
Зигфрид пробыл с детьми долго, играл с ними, читал книги и ушел, когда они уснули. Вильгельма Кейста он нашел в подвалах дворца. Его Главный безопасник сидел перед решеткой, за которой цепями была прикована к стене Изабель Веласкес. Это была не та Изабель, которую помнил король – яркая, ухоженная, кокетливая молодая женщина. Сейчас он видел перед собой растрепанную, злобную фурию, хриплым голосом выдающую в адрес Кейста такие непристойности, такое сквернословие, какие за всю свою жизнь Зигфриду не приходилось слушать; Вильгельм, судя по его ошарашенному виду, тоже не часто встречался с таким красноречием у дамы. Увидев короля, Изабель дико расхохоталась, принялась дергать руками, пытаясь избавиться от цепей.
– Взяли мы ее по горячим следам, она еще не успела избавиться от улик. В доме у нее нашли несколько книг по темной магии, таких и на Старой Земле давно уже никто не видел. В нападении на королеву призналась сразу. Говорит, убрала соперницу. Вроде бы, ей раньше нравился Роберт Калхой, но он женился на Валерии. Потом она решила обольстить тебя, но женился ты опять-таки на Валерии. До этого она очаровывала Александра Воронцова, но он не поддался ей и дама подозревает, что сестра оклеветала ее перед братом.
Темная магия ее привлекает и легко дается, она давно ее изучает, знает многое, но впервые решилась на что-то серьезное. Раньше все по мелочам.
– Да, сейчас все серьезно. – Изабель прекратила рваться из цепей и притихла. Потом ухмыльнулась настолько гнусно и мерзко, что Зигфрида затошнило. – Вы еще не понимаете, но ваша драгоценная Валерия одной ногой уже стоит в могиле. Против Пчелок нет излечения, она обречена и поделом ей! Заносчивая сука! А вы все – мудаки! Ха-ха! Не будет у вас больше ваших трах-тибидох! Не будет! А то привыкли из постели не вылезать!
А дальше снова полилось грязное сквернословие и Вильгельм тяжело поднялся со стула.
– Пойдемте, Ваше Величество, хоть по чашечке чая выпьем. Вы тоже, наверное, с утра ничего не ели.
– Да, пойдемте, а потом я уйду в Госпиталь, к жене.
После чая король не смог уйти сразу же в Госпиталь, Вильгельм пригласил его в свой кабинет, показал улики, изъятые у Изабель. Несколько стопок книг по темной магии, толстые фолианты, украшенный на обложках чеканкой и драгоценными камнями. Как она смогла перевезти это со Старой Земли? Как ни разу не попала под подозрение? Несколько томов были явно из этого мира. Обтянутые кожей, с черно-золотым тиснением, они внушали ужас при одном лишь взгляде на них. В небольшой коробке лежали другие вещи – перчатка Валерии, носочек Кэтти, маечка Эда, два рукава от рубашек Рауля и Алеши. Не было здесь только вещей самого Зигфрида.
– Она не собиралась убивать тебя. – Вильгельм правильно понял растерянность короля и друга, стоящего над коробкой с носочком в руках. – Решила, что сможет утешить, когда ты лишишься семьи, а потом она станет королевой.
Зигфриду от одной мысли, что он мог остаться один, без Валерии, без детей, стало дурно. Он не мог представить себе боль, которую ему пришлось бы испытать, потеряв семью, и у него были сомнения в том, что он смог бы пережить эту потерю.
– Она сумасшедшая, Вилли. – хрипло произнес он. – Ее надо показать специалистам, нормальный человек не в состоянии такое замышлять и тем более осуществить.
– Первым делом мы ее показали психиатрам. – Вильгельм с сочувствием и пониманием смотрел на короля. – Она вменяема, отдает отчет в своих поступках. Целый консилиум изучал ее, словно чудо. Такая красавица и не совсем дура, но столько злобы! Она жаждет царствовать, как она выразилась, быть на вершине пищевой цепочки. По ее мнению, все мужчины должны ей поклоняться, а женщины – просто уйти в сторонку. В ее немалые годы она не замужем и объясняет это тем, что у нее высокая планка запросов, свинопасы ей не нужны. Сама она любить не умеет, может только пользоваться чужой любовью. Ей доставляет огромное удовольствие соблазнить мужчину, а затем бросить его, наслаждаясь чужими терзаниями. Разбитых мужских сердец она оставила, что называется, несчитано и немерено. А ты стал ее идеей фикс, она пошла бы через гору трупов, чтобы заполучить тебя.
В Госпитале было тихо. Зигфрид отчего-то испугался этой тишины, словно она могла быть предвестницей горестных событий. Стараясь подавить в себе начавшуюся было дрожь, он решительно зашагал в палату, в которой меньше, чем сутки назад оставил свою жену и короля гоблинов.
Валерия спала. На щеках ее играл нежный, розовый румянец, дыхание стало ровным и чистым, отмытое от следов крови тело одето в ночную сорочку без рукавов. И ни одного ужасного пореза на гладкой, шелковистой коже! Зигфрид опустился на колени перед кроватью, прижался губами к руке жены, лежащей поверх одеяла и прикрыл глаза. Слезы лились по его лицу, это были слезы облегчения и радости. После жестоких и злых слов Изабель он уже и не надеялся на благополучный исход.
– Король Нерикен ушел совсем недавно, я не хотела отпускать, состояние его ужасное, мне показалось, он находился на границе между жизнью и смертью. – прошелестел тихий голос Илоны. – Когда королева открыла глаза, она попросила его наклониться к ней ниже и что-то прошептала ему на ухо. Это осчастливило его, он радостно улыбнулся и сказал королеве «Спасибо». Больше она не просыпалась.
Король Нерикен встретил Зигфрида сразу же, едва он только вступил на дорожку дворцового сада. Выглядел он и в самом деле нездоровым, слабым, даже кожа его отливала серым цветом, а не той легкой синевой, как было прежде. Зигфрид поспешно подошел к королю и протянул ему свои руки.
– Ваше Величество, Нерикен, я вижу, вам нелегко далось излечение Валерии. Благодарю вас и хочу, чтобы вы знали – я ваш вечный должник.
– Нет, Ваше Величество. – пожимая его руки, ответил гоблин. – Я в любом случае сделал бы все возможное для Валерии, но она успела также отблагодарить меня и весь мой народ. Отблагодарить так, как не смог бы никто, кроме нее. Дело в том, что наш далекий предок, король Саприкен, живший более тысячелетия назад, спрятал величайшую реликвию нашего народа перед самой своей смертью, не успев ничего о ней рассказать никому из приближенных. Я даже с вами не могу поделиться сведениями о том, что это за вещь, но она для нас очень важна. И вот сегодня, как только ваша супруга пришла в сознание, она попросила меня наклониться к ней и на чистейшем гоблинском наречии сообщила, что король Саприкен велел ей передать, что вещь, которую мы все ищем, находится под плитой у входа в его комнату. Потом она снова потеряла сознание.
Как бы не был я слаб, но после окончания лечения сразу отправился домой и, представляете, мы нашли эту вещь там, где было указано! Нет для нас дара, дороже того, что сделала Валерия. Возможно, она забудет свои слова, но это неважно – наш предок являлся одним из мудрейших правителей и он никогда бы не доверил такие знания недостойному, тем более человеку. Так что не считайте себя должником. Я приду посмотреть на состояние Валерии, когда наберусь сил, сейчас от меня мало пользы.
Валерия не согласилась на встречу с Изабель, хотя та настойчиво просила об этом.
– Не хочу ее видеть, Зигфрид. Одно то, что она хотела не только моей смерти, но и гибели наших детей отвращает меня от нее. Я понимаю, в нашем магическом сообществе все мы – люди совершенно разные и это неизбежно. Мир прекрасен именно своим разнообразием, но в мое представление о пределах этого разнообразия не вписываются убийцы и все остальные, несущие зло.
– Поддерживаю тебя и понимаю, это и мои дети, и ты – моя жена. – король, размеренно шагающий от одной стены кабинета к другой, остановился напротив жены. – Я не знаю, что заставляет Изабель вот уже несколько раз посылать к тебе такие просьбы. Многие считали ее жестокой и коварной кокеткой, расчетливой охотницей за мужскими сердцами. Никому не приходило в голову, что она готовит целую революцию в новом мире. Изучение темной магии и отдельной ее составляющей – магии крови, являлось ее оружием. Она планировала вначале стать королевой, затем, подчинив себе мужа, с помощью своих знаний поставить на колени подданных королевства, а далее – весь новый мир.
Веласкес – подданная Либерии, но поскольку свое преступление она совершила в Новой Даварии, то король Александр согласился с тем, чтобы судил ее наш суд.
Даже та история с изобретением неведомого прибора, которая закончилась трагически, не так уж проста. Все случилось по наущению самой Изабель Веласкес, она распаляла любовное состязание между Пьером Конье и Роем Николеску, делая авансы тому и другому, а те, в страстном желании поскорее сделать ее своей, настолько торопились, что наделали множество ошибок в расчетах, которые заметил их помощник. Тогда она всерьез испугалась, побежала к Александру. Позднее, когда ты лежала в лаборатории, она не один раз пыталась вколоть тебе смертельную инъекцию, но рядом постоянно находился Роберт, а в течение дня – сам Дэйки.
Завтра состоится казнь Изабель, а на душе у меня тревожно. Словно я что-то упустил, не досмотрел. Быть может, ты не пойдешь со мной?
Зигфрид, подойдя к жене, чуть наклонился и взглянул в зеленые глаза, полные смятения и растерянности.
– Мне тоже не по себе. – призналась она мужу. – Вполне вероятно, что у темной колдуньи есть запасной козырь в рукаве и она выложит его в день казни. Если это так, то она наверняка защитила свои мысли от ментального вторжения и мы ничего не узнаем до часа «Ч». Просто будем готовы.
Ко времени казни преступницы были готовы, внутренне собраны и подтянуты не только венценосные супруги, но и все присутствующие маги. Присутствовал даже король Нерикен, попросивший Зигфрида о такой возможности.
Изабель вышла на помост в своем былом великолепии – по ее последней просьбе ей были предоставлены услуги горничной и любимая одежда. Она стояла, гордо усмехаясь, в прекрасном платье и туфельках на каблучке, с красиво уложенными волосами, подведенными темными глазами, яркими губами и своими лучшими драгоценностями, сверкающими на пальцах, в ушах, прическе и на шее. Все, что она выбрала для последнего дня своей жизни, было тщательно проверено несколькими магами. Валерия, потянувшись к мыслям Изабель, не смогла уловить ничего, кроме злорадства, которое она и не скрывала.
Был прочитан приговор, с перечислением всех вин преступницы и один из магов уже дал отмашку на начало казни, как Изабель неожиданно сорвала с пальцев два перстня, бросила их себе под ноги и крикнула, почти срывая голос:
– Травентос прим артино масо!
За мгновение до начала действия заклятия Валерия обрушила на помост мощнейший силовой щит, поверх которого в то же мгновение легли щиты, наложенные королем и остальными магами. Однако же сила магии крови была настолько велика, что щит прямо на глазах стал таять, расползаться. Король Нерикен, взмахнув ладонями, укрепил наложенную защиту и в тот же миг внутри щита взорвалась фигура Изабель и по прозрачным стенкам поползли вниз темно-красные потеки, клочки ткани и мелкие кусочки плоти, а все присутствующие ощутили содрогание почвы под ногами. Кисть руки с тонкими пальцами и окровавленными обрывками плоти медленно сползала по щиту, оставляя грязно – красные следы.
Королеву и многих других женщин тошнило, побледнели даже видавшие немало мужчины.
Изабель напоследок смогла поразить многих. Исследовавшие остатки доказательств маги пришли к выводу, что именно перстни были зачарованы на кровавое заклятье. Каждый в отдельности они не представляли собой ничего особенного, обычные украшения, но будучи сложены вместе – становились мощным магическим артефактом. Если бы щит, закрывший Веласкес в узком пространстве, не выдержал, от всех присутствующих на казни осталась лишь мертвая плоть.
