Текст книги "Другая жизнь Мародёров (СИ)"

Автор книги: Elizabeth Ocviv

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

К удивлению Лили, Джеймс и Северус даже близко друг к другу не подходили, не то что пререкались. Создавалось впечатление, что им безразлично, что между ними происходит. Но это было далеко не так.

Северус Снейп

Северус каждую ночь думал о Лили. О том, как изменился её характер, как она сама потерялась в своих изменениях. О том, что расстояние между Лили и Джеймсом, росшее со стремительной силой, идёт самому Снейпу на пользу. О том, что времени до окончания Хогвартса оставалось всё меньше, и надо было что-то предпринимать. Но что?

На каникулах метка была поставлена, и Лили об этом не знает. Но что, если кто-то скажет ей об этом? А кто может? Ведь практически никого рядом не было из тех, кто учится с ним в Хогвартсе. Мальсибер? Хм, было бы довольно странно увидеть его подле Лили, бурно повествующего «грязнокровке» о планах Волдеморта на Северуса. Эйвери? Эта «гиена», как кличут его друзья, на самом деле жалкая дворняга, лишь для пафоса демонстрирующая свои совсем не острые зубы. Кишка слишком тонка. О Розье и говорить не приходится… Так что никто, пожалуй, не мог сказать… Главное – не отворачивать рукава. А придёт время – Северус сам во всем признается. Но не сейчас.

Аппетит пропадал, когда сонный Поттер обнимал Лили за завтраком. Хорошо ещё, что не лез целоваться, мерзавец. Для него же хорошо.

Северус был и рад, и не рад такому положению дел, но предпринимать что-либо в этой ситуации не спешил. И без него найдутся те, кто заварит кашу.

Джеймс Поттер

День рождения гриффиндорца обещал быть фееричным не только потому, что это день рождения Джеймса Поттера, но и потому что первый матч сезона Гриффиндор – Рейвенкло был назначен именно на двадцать седьмое марта.

Впервые в жизни он не ждал витиеватых восхвалений, проявлений обожания и прочей ерунды. Важен был только матч, поскольку кубок во что бы то ни стало должен достаться храбрым львам. Так решил Поттер, а уж если он решил – он будет верен решению до конца.

Утро выдалось пасмурным и холодным для конца марта. Радовало квиддичистов только отсутствие ветра и ледяного дождя. Проснувшись рано, Джеймс, не мешкая, привёл себя в божеский вид и ушёл на стадион. Там на скамейках уже сидели, позёвывая, близнецы Пруэтты и другие члены команды. Завидев капитана, гриффиндорцы загомонили и принялись вручать небольшие подарки с поздравлениями. Приняв щедрые дары и отблагодарив сокомандников, Поттер велел начать тренировку и самозабвенно взмыл в небо.

За завтраком он практически не ел, а только отвечал на поздравления. Сириус понимающе ухмылялся, глядя, как очередная почитательница Сохатого смущённо что-то лепетала о любви и счастье, и то и дело похлопывал по плечу друга. Мародёры сразу презентовали свои подарки: Лунатик – заколдованные носки, которые всегда оставались чистыми и без запаха; Сириус – снитч, подписанный никем иным, как Карлом Бродмуром; Питер – волшебные карты, которые ехидно издевались над тем, кто проигрывал. Лили тоже не стала тянуть до вечера и поздравила парня билетами в кино на двоих, что страшно заинтриговало Джеймса, поскольку он никогда не был в кино, а только слышал о нём. А уж что говорить о походе в кино с Лили… Также она подарила парню тёмно-коричневую толстовку со светло-коричневым изображением головы оленя и подписью «Сохатый», что невероятно умилило парня.

Игра началась неожиданно.

Рейвенкло был подготовлен не хуже Гриффиндора. Игроки то и дело падали с мётел, сшибленные соперниками или бладжерами. Такого напряжения на поле не ожидал никто, в том числе и мадам Трюк. После четвёртого упавшего игрока она чуть было не остановила игру.

Несмотря на потерю вратаря и одного охотника, Джеймс направлял команду в атаку. Интуиция подсказывала ему, что это лишь начало. И он не ошибся: его зоркие глаза засекли снитч, и он, не медля ни секунды, рванул за ним. Сегодня он не искал на трибуне Мародёров и Лили, он был сосредоточен на игре.

Никто не сомневался в том, что Джеймс Поттер ловчее и опытнее пятикурсника, которого взяли в команду совсем недавно. Гриффиндор победил, но не блестяще. С отрывом в десять очков, с тремя травмированными игроками и немного подкошенным настроением. Конечно, факультет был счастлив, даже Макгоннагал улыбалась как никогда, но с каким-то состраданием. Однако Джеймсу было отчего-то не по себе.

И, как оказалось, на это была причина.

Придя в комнату, он обнаружил аккуратно положенное на кровать письмо. И содержание этого письма ему совсем не понравилось. Более того, оно добило его окончательно.

Но ведь сегодня был его день рождения?

Нет, день смерти.

День смерти его родителей.

========== Часть 39. Основатель и последователь: просьба и месть ==========

Гриффиндорцы дружной толпой покидали трибуны.

– Сириус, – обратился к Бродяге слегка простывший Ремус, кутаясь в мантию, – у Джеймса какие-то дела?

– С чего бы вдруг? – удивился Блэк, прекратив улыбаться Марлин, которую он обнимал за талию.

– Я не знаю, но он пропал, ничего не сказав. Думается мне, что у него сегодня есть особые планы.

Непонимающе пожав плечами, Ремус обратился к задумчивому Питеру:

– Как тебе игра?

– Я не знаю, – ответил тот. – Не могу сказать, что мне не понравилось, но… Может, дело в погоде?

– Дело в капитане, – влез серьёзный Сириус, провожавший взглядом упорхнувшую к Лили Марлин. – Слабенько они сыграли. Давайте начистоту: ловец Рейвенкло, Сноу, столь же подвижен, как утюг, который, как мне кажется, на метле-то сидел чуть ли не впервые в жизни, не чета Сохатому. Лично я видел снитч два раза до того, как его заметили ловцы, но я не упрекаю Джима, он ведь именинник, – усмехнулся Бродяга, Ремус и Питер понимающе улыбнулись. Но усмешка быстро сошла с лица Блэка, будто её и не было. – Однако, друзья, я не могу понять, почему остальные игроки так активно принялись ломать себе шею и различные конечности. Никогда такого не видел, даже не слышал о таком. Я удивлен, как ещё старушка Макгонагалл не разогнала всех к чёртовой бабушке.

– Она решила сделать подарок Сохатому, дала доиграть матч, – предположил Хвост, засунув руки в карманы мантии.

– Да, организовала торт из полуживых игроков Гриффиндора в Больничном крыле, – саркастично вставил Ремус. Обычно сарказм ненадолго всплывал в его фразах до и после полнолуний. Люпин вздохнул и покачал головой.

– В любом случае, что бы там ни было, давайте просто порадуемся победе, – предложил чуть повеселевший Сириус. – Хоть и десять очков, да наши.

Джеймс Поттер

То, что было написано на свежем пергаменте, по сути, не говорило ни о чём, кроме того, что родители Джеймса якобы умерли и что письмо оставил Альбус Дамблдор.

«Мистер Поттер,

прошу не отказать в конфиденциальной беседе в моём кабинете после матча. До меня дошли сведения о смерти ваших родителей.

Будьте мужественны.

Альбус Дамблдор».

Обыкновенно уверенный в себе Джеймс Поттер был чрезвычайно взволнован. Он не позволял своим мыслям даже близко касаться в той или иной степени содержания письма. Джеймс даже не заметил, как по вежливому предложению директора очутился в кресле напротив него и взял в руки обжигающе горячий чай. Он не чувствовал ни жжения, что обыкновенно просыпается под кожей, когда возьмёшься за что-то горячее, ни боли. Всё вдруг стало каким-то мелким и ничтожным. И меньше всего студенту хотелось верить в правдивость написанных строк.

– Как ты уже понял, Джеймс, я позвал тебя неслучайно, – перешёл к делу Дамблдор, проницательно глядя на молчаливого гриффиндорца.

Последний поднял голову, поставил нетронутый чай на стол и с решимостью посмотрел на директора.

– Надеюсь, ты готов к разговору? – осторожно осведомился Альбус.

– Да, профессор, – взял себя в руки Поттер. Он перестал напоминать статую, способную лишь неподвижно смотреть на собеседника, удобнее усевшись в кресле и приготовившись ловить каждое сказанное слово.

– Прекрасно.

Одним жестом Дамблдор без каких-либо видимых усилий закрыл входную дверь и ставни окон. Внезапно наступивший мрак рассеялся после зажжения свеч.

– Нас точно никто не слышит? – что-то вдруг дёрнуло Джеймса задать этот странный вопрос.

На миг Поттеру показалось, что профессор собирался что-то ответить, вместо этого он поднялся из-за стола, подошёл к шкафу и открыл его. Из-за створок показался хорошо знакомый предмет.

– Это Омут памяти, сэр? – решил проверить свои догадки гриффиндорец.

Альбус Дамблдор медленно кивнул и жестом подозвал студента к себе. Джеймс послушно проследовал к нему и негодующим взглядом начал сверлить то Омут памяти, то директора. Дамблдор ничуть не смутился.

– О, я понимаю тебя. Вероятно, ты хочешь узнать, отчего я прибегнул к этому интересному предмету и причём здесь твои родители. На наше с тобой счастье в моем арсенале нашлась парочка воспоминаний, которые прольют свет на некоторые обстоятельства.

Не говоря больше ни слова, мужчина вытащил из груды всевозможных пузырьков, находившихся в шкафу, содержавших непонятные субстанции, один-единственный, вскрыл его и вылил содержимое прямо в чашу. По его взгляду Джеймс понял, что пора «нырять», и окунулся в воспоминания с головой…

– Альбус, – требовательно и одновременно взволнованно обратился к задумчивому профессору статный мужчина лет шестидесяти. В этом темноволосом кареглазом собеседнике директора Джеймс узнал своего отца. – Вы уверены, что нас никто не слышит?

Альбус Дамблдор, расхаживавший по кабинету рядом со столом, внезапно остановился и внимательно всмотрелся в лицо недавно вошедшего явно обеспокоенного мужчины. Не найдя на нём никаких признаков недоверия, он спешно подошёл к мужчине, всё также задумчиво смотря на него, и негромко ответил:

– Нынче никому нельзя верить, Чарлус, – директор Хогвартса, ничуть не изменившийся в лице, скрестил руки за спиной и стал расхаживать вдоль портретов, окидывая взглядом каждую картину. – Будь уверен, даже у стен есть уши, глаза и рот. И мы оба прекрасно понимаем, кому это нужно.

Недолго думая, Поттер-старший взмахнул палочкой, не проронив ни слова.

– Оглушающие чары, – понимающе улыбнулся Дамблдор, остановившись у своего стола. Он снова окинул задумчивым взглядом кабинет, продолжая говорить: – Вы никому не доверяете.

– Я доверяю только своей семье и вам, Альбус, – в голосе отца Джеймса не было ни нотки радости, а лицо отображало лишь решимость.

Директор прекратил созерцание своего пристанища и облокотился о стол. По его вежливому предложению волшебник сел в кресло, до сих пор стоящее напротив стола в кабинете.

– Полагаю, у вас есть веские причины обращаться ко мне, – Дамблдор послал собеседнику вопросительный взгляд.

– Это дело исключительной важности, Альбус, и оно должно остаться между нами, – многозначительно произнёс тот.

– Что ж, – профессор развернулся, обошёл стол и сел. – Тогда начнём.

Мистер Поттер не заставил себя ждать.

– Как мне известно, некий Волдеморт имеет успех в кругах аристократии, – негромко начал он. – До недавнего времени о нём лишь говорили. Он присутствовал на светских раутах, был желанным гостем в любом чистокровном доме. Но всё изменилось. Теперь его называют «Тёмный Лорд», не упоминая имени, но не все чистокровные волшебники рады его видеть, не говоря уже о маглорождённых…

– О маглорождённых? – на лице Дамблдора проявилась несвойственная ему нотка ошеломлённости.

– Да. Он называет их «грязнокровками», – на последнем слове Чарлус Поттер едва заметно скривился. – У Министерства, особенно в Аврорате, есть серьёзные основания начать охоту за последователями Волдеморта. Домашние клубы почитателей этого волшебника превратились в сборища безумцев. – Дамблдор выразительно выгнул бровь дугой, а Поттер-старший перестал сдерживать свои эмоции. – Поверьте, я видел собственными глазами то, о чём даже Крауч не догадывается. Волдеморт сформировал оппозиционное военное подразделение с говорящим названием «Пожиратели смерти», призванное Тёмным Лордом «очистить волшебное сообщество от грязнокровок и осквернителей крови». У задержанных нами волшебников, состоящих в этой организации, есть несколько характерных признаков, по которым мы их вычисляем.

– Что за признаки? – не смог удержаться от вопроса Дамблдор.

– Все они одеты в чёрные мантии и носят белые маски, полностью скрывающие их лица и не отличающие друг от друга. К тому же каждый Пожиратель носит на руке особую татуировку в виде черепа и выползающей из него змеи. Для чего она нужна, мы пока что не знаем, но предполагаем, что для её появления проводят некий тёмный магический ритуал.

– Несомненно, – задумчиво протянул Дамблдор. – Министерство знает? Фадж, Крауч – они в курсе?

– Определённо. Именно поэтому я и пришёл к вам, Альбус.

Дамблдор словно ждал этой фразы.

– Прежде чем мы вернёмся к сути вопроса, мне необходимо убедиться, что наши действия не вызовут противодействия.

– Что вы имеете в виду, Альбус? – Поттер скрестил ноги и по-хозяйски положил руки на подлокотники кресла.

– Скажите, Тёмный Лорд пытался завербовать вас?

– Всю семью. Наверное, моя семья – одна из немногих, которые не присоединились к нему и не разделяют его идей, – кивнул волшебник и его выражение лица мгновенно изменилось на решительное и гневное: – Особенно он желал видеть в своих рядах Джеймса, но я сделаю всё, чтобы этот самозванец до него не добрался. Радует, что Джим не поддерживает подобные идеи, так что могу поручиться в этом за своего сына, о котором я бы тоже хотел поговорить.

– Хорошо, – заключил Дамблдор. – Тогда в чём состоит суть вашего вопроса?

– Не кажется ли вам, Альбус, что начинается война?

Дамблдор молчал, подперев подбородок руками.

– Помните, что было вначале – всё проходило тихо, тайно и только лишь на уровне сплетен. Сейчас Волдеморт начал действовать в открытую. И я считаю, как, впрочем, и Аластор, что грядут битвы и сражения. И если ничего не предпринять, скоро в Англии не останется ни одного маглорождённого волшебника, которые, по мнению Лорда, не имеют право существовать.

– Но, Чарлус, вы сказали, что Министерство осведомлено о деятельности Волдеморта?..

– Да, но не считает сложившуюся ситуацию опасной. Кто-то попросту манкирует, кто-то просто не обращает должного внимания. Именно поэтому я, Грюм и ещё несколько авроров готовы вступить в организацию, которая будет бороться с Пожирателями. Это же я предлагаю сделать и вам.

– Не кажется ли вам неосмотрительным вступать в организацию, борющуюся с Тёмным Лордом и не подчиняющуюся Министерству? Так вы ставите себя между двух огней.

– Нам не привыкать. Но мы не видим другого выхода.

– А как же дети, Чарлус? Ведь они неизменно будут втянуты либо на одну сторону, либо на другую? И думали ли вы, что они могут сослужить Волдеморту огромную службу, являясь рычагом давления?

– Все мы приняли решение скрывать свою ставку в Ордене даже от близких.

– В Ордене? – переспросил Альбус, словно пробуя слово на вкус. – Звучит скудновато.

– Что вы предлагаете, Альбус? – заинтересовался Поттер, выпрямившись в кресле.

– Предлагаю назвать тайную организацию Орденом Феникса, – переглянувшись, мужчины усмехнулись. – Звучит куда интереснее, не находите?

– Пожалуй, да, – согласился Чарлус.

– И всё же вы не сможете скрывать свою причастность, если с вами что-либо случится.

– Вы правы, Альбус. И это ещё одна причина, по которой я пришел к вам.

– Я вас слушаю.

– Мы с Дореей прекрасно понимаем, что в один день мы можем не вернуться. И поскольку я практически никому не доверяю, я прошу вас присмотреть за Джеймсом, – мужчина горько вздохнул. – Когда придёт время, а именно – нас не станет, поведайте ему об Ордене и расскажите, в чём заключается его работа.

– А согласен ли сам Джеймс с вашими идеями?

– Об этом не беспокойтесь, – довольно заулыбался Чарлус, вновь раскинувшись в кресле, – он думает так же, как и я. Хоть ему и пятнадцать, он далеко не так глуп, как может показаться на первый взгляд, – волшебник подался корпусом чуть вперёд, – со второго курса он твердит мне о том, что не терпит слизеринцев, поддерживающих Волдеморта, – оба собеседника весело усмехнулись, отлично зная Джеймса, – и хорошо общается с маглорождёнными. И по секрету вам скажу, что он поведал мне о самой главной причине, по которой он не терпит общества сторонников Лорда.

– Какой? – в глазах директора плясали весёлые огоньки, как и в глазах гостя.

– Он влюблен в маглорождённую волшебницу, его однокурсницу. Все уши прожужжал про свою Лили, – мужчина весело хохотнул, а Дамблдор очень тепло улыбался.

– Очень хорошая девочка, у вашего сына отличный вкус, – подмигнул Поттеру профессор.

– Благодарю, – веселье испарилось с лица отца Джеймса, и он продолжил: – Так что можете не сомневаться в Джиме. Одно лишь меня беспокоит: если вдруг со мной и Дореей что-то случится, прошу, Альбус, не скрывайте ничего от Джеймса. Он должен знать правду, какой бы горькой она ни была.

Несколько коротких мгновений спустя Джеймс понял, что вернулся в реальность. В голове абсолютно не укладывалось ни известие о смерти родителей, в которое он отчаянно не хотел верить, ни полное неожиданностей воспоминание. Профессор молча смотрел на студента, впавшего в некий ступор. Так прошло несколько безумно долгих минут, которые показались Поттеру адом.

– Это правда, профессор? – с ноткой недоверия осведомился парень, неотрывно следя за тем, как Дамблдор убирает в шкаф чашу и направляется к столу.

– Да, – без всяких сомнений ответил директор, усаживаясь на стул. – Джеймс, прошу, сядь. Это ещё не всё.

– Не всё? – несколько обвинительным тоном спросил, а затем нервно хохотнул Поттер, но всё же сел. Он очень чётко понимал, что как никогда близок к истерике.

– Пойми меня правильно, Джеймс, я делаю то, что завещал мне Чарлус, – словно маленькому капризному ребёнку втолковывал ему Дамблдор. От слова «завещал» Сохатого бросило в дрожь. – Поэтому я показал тебе воспоминание, поэтому ты здесь.

– Когда они умерли? – безжизненно спросил Поттер, смотря куда-то перед собой, тогда как Дамблдор следил за его реакцией.

– Неделю назад, – негромко отозвался мужчина.

– Неделю?! – неожиданно вскинулся Джеймс, вскочив с кресла на ноги. – Неделю назад?! Почему, почему мне не сообщили об этом сразу же?

Гнев, обида, ярость, боль – все эти чувства коктейлем смешались и забурлили в душе гриффиндорца. Он ненавидел Дамблдора и других, кто знал о трагедии Поттеров и ничего не сказал тому, кто должен был быть оповещён об этом первым. Такой моральной и физической уничтоженности он не чувствовал никогда. Будто что-то тяжёлое, к примеру, небо, серое и давящее, легло, даже обрушилось на его плечи.

– Почему так поздно? Что всё это, чёрт возьми, значит?!

– Джеймс, – жестом остановил истерику Дамблдор. – На то была серьёзная причина.

– Какая, позвольте узнать? – сдерзил взбешённый и одновременно отчаявшийся студент. – Что за причина, по которой меня даже на похороны собственных родителей не пригласили?

– Послушай меня внимательно. Твои родители не просто погибли, их отравили.

Их отравили…

Их отравили!..

Чёрт подери, какие-то поганые ублюдки взяли и лишили его родителей жизни – взяли и отравили!

– Джеймс, – Дамблдор снова вернул к разговору ушедшего в себя Поттера. – Их отравили Пожиратели и сделали это открыто. Отныне ты их мишень. Именно поэтому тебе не сообщили о смерти сразу, именно поэтому ты пропустил похороны. Пожиратели смерти выбрали тебя своей целью. После Хогвартса твоя жизнь станет крайне небезопасной.

– Мне плевать, – процедил разгневанный пуще прежнего Джеймс. – Пусть только сунутся…

– Не наделай глупостей, мой мальчик, – предостерёг его помрачневший Дамблдор. – У тебя есть время всё обдумать и принять мудрое решение…

– Я уже принял решение, – без всяких колебаний стальным тоном произнёс Джеймс. – Я хочу вступить в Орден Феникса.

*****

Дамблдору вдруг показалось, что кресло – то самое, в котором сидят его посетители, служит индикатором времени. Оно – время – медленно течёт, и параллельно с ним сменяются поколения. Несколько лет назад Чарлус Поттер предлагал Альбусу вступить в совершенно никому не известную на тот момент организацию и просил присмотреть за единственным ребёнком после его кончины. А теперь в том кресле сидел его сын Джеймс и рвался в Орден Феникса, неуловимую команду людей, противостоящих самому Лорду, чтобы отомстить за смерть любимых родителей.

========== Часть 40 ==========

Я не верю в совпадения. Если уж два события наслоились друг на друга, значит, так было задумано. Вот и эта глава навевает некие мысли… Само число 40 лично у меня ассоциируется со знаменитой Симфонией №40 гениального Вольфганга Амадея Моцарта. Скажу честно, я не оттягивала главы и не намеревалась вложить скорбь именно в эту главу, но раз так вышло, значит, так нужно. В свою симфонию Моцарт вложил ощущение близкой кончины. Сразу отвечу на очевидный вопрос: «Разве снова кто-то умрёт?» Нет, дорогие читатели, главные герои целы и невредимы, почти все… За остальных не ручаюсь. Если будет желание, включите 40-ую симфонию и послушайте. Ну а если нет, то нет.

Несмотря на всю трагичность ситуации, я хочу от чистого сердца поблагодарить каждого человека, который читает этот фанфик, и без всякой лести сказать: «Я тебя люблю». Никакой лести, дамы и господа. И мне абсолютно не важно, девушка вы или парень, что вы любите и чего боитесь. Просто знайте, что в этом мире есть те, кто вас любит просто за то, что вы есть.

Огромное спасибо моей драгоценной бете Marille за всё, в особенности за терпение и понимание. Также благодарю бету Mandarinka, которая никогда не даёт мне расслабиться. Обеим спасибо.

Сириус Блэк

Когда Сириус нашёл Сохатого недалеко от кабинета Дамблдора в таком состоянии, что мёртвый по сравнению с ним выглядел краше, до Блэка моментально дошло, в чём было дело. Джеймс застыл в трансе и не проронил ни слова, даже не смотрел на лучшего друга, хотя тот пытался его растормошить всеми силами, как только мог. Но в таком состоянии Поттер стоял недолго. Минут через пятнадцать он вышел из апатии. Впоследствии Сириус не мог решить, что же было лучше: его транс или гнев.

– Эти чёртовы ублюдки убили моих родителей! – прокричал Сохатый. – Ты слышишь? Эти уроды отравили мою семью и изгадили мне жизнь!

Конечно, Бродяга догадывался о трагедии, но подробности смерти, услышанные от взбешённого, чуть ли не обезумевшего Сохатого, его, завзятого аристократа Блэка, поставили в ступор.

Родители Джеймса дали ему то, в чём нуждается каждый ребёнок, но в чём отказывают отпрыскам благородного дома Блэков. Дорея была на редкость проницательной, доброй и любящей женщиной. Казалось, Джеймс и Сириус – братья не только по духу, но и по крови, – настолько одинаково женщина любила Сохатого и Бродягу. Чарлус был для Сириуса олицетворением идеального отца и любящего мужа. Именно по его наставлению парень бросил страдать ерундой и всерьёз задумался о карьере аврора. Он не воротил от него нос, даже если Сириус допускал какую-то оплошность, как делал это Орион Блэк. Мистер Поттер не совал под нос чёрную метку Беллатрикс каждый раз, как та появлялась в их доме, как это с необычайной одержимостью и пафосом делала Вальбурга, его мать. Семья Поттеров – это чистое везенье. Они и родственники, и друзья – всем, чем только могли, они, нисколько не раздумывая, делились с Сириусом. За то время, что Блэк был с ними, он был как никогда счастлив, потому что впервые ощутил, что, по крайней мере, в одном доме его любят и ждут.

– Сохатый, – с горечью в дрогнувшем голосе негромко сказал Бродяга, положив руку на плечо разъярённого Поттера, – пошли. Здесь нечего больше делать.

Это был единственный раз, когда Джеймс его послушал.

По пути в башню Гриффиндора к двум парням то и дело лезли воздыхательницы. Одним только разгневанным выражением лица Сириус отпугивал приближавшихся девушек. Но были и те, кто попробовал сунуться к ничего не замечавшему Джеймсу, за что и получили.

– Отвалите! – крикнул тот на стайку пятикурсниц, когда те безуспешно пытались вручить ему подарки к дню рождения.

Глаза Джеймса стали до неузнаваемости безумными. Он хотел вручную перебить девушек, но Сириус вовремя вмешался, вставил по полной программе «кретинкам», как он изволил выразиться, за бестактность и увёл Сохатого в гостиную. Там к ним никто не посмел сунуться, и правильно сделали.

Сириус лично поговорил с Лили и объяснил деликатность ситуации, в которой они оказались. И, хотя слова о смерти родителей Джима так и застревали в горле непроходимым комом, гриффиндорец всё же нашел в себе силы рассказать о трагедии. Без лишних вопросов Лили отстранилась от Джеймса на неделю, в течение которой Мародёрам оставалось только искренне надеяться на то, что Джеймс успокоится и придёт в себя.

Но не тут-то было. Все надежды растаяли, когда Джеймс, едва войдя в комнату, начал крушить с яростью всё, что попадалось под руку. Ремус пытался тут же всё это починить, и так они промаялись целый час, после чего Джеймс камнем рухнул на кровать и замолчал. Никто не ждал от него объяснений, даже не рассчитывал что-то узнать, но через несколько минут Поттер в красках рассказал всё сам.

– И знаете, что ответил мне Дамблдор? – едко бросил Джеймс, продолжая лежать на своей кровати и смотреть в потолок. – Ну, я слушаю ваши предположения?

– Дай угадаю, – устало буркнул Лунатик, немало потрясённый трагедией друга, – запретил вступать в Орден Феникса?..

– Нет, – Сохатый резко сел и окинул парней взглядом, – разрешил.

– Шутишь? – обомлел Сириус, недоверчиво смотря на Сохатого. Мало ли что ему взбрело в голову?

– Разрешил, – кивнул Поттер в подтверждение своих слов, – но только по окончании школы.

Ремус и Сириус перекинулись задумчивыми взглядами, но промолчали.

– Он и вас приглашает, – продолжил Сохатый. Лицо его снова стало маской безразличия. – Но только никому ни слова.

– А как же Лили? – участливо поинтересовался Питер, озвучив всеобщий вопрос.

– А ей в особенности, – раздражённо ответил Поттер.

Прошло около недели, в течение которой Джеймс пребывал вне себя, почти ничего не ел, не спал и никуда не ходил. С одной стороны, Ремус и Сириус тихо радовались, что жажда вендетты в Джиме за это время перегорит и он никого не лишит жизни и сам не сядет в Азкабан. Но с другой стороны, парень выглядел таким несчастным и подавленным, что пусть бы он лучше калечил Снейпа или Нотта в перерывах, чем был воплощением живого трупа.

В начале апреля Поттер в сопровождении самого Альбуса Дамблдора посетил кладбище в Годриковой впадине, где похоронили его родителей. Вернулся в Хогвартс он в тот же день, вопреки ожиданиям друзей, был крайне задумчив и неразговорчив. Когда перед сном Мародёры затеяли разговор, чтобы встряхнуть Джима, он, к радости всех, принял в нём участие.

– Джим, мы думали, ты останешься в… – Люпин резко запнулся, с опаской поглядывая на удивлённого Поттера. Тот понимающе моргнул и закончил фразу:

– В Годриковой впадине? Нет, я не хочу туда возвращаться.

– Совсем? – ошалело вытянулся на кровати Питер. Сириус закатил глаза, обернувшись к Питу, а затем повернулся и снова посмотрел на Джеймса.

Поттер глубоко вздохнул, но ничего не ответил.

– Ты можешь пожить у нас с Регом, – добродушно заверил Сириус, а сам за спиной сжал в руках подушку так, чтобы Джеймс этого не видел. – Серьёзно. Хоть навсегда, мы только за.

В комнате повисла давящая на мозг тишина. В душе Сириуса кипела паника. Ему было тяжело не меньше Джеймса, однако он ни за что бы это никому не показал, а уж ему – тем более. Покинуть родовое гнездо Поттеров означало покинуть светлую память того времени, когда всё было совсем иным, когда Дорея и Чарлус были живы.

– Нет, Бродяга, – тихо ответил Джеймс, после чего встал с кровати и подошёл к окну. Затем он медленно открыл створку и вдохнул холодный весенний воздух. Лунатик зябко поёжился и накрылся одеялом по пояс. – Нет. Мне ещё жизнь свою строить надо. У тебя есть свои заботы, – многозначительно приподнял бровь Поттер, затем снова отвернулся к окну.

– Джим, ты мой брат, – вкрадчиво объяснил очевидную истину Сириус. Джеймс, казалось, никак не отреагировал, но правая бровь предательски дрогнула. – Мы со всем справимся вместе. Я ни за что на свете не бросил бы тебя…

– Бродяга, – повернулся к нему Поттер. Волосы колыхались на ледяном ветру, что дул из открытого окна. Сириус резко закрыл рот, не успев закончить фразу. – Дело не во мне. Дело в том, что я хотел… Лили, мы бы…

Челюсть Лунатика хрустнула – настолько резко она опустилась на пол. Питер пребывал в немом шоке, то и дело глупо моргая. Сириус же сразу понял, что Поттер имел в виду.

– В общем, я бы хотел, чтобы мы с ней… – он вдруг резко встряхнул головой и окинул друзей раздражённым взглядом. – Чёрт! Как это, оказывается, сложно сказать!..

Сириус усмехнулся:

– Говорить ей будет ещё сложнее.

Лунатик понимающе улыбнулся и подмигнул Питеру, до которого наконец стало доходить, о чём шла речь.

– Хотя какая разница, – продолжил спокойный, но очень уставший Джеймс, вновь повернувшись к окну. – Мне кажется, оно того не стоит. В Годрикову впадину я пока не собираюсь. Ни один, ни с кем-то.

– Джеймс, но так нельзя! – воскликнул взволнованный Ремус, выбравшись из-под одеяла. – Ты замкнулся в себе, окружив себя горем, и не думаешь из своей скорлупы выбираться!

И тут он прикусил язык. Сириус мысленно дал себе подзатыльник, что не остановил Лунатика на полуслове. Ярость Поттера была слышна, как думал Блэк, даже в подземельях.

– Что ты об этом знаешь, Рем? – вспылил Джеймс, раздражённо проведя ладонью по волосам и буравя друга взглядом. Лунатик побледнел. – Что? Может, твоих родителей убили Пожиратели? Может, тебя всю жизнь держали в неведении? Что, ты у нас самый обделённый?

Это было словно ушатом ледяной воды для молчавшего Люпина. Он вскочил с кровати с такой поразительной ловкостью, которой мог похвастаться не каждый охотник квиддичной команды, и стрелой вылетел из комнаты, метая глазами громы и молнии. Притворившись валенком, Поттер с самым безразличным выражением лица завалился на свое лежбище и больше в ту ночь ничего так и не сказал.

В середине апреля Джеймс и Ремус помирились. Сохатый несколько отошёл и стал более походить на себя прежнего, чем до этого. Он даже снова стал гулять с Лили. Девушка была рада, но что-то в её глазах после очередной встречи с Джеймсом не давало Сириусу покоя. Встреч со слизеринцами стараниями Мародёров удалось избежать. Так закончился апрель.

Джеймс Поттер

Мая Джеймс почти не ждал. Но он, вопреки ожиданиям, оказался далеко не затяжным, его дни летели будто секунды.

Гриффиндорец окончательно справился с бедой. Так думали, кажется, все, кроме него самого. Бывали моменты, вызывавшие непрошеные, щемящие душу воспоминания. Но он быстро и усердно изгонял их из мыслей. Он уже привык.