Текст книги "Тайник"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

– Это и нас касается, ведь арестована иностранка, – сказал Томми.

Да, поворот событий интересный, но полиция Гернси и тут в состоянии справиться собственными силами.

– Извините, – сказал он Деборе и Чероки, закончив разговор.

– И что же нам, черт возьми, теперь делать? – спросил Чероки скорее у себя самого, чем у остальных.

– Вам нужно найти человека, который не откажется поговорить с замешанными в этом деле, – сказал Томми в ответ. – Если бы кто-нибудь из моих людей ехал туда в отпуск, вы бы могли попросить их оказать вам такую услугу. Вы можете и сами этим заняться, но было бы лучше, если бы вам кто-нибудь помогал.

– А что нужно делать? – спросила Дебора.

– Задавать вопросы, чтобы узнать, нет ли свидетеля, которого пропустили. Надо выяснить, были ли у этого Бруара враги: сколько, кто такие, где живут, где находились в момент убийства. И еще вам нужен кто-нибудь для оценки качества добытой информации. Поверьте мне, полиция пользуется услугами таких людей постоянно. Кроме того, вам нужно проверить, не упущены ли какие-нибудь улики.

– На Гернси таких людей нет, – сказал Чероки. – Мы узнавали. Дебс и я. Сначала узнали, а потом пошли к вам.

– Тогда поищите в другом месте.

Томми послал Деборе взгляд, значение которого она хорошо поняла.

Человек, в котором они нуждались, у них был.

Но ей не хотелось просить мужа о помощи. И не только из-за его вечной занятости, но и потому, что Деборе казалось, будто всю ее жизнь Саймон только и делал, что спасал ее. Сначала в школе, когда над ней издевались одноклассники, а «ее» мистер Сент-Джеймс, тогда девятнадцатилетний молодой человек с обостренным чувством справедливости, застращал мучителей так, что им небо с овчинку показалось; и позже, когда она стала его женой, от которой требовалось только одно – быть счастливой. Она просто не могла взвалить на него еще и эту ношу.

Так что придется им с Чероки взяться за дело самим. В этом был ее долг перед Чайной и, что еще важнее, перед самой собой.

Когда Дебора и Чероки приехали в Олд-Бейли, на одну чашу весов правосудия впервые за последние несколько недель пролился солнечный свет, жидкий, как чай с жасмином. У них не было при себе ни рюкзака, ни сумки, поэтому получить разрешение на вход оказалось проще простого. Несколько вопросов привели их в нужное место – зал заседаний номер три.

На верхней галерее для посетителей почти никого не было, не считая троих припозднившихся туристов в прозрачных плащах-дождевиках и какой-то женщины, взволнованно комкавшей платочек. Под ними, точно декорация из исторического фильма, раскинулся зал суда. Вот судья в красной мантии, круглые очки в тонкой оправе придают ему строгий вид, кудрявый парик из овечьей шерсти спускается на плечи; он сидит на зеленом кожаном стуле, одном из пяти, которые стоят в дальнем конце зала на помосте, отделяющем судью от простых смертных. Вон те, в черных мантиях, – адвокаты и прокуроры, занимают переднюю скамью и стол, стоящий под прямым углом к судейскому. За ними расположились их помощники, младшие члены палат и адвокаты, не имеющие права выступать в суде. Напротив них места присяжных, а между присяжными и адвокатами, точно рефери, сидит судейский клерк. Прямо под галереей – скамья подсудимых, где как раз находился обвиняемый в сопровождении офицера полиции. Напротив него было место свидетелей, куда устремили свои взгляды Дебора и Чероки.

Прокурор как раз заканчивал перекрестный допрос свидетеля защиты, эксперта мистера Олкорта-Сент-Джеймса. Он то и дело заглядывал в какой-то многостраничный документ, называл Саймона сэром и обращался к нему «мистер Олкорт-Сент-Джеймс, будьте любезны», что подчеркивало его недоверие ко всякому, чье мнение не совпадало с мнением полиции, а значит, и прокуратуры.

– Вы, кажется, хотите сказать, что в заключении, выданном лабораторией доктора Френча, есть изъян, мистер Олкорт-Сент-Джеймс, – говорил прокурор, пока Дебора и Чероки пробирались на свои места в галерее.

– Вовсе нет, – ответил Саймон. – Я хочу обратить ваше внимание лишь на то, что количество осадка, обнаруженное на коже обвиняемого, вполне совместимо с его профессией садовника.

– В таком случае является ли, по-вашему, простым совпадением тот факт, что на коже мистера Кейси, – кивок в сторону человека на скамье подсудимых, чью шею Дебора и Чероки могли изучать со своего места на галерее, – были обнаружены следы того же самого вещества, которым отравили Констанцию Гарибальди?

– Поскольку «Алдрин» используется для уничтожения насекомых, а преступление было совершено в разгар сезона, когда сады изобилуют упомянутыми вредителями, то я вынужден повторить, что следы «Алдрина» на коже обвиняемого легко объяснить его родом занятий.

– И это невзирая на его длительную ссору с миссис Гарибальди?

– Совершенно верно. Невзирая.

Допрос продолжался еще несколько минут, и все это время королевский прокурор заглядывал в свои записи, а однажды даже проконсультировался с коллегой, сидевшим за спинами барристеров. Наконец он произнес:

– Спасибо, сэр.

И Саймон, в чьих показаниях защита больше не нуждалась, покинул свидетельское место. Едва начав спускаться, он бросил взгляд на галерею для посетителей и заметил там Дебору и Чероки.

Встретившись с ними в коридоре за дверью зала заседаний, он спросил:

– Ну что, как дела? Помогли американцы?

Дебора рассказала ему все, что они услышали в посольстве от Рейчел Фрайштат. И добавила:

– Томми тоже ничего не мог сделать, Саймон. Юрисдикция. И вообще, полицейские Гернси предпочитают обращаться в Корнуолл и Девон, когда им что-нибудь нужно. Метрополию они не любят. Не знаю, как тебе, Чероки, а мне показалось, будто они даже ощетинились слегка, стоило Томми только намекнуть, что он хочет помочь.

Саймон кивнул и задумчиво потянул себя за подбородок. Вокруг них шла повседневная жизнь суда по уголовным делам: спешили куда-то чиновники с папками документов, голова к голове прогуливались барристеры, на ходу обсуждая шаги, которые они намеревались предпринять для защиты своих клиентов.

Дебора наблюдала за мужем. Она понимала, что он занят поиском выхода из тупика, в который попал Чероки, и была благодарна ему за это. Ведь он мог бы просто сказать: «Ну что ж, так, значит, тому и быть. Возвращайся на остров и жди, чем дело кончится». Но это было не в его привычках. Однако ей не хотелось, чтобы он думал, будто они явились в Олд-Бейли исключительно для того, чтобы повесить на него свои проблемы. Наоборот, они пришли сказать, что уезжают на Гернси, как только Дебора заскочит домой и соберет кое-какие вещи.

Так она ему и сказала. Думала, он обрадуется. И ошиблась.

Услышав о намерениях жены, Сент-Джеймс мгновенно пришел к выводу: то, что она затевает, чистое безумие. Но говорить ей об этом напрямую было нельзя. Ведь она действовала из лучших побуждений и к тому же искренне волновалась за свою калифорнийскую подругу. Кроме того, с присутствием постороннего надо было считаться.

Сент-Джеймс с радостью разделил с Чероки Ривером еду и кров. Это было наименьшее, что он мог сделать для брата женщины, которая была лучшей подругой его жены, когда та жила в Америке. Однако это не означает, что Деборе можно играть в детективов с человеком, которого она почти не знает. Такие игры чреваты серьезными неприятностями с полицией. Или, не дай бог, встречей с истинным убийцей.

Однако Сент-Джеймсу вовсе не хотелось ставить Деборе палки в колеса, он только хотел немного поумерить ее пыл. Поэтому он отвел ее и Чероки в тихий уголок, где они сели, и сказал:

– А что ты собираешься там делать?

– Томми предложил…

– Что он предложил, я знаю. Но ты же убедилась, что частных детективов на Гернси нет и нанять там никого не удастся.

– Верно. Вот поэтому…

– Значит, пока ты не найдешь кого-нибудь в Лондоне, ехать на Гернси абсолютно незачем. Разве только для того, чтобы поддержать Чайну. Вполне понятное стремление.

Дебора поджала губы. Он читал ее мысли. И рассуждал как разумный, здравомыслящий человек, истинный ученый, хотя ситуация требовала совсем иного – сочувствия. И не только сочувствия, но содействия, причем немедленного, каким бы неуклюжим оно ни было.

– Я не собираюсь нанимать частного сыщика, Саймон, – ответила она сухо. – По крайней мере, не сразу. Мы с Чероки… мы поговорим с адвокатом Чайны. Узнаем, какие улики собрали полицейские. Мы будем разговаривать с каждым, кто не откажется общаться с нами. Мы ведь не из полиции, а потому люди не побоятся сказать нам все, что знают, и, если кому-то что-то известно… если полиция что-то пропустила… мы откроем истину.

– Чайна не виновата, – добавил Чероки. – А истина… она там. Где-то. Чайна нуждается…

– Это означает, что виновен кто-то другой, – перебил его Сент-Джеймс – А это делает наше предприятие до крайности деликатным и опасным.

«И я запрещаю тебе ехать», – хотелось добавить ему, но он сдержался.

Они ведь не в восемнадцатом веке. И Дебора вполне независимая женщина. Ну, не финансово, конечно. Поэтому он мог бы просто не дать ей денег. Однако ему хотелось верить, что он выше подобных махинаций. Кроме того, он был твердо убежден в том, что разумные доводы эффективнее запугивания.

– А как ты найдешь тех, с кем нужно поговорить?

– Полагаю, что на Гернси существуют телефонные справочники, – ответила Дебора.

– Я имел в виду, как ты узнаешь, с кем говорить? – уточнил Сент-Джеймс.

– Чероки мне подскажет. Чайна тоже. Они ведь были в доме Бруара. Встречались с другими людьми. Они назовут мне имена.

– Но зачем им разговаривать с Чероки? Или с тобой, особенно когда они узнают, что ты связана с Чайной?

– Они не узнают.

– Думаешь, полиция им не скажет? А потом, когда ты – и Чероки тоже – поговорите с ними, справитесь с этой частью задачи, что вы будете делать с остальным?

– С чем – остальным?

– С уликами. Как ты планируешь их оценивать? И как ты узнаешь, что нашла что-то важное, если найдешь что-то?

– Как я ненавижу, когда ты… – Дебора повернулась к Чероки: – Ты бы не мог оставить нас на минуту?

Чероки перевел взгляд с нее на Сент-Джеймса и сказал:

– Я создаю тебе проблемы. Ты и так столько сделала. Возила меня в посольство. В Скотленд-Ярд. Дай я просто уеду и…

Дебора решительно перебила его.

– Оставь нас на минуту. Пожалуйста.

Чероки, похоже, собирался сказать что-то еще, но передумал. Он отошел к доске объявлений и стал изучать расписание судебных заседаний.

Дебора яростно набросилась на Саймона.

– Зачем ты это делаешь?

– Я только хотел, чтобы ты поняла…

– Думаешь, что я такая дура, сама ни в чем разобраться не в состоянии?

– Ты не права, Дебора.

– Не в состоянии поговорить с парой-тройкой людей, которые, может быть, скажут мне что-то такое, чего не сказали полиции? Такое, от чего все изменится. И Чайна выйдет на свободу.

– Дебора, я не хочу, чтобы ты думала…

– Это моя подруга, – яростным шепотом продолжала она. – И я помогу ей, Саймон. Она была со мной там. В Калифорнии. Единственный человек…

Дебора осеклась. Она посмотрела на потолок и помотала головой, словно надеясь стряхнуть не только владевшие ею эмоции, но и воспоминание.

Сент-Джеймс понимал, что она имеет в виду. Он и в самом деле легко читал ее мысли. Чайна была задушевной подругой Деборы и единственной, кому она доверяла в те годы, когда он сам ее бросил. Без сомнения, она была рядом и тогда, когда Дебора влюбилась в Томми Линли, и, возможно, вместе с ней оплакивала последствия этой любви.

Он все это понимал, но заговорить об этом было все равно что прилюдно раздеться и продемонстрировать всем свое увечье. Поэтому он сказал:

– Дорогая, послушай. Я знаю, что ты хочешь помочь.

– Неужели? – с горечью спросила она.

– Ну конечно. Но если ты начнешь носиться взад и вперед по Гернси, никакого толку от этого не будет. У тебя ведь нет соответствующего опыта, да и…

– Спасибо тебе большое.

– Полиция вряд ли будет тебе помогать. А без их помощи, Дебора, ничего у тебя не получится. Пока они не поделятся с тобой всем, что знают, ты никак не установишь, виновна Чайна на самом деле или нет.

– Неужели ты думаешь, что она убийца? Господи боже!

– Я пока ничего такого не думаю. Мой интерес в этом деле куда меньше твоего. А тебе именно такой человек и нужен – незаинтересованный.

Едва эти слова слетели с его уст, как он понял, что попался. Она ни о чем таком его не просила и уж точно не попросит теперь, после их разговора. Но он видел, что другого выхода нет.

Она нуждалась в его помощи, а он привык помогать ей, и неважно, просила она его об этом или нет.

6

Сбежав от Валери Даффи, Пол Филдер отправился в свое тайное убежище. Инструменты он бросил на берегу пруда. Он знал, что поступил нехорошо, ведь мистер Ги объяснял ему, что настоящее мастерство начинается с заботы об инструментах, но Пол обещал себе вернуться за ними позже, когда его не увидит Валери. Он зайдет с другой стороны дома, дальней от кухни, соберет инструменты и отнесет в конюшню. А если никакой опасности не будет, то даже поработает немного над домиком для уток. И навестит утиное кладбище, проверит, на месте ли оградки из ракушек и камней. Вот только сделать это придется до того, как на инструменты наткнется Кевин Даффи. Если он обнаружит их в сырой траве, среди камышей и всякой всячины, то будет недоволен.

Поэтому, убегая от Валери, Пол уехал не особенно далеко. Промчавшись вдоль фасада здания, он свернул в рощу, тянувшуюся к востоку от подъездной аллеи. Там выбрал неровную, усыпанную палой листвой тропу в зарослях рододендронов и папоротников и ехал по ней до второй развилки. У поворота прислонил свой старый велик к замшелому стволу сикомора, поваленного когда-то ветром и оставленного догнивать в роще, на радость всяким диким тварям, которые устроили себе в нем дом. Дальше ехать на велосипеде не было никакой возможности, такой ухабистой становилась тропа, и потому Пол поправил висевший на спине рюкзак и пустился вперед на своих двоих, а Табу весело семенил за ним, радуясь, что можно погулять, а не сидеть, как обычно, на привязи у древнего менгира на краю школьного двора, где он коротал день, поджидая хозяина, в компании миски с водой да горстки сухого корма.

Место, куда Пол держал путь, показал ему мистер Ги.

«По-моему, мы с тобой уже достаточно близко знакомы, – сказал он, приведя Пола сюда, – настало время делиться секретами. Если ты хочешь, если ты готов, то я покажу тебе способ скрепить нашу дружбу, мой принц».

Так он стал называть Пола – «мой принц». Не сразу, конечно, а позже, когда они лучше узнали друг друга и между ними установилось что-то вроде родственных отношений. Конечно, родственниками в полном смысле они не были, да Пол никогда и не надеялся, что они смогут ими стать. Зато они были настоящими товарищами, и когда мистер Ги впервые назвал его «мой принц», Пол был уверен, что он тоже это чувствовал.

Поэтому тогда он согласно кивнул. Он был готов скрепить свою дружбу с этим важным человеком, который вошел в его жизнь. Он не вполне понимал, что это значит – «скрепить дружбу», но рядом с мистером Ги его сердце всегда переполнялось восторгом, и слова мистера Ги, наверное, означали, что и его сердце тоже было переполнено. Поэтому, что бы это ни значило, плохо ему не будет. Пол был в этом уверен.

Место духов – так мистер Ги называл их особое место. Это был земляной купол, похожий на поросшую густой травой перевернутую чашу, опоясанную утоптанной тропой.

Место духов лежало за рощей, на огороженном каменной стеной лугу, где когда-то паслись послушные гернсийские коровы. Нынче луг зарос сорняками, колючками и папоротником, потому что мистер Ги не держал коров, которые подъедали бы траву, а теплицы, пришедшие на смену коровам, сломали и вывезли на тележках, как только мистер Ги вступил во владение поместьем.

Пол забрался на стену и спрыгнул на тропинку под ней. Табу последовал за ним. Тропинка вела через заросли к кургану, и Пол с собакой шли до тех пор, пока не оказались у его юго-западного склона. Здесь, как объяснял мистер Ги, дольше всего задерживались солнечный свет и тепло, что было важно для древних людей.

Обогнув холм, они увидели деревянную дверь куда более позднего происхождения. Дверь висела на каменных наличниках под каменной притолокой, запертая на навесной кодовый замок.

– На поиски входа я потратил несколько месяцев, – рассказывал ему мистер Ги. – Я знал, что это такое. Догадаться было несложно. Откуда иначе круглому холму взяться посреди луга? Но вот найти вход… Вот это была задача так задача, Пол. Здесь было полно всяких обломков да еще кустов, колючек и всякой всячины, так что древняя притолока совсем заросла. Даже когда я нащупал под землей первые камни, еще несколько месяцев ушло на то, чтобы разобраться, где вход, а где внутренние опоры кургана… Несколько месяцев, мой принц. Я потратил на это несколько месяцев. Но по-моему, оно того стоило. Теперь у меня есть свое собственное убежище, и поверь мне, Пол, всякому человеку на земле нужно иметь свое убежище.

Узнав, что мистер Ги хочет поделиться с ним секретом своего убежища, Пол от удивления моргнул. От счастья у него в горле встал ком. Он улыбнулся как идиот. Потом ухмыльнулся, как клоун в цирке. Но мистер Ги все понял. Он сказал:

– Девяносто три – двадцать семь – пятнадцать. Запомнишь? Так можно войти. Этот код знают только самые близкие друзья.

Тогда Пол тщательно запечатлел эти цифры в своей памяти. Настала пора ими воспользоваться. Он сунул замок в карман и толкнул дверь. Она была невысокая, всего фута четыре, так что Полу пришлось обеими руками прижать к груди рюкзак, чтобы протиснуться. Нырнув под притолоку, он заполз внутрь.

Табу семенил впереди него, но вдруг замер, понюхал воздух и заворчал. Внутри было темно, полоска слабого декабрьского света, падавшая сквозь открытую дверь, почти не рассеивала мрак, и, хотя убежище стояло на замке, Пол заколебался, когда пес выразил нежелание входить. Мальчик знал, что на острове живут духи: призраки мертвых, помощники ведьм и феи, которые прячутся в деревьях и ручьях. Поэтому, хотя он не боялся обнаружить внутри кого-нибудь живого, там легко могло оказаться нечто.

Зато Табу встреча с выходцем с того света нисколько не пугала. Он рванулся вперед, обнюхал каменные плиты пола, скрылся во внутренней нише, а оттуда метнулся в самый центр кургана, где под земляным куполом человек мог выпрямиться во весь рост. Наконец он вернулся к Полу, который по-прежнему стоял в дверях, не зная, входить ему или нет. Пес завилял хвостом.

Пол нагнулся и прижался к кудлатой собачьей шерсти щекой. Табу лизнул его в щеку и припал на передние лапы. Отступив на три шага назад, он тявкнул, думая, что они пришли сюда поиграть, но Пол почесал его за ухом, осторожно закрыл дверь, и они оба оказались погребенными в темноте этого тихого места.

Место было ему хорошо знакомо, и он, одной рукой прижимая к себе рюкзак, а другой ощупывая сырую каменную стену, медленно двинулся к центру. Курган, как объяснял ему мистер Ги, имел когда-то огромное значение, в него, как в церковь, древние люди приносили своих мертвых, отправляя их в последний путь. Он назывался дольменом, и в нем даже сохранился алтарь, – Полу казалось, что он больше похож на старый истертый камень в четыре дюйма высотой, – и вторая камера, где в древности совершались религиозные обряды, какие – можно было только гадать.

В тот первый раз, когда Пол пришел в убежище, он смотрел, слушал и дрожал. А когда мистер Ги зажег свечи, которые хранил в небольшом углублении сбоку от алтаря, и увидел, что Пола бьет дрожь, то кое-что сделал.

Он отвел его во вторую камеру, по форме напоминавшую две ладони, сложенные вместе, куда можно было попасть, лишь протиснувшись позади камня, что стоял вертикально, точно статуя в церкви, и хранил следы каких-то изображений на лицевой части. Там у мистера Ги была раскладушка. А еще там были подушки и одеяла. И свечи. И маленькая деревянная шкатулка.

– Я иногда прихожу сюда подумать, – объяснил мистер Ги. – Помедитировать в одиночестве. А ты умеешь медитировать, Пол? Знаешь, как заставить мозг отключиться от всего? Знаешь, как очистить сознание, словно грифельную доску? Чтобы был только ты, Бог и никого между вами? А? Нет? Ну что ж, можем потренироваться прямо здесь, ты и я. Вот. Держи-ка одеяло. Сейчас я тебе все покажу.

«Тайные убежища, – думал Пол. – Особые места для встреч с особыми друзьями. Или места, где можно побыть одному. Когда это нужно. Вот как сейчас».

Но Пол еще никогда не приходил сюда один. Это был самый первый раз.

Осторожно пробравшись в центр дольмена, он стал нащупывать алтарь. Вслепую, как крот, он водил руками по его плоской поверхности, пока не нашарил рядом с ним углубление, где лежали свечи. Еще там хранилась жестянка из-под удивительно вкусных мятных конфет, полная спичек, надежно укрытых от сырости.

Пол пошарил и достал ее. Он поставил рюкзак и зажег первую свечу, прикрепив ее воском к алтарному камню.

Стало чуть светлее, и тревога, которую внушало ему одиночество в этом темном сыром месте, немного улеглась. Он окинул взглядом древние гранитные стены, свод потолка, корявый, в рытвинах, пол.

– Просто невероятно, как древние люди ухитрялись строить такие штуки, – говорил мистер Ги. – Нам кажется, будто мы со своими мобильниками, компьютерами и прочей ерундой обогнали каменный век во всем, Пол. Быстрая информация под стать быстрому всему остальному. Но взгляни на это место, мой принц, просто взгляни на него. Что мы построили за последние сто лет такого, что простоит еще сто тысяч лет, а? Ничего, так-то. Вот, взгляни на этот камень, Пол…

Что он и сделал, пока мистер Ги, положив ему на плечо свою теплую руку, пальцами другой исследовал отметины, оставленные его бесчисленными предшественниками на камне, сторожившем вход в альков, где стояла теперь походная кровать с одеялами. Именно туда, к этой второй камере, и направлялся Пол со своим рюкзаком. Со свечой в руке он протиснулся мимо камня-часового, Табу за ним. Рюкзак он положил на пол, а свечу поставил у изголовья кровати на деревянную шкатулку, закапанную воском от десятков предыдущих свечей. С кровати он взял одеяло для Табу, свернул его в подходящий для собаки коврик и постелил на холодный каменный пол. Песик благодарно запрыгнул на него, покружился, чтобы сделать своим, и со вздохом лег. Положив голову на лапы, он устремил на хозяина любящий взгляд.

«Этот пес думает, что я хочу тебе вреда, мой принц».

Но нет. Просто у Табу была такая привычка. Он знал, какую важную роль в жизни своего хозяина он играет – ведь до появления мистера Ги он был его единственным другом и товарищем, – и хотел, чтобы хозяин тоже знал, что он это понимает. Но поскольку говорить он не умел, то неотрывно смотрел на мальчика изо дня в день, наблюдая каждый его шаг и каждое движение.

Точно так же Пол смотрел на мистера Ги, когда они бывали вместе. И в отличие от других людей, того нисколько не смущал пристальный, немигающий взгляд.

– Тебе интересно, да? – спрашивал он, если Пол присутствовал, когда он брился.

И никогда не подшучивал над тем, что Пол, несмотря на возраст, еще не нуждался в бритве.

– Как мне подстричься, подлиннее или покороче? – спрашивал он у Пола, когда тот сопровождал его в Сент-Питер-Порт к парикмахеру.

– Поосторожнее с ножницами, Хэл. Видишь, со мной человек, он за каждым твоим движением следит.

Тут он подмигивал Полу и показывал знак «друзья до гроба»: скрещенные пальцы правой руки прижаты к ладони левой.

Так оно и случилось.

Пол чувствовал, как подступают слезы, и не удерживал их. Он ведь был не дома. И не в школе. Тут никто не мог помешать ему горевать. И он плакал вволю, пока у него не заболел живот и не защипало глаза. А верный Табу смотрел на него при свете свечи с любовью и пониманием, как всегда.

Выплакавшись, Пол решил никогда не забывать то хорошее, что пришло в его жизнь с мистером Ги: все, что тот его научил ценить и во что верить.

– Наше предназначение не в том, чтобы просто прожить жизнь от рождения до смерти, – не уставал повторять ему друг. – Наше предназначение в том, чтобы очистить прошлое и исцелить будущее.

Частью очищения прошлого должен был стать музей. Именно ради этого они проводили долгие часы в компании мистера Узли и его старого отца. Они с мистером Ги объясняли ему ценность предметов, которые он раньше отшвырнул бы в сторону не глядя: пряжку от ремня, найденную у форта Дойл, где она много лет пролежала под землей, среди сорной травы, пока мощный шторм не вымыл землю из-под большого камня; бесполезный фонарь с гаражной распродажи; ржавые медали; пуговицы; грязное блюдо.

– Этот остров – настоящее кладбище, – говорил мистер Ги, – И мы хотим на нем кое-что откопать. Ты с нами?

Ответ легко было угадать. Он был с теми, с кем был мистер Ги.

Так он вместе с мистером Ги и мистером Узли с головой погрузился в музейную работу. И даже по острову ходил, приглядываясь, не попадется ли что-нибудь для пополнения обширной коллекции.

Наконец он кое-что нашел. На своем велике он поехал в Ла-Конгрей на юго-западе острова, где нацисты выстроили одну из самых безобразных наблюдательных башен. Она торчала из земли, словно футуристическая скульптура, изображающая окаменевший взрыв, а в узкие прорези бойниц высовывались когда-то орудия ПВО, которые сбивали любой приближавшийся к берегу самолет. Правда, он проехал столько миль не в поисках чего-нибудь, имеющего отношение к пяти годам немецкой оккупации. Ему просто хотелось взглянуть на последнюю машину, свалившуюся с утеса.

В Ла-Конгрее находились редкие на острове утесы, на которые можно было заехать прямо на машине. В других местах машину надо было оставлять на стоянке и лезть наверх пешком, а здесь можно было подъехать к самому краю. Удачное место для самоубийц, которые хотели, чтобы их смерть выглядела как несчастный случай. Проехав насквозь рю де ла Тригаль по направлению к проливу, достаточно было резко свернуть вправо, нажать на газ и буквально пролететь последние пятьдесят футов до края обрыва, поросшего травой и невысокими кустиками дрока. Последнее нажатие на педаль газа, и земля уходит из-под капота, машина на миг повисает в воздухе и рушится вниз, на камни, где кувыркается до тех пор, пока не разобьется о гранитные валуны, рухнет в воду или вспыхнет, точно факел.

Машину, на которую ездил посмотреть Пол, постиг именно такой конец. От нее не осталось почти ничего, только куски искореженного металла да одно обгоревшее сиденье, и Пол, который проехал много миль лицом к ветру, был порядком разочарован. Будь там что-нибудь еще, он мог бы с риском для жизни спуститься вниз и покопаться в обломках. Но поскольку на месте аварии ничего больше не было, то он решил осмотреть территорию башни.

Там произошел камнепад, и, судя по виду камней и состоянию земли, которую точно перепахали, было это совсем недавно. На обнажившемся после оползня новом слое камня не росли ни армерия, ни лихнис. А на скатившихся к воде валунах не было нароста гуано, хотя окружающие их куски гнейса так и пестрели им.

Место было очень опасное, и Пол, как урожденный островитянин, прекрасно это знал. Но от мистера Ги он слышал, что когда земля раскрывается перед человеком, наружу выходят тайны. Поэтому он решил поразведать, нет ли там чего интересного.

Оставив Табу на вершине утеса, он стал спускаться вдоль шрама, прорезанного оползнем. Каждый раз, прежде чем передвинуть ногу, он убеждался, что ставит ее на прочный кусок гранита. И так, словно краб, который ищет расселину, где можно укрыться, он медленно пересек весь утес.

Она попалась ему ровно посередине, покрытая полувековой коркой земли, гальки и засохшей грязи, так что сначала он принял ее просто за продолговатый камень. Но, тронув ее ногой, заметил какой-то металлический блеск, словно внутри камня было что-то другое. Он подобрал находку.

Но обследовать камень, вися на середине утеса, не было возможности, поэтому он прижал его подбородком к груди и полез наверх. Там, при активном участии Табу, который оживленно обнюхивал предмет, Пол сначала перочинным ножом, а потом и голыми руками освободил от земли то, что она полвека держала в плену.

Кто знает, как она там оказалась? Немцы не стали прибирать за собой, когда поняли, что война проиграна и вторжения в Англию не будет. Смирившись с этой мыслью, они, как и другие неудачливые завоеватели до них, побросали на острове все, что мешало бегству.

Поэтому не было ничего удивительного, что возле сторожевой башни, где когда-то жили немецкие солдаты, продолжали находить принадлежавшие им предметы. И хотя находку Пола личной вещью назвать было нельзя, фашисты наверняка нашли бы ей применение, если бы союзники, партизаны или борцы Сопротивления совершили удачную высадку прямо у подножия их башни.

В полумраке убежища, которое открыл для него мистер Ги, Пол протянул руку за рюкзаком. Сначала, гордясь своей первой самостоятельной находкой, он хотел вручить ее мистеру Узли в Мулен-де-Нио. Но после того, что произошло сегодня утром, это стало невозможно, поэтому ничего больше ему не оставалось, кроме как спрятать ее здесь, где она будет в безопасности.

Табу поднял голову и следил за тем, как Пол расстегивал пряжки рюкзака. Мальчик сунул руку внутрь и вытащил оттуда свое сокровище, завернутое в старое полотенце. Как все заядлые кладоискатели, Пол развернул полотенце и окинул сокровище восхищенным взглядом, прежде чем вверить его надежному месту.

«Эта граната, может, и не опасна совсем», – подумал Пол.

Погода долго испытывала ее на прочность, прежде чем граната оказалась под землей, и вполне вероятно, что чека, которая приводила в действие взрыватель, давно заржавела намертво. И все же глупо таскать ее повсюду в рюкзаке. Он и без мистера Ги или кого-нибудь еще понимал, что простая осторожность требует припрятать ее надежно, чтобы никто случайно на нее не набрел. По крайней мере до тех пор, пока он не решит, что с ней делать дальше.

Во второй камере дольмена, где они с Табу прятались сейчас, был тайник. Его тоже показал ему мистер Ги – естественную расщелину между камнями, из которых была сложена внешняя стена.

– Сначала ее, конечно, не было, – говорил мистер Ги. – Но время, погода и подвижки грунта сделали свое дело. Создания рук человеческих бессильны перед природой.

Тайник был прямо рядом с кроватью, и непосвященному могло показаться, что это просто небольшое отверстие в камнях. Но, просунув в него руку поглубже, можно было обнаружить вторую щель позади ближнего к кровати камня – в ней и следовало хранить вещи слишком ценные для того, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение.