Текст книги "Модельер"
Автор книги: Элизабет Обербек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
– Я должна успеть на следующий поезд, – сказала Жюльетт. – Пошли Клод. Я вымою посуду, когда вернусь домой. Ты все взял? – Она была на полпути к двери и держала в руках ключи.
Как только Клод прибыл в офис, он повесил свой портрет, выполненный Валентиной, напротив рабочего стола. Его нос был слишком длинным и тонким. Но Клода это не беспокоило. Ему нравился каждый мазок.
Он сел за стол и стал разбирать приглашения, которые подготовил для него Лебре. Клод сразу же обратил внимание на толстую карточку с правительственным орлом. Это было приглашение от премьер-министра на официальный обед в Елисейском дворце, где будут многие известные дизайнеры.
Он стал лихорадочно придумывать платье для Паскаль на Рождество. Это будет палево-голубая тафта с двенадцатью красными, бархатными лентами, зигзагами спускающимися от линии талии. Красный цвет будет подчеркивать ее нежный румянец.
Он поработал и над платьем для сестры, сделав у бледно-голубого шерстяного платья вырез каре. Он нарисовал фасон облегающего веселенького платья с манишкой для жены. Он был уверен, что это платье поможет ей познакомиться с новыми мужчинами. И уже приготовился нарисовать эскиз для беременной Валентины: плиссированное платье, завышенная талия, множество розочек, ярды лент вдоль подола. Но остановился.
На следующий день к нему в офис зашел Анри, он был в Париже на экскурсии в музее Родена.
– Дядя Клод…
Клод поднял глаза.
– Анри! Добрый день! Твоя мама говорила, что ты может быть зайдешь. Я решил, что сегодня буду учить тебя, как обозначать линию талии. Это очень важно в нашем бизнесе. Ты уже в том возрасте, когда понимаешь, как надо рисовать кривые линии… Как Паскаль? – спросил он, не меняя голоса, по дороге на кухню.
– Сейчас она разучивает различные упражнения на новой лошади из конюшни. Владелец приезжает только по выходным. Этот породистый конь в последние три года принимал участие в скачках в Довилле. Его имя Араман. Мы думали, что Дори – совершенство. А Арман – просто чудо! Он высокий, каурой масти, с длинной черной гривой. Паскаль предупредила владельца, что будет тренироваться на этом коне и ухаживать за ним, но никогда не сумеет расчесать его гриву. Она такая длинная и блестящая. Араман удивительно сообразителен: он может почувствовать наше приближение с расстояния в полкилометра. Кататься на нем – все равно что кататься на самой длинной океанской волне. Я думаю, что Паскаль должна продемонстрировать тебе его способности в преодоление препятствий. Он неподражаем.
Анри так же рассказал дяде, что на их церкви вышел из строя колокол. Некоторые прихожане возмущаются растущей оплатой на его содержание и починку, они требуют от Анатоля заменить колокол музыкальной записью.
– Я никогда не видел Анатоля таким разгневанным, – сказал Анри. – Он сказал, что пока жив, будет сохранять церковные колокола и использовать их по назначению.
Они взяли на кухне чашки с горячим шоколадом и вернулись в офис Клода. На манекене мадам Лоро Клод показал Анри, как нужно скреплять ткань, а также показал эскиз платья, которое придумал для Паскаль.
– Разве она не будет восхитительна в этом наряде? – спросил Клод с гордостью.
Анри кивнул, улыбнулся:
– Она говорит, что это будет ее первый бал.
– Первый бал. Ты должен сделать все, чтобы он стал для нее самым прекрасным.
Анри опять кивнул.
– Кажется Паскаль – большая тихоня, – сказал Клод.
– Иногда она стесняется, но когда общается со мной, то болтает без умолку. Ее отец считает, что шум вреден для лошадей, поэтому она всегда говорит шепотом в конюшне. Хотя мы знаем, что лошадям больше нравятся громкие голоса.
– Уверен, лошади любят ваши голоса!
– Мы много говорили о будущем, о том, что она мечтает стать чемпионкой мира по выездке и конкуру и что каждый сантиметр ее комнаты будет заполнен голубыми лентами победительницы. Она хочет, чтобы я стал ее менеджером, придумывал костюмы для шоу на лошадях. Мы будем вместе путешествовать по всему миру, выигрывая соревнование за соревнованием.
– Она много занималась с тренером?
Анри прищурился.
– Я думаю, она не получила ни одного урока, хотя часто присутствовала на них и кое-что понимает в этом виде спорта. Но в любом случае для соревнований ей будет нужна собственная лошадь.
– Мне кажется, она должна брать уроки.
– На следующий год она планирует подрабатывать после школы в городском кафе и накопить немного денег.
Клод открыл ящик стола, нашел чековую книжку и выписал чек на сто евро.
– Это для Паскаль, на первые уроки. Рождественский подарок. Это так плохо – отказываться от своей мечты… Теперь давай подумаем о брюках для наездницы.
До вечера Клод показывал племяннику, как рисовать выкройки для юбок, платьев и брюк. Но самое главное, он научил племянника пользоваться сантиметром. Когда Анри держал старый, пожелтевший сантиметр, Клод пытался стереть из памяти собственные руки, медленно скользящие вдоль тела Валентины во время ее первого визита в мастерскую.
В этот вечер он проводил Анри домой, забрал попугая и отправился ночевать в мастерскую. Где-то во сне он слышал, как гудит неисправный колокол. Завтра он даст Анатолю деньги на починку колоколов собора Нотр-Дам де Сенлис.
Глава 27
Колокола, колокола, больше колоколов. Нет, это не то. Где он находится? Это был телефонный звонок. Он был в Сенлисе, в своей деревянной кровати, окна без штор, в которые пробиваются откуда-то из-за холмов первые лучики солнца. Телефон продолжал звонить. Он дотянулся до сотового, лежащего на прикроватном столике, но звонок исходил от полированного черного аппарата на его рабочем столе.
Голос Жюльетт:
– Клод. Пожалуйста, приходи в больницу. Речь идет о Паскаль. Вчера поздно вечером они с Анри катались на лошадях, и она совершила прыжок, немыслимый прыжок. Она упала. Мы отвезли ее в больницу, сначала все думали, что все обойдется, но теперь… ситуация изменилась. Внутреннее кровотечение. Это так ужасно. Она… приходи сейчас же, пожалуйста. Анри хочет видеть тебя. Приходи.
– Я выхожу, – ответил он.
Семь часов утра. Больница, повторил он самому себе, заглянул в шкаф, чтобы найти какую-нибудь одежду. У него было такое чувство, что он ворует из шкафа чужие вещи. Брюки, которые он схватил, были слишком свободны в поясе. Он вытащил хлопчатобумажную майку и темно-зеленый кашемировый свитер, который ему подарила Жюльетт на Рождество. На локти в свое время он нашил замшевые заплатки.
– Больница, – произнес он, говоря сам с собой. Голос Жюльетт был очень расстроенным…
Свет ламп дневного освещения воскресил в памяти страшный момент смерти матери. Казалось, что прошла вечность, хотя это было весной. Его мать… Что бы она сказала о нем сейчас?
Клод не знал фамилии Паскаль. Как глупо, что он никогда не спрашивал об этом.
– Мне нужно в палату, где лежит Паскаль, – сказало он медсестре.
Он не ожидал, что на лице сестры появится такая печаль. Казалось, что эти сестры должны уметь скрывать свои чувства.
– Палата тридцать, ох, один. Мне так жаль.
Он с удвоенной скоростью устремился к лифту. Из палаты раздавались приглушенные голоса. Насколько все было плохо?
Когда он повернул за угол, то увидел племянника, который сидел и безучастно смотрел на руки. Клод заметил, что они влажные.
Жюльетт сидела рядом в белом плюшевом халате, глаза у нее были красные. Она встала и обняла Клода.
– Перелом шеи, – прошептала она Клоду. Клод увидел на ее глазах слезы. – Никто ничего не мог сделать. Она только что ушла он нас.
Клод вошел в палату. Он узнал Жака, отца Паскаль, который содержал конюшню, Бернара, Анри и Анатоля. Все они сидели в металлических креслах вокруг пустой, неубранной постели. Что может быть печальнее, чем вид недавно опустевших серо-белых больничных простыней? Простыни из дешевого синтетического материала не были достаточно плотными и длинными, чтобы закрыть всю кровать, и валялись теперь скомканные посередине постели. На подушке все еще была видна вмятина от маленькой головы.
Жюльетт вывела Клода из палаты в холл. Она начала плакать.
К ним присоединился Бернар.
– Когда мы позвонили тебе, она еще держалась. Я думаю, ради Анри. Ты бы их только видел. – Бернар хрипло шептал и смотрел вниз. Он вытер глаза. – Они сказали друг другу «до свидания», будто верили, что снова встретятся. Мы видели, как она уходит из жизни так нежно, так тихо. Мы видели.
Они вернулись в палату. Жак встал и подошел к Жюльетт, его лицо было в слезах, голос ломался.
– Почему это случилось, мадам? Почему у меня отобрали моего единственного ребенка?
Жюльетт обняла Жака.
Клод посмотрел на Анри. Племянник сложил руки и прикрывал ими свое еще по-детски маленькое лицо.
Клод вернулся в дом Жюльетт, тишина становилась уже невыносимой. Анри ушел из больницы, младшие были в школе. Не существовало никаких объяснений, никаких подтверждений и никаких «если бы». Выпив чашку кофе, Жак без слов ушел из дома Жюльетт.
– Все что у него было – это дочь. Он только ради нее и жил, – сказал Бернар.
Анатоль присоединился к ним из другой комнаты, покачал головой.
– Анри и Паскаль планировали прожить жизнь вместе, – сказал он.
– Тебе это сказал Анри? – спросил Клод, его глаза были красными.
– Говорил неоднократно. Однажды он спросил меня, сколько будет стоить заключение брака. Я сказал, что это делается бесплатно.
Через поляну Клод пошел к конюшне. Опять начался дождь. Капли стучали по белой жестяной крыше. Он вошел и направился к стойлу Арамана, но тут он услышал голос.
– Все в порядке, Араман. Все в порядке. С ней все в порядке.
Это звучал глубокий голос Анри. Клод заглянул в стойло. Каштановые волосы и коричневый свитер делали Анри незаметным на фоне каштанового окраса коня. Анри прижимался к его шее, рука поглаживала гриву, и он тихо повторял:
– Все в порядке. Все в порядке.
– Анри, – ласково обратился к нему Клод.
Анри спокойно посмотрел на него. У племянника было красное лицо и покрасневшие глаза, но на лице блуждала улыбка. Возможно ли такое?
– Дядя, я вернулся, чтобы приласкать животное.
– Анри, мне так жаль.
– Разве это не лучший жеребец, которого ты когда-либо видел, дядя? Посмотри на его гриву. Посмотри на эти сильны ноги. – Анри погладил ноги коня.
– Да, – ответил Клод.
– Паскаль любила этого коня. Она сказала мне, что всю жизнь мечтала о таком. Ты должен понять, как было хорошо скакать на нем. Это чувство наверное сродни чувству свободного полета, орлиного полета. Посмотри на его ноздри.
Анри взялся за подпругу Арамана, положил голову на плечо коня и начал тихонько плакать. Он резко вытер глаза подолом рубашки – привычка, оставшаяся с детства, когда подол рубашки всегда использовался в качестве носового платка.
Клод выглянул из стойла, он искал глазами Анатоля, но вокруг никого не было. Было тихо, тишину нарушали только капли дождя, стучавшие по металлической крыше, да тихий плач четырнадцатилетнего племянника.
– Я хотел бы еще раз прокатиться на тебе, и чтобы рядом была Паскаль, – сказал Анри, обращаясь к коню. – Можно было бы подняться до облаков и взбить их, как взбивалась подушка под головой Паскаль.
Он продолжал поглаживать большую черную гриву животного. Он перестал плакать, отвернулся, высморкался в подол рубашки и, не обращаясь ни к кому, пробормотал:
– Я не понимаю. Зачем она сделала это?
Клод не отвечал. Глаза Анри пристально смотрели в глаза коня.
– Она знала, что Араман сделает все, что она захочет. Как ей это удавалось? Как глупо. Это так глупо! Я думаю, что ненавижу ее за это. Она разрушила все!
Араман стукнул копытом и закрыл свои огромные черные глаза.
– Она всегда рисковала, не боялась опасностей. Нужно сделать прыжок выше, давай перепрыгнем через забор, через ствол дерева шириной в шесть футов, через дом, говорила она. – Он опять зло вытер нос тыльной стороной руки. – «Давай вместе перепрыгнем через луну» – это означает лишь то, что она хотела прыгнуть слишком высоко. Кажется, она сама хотела убить себя. Как она могла так поступить? Она знала! Как она могла пойти на такой риск?
– Ты знаешь, через что она пыталась перепрыгнуть? – Глаза Анри неестественно блестели. – Ты помнишь ту огромную сосну, которая упала позади нашего дома? Скорее всего, этой сосне было две сотни лет. Я сотни раз повторял Паскаль, что ствол слишком широкий и ветви с обеих сторон – все это чересчур много для прыжка, даже для Арамана. Но она перепрыгнула. Я молился как никогда, чтобы Араман перенес ее, и Араман сделал это. Но для нее этого было недостаточно. Она хотела перепрыгнуть через поваленное дерево там, где над ним возвышались ветви на высоту больше десяти футов, они были похожи на торчащие из скелета кости. Я сказал ей, чтобы она никогда даже не пыталась делать этого, если не хочет погубить коня и себя! Но она не послушалась и пошла на риск. Она не предупредила меня, такой уж она была, я лишь наблюдал. Конь перепрыгнул. Удивительный конь! Никакой другой не смог бы сделать такого. С Паскаль все было бы в порядке, не пытайся она уклониться от высоких ветвей с правой стороны. Именно поэтому она и упала.
У Анри ручьем полились слезы. Он сел на охапку сена и обхватил голову руками.
– Кажется, что она хотела, чтобы Араман сделал этот прыжок, даже если она упадет. Это заставляет меня думать, что она все сделала преднамеренно. – Анри посмотрел вверх. – Но почему, дядя?
Клод положил руку на плечо мальчика и почувствовал, как он вырос.
– Пойдем в дом и немного согреемся, – произнес он.
По дороге домой Клод шел вслед за Анри. Он отвел его в спальню. Они слышали, как разговаривали другие дети, которые вернулись из школы, слышали лай собаки из кухни. В спальне Анри ничком упал на кровать.
– Мы пообещали друг другу, что ничто не сможет разлучить нас, ничто!
Клод сел на край кровати. В комнате становилось темно. Клод гладил еще неуклюжую спину Анри. Он представлял их, Анри и Паскаль, на открытом лугу, граничащем с обширным лесом Сенлиса.
Они скакали рядом, бока их лошадей были совсем близко, маленькие руки наездников слегка натягивали поводья, ветер бил в им лицо.
Он услышал легкое, ритмичное дыхание мальчика-мужчины, который наконец-то заснул. Буря прошла, тело восстанавливалось, отдыхало.
Глава 28
Голос Лебре раздался ни свет, ни заря.
– Да-да. Я буду в Париже сегодня утром, – ответил Клод.
– Совещание назначено на девять часов. Для решения вопросов осенней коллекции собираются все.
Что же это был за день? За окном спальни с крыш на булыжную мостовую тяжело падали капли. Шесть часов утра.
– Я буду там.
Клод лежал в постели. Прошло четыре дня с тех пор, как он покинул Нью-Йорк. Казалось, прошло четыре века. Паскаль. Похороны сегодня, во второй половине дня. Клод планировал посетить офис и вернуться.
Он опять заглянул в свой гардероб. Работа на Лебре заставила его более внимательно относиться к своей одежде. Полгода назад его костюм прекрасно воспринимался окружающими. Пиджак был сшит из мягкой шотландской шерсти. Но теперь этого было недостаточно. Он работал в Париже, в салоне де Сильван, и потому стал интересоваться тем, что для него никогда не было важным – веяниями моды.
Клод позвонил Жюльетт и спросил, как у них дела. Она сказала, что Анри не желает вставать с постели.
Клод рано приехал в Париж. Он наблюдал, как просыпается город. Владельцы магазинов и жители уже начали поднимать шторы на окнах, выходящих на узкие улочки. Появились владельцы собак с рвущимися из ошейников питомцами. Наконец солнце осветило воды Сены.
Клод припарковал машину и вошел в офис, где обнаружил Лебре. Тот в своей обычной манере стоял за его столом. Интересно, бывал ли Лебре когда-либо в своем кабинете? Лебре перебирал бумаги. Он увидел Клода, посмотрел на него и вернулся к своему занятию.
– Я хочу, чтобы вы до начала совещания ознакомились с нашими предложениями и цветовой гаммой новой осенней коллекции, – сказал он и продолжил раскладывать белые бумажные прямоугольники на темной деревянной поверхности стола. – Мы настаиваем на сочетании цветов – бледно-желтые, ярко-зеленые, мандариновые, бледно-голубые. Мы продолжаем наш консервативный стиль – длина юбок должна быть ниже колена. Придерживайтесь этого правила. И у меня есть восхитительная новость для вас, – добавил Лебре. – Мы получили ее вчера. Дочь премьер-министра попросила вас сделать дизайн ее подвенечного платья, свадьба состоится в марте. Мои поздравления, Клод! Она дает вам полную свободу.
Спустя некоторое время Клод ответил:
– Извините, Андре, но пусть Шарль или другие дизайнеры выполнят этот заказ.
Эти слова шокировали Лебре, но он быстро пришел в себя.
– Последнее свадебное платье принесло вам много неприятностей, не так ли? – Лебре рассмеялся. – Клод, раньше я не был столь подозрителен, как сейчас. Давайте назовем это комплексом бедного портного из маленького городка. Отказываться от заказа дочери премьер-министра?! По меньшей мере – нелепо.
Клод внимательно посмотрел на Лебре, но внезапно почувствовал себя слишком усталым, чтобы отвечать на этот выпад. Он взял несколько бумаг со стола и стал их рассматривать.
– Как поживает прекрасная Валентина?
И снова Клод не ответил. Он продолжал разглядывать бумаги, ничего не понимая.
– Не будьте глупцом, Клод. Это большая привилегия – получить такой заказ.
– Я не хочу выполнять этот заказ, – сказал Клод, угрюмо посмотрев на Лебре.
Секретарь Лебре, как всегда, в своем сером со стальным отливом костюме, появилась в дверях.
– Андре, совещание.
Может быть, лицо Клода выражало печаль вчерашнего дня, или, может быть, Лебре, наконец, осознал, что его дизайнер тот человек, которого следует уважать, но Лебре кивнул секретарю и мягко произнес:
– Пойдемте, Клод.
Услышав эти два слова, Клод почувствовал, что отношения между ними изменились. Лебре открыл дверь, и они вместе вошли в зал для показов.
В сером небе летали черные вороны. Из влажной земли поднимались темные надгробья, они казались гнилыми, почерневшими зубами пожилого человека. Клод подошел к могилам своих родителей.
«Неужели страсть таится в твоих старых умирающих костях? – Клод адресовал свою мысль к надгробию отца. – Предположим, у тебя была любовница. Предположим, что она до сих пор жива! Папа, почему ты не подготовил меня к тому, что сердце может разрываться от любви? Когда ты учил меня, как отстрочить уникальные в своем роде подолы платьев, почему ты не сказал, что можно умирать, оставаясь живым? – Клод грустно покачал головой. – Ты так много не успел рассказать мне, отец».
Оглянувшись вокруг, Клод отметил, что здесь еще достаточно места для его собственной могилы. После грустных размышлений он отправился к семье молодых Рейно, закутавшись в шарф.
Девушку должны были похоронить на западном склоне холма. Клод подошел к людям, на лицах которых читалась грусть. Говорил Анатоль, но он его почти не слышал. Он понял лишь слова: «Смерть объединяет».
– Здесь Паскаль объединила нас всех. Она взяла частицу от каждого из нас, чтобы перенести ее к Богу. И Бог сможет показать нам новую дорогу. Каждая смерть приближает нас к его царству. Принадлежность к Богу возможна только тогда, когда мы уходим с этой земли. Прах к праху, пепел к пеплу.
Комок земли упал на деревянную крышку гроба. Глухой стук оторвал Клода от мыслей. Он не хотел смотреть на юные лица племянников. Трудно было воспринимать происходящее. Высоко в небе пролетела стая гусей.
Анри поднял большой комок земли. Он сжимал его в руке, казалось, что сейчас он разожмет кулак, но вместо этого он бросился на гроб. Жюльетт вздрогнула. Толпа в изумлении смотрела, как Анри, стоя на коленях, убирал землю с крышки гроба. Затем мальчик припал лицом к полированной поверхности гроба, обнимая последнее пристанище Паскаль.
Бернар в мгновение ока оказался рядом с сыном. Они вместе поднялись из могилы. Мальчик прикрыл лицо, испачканное землей, подошел к Жаку и обнял его. Бернар отвел сына к машине, которая стояла недалеко от кладбища.
Каркали вороны.
Поминки состоялись в доме Жюльетт. Жак, который содержал конюшню вблизи ипподрома Довилль, не имел родственников.
Когда Клод дошел до своей мастерской, он почувствовал, что его ботинки промокли насквозь.
Раздался звонок сотового. Это был Лебре:
– Я еще сегодня хочу позвонить Натали Лоро и сказать ей, что вы выполните ее заказ.
– Андре, я перезвоню вам позднее, и мы обсудим этот вопрос, – ответил Клод.
Он стоял у окна, смотрел на почерневшие от дождей ветви старой яблони. Как могла Валентина уловить эти краски? Всего лишь за два визита. А ведь он так хорошо изучил ствол этого дерева.
Лебре спросил:
– Как насчет завтра? – Тон его голоса был мягким. Может быть, Лебре прочитал или услышал о трагедии в Сенлисе?
– Я позвоню вам завтра.
Клод отключил телефон, забыв попрощаться. С его плаща на пол глухо падали капли, но он не обращал на это внимания. Надев сухие ботинки, он вышел из мастерской. Лавочники закрывали свои магазинчики. Он прошел мимо пекарни мадам Ружье. Дверь была открыта, но изнутри не доносилось никаких запахов. Клод продолжал уходить подальше из города по древней брусчатке мостовой улицы Вилль де Пари, он шел к реке. Путь ему указывал последний лучик солнца, хотя весь день лил дождь. Клод понял, что идет к дому Жюльетт.
Несмотря на прохладный вечер, дверь была распахнута. За кухонным столом молча сидел Анри. Клод немного понаблюдал за ним и только после этого вошел. Лицо племянника было совершенно бледным, руки лежали на коленях. Он даже не пошевелился, увидев дядю. Клод вынул два карандаша и миллиметровку из кухонного ящичка и сел в кресло рядом с ним. Тот медленно поднял карандаш и выронил его.
Клод начал рисовать. Сначала лицо – длинное лицо, но без деталей. Затем длинные волосы, стройную фигуру, одетую в брюки для верховой езды. Медленно, без слов, Анри поднял с пола карандаш. Он быстро посмотрел на чистый лист бумаги и тоже стал рисовать. Сначала медленно, затем все быстрее. Он нарисовал наездницу. Ее волосы развевались по ветру. Анри прекрасно соблюдал пропорции. Его рисунок был дерзким и абсолютно индивидуальным. Он нарисовал женщину, одетую в жакет с большими лацканами и карманами. Не выражая никаких эмоций, мальчик нарисовал фон – поля, а в отдалении шпиль собора Нотр-Дам.
Клод смотрел на уверенную руку Анри и вдруг понял: он выполнит заказ Натали Лоро, и они вместе с Анри придумают дизайн подвенечного платья, которое будет олицетворять весну, цветение яблонь, новое начало. Это платье будет посвящено памяти Паскаль.
Как обычно, сезон свадебных платьев наступил очень скоро.
