Текст книги "Модельер"
Автор книги: Элизабет Обербек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 9
Девять часов утра. Кафе «Турандот О'Бор дю Ла». Первой пришла Валентина. Как будто проверяя, Клод, как и при первой встрече, оценил ее одежду: голубая юбка по колено, голубой шерстяной тонкий свитер, шелковый шарф с бежевыми, золотистыми и светло-голубыми полосками, бежевые ботинки, широкие, прямоугольные солнцезащитные очки в тонкой оправе. Как просто и как стильно она одевалась? Он не мог оторвать взгляда.
Когда он подошел, она весело предложила:
– Давайте сядем на улице. – Они нашли свободный столик в углу. Валентина подозвала официанта и быстро сделала заказ: два кофе и два круассана и вдруг абсолютно серьезно сказала: – Вчера вы шли за нами – Виктор сказал мне об этом.
Клод промолчал.
– Вы шли за нами, – повторила она.
Отступать было некуда.
– Клод?
– Вы любите его?
Она пила кофе, нахмурившись. Продолжая держать чашку кофе, она сказала:
– Клод, тот дождливый день в Нотр-Дам… Я знаю, вы можете подумать… Вы просто приводите меня в замешательство… Вы мне очень симпатичны, так отзывчивы, так терпеливы. Кажется, я сейчас расплачусь. С вами так просто, с вами все так понятно.
Она поставила чашку на блюдце. Клод взял ее за руку.
– Как вы можете придавать столько значения, казалось бы, неважным, малозначительным вещам? – спросила она шепотом. – Почему вы заботитесь обо мне?
– Вы не ответили на мой вопрос, – настаивал Клод.
– Да, Клод, да, – сказала она, ее зрачки расширились. – Я не помню такого времени, чтобы я не любила Виктора. Возможно, раньше это была братская любовь, любовь, зародившаяся еще в детстве. Наш роман продолжается на протяжении всей нашей жизни: в школе, после школы, в университетские годы. Пройдя каждый свой путь, мы снова вернулись друг к другу. Виктор и я любим искусство, наше детство, друзей, наши семьи. Я обожала его маму, которая умерла два года назад. Она любила меня как дочь, которой у нее никогда не было. Я помню ее лицо перед смертью, когда она просила родить внуков. Мое сердце разрывается, когда я вспоминаю, что разочаровала ее. Мы по-прежнему близки с его отцом, который мне ближе, чем собственный. Казалось, что все идет своим путем… До недавнего времени, до помолвки, до первой примерки платья у вас, до той поры, пока все не стало реальностью: свадебное платье, вуаль, и вы – такой прекрасный человек. Вы заставили меня начать сомневаться. – Она вздохнула. – Смогу ли я осмелиться все изменить?
Клод положил на стол пять евро за кофе и круассаны и взял ее за руку.
– Пойдемте со мной, – сказал он.
Они оставили недопитый кофе. Он повел ее по тропе в сторону дома Рико.
Войдя в дом, они увидели из огромного окна гостиной Рико роскошный вид на спокойное озеро. И тут, освещенная лучами ласкового утреннего солнца, Валентина бросилась ему на шею. Они начали целоваться, и это был не тот поцелуй, которым обмениваются любовники в первый раз.
Она была как шелк, мягкой и податливой, гладкой. Не существовало ничего, кроме единения двух тел. Невозможно было представить, что существует такое тесное объятие. В его мозгу волнистые луга сменяли друг друга, то появлялись, то исчезали зеленые холмы, пока он не увидел только бескрайнюю зелень, покрытую утренней росой.
Он всматривался в контур ее полных губ; приложил указательный палец к слегка заметной ямочке над верхней губой. Она улыбнулась, и Клод уже ни о чем другом не думал, казалось, что все остальное в мире было неуместно. Ее спокойствие убедило его, что это взаимное ощущение.
Однако постепенно он почувствовал, что она меняется. Ее ноги, рот, плечи приобретали обычные очертания. Он мог рассмотреть, что маленькое пятнышко на лбу розовеет, становится похоже на цвет розы в его саду на закате дня.
– Разве это не безумство? – спросила она. Он коснулся ее губ, как бы умоляя помолчать. – Что я делаю? – Она повернулась и уткнулась головой в подушку. За окном солнце казалось еще более тусклым.
– Отложи свадьбу, – предложил он. Это казалось очевидным решением.
– Но все подготовлено, все запланировано. Мне так легко с тобой, как будто ты самый близкий человек, которого я когда-либо знала. Кажется, что ты знаешь обо мне все и любишь всем сердцем, но ты не знаешь меня. Мы только что встретились. И я не знаю тебя.
Он погладил ее сияющие каштановые волосы.
– Я знаю тебя.
– Как ты можешь знать меня? Например, знаешь ли ты, – она подняла свое лицо с мягкой подушки, – что я больше всего люблю лежать на спине и смотреть на облака? В Нормандии облака совсем особенные, самые белые облака, чем где бы то ни было. Я могу смотреть на них часами. Каждое облако рассказывает свою сказку: о зайцах, о людях в высоких шляпах, о девочках, которые прыгают через скакалку… – Она приподнялась на локтях: – Но это я. Дорогой Клод, а что ты любишь больше всего, кроме как влюбляться в женщин, которые приходят к тебе в мастерскую на примерку?
Гладя кончиками пальцев ее руку, он рассмеялся, закрыл глаза.
– Мое хобби устраивать кукольные представления для племянников. Когда я шью кукольных персонажей из фетра, то представляю реакцию Дидро, который станет кричать от восхищения, будет заворожен до такой степени, что поверит в реальность происходящего. Я могу создать куклу по имени Валентина… Да, какой же она должна быть? Львицей в прыжке, с гладкой спиной и голубыми глазами цвета океана, львицей, которая охотится за своей добычей?
Ее голова упала на подушку.
– Ты снова делаешь то же самое, Клод! – произнесла она как бы из ниоткуда. – Ты снова показываешь мне мое отражение, ты – как озеро, в которое я смотрюсь. Как и твоя львица, сшитое свадебное платье отражает твою версию того, кто я есть на самом деле. Но скажи мне, когда у твоих ног все женщины мира, почему ты так недоступен? Я даже не знаю, сколько тебе лет! – Она повернулась к нему. – Позволь предположить: сорока два. Нет, сорок четыре. Вот так.
– Мне сорок шесть. Я женат, но не видел свою жену уже восемь лет. Я никогда не был влюблен, пока не увидел тебя. Только после того, как я встретился с тобой, я понял, что мне следует получить развод.
– Ты женат? Клод! Ты никогда не говорил мне об этом! – Она села на кровати и сузившимися глазами посмотрела в его глаза. – Все, что с нами происходит, а ты… Ты женат? Клод, если бы я знала, то не думаю, что мы бы были… ты должен был мне об этом сказать. – Глаза цвета спелой черники стали серьезными и внимательно смотрели на него.
Он наклонился и поцеловал ее.
– Я никогда не думал, что можно влюбиться с первого взгляда. Я никогда не верил в подобные сказки, но вот теперь это случилось со мной. В первый же день, когда я встретил тебя, твое бледное лицо, острый подбородок, твои большие голубые глаза, уставшее сердце умоляли меня: «Спаси меня, пожалуйста!» Я полюбил тебя. Понимаешь, я делаю только то, что ты попросила.
– Но твоя жена. Где она? У вас нет детей? Что произошло между вами? – Валентина засыпала его вопросами.
– От кузена я знаю, что она живет в Авиньоне. Это все, что я знаю. Мы оба женились по непонятным причинам. Я думал, что люблю ее. Она любила меня за талант. Когда я отклонил предложение о работе на должности главного кутюрье в крупном модном доме в Париже, она бросила меня. Она хотела, чтобы я был в Париже, а не в Сенлисе.
– Почему ты не согласился на эту работу?
Расслышал ли он этот вопрос правильно?
– Тебе нравится жить в сельской местности, не так ли? Париж слишком… слишком…
Он очень тщательно подбирал слова, чтобы они ей понравились. Он будет делать все, чтобы она полюбила его.
– Я думал, что моя жизнь полностью меня устраивает. Но потом я изменил свое мнение. – Он рассказал о смерти отца, о Жюльетт и племянниках. – Я принадлежал своему дому. Возможно, я боялся Парижа, а возможно, я был слишком упрям. Моя жена беспощадно клевала меня: «Поезжай, поезжай, поезжай» – и я перестал замечать разницу между ней и моим попугаем.
– Клод!
– Я до сих пор не знаю, почему она никогда не просила развода. Я не получил ответа на мое письмо, в котором сам просил о разводе.
– Ты женат! – повторила Валентина. – Мне казалось, что Шарлотт сказала бы об этом. Но, возможно, она не знала. – Ее рука лежала у него на груди. – Ты женат, и я почти замужем, мы в равных условиях! Положение не делает нам честь. Я никогда не спешила выйти замуж, но, когда мне исполнилось тридцать пять лет, я захотела завести семью.
– Я думаю, ты ждала меня.
Она опустила подбородок и как будто стала разыскивать что-то внутри себя.
– Я в смятении, потому что успела слишком сильно привязаться к тебе. – Она рассмеялась и попыталась выбраться из-под простыней.
– Слишком поздно. Ты стреножена.
– Да уж, действительно. – Она рассмеялась. – Ты прав, я стреножена. Хорошо. Который сейчас час?
Он не ожидал этого вопроса. Его старая привычка постоянно следить за временем, всегда доставлявшая ощущение комфорта, сейчас вызывала отвращение.
– Не имею понятия, – ответил он.
– Ты невыносим. – Теперь в ее смехе слышалась озабоченность. – Когда ты возвращаешься домой?
– Тогда же, когда и ты. Вместе с тобой.
– Неудивительно, что твоя жена не выносила тебя! Хватит, отпусти меня! Я должна взглянуть на часы! Быстро. – Клод почувствовал панику в ее голосе и нежно обнял. Она ответила тем же. Но тут он почувствовал, что что-то царапает его спину – острый камешек ее кольца.
Он воздержался от подарка Валентине на следующий день. Виктор обязательно заметил бы его. Какой самый необычный в мире подарок он мог сделать для нее? Цветы – тривиально, шелковый шарф – обыденно; ничто материальное не сможет символизировать его любовь к ней. Уложив сумку для возвращения в Сенлис, он смотрел на озеро. Этим утром над ним царил легкий туман, что вызвало в Рено неожиданный приступ страха. Он предпочел бы побежать к берегу моря или взобраться на самую высокую вершину, только бы уйти от этой безмятежности швейцарской Ривьеры.
Валентина спросила его, почему он не переехал в Париж.
– Почему Париж, Париж? Всегда Париж! – спрашивал он громко. Может быть, действительно в Париже лучше пойдет бизнес?
Голубой шелк простыней на кровати с роскошным пологом в доме Рико теперь смят и хранит следы произошедшего несколько часов назад. Клод навел порядок, запер дверь и долго не мог избавиться от мысли, что Рико остался бы им доволен.
Глава 10
Первой остановкой Клода в Сенлисе стал дом Жюльетт, где надо было забрать Педанта и заодно повидать племянников. Переступив порог, он выкрикнул:
– Шоколад из Швейцарии! – В мгновение ока четыре озорных мальчишки окружили его.
Жан-Юг и Анри стали умолять дядю проводить их до конюшни, чтобы посмотреть на жеребят. Они объяснили, что им разрешили кататься на лошадях столько, сколько пожелают, но в присутствии взрослых. Мальчишки шли в сопровождении Клода с Педантом на плече, по щиколотку в грязи через конюшенный двор. Насколько же стали шире плечи у Анри!
Паскаль, пятнадцатилетняя дочь владельца конюшни, сидела на заборе у входа на площадку для выездки и смотрела в их сторону. Заметив ее, Анри зашагал быстрее, оставив далеко позади дядю и брата.
– Паскаль, пойдем с нами. Дядя Клод хочет увидеть Маркизу, – сказал Анри.
Не изменив выражения лица, она спрыгнула с забора, успев подобрать достаточно длинную юбку. Когда все четверо подошли к Маркизе, та радостно заржала и забила копытом, а Педант издал вопль.
– Маркиза храпит – хочет, чтобы на ней покатались. Это самая разговорчивая лошадка. Разве она не прекрасна, дядя Клод? – сказал Анри. – И у нее очень легкая походка. Паскаль, позволь ей показать в галопе все, на что она способна.
Клод наблюдал, как Анри ждет ответа Паскаль.
Быстрая улыбка промелькнула на ее спокойном лице.
– Только я без седла, Анри. Подай мне уздечку.
Отработанным движением она надела уздечку, а Анри быстро подставил свои ладони, чтобы ей легче было вскочить на лошадь.
Теперь уже Клод с племянниками уселись на заборе. Клод посмотрел на Анри, который следил за каждым движением наездницы: волосы соломенного цвета развевались, юбка немного задралась, обнажая ноги, крепко сжимающие бока лошади, ее глаза и губы, даже нос были напряжены.
Лошадь и девочка легко прошли два круга. Даже без седла и стремян Паскаль грациозно взяла два барьера. Она широко улыбнулась Клоду и мальчикам и, уже приближаясь к ним, мягко перевела лошадь на рысь.
Анри протянул руки, чтобы помочь ей спрыгнуть. Оба смеялись.
– Увидимся дома, – сказал он и помахал рукой дяде и брату. Клод наблюдал, как парочка идет в конюшню. На какой-то момент ему захотелось последовать за ними, стать свидетелем, как они кормят, моют лошадь. Но вместо этого он взял за руку Жан-Юга и вместе с притихшим Педантом, который уснул на его плече, отправился по протоптанной тропинке.
Войдя на кухню, Жюльетт засыпала Клода вопросами:
– Где ты был? Как твоя маленькая любовь?
Он рассказал о проведенных в Вёве выходных.
– Мой бедный брат! После стольких лет! Ты и Валентина должны проводить больше времени вместе! Но, Клод, будь осторожен! – сказала Жюльетт. – Твое свадебное платье может стать для этой женщины отчаянным криком души, последним романом перед обетом верности мужу. Даже я имела бурную интрижку до своего замужества.
– Но ведь ты любила Бернара!
– А ты сказал мне, что она любила своего жениха.
– Да, но я убежден, что этого никогда не было. Я знаю это так же хорошо, как и то, что твой жакет слишком короток. Жюльетт, ты надеваешь его на работу?
Она рассмеялась, одергивая полу жакета одной рукой и одновременно наклоняясь, чтобы вынуть чугунную кастрюльку из духовки.
– Братья, которые умеют критиковать, должны уметь сами готовить обед, – сказала она, протягивая тарелку.
Под крики Педанта Клод дошел до своего дома. Неужели он забыл выключить свет в прихожей, когда спешил на поезд? Повернув ключ в замке, он понял, что дверь открыта. Незапертая дверь? Клод повесил пальто и огляделся. Педант перелетел на свой насест. Позорная груда раскроенных платьев, которые должны быть уже готовы, неоконченные наброски, выполненные синим карандашом. Что же это такое? Распечатанная почта на его рабочем столе? Кто принес ее в квартиру? – Он прислушался, и до него донеслось какое-то шуршание из спальни. Кромешная темнота. Он зажег свет. Очертания тела на кровати! На цыпочках подойдя ближе, Клод заметил рыжие волосы на белоснежной подушке. Успокоив попугая, он взял пальто и вышел на улицу.
Мигом преодолев извилистую неосвещенную и безлюдную в этот час улицу дю Шатель, Клод постучал в дверь Анатоля, а затем нетерпеливо позвонил. Ночь была достаточно прохладной. Его друг открыл дверь, закутанный в уютный коричневый халат, в руке – книга. Темные зрачки карих глаз резко контрастировали с белками, настолько белыми, что напоминали Клоду яичную скорлупу. Анатоль улыбнулся, увидев Педанта.
– Ну и сюрприз! – воскликнул он. – Божьи дни никогда не закончатся!
Анатоль подошел к Клоду и крепко обнял. Их дружба началась с первых дней учебы в школе. Анатоль был третьим с конца по выносливости среди одноклассников. С двух лет, вместо того чтобы гонять в футбол со сверстниками, он занимался садом вместе с дедом. Анатоль полол, а его дед пространно рассказывал, в основном, о своем пребывании в плену в Германии в течение трех лет.
Сколько помнил себя Клод, Анатоль всегда говорил о Боге. В юные годы он несколько раз влюблялся, но когда ему исполнилось шестнадцать, решил посвятить себя церкви.
«Но, Анатоль, – говорил Клод со злостью, – это означает, что ты не сможешь жениться! Как глупо! Эта такая потеря! Мы больше никогда не сможем быть друзьями! И ты всегда будешь говорить мне, что я неправильно поступаю».
Он помнит, как Анатоль рассмеялся, а затем объяснил, как его заполучила церковь, «словно притянула магнитом» в один из воскресных дней. Настоятель церкви тихо разговаривал с небольшой группой людей. Не сознавая этого, Анатоль оказался на первой скамье прихожан. Он был восхищен тем, как священник рассказывал о красоте и святости людей, которые становятся членами духовенства. Как вспоминал потом Анатоль – это был тот день, когда его «позвал Бог».
– Могу ли я у тебя переночевать?
– Конечно, но чему я обязан таким удовольствием?
– Анатоль, моя жена спит в моей постели.
– В большинстве ситуаций это нормально.
– Анатоль! Меня не было дома. А теперь я обнаружил ее в моей постели – без звонка, без предупреждения! Ты знаешь, мы не виделись уже восемь лет и даже не переписывались. Несколько недель назад я отправил письмо с просьбой о разводе. Не знаю, говорил ли тебе об этом. Я не хотел этого делать.
Клод уселся в кресло рядом с угасающим камином.
– Она все это время хранила ключ от дома! Когда я сейчас уходил, то услышал, как она произнесла: «Клод».
Анатоль не произнес ни слова.
– Извини, что я беспокою тебя так поздно, – продолжал Клод. Педант перелетел с плеча хозяина на шкаф из темного дуба, который стоял в углу комнаты.
– Все это означает, что Розмари не желает развода, – спокойно сказал Анатоль.
– Анатоль, мы не любим друг для друга, – Клод сел на краешек кресла. – Ты хорошо это знаешь. Наша женитьба была ошибкой. Не смотри на меня своими большими глазами. Разве тот факт, что мы столько не виделись, не означает, что мы совершили большую ошибку?
– К сожалению, нет. Или к счастью. Ты уверен в себе, Клод? Возможно, она передумала. Что, если после восьми лет жена твоей мечты лежит в твоей постели? – Анатоль пересел в кресло, стоящее напротив, его руки были сложены под подбородком.
– Моя мечта живет в Париже.
Анатоль приподнял бровь и наклонил голову.
– Анатоль, я люблю другую женщину. Я собирался тебе все рассказать. Она вот-вот выходит замуж, но мы любим друг друга, я в этом уверен, и, кажется, она тоже.
Глаза Анатоля вдруг приобрели желтоватый оттенок. Лицо выглядело уставшим в свете догорающего пламени в камине.
– Я никогда не переживал ничего подобного, – продолжал Клод. – Это как первый вздох.
– Ты не задумывался о том, чтобы дать шанс Розмари?
– Я знал, что ты задашь этот вопрос! Нет, нет, нет! Это конец!
– Ничего не закончено, пока сияет Божий свет в твоей жизни.
– Анатоль! Нет другого света в моем уме, в теле и в душе, кроме света глаз Валентины. Во мне горит пожар. Я должен быть с ней физически, духовно – полностью. Она стала моей навязчивой идеей. Иногда я прячусь за колонами здания вблизи ее офиса и поджидаю, когда она уходит с работы. Я следую за ней. Анатоль, я в сотый раз наблюдаю ее походку, как она слегка приподнимает левое бедро, ловлю выражение ее губ, восхищаюсь блеском ее волос в лучах заката, наблюдаю, как она приглаживает рукой свои волосы. Я глотаю ее, выпиваю издалека. Я преследую ее как преступник. Что случилось со мной? – Анатоль ничего не ответил. – Самое худшее – это то, когда она входит в дом вместе со своим женихом. Мне больно представлять, что может происходить внутри. Зачем я мучаю себя? Это так странно, что жизнь не дает тебе того, чего ты больше всего желаешь. Но ты, Анатоль, конечно, всегда получал в жизни то, чего хотел.
Анатоль откинулся в своем старом кожаном кресле и поднял глаза к потолку.
– Клод, как мало ты знаешь, что я испытываю, шагая по стопам Господа Бога.
– Это, должно быть, трудное испытание, – промолвил Клод.
– В одно время я хотел уйти от суеты и стать монахом в монастыре далеко в Атласких горах [4]4
Горная цепь в Марокко.
[Закрыть], чтобы замолить свои грехи. Как просто, как духовно. Из горной хижины можно обозревать вечные пески пустыни, над тобой только полночное небо. Мы мучаем себя, потому что забываем – для нас всегда есть ответ. Я нужен здесь, на этих перекрестках, в Сенлисе. Моя работа – работа с людьми, и, как ты уже, наверное, знаешь, она бросает больше вызовов, чем работа с тканью. Как бы я хотел иногда, чтобы мы превратились из обычного материала в роскошную одежду. Но, увы, мы всегда будем в пятнах, помяты. – Он на минуту замолчал. – Ты пытался в молитве призвать Бога на помощь?
– Ни Бог, ни ты не сможете убедить меня вернуться к Розмари!
Анатоль вздохнул.
– Ты и твоя птица найдете здесь убежище. Можете жить в моем доме столько, сколько надо.
– Спасибо, словно гора с плеч. Теперь, когда расследование закончено, не найдется ли для жалкого гостя рюмочки перно или конька?
На следующее утро Анатоль убедил Клода встретиться с женщиной, которая была ему женой тринадцать лет, восемь из которых они не видели друг друга.
С дрожью в сердце Клод открыл незапертую дверь своего дома. В центре комнаты за его столом сидела она, в одной руке телефонная трубка, в другой руке – авторучка, на кончике носа висели темно-зеленые очки. Несмотря ни на что, Розмари совершенно не изменилась. Ее карие глаза, казалось, стали больше, чем раньше. Волосы приобрели медный цвет. На ней был желтый клетчатый шерстяной жакет, сшитый им же много лет назад, может быть, даже десять. Он мысленно поздравил сам себя: такой лацкан до сих пор в моде, так же как и длина юбки – по колено. К сожалению, ткань на бедрах почти вытерлась. При встрече с ним ее густо накрашенные губы изобразили гримасу, которую он хорошо помнил. Но, к его удивлению, она подбежала к нему с растертыми объятиями.
– Клод, мой дорогой, это длилось слишком долго! Я даже не представляла, насколько скучаю по тебе! – Она поцеловала его в обе щеки и произнесла своим знакомым хрипловатым голосом: – Твое письмо о разводе почти разбило мое сердце! Представь, что за день до получения твоего письма, я поняла, что должна вернуться к тебе! Какое же официальное и бездушное это письмо, Клод!
Каждое слово, произнесенное Розмари, звучало неестественно.
Она продолжила:
– Мы провели вместе пять хороших лет. И, знаешь, я собирала вырезки из газет о тебе. О, серебристое вечернее платье, которое ты сшил для мадам Лаффон. Это было огромное фото в журнале «Ле Дофин». Как ты смог подобрать такую ткань? Казалось, что она усеяна в бриллиантами с головы до пят! Я всегда знала, что у тебя огромный талант. В Авиньоне я говорила своим друзьям: «Это мой муж; скоро он станет первоклассным кутюрье». Ты знаешь, что именно я вытащила тебя из ниоткуда?
Меряя шагами его небольшую мастерскую, она покачивала бедрами.
– Это правда или слухи, что ты переезжаешь в Париж? Да, это так, – протрещала она, – я это вижу по твоим глазам! Неужели это не самое лучшее время, чтобы возобновить наши супружеские отношения? Кроме того, Клод, ты помнишь, что мы все еще супруги? И я верю в обязательство, освященное церковью. Ты можешь не поверить, но я даже скучала по этой птице с хохолком. Это правда, Педант.
Она подошла к насесту. Попугай замахал крыльями.
– Почему ты ждала восемь лет? – Его голос дрожал, как рваная нитка на ее юбке. Он отвоевал свой стол и уселся в кресло. – Я никогда не мог понять, почему ты ушла.
– Мне потребовалось на это восемь лет, и я поняла, что, уходя, была полной дурой! – сказала она. – Я думала, что у нас разные дороги, но чуть позже я осознала, что твоя дорога всегда была моей. – Она подошла к столу. – Ты сам это знаешь, не так ли, мой дорогой? – Розмари попыталась взять его руку в свою.
Он отстранился.
– Но ведь мы не любим друг друга. Мы никогда не любили.
– Но мы супруги, Клод. – Она прикоснулась к волосам на затылке. – Любовь приходит, если ты желаешь этого. Мы до сих пор молоды. Понимаешь? – Она качнула бедрами. – Моя фигура совсем не изменилась.
– Тебе не нужно оставаться замужем за человеком, которого ты не любишь, такое замужество не стоит переезда в Париж.
– Клод, ты несправедлив! – пожаловалась она. – Ты мужчина, которого я люблю. Мне неважно, насколько ты успешен теперь, после того как я покинула тебя. Мой выбор – это ты.
– Я уверен, что у тебя было много удачных знакомств в течение последних восьми лет. Почему ты не вышла замуж за одного из своих поклонников?
– Не говори так со мной! Да, у меня было несколько друзей, нельзя ожидать, что такая привлекательная женщина будет отказываться от удовольствий. – Она положила руки на его бедра.
– Ты ждала слишком долго. У меня есть адвокат, который уладит все необходимые формальности.
– Я думала, что ты все еще любишь меня!
Клод посмотрел на задрапированный манекен, который стоял перед ним. Солнечные лучи падали на муаровую ткань кремового цвета.
Розмари снова подошла к нему и жалобно сказала:
– Пожалуйста, Клод, дай мне шанс! Я изменилась. Ты увидишь. Прошло много времени, прежде чем я осознала, насколько была счастлива с тобой. А ты стал привлекательнее с тех пор, как я помню тебя.
Он подумал, что лесть – ее врожденное качество.
– Я слышала от виноградаря, что ты по уши в работе. Я найду для тебя одну, две, двадцать швей! Ты знаешь, что я деловая женщина! Ты не будешь терять ни одной драгоценной минуты для улаживания формальностей, оплаты счетов и их выставления… Помнишь, когда мы впервые встретились, я взяла на себя все заботы? Нам легко жилось. Ты ни о чем, кроме работы, не думал. Мы говорили о новых фасонах за завтраком, обедом и ужином. Ты даже получал от меня идеи. Клод, это сработает, мы будем одной командой.
Итак, после долгих лет разлуки она вернулась к своей давнишней мечте: сделать из портного знаменитость. Считая, что вопрос решен, она села в кресло напротив, сняла жакет, сбросила туфли и, расслабившись, положила одну ногу на другую. Он заметил ее светлые чулки и разглядел черные отпечатки на пятках. Это была краска с подкладки дешевых туфель.
– Все кончено.
– Клод Рено, не кончено, – сказала она спокойно, и гримаса на ее лице превратилась в легкую улыбку. – Я уверена, у тебя были одинокие ночи. – Она встала.
На него неумолимо надвигались ее буро-красные губы.
– Извини, Розмари. – Он встал и направился к двери. Почему он был слепцом тринадцать лет тому назад и только сейчас увидел то, что так заметно было в каждом ее движении и в каждом слове. У Розмари был талант использовать голос, слова и тело, чтобы манипулировать им. – Мы не поедем в Париж вместе. Спасибо тебе за заботу.
Он быстро вышел, захватив с собой обернутую в легкую ткань доску для рисования, на которой был изображен силуэт Валентины. Образ его жены растаял.
