Текст книги "Раз став героем"

Автор книги: Элизабет Зухер Мун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Вернувшись на Коскайэско, где можно было дышать нормальным воздухом, она наконец стянула с себя костюм, запахом которого уже успела пропитаться. Исмэй думала только о трех вещах: душ, койка и Барин Серрано. Вместо этого она оказалась в центре кричащей, смеющейся, плачущей и танцующей толпы людей. Команда Духа, команда Баури, ее собственная и по крайней мере половина тех, кто оставался все это время в Т-3, заполонили отсек. Исмэй обнимали, хлопали по плечам, спине, поздравляли и приветствовали. Ее и двух других капитанов подняли на руки и понесли по коридорам к центральной секции.

Там, рядом с группой лифтов, она увидела адмирала Доссайнэла, стоявшего немного кособоко, а рядом с ним Севеча и майора Питак, которые наблюдали за ней.

Толпа замедлилась, все еще возбужденная, но сдерживаемая звездами на форме старших офицеров. Исмэй удалось сползти вниз и пробиться через скопление народа.

– Сэр...

– Отличная работа, старший лейтенант! Поздравляю вас всех.

– Известно что-нибудь...?

– О младшем лейтенанте Серрано?

Это была майор Питак, и серьезное выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Исмэй приготовилась к худшему.

– Да... его нашли. Он жив, но серьезно ранен.

Но он жив. Барин не погиб из-за ее бездействия. Раны не имеют значения, потому что если он жив, то будет в порядке после курса регенирации. От осознания этого сердце Исмэй бешенно заколотилось. Она обернулась к толпе, высматривая тех, кого знала.

– Вы сделали это! – закричала она Арраманч.

– Вы сделали это! – Люсьену.

– Мы СДЕЛАЛИ это! – уже вместе со всеми.

Адмирал Доссайнэл наклонился к Питак и прокричал сквозь гул и шум:

– Думаю, нам больше не надо беспокоиться о том, как подтолкнуть ее, майор. Полагаю, жизнь уже дала ей пинка.

Глава двадцатая

К тому времени, когда Исмэй наконец добралась до постели, Коскайэско направился обратно в пространство Семей, и ее первоначальная эйфория прошла. Она просыпалась несколько раз с рвущимся из груди сердцем, не могла вспомнить, что ей снилось, а потому еще больше злилась, не зная на что направить свой гнев. Диверсанты Кровавой Орды мертвы, злиться на них бесполезно.

Все казалось неправильно... но конечно расписания и смены корабля были все еще в беспорядке. Те, кто входил в ее команду на борту Топора Антбердов, подходили к ней поздравить. Было трудно отвечать им так, как они того заслуживали. Исмэй хотела бы, но внутри нее были пустота и странное раздражение. Когда капитан-лейтенант Баури сказал, что с радостью даст ей рекомендации для перевода на командный поток, она почувствовала страх.

Следующий цикл сна помог больше, но потом снова начались кошмары. На этот раз настолько яркие, что Исмэй проснулась от собственного крика и, включив свет, легла, уставившись в потолок, пытаясь успокоить дыхание. Почему она не может справиться с этим? Она больше не ребенок и доказала это. Она командовала кораблем, хотя Презрение не считалось, относительно Топора Антбердов это можно было признать, и уничтожила вражеское судно.

Только потому что хорды ничего не подозревали, только потому что капитан оказался дураком. Мысли вели ее через различные ситуации, каждое решение, которое она принимала, могло оказаться неверным и все бы погибли.

Другие считали, что она хорошо справилась... Но им не все было известно о ней. Если бы они узнали, то поняли, что на самом деле она не подходит. Как начинающему наезднику, который должен был прыгать через низкие преграды, ей повезло, у нее была опытная и умелая команда.

Для всех безопаснее, если она вернется в тень, где ей и место. Можно было бы просто тихо жить, если держаться подальше от неприятностей.

Перед глазами всплыло лицо адмирала Серрано.

Вы не можете снова стать тем, кем были.

Горло Исмэй сжалось. Она видела лица своей команды и чувствовала уверенность, которая позволила ей принять те важные решения. Тогда она была тем, кем хотела быть, человеком, который чувствовал себя дома, полноценной личностью, которая заслужила уважение окружающих.

Но они бы не относились к ней так, если бы знали о кошмарах. Исмэй скривилась, представляя себя капитаном крейсера, которая после каждого сражения просыпается посреди ночи в ужасе, как команда ходит на цыпочках, слушая ее крики. На мгновение это показалось забавно, но потом слезы навернулись на глаза. Нет. Надо найти выход из этого. Исмэй заставила себя подняться и принять душ.

В следующую смену ей сообщили, что Барин вышел из регинерационной камеры и теперь может принимать посетителей. На самом деле Исмэй не хотела знать, какой ужас ему пришлось пережить, но чувствовала, что должна его увидеть.

***

Глаза Барина больше не сияли. Сейчас он меньше всего походил на Серрано. Исмэй подумала, что возможно, это просто непривычное для него спокойствие.

– Не против компании? – произнесла она.

Юноша вздрогнул и напрягся, глядя мимо нее.

– Старший лейтенант Сьюза... Я слышал, что вы сделали.

Исмэй смущенно пожала плечами:

– Я делала, что могла.

– Больше, чем я.

Это было ни шуткой, ни сожалением, просто вялым, безжизненным замечанием, от которого по спине побежали мурашки. Она вспомнила себя в то время, о котором не хотела думать.

Исмэй открыла было рот сказать то, что ему без сомнений уже говорили, и снова закрыла. Она знала, что бы сказали другие... потому что сама это слышала, и ей не помогло. Что же поможет? Исмэй понятия не имела.

– Это не мое, – сказал Барин все тем же безразличным голосом. Серрано... настоящие Серрано, как моя бабушка или Хэрис... обязательно бы что-нибудь сделали.

За секунду до того, как слова были уже готовы сорваться с губ, Исмэй прикусила язык. Понимание смысла того, что она собиралась сказать, практически сковало ей челюсти. Превозмогая боль, она выдавила первую фразу:

– Когда меня схватили...

– Вас схватили? Мне об этом не говорили. Готов спорить, вы дали им жару.

Злость и страх ожесточили ее голос, прежде чем она поняла это.

– Я была ребенком. И никому не могла дать жару... – Исмэй не смела посмотреть ему в лицо, перед глазами метались только тени воспоминаний, вышедших из тумана. – Я... искала отца. Моя мать умерла... тогда на Алтиплано свирепствовала лихорадка... а отец был на военных действиях со своим отделением, шла гражданская война.

Быстрый взгляд на Барина, в его глазах снова загорелся огонек жизни. Она достигла цели. Собрав все свое мужество, Исмэй быстро рассказала о произошедшем тогда, пытаясь в то же время не думать об этом. Побег... полная женщина в поезде... взрывы... деревня мертвецов, которых она тогда посчитала спящими людьми. Затем одетые в форму солдаты, грубые руки, боль и хуже всего, беспомощность.

Еще один быстрый взгляд. Лицо Барина было почти таким же белым, как ее собственное.

– Исмэй... Старший лейтенант... Я не знал...

– Нет. Это не то, о чем всем рассказывают. Моя семья... утверждала, что это был сон, навеянный воспаленным воображением. Я долгое время болела, та же лихорадка, что убила мою мать. Мне сказали, что я убежала, попала в полосу военных действий, получила травму... но остальное было просто сном.

– Остальное?

Исмэй чувствовала, как в горло впиваются ножи, даже еще хуже.

– Тот человек... он... Я его знала. Знала еще до того. Из отряда отца. Форма...

– И вам солгали? – теперь его глаза гневно вспыхнули, как у настоящего Серрано. – Они солгали?

Исмэй махнула рукой. Жест, который ее семья поняла бы.

– Они считали, что так лучше всего... думали, что защищают меня.

– Это не был... Это не был кто-то из вашей семьи?

– Нет.

Она сказала это твердо, хотя до сих не была уверена. Был ли насильник только один? Она была такой маленькой... В том же подразделении служили ее дяди и старшие двоюродные братья, и некоторые из них погибли. В примечании семейной книги памяти значилось "погиб в бою", но теперь она отлично понимала, что написанное и реальность не одно и то же.

– Но вы... справились с этим, – теперь Барин смотрел прямо на нее. – Вы сильная. Вы не...

– Я плакала, – выдавила она с трудом. – Плакала ночь за ночью. Сны... Мне отвели комнату на верхнем этаже дома в конце коридора, потому что я будила всех криками. Я боялась всего и боялась бояться. Если бы они знали, как я была напугана, то презирали бы меня. Они все были героями, понимаете. Отец, дяди, двоюродные братья, даже тетя Санни. Папа Стефан терпеть не мог плакс... Я не могла плакать перед ним. Оставь все позади, сказали они. Что прошло, то быльем поросло.

– Но они ведь знали... даже я знаю, что воспитывался в приемной семье, дети не забывают подобное.

– На Алтиплано забывают. Или уходят, – Исмэй пыталась справиться с предательски дрожащим голосом. – Я ушла. И они вздохнули свободно, потому что я всегда была проблемой.

– Не могу представить каким образом.

– Очень просто. Женщина Сьюза, которая не ездит верхом? Которая не занимается выведением лошадей? Которая не кокетничает и не привлекает молодых людей? Бедная мачеха потратила годы, стараясь сделать из меня нормальную. И ничего не получилось.

– Но... вы же поступили в подготовительную школу Флота. Должно быть вы оправились. Что сказали психоняни? Назначили дополнительные сессии терапии?

Исмэй уклонилась от ответа.

– Я читала книги по психологии на Алтиплано... там терапия не практикуется. И потом, я же сдала экзамены.

– Не могу поверить.

– Я просто сделала это, – резко произнесла Исмэй.

Барин вздрогнул, и она поняла, как он должно быть воспринял ее тон.

– У вас другая ситуация.

– Нет... Я взрослый человек, или предполагается, что взрослый, – горечь вернулась в его голос.

– Так и есть. И вы сделали то, что было в ваших силах... Не надо винить себя в остальном.

– Но считается, что Серрано...

– Вы были пленником. У вас не было выбора, только выжить или умереть. Думаете, я никогда не мучила себя мыслями "считается, что Сьюза"? Конечно, мучила. Но это не помогло. И не имеет значения, что вы делали... если вас вывернуло наизнанку...

– Вывернуло, – тихо произнес Барин.

– И что? Это ваше тело... если ему надо освободиться, вас стошнит. Если ему понадобится вспотеть, вы взмокните. Мы не можем предотвратить это.

Исмэй понимала, что сейчас обращается к себе самой так же как к Барину, говоря своему "я", которое так долго страдало, то, что кто-то другой должен был сказать ей.

– Если бы у меня хватило смелости... – еще тише.

– Храбрость не дала бы вашим костям сломаться? А крови течь?

– Это другое... это физическое...

– А тошнота нет? – она поняла, что снова может двигаться, и шагнула к кровати. – Вы знаете, что любого можно заставить вывернуться наизнанку химическими препаратами. Ваше тело так же производит определенные вещества, и вас тошнит. "А" ведет к "Б", вот и все.

Юноша беспокойно заерзал, глядя в сторону.

– Только я не могу представить, как бабушку адмирала выворачивает на десантника-хорда только при упоминании боя на Арене.

– Вас ударили по голове, не так ли?

Он дернулся, как будто его ткнули в сломанные ребра.

– Не так уж сильно.

Исмэй сдержала вспышку злости. Она пыталась, даже рассказала то, что никому не говорила, а он очевидно был намерен погрязнуть в муках собственной вины. Если кто-то мог барахтаться в...

– Я просто не знаю, смогу ли посмотреть этому в лицо, – сказал Барин так тихо, что слова были едва слышны, перекрываемые тихим гудением вентиляции.

– В лицо чему? – резко спросила Исмэй.

– Они... захотят поговорить об этом.

– Кто?

– Психоняни, конечно. Как с вами. Я... не хочу говорить об этом.

– Конечно нет, – сказала Исмэй.

Она совсем забыла, ведь он считает, что она прошла терапию.

– Насколько это плохо на самом деле? Что они говорят? – пауза, вздох. Какую запись сделали в вашем деле?

– Это... не так уж плохо.

Исмэй пыталась выудить из памяти что-нибудь по психологии, но не смогла вспомнить ничего конкретного и отвела взгляд, понимая, что Барин смотрит на нее.

– У вас получится, – быстро сказала она и направилась к двери.

Барин поднял руку, все еще испещренную розовыми пятнами новой кожи.

– Старший лейтенант... пожалуйста.

Исмэй заставила себя сделать глубокий вдох, прежде чем обернуться.

– Да?

Его глаза расширились от того, что он увидел на ее лице.

– Вы... вы не говорили с психонянями, ведь так? Никогда?

Воздух, который она набрала, исчез где-то, а вдохнуть больше не было сил.

– Я... я...

Она хотела бы солгать, но не могла. Не ему, не сейчас.

– Вы просто... утаили это. Не так ли? Пытались справиться одна?

Исмэй удалось заглотнуть порцию воздуха и неимоверным усилием протолкнуть ее в грудь, а потом обратно, через горло, которое как будто превратилось в металл.

– Да. Мне пришлось. Это был единственный способ.. – еще один вздох, еще одно усилие. – Так лучше... Теперь я в порядке.

Барин пристально наблюдал за ней:

– Так же как я.

– Нет, – новый вздох. – Я старше. Прошло много времени. Я знаю, что вы чувствуете, но со временем станет легче.

– Так вот что смущает всех, – произнес Барин, как будто обращался к самому себе, и Исмэй это задело.

– Что вы хотите сказать "смущает"?

– Это не просто разница в общественных традициях Алтиплано и Флота... Это ваша тайна. Поэтому ваши таланты были скрыты, спрятаны... поэтому они проявились в сражении, которое заставило вас показать, на что вы способны.

– Не знаю, о чем вы говорите, – сказала Исмэй, чувствуя сотрясение мыслей, как если бы она ступила на колышащуюся поверхность болота.

– Нет... но... вам нужна помощь так же как и мне.

Паника. Она чувствовала как напрягается ее лицо, превращаясь в маску спокойствия.

– Нет, не нужна. Я в порядке. Все под контролем. Как вы сказали, я способна действовать.

– Но не на высшем уровне. Я слышал, на что вы способны. Бабушка говорила, что анализ сражения выдал невероятные результаты...

На мгновение это выглядело даже забавно.

– Ваша бабушка не присутствовала при разборе Следственной Комиссией.

Его рука взметнулась в грубом движении.

– Следственная Комиссия существует для того, чтобы устрашать капитанов до сердечного притупа и язвы. Что я слышал в семье, это мнение настоящих командующих, у которых есть военный опыт.

Исмэй пожала плечами. Это было немногим приятнее, чем предыдущая тема.

– И никто, включая бабушку, не могли понять, как вам это удалось. Она сказала, что в вашем деле ничего не указывало на такой потенциал.

– Мой отец не плохой тактик, – сухо сказала Исмэй, понимая, что последовавшее в ответ раздражение на самом деле ничего не значило.

– Могу представить. Но не все дети наследуют талант... и те, кто да, обычно показывают его раньше. Вы даже не выбрали командный поток.

– Я послушалась совета, – сказала Исмэй. – Мне дали понять, как трудно чужакам добиться успеха в высшем командовании Флота.

– Спорьте сколько хотите, – Барин вскинулся на кровати и на этот раз даже не поморщился. – Как и бабушка, я уверен, то, что вы скрывали, подавляло ваши способности.

– Что ж, теперь я больше не скрываю, – сказала Исмэй. – Я командовала тем кораблем... вообще-то теперь уже двумя.

– Я не об этом.

– Повторяю, я ничего не прячу.

– Я не психоняня. Думаете, если я расскажу вам о том, что пережил, этого будет достаточно?

Не смотря на его старание убедить ее, Исмэй услышала в его словах мольбу. Он надеялся, что она согласится, что ему не нужно еще кому-то рассказывать об этом.

– Нет, – Исмэй глотнула воздуха и быстро продолжила. – Они уже знают. Вам придется поговорить с ними. И они помогут, я уверена.

– Эмммхмм. Уверены настолько, что тоже готовы поговорить с ними?

– Я?

– Не надо, – Барин снова лег на подушки. – Не надо играть со мной... Вы знаете, что не смогли справиться самостоятельно. Вы знаете, что все еще нуждаетесь в помощи.

– Я... Они вышвырнут меня... Мятежница, которая скрывала безумие в своем прошлом... Меня отошлют назад...

Она заметила, после того, как произнесла это вслух, что употребила слово "назад", а не "домой", думая об Алтиплано.

– Они не сделают этого. Бабушка не позволит им.

От такой неприкрытой самонадеянности Серрано у Исмэй перехватило дыхание. Она засмеялась, прежде чем успела подумать:

– Не весь Флот подчиняется вашей бабушке!

– Нет... Полагаю, нет. Но не помешает иметь ее на своей стороне, а в вашем случае это так. Не в ее привычках терять офицера, которого она считает выдающимся, – юноша успокоился. – И... если бы вы поговорили с ними о своей проблеме... понимаете, я не знаю никого, кто бы был... кто бы когда-нибудь...

– Вам нужен партнер, вы это хотите сказать?

Он молча кивнул. Выражение его лица ясно показывало, какого усилия стоило ему отрешиться от собственной боли, чтобы дотянуться до нее.

Сердце ее бешенно застучало, а дыхание перехватило. Могла ли она?

– Вы уже сказали, – продолжил он. – Для вас это будет не как в первый раз.

После того, как упадешь, всегда говорил папа Стефан, уже поздно пугаться, что тебя сбросят с седла, худшее позади... теперь все, что надо сделать, это поймать лошадь и вскочить на нее.

– Я поймала лошадь, – подумала вслух Исмэй и чуть ни рассмеялась при виде смущения Барина. – Хорошо.

Она знала, что паника вернется, но в данный момент была способна посмотреть в лицо огромной тени, чтобы подойти к ней.

– Я поговорю с ними... но вы тоже должны. Мне нужен союзник Серрано, кто был бы ближе мне по возрасту, чем ваша уважаемая бабушка или ужасный двоюродный брат. Договорились?

– Договорились. Хотя я не уверен, что вы подобрали верные прилагательные к верным родственникам.

***

Майор Питак посмотрела на вышедшую из палаты Исмэй.

– Как мальчик?

– Потрясен, но выздоравливает. И готов поговорить с психонянями.

– Стандартная процедура, – сказала Питак. – Это его беспокоит?

– Так же, как беспокоило бы любого, – заметила Исмэй, собираясь с мужеством.

Тень сгустилась в облаке дыма, превратившись в зловещую фигуру посреди страшного огоня.

– Майор... по поводу того, что вы сказали перед тем, как все началось, что возможно мне следует поговорить с психонянями... о том, что поизошло на Презрении.

– Вас это еще беспокоит?

– Не... только это. Я знаю, что у нас не хватает людей, но... я бы хотела это сделать.

Питак посмотрела на нее долгим изучающим взглядом.

– Хорошо. Узнайте, сколько времени это займет и сообщите мне. Вы заслужили всеобщее уважение, чтобы кто-то начал роптать и не захотел вам помочь. Хотите, я позвоню и узнаю, когда вас смогут принять?

– Я... Спасибо, майор, но думаю, что я должна сделать это сама.

– Вам не обязательно все для себя усложнять, Сьюза, – сказала Питак, но без колкости.

Назначить встречу оказалось до смешного легко. Секретарь не стала вдаваться в подробности, когда Исмэй сказала, что хочет назначить время сессии, просто спросила, срочно ли это. Было ли это срочно? Она могла бы отложить, сказав, что нет... но отсрочка не решит ее проблемы.

– Не критически, – наконец сказала она. – Но... это... оказывает влияние.

– Минуту.

Конечно они были заняты, сказала себе Исмэй. Барин был не единственным, кому после недавних событий понадобится помощь. Все, кто был захвачен, ожидала она, и те, кто просто видел слишком много смертей, слишком много боли.

Другой голос послышался в ее наушнике:

– Старший лейтенант Сьюза... это Энни Меринха. Мне нужно немного информации, чтобы определить какая группа больше всего вам подойдет.

Горло Исмэй сжалось в ожидании вопросов, как будто это были удары.

– Вы желаете поговорить только о последних событиях или о чем-то другом?

– О другом, – с трудом выдавила Исмэй.

– Я вижу, что вы были в трудной ситуации на борту Презрения и не получили психологической помощи сразу. Хотите поговорить об этом?

Она могла бы сказать да и это было бы правдой... но не всей. Она конечно могла рассказать остальное потом... но именно со лжи все началось, а Исмэй хотела это закончить.

– Частично, – произнесла она. – Все... взаимосвязано... связано с... другим.

– Предшествовавшим поступлению на службу?

– Да.

– В вашем деле ничего нет...

– Да, я... пожалуйста, я не могу объяснить... сейчас.

– Определенно.

Пауза, во время которой Исмэй представила себе изобличающие отметки о душевном расстройстве в списке грязного белья, который навсегда закроет перед ней дверь к тому, к чему она стремилась.

– Встретимся сегодня в 14:00. Т-5, палуба 7, следуйте по указателям до психологического отделения и спросите секретаря в приемной. Вы в расписании. Хорошо?

Совсем не хорошо. Ей нужно было больше времени, чтобы подготовиться... но вряд ли можно жаловаться на то, что ей были готовы помочь так быстро.

– Хорошо, – ответила она. – Спасибо.

– Вам потребуется около двух часов. Время остальных сессий оговорим при встрече.

– Спасибо, – повторила Исмэй.

Она взглянула на часы. 10:30. У нее было еще время жить так, как прежде. Она чувствовала, как будто проклятье неумолимо приближается с каждой секундой, но все-таки отправилась сказать майору Питак, что уйдет на пару часов.

– Хорошо. А тем временем, я хочу, чтобы вы со мной пообедали.

При упоминании о еде желудок заволновался.

– Майор... я в самом деле не голодна.

– Верно, но вы напряжены так, как будто в узел завязаны. Я не спрашиваю, в чем дело, потому что теперь вам помогут, но не позволю хандрить до этого в одиночестве. Суп и салат... Нужно подкрепиться прежде, чем пойдете туда и вывернетесь наизнанку. Это очень изматывает.

Во время еды Питак искрилась анекдотами, которые не требовали ответа. Исмэй мало ела, но была благодарна за заботу и внимание.

***

– Старший лейтенант Сьюза, – улыбнулась секретарь. – Знаю, мы незнакомы, но... мы все благодарны за то, что вы сделали. Я большую часть времени провела в отключке, видя сны, которые даже не помню, и ничего не сделала. Если бы не вы...

– И многие другие, – сказала Исмэй, принимая файл, поданный секретарем.

– О, конечно, но все знают, что вы захватили корабль Кровавой Орды и дали им отпор. Вас следует назначить капитаном крейсера, вот что я думаю, секретарь взглянула на экран и сказала. – Комната будет готова через пару минут. Нам нравится освежать помещения между... Хотите что-нибудь выпить?

Во рту у Исмэй пересохло, но она не думала, что сможет выпить. Желудок сжался в узел.

– Нет, спасибо.

– Первый раз у психоняни?

Исмэй кивнула. Она ненавидела быть такой прозрачной.

– Все боятся сначала, – продолжила секретарь. – Но мы еще никого не убили.

Исмэй попыталась улыбнуться, хотя на самом деле не считала шутку смешной.

***

Шишковатый палас цвета жареных тостов покрывал пол и половину переборки, верхняя часть которой была окрашена в кремовый цвет. Мягкий диван с шерстяным покрывалом и пара кресел делали отсек похожим на обычную уютную гостиную. Здесь было тихо и в воздухе витал слабый аромат мяты. Поняв, что стоит на пороге как подозрительный жеребенок на полпути через ворота, Исмэй заставила себя войти.

– Я Энни Меринха, – представилась высокая женщина с толстой косой светлых волос, подернутых сединой на висках.

На ней были мягкие коричневые брюки и синяя рубашка с нашивкой на левом рукаве.

– Мы здесь не пользуемся рангами... поэтому я буду называть вас Исмэй, если у вас нет любимого прозвища.

– Можно Исмэй.

Во рту пересохло.

– Хорошо. Вы можете не знать, что запрос о психологической поддержке дает тем, кто с вами работает, право доступа к вашему делу, включая все личные характеристики. Если это проблема, вам нужно сказать сейчас.

– Нет, – заверила Исмэй.

– Хорошо. Я просмотрела ваши прежние медицинские записи конечно, но и только. Вам еще кое-что надо знать о процессе, прежде чем мы начнем, если считаете, что способны понять их в данный момент.

Исмэй собралась с мыслями. Она ожидала, что ей придется сразу все рассказать... Так гораздо скучнее, хотя и менее болезненно.

– Большинство называют нас психонянями, уверена, вы знаете. Это разумно точно, потому что мы не медтехники или психиатры, а именно няни. Вы с Алтиплано, где, полагаю, нянь все еще называют сестрами, правильно?

– Да, – подтвердила Исмэй.

– У вас есть культурные проблемы по поводу того, что придется общаться с психоняней, а не врачом?

– Нет.

Энни что-то отметила.

– Теперь вам нужно знать, что хотя наши сессии конфиденциальны, на этот счет существуют свои ограничения. Если у меня появится причина полагать, что вы представляете опасность для себя и окружающих, я должна буду доложить об этом вышестоящему руководству. Сюда входит участие в определенной религиозной или политической деятельности, которая может угрожать вашим коллегам, и использование незаконных веществ. Хотя вы можете скрыть любое из подобных действий, должна искренне вас предупредить, что прекрасно вижу, когда мне лгут, и любой нечестный ответ повлияет на результат вашего лечения. Вы хотите продолжить?

– Да, – сказала Исмэй. – Я не делаю ничего подобного...

– Хорошо. Теперь приступим к самому главному. Вы сказали, что у вас проблемы, связанные с пережитым на Презрении и другими событиями, произошедшими до поступления на службу. Я думала, что проблемы, существовавшие в момент вашего поступления, были решены в то время, – здесь Энни замолчала.

Исмэй понадобилось довольно много времени, чтобы понять, что это был вопрос, требовавший ответа.

– Я... никому не сказала.

– Вы скрыли что-то, зная, что это было...?

– Я не знала... в то время... что это было.

Только сны, только сны, только сны отстукивал пульс.

– Ммм. Можете рассказать больше?

– Я думала... это были просто кошмары, – сказала Исмэй.

– Во время медицинского осмотра задается вопрос о ночных кошмарах, сказала Энни без определенного ударения.

– Да... и я должна была сказать что-то, но... я не думала, что это важно. Мне очень хотелось уехать... поступить в подготовительную школу...

– Сколько вам было тогда?

– Четырнадцать. Первый год, когда я могла подать заявление. Мне сказали, что заявление хорошее, но придется ждать примерно год, потому что они уже закончили набор, кроме того, мне посоветовали прослушать дополнительные курсы. Я так и сделала. А потом...

– Вы поступили в подготовительную школу. А сны?

– Тогда не мучили. Я думала, что переросла то, чем бы это ни было.

– Вы не знали?

– Нет... Мне сказали, что это всего лишь сны.

– И теперь вы знаете, что это не так?

– Да.

Ответ прозвучал так же мрачно, какой мрак царил в ее душе. Она встретилась со взглядом Энни.

– Я узнала об этом, когда приехала домой. После трибунала. Что это было на самом деле, что все произошло по-настоящему, и мне лгали!

Женщина некоторое время молча ждала, пока Исмэй справится с дыханием, а потом сказала:

– Насколько я поняла из сказанного вами, что-то произошло, когда вы были ребенком до того, как вступили во Флот, и ваша семья обманула вас, сказав, что этого никогда не было, и вам все только приснилось. Верно?

– Да!

Энни вздохнула:

– Еще один случай жестокого обращения в планетарной семье.

Исмэй подняла глаза:

– Они не жестокие, просто...

– Исмэй. Послушайте. Насколько болезненно было думать, что вы сходите с ума, потому что вас мучают беспричинные, отвратительные, ужасные сны?

Она задрожала:

– Очень.

– И вы чувствовали эту боль каждый день?

– Да... кроме тех моментов, когда была слишком занята, чтобы думать об этом.

Энни кивнула:

– Если кого-то мучают каждый день, каждый день заставляют чувствовать себя жалким, несчастным и испуганным, думать, что он плохой и сумасшедший, вы назовите это жестокостью?

– Конечно... – Исмэй видела ловушку и повернула в сторону как дикая корова, пытающаяся отклониться от ворот. – Но моя семья не... они не знали...

– Мы еще поговорим об этом. Значит, первая ваша проблема – сны о чем-то плохом, что случилось с вами в детстве. Сколько вам было лет, когда это произошло?

– Почти шесть, – ответила Исмэй и напряглась в ожидании следующих вопросов, на которые вряд ли могла ответить, не развалившись на части.

– Теперь, зная, что это было на самом деле, вы продолжаете видеть те же сны?

– Да, иногда... и не могу не думать об этом и не беспокоиться.

– И ваша вторая проблема связана с пережитым на борту Презрения?

– Да. Мятеж... Это мне тоже снится. Иногда воспоминания переплетаются, как будто эти два события поизошли одновременно.

– Не удивляюсь. Хотя вы еще не рассказали, какого типа травму получили в детстве, наверняка существует параллель. В обоих случаях вы находились под чьей-то защитой, которая себя не оправдала, и кто-то, кому вы доверяли, предал вас.

Исмэй почувствовала себя глупой, потому что не смогла додуматься до этого сама. Слова Энни были такими очевидными.

– Полагаю, мятеж на Презрении включал сражение на борту?

– Да...

– Значит, вторжение Кровавой Орды сюда всколыхнуло те же чувства... и добавило к предыдущей травме.

– На этот раз я уже не была так испугана, – сказала Исмэй. – В тот момент во всяком случае.

– К счастью для всех нас. Теперь... вы когда-нибудь кому-нибудь рассказывали о событиях вашего детства?

Исмэй почувствовала, как опускаются плечи.

– Моя... моя семья уже знает.

– Я не об этом спрашивала. Вы когда-нибудь кому-нибудь говорили с тех пор, как выросли?

– Одному человеку... Барину Серрано... потому что он боялся того, что придется говорить с вами о... том, что случилось.

– Барин Серрано...? А, младший лейтенант в госпитале... Он записан к кому-то другому. Интересно. Вы друзья?

– Да.

– Должно быть вам было трудно рассказать ему... Как он отреагировал?

Исмэй пожала плечами:

– Я не знаю, какая реакция может считаться обычной. Он разозлился на моего отца.

– Молодец, – кивнула Энни. – Это то, что я бы назвала обычной реакцией. Тогда... раз вы уже рассказали кому-то, думаете, сможете рассказать мне?

Исмэй вздохнула и снова начала рассказ. Второй раз оказался не легче... но и не труднее, хотя Энни и была незнакомкой. Когда она спотыкалась, та задавала нужные вопросы, чтобы вернуть ее на линию повествования. Наконец, она была уверена, что прошло уже несколько часов, Исмэй подошла к концу.

– Я думала... что возможно схожу с ума. Из-за лихорадки или еще чего-то.

Энни покачала головой:

– Это то, о чем вам не стоит беспокоиться, Исмэй. По любому определению здравомыслия вы определенно на стороне здравого рассудка... и всегда были. Вы пережили ужасную травму, физическую и эмоциональную, и хотя она нанесла ущерб вашему развитию, не остановила его. Ваша защитная реакция была нормальна. Вот ответ вашей семьи, если рассматривать ее как индивидуум, можно назвать безумным... или по меньшей мере нездоровым.

– Но они не сходили с ума... не будили криками всех в доме по ночам...

Глупо думать, что ее семья сошла с ума. Те нормальные люди, ходившие в повседневной одежде, жившие обычными жизнями.

– Исмэй, ночные кошмары вовсе не показатель безумия. С вами случилось нечто ужасное, и как последствие вас мучили плохие сны, нормальная реакция. Но ваша семья пыталась притворяться, что ничего не произошло, и что ваши естественные кошмары и были настоящей проблемой. Это неспособность посмотреть в лицо реальности... А существовать в отрыве от реальности и является симптомом душевного заболевания.