Текст книги "Другая жизнь Мародёров (СИ)"

Автор книги: Elizabeth Ocviv

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Когда же Лунатик подошел туда, куда она его направила, она проговорила:

– Лакричные палочки!

«Интересный пароль, – нервно подумал Люпин. – Годы идут, а пристрастия директора не меняются».

И вот, как и в прошлые разы, показалась винтовая лестница, пройдя по которой, парень оказался в кабинете Дамблдора.

Всё находилось на своих местах, будто прошло всего пять минут с того времени, когда юноша был там в последний раз и оправдывал перед директором своих шалопаев-друзей. Неуверенно пройдя вглубь комнаты и не обращая ровно никакого внимания ни на бубнившие что-то со стен портреты, ни на интерьер, Ремус обнаружил профессора сидящим за столом и изучающим какую-то бумагу. Увидев поверх очков-половинок вошедшего в комнату студента, Альбус Дамблдор отложил бумагу, поприветствовал парня и жестом указал на стул для посетителя. Очевидно, Ремуса здесь ждали, и разговор будет долгим.

Морально приготовившись к самому худшему, Ремус послушно сел, положив руки на колени.

– Не желаешь чаю? – спокойно осведомился директор, наливая чёрный чай в белые чашки и пододвигая одну из них Люпину.

– Спасибо, профессор, но я лучше не буду.

Дамблдор внимательно всмотрелся в бледное лицо Ремуса и понимающе кивнул.

– Что ж, это твой выбор. Тогда к делу, – профессор пригубил жидкость в белой чашке, и поставил её нас стол. – Ты помнишь Анали Бетс, бывшую студентку Ровенкло?

Ремус, не в силах говорить, кивнул. Воспоминания, связанные с ней, сейчас вызывали в нём странную реакцию. Наверное, это из-за полнолуния.

– У меня имеются крайне важные сведения, и они не должны выходить за пределы этих стен, – Дамблдор многозначительно посмотрел на студента, тот опешил.

– Профессор, но они и так знают, какой я. Я не смогу скрыть этого от них, они сами узнают.

Директор улыбнулся Ремусу, от этой улыбки Люпину стало немного легче.

– Девушка была найдена убитой в лесу Пазлвуд, – Ремус тяжело вздохнул и сглотнул. – Как показали данные об осмотре тела, она была убита оборотнями.

Ремуса чуть не вырвало. Он почувствовал, что Дамблдор в упор смотрит на него, и кое-как взял себя в руки.

– И вы считаете, что это сделал я? – голос парня предательски дрогнул.

– Нет, Ремус, я так не считаю, – спокойно ответил директор. – Я считаю лишь только то, что ты теперь в опасности.

Люпин вконец оцепенел. Что же это за новости? С каждой следующей становится только хуже.

– Почему? – выпалил Ремус. Вся выдержка и тактичность, присущие ему, уходили на то, чтобы успокоить разгорячённую кровь, пульсирующую в висках, утихомирить слишком часто бьющееся сердце и нормализовать дыхание. Ладони парня вспотели, и он вытер их о школьную мантию.

– Мне прислали сообщения, что Фенрир Сивый, – при этом имени Ремус чуть не вскочил на ноги, – собирает оборотней. И – ты удивишься – многие примыкают к нему. Теперь они сторонники Волдеморта.

Ремус жадно слушал речь Дамблдора, пытаясь предугадать, что он пытается до него донести.

– Я не считаю, что ты бросишься бежать из Хогвартса, чтобы добраться до них, но я знаю, что тебе никуда не деться от своей природы и что вскоре тебе придётся покинуть территорию замка. – Директор снова отпил чая и угостился шоколадной лягушкой. – Сивый направляется в Запретный лес. Он считает, что здесь мы прячем кое-кого. Поэтому мы выставили охрану и установили защитные чары, которые будут приведены в действие до того, как окончательно стемнеет.

– И что вы требуете от меня, профессор? – нетерпеливо спросил Ремус.

– Не зови друзей. Запрись в хижине и не выходи из неё для собственного же блага. Если Сивый почувствует тебя, он обязательно явится, и тогда беды не миновать – тебе уже никто и ничто не поможет.

Вопреки всему.

========== Часть 35. Кувырком ==========

Настоящий друг с тобой, когда ты не прав. Когда ты прав, всякий будет с тобой. Марк Твен

Ремус Люпин

В спальню мальчиков гриффиндорец шёл на ватных ногах. Как не проболтаться друзьям, если ты не такой маститый и гениальный актёр, как, например, Бродяга? От переизбытка не самых светлых эмоций Ремуса трясло. Лоб покрылся противными капельками ледяного пота, брови дёргались, всё тело ныло. А ведь сегодняшняя ночь ― время страшных, мучительных превращений! Лихорадочно размышляя, парень не заметил, как доплёлся до портрета Полной Дамы.

– Прошу пароль, ― послышался её хорошо знакомый голос. ― Юноша, с вами всё в порядке?

Люпин будто проснулся. Он непонимающе посмотрел на изображение Дамы, та ответила ему негодующим взглядом.

– Вы уже целых три минуты стоите передо мной и молчите, ― пояснила она. ― Пароль.

– А-а, ― изрёк Ремус, слегка нахмурившись. ― Доспехи рыцаря.

– Проходите, ― кивнула женщина.

Портрет приоткрылся.

«Ну ты даешь, Люпин!» ― упрекнул себя Лунатик.

В гостиной царил гомон. Казалось, что все будто специально пришли в эту небольшую комнату, чтобы поговорить о различных глупостях. Конечно, темой «номер один» были рассказы о прошедших праздниках. Раздражительность захлёстывала Ремуса. Узрев три знакомые макушки на диване у камина, гриффиндорец решительно пробрался сквозь толпу к ним.

– Какие люди, ― с улыбкой пропел Сириус, театрально раскинув руки. Ремус лишь апатично усмехнулся. ― Где тебя носило, чёрт возьми?

Люпину показалось, что все, кто находился в гостиной, разом замолчали и уставились на него, ожидая, что он вот-вот расколется и признается в секретном разговоре с Дамблдором. Но в действительности, кроме друзей, на него почти никто и не смотрел.

– Да так, ― отмахнулся Ремус, устраиваясь рядом с Питером, ― Макгонагалл промывала мозги про успеваемость.

И кого я пытаюсь обмануть?

Сохатый опустил голову, видимо, заподозрив неладное, и тактично промолчал. Чего нельзя было сказать о Бродяге, выразительно выгнувшем бровь и уставившимся на измотанного Люпина.

– Теперь у неё новая фишка ― делать это в кабинете Дамблдора?

Ремус чертыхнулся про себя.

Чёрт, карта!

– Может, ты расскажешь, куда тогда испарилась Макгонагалл, или она превратилась в Дамблдора?

Эти слова были словно ударом под дых.

– Рем, ты же знаешь, мы с тобой, что бы ни случилось, ― сказал Сохатый, подняв голову и проницательно посмотрев на бледного друга.

– И никому ничего не скажем, ― подтвердил Питер, активно кивая головой.

– Ребят, я… ― Ремус глубоко вздохнул и решительно протараторил: ― Вы не поймите меня неправильно, но я сегодня не в духе, и я не хочу, чтобы вы сегодня приходили.

Сказать, что Мародёры были в шоке, ― значит ничего не сказать. У Сириуса отвисла челюсть, Джеймс озадаченно чесал затылок, не отрывая взгляда от Люпина, Питер не мог сглотнуть, но всё же отважно пытался это сделать.

– Ладно, ― неожиданно для всех вскинул руки Сохатый, будто сдаваясь. ― Я всё понимаю, ты не хочешь говорить, ― значит, так надо. Нет желания сегодня тусоваться с нами ― я настаивать не буду, это тебе решать.

Сириус едва заметно сощурил глаза, но в знак согласия одобрительно кивнул, растягивая губы в усмешке. Ремус бы не заметил этого, если бы не нахлынувшие волной инстинкты оборотня. Питер молча пялился на друзей, явно не понимая, что за бедлам творится.

– Мародёры, ― весело заявил Джеймс, поднимаясь с насиженного места, ― кажется, нам пора баиньки.

Ремус бы одобрил эту инициативу, если бы это предложения прозвучало от кого-либо другого, но только не от Поттера. Люпин понурил голову и, не сказав ни слова, направился в комнату мальчиков. Сириус упорхнул к Марлин, весело хохотавшей над шуткой Гидеона Пруэтта. Джеймс перекидывался словами с Фрэнком, а Питер остался сидеть на диване, тупо пялясь в камин.

Войдя в комнату, Ремус первым делом решил успокоиться. Он очень аккуратно сел на кровать, ведь тело ныло, и уставился в темноту. Шум голосов, бурливший в гостиной, будто исчез, темнота стала вдруг осязаемой, и гриффиндорцу никогда так не хотелось забраться под кровать и исчезнуть, как в тот момент. За окном уже стемнело. Понимая, что он может досидеться до того, что превратится прямо в спальне, а потом с аппетитом сожрёт всех попавшихся под лапу сокурсников, Ремус принялся за дело. Уже несколько лет он не встречал полнолуния один. Вспоминая себя и свои мучения на младших курсах, парень невольно поёжился. Он снова будет драть на себе шкуру, расцарапает лицо и будет выть от одиночества. И эта боль… нет, не физическая, ― что ты не такой, как все, ― снова искалечит его душу. Казалось, жизнь лишила его почти всего: отняла последнее утешение в эти проклятые дни трансформации, лишила возможности быть с друзьями в самые тяжёлые минуты жизни. Гриффиндорец спешно обшарил тумбочку в поисках обезболивающего, хотя оно почти не помогало, ведь его тело переставало принадлежать человеку, а для животных зелье никак не годилось. Затем переоделся в старый потёртый костюм, которого ему было не жаль, надел старые, мягкие, поношенные туфли. Голова уже начинала болеть, тело дрожало ― медлить было нельзя. Он стремительно, превозмогая боль, рванул из комнаты и в пару секунд преодолел переполненную гостиную. Сейчас каждый человек вызывал в нём лишь волчью агрессию, поэтому, не останавливаясь, он миновал портрет, коридоры, бесконечные лестницы и бегом добежал до Гремучей ивы.

– Immobulus! ― Ремус по привычке произнёс заклинание, вскинув палочку, а затем сразу же убрал её, когда понял, что Гремучая ива обездвижена.

– Мистер Люпин, ― послышался обеспокоенный голос мадам Помфри. Ремус обернулся на звук и увидел бежавшую к нему женщину. ― Мистер Люпин, я вас обыскалась! Где вы пропадали?

– Простите, мадам Помфри, я задержался у профессора Дамблдора, ― виновато ответил студент, не смотря в глаза женщине.

– Впредь попрошу без таких фокусов, мистер Люпин! Вы ведь могли подвергнуть огромной опасности студентов! ― педалировала опасность мадам Помфри. Слегка успокоившись, она похвалила студента за отличное выполнение заклинания и помогла Ремусу проникнуть внутрь.

Когда с хлопотами мадам Помфри было покончено, она ушла, оставив раздетого Ремуса на растерзание грустных мыслей и одиночества. С каждой минутой он чувствовал себя хуже, трансформация приближалась. То ли потому, что тело болело настолько сильно, что он не мог встать со старого потрёпанного дивана, то ли потому, что одинокая луна, восходящая на небе, возвещала об одинокой, нудной и дикой ночи.

Как только холодный лунный свет просочился сквозь запылённое, зашторенное старой дырявой тряпкой окно, Ремус не успел моргнуть, как в спине дико хрустнуло. Он судорожно обхватил себя руками, тщетно пытаясь унять боль, а затем в агонии бросился к двери. Он хотел открыть её, но дверь не поддавалась. Шея захрустела, пальцы извивались, удлиняясь, стопы повело судорогой. И тогда Ремус сделал то же самое, что и всегда.

– Сириус! Джим! Пит! ― выкрикнул он.

Челюсть повело в бок, во рту образовался металлический привкус крови, зубы удлинились, стали опасно острыми. Он до онемения закусил щёку, безнадежно ожидая, что по ту сторону двери, как обычно раздадутся обеспокоенные, родные голоса… Но их не было. Он остался совсем один. Из глаз полились слёзы ― от дикой, режущей боли. Руки и ноги постепенно стали обрастать шерстью. Колени выгнулись под нечеловеческим, аномальным углом. Уши вытянулись, нос преобразился. Он уже не принадлежал себе. И когда нос стал не родным Люпиновским, а носом Лунатика, он учуял человеческий запах. Трансформация практически завершилась, и последнее, что пронеслось в его голове: «Это не они, это не их запах…»

Джеймс Поттер

Он сидел и болтал с Фрэнком о всякой ерунде, попутно не спуская глаз с остальных Мародёров. Казалось, что Питер вообще не просёк идею Сохатого, но чего ещё было от него ожидать?

– Мама говорит, что министр магии ― не больше, чем слизняк. Мол, он не способен к адекватым поступкам. А то, что мы с Алисой хотим пойти в мракоборцы, её устраивает, но не устраивает, что нас почти ничему не обучат, ― усмехнулся Фрэнк Лонгботтом, однако его глаза были грустными. Алиса сидела рядом с ним, устало положив голову на плечо. ― Время подготовки к должности сократили до года.

Поттер задумчиво нахмурился, смотря куда-то перед собой.

– Знаешь, Фрэнк, по-моему, понятно, что отныне мы предоставлены сами себе. Отец вообще ничего не имеет против работы в Аврорате, однако даже он, хотя проработал немало бок о бок с Грюмом, говорит о новом руководстве весьма нелестно, ― Джеймс многозначительно поднял брови, переводя взгляд на Фрэнка.

– Такими темпами нас всех на фарш спустят, ― вяло отозвалась Алиса, понурив голову. ― Но мне всё равно.

– Алиса, тебе не должно быть всё равно, ― поправил ее Фрэнк, легонько коснувшись её руки. Девушка будто проснулась.

– Прости, дорогой, я больше так не буду.

Воцарилось молчание. Алиса вскоре отправилась в свою комнату, и парни остались одни.

– Я порой вообще не понимаю, как её вернуть к нормальной жизни, ― признался удручённый Фрэнк. ― Она то смеётся, то плачет. Причём я не совсем представляю, о чём она думает в этот момент. Может, ты откроешь мне правду? Может, Лили рассказывала тебе что-то?

– Прости, старина, но нет. А Лили вообще молчит как партизан, ― виновато пожал плечами Поттер. ― Но ты знаешь, мне кажется, что это временно. Скоро она свыкнется, и всё снова будет хорошо. Просто продолжай в том же духе.

– Спасибо, ― слабо улыбнулся Лонгботтом, потирая лицо ладонями. ― А мы ведь жениться собирались…

– И в чём проблема?

– В том, что Алису будто подменили. К тому же моя мама не особенно её жалует. Мерлин, у меня сердце скоро лопнет от всего этого.

В голове Джеймса что-то щёлкнуло.

Жениться собирались…

Семья…

Любовь…

Близость любимого человека…

Мерлин, вот ведь люди живут! Сразу после школы ― в церковь. Надо же. Даже Лонгботтом со своей грозной мамой ― и тот уже обо всём позаботился.

– Здорово, поздравляю вас, ― Поттер радостно пожал руку собеседнику, но тут же заметил перед собой Сириуса и Питера. ― О, какие люди… Что, уже?

Оба молча кивнули. Сохатый встал со стула и, попрощавшись с Фрэнком, последовал за двумя Мародёрами. Сегодня ночью намечается великое дело!

*****

– Пит, не шаркай, во имя Мерлина! ― прошипел раздражённый Бродяга, когда они стояли в одном из коридоров первого этажа, и совсем недалеко от Мародёров карта обозначила движущуюся точку «Аргус Филч». ― Ты нас сейчас всех с потрохами сдашь!

– Сириус, прости, я не специально, ― шепнул в ответ Петтигрю.

Возмущённый Сириус разом остыл и похлопал Хвоста по плечу.

– Я не хотел на тебя наезжать, ― признание Сириусу далось с трудом. Сохатый отлично знал, что Блэку очень нелегко просить прощения. ― Это всё Лунатик со своими бредовыми идеями.

– Не стоит, ― улыбнулся Питер.

А тем временем злосчастный Филч унёс свою пятую точку в другой коридор, и Бродяга со спокойной совестью сунул сложенную карту в карман брюк. Мародёры бесшумно миновали ещё пару проходов и коридоров, а через некоторое время уже бежали к Гремучей иве. Спрятавшись в кустах, растущих неподалёку от бесцеремонного дерева, Мародёры перевели дух. Джеймс резко повернулся к Сириусу и Питеру и обеспокоенно прошептал:

– А вы не забыли, что луна взошла уже час назад?

Никто не оценил загадочных и непонятных речей Поттера.

– Джим, сейчас не место поэзии, ― буркнул Блэк, присматриваясь к своенравному растению, угрожающе раскачивавшему ветви.

– Дурень, он уже превратился, ― в голос сказал Сохатый, обращаясь уже непосредственно к Бродяге. Того будто стукнули по затылку битой. Он озадаченно посмотрел на Сохатого, довольного тем, что послание всё же дошло до слушателей, на обеспокоенного осложнениями, а затем на испуганного Хвоста, прикусившего нижнюю губу.

Из недр Гремучей ивы послышался грудной, дикий волчий рёв. То разъярённый Лунатик почувствовал своим обострённым, совершенным нюхом человека. Выход был один ― не дать несчастному Люпину разодрать себя и разнести в пух и прах всю хижину.

– Давай, Хвост, ― ободряюще шепнул Бродяга.

Питер кивнул, и уже в следующее мгновение перед Сириусом и Джеймсом появилась большая крыса. Она пискнула и быстро засеменила к дереву. Затем, слегка колеблясь, Хвост медленно добрался до ствола дерева. Превратившись в человека, Питер нажал на нужный сучок, и Гремучая ива замерла.

Одно дело сделано, теперь очередь Сохатого. Он был единственным из Мародёров, кто, превратившись, по габаритам не мог влезть в узкий проход, поэтому выбор «вызволителя» Лунатика из заточения без колебаний и обсуждений пал на него. Бродяга, уже перекинувшись в большого лохматого чёрного пса, трусцой приближался к иве. Сохатый последовал за ним. Питер по кивку Поттера также превратился. Пропустив Бродягу вперёд, Джеймс проник в тайный ход. Ремус выл и горланил. Такого с ним ещё не случалось.

Может, он заболел?

Это было бы совсем плохо. Надеясь, что он ошибается, гриффиндорец продолжил идти по неосвещённому проходу. Наконец, все его догадки отмелись, и остался единственно правильный ответ на волнующий вопрос, лежавший перед дверью, за которой бушевал разгневанный, одуревший от человеческого запаха Лунатик, пытавшийся разнести к чертям комнату и в особенности дверь…

– Твою мать… ― протянул опешивший Джеймс и посмотрел на жалобно заскулившего Бродягу. ― Вот так сюрприз…

========== Часть 36. Красное и белое ==========

Джеймс Поттер

Деревянная дверь угрожающе хрустела и скрипела – Лунатик беспощадно колотил в неё, постепенно расшатывая железный засов. Положение сложилось критическое: Джеймс это прекрасно понимал, равно как и то, что его запах сводил несчастного Лунатика с ума, но не он первым начал все это.

А виновата была мадам Помфри. Да, она, представьте себе! Удивляясь тому, как под дверью оборотня оказался белый расшитый платок, Джеймс поднял его и внимательно рассмотрел. В правом нижнем углу располагались вышитые золотым инициалы «П.П.», точно такие же платки с такими же инициалами Джеймс много раз видел у целительницы, поэтому приписать сие имущество именно ей не было бы ошибкой.

Однако удивительный факт того, что из кармана самой мадам Помфри что-то могло выпасть, пусть и по случайности, не затмевал другого факта: вот-вот Лунатик вырвется на свободу. И дело имело несколько подводных камней.

Во-первых, Джеймс всё ещё оставался человеком. Пусть даже он и убежит обратно к иве, это не отменит того, что дверь в конце концов не выдержит, Лунатик выскочит из «клетки» и бросится на первого попавшегося человека. Маловероятно, но этого нельзя исключать. А что ещё хуже, могло бы случиться и так, что Ремус бы побежал в Хогсмид. Тогда трагедии не миновать.

Во-вторых, даже если Поттер выбежит и дверь всё ещё будет на месте, ни Пит, ни Сириус открыть засов не смогут. Если вдруг такая идея стукнет в голову кому-нибудь из них, разъярённый, бешеный Ремус-оборотень немедленно воспользуется тем, что превратиться обратно они не успеют, поэтому незамедлительно прибьёт кого-нибудь из них.

В-третьих, Лунатик зол. Конечно, он сразу после трансформации никогда не был божьим одуванчиком, зато через какое-то время, обычно на это уходило около пяти – десяти минут, он внезапно добрел и даже начинал играть и «разговаривать». А в данной ситуации он вряд ли скоро успокоится.

Сохатый резко остановил свои рассуждения.

– Пока я тут думаю, Лунатик всё разнесёт к чертям, – вслух одёрнул себя гриффиндорец.

Поэтому, не теряя ни секунды, Поттер вытащил волшебную палочку, на его радость не оставшуюся в башне, и, направив её на брошенный на пол платок, решительно произнёс:

– Incendio!

Через несколько секунд от невинной вещицы не осталось ничего, кроме малюсенькой горсточки пепла.

Бродяга одобрительно гавкнул и почесал за ухом. Джеймс так и видел, как Сириус, ухмыляясь, похлопал его по плечу и кивнул. Но время для раздумий было не самым подходящим – шум за дверью, рёв и гортанный рык не стихали. И тут до Джеймса дошло. Он, озарённый и радостный, на мгновение от души засмеялся и заметно расслабился.

– У меня же в руке волшебная палочка, – пояснил он Питеру и Сириусу.

Наверное, со стороны могло показаться, что какой-то волшебник-психопат, не переставая ухмыляться и посмеиваться, в заброшенном доме хвастался перед животными тем, что вдруг понял в восемнадцать неполных лет – у него есть волшебная палочка. Но никому до этого дела не было, потому что всё обстояло совсем не так.

Для безопасности Сохатый отошёл от двери как можно дальше и, упираясь в стену, направил волшебную палочку на дверь. Тем временем, поняв его намерения, Бродяга подошёл к двери почти вплотную и замер в боевой позе. Сохатого надо было спасать. От маленького Хвоста толку не было – Ремус бы наступил на него и не заметил, поэтому Пит разумно выбежал из дома первым. Не обмолвившись ни словом, Джеймс с помощью невербального заклинания открыл дверь ревущему, бунтующему Лунатику и сразу же бросился из Воющей хижины – спасать свою жизнь. Отважный Бродяга резко набросился на друга-оборотня, пока тот не атаковал первым, воспользовавшись эффектом внезапности, загнав его обратно в комнату. Джеймс не видел, что происходило там, между Бродягой и Лунатиком, потому что, как только он успел удрать на улицу, всем телом ощущая, будто кровь разрывает сосуды, гриффиндорец незамедлительно превратился в оленя. Ремус сразу же заметно успокоился и вместе с Сириусом выбрался к нему и Питеру. Ноздри Лунатика гневно раздувались: добыча исчезла. Зато все живы и вроде бы здоровы. Вроде.

– Бродяга, – по-животному обратился к другу Сохатый, увидев тёмные капли крови на белом снегу рядом с ним, – ты ранен?

Пёс злобно рыкнул.

– Сохатый, Эванс на тебя дурно влияет. Прекрати обсуждать мои болячки. Просто мы слегка развлеклись с Лунатиком. Да, дорогой?

Даже на животном языке отчетливо были слышны всё те же человеческие интонации.

Волк зарычал и обиженно отвернулся. В нём клокотали животные, дикие, необузданные инстинкты. Но после успешных попыток его растормошить Ремус успокоился, однако в лес почему-то идти не захотел, что было в диковину. Обычно он сам рвался туда – парни только и успевали, что видеть его сверкающие пятки, но здесь было что-то не так. Всё не так. Запахи, гнев Ремуса-оборотня, молчание Ремуса-человека, его общение с Дамблдором… Но зачем гадать, всё выяснится позже – а пока что нужно жить сейчас.

После долгих уговоров и скулежа Лунатик всё же побрёл в лес. Правильно говорят: «Свежий воздух творит чудеса», потому что уже через пару минут Ремус носился, как угорелый, стал играть в догонялки в хорошо знакомой чаще, дрался с Бродягой и пытался поцапаться с Сохатым, однако большие, выросшие рога достигшего расцвета сил оленя его порядком озадачили, так что эту затею он бросил. На протяжении нескольких часов они резвились и дурачились, пока не услышали далеко-далеко волчий вой.

– Странно: тут не водятся волки, – озадаченно проговорил Бродяга.

Ремус отступил назад, будто не хотел слушать волчьих воплей. Мародёры напряглись. Ветви деревьев задрожали от холодного, но не сильного ветра. Снег захрустел вдали. Бродяга заскулил. Сохатый повёл головой влево, затем цокнул левым передним копытом. Ремус тихо-тихо рычал позади остальных Мародёров. Хвост, попискивая, лихорадочно забегал по широкой спине оленя, отчего тот начал сопеть и брыкаться. Однако Пит вовремя перестал нарываться на неприятности и затаился – Джеймс успокоился, чего нельзя было сказать о Лунатике. Он жалобно скулил, всем телом сжимаясь в комок, будто от чего-то прячась.

– Это волки, оборотни, – злобно зарычал Бродяга, обходя вокруг несчастного, корчащегося Ремуса. – Ещё чуть-чуть, и он побежит на их зов, прекратив сопротивляться. Нужно немедленно что-то делать!

– Давайте уйдём обратно и запрём Лунатика в хижине, – предложил Хвост.

– Нет. Если оборотни услышали Ремуса, они придут за ним. А если мы побежим к Хогсмид, то приведём оборотней с собой, – ответил Сохатый.

Тем временем волчий вой прозвучал гораздо ближе.

– Тогда погоняем этих тварей по лесу, – решительно произнёс Сириус и бросился бежать в западном направлении.

Друзья последовали за ним. Ремус бежал, поскуливая. В этот момент он напоминал человека, страдающего от приступа мигрени. Он бежал за Бродягой, а позади его подталкивал, направлял рогами Сохатый. Так они пробежали около километра. Но волчий зов всё равно звучал опасно близко. Группа из трёх анимагов и оборотня остановилась. Кусты, росшие справа от них, зашуршали. Через мгновение из порослей показалась волчья морда – полностью серая с яркими янтарными глазами, страшно горевшими в ночи. Ремус перестал корчиться, выпрямился и на секунду замер.

Это короткое мгновение показалось вечностью. Сохатый успел лишь переглянуться с Бродягой и позвать Лунатика. А после началась бойня.

Два волка на огромной скорости врезались друг в друга, рыча и прокусывая шкуру. Следом за первым волком из-за кустов выскочили ещё два: чёрный, как смоль, и серо-коричневый. Они втроём бросились на озлобленного, беззащитного, домашнего Ремуса, движимого в той ситуации лишь инстинктами. Совсем другого типа были неизвестные оборотни – дикие, яростные.

Сохатый, от рождения отличавшийся прекрасной реакцией, скинул перепуганную крысу со спины и с огромной скоростью и с огромной силой боднул рогами чёрного волка. Последнего отбросило прямо в ствол старого, но крепкого дерева. Побитый оборотень завыл. На его зов откликнулись другие оборотни, в том числе и Лунатик.

– Ремус, ты не такой, как они, слышишь?! – во всю мощь голоса выговорил Сохатый.

Люпин рыкнул, не ослабляя хватки и укуса в столкновении с серым волком. Дело было в том, что если бы даже его пасть была не занята, он бы всё равно не вымолвил ни слова, будучи единственным из Мародёров, кто понимал других, но на понятном им языке изъясниться не мог.

Бродяга яростно сражался с третьим волком, пытаясь обхитрить его и загонять. Хвост спрятался в снегу и едва слышно попискивал – от него в этом деле не было никакой пользы. Сириус получил удар лапой разгневанного оборотня и, скуля, свалился в снег. Сохатый поспешил другу на помощь, выставив вперед рога, защищаясь. Однако очнулся чёрный волк и через мгновение ударил оленя сзади. Со спины Сохатого полилась кровь. Сириус, упав, сразу же поднялся и вновь попытался сразиться с оборотнем. Но было очевидно – волки слишком сильны, сражаться с ними бесполезно.

– Уходим, парни, – бросил Сохатый, с трудом приседая к земле, чтобы подхватить Хвоста.

Бродяга побежал следом за оленем, однако через пару метров резко затормозил и обернулся назад. Ремус всё ещё дрался с серым оборотнем.

– Лунатик, скорее! – крикнул Бродяга.

Однако Ремус замахнулся и резким движением резанул когтями по брюху соперника. Кровь тёплым, липким ручьём полилась из раны. Люпин взвыл и, пока другие оборотни подбегали к своему собрату, рванул что было сил, слегка прихрамывая. Четверо сломя голову бежали на восток. За спинами раздавались душераздирающие крики раненых оборотней. Луна почти исчезла с небосклона. Рассвет не за горами. Едва успев, Бродяга и Сохатый огромными усилиями запихнули Ремуса обратно за дверь и, превратившись в людей, аккуратно закрыли засов.

Раненые, дико уставшие и ошеломлённые внезапной встречей, Мародёры поспешили в замок, чтобы не быть застигнутыми мадам Помфри.

Рано утром Джеймс разбудил Лили и попросил её помощи как целителя. Закатив глаза, она всё же согласилась.

– Это ничуть не похоже на то, будто вы лазили по деревьям! – возмущённо воскликнула девушка, залечивая спину и ногу Сириуса в пустой гостиной Гриффиндора. – Может, всё-таки скажете, что вы делали?

Быстро сообразив, Бродяга, самодовольно ухмыляясь, ответил:

– С Ремусом в «калеку двадцатого века» поиграли. Остынь, Лили.

Староста возмущённо сжала губы, но ничего не сказала. Когда пациенты были вылечены, Джеймс нежно поцеловал Лили, обняв за талию.

– Спасибо. Ты нас очень выручила. Впрочем, как и всегда.

– Я не каждый день зашиваю ранения, знаешь ли, – сардонически улыбаясь, вставила девушка.

– Но у тебя определённо есть практика, – парировал довольный Джеймс, глядя на гриффиндорку сверху вниз и ослепительно улыбаясь.

– С тобой без неё не останешься. Никогда не забуду, как на третьем курсе помогала мадам Помфри обеззаразить твою разбитую вдребезги ногу. Меня чуть не вывернуло, – Лили театрально вызвала спазм.

Джеймс смотрел на неё, приподняв брови.

– А почему я этого не помню?

– Потому что тебе в голову врезался бладжер. Ещё бы ты помнил, – фыркнула Лили и высвободилась из объятий Поттера.

– Вот чёрт! – чертыхнулся парень. – Ну почему то, как ты динамила меня с Хогсмидом, как унижала перед всеми, как обижалась на меня, – я помню, а как ты ухаживала за мной – нет?!

Девушка рассмеялась, глядя на негодующего Джима, а затем сжала его ладонь.

– Тебе всегда и во всем везёт. В том числе крупно повезло, что ты не лицезрел мою физиономию, когда я, борясь с позывами рвоты, сгребала гной с твоей ноги.

Поттер сделал вид, будто задумался, а затем, резко притянул Эванс к себе и горячо поцеловал.

– Не сейчас, Джеймс… – Лили неуклюже вырвалась из рук парня, виновато пожав плечами.

– Плевать на них, – прошептал он, снова притянув её к себе.

– Зато мне не плевать, – Эванс в который раз высвободилась из объятий, а затем, схватив Поттера за руку, потянула его к портрету.

– Дорогие студенты и преподаватели!

Необычным было то, что в самый разгар завтрака Дамблдор взял слово. Выражение его лица было мрачным, но решительным.

– Прошу вашего внимания, – он повелительным взглядом окинул Большой зал. Все присутствующие слушали речь профессора, ну или делали вид, что слушали. – Сегодня ночью недалеко от западной границы леса был найден мёртвый оборотень.

Зал ахнул. Девушки испуганно прижали руки к лицу, а юноши стали активно перешёптываться. Слизеринцы отреагировали очень сдержано.

– Он скончался от сильных телесных повреждений. От лица всего педагогического коллектива я доношу до вас, всех вас сведения: за дверьми замка теперь не безопасно. Чудо, что оборотень, предположительно принадлежавший клану широко известного преступника Фенрира Сивого, и его товарищи не дошли до Хогсмида и Хогвартса.

Директор взял паузу, внимательно вглядываясь в испуганные, побледневшие лица учеников. Когда ясные, голубые глаза Дамблдора встретились с тёмно-карими глазами Джеймса, профессор едва заметно кивнул и слегка сузил глаза.

– Ваша безопасность зависит от ваших действий. Тренировки команд по квиддичу будут проходить строго в присутствии преподавателей. Занятия по уходу за магическими существами и другие дисциплины, проводившиеся вне замка, будут подвержены изменениям. Спасибо за внимание.

Зал моментально ожил, будто рой пчёл.

– Лучше б Дамблжор про свои любимые лимонные дольки заливал, чем аппетит с утра портить, – фыркнул Сириус, как ни в чём не бывало продолжив поедание яичницы с беконом.