Текст книги "Раз став героем"

Автор книги: Элизабет Зухер Мун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Атарин внезапно хихикнул:

– Когда я думаю обо всех этих мальцах, фантазирующих о том, чтобы стать героическими капитанами... все эти бесталанные детки знаменитых семей... и здесь застенчивый и закомплексованный гений, которой просто нужен хороший пинок под зад...

– Я лишь надеюсь, что мы сможем дать ей такого пинка до того, как за нас это сделает жизнь, – заметила Питак. – Однако, как бы сильно мы ни пнули ее, реальность может сделать это еще сильнее.

– Аминь, – согласился Доссайнэл и взял другой файл. – Теперь... давайте перейдем к младшим лейтенантам. Зинтнер, например...

***

Исмэй больше не встречалась с младшим лейтенантом Серрано после презентации. Она видела его пару раз играющим в уоллболл или работающим с кем-нибудь на матах, но он никогда не подходил к ней. Теперь же переодическое чередование расписания вахт свело их вместе. Она кивнула ему, когда все представились.

– Вы занимаетесь дистанционным сбором данных, не так ли, младший лейтенант?

– Да, сэр.

– Это ваша специализация?

– Вообще-то нет, – он скривился. – Но я получил краткосрочное задание сразу после Академии, а потом оказался вне плана обычного перемещения личного состава.

– Удивительно, – встрял лейтенант справа от него. – Я думал, Серрано получают все, что хотят.

Барин Серрано на мгновение окаменел, но потом пожал плечами и произнес бесцветным голосом:

– Возможно, это не совсем заслуженная репутация.

– А какова ваша специализация? – спросила Исмэй лейтенанта.

Как его звали? Плечт, или что-то в этом роде.

– Я на продвинутом уровне, – ответил он так, как будто это должно было произвести на нее впечатление. – Занимаюсь исследованием плавки металлов при низких температурах. Но те, кто не работает в этой области, возможно, не поймут специфики.

Исмэй подумала, как повести себя, и решила быть вежливой. Лейтенант уже достаточно выставил себя идиотом.

– Уверена, вы хорошо разбираетесь в том, что делаете, – сказала она с легким выражением, которое не смогла удержать.

Но и этого оказалось достаточно, чтобы два младших лейтенанта, но не Барин Серрано, фыркнули и захихикали.

На выходе Исмэй получила два приглашения на полуфинал по парпону.

– Нет, спасибо, – ответила она на каждое. – Мне необходимо позаниматься в спорзале.

Это не было простой отговоркой, ее до сих пор мучили кошмары, если она не изматывала себя до изнеможения на тренажерах. Исмэй была уверена, что со временем справится с ними, но пока каждый день пару часов проводила в спортзале.

Из-за игры в парпон количество занимающихся значительно уменьшилось. Сейчас только трое были поглощены собственными программами. Исмэй встала на любимый тренажер. Кто-то оставил экран в зеркальном состоянии, она увидела собственное отражение и автоматически отвернулась. Ноги ее выглядели крепкими, возможно ей следовало больше поработать над верхней частью. Но как? Плаванье не привлекало, как и работа на тренажерах для торса. Чего ей хотелось, это полазить по скалам. Нагрузка не такая уж большая, но движения более разнообразные, чем на машинах.

– Извините, старший лейтенант...

Исмэй подпрыгнула и тут же разозлилась на себя за такую реакцию. Обернувшись, она увидела младшего лейтенанта Серрано, смотрящего на нее с выражением, которое она окрестила этот взгляд.

– Да?

– Я тут подумал... может старшему лейтенанту... нужен партнер.

Исмэй уставилась на него с неприкрытым удивлением. Это было самое последнее предложение, какое она могла бы ожидать от Серрано... от него.

– Только не вы! – вырвалось у нее, прежде чем Исмэй успела подумать. Юноша вспыхнул, но упрямо остался на месте.

– Не я? Почему?

– Я думала, вы другой, – ответила она.

На этот раз он понял, лицо его при этом вспыхнуло еще ярче, а потом побледнело, насколько могла бледнеть бронзовая кожа Серрано, и со злобой выдавил:

– Мне не нужно подлизываться к вам. У моей семьи достаточно влияния...

Младший лейтенант замолчал, но Исмэй знала, что он собирался сказать... что мог бы сказать. За ним стояла адмирал Серрано, и Исмэй Сьюза была ему не нужна.

– Вы мне понравились, – продолжил он, все еще злясь. – Да, моя двоюродная сестра говорила о вас, и да, конечно, я видел новости... Но не поэтому...

Исмэй почувствовала себя виноватой за то, что ошиблась на его счет, и в то же время раздраженной на него за то, что он стал причиной ее ошибки.

– Извините, – сказала она, желая быть более любезной. – Это было очень грубо с моей стороны.

Барин Серрано в изумлении уставился на нее:

– Вы извиняетесь?

– Конечно, – снова вырвалось у Исмэй с таким же удивлением, с каким спросил он, давая понять, что в ее мире все порядочные люди извиняются, когда не правы. – Я неверно истолковала ваши действия...

– Но вы... – он снова запнулся, как будто пересматривая то, что хотел сказать. – Просто... не думаю, что извинение необходимо. Не от старшего лейтенанта младшему, даже если вы ошиблись в оценке моих намерений.

– Но это же было оскорбление, – сказала Исмэй, обуздав свой темперамент. – У вас было право злиться.

– Да... но вашей ошибки и моей злости не достаточно для подобного извинения.

– Почему нет?

– Потому что... – он огляделся.

Только сейчас Исмэй заметила неестественную тишину в зале и увидела, что другие занимавшиеся быстро ретировались.

– Не здесь, сэр. Если вы в самом деле хотите знать...

– Хочу.

Если кто-то изъявил желание объяснить то, что доставало ее годами, Исмэй не могла упустить шанс узнать, почему офицеры Флота не обращали внимания на свою грубость и даже не думали извиняться.

– Тогда... только не примите это за оскорбление, нам лучше пойти куда-нибудь.

– В таких случаях мне хочется оказаться дома, – призналась Исмэй. Можно подумать, что на корабле таких размеров есть тихое место, где можно было бы спокойно поговорить, не боясь, что потом поползут слухи...

– Если старший лейтенант позволит предложить.

– Давайте.

– В верхних садах есть Стена.

– Встреча в саду не вызовет превратных толков? – подняла брови Исмэй.

На Алтиплано определенно бы вызвала, где "в саду" сопровождалось красноречивыми ухмылками и приподнятыми бровями.

– Нет... Стена альпинистов. Даже если вы никогда не лазали по настоящим горам...

– Лазала, – сказала Исмэй. – Вы хотите сказать, что здесь есть искусственная скала?

– Да, сэр. К тому же матч парпона в самом разгаре.

Исмэй усмехнулась, удивляясь себе.

– Я слышала о знаменитой хитрости Серрано. Хорошо, мне бы хотелось посмотреть на эту искусственную скалу.

Когда они пришли туда, у подножия Скалы стояли уже несколько человек, ожидающие своей очереди. Исмэй осмотрела стропы безопасности, свисающие с вершины.

– Извините, – пробормотал Барин. – Я думал, они все уйдут... Альпинистский клуб к этому времени обычно заканчивает свою работу, а больше никто в общем-то ею и не пользуется.

– Не берите в голову, – успокоила его Исмэй. – Они не обращают на нас внимания.

Она внимательно изучила скалу. Уступы для ног и рук были изготовлены из керамического волокна и крепились к стене металлическими клеммами.

– Выглядит как для любителей.

– Да, хотя я не очень хорошо карабкаюсь, – Барин задрал голову. – Но один из моих соседей по кубрику просто обожает это занятие и несколько раз вытаскивал меня сюда. Поэтому я и знаю, когда они обычно заканчивают.

– Залезайте... – крикнул кто-то сверху.

Исмэй положила руку на первый выступ.

– Не думаю... у меня нет приспособлений, кроме того... мы еще не закончили разговор.

– Разговор или спор? – спросил Барин и снова покраснел. – Извините, сэр.

– Без обид.

Вокруг скалы располагались декоративные камни, являющиеся границей между клумбами и альпинистской зоной. Исмэй устроилась в удобной нише и сказала:

– Я не отпущу вас просто так. Если вы объясните мне правила извинения во Флоте, я буду вечно благодарна.

– Ну, как я сказал, то, что вы назвали оскорблением, на самом деле не имеет значения... Я хочу сказать в том случае, если вы на самом деле не хотите со мной дружить, или иметь личные отношения. В вашем мире не так?

В ее мире сражались бы на дуэли, чтобы смыть оскорбление, ради извинений, которыми во Флоте никогда не утруждали себя. Подумает ли он, что она из варварского общества, потому что им не все равно?

– Не так, – ответила Исмэй, обдумывая, как бы сказать, не упоминая об ее истинном мнении касательно их манер. – Мы всегда извиняемся за ошибки...

Юноша кивнул:

– Поэтому ком... некоторые люди считают вас неуверенной. Вы извиняетесь за то, за что мы... то есть, большинство семей Флота не стали бы извиняться, потому что просто принимаем это как само собой разумеющееся.

Исмэй удивленно заморгала, вспоминая годы, проведенные на службе во Флоте после подготовительной школы. Конечно, она ожидала, что ошибки будут, и всегда руководствовалась правилами семьи: говорить правду, признавать свою неправоту, не повторять ошибок дважды и сразу извиняться. Как они могли подумать, что это проявление слабости и нерешительности? Она только желала учиться, показать, что готова следовать их руководству.

– Понимаю, – медленно проговорила она, хотя так и не поняла. Значит... делая ошибку, вы не извиняетесь?

– Нет, если ошибка ни достаточно большая и серьезная... или когда мы говорим, что нам жаль, наступив кому-нибудь на ногу, но не делаем из этого ритуала. Большинство ошибок... мы признаем, конечно, и берем за них ответственность, но всем понятно, что извинение подразумевается само собой.

Исмэй была уверена, что это понятно далеко не всем, ведь даже высказанное вслух извинение может остаться не понятым. Однако, если они решили быть грубыми, она не могла ничего изменить.

– Извинения оскорбляют? – спросила она, полная решимости четко определить границы этикета Флота.

– О, нет. Конечно немного раздражает, если кто-то постоянно извиняется... Старших это настораживает, потому что они не знают, насколько искренни извинения.

Исмэй поняла, что ее брови взлетели вверх:

– Ваши извинения могут быть неискренними?

– Конечно, – ответил юноша и снова заглянул ей в лицо. – А ваши нет.

Это был не вопрос.

– Нет, – Исмэй глубоко вздохнула, чувствуя себя так, как будто попала в иссохшее русло реки, где ее засосали зыбучие пески, и продолжила как можно спокойнее. – На нашей... в нашем мире извинение означает, что мы принимаем на себя ответственность за ошибку. Оно сопровождается действием, имеющим целью исправить совершенное и убедить, что такого больше не повторится.

Это была практически цитата из конвенции.

– Неискреннее извинение приравнивается ко лжи.

Серьезной лжи, хотела добавить Исмэй. Во рту появился привкус горечи при воспоминании о красном перце, который дал ей понять, как важно говорить правду, какой бы неприятной та ни была. Она никогда не обвинила бы отца в том, что тот извинился неискренне... только слишком поздно и неподходящим образом.

– Удивительно, – произнес Барин тоном, указывавшим на искренний интерес, а не просто любопытство к варварским обычаям. – Должно быть для вас здесь все по-другому, если вы не знали... я имею ввиду...

– Я понимаю, что вы имеете ввиду, – сказала Исмэй. – Для меня необычно думать, что извинение привести к неприятностям.

– Не совсем неприятностям, просто неправильному суждению о вас.

– Да, я поняла мысль. Спасибо за информацию.

– Вам не нужно благодарить... – и снова этот сверкнувший взгляд. – Но вы благодарите, не так ли? Благодарность и извинения... ваш мир должно быть ужасно формальный.

– Не для меня, – ответила Исмэй.

Это была не формальность, а забота о чувствах других, беспокойство, как твои действия повлияют на окружающих. Формальностью были обеды в День Основателей, или церемонии награждения, но не то, когда один из близнецов пришел извиниться за разбитую старую синюю кружку.

– Мы... я имею ввиду другие рожденные во Флоте, кажемся вам грубыми?

Должна ли она отвечать? Исмэй не могла лгать, ведь он оказался неожиданно честен с ней.

– Иногда, – она выдавила улыбку. – Думаю, что я иногда кажусь грубой вам... или им.

– Не грубой, – ответил он. – Очень вежливой... чрезвычайно вежливой, даже формальной. Все говорят, какая вы милая... такая милая, что никто не может понять, как вы смогли сделать то, что сделали.

Исмэй задрожала. Неужели они в самом деле считают, что грубость признак силы, а тот, кто говорит "пожалуйста", "спасибо" и "извините", не способен сражаться или командовать на поле битвы? Ухмылка удовлетворения мелькнула на ее губах. Если бы милиция Алтиплано вдруг оказалась в космосе, Флот бы так не понял, что их поразило. Гордость расцветает на пепле, – прозвинела в ее ушах старая поговорка. Горькая во рту, острая в носу, жгучая в глазах и уносимая с первым дуновением горного ветра. Не бросай семена гордости в землю, чтобы не пожать стыд. Исмэй чуть ни тряхнула головой, чтобы избавиться от этого старческого голоса.

– Я сама не уверена, как сделала то, что сделала... кроме огромного количества ненужных ошибок.

– Ошибок! Вы остановили вторжение Доброты...

– Не я одна.

– Ну, нет, вы конечно не скакали одна на белом коне меж звезд, – это прозвучало с тем же сарказмом, какой был написан на его лице.

На этот раз Исмэй обиделась.

– Почему люди так любят этот образ? Я имею ввиду белую лошадь. Да, мы используем лошадей на Алтиплано, но с чего вы взяли, что они все белые?

– О, это не о вас, – сказал он. – Не об Алтиплано. Это из сказки о Белых Рыцарях, которые все скакали на белых лошадях и совершали великие подвиги. Разве в ваших библиотеках нет таких историй?

– Мне о них не известно, – сказала Исмэй. – У нас есть только сказки о Братьях Осликах и Кактусе Заплатка, или о Звездных Людях и Пловцах Зари. Единственные герои на лошадях, которых мы знаем, это Сияющая Орда.

Юноша заморгал:

– Ваша культура в самом деле очень отличается. Я думал, все выросли на сказках о Белых Рыцарях, и никогда не слышал о Пловцах Зари или Братьях Осликах. Сияющая Орда... это же не предки Кровавой Орды, нет?

– Нет, – при этой мысли Исмэй затошнило. – Это просто легенда. Полагают, что эти люди обладали необыкновенной силой, потому что могли сиять во тьме.

Она заметила зажегшийся задор в его глазах и твердо добавила:

– Ничего общего с ядерной физикой.

Спустившиеся альпинисты положили конец их разговору. Исмэй пошла посмотреть, какое снаряжение они использовали. Оказалось, очень похожее на то, каким она пользовалась дома. Ей предложили помощь с большим рвением.

Если она хочет вступить в клуб, они научат ее, и можно начать с легкого.

– Я лазала по большим камням, – призналась Исмэй.

– Тогда вы должны присоединиться к нам, – сказал один из альпинистов. У нас всегда есть место для новых членов, а скоро вы будете уже там... – он указал вверх. – Это ни на что не похоже. И насколько я знаю, Стена есть только на нашем корабле.

Альпинист был настолько предан своему увлечению, что Исмэй не чувствовала смущения. Он бы любого уговаривал взобраться по плоской доске.

– Давайте... только попробуйте. Покажите, как двигаетесь. Пожа-а-алуйста?

Исмэй рассмеялась и подошла к стене. Она никогда не увлекалась скалолазаньем как ее двоюродные братья, но они показали ей, как подтягиваться и перебрасывать центр тяжести, чтобы не соскользнуть с выступа. Ей удалось подняться примерно на метр, прежде чем упасть вниз.

– Хорошее начало, – похвалил высокий альпинист. – Вы должны снова прийти... Кстати, я Трэй Саннин. Если вам нужно альпинисткое снаряжение, у нас в клубе есть.

– Спасибо, – поблагодарила Исмэй. – Я наверное так и сделаю. Когда вы встречаетесь?

Саннин сообщил время занятий, а потом повел других альпинистов прочь.

– Спасибо, – обратила Исмэй к Барину. – Мне жаль, что я ошиблась в вас, и вам снова придется принять мое извинение... по крайней мере на этот раз.

– С радостью, – сказал он.

Исмэй заметила, что у него обаятельная улыбка, и вдруг почувствовала желание довериться ему даже больше, чем уже сделала.

Той ночью кошмаров не было. Ей снилось, что она дома карабкается по скале с темноволосым мальчиком, который был немного похож на Барина Серрано.

Глава одиннадцатая

В последующие недели Исмэй разговаривала с Барином Серрано даже за пределами столовой. Один раз они вместе пришли в клуб альпинистов и после пары часов на Стене она больше не стеснялась общаться с другими спортсменами, не говоря уже о Барине. Потом они встретились в углу во время одной из офицерских встреч, просто потому что младший лейтенант Зинтнер утащила поднос с лучшим печеньем, и они оба застигли ее на этом.

Исмэй не позволяла себе задумываться над тем, что кошмары не мучали ее в те дни, когда свободное время она проводила с Барином и его друзьями, а вместо этого сосредоточилась на том, что он мог объяснить ей о неофициальных обычаях Флота. Исмэй все меньше думала о нем как о "том милом мальчике Серрано" и больше как о добром друге, который был ей нужен, хотя она только сейчас это поняла.

В его компании Исмэй завела новых друзей. Например, Зинтнер, чей опыт в тяжелом машиностроении был очень полезен, когда Питак задавала слишком мудреную задачу, чтобы справиться с ней в одиночку, и старший лейтенант Форрестер, который посещал примерно половину занятий альпинисткого клуба, и чье веселое настроение просто освещало каждую встречу. Она начала понимать, что не всех людей, которые общались с ней, привлекала только ее известность.

Почувствовав радость жизни, Исмэй начала беспокоиться, что стала слишком общительной и начала пренебрегать занятиями.

– Я до сих пор не знаю, чем могу помочь майору Питак, – как-то призналась она Барину во время ночной смены.

Она испытывала вину, идя в спортзал играть в уоллболл в то время, когда могла заниматься. Питак, казалось, была довольна ее прогрессом, но если какому-нибудь кораблю понадобится срочный ремонт, чем она сможет быть полезной?

– Вы слишком строги к себе, – заметил Барин. – И я знаю, о чем говорю. У Серрано репутация тех, кто строго относится к себе и другим... но вы вне конкуренции.

– Это необходимо, – сказала Исмэй.

Она давно поняла, что если предъявлять к себе достаточно высокие требования, чужая критика не будет иметь большого значения.

– Но не настолько высокие. Вы замыкаетесь, не позволяя себе быть самой собой, делать то, на что способны. Такой самоконтроль.

Исмэй уклонилась:

– Что я способна делать, так это учиться.

Барин слегка шлепнул ее по руке:

– Вы нам нужны. Алана не готова, и нам не хватает игрока.

– Хорошо.

Исмэй хотела общаться с людьми, и это желание ее беспокоило. Почему она реагирует так на Барина, а не на высокого красивого Форрестера, например, который уже сделал ей предложение, чего Барин возможно никогда не сделает? Исмэй не хотела серьезных отношений, просто дружбы, которая доставляла ей огромное удовольствие.

Уоллболл закончился дикой свалкой. Большинство игроков согласились играть вариацию Г. Исмэй была против, но оказалась в меньшинстве.

– Так веселее, – сказала Зинтнер, вводя в компьютер параметры Г-вариации со случайными изменениями. – Вот увидите.

– Если фингал не помешает, – заметила Алана, которая должна была судить матч. – Я никогда не играю в вариацию Г и ты не должна, Исмэй.

– Где ваш спортивный дух, – крикнул кто-то из другой команды.

Исмэй пожала плечами и надела требуемый правилами игры шлем и забрало.

Через час, покрытая синяками и потная, она и другие были удивлены, увидев, сколько зрителей собралось на их матч.

– Цыплята, – фыркнула Зинтнер, глядя через высокие окна корта.

– Конечно, такой коротышке проще, – заметил самый высокий игрок другой команды. – Кровь и та течет медленнее, чем ты бегаешь.

Исмэй ничего не сказала; ее желудок все еще не знал, где верх, а где низ, и она была рада, что почти ничего не съела за обедом. Она отказалась от приглашения окунуться в прохладный бассейн с остальной командой и направилась в душ. К тому времени у нее разгорелся аппетит. Выйдя из душа, она увидела Барина, который осторожно поддерживал локоть.

– Вы ведь собираетесь показать руку врачу, не так ли, младший лейтенант?

Они обнаружили взаимное отвращение к медотсеку и теперь подшучивали друг над другом по этому поводу.

– Перелома нет, старший лейтенант, – ответил он. – Полагаю, хирург не понадобится.

– Хорошо... тогда может не откажетесь присоединиться ко мне. Я собираюсь перекусить.

– Думаю, мне удастся поднести руку ко рту, – усмехнулся Барин. – Это все вина старшего лейтенанта Форрестера. Он решил перехватить мой бросок и его колено оказалось прямо на пути моего локтя.

Исмэй попыталась представить, в вариации Г прыгнуть можно было в самом неожиданном направлении и врезаться в кого-то или во что-то, но потом отставила эти мысли.

Пока они ели, она рассказала о своей первой встрече с его семьей.

– Я служила на том же корабле, что и Хэрис Серрано, тогда я была младшим лейтенантом. Она хороший офицер, достойный восхищения. Когда у нее начались неприятности, я очень злилась... и не знала, чем могла бы помочь, хотя на самом деле я не могла ничего сделать.

– Я встречался с ней только один раз, – сказал Барин. – Моя бабушка рассказывала мне о ней... не все, конечно, только то, что было можно. Она послала меня курьером, считая, что почту можно доверить только членам семьи. Мы не были уверены, кто из нас найдет ее, мне повезло.

По его тону Исмэй не была уверена, что повезло.

– Она вам не понравилась?

– Понравилась! – это тоже было произнесено тоном, который она не поняла, а потом он добавил уже спокойнее. – Дело не в том, понравилась или нет. Я привык к Серрано, я сам один из них. У людей сложилось о нас определенное впечатление. Нашу семью всегда обвиняли в высокомерии, даже когда мы не проявляли такового. Но она... больше всех похожа на бабушку.

Барин улыбнулся:

– Она купила мне обед. Правда, сначала пришла в бешенство при виде меня, а потом накормила обедом, очень дорогим... К тому же, все знают, что она сделала для Завьера.

– Но вы с ней расстались друзьями?

– Сомневаюсь, – теперь он смотрел в тарелку. – Сомневаюсь, что сейчас она считает кого-нибудь из Серрано другом, хотя как я слышал, она снова разговаривает со своими родителями.

– Они не говорили?

– Нет. Все запутано... Согласно бабушке она думала, что они помогут ей после угроз Лепеску, но они не помогли, а потом она ушла со службы. Тогда бабушка приказала всем оставить ее в покое.

– Но я думала, это была тайная операция.

– И это тоже, но я не знаю, когда... или что происходило. Бабушка сказала, что это не мое дело и чтобы я не совал свой нос куда не следует и держал рот на замке.

Исмэй могла себе это представить и удивилась тому, что он нарушил запрет. У нее был свой запрет, который она не намеревалась нарушать, только потому что нашла нового друга.

– Я видела ее после Завьера, но только мельком, – сказала Исмэй.

В мрачное время перед трибуналом, когда она была уверена, что ее вышвырнут из Флота, воспоминание об уважении в тех темных глазах укрепляло ее дух. Ей бы хотелось чаще заслуживать такой взгляд.

– Мне сказали, что по закону нас обязаны держать врозь.

После этого Исмэй перешла к менее опасной теме.

***

Спустя несколько дней Барин попросил рассказать об Алтиплано, и Исмэй описала ему обширные травянистые равнины, взмывающие в небо вершины гор, семейное поместье, старый каменный город, даже цветное стекло, которое так любила в детстве.

– Кто представляет вас в Совете? – спросил Барин.

– Никто. Мы не имеем прямого представителя.

– Почему?

– Основатели погибли, семья, которой мы служили, как и примерно половина отрядов милиции. Кое-кто утверждает, что причина отсутствия в Совете представителя Алтиплано, это восстание.

– Что говорит ваша бабушка?

– Моя бабушка?

С чего он взял, что слова ее бабушки имеют значение... Конечно же, потому что его бабушка была адмирал Серрано.

– Папа Стэфан говорит, что это возмутительная ложь, и Алтиплано должна иметь представителя, а может даже четырех...

Его взгляд заставил ее объяснить.

– Алтиплано не похожа на Флот... не смотря на военное общество. Мужчины и женщины обычно не занимаются одними и теми же вещами... я имею ввиду работу. Большинство военных и все старшие офицеры мужчины. Женщины управляют домом и большинством правительственных агенств, которые напрямую связаны с военными.

– Это странно, – сказал Барин. – Почему?

Исмэй не любила думать об этом, а тем более говорить.

– Старые обычаи, – уклончиво ответила она. – В любом случае это всего лишь Алтиплано.

– Вы поэтому уехали? Ваш отец был... главнокомандующим? А вы не могли служить?

Теперь на теле Исмэй выступил пот, а шея начала подергиваться.

– Не совсем. Послушайте... я не хочу говорить об этом.

Он раскинул руки:

– Хорошо... Я никогда не спрашивал, вы никогда не расстраивались, мы можем снова поговорить о моих родственниках, если не против.

Она кивнула, вонзив вилку в еду, которую едва различала, и Барин начал рассказывать о своем двоюродном брате Иссере, который был совершенно невыносим во время каникул. Исмэй не знала, все ли в его рассказе было правдой, но это не имело значения. Он вел себя вежливо, она еще вежливее, что само по себе считалось унизительным.

В ту ночь вернулись самые ужасные кошмары. Исмэй очнулась, тяжело дыша, посреди битвы за Презрение и поняла, что снова стала той перепуганной девочкой, у которой не хватило сил бороться с насильником... а потом страшное время в госпитале. Видение за видением: пожар, дым, боль и голоса, говорившие, что все в порядке, даже когда она пылала в огне и корчилась от боли. Наконец, Исмэй проснулась и включила свет. Это надо было прекратить. Она должна прекратить это. Надо взять себя в руки каким-то образом.

Решение было очевидным, но Исмэй отбросила его. В ее деле и так достаточно пятен после Следственной Комиссии и трибунала, и еще эта нелепая награда Алтиплано... а получив ко всему прочему и запись психоняни, она никогда не добьется того, чего хочет.

И чего же она хочет? Вопрос еще никогда не вставал так прямо. И в ту гнетущую ночь Исмэй серьезно задумалась над ним. Раньше... она бы сказала безопасности, которую Флот мог бы ей дать, защитив от прошлого. Но тот человек мертв, ложь обличена... она была в безопасности. Чего же ей на самом деле хотелось?

В голове пронеслись обрывки воспоминаний, такие же краткие и яркие, как и память о травмирующем событии. Мгновение на мостике Презрения, когда она отдала приказ вернуться в систему Завьер... момент, когда приказала открыть огонь, и огромный вражеский крейсер исчез в пламени... уважение, которое она видела на лицах слушателей, когда даже адмиралы и капитан, не смотря на свое отношение к ней, восторгались тем, как она представила материал... восхищение младших, которое ей нравилось, и за что она ненавидела себя... обретенная дружба, хрупкая, как молодое растение весной.

Вот чего она хотела, больше подобных моментов. Командовать, совершать правильные поступки, использовать способности, которые обнаружила в себе. Признание равных, дружба. Жизнь.

Но критичная часть ее ума с раздражением указала, что у нее вряд ли будут еще такие моменты в должности технического специалиста, конечно если у нее ни войдет в привычку служить на кораблях под командованием предателей и некомпетентных капитанов. Исмэй не блистала в технической области, как другие. Она усердно занималась и достигла понимания... но и только.

Вы слишком строги к себе.

Нет, не достаточно строга, необходимо быть еще строже.

Вы замыкаетесь и не позволяете себе быть самой собой.

А кем он думал она является? Этот младший лейтенант Серрано всего лишь мальчик... мальчик Серрано, напомнило ей критичное "я". Значит... он считает, что она не использует все свои способности. Если бы он знал. Если, если, если...

Исмэй вряд ли могла сейчас перевестись в командный поток, столько лет потратив на техническую специальность. Она с самого начала не хотела идти в командный поток. А не хотела ли? Она ненавидела сражение с первого момента мятежа до того последнего удачного выстрела, который разметал вражеский крейсер как горшок с семенами. Исмэй отмахнулась от воспоминания о чувстве, сопровождавшем страх и тошнотворное отвращение... оно было слишком соблазнительным, чтобы думать о нем.

В любом случае, вряд ли кто-то помнит, что именно чувствовал в такие моменты. Возможно, она могла бы преподавать... Исмэй знала, что у нее хорошо получается доступно объяснять сложный материал. Тот инструктор по военной истории даже предлагал ей работу. Почему она выбрала самую неподходящую для себя специализацию? Ее мысли бились как рыба на крючке, неспособные избежать болезненной реальности: она по собственной глупости заперла себя в ловушке. Как рыба... она, которая должна была свободно плавать. Но где?

На следующее утро, Исмэй была настолько подавлена, что майор Питак спросила:

– Поздно легли, Сьюза?

– Просто плохие сны, майор.

Она постаралась сказать это как можно менее грубо. Питак на какое-то время внимательно смотрела на нее.

– Знаете, у многих после сражения начинаются кошмары. Никто не подумает о вас плохо, если вы поговорите об этом с кем-нибудь из медицинского.

– Я буду в порядке, – быстро сказала Исмэй. – Сэр.

Питак продолжала смотреть, и Исмэй почувствовала, что краснеет.

– Если станет хуже, сэр, я последую вашему совету.

– Хорошо, – удовлетворенно произнесла Питак, а потом, когда Исмэй расслабилась, продолжила. – Если не возражаете, скажите, что заставило вас выбрать технический поток, а не командный?

У Исмэй перехватило дыхание. Она не ожидала, что ей зададут этот вопрос прямо в лицо.

– Я... не думала, что смогу стать хорошим командиром.

– В каком смысле?

Исмэй лихорадочно попыталась придумать что-то.

– Ну, я... я не из флотской семьи. Это естественное чувство.

– Вы в самом деле никогда не хотели командовать, пока ни пришлось на Презрении?

– Нет, я... в детстве я конечно мечтала об этом. В моей семье все военные, у нас достаточно героических историй. Но что я на самом деле хотела, это просто оказаться в космосе. При поступлении в подготовительную школу было много других, кто гораздо больше соответствовал...

– Ваш первичный балл лидерства был довольно высок.

– Думаю, мне сделали поблажку как выходцу с планеты, – заметила Исмэй.

Так она объяснила себе это много лет назад, когда балл лидерства стал потихоньку снижаться. До системы Завьера, до мятежа.

– У вас не технических склад ума, Сьюза. Вы усердно работаете и достаточно умны, но ваш настоящий талант не в этом. Те доклады, что вы сделали перед тактическими группами, работа, что написали для меня... технические специалисты так не рассуждают.

– Я стараюсь учиться...

– Я никогда не говорила, что вы не стараетесь, – по тону Питак было ясно, что она имела ввиду другое, и в голосе ее звучало едва заметное раздражение. – Но взгляните на это по-другому. Ваша семья попыталась бы сделать из мустанга для поло рабочую лошадь?