Текст книги "Модельер"
Автор книги: Элизабет Обербек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Глава 20
Клод получал огромное удовольствие от работы над костюмами для мадам Лорье для поездки в Алжир. Эта работа отвлекла его от мыслей, что от Валентины нет никаких известий. Используя увеличенную фотографию новой клиентки, он выбрал комбинацию из прозрачного шелка болотно-зеленого и серо-зеленого цветов для вечернего платья, которое держалось только на одном плече. Костюм для поездок – он сознательно расширил линию плеча, чтобы компенсировать слегка тяжеловатые бедра. Выбрал чистый шелк терракотового цвета – цвета глиняных сосудов. Клод прикрепил к правому плечу костюма длинный бежевый шелковый шарф, с помощью которого мадам Лорье могла бы прикрыть лицо во время мусульманских церемоний.
Шляпа. Выбор пал на маленький берет с прозрачной коричневой вуалью, прикрепленной к задней части берета. Для второго дня визита он придумал фасон туники кремового цвета, длиной до колена, которая надевалась поверх повседневного платья без рукавов, длиной до середины икры из легкого хлопка оранжевого цвета. Пояс свободно завязывался на талии; шарф из шелка кремового цвета облегал шею.
Лебре бродил по кабинету Клода, наблюдая за работой. Когда он рассматривал эскизы то издавал отрывистые неразборчивые звуки. После оценки нескольких работ он произнес:
– Единственное замечание – это туника кремового цвета. Многие религиозные лидеры носят белые одеяния. И потом, будет ноябрь месяц. Может, стоит подумать о другом цвете? Например, голубой. Говорят, она любит голубой цвет.
– Эта женщина никогда не должна носить ничего голубого.
– Вам выбирать, но, может быть, красный?
– Когда она придет на примерку?
– Мой дорогой Клод, я всегда забываю, что вы провинциал! Мадам Лорье никогда не будет лично примерять одежду! Уже вчера доставили манекен, соответствующий ее размерам. Я удивлен, что его еще нет в вашем офисе. Я распоряжусь.
Когда Лебре вышел, Клод сделал набросок еще одного платья: шелковая блуза цвета солнечного заката, розовая крепдешиновая юбка до щиколоток. Простой кардиган, зрительно удлиняющий фигуру, с застежкой на талии, и длинные розовые кисти по низу. Идеальные вечерние платья для идеальной женщины – Валентины.
Фасоны Клода очень понравились жене премьер-министра. Софи Лорье лично позвонила Лебре, поблагодарила и попросила разработать дизайн вечернего платья для приема в Белом доме в Вашингтоне, который должен состояться в январе.
Для того чтобы подчеркнуть значимость таких заказов, Лебре требовал от Клода выделять больше времени для встреч с представителями прессы. Он положил на стол Клода шесть приглашений. На трех из них были напечатаны слова: «Явка обязательна».
Клод быстро выполнил заказ мадам Лоро: длинная юбка в черно-серую полоску, дерзкие вызывающие черные кружева на груди. Получив четыре очередных заказа на следующую неделю от новых клиентов, Клод почувствовал неимоверную усталость. Давление руководства, большие ожидания… Он впервые в жизни почувствовал, что сомневается в своих способностях.
Клод всегда гордился своим умением угадывать индивидуальность стиля клиента. Но в последних двух случаях он ошибся в выборе цвета и декольте. Когда Анна де Орсей заказала вечернее платье, подобное тому, что он сделал для Изабелль Монтан, ему пришлось отказать.
– Я бы предпочел создать платье лично для вас, – сказал он мягко. – Платье мадам Монтан вам не подойдет.
Она настаивала, льстила, улыбалась, смеялась, не давала ему проходу. Она требовала:
– Я хочу иметь точно такое же платье, и выполнить мой заказ должны именно вы.
– Мадам, я не могу создать платье, которое не сможет подчеркнуть вашу красоту. Я имею в виду…
– Если вы не можете воссоздать собственную работу, я найду другого, кто сможет это сделать.
– Как пожелаете, – сказал Клод, сжимая пальцы в кулак. Ему казалось, что он чувствует присутствие отца в комнате.
Она вышла. Вездесущий Лебре встретил раздраженную клиентку в приемной и моментально ворвался в кабинет Клода.
– Вы потеряли самого дорогого клиента! В течение десяти лет она была нашим самым преданным заказчиком. У нее не было никаких проблем с нашей фирмой. Шарль делает для нее то, что ей нравится. Это так просто. Она хотела сделать заказ у вас только потому, что на сегодняшний день вы пользуетесь популярностью. Учтите, я могу сделать так, чтобы она делала заказы только у Шарля, вы навсегда потеряете эту клиентку. – Лебре говорил тоном, не терпящим возражений: – Вы должны позвонить ей и извиниться.
– Я отказываюсь шить платье, которое ей не подойдет. Если я сделаю копию, белое платье с черными муаровыми полосками до середины спины, точно такое же, как у мадам Монтан, то мадам де Орсей, с сединой в волосах, будет напоминать кикимору. Над ней все будут смеяться.
– Дайте ей посмеяться над собой.
– Вы должны сказать ей, что существуют другие стили, которые подойдут именно ей, – сказал Клод. – Вы ведь можете убедить кого угодно в чем угодно.
Лебре отрицательно покачал головой и с грохотом закрыл за собой дверь. Клод посмотрел на безлюдную улицу: он с ужасом понял, что скоро будет работать только на заказ.
Ему звонили журналисты. Они называли его создателем нового направления, новой тенденции. «Клод Рейно в своих работах убеждает нас, что одежда должна свободно облегать тело, двигаться вместе с ним и льстить ему, – так писал редактор отдела моды газеты «Фигаро».
«Я создал собственное направление в моде. Я классик. У меня есть своя торговая марка, – рассуждал Клод. – Как странно получить известность за создание собственного стиля! Почему мы, модельеры, такие ленивые люди, должны быть последовательны во всем?»
Мысли о Валентине прервали его монолог: ее полнеющая фигура, талия, увеличивающаяся в период беременности, мало кто этого не заметит. Как могла она, которую он любит, быть настолько беспечной? Он пытался успокоиться, забыться и поэтому работал все больше. Но все то, что было похоже на имитацию, выглядело очень скучно.
Он часто работал до поздней ночи, но это было малоэффективно. Подлинные шедевры рождались во сне.
Утром, в середине недели, в кабинет Клода вошел Лебре, как всегда, без стука.
– Привет, Клод, – сказал Лебре.
Его глаза бегали, когда он положил на стол Клода конверт. В нем были авиабилеты Париж-Нью-Йорк и обратно, пропуск для прессы на показы Недели высокой моды в Нью-Йорке и очень красиво выполненный гофрированный пригласительный билет на «Бал Моды» в концертном зале музея искусств «Метрополитен». Клод с удивлением посмотрел на Лебре, ожидая объяснений.
Лебре не заставил себя долго ждать:
– Сдается мне, что наш трудоголик Клод заслужил каникулы. Я заказал билет на утренний рейс, так что вы попадаете на гламурную вечеринку в «Метрополитен». В последующие несколько дней вы сможете посещать все показы мод. Этот пропуск позволит вам пройти, куда только захотите.
Равнодушие Клода потрясло даже самого Лебре.
Наконец Клод произнес:
– Я должен закончить четыре работы.
– Я не хочу видеть ни одной вашей работы, пока не вернетесь, – ответил Лебре.
Заметил ли Клод всплеск эмоций в голосе Лебре. Впрочем, это все равно что держать бокал шампанского перед носом алкоголика. А может, он опять использовал Валентину, чтобы заставить Клода выполнять все новые и новые работы?
Клод рассмеялся:
– Я попался на ваши уловки, Андре, сейчас вы абсолютно точно попали в цель.
У Клода забилось сердце: быть рядом с Валентиной, беременной или нет, интересно, любит ли она его еще или нет. По собственному желанию он попался на приманку своего босса.
Ночь перед вылетом в Нью-Йорк Клод провел в доме сестры. Она и Бернар в это время восхищались Лондоном. Он долго рассматривал футбольные мячи, развешенные по стенам конские подковы. Кроме этого, он успел приготовить неплохой ужин: кусок мяса, печеная картошка и свекла. Он любил свеклу, но старался не употреблять ее в пищу. Его угнетала сама мысль, что это еда дьявола (Клод считал, что этот овощ истекает кровью). Хотя чаще он потакал желаниям племянников, а они всегда нашептывали ему, чтобы он приберег свеклу для кроликов, которых разводили на ферме, расположенной недалеко от дома.
Со стола наконец было все убрано, посуда вымыта. В столовую заглянула Паскаль.
– Я пришла к вам заниматься, – сказала она. Казалось, она не была удивлена тем, как дядя Анри хозяйствует по дому. Клод успел произнести только одно слово: «Конечно» – и тут же услышал скрип половиц. Через секунду рядом с ней уже был Анри.
– Паскаль, я хотел вас спросить, как вы оцениваете этюды Гайдна?
– Добрый вечер, месье Рейно, – сказала она, кивнув ему на прощание, так и не успев ничего ответить. Анри держал ее за руку.
Голос Паскаль сильно изменился. Теперь он звучал по-женски глубоко и казался полным тайн.
Сидя с племянниками в другой комнате, он слушал мелодии Гайдна, которые она исполняла, а потом наступила полная тишина. Дидье и Жан-Юг в один голос просили дядю прекратить музыкальные упражнения этих двух музыкантов, но Клод воздержался: дуэт был прекрасен и без вмешательства посторонних.
Дидье вдруг собрался выйти из столовой, но в последнюю минуту сказал:
– Я должен принести бумагу, которую ты должен подписать.
Клод среагировал моментально:
– Нет-нет, не спеши! Неужели я не сказал, что у нас на десерт? Мороженое и вафли. Только представьте – мы на пляже в самый разгар лета! Подходите быстрее.
Долго уговаривать не пришлось – все уже стояли у холодильника.
Когда он наконец выпустил племянников из кухни, то оказалось, что за пианино уже никого нет. Паскаль и Анри болтали ногами, сидя на соседнем заборе. В свете наружного освещения казалось, что их головы покачиваются в такт: сначала Паскаль, затем Анри. Клод представлял их разговор – он был похож на удивительной красоты гобелен, сотканный из эмоций и слов.
Глава 21
Осень в Нью-Йорке была намного ярче, чем осень, которой наслаждались в Париже. На свежем холодноватом голубом фоне неба осенние краски становились отчетливее. Это потрясло Клода. В Париже в это время года преобладали более спокойные серые тона, и у Клода не раз возникало ощущение, что раньше небо было более голубым. А здесь, в Нью-Йорке, оно было молодым, сердце готово к страсти, мысли свободны, словно исчезли все проблемы. Клод посмотрел на небо, стараясь запомнить все оттенки этого цвета, подумав, что использует их в следующей коллекции.
Время в Нью-Йорке бежало стремительно. В Париже оно тянулось, бесцельно растрачиваясь за кофе и круассанами. Выглянув из окна старенького отеля, он увидел людей, которые куда-то спешили, упрямо сопротивляясь порывам ветра.
Отель «Манхэттен» славился своим минимализмом. В его комнате был только один предмет мебели: низкая встроенная кровать, покрытая бежевым покрывалом, над которой висел огромный белый холст с черной точкой в центре.
Клод задумался: интересно, в конце своего пребывания здесь он будет любить или ненавидеть эту черную точку. Рядом находилась еще одна комната. Там стояли письменный стол, кресло, кофейный столик и диванчик, накрытый бежевым пледом.
Первым в его расписании в Нью-Йорке значилось вечернее посещение «Весеннего парада Моды», которым руководил любимец толпы дизайнер Марди Грас. Восходящие звезды модельного бизнеса должны будут пройти в окружении манекенщиц, одетых в самые современные весенние наряды, по Спрингс-стрит в районе Сохо. Уже выходя из такси, Клод услышал приятную мелодию саксофона. Улицу переполняли толпы любителей зрелищ. Каким-то образом он нашел нужную трибуну, при входе на которую значилось: «Для дизайнеров и прессы».
Начался парад. Модели, тонкие, как тростинки, таких Клод никогда не видел даже в самых необузданных фантазиях, сопровождали своих модельеров. Они держались за руки. Оригинальность фасонов поразила Клода до слез! Как много прошло времени с тех пор, когда он понял, что одежда требует ответа на вопрос: «Итак, что вы думаете об этом?»
Грудь одной из моделей украшали фарфоровые тарелочки. Как их удалось прикрепить? На талии у нее был пояс, составленный из цепочек, на которых висела кухонная утварь: большие серебряные ложки, деревянная лопаточка, кривая вилка и нож для разрезания торта. Как же это нелепо и вызывающе!
Другой американский модельер, работа которого его всегда восхищала, шел следом за манекенщицей, одетой в прозрачный флаг Соединенных Штатов Америки. У девушки были очень длинные ноги, совершенно обнаженные. Звезда из мохера удачно разместилась на груди. Все, кто стоял рядом с Клодом, энергично аплодировали. Казалось, будто здесь это шоу показывалось впервые.
После окончания парада Клод поехал в музей Метрополитен. Выйдя из такси, Клод оцепенел на несколько минут: по ступеням внушительного здания с колоннами поднимались люди в роскошных нарядах. Клод понял, что оделся ненадлежащим образом – все без исключения мужчины были в смокингах и черных галстуках-бабочках. На плохом английском он спросил молодого человека в простенькой одежде, бегущего по ступенькам наверх, пропустят ли его в зал в пиджаке и галстуке.
Молодой человек ответил:
– Конечно. Судить о людях по одежде неправильно.
Войдя в зал, который окрестили «Храмом Дендур», Клод принялся рассматривать женские наряды. Больше всего ему понравилась ярко-красная туника, поверх которой был надет пурпурный жакет. Он пробрался сквозь толпу гостей и нервных официантов, чтобы рассмотреть ее поближе. Никогда в жизни Клод не видел на женщинах так много сверкающих драгоценностей и роскошного шелка.
Приблизившись к женщине в пурпурно-красном одеянии, он отметил, что жакет слишком короток для нее, зато линия плеч выполнена безупречно. Красное платье сидело идеально.
Какое потрясающее сочетание красного с пурпурным! Клод высоко ценил смелость в дизайне, ведь именно тогда наряд превращается в произведение искусства.
И тут он оцепенел. Каштановые волосы, длиной чуть ниже плеч, блестели в свете ламп. Красивая изящная рука коснулась волос, рука, которая была очень хорошо знакома.
Она повернулась. Со своего места Клод сумел рассмотреть, что ее живот заметно округлился; короткий жакет едва прикрывал его. Лицо, волосы и глаза сияли. Она была словно хрустальная люстра, щедро дарящая свет.
– Обед подан, – сообщил официант, подошедший сзади.
Клод застыл, словно тигр, приготовившийся к прыжку. Он не мог сделать ни одного шага, парализованный ее красотой. В этом большом зале, в этом кричащем платье Валентина выглядела роскошно, как никогда.
Она разглядела его в толпе и, прежде чем он оценил ситуацию, с радостной улыбкой бросилась к нему.
– Мой дорогой Клод, какой сюрприз! Что привело тебя в Нью-Йорк? – спросила она.
Вокруг них собралась небольшая кучка людей. Валентина ждала ответа, все ее внимание было сосредоточено на нем. Ожидала ли она услышать, что он приехал на встречу с ней?
– Я приехал на показ весенней коллекции, – стараясь сдерживать эмоции и говорить спокойно, ответил Клод.
У него перехватило дыхание, словно он только что съехал по новым отполированным перилам школьной лестницы (как это частенько делали его племянники).
– Ты должен сесть за мой столик. Я здесь совсем недавно, но уже так соскучилась по Парижу! Нью-Йорк – дикий город, здесь люди все время находятся в движении. – Вот она, совсем близко, он ощутил аромат ее духов с ноткой сирени. – Ты должен посмотреть наше шоу. Здесь исполнители ничего не скрывают! И так много оригинального. Ты будто прикасаешься к чему-то новому. Традиция здесь – только слово, за ним нет никакого значения, никакой истории, того, чего могло бы ожидать молодое поколение у нас на родине. Я должна тебе так много сказать. Зачем ты приехал?
Люди стали садиться за обеденные столы; появились официанты с подносами.
– Пожалуйста, сядь рядом, – сказала она Клоду, проходя к столу. Она вынула именную карточку из тонкой серебряной подставки рядом с ее местом, улыбнулась и поставила ее на соседний стол.
С другой стороны уже сидел мужчина в пурпурной бабочке. По странному стечению обстоятельств цвет его галстука совпадал с цветом жакета Валентины.
Заметив это, она засмеялась и сказала Клоду:
– Садись здесь. Никто ничего не заметит. Кому захочется разлучать двух разъединенных расстоянием друзей из-за границы? Я хочу, чтобы ты все рассказал о себе, поведал парижские новости. Кто знает, когда мы туда вернемся?
За каждым креслом уже стоял официант, который наливал в бокалы белое вино. Другие подавали омаров с цикорием и салатом из сельдерея с морковью. Вокруг кресла Валентины образовалась группка людей, они почти дотрагивались до нее, что-то говорили. Официант заметно волновался, пытаясь обслужить ее.
– Извините меня, – сказал официант, задев подносом рядом стоящую женщину.
– Валентина! – раздался властный голос с американским акцентом. Обладателю голоса на вид было лет шестьдесят. Маленькие продолговатые очки в металлической оправе не скрывали проницательного взгляда голубых глаз. – Мне сказали, что я буду сидеть рядом с вами.
– Ну же, Йен, не сердитесь. – Клод был удивлен хорошим английским Валентины. Потом, конечно, он вспомнил, что знание этого языка было обязательным для поступления на работу в Друо. – Это мой замечательный, очень хороший друг Клод Рейно. Он только что прибыл сюда из Парижа. Клод, я знаю, что Йен хотел познакомиться с тобой. Он не просто твой страстный поклонник. Познакомься – это Йен Дэй, автор моего сегодняшнего наряда. А в свободное время он занимается созданием скульптур.
Мужчины пожали друг другу руки, и Йен сказал:
– Свободное время – это жемчужина в коробке с камешками.
Официант, которого было едва видно за двумя подносами, попросил Йена присесть.
– Да, хорошо, конечно, я бы сел, если бы было куда. – Йен неодобрительно посмотрел на Клода. – Валентина, где же я, по-твоему, должен теперь сидеть?
– Йен, пожалуйста, извини меня, – Валентина говорила спокойным голосом, она была уверена, что ее желание будет выполнено. – Позволь мне побыть здесь вместе с Клодом. Он должен рассказать о наших общих друзьях, о городе, которому принадлежит мое сердце! Я переложила твою карточку вон на тот стол.
Он посмотрел в указанном направлении, поджал губы и хмыкнул. Это уж слишком.
Йен сказал:
– Я полагаю, что пора найти стул для мистера Рейно.
К Йену обратился официант:
– Сэр, пожалуйста, займите свое место, я не могу никого обслуживать, пока вы стоите.
Йен наклонился над Валентиной и что-то прошептал ей в ухо. Она выглядела расстроенной, нерешительной, затем приложила руки к губам и рассмеялась.
– Да-да. О'кей.
Йен Дэй ушел.
– О чем он спрашивал? – задал вопрос Клод.
– Он сказал, что откажется от места за столом при условии, что я буду ему позировать в обнаженном виде.
– И ты согласилась?!
– Я устала от его нытья. Он не захочет, когда узнает, что я беременна. А после рождения ребенка уже все позабудет.
– Он ни о чем не забудет до своего смертного часа.
Вокруг суетились официанты, подавая все новые блюда. А Клод внимательно изучал фасон платья Валентины. Неудивительно, что оно ему понравилось, ведь туника была почти полной копией того знаменитого свадебного платья. Разница заключалась в достаточно смелом выборе цвета. Ну и еще жакет. В этом нет ничего удивительного – дизайнеры часто копируют друг друга, но здесь сходство слишком очевидно.
Клод спросил Валентину:
– Ты заметила сходство твоего платья еще с одним?
– Конечно, Клод, это римейк моего, точнее, твоего платья – моего свадебного платья. Йен попросил у меня разрешения скопировать его. Было бы правильнее спросить разрешения у тебя, но произошло столько всего за это время. Надеюсь, ты не обиделся? Это действительно твой фасон. И оно неплохо сидит на мне, не так ли?
Когда она была рядом, для него все становилось приемлемым. Неудивительно, что Йен переусердствовал с расцветкой. Он был ремесленником, а не подлинным Клодом Рейно.
Валентина уже беседовала с человеком приятной наружности, который сидел слева. Он смеялся. А Клод видел только, как блестят ее зубы.
Попытка завязать разговор на ломаном английском с соседкой справа закончилась для Клода неудачей. После того как они съели главное блюдо, Валентина прошептала ему на ухо.
– Хватит! Давай уйдем отсюда. Встретимся через десять минут на лестнице. Я выйду первой, затем ты. О'кей?
Ее теплое дыхание щекотало ухо. Оно было прозрачным, словно капелька меда. Клод прикрыл глаза в знак согласия. Она вышла из-за стола и незаметно вышла через массивную дверь.
Он трижды посмотрел на часы, еще немного поговорил с соседкой, извинился и встал из-за стола. Проходя мимо египетских сфинксов и мумий, украшавших зал, в его голову пришла идея. Следующее платье будет украшено поясом из золота и эмали. Наряд дополнят плоские золотистые сандалии. А новую линию одежды он назовет «Сфинкс».
Валентина ждала на ступеньках лестницы. Когда он подходил к ней, то разглядел ее округлившийся живот. Это было прекрасное зрелище. Он с трудом оторвал взгляд от фигуры и посмотрел на лицо.
Валентина нежно обняла его, немало удивив столь легкомысленным поведением.
– Как же я счастлива вновь встретить тебя, – сказала она, отстраняясь. – Мы навсегда останемся друзьями, не так ли Клод Рейно? Это так приятно, снова видеть твое лицо, твое прекрасное лицо! – Она обняла его, как будто никак не могла насладиться его близостью. Порыв ветра закружил уже почти высохшие коричневые листья.
Он взял ее за руку:
– Тебе холодно. Пойдем туда, где тепло.
– Нет, – сказала она, сопротивляясь, – я скажу тебе, куда я хочу пойти. Идем. – Она указала на площадку справа от лестницы, которая нависала над тротуаром. – Я стояла здесь и думала, как туда попасть. Видишь, здесь можно перепрыгнуть, и ты окажешься высоко-высоко, выше всех. Давай! Обещаю, получишь огромное удовольствие.
– Валентина, о чем ты говоришь, – сказал он.
Она внимательно посмотрела на площадку и произнесла:
– Это так здорово – постоять там, почувствовать себя на высоте, ощутить прохладный воздух. Мы сможем полюбоваться яркими огнями города.
– Ты хочешь на край выступа, не так ли? Но там очень холодно.
– Только на мгновение. Не упрямься.
– Но в твоем положении… – Он посмотрел на ее живот. Она проследила за его взглядом. – Давай чего-нибудь выпьем в кафе на другой стороне улицы.
Она положила руку ему на плечо, и он повел ее вниз по лестнице.
– Я просто хотела понять, какое чувство можно испытать на такой высоте, – сказала она и вдруг, резко развернувшись побежала обратно по ступенькам вверх. Он бросился за ней. Она перепрыгнула на выступ здания. В ужасе он сделал то же самое.
Валентина повернулась к нему – в ее глазах отражалось яркое уличное освещение.
– Я всегда старалась не подходить к краю пропасти, Клод! Всегда выбирала правильный путь. Я устала от этого! – Она рассмеялась. – Разве это не прекрасно – оказаться на такой высоте?
– Ты слишком близко подошла к краю. Держись за мою руку.
Сильный порыв ветра ударил в стену.
– Я готова к прыжку! – выкрикнула она, ее глаза сверкали. Он схватил ее за руку.
– Валентина! – Запах ее духов, рука, притягивающее, словно магнит, лицо; он поцеловал ее. Она рассмеялась и вырвалась из его объятий.
– Клод, я просто пошутила! Мой дорогой Клод, ты так переживаешь. Я просто играю. Жизнь не должна быть такой серьезной!
Она снова рассмеялась, но быстро успокоилась. Вдруг сняла туфельку и бросила вниз. Они услышали глухой удар о тротуар. Она сняла вторую, но Клод успел перехватить ее руку.
– Клод, эти туфли все равно могут меня убить. Я не хочу поскользнуться и потерять равновесие.
– Этот останется у меня в кармане.
– Тогда забери и мой жакет.
Она начала расстегивать черепаховые пуговицы жакета.
– Нет! – сказал Клод. – Сейчас холодно! Ты что, хочешь полностью раздеться? Что сделал с тобой Нью-Йорк? Мне придется отнести тебя вниз в том, в чем ты есть, но… ты стала тяжелее, чем была.
– Неси меня, Клод, неси меня, – сказала она радостно.
– Но сначала мы должны перепрыгнуть обратно. Я первый, затем ты. Не бойся, я подхвачу тебя.
– Нет, давай сейчас не пойдем вниз! Не будь таким занудой. Все, чего я хочу, это немного свободы, небольшого перерыва в моей нелегкой жизни. Здесь такой свежий воздух, близко ночное небо. Ночь, приходи к нам, побудь вместе с нами!
– Ты уже замерзаешь. Иди ко мне, – сказал он и, перепрыгнув, протянул ей руки.
Она села на край выступа и стала болтать ногами. Она казалась райской птичкой, готовой к полету.
Неожиданно Валентина встала:
– Клод, прости меня! Разве я не веду себя как избалованный ребенок? – В одних чулках она без усилий преодолела небезопасное расстояние и оказалась в его объятиях. Он, как можно осторожней, отнес ее вниз. Все это время голова Валентины спокойно лежала на его плече. Он подумал, что точно так же подруга лебедя ищет тепла под крылом любимого в холодную ночь.
Внизу он поднял валявшуюся на тротуаре туфельку и снова обнял Валентину. Казалось, порыв ветра перенес их на другую сторону улицы – к дверям отеля «Стэнхоуп».
– Здесь вторая, но я решил сохранить и первую, – сказал он.
– Ты думаешь, я убегала из страха, что мой ребенок скоро станет размером с тыкву?
– Я никогда тебя не отпущу.
Она улыбнулась, взяла туфли из его рук и надела.
– Я делаю это быстрее, чем ты!
Войдя в отель, они прошли в уютный бар, откуда открывался прекрасный вид на Пятую авеню. Клод спросил, что она будет пить.
– Что-нибудь безалкогольное, – ответила она.
Он на секунду закрыл глаза, словно отгоняя мысль, что сейчас защищает ребенка, зачатого от другого, и сказал:
– Всего несколько минут назад ты собиралась прыгнуть с выступа. А теперь так осторожничаешь с алкоголем.
Для себя он заказал эспрессо, для Валентины – бутылку минеральной воды «Перье».
Она рассмеялась и произнесла:
– Клод, ты единственный человек, кто меня понимает.
– В этом-то и проблема.
– Нет. – Она запустила руку в свои темные волосы. – Могу ли я рассчитывать на тебя?
– Сегодня вечером ты не с Виктором, – сказал он. Ему было трудно произносить это имя. Он боялся, что оно разлучит их, перечеркнет все, что только что произошло.
– Виктор, Виктор, Виктор, – произнесла она, тяжело вздохнув. Казалось, что одно упоминание его имени сделало более заметными круги под ее глазами? Она нахмурилась: – Я надеялась, что переезд сюда пойдет на пользу. На прошлой неделе я узнала, что его снова уволили с работы, но он до сих пор ни слова не сказал мне об этом. Утром уходит из дома. Возвращается среди ночи абсолютно пьяный и, не раздеваясь, засыпает в гостиной.
Официант принес напитки.
– Когда я вижу его по утрам, он кажется ужасно раздраженным. Я не знаю причины, но, полагаю, что он просто не успевает протрезветь. Его охватывает ярость из-за любого пустяка: то я не так посмотрела, то якобы унижаю его, постоянно подчеркиваю, будто лучше и вообще давно собираюсь его бросить. Я пытаюсь защищаться, и мы начинаем ссориться. Теперь вот стараюсь уйти, чтобы не находиться дома, когда он проснется. Мне очень жаль его, Клод. Он чувствует себя изгоем в любом обществе, куда бы ни пришел. Его родители говорят, что он позорит семью. А я до сих пор не могу поверить, что они не могут ему посочувствовать. Аукционный дом был для него единственным местом, где он испытывал радость и мог работать. – Валентина отказалась от «Перье» и отпила глоток кофе из его чашки. – Но после полудня он становится ласковым, как котенок, следит за своими словами, делает для меня все, что угодно.
Незаметно для себя Клод уже вычислил объем ее талии, подсознательно придумал фасон платья. Это платье должно быть в стиле Жозефины Богарне, возлюбленной Наполеона. Но вместо унылой прозрачной ткани, примитивно спадающей от линии груди на живот, Клод мысленно нарисовал прямоугольные накладные складки из плотной тафты.
– Если мы идем в гости, то он делает из нас обоих посмешище. Единственный плюс – это то, что мы в Нью-Йорке. У нас нет такого количества знакомых. И в этом городе каждый человек по-своему безумен. Это то, что мне нравится здесь. Я ощущаю абсолютную свободу.
– Случалось ли, что в таком состоянии он… ну, применял физическую силу? – Клод нервно моргнул.
– Нет-нет, – сказала она, судорожно заглатывая воздух. – Он не сделает этого… Это было, если бы я была в… Когда он рассержен, то похож на торнадо, которое сносит все на своем пути. Он не знает, что сегодня вечером я здесь. Обычно его не бывает дома до двух-трех часов ночи. Лишь один раз он вернулся домой раньше меня. Было одиннадцать часов вечера, я была на дне рождения моей подруги Аннетт из Парижа, которая живет здесь уже два года. Он не позволил даже войти в квартиру! Через переговорное устройство он кричал на весь дом: «Возвращайся туда, где была! Моя жена не должна бродить ночью по городу». Я вернулась к Аннетт. На следующее утро он приехал с цветами и извинениями. Это было так странно. – Она отпила еще немного эспрессо, облокотилась на спинку кресла и закрыла глаза. На ее нижней губе блестела капелька кофе. – Это было предупреждением для меня. Еще в юности, Виктор мог бесконечно говорить о живописи и искусстве, о своей любви к определенным художникам. Он плохо понимал Тициана, но когда вырос, то полюбил его и научился находить Тицианов наших дней. Он всегда жил мечтой о будущем, но, с другой стороны, это были воспоминания о прошлом, он все время говорил о славе прошлых лет. Когда мы выезжали на конные прогулки, он сравнивал меня с моей лошадью, а пейзаж с картинами, которые видел раньше. Я возвращалась домой и искала в книгах по истории искусства пейзажи кисти старых мастеров, которые он описывал. Меня до сих пор поражает, насколько хорошо он разбирается в искусстве. К сожалению, его отец мечтал о другом будущем для сына. Он считал, что тот должен продолжить семейный бизнес. Летом Виктор работал на отца, но большую часть времени все равно посвящал анализу живописных работ, главным образом пейзажей восемнадцатого века, которые можно было найти в выставочных залах и музеях. – Она рассмеялась, – его отец считал, что сын выбрал слишком легкий путь. И вот что мы имеем сегодня! Мой бог, я никогда так много не говорила, тем более за один вечер! Ты такой хороший друг, такой хороший слушатель. А моя проблема в том, что я немой укор, напоминание Виктору, кем он хотел стать, о чем мечтал и что не сбылось.
– Да, ты попала в трудную ситуацию, – ему хотелось утешить ее, успокоить.
– Это пьянство, которое делает его настолько непредсказуемым.
– Может, тебе нужно пожить у подруги, по крайней мере до рождения ребенка?
Валентина имела привычку выдерживать паузу перед каждым ответом, словно стараясь придать значимости каждому слову.
– Нет-нет, я никогда не смогу этого сделать! Я – единственная, кто здесь есть у Виктора. – Она сделала глоток воды. – Он слишком горд, чтобы признаться родителям и друзьям в Париже, что снова потерял работу. Его сестра постоянно звонит ему, но он не хочет с ней разговаривать. Мы теряем друзей в Нью-Йорке – каждый раз, когда встречается с ними, он напивается. Аннетт также считает, что мы должны расстаться. И что? Бросить его валяться в сточных канавах этого огромного города? Ты должен помнить, что мы дружим с Виктором с детских лет. Ты не знаешь, какой он милый, по-настоящему душевный человек. Я пыталась отвести его в организацию «Анонимных алкоголиков», о которой так много слышала. Только на одну встречу. Конечно, он отказался. Знающие люди говорят, что это кризис средних лет, что потом все пройдет, ведь со временем люди становятся умнее. Но все это так ужасно, Клод. Извини, ты, наверное, надеялся получить удовольствие от встречи со мной! А как ты поживаешь?
