Текст книги "Другая жизнь Мародёров (СИ)"

Автор книги: Elizabeth Ocviv

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Ремус укоризненно покачал головой.

– Бродяга, если ты хочешь испортить отношения Лили и Сохатого, то это просто замечательная идея.

– Лунатик, причём тут Сохатый, если всю ответственность, как и всегда, беру на себя я?

Блэк непонимающе развёл руками и усмехнулся, а Люпин прыснул в кулак.

На горизонте появился Джеймс. Его лицо не выражало ничего, кроме обеспокоенности и злости. Сириус насмешливо фыркнул:

– Настроение под ноль – здравствуй, крепкий алкоголь!

Ремус проигнорировал неуместные шуточки Бродяги и, молча вопрошая и негодуя, уставился на встревоженного Поттера. Тот нахмурил брови и отошёл к окну, скрестив руки на груди.

Сириус почувствовал, как сердце словно кольнули иглой. Если Сохатый молчал и уединялся, значит, случилось что-то крайне неприятное.

Питер рискнул подойти к взбешённому Поттеру. Петтигрю обошёл Джеймса с боку и, порядком волнуясь, нервно спросил:

– Джеймс, может, тебе чем-то помочь?

Сохатый молча смотрел куда-то в едва видневшуюся даль за окном и даже не моргал. Питер стушевался, наверняка решил, что его игнорируют. Он сокрушённо, выжидательно смотрел на своего кумира. Через несколько секунд Джеймс медленно повернул голову и перевёл взгляд на Питера. Тот невольно сглотнул. Даже Сириуса передёрнуло от такого незнакомого, чёткого, острого и пронзительного взгляда. Лунатик и Бродяга подошли к Джеймсу. Сириус не выдержал и спросил:

– В чём дело, брат?

Брат? Да…он всегда мечтал о таком брате. И считал его таковым. Разумеется, Регулуса он тоже всегда любил, но это было не то. Рег был младше, да и характером другой. А вот Джеймс… Это тот человек, который знает о тебе всё. Тот, кто понимает с полуслова. Тот, кто поддерживает тебя, даже если ты предлагаешь самые безумные, самые дикие идеи. Тот, кто спасёт твою шкуру, а сам бросится в лапы смерти. И вот в такие моменты Сириус очень остро переживал, несмотря на то, что самому было не лучше. Но друг превыше всего.

Даже это не произвело на Поттера никакого впечатления. Он развернулся и двинулся в сторону кабинета трансфигурации. Друзья ошалело смотрели Сохатому вслед, не в силах что-либо выговорить.

Перед ударами колокола, возвещающими о начале занятия, Сириус решился на один, как ему показалось, необходимый шаг. Решительно преодолев расстояние, Бродяга настиг свою цель.

– Лили, можно тебя на минутку?

Гомон, царивший в небольшой, бурно что-то обсуждавшей группке семикурсников, мгновенно стих. Все взоры обратились на Блэка. Сириус усмехнулся и качнул головой, а после предложил ничего не понимающей рыжеволосой гриффиндорке отойти. Она поспешно кивнула и отошла к двери, к тёмной стене, как заворожённая смотря на Сириуса.

– Что-то случилось? – её голос едва заметно дрогнул. Да, Сохатый явно не преувеличивал, когда говорил, что Эванс очень сентиментальна.

Сириус провёл рукой по волосам и слегка смущённо ответил:

– Пойми меня правильно… я никогда прежде не вмешивал тебя в наши разборки, но сейчас ты уже влилась в коллектив, так сказать, да и, кроме тебя, Сохатый никого слушать, думается мне, не будет.

Зрачки Эванс слегка расширились, она, окинув обеспокоенным взглядом аудиторию, отыскала хмурого Поттера и выдохнула, как показалось Сириусу – даже облегчённо.

– Что с ним? – к горлу девушки подступил комок, её решительность ясно говорила о том, что она в любую секунду готова броситься к Сохатому и начать всё выяснять. Про себя Блэк решил, что ради выполнения его цели стоило втянуть Лили во всё это.

– Он молчит, – Сириус недовольно скривил губы, – ни на что не реагирует. Мне категорически не нравится его настроение и поведение. Прошу, – Блэк снова скривился. Это слово было для него чем-то неприятным, почти непосильным. Но, вспомнив, с кем он ведёт беседу, расслабился. – Помоги, Лили. Я думаю, что если не справишься ты, то не справится никто. Нужно срочно его разговорить, в противном случае он впадёт в депрессию и анабиоз.

Лили ладонями закрыла лицо. Её плечи слегка заметно дрогнули, и Сириус на мгновение подумал, что она плачет.

Нет, только этого не хватало.

Но девушка отняла руки от лица, и её лицо было не заплаканным, а посветлевшим. Губы сложились в едва заметную, ободряющую улыбку. Сириус облегчённо выдохнул.

– У меня будет к тебе только одна просьба, – тихо сказала Лили, – разреши мне сесть с ним. Не сейчас, а как только начнётся урок. Это должно быть неожиданностью.

Блэк довольно усмехнулся «хитрейшему» плану Эванс и согласно кивнул.

«А всё-таки у Сохатого отличный вкус, – подумал Сириус, – ему очень повезло. Наконец-то».

Лили Эванс

Сегодня просто день проблем! Я, оказывается, суперпсихолог!

Как только удары колокола возвестили о начале урока трансфигурации, девушка пулей сорвалась со стула и поменялась местами с Сириусом под удивлённые взгляды однокурсников и непонятный – профессора Макгонагалл. Находящийся в прострации Джеймс также удивился весьма необычному перемещению и пристально, в упор посмотрел на девушку. Она обеспокоенно вгляделась в тёмно-карие глаза парня и шёпотом спросила:

– Джеймс, что случилось?

Он отвернулся.

Вот тебе и раз! Тебя грубо отшили, Эванс!

Лили опустила взгляд в конспекты и принялась писать. Она не видела Поттера, но затылком чувствовала, что он неотрывно смотрит на неё. Через какое-то время, развернувшись лицом к нему, девушка убедилась в правдивости своих размышлений и чувств.

– Не здесь, – удручённо бросил Поттер. Его губы дрогнули.

Лили прикрыла глаза и едва слышно с облегчением выдохнула.

Уф-ф… хоть что-то.

Трансфигурация тянулась медленно, словно кисель. Эванс с трудом преодолевала соблазн легонько коснуться лежавшей рядом на парте руки Джеймса и, покусывая нижнюю губу, пыталась понять и осмыслить всё то, что упорно втолковывала декан Гриффиндора.

– Мистер Поттер, вы не могли бы продемонстрировать нам, как эта формула выглядит на практике? – вежливо «попросила» Макгонагалл, слегка наклонив голову на бок и поджав губы. Лицо Джеймса напоминало бесстрастную маску. Он мрачно кивнул, нахмурив тёмные брови и поднялся с места.

– Проходите сюда, мистер Поттер, – учтиво предложила профессор, и студент послушно подошёл к ней.

По её сигналу он с невероятной лёгкостью и беспечностью осуществил заклинание.

Лили неотрывно наблюдала за Джеймсом. Поттер окинул взором класс и на несколько мгновений задержал свой взгляд, слегка сощурив глаза, на одном из студентов. Эванс проследила за направлением странного взгляда Джеймса и поняла, на кого он смотрел. На…

– Лили?

Она вздрогнула от неожиданности и повернула голову. Джеймс уже сидел рядом с ней, но выражение его лица несколько смягчилось. Она растерянно хлопала ресницами и пыталась совладать с собой. Но мысли её не слушались, блуждая в сознании в полнейшем беспорядке.

– О чём задумалась? – его голос был тихим и очень обеспокоенным.

Неужели? – сардонически поинтересовался голос внутри.

– О тебе… – честно призналась девушка, разглядывая свои побледневшие руки. – Всё это очень…

Она тряхнула головой, отвернувшись и пытаясь сосредоточиться на занятии. Правое ухо уловило разочарованный вздох соседа по парте.

Ремус Люпин

Уж больно странно всё это.

Гриффиндорец внимательно читал параграф по зельеварению. В комнате не было никого. Даже Хвост куда-то смылся, оставив Ремуса наедине со своими мыслями. Ну и пусть. Давно было пора привести разрозненные доводы в порядок.

Ноги затекли от продолжительного восседания по-турецки, и парень ловко, несмотря на свой немаленький рост, поднялся на ноги и лёг на свою заправленную кровать, предварительно стянув кожаные туфли песочного цвета. Дочитав последние строчки параграфа, Лунатик отложил учебник на прикроватную тумбочку и, скрестив руки на груди, принялся изучать потолок.

Обеденное время. Пожалуй, стоило пойти в Большой зал, но у Ремуса в запасе было ещё двадцать минут. Как раз хватит. Пока комната пуста, он сможет разложить факты в сознании по полочкам.

Странно было видеть Сохатого таким. Он так и молчал. Лили пыталась его разговорить, ей слегка это удалось, но, как понял Люпин на уроке трансфигурации, Лили почему-то обиделась на Джеймса и перестала продолжать попытки его расколоть. И чем же он провинился? Хотя, не стоит этого забывать, у Сохатого просто мания на всяческие необдуманные поступки – но ведь и Лили просто так ни на кого не обижалась. Она была самой понимающей и самой доброй девушкой из всех, что встречал Ремус.

Хоть Бродяга и шифровался, но нельзя было не заметить странного тусклого блеска в его глазах. Даже Эванс пыталась у него узнать, выведать что-то, но разве Сириус когда-нибудь что-нибудь скажет? Ага, сейчас, скорее мантикору поцелует!

Марлин погрузилась в какое-то непонятное состояние. По выражению лица ничего не поймешь, а её действия вообще вводили в ступор. Что творится с людьми?

Регулус последнее время был весь в себе. Как неожиданно появлялся, так и внезапно исчезал. С Сириусом вместе их не видел никто уже почти неделю. Неужели поругались? Но в чём причина?

Снейп, кажется, притих. Однако нельзя не отметить его понурости, впрочем, он и в лучшие времена не особенно-то радовался.

Да что же это такое со всеми происходит?

Час назад Мэри огорошила Ремуса новостью о том, что их догадки насчёт похождений Регулуса Блэка мог кто-то слышать. Но как? Правда, слухи по Хогвартсу разлетаются со скоростью Нимбуса-1500. Так что удивляться этому нет смысла. А вот над тем, кто мог подслушать их разговор, стоит основательно задуматься.

Ремус перевёл взгляд на часы, стоявшие на тумбочке Сохатого. Через пять минут начнётся обед. Кажется, пора выдвигаться. А парни, вероятно, тоже туда подойдут, если уже не сидят там.

Преодолев гостиную Гриффиндора, Люпин спустился на нужный этаж и шёл по коридору. Решив сократить путь, он свернул в один из прелестных тайных коридоров, что Мародёры открыли для себя ещё на первом курсе. Ремус не стал доставать палочку и освещать путь в тёмном коридоре при помощи Люмоса. Голову заполняли различные мысли, которые вскоре были прерваны. Чуткий слух Люпина уловил два голоса. Кто-то находился вблизи Ремуса и, вероятно, что-то выяснял. Переборов голос совести, напоминавший, что подслушивать нехорошо, Ремус прильнул к ближайшей нише и стал вслушиваться.

– Зачем ты вернулась? – зло прошипел первый голос.

– Я… я… – слёзно, чуть задыхаясь, что-то мямлил второй голос. Судя по тембру и интонациям, это была девушка.

– Отвечай! – первый голос шикнул ещё яростнее.

Девушка всхлипнула и сдавленно ответила:

– Потому что он умер… Дамблдор ещё вчера восстановил меня на время… Но скоро всё закончится…

По коридору пронеслись эхом шорохи. Видимо, первый отпустил второго.

– Когда? – заинтересовано, но холодно прошипел первый неизвестный.

– Только ему не говори… прошу… – всхлипнула девушка, да так жалобно, что Ремус почувствовал, как щемит сердце.

– Будет зависеть от твоего поведения, – арктическим тоном прошептал первый, – чем быстрее уберёшься, тем быстрее всё закончится.

Раздались шаги. Кто-то из «лояльно беседовавших» ушёл. Ремус рискнул выглянуть и чуть не упал. Девушка плакала, сползая по стене на пол, прикрыв ладонями лицо и только тихонько всхлипывая. Ремус подхватил её. А когда студентка отняла руки от лица, чуть не лишился дара речи.

– Ты? – ошеломлённо произнес Люпин, удивлённо моргая.

– Ты? – пискнула девушка.

Гриффиндорец подумал лишь о том, что теперь проблемы появились и у него.

========== Часть 25 ==========

Марлин Маккиннон

Девушка сидела за гриффиндорским столом и хмуро наблюдала за сновавшими по Большому залу студентами. Какой-то малый с факультета храбрых львов – вероятно, курса со второго – играючи тянул за золотистую косу маленькой гриффиндорки, безуспешно пытавшейся вырваться из лап надоедливого однокурсника. Рейвенкловцы толпой вошли в зал, расселись по своим местам и принялись, изредка переговариваясь между собой, словно никого больше не замечая, поглощать вкусный обед. Хаффлпаффцы пришли на обед раньше всех и ушли так же скоро – лишь около десяти человек всё еще восседало за столом данного факультета. Слизеринцы заполнили свой длинный дубовый стол лишь наполовину, и даже думать не хотелось, где носило остальных. Зато совершенно непонятным было то, куда запропастились гриффиндорцы.

Марлин раздражённо вздохнула и заправила светлые волосы за уши. Аппетита почти не было, но девушка, приложив небольшие усилия, пододвинула к себе тарелку с первым блюдом и окунула в него ложку.

«Всё, наелась», – невесело усмехнулась Маккиннон и принялась тереть правый глаз, в который что-то попало.

Преподавательский стол почти опустел. Ну где же Мародёры, где девчонки, где близнецы Пруэтты?.. А впрочем, последних только вспомни… Легки на помине!

– Эй, Мар, ты чего? Плачешь, что ли? – жалобно спросил Фабиан и уселся справа от белокурой гриффиндорки. Его брат сделал то же самое, только с левой стороны. Братья по бокам буквально сжимали девушку, отчего она чувствовала себя не очень комфортно.

Вот же чёрт! Привязались на мою голову. Хотя… какая-никакая, да компания.

– Э-э… – слегка потупилась Марлин, непонимающе взирая на собеседников и отнимая ладонь от натёртого, слегка припухшего правого глаза, – всё нормально. Просто мне что-то в глаз попало.

Близнецы радужно переглянулись и довольно фыркнули.

– А почему ты одна сидишь? – не унимался дотошный Гидеон. Фабиан пристально изучал лицо девушки, пребывавшей в замешательстве.

Нет, ну вы только поглядите, никогда не упустит возможности!

Маккиннон решила, не растеряв сноровки, отложить свои думы на потом и вплотную подойти к задаче возведения оборонной стены от братьев Пруэттов. Накликала же на свою голову!

– Просто я не в курсе, куда подевались все остальные. Может, вы знаете? – в голосе послышались нотки любопытства. Чтобы рыжеволосые близнецы ничего не заподозрили, она сделала такую физиономию, будто не ела целую неделю и принялась насильно запихивать в себя суп, всем своим видом демонстрируя, будто так оно и было. Как она и полагала, Пруэтты либо не заметили её «концерта», либо попросту проигнорировали. Как бы то ни было, а ничего говорить по этому поводу они не стали. И на том спасибо.

– Да чёрт его знает, что творится, – угнетённо и слегка озлобленно пробубнил Фабиан. – В «Ежедневном пророке» новые статьи и ориентировки. Ты же слышала, Лестрейнджи в розыске? – Марлин удивлённо вскинула брови и отрицательно мотнула головой.

Вот тебе и дела! Где же ты витала, дорогуша? Даже эти олухи в курсе, а ты нет.

– Ну, прочтёшь, – махнул рукой Фабиан и принялся дальше изливать душу, выставляя напоказ свои «душевные терзания», основная масса которых заключалась в еде, квиддиче и тому подобном, – Петтигрю какой-то отстранённый, вздрагивает при каждом шорохе. Мамаша Лонгботтома закатила Фрэнку такую истерику, что мне искренне жаль парнишу. Вот ведь угораздило… – Гидеон криво усмехнулся и облокотился на скрещенные локти, покончив с обедом. – Так это ещё цветочки – с Люпином в дверях Большого зала столкнулись. Странный он какой-то. И помятый. Мы думали, он на обед идёт, а он в дверях развернулся и зашагал куда-то. Наш малыш Обри вообще изменился – его как будто через Исчезательный шкаф пропустили.

Марлин скривила губы. Отец как-то рассказывал про бункеры во время Второй Мировой, из той же серии.

– Новенький, кажется, Логан – так его зовут, – весь мажористый, весь из себя невозможный, да и к девкам подкатывает, – Гидеон слегка нахмурился и стал водить указательным пальцем по краю тёмно-бордового лакированного стола. Марлин отстранилась от еды, неуютно заёрзала на скамье и наградила Фабиана неопределённым взглядом.

– Он даже к Эванс подкатывал, – усмехнулся Петтигрю, возникший из ниоткуда, усадив свою пухленькую пятую точку на другую скамью, так что в итоге оказался напротив Гидеона, с выражением лица «как ни в чём не бывало». Ну вот, ещё один странный.

Слегка пухловатыми мягкими ручками Питер ухватился за свежую, аппетитную выпечку. Марлин пристально следила за каждым движением его тела и остальных составляющих, из-за чего парень смутился и слегка поёжился, неуверенно раз за разом откусывая смачными ломтями тесто и, почти не разжёвывая, глотая.

Слишком много информации, но ведь это ещё не всё, на что девушка рассчитывала.

– А где же Джеймс и Сириус, Пит? – с сомнением и слегка стеснённо поинтересовалась Марлин, не обращая внимания на любопытствующих близнецов.

Петтигрю сделал вид, будто задумался, но всего на пару мгновений. А после нечленораздельно признался:

– В комнате сидят.

Эти обжоры во время обеда в комнате?!

Что-то как-то странно…

Маккиннон благодарно кивнула и поднялась из-за стола, направляясь в Больничное крыло.

Джеймс Поттер

Определённо, это был худший день.

– Джим, а ты уверен? – встревоженно, но с маленькой долей сомнения негромко спросил Сириус, оперевшись на край кровати друга и слегка сощурив синие глаза. Полусогнутое тело потребовало выпрямится, так что не прошло и секунды, как Бродяга уже нервно расхаживал по комнате туда-сюда, потирая гладко выбритый подбородок.

– Я видел, – угрюмо процедил Поттер и взъерошил шевелюру.

Сириус замер в движении. Его как будто шандарахнуло. Он медленно развернулся лицом к другу и посмотрел ему прямо в глаза.

В комнате воцарилась тишина. Буйный характер Джеймса требовал разрядки, вследствие чего он вскочил с заправленной кровати и, тяжело дыша, зло и раздражённо начал высказывать всё то, что волчком крутилось в сердце, вытачивая каждое слово с ювелирной тщательностью.

– Сириус, я видел её с ним! – голос перешёл на повышенные тона. Джеймс не понимал, что делал, и, закипев, разошёлся. – Она говорила мне, что любит, а на деле? Как только к нам переводят какого-то пафосного хмыря, так она сразу меняет свои убеждения и предаёт?

Сириус недовольно нахмурился и скрестил руки на груди, продолжая ввинчиваться в Поттера своим «блэковским» взглядом. Между его изящных бровей залегла упрямая складка. Но Джеймс был благодарен, что он его не перебил, хотя явно вознамерился что-то сказать.

– Мне непонятны её мотивы, – Поттер сделал неопределённый жест руками и окунулся на секунду в свои широкие ладони. – Не думал, что она такая жестокая! Я вконец, что ли, ослеп? Я проиграл…

Он опустил голову, устремив свой раздражённый взгляд в пол и плюхнулся на кровать.

Снова тишина.

– Джим, а ты не думал, что можешь преувеличивать или вообще являться причиной проблем?

Бродяга что, рехнулся?

– Не понял, – с вызовом бросил Поттер, резко сев на кровати лицом к другу.

Блэк лениво ухмыльнулся.

Чёрт, он видит меня насквозь.

– Сам посуди, – развёл руками Бродяга, поднимая «занавес» своей душещипательной дружеской сцены, – ты зол как чёрт, ни с кем не разговариваешь, – Сохатый не успел возразить, как Сириус усмехнулся и жестом остановил его, – к девушке – ноль внимания, хотя она, заметь, – Сириус многозначительно вскинул указательный палец, – сама идёт с тобой на контакт. Ты никому не потрудился объяснить, в чём дело. Только в себе какой-то бред фокусируешь – и думаешь, что поступаешь правильно? – Лицо Джеймса слегка вытянулось, хотя глаза ещё метали молнии. Бродяга отрицательно покачал головой. – Пойми, мы пытались узнать, в чём дело – ты молчишь. Она обиделась на тебя явно не потому, что ты молчал. Ты обидел её чем-то на уроке. Чем – я не знаю. Сам разбирайся. Ты без разбору гребёшь всё одной гребёнкой.

Сириус устало плюхнулся на свою кровать и тупо уставился в белый каменный потолок.

Чёрт… он прав. Он во многом прав.

– Бродяга… – Джеймс встал с кровати и подошёл к окну, рассматривая погоду за окном. – Спасибо.

Джеймс не видел лица друга, но чувствовал, как тот ухмыляется. И впервые за весь день Поттер усмехнулся.

– Знаешь, я, пожалуй, позже посвящу вас в свои душевные терзания, – о да. Джеймс чувствовал, как вернулся в родное мускулистое тело и душу после тяжкого, далёкого, изматывающего странствия. – Лучше скажи мне: что у вас с Марлин?

Блэк резко втянул воздух в лёгкие, Поттер повернулся к нему лицом, оперевшись плечом на подоконник.

– Ничего.

– В смысле? – Джеймс озадаченно почесал бровь и негодующе посмотрел на возлегающего в своих покоях Сириуса. Почему он молчал? В разгорячённой области сердца что-то неприятно поёжилось.

– Есть хочешь?

– Не увиливай от темы! – фыркнул насупившийся Поттер, взглянув на часы, стоявшие на его прикроватной тумбочке.

– Я страшно проголодался! – Сириус поднялся на ноги и с фальшивой бодростью и театральностью потащил Сохатого из комнаты.

Что ж, ещё расскажет.

Лили Эванс

Девушка ничком лежала на свободной больничной койке и думала. Жизнь, конечно, ставит преграды, чтобы их преодолевать и становиться сильнее, но уж слишком много их на этот раз – неужели жизнь безжалостно хочет раздавить её? Лили невольно поёжилась от собственных мыслей. Уже в течении десяти минут она разглядывала интерьер Больничного крыла: простой, но со вкусом. Эванс с первого курса мечтала работать в больнице Святого Мунго – носить лимонный халат, помогать больным, успокаивать их родственников, иметь гордое звание целителя. Интересно, а как выглядят там палаты? Неужели такие же светло-зелёные ситцевые шторы, занавешивающие окна, цветы на прикроватных белых деревянных тумбочках, каменные пол, стены и потолок? Ну… как говорится, поживём – увидим.

В крыло кто-то вошёл, и девушка живо поднялась на ноги и привела себя в надлежащий вид. Сегодня она помогала мадам Помфри в Больничном крыле. И вот первый посетитель. Лили уселась за стол целительницы Хогвартса и стала ждать, пока «гость» не подойдёт к ней. Через несколько секунд у стола, богато уставленного комнатными цветами, различными медицинскими справочниками, часами и журналами – что было в духе мадам Помфри – появилась фигура девушки. Она была заплаканной – лицо и веки здорово опухли, руки и ноги тряслись, а в глазах плескались боль и отчаяние, разбавленные слезами. Тёмные волосы сбились в колтуны, одежда была изрядно помятой. Первое впечатление, будто над ней издевались. А может, так оно и было?

Лили услужливо встала со стула, вышла из-за стола и всмотрелась в смутно знакомое лицо. Неужели?..

Ноги девушки онемели и словно пригвоздились к полу. По лицу Эванс пронеслись мириады чувств,а девушка лихорадочно пыталась сообразить, как себя вести. Личные амбиции и чувства – это одно, а долг и ответственность – совершенно другое.

– Чем могу помочь? – с трудом выдавила дежурившая гриффиндорка, изучая свои побелевшие пальцы, не желая встречаться взглядами с посетительницей. Уж больно плохо всё выходило. От стоявшей напротив неё девушки волнами шла паника, пропитывая плоть Эванс и погружая её в новый приступ нерешительности. Гостья всхлипнула и тихонько шмыгнула носом, но после всё же взяла себя в руки – что далось ей с заметным трудом, – и ответила на поставленный стандартный «больничный вопрос»:

– Мне угрожают… А мой отец, он… умер.

Лили широко раскрыла глаза и впилась взглядом в несчастную девушку, забыв о личных чувствах к ней. Личная боль отступила на второй, погружённый во мрак сознания план.

Бедняжка!

Рыжеволосой старосте стало искренне жаль посетительницу. Та всхлипнула, не в силах более подавлять истерику, и Лили, спешно вытащив из кармана джинсов, протянула ей свой платок, который гостья благодарно взяла.

– Меня ранили…

Давясь слезами, девушка прикрыла рукой кровоточащую рану, и Лили ахнула, зажав ладонями рот, и почувствовала, как бурный всплеск мурашек пробежал по спине, но, быстро опомнившись, подошла к ней вплотную и, придерживая под локоть, помогла дойти до ближайшей койки. Она приказала девушке раздеться, а сама пошла к столу за палочкой, после чего с помощью Вингардиум Левиоса закрыла кровать девушки зелёной ширмой. Немного помедлив, заламывая свои руки в страхе, Лили всё же относительно успокоилась, глубоко вдохнув воздух три раза, как её учила с детства мама, и бесшумно проникла за ширму. Несчастная раненая девушка уже разделась и легла на койку, ожидая прихода Лили. Эванс увидела глубокий порез на животе девушки, и жгучая боль прожгла её сердце.

И пусть я её не люблю, но кто мог так с ней поступить?

Девушка неожиданно вцепилась в ладонь Лили и слегка сжала её, слёзно умоляя:

– Помоги мне, пожалуйста… Я не желала делать тебе зла…

Ага, так я тебе и поверила!

– Анали, я помогу тебе в любом случае… Но я не верю твоим словам, – холодно, жёстко и решительно произнесла Лили. – Я просканирую твой порез, проверю, есть ли заражение. И тогда будет видно, что нужно делать дальше. А ты пока лежи и не двигайся.

– Лили, прошу, поверь мне… Я раскаиваюсь… Но меня… меня… – девушка смахнула слёзы, заволакивавшие её серые, сжатые болью глаза и никак не решалась договорить фразу. Но всё же сказала шёпотом, словно за этим последовало бы наказание, – шантажировали и заставили.

Лили передёрнуло.

Ничего себе поворот!

– Расскажи мне всё, как было, – потрясённо прошептала Эванс, схватив Бетс за холодную ладонь, во все глаза изучая её лицо: – Но только после того, как я сделаю то, что нужно.

Анали кивнула и запрокинула голову, пытаясь сдержать поток солёных, обжигавших кожу и глаза слёз. Лили прозондировала рану, но что-то серьёзно её насторожило. Очень вовремя вспомнилась цитата из учебника по колдомедицине для начинающих:

При зондировании кровоточащих участков кожи выделяется белая субстанция в виде облака, что означает о стерильности и неинфицированности. Синий цвет говорит об обратном – рану необходимо срочно обеззаразить и обработать.

*Примечание: Фиолетовое облако образуется при зондировании раны оборотней и перевёртышей.

Уф-ф!

– Что не так, Лили? – обеспокоенно приподнялась с хорошо заправленной койки Бетс в попытке понять ответ по лицу.

Эванс ошеломлённо моргала, не в силах произнести хоть слово. В горло девушки будто запихнули теннисный мяч, который никакими усилиями не вытащить. Наконец Лили почувствовала, что может говорить, и с ужасом в глазах пискнула:

– Ты оборотень!

========== Часть 26 ==========

Питер Петтигрю

– Ну вот, отлично, на меня наорал ненормальный Поттер, – Хвост неэстетично шмыгнул носом и снова погрузился в свои невесёлые мысли. Он шёл в гриффиндорскую гостиную, вдоволь нашатавшись по замку в гордом одиночестве, что не придавало его думам оптимистичности.

– А тут ещё и этот ненормальный Люпин. Надо же, припёрся в комнату в потрёпанных чувствах, а когда я спросил его про ужин, он просто наорал на меня! Тоже мне, тихоня! Я всегда знал, что он не такой белый и пушистый, каким предстаёт перед Поттером и Блэком! Но почему-то им на него не плевать, зато на меня… – Питер удручённо встряхнул плечами, пробубнив пароль Полной даме.

– Чем я хуже остальных? Почему они всегда срываются на меня? Чем я…

– Эй, Хвост, ты чего?

Петтигрю спешно оглянулся. Марлин, дружелюбно улыбаясь, стояла перед Питером и окидывала его оценивающим взглядом. Взвинченный Хвост на мгновение зажмурился и решительно зашагал прочь от объяснений своего настроения, от Маккиннон. Он не видел ошеломления на лице девушки, других непонимающих взглядов братьев и сестёр по факультету. Да, ему ведь было всё равно… Он был зол. Зол на всех: на Поттера с его закидонами, на Блэка с его вечными неприятностями и пофигизмом, помноженным на изысканность и манерность, на Люпина с его «пушистой задницей»… Но когда он был так обозлён и раздражён? Не сбавляя шага, Хвост на удивление легко преодолел ступеньки, ведущие в спальню мальчиков, и прошмыгнул в комнату Мародёров.

– Мародёр, – размышлял Питер, – это не я. Я должен был быть в Хаффлпаффе, да! Там место таким, как я!

В комнате было на удивление шумно. Петтигрю мгновенно понял: он только что с неизвестно откуда взявшейся силой шибанул дверь в спальню.

Но почему все здесь?

Он снова окинул взглядом комнату: Поттер, злой как чёрт, мыкался по периметру свободного пространства, Блэк со сдерживаемым гневом в глазах расселся на любимом подоконнике, Люпин нервно теребил пальцы, весь белый как простыня, тут же сидели и недоумевающая Макдональд, испуганная Эванс и… Анали! А вот она что тут делает?! Она же, она же… Хм, ещё и любопытная Маккиннон теперь пришла.

– Хвост, всё в порядке? – кротко поинтересовался Люпин, пристально следя за реакцией Питера.

– Нет, – рявкнул Петтигрю и в ботинках забрался на свою кровать, насупившись и стиснув зубы. – Чёрт возьми, что здесь происходит?! – Он и не заметил, как использовал любимую реплику Поттера и Блэка.

Поттер резко остановился и медленно повернулся в сторону Питера. Тот и сам уже был не рад, что так лихо отозвался. Но, мантикора его побери, почему Питер должен был держать всё в себе, когда другие вечно спускают пар при любых неприятностях?!

Вы хотите поговорить? Что ж… давайте!

– Так, – многозначительно сказал Блэк и окинул всех своим испепеляющим взглядом, – разговора по-любому не избежать, так что предлагаю не тянуть дракона за яй… за хвост!

Последовали тихие вздохи.

– Начнём, – по-хозяйски кинул Сириус. – Анали, будь добра, расскажи нам, почему ты ещё здесь, – тон парня не предвещал ничего хорошего. Питер мог поклясться, что не будь здесь Поттера, Блэк бы задушил её голыми руками.

Девушка тяжело выдохнула, с отчаянием посмотрела на дрожащую Лили и негромко стала рассказывать:

– Мой отец… он был болен ликантропией, – было заметно, что Бетс было крайне тяжело говорить, но и молчать она не могла. Ремус, реакцию которого на данные слова так жадно ожидал Хвост, с неописуемым удивлением и сожалением уставился на девушку. Лили вдруг вскочила и подбежала к Анали, а затем села рядом с ней и обняла её. В комнате воцарилась тишина. Но Бетс взяла себя в руки, передёрнув плечами и, смотря в зелёные глаза сочувствующей девушки, продолжила рассказ, держа её за руку.

– Маму я совсем не помню, я жила с дядей. Но всё же изредка навещала отца. Он удалился от всех, стал жить в лесу, неподалеку от Нориджа, после того, как… Мы с дядей проживаем в Норидже. Я не могла бросить отца, и он ведь любил меня… – Анали всхлипнула, а Лили крепче сжала её ладонь. – Периодически я ходила в лес, носила ему еду, книги, кое-какие вещи. Он ведь был человеком, прежде всего. Но кричать всем о том, что мой отец такой же, как и все люди, но просто болен, я не могла. Люди не принимали его. Совсем, никак. Было больно и обидно. Я понимала, что ему несладко. Но стало ещё хуже, когда Сами-знаете-кто стал действовать. Объявили охоту на оборотней, ведь они – как считает наше «всемогущее» Министерство – «все без исключения» пособники Тёмного Лорда. Чушь! И мой отец ни в чём подобном не участвовал. Но скрываться в лесу Нориджа стало небезопасно. И мы с дядей нашли выход: мы помогли ему перебраться в Запретный лес. Тут относительно безопасно. Но по пути на него напало несколько волков из клана Фенрира Сивого. Он был серьёзно ранен, но в больницу его отвести мы не могли. Я пыталась ему помочь, как могла. Ходила к нему почти каждый день, кроме полнолуний. А ему становилось только хуже. Помощи ждать было неоткуда. В конце концов, он умер, – она прикрыла дрожащие веки и резко их открыла. Из её глаз заструились слёзы, но голос не дрожал.