Текст книги "Модельер"
Автор книги: Элизабет Обербек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Ирен».
Когда Клод звонил консьержке, в висках все еще стучало. Ему рассказали, что ночной портье и какая-то женщина внесли его в лифт и доставили в номер.
Он посмотрелся в зеркало, чтобы оценить причиненный физический ущерб. Большой пластырь красовался над левой бровью, чуть поменьше – под подбородком рядом с ухом, нижняя губа распухла и увеличилась в размере в два раза. Он одевался настолько быстро, насколько позволяло его израненное тело. Когда он застегивал пуговицы своей рубашки, его руки дрожали от боли.
Он засунул свою покалеченную руку в карман пиджака: браслет Валентины. Неужели он намеренно оставил себе браслет, как вор, гордящийся своей добычей? Он лично вернет ей браслет, до того как этим вечером отправится в аэропорт и улетит в Париж.
Клод, насколько мог, привел себя в порядок, заплатил за номер, оставил консьержке конверт с чаевыми для ночного портье. На улице ему потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к белизне выпавшего снега и чистого города. Идя по направлению к Шестьдесят восьмой улице, он сжимал браслет в кармане.
Что это было? Мираж? Когда он подходил к дому, ему показалась, что он увидел фигуру Валентины под зеленым козырьком подъезда! Она выходила или входила в дом? Ждала его? Он ускорил шаг, чтобы перехватить ее.
Он чувствовал, что пластырь над бровью отклеился, но не обращал на это внимания. Она только что вошла в подъезд и уже направлялась к лифту. Он промчался мимо изумленного швейцара. Когда Валентина повернулась, он заметил, что она смотрит поверх его раны. Он пощупал это место и обнаружил, что пластыря уже нет.
– Валентина… – произнес он.
– Боже! – Она посмотрела на швейцара, потом на него. – Как ужасно. – Она приблизилась к нему.
– Я улетаю в Париж сегодня вечером, – сказал Клод.
Он заметил ее реакцию. И не мог поверить в это: она вздохнула с чувством облегчения. Ее лицо стало мягче – напряжение спало.
– Ты можешь выйти со мной на минуту? – спросил он.
– Конечно, – она подошла к двери, кивнула швейцару.
На улице Клод сказал:
– Прежде чем улететь, я хочу отдать тебе это. – Он протянул ей браслет. – Валентина, одна частичка меня хотела оставить этот браслет у себя. Но прошлой ночью, после того что случилось, я наконец осознал, что этот браслет никогда не будет моим.
Холодный ветер проникал под одежду. Она подняла воротник пальто и съежилась. Как всегда, говорили ее глаза, а губы притягивали, словно магнит, и пробуждали желание.
– Клод, ты нашел браслет! Оставь его у себя! Я буду счастлива, если у тебя останется частичка меня. – Ее руки были в карманах пальто, она смотрела вниз на свои сапоги. Ветер разметал волосы. – Я знаю, что ты понравился бы моей бабушке…
– Нет, я не сделаю этого, – он положил браслет в ее карман и прикоснулся к холодной руке.
Все еще глядя вниз, она произнесла:
– Клод, я думаю, что тебе станет лучше, когда ты уедешь отсюда. – Сказав это, она подняла глаза и прищурилась. Обеими руками взяла его руки. – О, чуть не забыла, – сказала она оживленным тоном. – У меня есть кое-что для тебя. Она протянула ему конверт. Он посмотрел с надеждой, затем отрицательно покачал головой. – Я возвращаю долг. Спасибо.
– Оставь эти деньги себе. Они могут тебе пригодиться. Деньги на непредвиденные расходы. – Он пытался действовать так, как будто они уже не были больше, чем друзьями.
– Нет-нет! – Она вложила конверт в его руки.
– Ты позвонишь мне, если понадобится помощь? – спросил он.
– Да. Нет-нет, я не хочу этого. Получать от тебя помощь, это… – Она понизила голос и поежилась на ветру. – Это чревато последствиями, как мы убедились прошлой ночью. – Она прикоснулась к ране над бровью, затем немного отодвинулась. – Виктор сейчас нуждается во мне. После всего этого он станет сильнее, я в этом убеждена. Но спасибо тебе, Клод, что ты пришел мне на выручку. Я всегда буду тебе благодарна за это. Всегда…
Она прижалась щекой к его щеке, но ее тело было далеко от него.
– Передай от меня привет Парижу.
Он не был готов к ее столь быстрому уходу, он не мог смотреть на удаляющуюся фигуру в голубом пальто и бежевых сапогах. Его охватила дрожь. Он подумал, что надо было оставить у себя ее браслет. Нет больше движения ее руки, нет ее улыбки, нет ничего? Но, что это? Уже на пороге дома, и это не иллюзия. Там, где не было ветра и слепящего солнца, отражающегося от снега, она помахала ему рукой. Ее полные розовые губы беззвучно произнесли: ОРЕВУАР.
Глава 25
Париж ворковал, нежно убаюкивал, возвращал к дорогим его сердцу ритмам. Спокойная аура города компенсировала чувство опустошенности. Несмотря на пронизывающий холод, узкие, извилистые улочки приглашали зайти в кафе, где маленькие круглые столики были тщательно накрыты, на них стояли кремовые чайные чашечки и тарелочки из толстой керамики. Посетителей ждали безупречно испеченные круассаны. Заманчивой свободе Нью-Йорка Клод явно предпочитал Париж.
Пятница, три тридцать дня. Стол Клода в салоне де Сильван был завален бумагами, словно поле, покрытое только что выпавшим снегом.
Клод увидел пометки Лебре на выполненных работах, стопка приглашений лежала в центре, здесь же счета, а заказы от компаний на фирменных бланках с серебряными виньетками располагались слева.
Ближе всего находилась бумага с указанием: СРОЧНО! ЗАКОНЧИТЬ К ПОНЕДЕЛЬНИКУ. Сопроводительное письмо имело государственную печать с орлом. Клод отошел от стола и оценил, насколько четко было организовано его рабочее место. Лебре не оставлял никаких шансов для случайностей.
В офисе царила странная тишина. Неужели они раньше начали совещание? Клод давно не проверял голосовые сообщения. Он выглянул в коридор, прошел по пустому холлу, заглянул в офис Шарля.
Никого. Никого и в офисе Лебре. В конце холла Энн, похожая на горгулью, посмотрела на часы и объяснила, что все дизайнеры в конференц-зале на совещании, которое началось в три часа. Вероятно, он упустил сообщение Лебре о переносе совещания.
Он тихо вошел в затемненный конференц-зал. Лебре световой указкой показывал на детали белого брючного костюма. Фасон был похож на дизайн Ив Сен Лорана: брюки-клеш от линии талии длиной до пола, огромные лацканы пиджака, похожие на перевернутые лилии – преувеличенно большие. В этом наряде все было из прошлого и все лишено пропорций.
Лучик света, который проник в зал с приходом Клода, не остался незамеченным всезнающим Лебре. Клод занял место в темном уголке в последнем ряду кресел.
Сделав многозначительную паузу, Лебре продолжил свои наставления.
– Мы будем продвигать на рынок преувеличенные пропорции для всей коллекции осеннего сезона, – сказал он. – Широкие лацканы повторяют широкие брюки. Простые цвета: бурый, темно-бордовый. Шарфы выдержаны в осенних тонах. Они разной формы, размера, из тканей разной фактуры. И всюду мех: на шляпках, по вырезу горловины, на талии, плечах, вот к чему мы стремимся. Люди больше не хотят синтетики, нейлона, скользкой неживой одежды; в этом сезоне мы возвращаемся к природе, делаем ставку на натуральные цвета и ткани.
На следующем слайде была манекенщица с коротко стриженными черными волосами, с густыми бровями, одетая в пунцовый пуловер, прикрывавший бедра, с темно-коричневыми, меховыми манжетами. Такого же цвета брюки-клеш, которые почти закрывали заостренные мысы носков черных кожаных сапог. На шее – темно-зеленый и оливково-зеленый шерстяной шарф. Это был эффектный контраст с устаревшим белым брючным костюмом. Клод услышал в зале вздох облегчения.
На следующем слайде Лебре обратил внимание на крой рукавов белой блузки, которые выглядывали из-под двухцветного бежево-кремового хлопчатобумажного кардигана, поверх которого был надета еще и жилет с меховой отделкой. Юбка оранжевого цвета застегивалась точно на талии.
– Мы хотим создать многослойный наряд, чтобы все открывалось постепенно. Это эффект русской матрешки: открываешь одну куклу, затем другую и постепенно доходишь до самой маленькой. На каждом этапе вас ждут все новые и новые сюрпризы. Каждый наряд должен иметь соответствующую шляпку. Рекомендуем использовать шерсть, мохер и кашемир, маленькие шляпки будут самыми популярными. Итак, на сегодня это все. – Лебре торопливо закончил свое выступление и был готов отвечать на вопросы.
– Но, Андре, – прозвучал голос Шарля из глубины зала, – надеюсь, вы не намерены навязать нам устаревшие лацканы непомерного размера? Они же выглядят абсурдно.
– Да, мы сознательно делаем очень широкие лацканы для осени, – ответил Лебре. – Они уравновешивают брюки-клеш и гармонируют с большими манжетами. Шарль, вы должны помнить, что нельзя делать клеш без пиджака с увеличенными лацканами.
– Они слишком большие. Я не могу понять модифицированную версию старых нарядов.
– Мы хотим, чтобы лацканы были главным элементом в наряде.
– Вы можете сделать лацкан менее заметным, скроив его по косой или из другой ткани, – внес предложение Клод.
– Я думаю, что вы все знаете, как я отношусь к лацканам в этом сезоне, – сказал Лебре, направляясь к двери. – Пожалуйста, не нужно сейчас задавать больше вопросов.
Клод заметил, что Лебре старался контролировать себя и не показывать раздражения в связи с опозданием Клода на совещание.
Он знал, что Лебре считает его главным модельером салона. Действительно, он полностью оказался во власти портного из маленького городка.
Лебре сохранял дистанцию весь остаток рабочего дня. Шарль спросил Клода о пластыре, о поездке в Нью-Йорк. Другие же быстренько исчезли в своих офисах-ульях.
До полуночи он работал над дизайном вечернего платья для мадам Лоро, предназначенного для ее визита в Грецию. Несмотря на директиву Лебре сделать внушительное королевское платье из шелка, Клод придумал легкое летящее без рукавов, подчеркнув ее длинные изящные руки. Прикрыл ее слегка располневшие бедра волнистым шифоном. Платье будет прозрачным, искрящимся, очаровательным и сложным. Он выбрал крепдешин цвета темной фуксии, а для украшения подола – бледный шифон. Все контрастировало с ее каштановыми волосами. И еще сквозная застежка из маленьких черных пуговиц от шалевого воротника до остроносых серебристых туфель. Из драгоценностей он выбрал браслет из черного оникса и жемчужные подвески с вкраплениями это же камня. Лучше всего, чтобы ее волосы были стянуты в тугой пучок.
Идеи легко приходили в голову Клода. Он даже не заметил, как пролетело три часа. Затем он сделал два очень детализированных запасных варианта, но при этом постоянно думал о Валентине.
Он остался доволен своей работой и положил стопку рисунков на заваленный стол Лебре.
В восемь часов утра, в день празднования дня рождения Дидье, Клод уже ехал по мокрой брусчатке Сенлиса. Он специально приехал утром, чтобы понаблюдать за пробуждением родного города от ночной дремоты. Колокольня, построенная в одиннадцатом веке в римском стиле на окраине города, кафе на площади Нотр-Дам, маленькие магазинчики на петляющих улочках, отель «Де Вилль», мэрия, липовые деревья, табачная лавка, кафе «Ла Капитьен» – все выглядело как любимые игрушки какого-то другого человека из прошлого.
Он припарковал машину на узкой улочке неподалеку от своей мастерской. Что? Новая машина рядом с его домом? Он направился по узкой улочке Мекс, окруженной высокими стенами, к кладбищу, где были похоронены родители. Прошел мимо молодого человека лет тридцати, тот быстро шагал по улице.
Новое лицо? Чуть не врезался в мадам Ружье, которая владела пекарней на этой улице. Это была женщина крупного телосложения. Наклонив голову, она направлялась к своему заведению по пустынной улице, продуваемой всеми ветрами.
– Мадам Ружье, вы не узнаете меня?
Она на мгновение застыла.
– Клод, как приятно увидеть вас здесь. – Ветер завернул край ее шерстяного шарфа на плечо, Клод поправил его. – Ох уж этот ветер! В этом году как никогда плохая зима, сырая и холодная. – Она внимательно посмотрела на него и заметила пластырь на лбу. – Позвольте угостить вас пирожными амадин. Они свежие, только из печи. – С детства это были его любимые пирожные.
– С удовольствием, мадам.
Они вошли в пекарню, запотевшие окна сохранили запах свежеиспеченного хлеба, в пекарне было жарко. Мадам Ружье улыбнулась ему, ее маленькие глаза светились. Она направилась в подсобку и вернулась, гордо держа на маленькой тарелочке миндальное пирожное.
– Это для вас, нашего знаменитого модельера из Сенлиса.
Клод поклонился и поблагодарил ее. Он сидел за одним из столиков и наблюдал, как суетится хозяйка, готовясь открыть пекарню. Снова эти мысли о Валентине. Она отправила его в Париж, лишила всего, что он любил. Теперь здесь он чувствовал себя как путешественник, визитер в собственном доме.
Он попрощался и вышел. В это время все уже ожило: по пути в школу забегали дети, чтобы посмотреть через стеклянную витрину на выставленные пирожные.
Он отправился дальше по узкой, пустынной улочке Мекс к очаровательной церквушке Сен-Винсент, за которой находились могилы его родителей.
Клод встретился с Анатолем за ланчем в кафе «Ле Бурже Жетильом». Он всегда сидел здесь за тем же самым столиком.
– Анатоль, Анатоль, – сказал Клод, садясь напротив. – Почему ты всегда сидишь только за этим столом, только на этом кресле, в одном и том же углу кафе каждый день? Это должно быть скучно не только для окружающих, но и для тебя. Может быть, ты этого не замечаешь?
– Здесь мы расходимся с тобой во взглядах, – сказал Анатоль, улыбаясь. – Когда ты сидишь на том же самом месте, в то же самое время дня, на том же самом кресле, ты никогда не будешь задумываться, какой столик лучше, где удобнее. Никогда! Если у тебя выработалась хорошая привычка, то зачем ее менять?
Клод откинулся на спинку кресла, улыбнулся и покачал головой.
– Мне нравится этот стол и кресло, – продолжал Анатоль. – Отсюда видно весь зал, всех посетителей. Я нахожусь рядом с кухней и вдыхаю ароматы пищи; я рядом с баром и могу позвать Жоржа, поговорить с ним практически в любую минуту, не вставая с кресла. Но самое главное – из этого окна я вижу церковь – кто входит, кто выходит, кто нуждается в моей помощи. То, что вы называете скучным, месье Рейно, является для меня стратегическим решением.
– Спасибо за разъяснение, – сказал Клод. – Полагаю, это я постоянно жажду перемен.
– Ты хочешь перемен настолько, что вступаешь в открытую схватку? – Анатоль кивнул на пластырь, красовавшийся на лбу Клода.
– Да, это была схватка.
Анатоль снова кивнул, он терпеливо ждал продолжения разговора.
– Все осталось позади.
– Не все, если посмотреть на твое лицо.
Клод посмотрел в окно на церковь. Вид холодной, неприступной каменной громады успокоил его.
К столу подошел Жорж, его огромный живот был прикрыт фартуком в желтых пятнах, кажется, от соуса «бернази». Этот живот казался самостоятельным блюдом, которое хотели подать на стол.
– Анатоль, как обычно? – Жорж не нуждался в ручке и блокноте.
– Как же ты предсказуем, Анатоль! Жорж, представь, если бы Анатоль заказал бы что-нибудь новенькое, например тушеного кролика?
– Нет-нет, так не пойдет, – ответил Жорж. – Понимаете, повар не только надеется, что Анатоль закажет привычное кушанье, он готовит это блюдо специально для него.
– Хорошо, мистер «Непредсказуемость» – резко сказал Анатоль. – Загляни в меню. Не говори ни Жоржу, ни мне о твоем выборе. – Он ждал до тех пор, пока Клод с улыбкой не кивнул головой. – Смею предположить, что ты закажешь рагу из ягненка со свеклой и рисом. Нет, нет, только не обманывай. Так оно и будет! Я вижу это по твоему лицу!
– Что помогло тебе сделать верное предположение?
– Это не было предположение, мой друг. Любой человек знает, что свекла полезна для сердца.
Жорж рассмеялся и отошел от их стола.
– Анатоль, как ты можешь говорить, что любовь – дар Божий? – спросил Клод.
– Не будем вмешивать бога в наш разговор. Несколько дней назад я видел фотографии твоих новых фасонов одежды для будущих матерей. Ходят слухи, что ты их сделал для своей возлюбленной.
– Все кончено, мой друг! Все кончено! Еще поднимается дымок над пепелищем, но и его уже залили водой; я зол, огорчен, но это ничего не исправит.
– Я полагаю, что ты столкнулся с чувством, которое называется глубокой привязанностью матери к своему ребенку. Только при самых ужасных обстоятельствах женщина покинет отца новорожденного малыша. По крайней мере, мне так кажется.
– Она вышла замуж не за того человека, а он женился не на той женщине, – ответил Клод.
После того как им подали блюда, наступила долгая пауза. Анатоль склонил голову, благословляя пищу, его слова были размеренны, точны, как швы, сделанные по наметке.
Клод посмотрел на свеклу и рагу на большой тарелке. У него стал дергаться шрам на голове.
– Анатоль, ты извинишь меня? Я не голоден и у меня болит голова. Ты не обидишься, если я пойду домой и отдохну?
– Конечно, Клод. – На лице друга появилась озабоченное выражение. – Тебе наложили швы?
– Нет, у меня только неглубокий порез и царапины, но я чувствую себя неважно.
Клод подозвал Жоржа, который закончил обслуживать соседний столик и попросил сесть в его кресло и съесть его ланч.
– Я не притрагивался к нему, – сказал Клод.
– Я смотрел на это рагу ягненка с того момента, как принес вам. Я съем с удовольствием. Я только наведу порядок в кафе и вернусь через минутку.
Клод пытался надеть пальто. Из-за суровой зимы рукава казались слишком узкими, ведь надо было натянуть пальто на множество другой одежды. Боковым зрением Клод заметил, что Анатоль слегка улыбнулся. Он все-таки действительно был одним из божьих людей на земле. Клод пожалел о своем желании уйти. Он снова, теперь уже в пальто, сел в кресло.
– Анатоль, я надеюсь, что ты все понял.
– Я ничего не скажу тебе больше, пока ты не попросишь меня об этом. Я не думаю, что сказал тебе все.
– Я не согласен: несмотря на твое предположение, я действительно не хотел ягненка, мне так же не хотелось свеклы.
Когда Клод выходил из кафе, он видел, что Жорж уже взял его вилку и нож.
Глава 26
Жюльетт обладала способностью делать нечто совершенное из несовершенного. Даже коричневая вельветовая кушетка в гостиной была заполнена угощениями. Различные фрукты, муссы, семга, жареная утка, покрытая дольками апельсинов, багеты, масло заполнили обеденный стол, на котором стояли тарелки различных размеров и форм. Дети набросились на багеты, крошки был рассыпаны уже у дверей кухни.
Клод вошел через поцарапанную собакой дверь на кухню. Пес Шоколад с постоянно виляющим хвостом прочно поселился в этом доме.
С Клодом поздоровался хрупкий кудрявый человек, редактор из издательского дома, в котором работала Жюльетт, и его жена, которой он шил платье. Странно, почему они приехали на день рождения Дидье?
– Клод, привет! Давайте выпьем, – предложил редактор. – Что с вами случилось? Вы выглядите так, будто врезались в грузовик!
– Можно сказать, что так оно и было. Не беспокойтесь, это была незначительная авария.
– Когда вы собираетесь опубликовать книгу о себе и вашей работе?
– Как только вы этого пожелаете. – Клод протянул руку к Шоколаду, подумал о Педанте, который мог бы стать прекрасной добычей для этой собаки – любительницы птиц. На время свой поездки в Нью-Йорк он оставил попугая племянникам.
Дверь кухни распахнулась, и вошел Анатоль. Он был в обычной одежде и без креста.
Клод представил Анатоля редактору и обнял друга. Дидье, ему уже исполнилось одиннадцать лет, шнырял между мужчинами.
– Дядя Клод, что случилось с твоей головой? – спросил Дидье.
– Я вступил в схватку с тем, кто сильнее меня.
– Он тоже пострадал?
– Не очень.
– Дядя Клод, пошли, посмотрим на Педанта! Ты скучал по нему? С тех пор, как ты уехал, он часто произносил твое имя, а затем начинал громко клекотать. Он все время будил нас по ночам, и он клюет все, что ему попадается. Однажды ночью он исклевал мою тетрадь по математике. Теперь мы должны все прятать! Пойдем, посмотрим на него.
Дидье схватил Клода за руку и потащил к группе мальчишек, входящих в гостиную. В столовой собралось очень много людей, больше, чем обычно собирается на дни рождения его племянников. Он никогда до этого не встречал здесь мадам Лагранж, в костюме, который он сшил ей в прошлом году. Зачем она приехала в сельскую местность на день рождения сына его сестры? Когда Клод увидел своего самого лучшего компаньона – попугая, который сидел на спинке кушетки, то сразу обратил внимание, что он испачкал истертый восточный ковер.
– Педант! Так-то ты приветствуешь своего хозяина? Нужно быстро почистить это, пока никто не наступил, – сказал Клод. – Дидье, я еще не успел поздравить тебя с днем рождения! – Он обнял племянника, поднял его и, несмотря на вес, закружил вокруг себя. – Дидье, поскольку у тебя сегодня день рождения, ты не должен убирать за Педантом. Жан-Юг, найди, пожалуйста, старую тряпку и намыль ее мылом. Я принесу воду. Педант расправил крылья, мигом перелетел на плечо хозяина и прокричал:
– К работе! Клод! Встряхнись! Вернись на работу! Встряхнись!
– Я тоже принесу воды, – сказал Жан-Юг. Затем он попросил Анри, который только что вошел в комнату, взять тряпку и мыло. – Посмотри, что натворил Педант.
– Дядя, – обратился Дидье к Клоду, поглаживая попугая, который сидел на его плече. – Мама сказала, что сегодняшний праздник организован для того, чтобы ты возвратился домой, но я думаю, что реальная причина в том, что ты хочешь забрать Педанта!
Жан-Юг вернулся с ведром воды, внимательно посмотрел на братьев и сказал:
– Дидье, ты не должен говорить такие вещи.
– Все в порядке, – сказал Клод. Он взял тряпку, мыло и стал энергично чистить ковер. Пятно никак не смывалось.
– Дядя Клод все понимает. Дело не в чистке ковра. Самое главное – его возвращение! Я знал, что он вернется. Я поспорил с Жан-Юг на один евро.
– Конечно, ты вернулся, чтобы отпраздновать день рождение Дидье, – сказала Жюльетт, пристально, как сова, глядя на брата. Как она смогла уловить суть его разговоров с племенниками? Жюльетт была одета в красный костюм, который Клод сшил ей много лет назад. Это был, был цвет спелого яблока сорта «Макинтош» – яблока, которое уже можно снимать с дерева. Оно ей очень шло.
– Дядя, пожалуйста, устрой нам кукольное представление! Пожалуйста! – умолял Артюр.
– Нет, дядя пойдет со мной на конюшню. Правда? – сказал Анри. – У нас новый конь, его зовут Дори, потому что у него золотистый хвост. Дядя, ты должен увидеть его!
Дидье перебил Анри:
– Папа рассказал нам историю, что вначале у этого коня был очень тонкий хвост, можно сказать, что у него, практически, не было хвоста. А затем ты поехал в Россию, нашел в гардеробе дворца Екатерины Великой камзол, сотканный из тысяч золотых ниток. Папа сказал, что ты вынул эти нитки и вшил их в хвост коня, чтобы он стал чудо-конем. Не удивляйся, если Артюр спросит о твоем путешествии в Россию. Но ты действительно должен увидеть этот хвост. Он отливает золотом!
– Конечно, – сказал Клод. – Можешь себе представить, как трудно было выбраться из царского дворца, где каждую дверь охраняют гвардейцы? Я должен был убедить их, что назначен новым советником министерства культуры правительства России и должен пересчитать тысячи золотых нитей камзола. А затем мне удалось бесследно исчезнуть с камзолом. Я пообещал, что когда этот конь нарастит свой хвост, я верну золотые нити и сам камзол в императорский дворец и вы все поедете со мной!
Педант перебил Клода:
– Иди на работу, Клод! Встряхнись!
– Каким ты стал грубым! Педант потерял хорошие манеры со времени моего отъезда, – сказал Клод, чувствуя, что жизненные силы возвращаются к нему.
– Педант счастлив, что ты вернулся, дядя.
– Пойдем на конюшню, – сказал Анри.
– Нет-нет! Он устроит кукольное представление! – выкрикнул Дидье.
– Я буду рад увидеть хвост Дори, но сегодня день рождения Дидье, – сказал Клод.
– Я так рада, что ты вернулся, Клод, – сказала Жюльетт, держа в руках бутылку вина.
– Мама, позволь ему уйти со мной. Он должен увидеть Дори.
– Нет, кукольное представление на мой день рождения! – повторил Дидье.
– Я говорю вам обоим нет. Сейчас дядя Клод должен находиться в столовой.
– Клод, вернись к работе! Встряхнись! Вернись к работе! Пришивай ленты! Пришивай ленты! – настаивал Педант.
Краешком глаза Клод заметил Паскаль. С сожалением он отметил про себя, что забыл сшить ей платье. Она была одета в скучный коричневый костюм; он нарисовал бы на костюме маленький узор. Зато щечки Паскаль были розовыми, как бутоны розы.
Клод увидел, как Жюльетт подмигнула Анри.
– Анри, собери братьев. Ваш папа готовится произнести тост. Действуй, действуй!
Жюльетт взяла Клода за руку и повела в столовую. Когда они переступили порог, грянула песня «С днем рождения!»
Бокалы с вином гости протягивали к нему! Странно, ведь это был день рождения Дидье. Гости праздновали день рождения не того человека. Клод осмотрелся и узнал знакомые лица, своих любимых клиенток, смеющуюся мадам Бюсьер, Рико. Рико прибыл из Милана? Здесь был даже Жорж, владелец кафе.
Жюльетт прошептала Клоду:
– С днем рождения, брат! Это – твой праздник. Ты ничего не подозревал? Мы пытались использовать все способы, чтобы вернуть тебя.
Неужели он забыл про собственный день рождения? Нет, семнадцатого ноября. Неужели сегодня было семнадцатое ноября? А день рождения Дидье? День рождения Дидье был двенадцатого ноября.
Анатоль ответил на все его вопросы улыбкой и протянул красиво завернутый подарок. Чувствовалось, что это книга. Книга советов безумцу? О глупостях любви? О святости супружества? Клод взял книгу, прижал ее к себе. Его окружили племянники, они спрашивали, неужели он забыл про собственный день рождения или просто притворяется. Над ним кружил взволнованный Педант, даже Шоколад не выдержал.
Клод посмотрел на сестру. К нему приближался Рико. И все это ради него?
На другом конце комнаты он заметил Агнес. Приехать из Лиона? Он увидел племянницу Лизетт, чье лицо было удивительно похоже на лицо матери. Там же была и другая племянница.
– С днем рождения, брат. Ив не смог приехать, но он шлет тебе самые лучшие поздравления.
– Спасибо, Агнес, – сказал Клод, обнимая ее. – Спасибо, что приехала.
Он поблагодарил своих старых друзей; со смехом объяснил наличие пластыря, рассказав, насколько сурова жизнь в Нью-Йорке; поведал о новых дизайнерских коллекциях. Жюльетт вернулась со своим знаменитым апельсиновым тортом. Анри, Жан-Юг, Дидье и Артюр торжественно шествовали за ней. Они несли чашки со взбитыми сливками и фрукты.
Клод стоял рядом с Жюльетт и раздавал гостям кусочки торта. Он не смог держаться и шепотом спросил:
– Ты приглашала Валентину?
– Клод! Ну что с тобой поделать? Что же можно с тобой поделать? – Она игриво мазнула взбитыми сливками ему по носу. – Почему ты спрашиваешь об этом? – Клод взял подол ее фартука и стер сливки с лица. – Поскольку ты не ответил на оставленное сообщение, я позвонила ей. Она сказала, что ты вернешься к празднику. Конечно, я пригласила Валентину и ее мужа. Она сказала, что муж чувствует себя не очень хорошо, поэтому они не смогут приехать вдвоем. Клод, она сказала, что пыталась помочь тебе вернуться в Париж.
Рядом раздавался смех Рико и мадам Боннефонд.
– Но у меня есть подарок от нее, его привезли сегодня утром. Он в другой комнате. Я передам его тебе позже.
Клод увидел Бернара, мужа сестры. Тот пристально смотрел на него и высоко поднял бокал.
– Я хочу произнести тост в честь Клода… – начал он своим внушительным баритоном.
Позже вечером, когда разошлись гости, Жюльетт попросила Клода подняться наверх. В спальне, где горел приглушенный свет, она передала ему пакет в коричневой бумаге – подарок от Валентины, извинилась и ушла, сказав, что ей нужно уложить детей.
Как же он был рад, что его сестра догадалась оставить его одного.
Конечно, он знал, что было в этой бандероли. Он смаковал каждый момент, разворачивая сверток. Наконец, он увидел собственный портрет, написанный рукой Валентины. При слабом освещении спальни он узнал самого себя, свои широкие скулы, темные глаза, каштановые завитушки волос рядом с ушами. Она писала портрет теми же узнаваемыми мазками, как и яблоню. Этот портрет льстил ему. Но что это на груди его черного пальто? Птица с широко открытым клювом и красной грудкой. Крылья птицы были расправлены.
Записки к картине не прилагалось. Он повернул картину и в самом низу рамки рассмотрел ее мелкий, элегантный почерк:
«Дорогой Клод,
Я не расстанусь с яблоней Рейно, но я должна вернуть эту картину законному владельцу.
Валентина».
Она должна вернуть меня самому себе… Он прислонил картину к подушке и стал смотреть на нее, пока все не превратилось в бессмысленное море красок.
На следующее утро, прежде чем отправиться с Жюльетт на вокзал, он решил приготовить племянникам оладьи. Когда он входил в непривычно тихий дом сестры, то почувствовал запах кофе. Жюльетт моментально выскочила из кухни, придерживая черный свитер, наброшенный на плечи. Она протянула брату чашку кофе. Бернар уже уехал на работу. Клод сделал глоток кофе и поднялся наверх, чтобы разбудить мальчиков.
Просыпаясь, Жан-Юг как всегда капризничал, он натягивал на голову простыни, щурился от яркого света.
– Привет, дядя, – проворчал он.
В спальне Анри Клод споткнулся о ботинок, торчащий из-под краешка ковра.
– Вставай, лежебока, – сказал Клод. – На прикроватном столике Клод увидел фотографию Паскаль и Анри. Они держались за руки и улыбались в камеру.
– Ты переломаешь себе ноги, если будешь спотыкаться о мои ботинки, – безобидно пригрозил Анри.
Медленнее всех вставал Артюр. Он что-то говорил, но его глаза были все еще закрыты.
– Дядя, ты сделаешь мне оладьи с абрикосовым джемом?
Клод никогда не видел сонным Дидье. Мальчик был ранней пташкой, он уже весело оделся и крутился рядом с ним. Жюльетт поторопила детей.
С вечера на кухне остались горы грязной посуды, винные бокалы, скомканные бело-голубые салфетки и хлебные корки.
Клод не знал, с чего начать. Если он будет мыть посуду, то это займет несколько часов, а мальчикам надо идти в школу. Он обнаружил, что дверь холодильника открыта. Интересно, как давно? Молоко? Срок его годности истек. А где мука?
Пришел Дидье, стал помогать разыскивать продукты для приготовления оладий. Не было сахара!
– Пока мама не сходит в продуктовый магазин, мы будем использовать мед, – сказал Дидье и аккуратно перенес Педанта с насеста на плечо Клода. Клод взбивал яйца и муку.
Дидье с удовольствием следил, как дядя ловко переворачивает оладьи, смазывал их джемом из слив и абрикосов домашнего приготовления. Мальчики проглотили оладьи в один присест. Анри нужно было убегать, он попрощался, испачкав Клода джемом. Дидье не мог найти пояс. Артюр хотел еще оладий, а Жан-Юг кидал остатки со своей тарелки в раскрытый рот Шоколада. Мальчики один за другим выходили из дома, застегиваясь на ходу.
