Текст книги "Модельер"
Автор книги: Элизабет Обербек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Вдруг смех и счастливые голоса ворвались в их интимный уголок.
– О, посмотри, дорогой, Клод Рейно из Парижа.
Клод поднял глаза, и увидел женщину в золотисто-желтом шифоновом платье, корсаж которого был слишком маленьким для верхней части ее фигуры.
– Мы обожаем вашу коллекцию! Меня зовут Харриет Стиллман, а это мой муж Олли. Мы следили за вашими работами с тех пор, как вы создали то потрясающее свадебное платье, не так ли Олли? – Ого, да здесь и эта женщина! – прошептала она своему спутнику. – Как удивительно! Вы не возражаете, если мы присядем к вам? Вечеринка в «Метрополитен» утомила нас. Там шумно, как в переполненном курятнике! Могли бы повесить ковры на стены, чтобы приглушить звуки! Когда-нибудь этот храм искусств рухнет, если будет продолжаться такой беспорядок. Разрешите вам заказать еще по порции напитков. – Женщина подняла свою большую руку и позвала официанта.
– Большое спасибо, – сказал Клод, поднимаясь, – но мы уже собирались уходить.
Когда Валентина выходила из-за стола, все трое заметили ее животик.
– Дизайн этого платья сделали вы? – спросила женщина.
– К сожалению, нет. – Клод посмотрел на Валентину.
– О, прежде, чем вы уйдете, пожалуйста, запишите мой номер телефона. Я буду очень сожалеть, если не закажу у вас платье – сколько бы это ни стоило. – Она порылась в своей большой квадратной сумке, достала ручку, чистую карточку и написала свои координаты.
Клод вежливо поклонился и вышел с Валентиной. По пути он оплатил счет. Покрытая красным ковром лестница, ведущая в музей Метрополитен, была заполнена гостями.
– Я должен быстро отвезти тебя домой, – сказал Клод и посмотрел на часы. В спину им дул сильный ветер. Он стал высматривать такси.
– Который час?
– Одиннадцать тридцать.
– Вот и такси, – сказала Валентина. – Садись со мной, а потом поедешь в отель.
Она назвала таксисту адрес. Ее английский язык был великолепен.
– Мы арендуем квартиру у друга из Парижа. Я бы хотела показать тебе вид из окна на Парк-авеню. Это великолепное зрелище. На ней всегда кипит жизнь, даже в два часа ночи.
– Валентина, – он записал номер своего телефона на черной визитной карточке салона де Сильван. Перед отъездом Лебре дал ему сотовый телефон с оплаченным роумингом, чтобы «всегда быть на связи». – Позвони мне утром – выпьем кофе. Ты сможешь выпить чашечку эспрессо.
Такси остановилось.
– Пожалуйста, Клод, не выходи из машины, в этом нет необходимости. Лучше, если ты не будешь выходить. – Клод почувствовал в ее голосе тревогу. – Поезжай… у меня все будет в порядке.
Она вышла, он помахал ей рукой. Как же он хотел прижаться своей щекой к ее щеке, даже сейчас, несмотря на холод и ветер.
Глава 22
За зданием нью-йоркской публичной библиотеки был натянут огромный белый тент. Здесь дизайнеры Галленсиа и Сорбу создали огромный парк развлечений, чтобы представить на «Весенней коллекции» свои работы под общим названием «Полный улет». К сожалению, скелетоподобные тела моделей, толпящихся вокруг дымящейся техники, лишь усиливали тягостное впечатление от спектакля. На колесе обозрения Феррис были установлены софиты, которые освещали все голубоватым светом, что придавало лицам манекенщиц неестественный мрачный оттенок.
«Какой позор, – подумал Клод. – Все эти прекрасные платья из роскошных тканей демонстрируют совершенно не те люди».
Даже в маленьком городке Сенлисе Клод восторгался мастерством Галленсиа соединять ткани различной фактуры. Но показ коллекции на фоне гоночных автомобилей и другой техники превращал все в дешевое второсортное шоу. Клод представил, что его отец, увидев подобное, неодобрительно покачал бы головой и сказал, что когда сталкиваются автомобили, то атлас мнется; и добавил бы: «Это отвратительно! Извлеки из этого урок!»
Когда сидевшая рядом с ним женщина встала, чтобы уйти, Клод восхитился ее прекрасным гобеленовым жакетом, выполненным дизайнером Обуссоном. Через несколько секунд ее место было занято не кем иным, как Лебре.
– Разрешите вас познакомить, – совершенно спокойно сказал Лебре, кивнув на человека, сидевшего справа от Клода. – Клод, хочу познакомить вас с Томом Пауэрсом, директором «Де Витт». Том, это один из главных моих модельеров, Клод Рейно.
Клод повернулся, чтобы пожать руку, но в этот момент начались аплодисменты во славу Галленсиа и Сорбу. Лебре и Пауэрс встали, чтобы присоединиться к аудитории, которая стоя благодарила авторов шоу. Клод поднялся с неохотой.
Когда шум начал утихать, Пауэрс сказал:
– Конечно, я знаком с вашими работами, Клод. Должен сказать, я до мелочей изучил свадебное платье, которое вызвало такой восторг. Особенно ценно то, что вы подчеркиваете в одежде ее структуру и изящество моделей. Мы не видели такого изысканного кроя со времен кринолиновых юбок.
Толпа начала продвигаться к выходам. Среди выкриков и движения людей, пытаясь перекричать всех, Лебре сказал:
– Да-да, это то, что мы пропагандируем в нашем салоне – необычное в каждом наряде.
На следующее утро Клод почувствовал, что ему хочется домой, во Францию. Что это было? Груды незаконченных работ, требовавшие его возвращения? Или празднование дня рождения Дидье, назначенное на следующие выходные? Жюльетт оставила ему на автоответчике напоминание. День рождения кого-либо из племянников всегда был самым любимым его праздником. Жюльетт всегда подавала взрослым шампанское, которое символизировало, что очередной год прошел без неприятностей. Пирожные, всевозможные сладости, повсюду дети всех возрастов. Когда они расходились, то смех еще долго эхом звучал во всех уголках дома; а на деревянных полах, застеленных потертыми персидскими коврами, оставались следы грязных ботинок. А вкус апельсинового торта, покрытого мороженым, оставался в памяти до следующего торжества.
Клод задумался: чем они сейчас занимаются? Ему казалось, что они скучают по нему. У Анри уже появилась на лице слабая растительность. Неужели он впервые побреется, не дождавшись, чтобы в столь знаменательный день рядом был любимый дядя? Но на самом деле ничто не могло оторвать Клода от мыслей о Валентине. Он останется здесь так долго, как это будет возможно.
На следующий день после показа с участием моделей, одетых словно уличные проститутки, он сообщил Лебре, что планирует остаться в Нью-Йорке еще на несколько дней, чтобы закрепить некоторые контакты. Он действительно хотел разобрать кипу накрахмаленных салфеток, на которых делал зарисовки.
Миссия Лебре завершилась успешно. Он вдохновил своего дизайнера. Ведь практически невозможно было покинуть Нью-Йорк без новых творческих планов, получив столько впечатлений. Лебре сказал:
– Клод Рейно, не думайте, что я не понимаю истинной причины, по которой вы хотите задержаться в Нью-Йорке.
Тут, словно в подтверждение, зазвонил сотовый телефон Клода. Раздался мягкий голос Валентины.
– Извините, – сказал Клод и отошел, прижав трубку к уху.
– Клод, – произнесла Валентина, – мне очень неудобно задавать вам этот вопрос по телефону, но я надеюсь, что вы меня поймете. Вы не могли бы дать в долг пятьсот долларов? У меня больше нет наличных денег… банки не принимают мои кредитные карточки. Я думаю, что Виктор вынул все деньги из моей сумочки, а наши сбережения перевел на свое имя. Я не могу понять, как он мог сделать это без моей подписи. Сейчас мне срочно нужно заплатить одному доктору…
– Конечно, – сказал Клод. Он пытался вспомнить, где видел банк. – Встретимся в ресторане «Палм Корт» отеля «Плаза», на углу Пятьдесят девятой улицы и Пятой авеню. – Он уже успел побывать в этом помпезном старом отеле.
Клод собирался незаметно выскользнуть из зала, но у двери увидел Лебре, который сказал:
– Вы должны быть в Париже на встрече дизайнеров в нашем офисе в пятницу в четыре часа. Мы будем ждать вас.
Четыре дополнительных дня в Нью-Йорке! Неужели Лебре отвел столько времени на окончание его суматошного романа?
Глава 23
В ресторане «Палм Корт» Клода восхищало все: огромные ветви пальм в массивных мраморных кадках, красочная игра света в витражах дверей французского типа, даже перезвон посуды. Он выбрал столик в углу зала, который частично был закрыт пальмой от главного зала ресторана. Прямо здесь, под розовым потолком, на листе бумаги, который принес ему официант, Клод сделал наброски четырех платьев в имперском стиле в пастельных тонах – для округлившейся фигуры Валентины. Он нарисовал капюшоны с бусинками лавандового, голубого, кораллового, персикового, темно-желтого цветов.
Валентина стремительно вошла в зал, ее фигура была освещена розовым светом, льющимся с потолка. На ней было длинное голубое шерстяное пальто, рукава и подол которого украшал мутон. Клод решил, что ему пора заняться и такой одеждой: ее пальто прекрасно сидело, и не оставалось сомнений, что шили его на заказ. Ее ботинки… Как его взгляд радовался тем вещам, которые он уже хотя бы раз видел на ней – бежевые замшевые ботинки. Ее лицо было бледным, глаза хоть и блестели, но заметно было, что она плакала. Клод ничего не мог с собой поделать – он замечал каждую мелочь, связанную с ней.
Валентина улыбнулась, заметив его. Он взял пальто и положил на соседнее кресло.
– Валентина, – произнес он и передал ей конверт с деньгами.
– Большое тебе спасибо, Клод, – сказала она и положила конверт в сумочку. – Я верну долг как можно скорее. Я обещаю! Я так благодарна.
Клод читал меню и украдкой смотрел на нее. Неправдоподобно, он в Нью-Йорке со своей возлюбленной. Он подумал об Анатоле и представил, как тот должен был быть счастлив в своей церкви, ведь он любил весь мир, и все, что в нем существует.
– Теперь твоя очередь заказывать ленч, – сказала она.
Когда подошел официант, Клод так и поступил. Для нее он заказал дораду, запеченную с ягодами можжевельника, для себя лосось с начинкой из миндаля, зелень и салат.
– Как говорят американцы, улыбайтесь, несмотря ни на что, – она подняла свой бокал со смесью клюквенного сока и содовой.
Сквозь него она посмотрела на Клода. Он повторил ее жест.
– За любовь моей жизни, за мою музу, – сказал он.
Она встряхнула головой, как будто заподозрила его во лжи, улыбнулась, закрыла глаза и сделала глоток.
– Когда я работала в «Друо», окруженная произведениями искусства и сотнями каталогов, – Валентина поставила бокал на стол, – я думала, как было бы прекрасно, если бы художники отказались от мировых шедевров как образцов для подражания и создавали оригинальные работы, придумывая свои собственные стандарты! Я всегда завидовала таким людям, как ты, Клод. Тем, кто практически с детства полностью посвящают себя своей страсти, жертвуют материальными ценностями, доверяют только себе и уверены, что не будут голодать. Я не могу позволить себе такого.
Он положил свою руку на ее. «Сейчас именно ты творец, – подумал он, – в твоем теле зародилась новая жизнь».
Он ненавидел себя за это напоминание, но произнес:
– Сейчас ты создатель шедевра – ты вынашиваешь ребенка.
Она помолчала, затем произнесла:
– Да-да, Клод, это правда, но почему я не чувствую уверенности? Почему мне хочется добраться до истины? Ты выражаешь свои чувства, мысли в цвете, в новых фасонах костюмов. Меня поражает это. Но неужели это то, в чем ты физически нуждаешься или то, что любишь делать?
Клод не мог придумать, как успокоить ее.
– Я работаю и днем и ночью, чтобы меня не преследовали мои мысли. Посмотри! – Он показал ей салфетки, испещренные рисунками новых фасонов. – Мне иногда кажется, что эти мысли похожи на тигров. Через ровные интервалы времени я предпринимаю попытки выгнать хищников. Я боюсь, что однажды они поймают меня и съедят. – Официант принес их заказ. Она попробовала рыбу. – Что же касается искусства, то ты очень хорошо написала нашу яблоню. – Это было сказано абсолютно честно.
– Да, но я не художник. Я люблю рисовать, как и многие мои друзья по бизнесу, но я никогда не поднимусь выше среднего уровня. Нет, я думаю, что моя страсть – коллекционирование, помощь художникам, раскрытие новых талантов, поиск новых способов отражения настроений нашего времени. Взять хотя бы работы Теодора: его искусная игра цвета наполняет меня несказанной радостью.
Она съела кусочек рыбы, затем неожиданно рассмеялась, посмотрев наверх:
– Все это так нелепо. Все эти тигры под этим безмятежным розовым потолком!
Клод посмотрел наверх, затем по сторонам и заметил, что все уже приобрело розоватый оттенок: серебряные кашпо, розоватые ландыши, кончик носа Валентины, зрачки ее глаз. Можно ли почувствовать, как цвет просачивается через кожу? Чувствовал ли он аромат духов Валентины или это запах цветущих ландышей в стоящем неподалеку цветочном горшке?
Вернулся официант, чтобы забрать тарелки.
– Дорогой, – сказала она, посмотрев на часы, – я не хочу надолго оставлять Виктора одного. Он может захотеть выйти из дома, и тогда, боюсь, мне придется часами или даже днями ждать звонка из полиции или из больницы. Как ты думаешь, дома, во Франции, ему позволят по собственному желанию выйти из больницы, так как это делается здесь?
– Валентина, увези Виктора в Париж. Там ты будешь не одна – там твоя семья, друзья. Здесь тебе так одиноко. Это будет лучше и для него, и для тебя.
Официант принес счет.
– Ты думаешь, я не пыталась? – Она поиграла золотым браслетом на запястье. – Я покупала билеты на самолет. Я хотела уехать одна, надеясь, что он последует за мной. Он ничего не хочет слышать. Но я не смогу жить спокойно, если оставлю его здесь. – Она снова посмотрела на потолок, подалась вперед и заглянула Клоду прямо в глаза: – Спасибо тебе, спасибо, – сказала она, кивнув на конверт с деньгами. – И спасибо за ленч. Все хорошо! Стоп! Я почти забыла, – сказала она и достала из своей сумочки другой конверт. – Моя подруга Ирен очень хочет познакомиться с тобой. Сегодня вечером она устраивает прием в честь открытия аукциона, на котором будут представлены картины, но не думай, что тебе надо обязательно туда идти.
Когда Валентина встала, Клод заметил, что нитка, которой была пришита пуговица на пальто на уровне талии, начала распускаться. Он промолчал. Ну почему у него такое свойство – замечать всякие мелочи. Клод также отметил, что ей уже пора менять гардероб – она располнела.
– Спасибо, Клод, я надеюсь вернуть тебе долг послезавтра.
Выйдя из отеля, Валентина посмотрела на запястье правой руки.
– Я потеряла браслет, – сказала она. – Это подарок бабушки. – Она посмотрела на тротуар. – Дедушка подарил ей этот браслет в день их помолвки.
– Когда мы сидели за столом, он был на тебе.
– Наверное, упал в ресторане.
– Давай вернемся. – Клод взял ее под руку, и они пошли назад. Вдруг Валентина резко остановилась.
– Клод, я передумала. Если браслет в ресторане, то пусть он там и останется! – Ее глаза блестели.
– Почему?
– Я не хочу вернуться и обнаружить, что его там нет. Если я потеряла браслет в этом прекрасном зале, сидя рядом с тобой, я запомню это лучше, чем если бы он был на моей руке. Я запомню на всю жизнь то время, когда мы были вместе.
– Валентина, погоди, это браслет твоей бабушки.
– Нет. Пожалуйста, Клод, – она поцеловала его в обе щеки и побежала вниз по ступеням отеля. Он, не отрываясь, смотрел ей вслед, пока она не свернула за угол.
Клод вернулся в ресторан. Официант, заметив его, бережно протянул браслет, словно передавал священную реликвию языческому богу. Клод поблагодарил и вышел из зала.
Клод сел на ближайшую скамейку и прослушал голосовую почту от своего парижского работодателя:
– Мои поздравления, Клод. Вы получили очередной заказ от жены премьер-министра, на этот раз – костюм для поездки в Грецию в конце января. Вы должны подготовить эскизы в понедельник, сразу после возвращения. Она хочет получить все в начале декабря. – Еще одно послание от Лебре: – Пожалуйста, подумайте об осенней коллекции прет-а-порте, показ которой состоится в начале марта.
Клод еще не заказывал авиабилета до Парижа на четверг, хотя успел привыкнуть к той жизни, которую ему обеспечил Лебре. Все идеи он быстро переносил на бумагу, а недостатка в них не было. Клод решил рискнуть и предложил оборки до колена, вырез в форме нечеткой буквы V, который зрительно завышал линию талии.
У Клода даже появились планы на будущее с Валентиной: помещение Виктора в реабилитационный центр, развод, ее возвращение в Париж с ребенком. В течение нескольких минут, видимо, находясь под впечатлением от розового потолка в ресторане «Палм Корт», его будущее представляюсь ему в розовых тонах.
Глава 24
Галерея на Двадцать восьмой улице западного района в Челси примыкала к автостраде Вест-Сайд-Хайвей. Холодный ноябрьский ветер завывал среди обшарпанных серых домов. Здание в конце улицы, где, собственно, и находилась галерея, было похоже на серую бетонную коробку без окон. Ручка входной двери – ось от автомобиля.
Внутри люди говорили шепотом, Клоду в первый момент показалось, что здесь вообще никого нет. Может быть, они боялись помешать художникам? Или просто критиковали их произведения? Тут же Клод узнал характерный смех. Виктор стоял среди гостей в дальнем углу. Интуитивно Клод почувствовал, что ему лучше уйти. Он уже направился к выходу, но заметил, как несколько человек направляются к гардеробу. Он судорожно пытался догадаться, где может прятаться Валентина, но в это время к нему подошла рыжеволосая женщина с веснушками на лице и с бледно-синими тенями на веках. Она протянула руку и представилась:
– Ирен. Убегать поздно.
На ней были черные брюки, слишком широкие даже для ее полной талии, и кашемировый джемпер. Шею украшало ожерелье в форме автомобильного колеса, увешанное серебряными безделушками.
– Спасибо, что пришли, Клод, – пробубнила она. – Я везде узнаю вас. Дайте мне ваше пальто. А сейчас бокал шампанского, чтобы согреться в этот холодный вечер. Приглашаю посмотреть мое любимое произведение. Его только что продали. Следуйте за мной.
Ирен энергично направилась в центр зала, бросив его пальто на софу. Ее руки находились в постоянном движении. И хотя лицо, усыпанное коричневыми веснушками, было достаточно добродушным, жесты и голос – очень резкими. Она провела его в узкий холл, и через офисное помещение они попали в маленькую, слабо освещенную комнатку. С потолка свисала бронзовая скульптура жеребца в натуральную величину. Массивная голова находилась всего лишь в нескольких метрах от пола. Клод судорожно сглотнул.
Символ силы и жестокости. Ноздри раздуты, глаза расширены от ужаса, уши прижаты к голове, на спине и задних ногах выпирают рельефные мускулы. Скульптор ухватил тот момент, когда лошадь пыталась перевернуться.
Клод улыбнулся и уже придумывал, как защититься от вопросов искусного мастера. К счастью, зазвонил телефон, она взяла трубку, и Клод, быстро пробормотав «спасибо», кивком показал на дверь, подчеркивая всем своим видом, что он спешит на важную встречу. Он быстро вышел и направился к выходу. Уже взяв пальто, он попрощался с Ирен, показавшейся в дверях комнаты, которую он окрестил комнатой пыток. В этот же момент раздался глубокий голос Виктора.
– Жалкий портной, – сказал он, – вы пришли осматривать произведения искусства или любоваться моей женой?
Ирен подбежала к ним и предложила Виктору бокал вина.
– Нет! – Его отказ прозвучал так громко, что все в зале притихли. Клод представил, что Валентине нравится вибрация его бархатного голоса. – Это ничтожество вмешивается в мою жизнь, но мне это уже надоело. Я знаю одно – он пришел в эту ужасную дыру недалеко от автострады не для того, чтобы посмотреть на весь этот хлам.
Около Ирен стоял худой бородатый человек. Он произнес:
– Сказано не к месту. Оставьте ваше мнение при себе.
– Я не с вами разговариваю, – глаза Виктора были устремлены на Клода, – а с этим лживым портным.
– У каждого есть право на собственное мнение, – сказала Ирен. – Пройдет время, и великое искусство избавится от ложных оценок.
Лицо Виктора побагровело от гнева: портрет ожил. Рохан был прекрасным художником. Клод повернулся и пошел вслед за теми, кто предпочитал покинуть этот зал.
И тут он увидел Валентину. Она стояла на верхней ступеньке лестницы, у самого выхода, в своем длинном голубом пальто. Ее животик был едва заметен.
Клод прикрыл глаза, он не хотел бы встретить ее здесь. На какой-то момент ее заслонили выходившие из галереи люди. Но вот она снова показалась в неоновом освещении, словно привидение: смертельно-бледное лицо, глаза темные, губы бескровные.
Увидев Клода, ее глаза посветлели, но лишь на несколько секунд.
– Ничтожество, куда же вы – издевался Виктор. – Особенно сейчас, когда у вас перед глазами появилось ваше яблочко. Вы попали в центр паутины, которую сами же сплели, не так ли? Дорогая, вот твой любовник и вот твой муж.
Валентина медленно прошла мимо Клода, она смотрела только на Виктора, как будто ее притягивало магнитом.
– Виктор, пойдем смотреть картины. Я только что…
Он сжал ее руку.
– Почему ты выглядишь такой испуганной? Думаешь, никто не знает, что ты изменяла своему мужу?
Клод сделал шаг к этой паре.
– Кто вы такой, плебей, подлое существо, вылезшее из низов? Почему моя жена спит с вами? – Виктор сознательно оскорблял его.
Ирен, которая стояла позади Виктора, взяла Валентину за рукав пальто.
– Валентина, господа, шоу закончилось. Время расходиться.
Валентина стояла, словно прикованная к Виктору.
– Валентина, уходи! – громко сказал Клод.
– Шоу закончено. Пора расходиться, – повторила Ирен таким тоном, будто работала здесь простым охранником и в ее обязанности входило выпроваживать посетителей.
– Она никуда не уйдет, – сказал Виктор. – Жалкий портной, смотрите, как я целую свою жену. – Он грубо обхватил лицо Валентины обеими руками и стал целовать в губы. Ее фигура словно сморщилась в его объятиях. Клод отвернулся.
Ирен энергично жестикулировала, показывая Клоду, что он должен уходить.
– Нет-нет, – подняв голову, сказал Виктор, – еще не время уходить, мы только начинаем развиваться.
– Уходи! – повторила Валентина.
Клод повернулся и начал спускаться по лестнице. Выйдя на улицу, он спросил у прохожего, как позвонить в полицию. Прохожий подсказал ему, и он набрал по сотовому 911.
– Мужчина издевается над женщиной, – сказал он диспетчеру. На своем ломаном английском языке он сообщил адрес, повесил трубку и попытался снова войти в галерею, но после ряда безуспешных попыток понял, что дверь заперта. Кем и когда?
Клод начал сомневаться, а правильно ли он сделал, позвонив в полицию. Валентина никогда не хотела вмешательства полиции. С другой стороны, Виктор был пьян, зол и потенциально опасен.
Клод знал, что лучше всего уйти, его присутствие делало Виктора только агрессивнее. Но нет, он не покинет это место, пока не убедится, что Валентина в безопасности. Он пересек узкую улицу, забитую припаркованными автомобилями, казалось, они были скованы одной цепью. Он облокотился на фонарный столб, на котором не было лампочки, и стал наблюдать. Пошел снег. Подобно коту, который смотрит на мышиную норку, он так же зачарованно смотрел на дверь с ручкой в форме автомобильной оси. Ничего. Не выходила даже Ирен. Он посмотрел на часы: уже прошло десять минут. Он обогнул здание, чтобы проверить, горит ли еще свет в выставочном зале. Свет горел. Он вернулся к фонарному столбу. По крайней мере, наверху была и Ирен. Возможно, они втроем пили вино и разговаривали о выставке.
Прежде чем появились полицейские машины, он услышал вой их сирен. Клод вспомнил, что когда мальчишкой сидел на своей яблоне, то частенько отсчитывал время между появлением молнии и раскатом грома. Он и сейчас начал считать: два, три, четыре. Должен ли он был показать полиции дорогу или остановить их и отказаться от вызова? Когда он смотрел, как оседают и исчезают на одежде снежинки, ему пришло в голову, что он был свидетелем того, как Виктор целовал свою жену. Они были супругами. Они супруги – напомнил он себе.
Сирены звучали все ближе. Появились красные и голубые огоньки, открылись и закрылись двери полицейской машины. Клод присел под фонарным столбом, сердце его бешено колотилось. Он видел, как два человека в униформе пытались открыть запертую дверь. Они посмотрели на освещенные окна и пошли к задней двери. Человек в очках и кожаной куртке прошел мимо Клода и заметил, что он прячется. Прежде чем зайти за угол, прохожий обернулся.
Возможно, он сейчас позвонит в полицию и расскажет о подозрительном человеке рядом с фонарным столбом. Клод покинул свой наблюдательный пункт и пошел в сторону автострады. Он услышал вой сирены. Машина направлялась к нему. Клод ускорил шаг. Издалека он увидел, что полицейский осматривает автомобиль у фонарного столба, за которым он прятался. А что будет, если Виктор скажет, что он безумец, который пришел на открытие выставки? Может быть, он расскажет о нем, как о злодее, вмешивающемся в жизнь этой супружеской пары?
Он попал в район, где было безлюдно, кругом конструкции из бетона и металла, рядом грохотала автострада и звучали автомобильные гудки. И на этом фоне белые снежинки…
Повернув на восток, он вернулся на улицу напротив галереи. Полицейской машины с мигалкой уже не было. Вокруг ни души. Вдруг он услышал голоса и спрятался за припаркованной машиной. Виктор и Валентина появились из-за неприступной металлической двери.
– Где он? – кричал Виктор. – Жалкий, мерзкий портной. Я сделаю ему такое, что он никогда не захочет прикоснуться к тебе своим грязным сантиметром!
В слабом свете Клод рассмотрел лицо Валентины. Она прикоснулась руками к волосам. Ирен не было с ними. Две фигуры медленно удалялись. Падал белый чистый снег.
На мгновение она обернулась. Ему удалось рассмотреть ее лицо, похожее на белую луну. Ощущала ли она его присутствие? Ждала ли она, что Клод придет к ней на помощь, как тигр, бросится на Виктора? Виктор был гораздо крупнее его. Как это сделать? Предопределяет ли победителя в этом «цивилизованном» мире вес тела и сила мускулов?
Он успокаивал себя, думая о том, что Валентина умеет успокаивать Виктора. Возможно, она стала магом, который предугадывает все то, что может раздражать дикое животное. Может быть, она говорит ему, чтобы он сидел неподвижно, и тогда она сможет написать его портрет? Разве она не говорила Клоду, что писать портреты – ее хобби? Разве не могла она шептать ему, как прекрасна натура, с которой она пишет? Он на мгновение закрыл глаза.
И тут увидел, что к нему бежит Валентина. Полы темного пальто развевались, кружились вокруг ее тела. Он побежал ей навстречу.
– Что случилось? – быстро спросил он.
– Ирен. Она там, наверху. Он не понимал, что делает. Он был пьян и запер ее в подсобной комнате, она без телефона! Пожалуйста, позаботься о ней!
В слабом свете он заметил слезы на ее щеках.
Она повернулась, чтобы уйти, и тут оба услышали голос Виктора, который прозвучал как гром среди ясного неба:
– Я знал, что ты крутишься здесь, ты, ничтожный портной, но ты боишься. Я вижу страх в твоих глазах. Валентина, посмотри в испуганные глаза этого ничтожества. Он боится, что я разрежу его на куски, как большие ножницы разрезают дешевую ткань.
– Уходи отсюда! – неожиданно прокричала Валентина Клоду.
Виктор навалился на него. Клод попытался вырваться, но Виктор держал его одной рукой, а другой, сжатой в кулак, наносил удары. Под тяжестью тела Виктора Клод упал на спину и ударился затылком о тротуар. Он ударил его в скулу и ощутил боль в костяшках пальцев, в ушах звенело, по его лицу текла кровь.
Валентина пыталась оттащить Виктора. Клод слышал ее голос. Чувствовал аромат сирени. Клод попытался ударить Виктора кулаком в грудь, но промахнулся, снова попав в челюсть. Он помнил, что Ирен находится в галерее.
Невероятно, но тяжесть свалилась с его груди. Хлопья снега ложились на его ресницы. Он услышал голоса. Он попытался встать, но его зрение было затуманено. Клод тряхнул головой. Сквозь окружавшую его толпу он увидел их: Виктор и Валентина спокойно шли вдоль улицы. Виктор обнимал ее за талию, а она положила голову на его плечо! На волосах лежал белый снег. Нет, не снег – это кружевная вуаль! Она выходила замуж. Вновь.
Он почувствовал, что проваливается в пропасть. У него пересохло во рту, несмотря на распухшие губы и шум в голове, он по-английски сказал человеку, стоящему рядом:
– Женщина, она заперта в галерее. Второй этаж.
Человек оказался полицейским, на его мундире виднелся нагрудный знак, на поясе висела дубинка.
– Я злоумышленник, – бормотал Клод по-французски, трогая свои губы. В затуманенной голове он припомнил слова Валентины о Викторе. – Он не понимает, что делает. Это сделал я, – по-французски признался он озадаченному полицейскому. – Я преступник. Он не понимал, что делает. Но я знаю. Я пытался украсть Валентину, его Валентину… Это моя вина. – Валентина никогда не будет его, она всегда, всегда останется его музой. Он никому ее не отдаст.
Он попытался встать, поднять голову, но вместо этого провалился в глубокую темноту, ублажающую пустоту, покрытую снегом, в которой никогда не был. Ему казалось, что он испытывает то же удовольствие, что и от большой шоколадной конфеты на Рождество. А теплая жидкость вокруг головы казалась ему мягкой ягодкой внутри конфеты.
Несмотря на непрерывное головокружение, Клод где угодно и когда угодно мог узнать голос Лебре.
– Где вы находитесь?
Держа трубку телефона, Клод огляделся вокруг. Он лежал укрытым в постели своего номера в гостинице. Шторы были задвинуты.
– Который сейчас час? Какой сегодня день? – спросил он Лебре. Ему было трудно говорить с распухшими губами. Он потрогал рану на губах, вновь почувствовал кровь.
– Сегодня тот день, когда вы должны были вылететь в Париж. Я пытался связаться с вами в течение двадцати четырех часов, – кричал Лебре.
Клод слегка отодвинул трубку и вздохнул:
– Да. Я вылетаю сегодня вечером.
Снова зазвонил сотовый, автомат сообщил, что для него есть голосовое сообщение. Может быть, звонила Валентина? Он прослушал послание от Розмари, которая требовала для себя очередное платье. Она сказала, что событие настолько важное, что его нельзя обсуждать по телефону. Казалось, ее голос журчал. Может быть, она подцепила богатого жениха?
Положив телефонную трубку на прикроватный столик, он начал размышлять, как ему удалось добраться до гостинцы. Он заметил, что его брюки аккуратно висят на спинке кресла, а на письменном столике стоит миниатюрная копия висящей вниз головой лошади из галереи Ирен.
Он с трудом встал и нашел визитную карточку с названием галереи. На обороте неровными буквами было написано:
«Благодарю за мое спасение! Я надеюсь, что Вам стало лучше. Позвоните мне по телефону 874-3399.
