Текст книги "Тайник"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц)

Но Пол ничего не спросил, а продолжал стоять, как раньше. Табу сидел у ног хозяина и смотрел на него.

Фрэнк хотел сказать, что он тоже глубоко скорбит о смерти Ги Бруара, но у него не повернулся язык, ведь он знал, что на всем острове так о нем горюет только Пол да еще родная сестра. Поэтому он оказался перед выбором: предложить Полу фальшивые слова утешения или дать возможность продолжать работу, которую они делали с Ги. Фрэнк знал, что на первое он не способен. Что до второго, то сама мысль об этом была ему невыносима. Оставалось одно: отправить подростка восвояси.

– Слушай, Пол, мне жаль, что ты так расстроен. Но разве тебе не надо в школу? Четверть ведь еще не кончилась, или как?

Пол поднял на Фрэнка заплаканное лицо. Из носа у него текло, и он промокнул его тыльной стороной ладони. Вид у него был такой жалкий и одновременно исполненный такой надежды, что Фрэнка вдруг осенило, зачем мальчишка пришел к нему.

Господи боже, да он же замену ищет, второго Ги Бруара, который проявит к нему интерес, даст ему повод для… для чего? Снов наяву? Работы над собой? Что наобещал этому жалкому сопляку Ги Бруар? Как бы там ни было, он, Фрэнк Узли, вечный холостяк, не сможет ему этого дать. У него самого девяностодвухлетний отец на руках. И свое бремя надежд, которые привели его к нынешней неразберихе.

Словно подтверждая опасения Фрэнка, Пол шмыгнул носом и перестал рыдать. Снова вытер рукавом нос и огляделся вокруг, как будто только сейчас понял, где оказался. Прикусив губу, он начал теребить край заношенной рубахи. Потом встал и прошел через всю комнату туда, где стояли друг на друге коробки, на крышках и боках которых черным фломастером было написано: «Рассортировать».

Фрэнк упал духом. Все оказалось так, как он и думал: мальчик пришел сюда, чтобы связать себя с ним и продолжать работу в доказательство этой связи. Так не пойдет.

Пол взял со стопки коробок верхнюю и осторожно поставил ее на пол, а Табу уселся рядом. Мальчик присел на корточки. Пес привычно положил лохматую голову на лапы и устремил на молчаливого хозяина преданный взгляд, а тот аккуратно открыл коробку, как это на его глазах сотни раз делали Ги и Фрэнк. Внутри вперемешку лежали военные медали, пряжки от ремней, сапоги, фуражки люфтваффе и вермахта и другие предметы вражеского обмундирования полувековой давности. Мальчик поступил с ними так же, как Фрэнк или Ги: расстелил на каменном полу полиэтиленовую пленку и принялся выкладывать на нее предметы, прежде чем записать их в служивший каталогом перекидной блокнот.

Он поднялся, чтобы достать блокнот из его хранилища, то есть того самого шкафа, откуда Фрэнк всего несколько минут назад доставал экземпляры «ГСОС». Фрэнк ухватился за эту возможность и крикнул:

– Эй! Послушайте, молодой человек!

Он метнулся через комнату, чтобы захлопнуть ящик под самым носом у мальчика. Он двигался так быстро и говорил так громко, что Табу вскочил на ноги и залаял.

Фрэнк не терял ни минуты.

– Какого черта ты делаешь? – напустился он на мальчика. – Я здесь, между прочим, работаю. А ты вламываешься и хозяйничаешь тут, как у себя дома. Здесь же бесценные экземпляры. Они хрупкие, стоит их разрушить, и они исчезнут навсегда. Это ты хоть понимаешь?

Глаза у Пола расширились. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не издал ни звука. Табу продолжал лаять.

– И убери отсюда эту чертову шавку, – продолжал Фрэнк. – Ума у тебя не больше, чем у обезьяны, парень. Зачем ты притащил ее сюда, где она может… Да ты только посмотри на нее! Маленькая вредная тварь!

Табу ощетинился на его крик, и Фрэнк воспользовался этим тоже. Он закричал еще громче:

– Выведи ее отсюда, парень. А то я сам ее выброшу.

Пол съеживался, но не уходил, и Фрэнк закрутил головой, ища повода к дальнейшим действиям. Его взгляд упал на рюкзак мальчика, он подхватил его и замахнулся им на пса, который попятился, но лаять не перестал.

Пригрозив собаке, Фрэнк добился своего. Пол издал полузадушенный, невнятный крик и бросился к двери. Табу несся за ним по пятам. Пол задержался только для того, чтобы вырвать у Фрэнка из рук рюкзак. На бегу он перебросил его себе через плечо.

С бешено колотящимся сердцем Фрэнк стоял у окна и наблюдал за их уходом. Велосипед у мальчишки был древний, ехать на нем можно было лишь чуть быстрее, чем идти пешком. Но парень так приналег на педали, что вместе с собакой в рекордное время скрылся за поворотом, пронесясь под заросшим сорняками подвесным шлюзом.

Когда они убрались, Фрэнк обнаружил, что снова может дышать. До этого бешеные удары сердца отдавались у него в ушах, мешая слышать другие удары, в стену, которая соединяла коттедж с домом, где жили они с отцом.

Он кинулся домой выяснить, зачем отец его звал. Грэма он застал, когда тот с деревянным молотком в руке ковылял назад к своему креслу, с которого с трудом поднялся.

– Папа? У тебя все в порядке? Что случилось?

– В собственном доме человек может посидеть в тишине или нет? – напустился на него Грэм. – Что с тобой сегодня такое, парень? Из-за твоих воплей телика не слышно.

– Извини, – сказал отцу Фрэнк. – Там мальчишка пришел один. Без Ги. Ты его знаешь, Пол Филдер. Так не годится. Нечего ему тут в одиночку шастать. Я ему не то чтобы не доверяю, просто среди вещей есть довольно ценные… А его семья в стесненных обстоятельствах…

Он знал, что говорит слишком быстро, но поделать ничего не мог.

– Не хочу, чтобы он стащил тут что-нибудь на продажу. А он открыл коробку, залез в нее и даже «здрасте» не сказал…

Грэм взял пульт от телевизора и прибавил громкость, так что у Фрэнка зазвенело в ушах.

– Иди займись делом, – заявил он сыну. – Видишь, некогда мне.

Пол жал на педали как сумасшедший, Табу несся за ним. Пол не останавливался, чтобы перевести дух, отдохнуть или подумать, а стрелой летел прочь из Тэлбот-Вэлли в опасной близости от заросшей плющом стены, удерживавшей склон холма там, где в него была врезана дорога. Будь он в состоянии мыслить ясно, то остановился бы там, где от автомобильной стоянки вверх по холму уходила тропинка. Оставил бы там свой велосипед, а сам поднялся наверх и пошел пешком через поля, где паслись рыжевато-коричневые гернсийские коровы. В такое время года людей там нет, так что он мог бы спокойно поразмыслить над тем, как поступить дальше. Но все его мысли были лишь о спасении. Жизненный опыт подсказывал ему, что за криком неизменно следовала драка. А он предпочитал бегство побоям.

Вот почему он мчался через долину, а когда наконец задумался над тем, где он, то оказалось, что ноги принесли его в единственное на земле место, в котором он знал счастье и покой. Перед ним была железная решетка ворот Ле-Репозуара. Ворота стояли распахнутыми, точно здесь ждали его приезда, как раньше.

Он затормозил. Рядом часто дышал Табу. Чувство вины вдруг обожгло Пола, когда он подумал, как неколебимо предан ему маленький пес. Табу лаял, чтобы защитить хозяина от гнева мистера Узли. Он не испугался ярости чужого человека. Да еще и бежал за хозяином пол-острова без единой остановки. Недолго думая, Пол отпустил велосипед, отчего тот грохнулся на землю, и бросился рядом с песиком на колени, чтобы обнять его. В ответ Табу лизнул Пола в ухо, как будто тот не забыл о нем, спасаясь бегством. От этой мысли мальчик едва не зарыдал. За всю его жизнь никто не любил его так, как этот пес.

Никто, даже Ги Бруар. Что бы он там ни говорил. И что бы ни делал.

Но в тот момент Полу не хотелось думать о Ги Бруаре. Ему не хотелось вспоминать прошлое с мистером Бруаром и еще меньше хотелось размышлять о будущем без него.

Поэтому он поступал так, как единственно мог поступить в то время: делал вид, будто ничего не изменилось.

А значит, оказавшись у ворот Ле-Репозуара, надо было поднять велосипед и войти. Однако он не сел в седло, а повел велосипед по аллее под каштанами, а Табу радостно засеменил рядом. Вдалеке покрытая галькой подъездная аллея веером разворачивалась перед каменным особняком, который, казалось, подмигивал ему всеми своими окнами в это тусклое декабрьское утро.

В прежние времена он обогнул бы дом и вошел через оранжерею, задержавшись ненадолго на кухне, где Валери Даффи сказала бы ему с улыбкой: «Как приятно видеть тебя» – и наверняка предложила бы домашнюю булочку или пирожок и, прежде чем отпустить в кабинет, или на галерею, или куда-нибудь еще, спросила бы: «Ну-ка, садись, Пол, выкладывай, с чем пришел сегодня. Я должна узнать об этом прежде мистера Ги».

А еще она добавила бы: «Запей-ка вот этим» – и дала бы ему стакан молока, или чашку чаю, или кофе, а то и горячего шоколада, такого густого и крепкого, что слюнки начинали течь от одного запаха. И Табу тоже что-нибудь перепало бы.

Но в то утро в оранжерею Пол не пошел. Со смертью мистера Ги все переменилось. Он обогнул дом и направился к старым каменным конюшням, где мистер Ги хранил свои инструменты в рабочей комнате. Пока Табу услаждал свое обоняние восхитительными ароматами, которые в изобилии предлагали конюшни и мастерская, Пол подхватил пилу и ящик с инструментами, вскинул на плечо несколько досок и устало поплелся наружу. Он свистнул Табу, и дворняга радостно помчалась вперед, к пруду, который находился в северо-западном направлении, на некотором расстоянии от дома. Путь туда лежал мимо кухни, где работала Валери, которую он заметил, глянув на ходу в окно. Но когда она помахала ему рукой, он только втянул голову в плечи. И решительно двинулся вперед, шаркая ногами по гравию, чтобы послушать, как он хрустит. Ему давно нравилось слушать этот звук, особенно когда они шагали вдвоем: он и мистер Ги. Их шаги звучали одинаково, как у двух парней, которые вместе идут на работу, и это сходство почти убедило его в том, что возможно все, и даже вырасти таким, как Ги Бруар.

Не то чтобы он хотел скопировать жизнь мистера Бруара. У него были другие мечты. Но тот факт, что Ги Бруар вначале тоже был никем – малолетним беженцем из Франции – и сумел подняться до огромных высот на выбранной им жизненной стезе, убеждал Пола в том, что и он своего добьется. Все возможно для того, кто не боится труда.

А Пол не боялся с того самого дня, когда впервые увидел мистера Ги. Тощий двенадцати летний парнишка в обносках старшего брата, которые скоро должны были перейти младшему, пожал руку джентльмену в джинсах и сказал только: «Белая какая», с боязливым восхищением взирая на незапятнанную белизну его футболки, которая выглядывала из треугольного выреза безукоризненного синего свитера.

И тут же так сильно залился краской, что чуть в обморок не упал.

«Дурак, дурак, – завопил его внутренний голос – Тупой ты как пробка, и толку от тебя столько же, Поли».

Но мистер Ги сразу понял, что мальчик имел в виду. «Я тут ни при чем. Это все Валери. Стирка – ее забота. А она женщина исключительная. Настоящая хозяйка. К сожалению, не моя. Кевин к ней раньше посватался. Ты познакомишься с ними, когда придешь в Ле-Репозуар. То есть если захочешь, конечно. Что ты об этом думаешь? Испытаем друг друга, а?»

Пол не знал, как отвечать. Его учительница заранее усадила его в классе и объяснила ему суть новой программы: взрослые из общины делают что-то вместе с детьми, – но он плохо ее слушал, так его занимала золотая пломба у нее во рту. Она была близко к передним зубам и вспыхивала в свете потолочных ламп каждый раз, когда учительница начинала говорить. Ему очень хотелось увидеть, есть ли у нее еще такие пломбы. И он все время спрашивал себя, сколько же они стоят.

Поэтому когда мистер Ги заговорил про Ле-Репозуар, Кевина и Валери, а еще про свою маленькую сестренку Рут – Пол думал, что она и правда маленькая, пока не увидел ее впервые, – он просто слушал и кивал, потому что этого от него и ждали, а он всегда старался делать то, чего от него ожидали, ведь поступать иначе было страшно и непривычно. Так они с мистером Ги познакомились и стали дружить.

Их дружба заключалась в основном в том, что они вместе слонялись по усадьбе мистера Ги, ведь кроме рыбалки, купания и прогулок по утесам, заняться на Гернси было все равно нечем. По крайней мере до тех пор, пока они не задумали открыть музей.

Но теперь о нем нужно было забыть. Иначе придется снова пережить те мгновения, когда мистер Узли кричал на него. Вот почему сейчас он шел в направлении пруда, где они с мистером Ги начали строить зимний домик для уток.

Птиц осталось всего три: один селезень и две уточки. Остальные умерли. Однажды утром Пол застал мистера Ги, когда тот хоронил их изломанные и окровавленные тела – все, что осталось от птиц после нападения злой собаки. Или кого-то другого, тоже злого. Мистер Ги не позволил Полу смотреть на них. Он сказал: «Стой там, Пол, и Табу не подпускай». И пока Пол стоял и смотрел, он похоронил каждую бедную птицу в отдельной могилке, которые вырыл для них сам, и все время повторял: «Черт. О господи. Какая потеря».

Уток было двенадцать, еще шестнадцать утят, каждая птица в своей могилке, и каждая могилка помечена, обложена камнями и обозначена крестиком, а все утиное кладбище обнесено забором. «Мы отдаем должное тварям божьим, – сказал ему мистер Ги. – Не следует забывать, что мы и сами одни из них».

Табу тоже нужно было это объяснить, и Полу стоило немалого труда научить пса воздавать должное божьим уткам. Но мистер Ги говорил, что терпение всегда вознаграждается, и оказался прав. С тремя оставшимися утками Табу стал кроток, как агнец, а в то утро и вовсе не обращал на них никакого внимания, словно на пруду никого не было. Он пошел исследовать запахи в зарослях тростника у пешеходного мостика, перекинутого над водой. Пол же понес свою ношу на восточный берег пруда, где они работали с мистером Ги.

Злодей не только истребил уток, но и поломал их зимние домики. Их ремонтом Пол и его наставник занимались последние дни перед кончиной мистера Ги.

Со временем Пол начал понимать, что мистер Ги испытывал его то в одном, то в другом деле, пытаясь разглядеть, для какого поприща он предназначен в жизни. Он хотел объяснить наставнику, что плотничать, красить, класть плитку и кирпичи – дело, конечно, хорошее, но вряд ли поможет ему стать тем, кем он хочет, а именно – пилотом королевских ВВС. Но ему стыдно было в этом признаться. И поэтому он с радостью занимался любым делом, которое ему предлагали. В конце концов, чем больше времени проводил он в Ле-Репозуаре, тем меньше бывал дома, а это его вполне устраивало.

Он положил свою ношу недалеко от воды и скинул рюкзак. Проверил, не скрылся ли Табу из виду, открыл ящик и начал разглядывать инструменты, пытаясь вспомнить порядок действий, которому учил его мистер Ги, когда они что-нибудь строили. Доски они распилили. Это хорошо. С пилой он обращался неважно. Видимо, надо что-то к чему-то прибить. Вопрос только в том, что и к чему.

Под коробкой с гвоздями он увидел сложенный листок бумаги и вспомнил наброски, которые рисовал мистер Ги. Он вытащил листок, расстелил его на земле и присел над ним на корточки, разглядывая, что на нем написано.

Большая буква «А» в кружочке – это начало. «Б» в кружочке – продолжение. «В» – следующий этап, и так далее, до конца.

«Проще не придумаешь», – подумал Пол и порылся в досках в поисках букв, соответствовавших плану.

Но тут возникла проблема. На кусках дерева никаких букв не обнаружилось. Вместо них там стояли числа, и, хотя на плане числа тоже были, некоторые из них оказались одинаковыми, и почти все с дробями, в которых Пол ничегошеньки не смыслил, он даже не мог понять, в каких отношениях состоят между собой верхняя и нижняя цифры. Он знал, что одну из них надо поделить на другую. То ли верхнюю на нижнюю, то ли наоборот, в зависимости от наименьшего общего знаменателя или еще чего-то в этом роде. Одного взгляда на цифры было достаточно, чтобы у него закружилась голова, и он вспомнил мучительные походы к доске, когда учитель требовал, чтобы он, ради всего святого, сократил дробь.

«Нет, нет. Числитель и знаменатель изменятся, если ты поделишь их правильно, глупый ты мальчик».

И все хохочут. Тупой как пробка. Поли Филдер. Коровьи мозги.

Пол глазел на цифры до тех пор, пока они совсем не расплылись у него перед глазами. Тогда он схватил бумажку и скомкал ее. Бестолочь, куриные мозги.

«Реви, реви, сучонок. Я знаю, чего ты разнюнился».

– А, вот ты где.

Пол обернулся на голос. Со стороны дома по тропинке шла к нему Валери Даффи, ее длинная шерстяная юбка цеплялась на ходу за листья папоротника. В руках она несла аккуратный сверток. Когда она подошла ближе, Пол разглядел, что это рубашка.

– Здравствуй, Пол, – сказала Валери нарочито добродушно. – А где же твой четвероногий дружок?

Тут Табу как раз выскочил из-за поворота и с радостным лаем помчался к ней.

– Вот ты где, Таб. Почему ты не зашел ко мне на кухню?

Вопрос был задан Табу, но Пол понимал, что на самом деле он адресован ему. Валери часто так делала. Ей нравилось обращаться с замечаниями к собаке.

– Похороны завтра утром, Таб, и как ни жаль, но собак в церковь не пускают. Хотя, если бы мистер Бруар мог сказать свое слово, ты был бы там, дорогуша. И утки тоже. Но я надеюсь, что наш Пол придет. Мистер Бруар наверняка хотел бы этого.

Пол поглядел на свою заскорузлую одежду и понял, что на похороны ни в коем случае не пойдет. Подходящего костюма у него не было, а если бы и был, то ведь ему все равно не сказали, что похороны завтра.

«Почему?» – подумал он.

Валери продолжала:

– Я позвонила вчера в Буэ и сказала о похоронах Билли, брату нашего Пола, Таб. А потом подумала: Билли ведь ни за что не передаст Полу мои слова. Могла бы и раньше сообразить, Билли есть Билли. Надо было мне звонить до тех пор, пока к телефону не подошел бы сам Пол, его мама или папа. Вот почему я рада, что ты привел к нам Пола, Табу, ведь теперь он знает.

Пол вытер руки о джинсы. Повесил голову и пошаркал ногой о песчаную землю на берегу пруда. Он думал о десятках, а может быть, и сотнях людей, которые придут на похороны мистера Ги, и радовался, что ему ничего не передали. Он и так чувствовал себя очень плохо из-за смерти своего старшего друга. А если придется идти со своим горем в люди, то он этого просто не вынесет. Он знал, что все они будут на него глазеть, ломать голову над тем, кто он такой, и перешептываться: «Это же молодой Пол Филдер, особый друг мистера Бруара». И переглядываться при этом. Он так и видел эти взгляды – брови приподняты, глаза широко раскрыты, сразу понятно, что люди чего-то недоговаривают.

Он поднял голову, чтобы посмотреть, не такое ли выражение лица и у Валери. Но ничего подобного не увидел, и его плечи сразу обмякли. Он держал их в напряжении с самого бегства из Мулен-де-Нио, и они уже начали болеть. Ему показалось, что тиски, сжимавшие его ключицы, вдруг разжались.

– Мы выходим завтра в половине двенадцатого, – сказала Валери, обращаясь на этот раз к самому Полу. – Ты можешь поехать со мной и Кевом, милый. А насчет одежды не беспокойся. Я принесла тебе рубашку, видишь? И не вздумай ее возвращать. Кев говорит, у него таких еще две, третья ни к чему. Что до брюк…

Она задумчиво смерила его взглядом. Пола даже в жар бросило.

– Кевовы не подойдут. Ты в них утонешь. Но вот мистера Бруара… И не бойся, если тебе придется надеть что-нибудь из его вещей, милый. Он и сам охотно с тобой поделился бы. Ведь он тебя так любил. Ну, ты знаешь. Что бы он ни говорил и ни делал, он так… так любил…

И она запнулась на полуслове.

Пол чувствовал, как ее скорбь присасывается к нему, словно пиявка, вытягивая из него то, что ему больше всего хотелось задушить. Он перевел взгляд с нее на трех оставшихся уток и подумал, как они будут жить теперь без мистера Бруара, кто соберет их вместе, кто наметит цель и скажет, что делать дальше.

Он слышал, как Валери сморкается, и повернулся к ней спиной. Она улыбнулась ему кривой улыбкой.

– В общем, мы все хотим, чтобы ты пришел. Но если ты предпочитаешь не приходить, мы возражать не будем. Похороны не всем подходят, и иногда лучший способ помянуть умерших – продолжать жить самим. А рубашку все равно возьми. Она твоя.

Она оглянулась, словно в поисках чистого местечка, куда бы ее положить.

– А, вот сюда, – сказала она, увидев рюкзак, который Пол положил на землю.

И сделала к нему шаг.

Вскрикнув, Пол вырвал рубашку из ее рук. И отшвырнул прочь. Табу отрывисто тявкнул.

– Но, Пол, – сказала Валери удивленно, – я не хотела. Это же не старая рубашка, милый. Она совсем…

Пол схватил рюкзак. Поглядел налево и направо. Единственный путь к отступлению был там, откуда он пришел, а отступать было необходимо.

И он бросился по тропинке назад, а Табу помчался за ним, отчаянно лая. Пол не смог подавить всхлип, вырвавшийся у него, когда он выбежал с ведущей к пруду дорожки на лужайку, за которой раскинулся дом. Он вдруг понял, как он устал бежать. Ему показалось, что всю свою жизнь он только и делает, что бежит.