Текст книги "Картина без Иосифа"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

ЯНВАРЬ: МОРОЗ

Глава 1

– Что было на том знаке? Ты его видел, Саймон? На обочине стояло что-то вроде плаката. – Дебора Сент-Джеймс остановила машину и оглянулась. Они уже проехали поворот, и густая сеть голых ветвей дубов и конского каштана скрывала дорогу и покрытую лишайниками известняковую стенку. Тут же, где они остановились, край дороги был обозначен скелетом зеленой изгороди, которую оголила зима и сделали темной сумерки. – На том знаке было что-то сказано про отель? Туда вела какая-нибудь дорога?

Ее муж вышел из задумчивости, в которой пребывал большую часть долгого пути из Манчестерского аэропорта, то ли любуясь зимними пейзажами Ланкашира, с его неяркой смесью рыжеватых болотных трав и шалфея с фермерских полей, то ли размышляя над вероятной идентификацией инструмента, перерезавшего толстый электропровод, которым были связаны руки и ноги женского трупа, обнаруженного на прошлой неделе в Суррее.

– Дорога? – переспросил он. – Кажется, была какая-то, я не заметил. А знак говорил о хиромантии и о приемной экстрасенса.

– Ты шутишь.

– Нисколько. Это особенность отеля, в который мы направляемся?

– Насколько мне известно, нет. – Она вгляделась сквозь ветровое стекло. Дорога медленно пошла в гору, вдалеке, примерно в миле от них, мерцали огни деревни. – Должно быть, мы еще не доехали.

– Как называется это место?

– Крофтерс-Инн.

– Но на том плакате оно не упоминалось. Там была реклама. В конце концов, это ведь Ланкашир. Странно, почему твой отель не называется «Ведь-мин котел».

– Тогда мы бы сюда не поехали, милый С годами я становлюсь суеверной.

– Понятно. – Он улыбнулся в сгущающемся полумраке. «С годами». Ей всего двадцать пять. Дебора полна энергии и планов на будущее, как это свойственно юности.

Но она бледна и выглядит уставшей. И сон у нее плохой Несколько дней на природе, долгие прогулки, отдых – вот что ей нужно. Последние несколько месяцев она слишком много работала, больше, чем он, засиживалась по ночам в темной комнате, проявляя снимки, а с самого утра отправлялась по делам, лишь косвенно связанным с ее интересами. Саймон, я пытаюсь расширить свои горизонты, говорила она. Ландшафтов и портретов недостаточно. Надо сделать что-то более значительное. Я ищу массмедийный подход к теме, возможно, летом устрою новую выставку своих работ. Я не сумею ее подготовить, если не буду смотреть, что к чему, пробовать новые вещи, вытягивать из себя что-то новое, искать новые контакты и… Он не спорил и не пытался ее остановить. Просто ждал, когда пройдет кризис. Они пережили несколько трудных периодов в первые два года их брака. Он всегда напоминал себе об этом, когда начинал отчаиваться.

Она заправила за уши пышные медные волосы, тронула с места машину и сказала:

– Тогда поехали к деревне, ладно?

– Если не хочешь сначала погадать по руке.

– Узнать свое будущее? Ты это имеешь в виду? Спасибо, обойдусь.

Он ничего не имел в виду. Но по наигранной живости ее ответа понял, что она восприняла его слова именно так, и сказал:

– Дебора…

Она взяла его руку и, устремив взгляд на дорогу, прижала его ладонь к своей щеке. Кожа у нее была прохладной. И нежной, как пух.

– Прости, – произнесла она. – Это наша поездка. Не позволяй мне ее портить.

Однако она не смотрела на него. В напряженные моменты все чаще и чаще избегала его взгляда. Словно была уверена, что, встретившись с ним глазами, даст ему преимущество, которое не хотела давать, хотя он и без того ощущал, что все преимущества на ее стороне.

Он переждал этот момент. Коснулся ее волос. Положил руку ей на бедро. Она вела машину.

От рекламы экстрасенса до небольшой деревни Уинсло, пристроившейся на пологом склоне, было чуть больше мили. Сначала они миновали церковь – норманнскую постройку с бойницами на колокольне и вдоль верха стены и с синими часами, постоянно показывавшими три часа двадцать две минуты, – потом небольшую школу и ряд карабкавшихся в гору террасных домов, обращенных фасадами в открытое поле. На вершине холма, в том месте, где дорога из Клитеро пересекалась с другой, ведущей на запад в Ланкастер либо на восток в Йоркшир, стоял отель Крофтерс-Инн.

Дебора притормозила машину на развилке. Вытерла запотевшее стекло, прищурилась на здание и вздохнула:

– Ну, ничего особенного, правда? Я думала… Я надеялась… В брошюре все звучало так романтично.

– По-моему, симпатичный отель.

– Ведь это четырнадцатый век. Внутри большой зал, где в прошлые столетия заседал суд. В столовой деревянный потолок, а бар не менялся последние двести лет. В брошюре даже…

– По-моему, отель приятный.

– Но я хотела бы…

– Дебора. – Она наконец взглянула на него. – Отель ведь не главное, ради чего мы сюда приехали, верно?

Она снова посмотрела на здание Крофтерс-Инн словно через объектив своей фотокамеры, взвешивая каждую часть композиции. Как он стоит на треугольнике земли, как сочетается с деревней, как смотрится его фасад. Она делала это автоматически, как дышала.

– Нет, – произнесла она наконец, хотя и не очень уверенно. – Не ради этого. Вероятно.

Она въехала в ворота с западной стороны отеля и остановилась на автомобильной стоянке. Как и остальные дома в деревне, отель был построен из местного бурого известняка и обломков жернового камня. Даже с задней стороны, если не считать белых деревянных частей и зеленых оконных ящиков, наполненных пестрым узором из зимних цветов, отель не мог похвастаться какими-то характерными деталями или отделкой. Разве что зловещей частью вогнутой шиферной крыши. Глядя на нее, Сент-Джеймс искренне понадеялся, что она не окажется над их комнатой.

– Нет, – повторила Дебора с некоторой покорностью.

Сент-Джеймс наклонился и поцеловал ее.

– Разве я тебе не говорил, что давно мечтал побывать в Ланкашире?

Она улыбнулась.

– Наверное, во сне, – ответила она и вышла из машины.

Он открыл дверцу; в лицо плеснул холодный, влажный воздух; пахло древесным дымом, и торфом, и разлагающейся листвой. Он поднял больную ногу и постучал ею по булыжнику. Снега на земле не было, но мороз прихватил лужайку, которая в другие сезоны служила местом для пивных столиков. Сейчас она пустовала, но он живо представил себе, как хорошо здесь летом. Многочисленные туристы гуляют по вересковым пустошам, взбираются на холмы, ловят рыбу в реке, которую он только слышал, но не видел – она шумно ворчала где-то в тридцати ярдах. К ней вела тропа – в ее обледеневших плитках отражались огни отеля, – и хотя во владения Крофтерс-Инн река явно не входила, в заборе была калитка. В нее торопливо вошла девочка-подросток, за'совывая белую пластиковую сумку в несоразмерно большой анорак, который был на ней, – неоново-оранжевый, он, несмотря на высокий рост девочки, доходил ей до колен и привлекал взгляд к ее ногам, обутым в огромные, грязно-зеленые сапоги «веллингтоны».

Девочка вздрогнула, заметив Дебору и Сент-Джеймса. Но, вместо того чтобы пробежать мимо, направилась прямо к ним и, без всяких церемоний и лишних слов, схватила чемодан, который Сент-Джеймс достал из багажника. Заглянув внутрь, она захватила и его костыли.

– Ну вот, наконец, – заявила она, словно искала у реки именно их. – Что-то вы припозднились. Разве вы не должны были приехать сюда к четырем?

– По-моему, я вообще не указала точного времени, – смутившись, ответила Дебора. – Нашему самолету долго не давали разрешение на посадку.

– Ничего, – ответила девочка. – Приехали, и слава богу. До обеда еще куча времени. – Она покосилась на матовые нижние окна отеля; за ними под характерными яркими кухонными огнями двигалась бесформенная тень. – Вот вам мой дружеский совет. Не заказывайте бургиньон из говядины. Так наш повар называет тушеное мясо. Пойдемте. Сюда.

Она потащила чемодан и костыли к отелю, шлепая «веллингтонами» по булыжнику. Сент-Джеймсу и Деборе ничего не оставалось, как отправиться следом. Они поплелись за девочкой через автостоянку, мимо нескольких пожарных лестниц и вошли в отель через черный ход. Миновав короткий коридор, оказались в помещении с табличкой на двери, где от руки было написано: «Гостиная для постояльцев».

Девочка со стуком поставила чемодан на ковер и прислонила к нему костыли, которые уткнулись в поблекшую аксминстерскую розу.

– Вот, – объявила она и отряхнула руки, я, мол, выполнила свою часть работы. – Вы скажете маме, что Джози ждала вас снаружи? Джози – это я. – Для вящей убедительности она ткнула себя в грудь пальцем. – Вообще-то вы сделаете мне большое одолжение. Но я в долгу не останусь.

Сент-Джеймса удивили ее слова. Девочка серьезно смотрела на них.

– О'кей, – сказала она. – Я понимаю, о чем вы думаете. Честно говоря, она «сыта мной по горло». Даже не из-за того, что я делала. То есть не из-за кучи всяких моих глупостей. Все дело в моих волосах. Вообще-то они у меня не такие.

Сент-Джеймс терялся в догадках, что она имеет в виду: стрижку или цвет. И то и другое производило удручающее впечатление. Казалось, волосы подстрижены маникюрными ножницами и электрической бритвой. Девочка очень напоминала Генриха V, каким его можно видеть в Национальной портретной галерее. Цвет волос имел оттенок лососевого и конкурировал с неоновой курткой. Краска явно наносилась с энтузиазмом, но без всякого умения.

– Мусс, – неожиданно произнесла она.

– Что? Не понял.

– Мусс. Ну, понимаете, краска для волос. Она должна была дать лишь красноватый оттенок, а получилось вот что. – Она засунула руки в карманы куртки. – Мне просто не везет. Все против меня. Попробуйте найти в четвертом классе парня моего роста. Я думала, если покрашу волосы, меня заметят парни из пятого или шестого. Глупо. Я понимаю. Можете мне не говорить. Мама пилит меня уже три дня: «Что мне с тобой делать, Джози?» Джози. Это я. Мама и мистер Рэгг – владельцы этого отеля. Кстати, ваши волосы смотрятся классно. – Последняя фраза была обращена к Деборе, которую Джози разглядывала с немалым интересом. – Вы ведь тоже высокая. Только я думаю, уже перестали расти.

– Пожалуй, перестала. Да.

– А я еще нет. Доктор говорит, я буду выше шести футов. Мол, это наследие викингов. Он смеется и хлопает меня по плечу, типа, что надо понимать шутки. Ну, на фига викингам понадобился Ланкашир, вот что мне интересно.

– А твоей матери наверняка будет интересно узнать, что ты делала у реки, – заметил Сент-Джеймс.

Джози слегка порозовела и замахала руками:

– Река тут ни при чем. Вообще, ничего плохого. Правда. Это только маленькое одолжение. Просто упомяните мое имя, мол, ваша дочь встретила нас на площадке для автомобилей, миссис Рэгт. Высокая. Но нескладная. Сказала, что ее имя Джози. Очень воспитанная девочка. Если вы это скажете, мама, возможно, немного ослабит свою хватку.

– Жо-зе-фина! – донесся из недр отеля женский голос. – Жо-зе-фина Юджиния Рэгг!

Джози поморщилась:

– Не переношу, когда меня так называют. Как в школе меня дразнят. «Юджиния Жозефина, похожа на жердину».

Вообще-то похожа. При высоком росте она еще и двигалась с неуклюжестью подростка, внезапно почувствовавшего свое тело и пока еще не привыкшего к этому. Сент-Джеймс подумал про собственную сестру в том же возрасте, тоже страдавшую от своего роста, орлиных черт лица, до которых еще не доросла, и от ужасного, бесполого имени. «Сидни, – сардонически представлялась она, – последний из сыновей Сент-Джеймс». Она тоже привыкла к многолетним насмешкам своих одноклассников.

И он строго сказал:

– Спасибо, Джози, что встретила нас на автостоянке. Всегда приятно, когдга тебя кто-то встречает.

Лицо девочки просветлело.

– Да. О да, – ответила она и направилась к двери, через которую они вошли. – Я вам отплачу. Вот увидите.

– Не сомневаюсь в этом.

– Сейчас ступайте вперед через паб. Вас там кто-нибудь встретит. – Она махнула рукой на дверь в противоположной стене. – Мне нужно поскорей вернуть назад эти «велли». – Направив на них еще один испытующий взгляд, спросила: – Вы ведь не скажете им про «велли», правда? Я взяла их у мистера Рэгта.

Далее последовало долгое объяснение, почему она шлепала в таких огромных сапогах

– Мои губы запечатаны, – пообещал ей Сент-Джеймс. – А у тебя, Дебора?

– Тоже.

В ответ Джози ухмыльнулась и выскользнула в дверь.

Дебора подобрала костыли Сент-Джеймса и оглядела L-образную комнату, служившую гостиной. Мягкая мебель обветшала, абажуры покосились. Зато возле передней стенки стояли полки со множеством журналов и книжный шкаф, где было не меньше полусотни книг. Обои над деревянными панелями выглядели совсем свежими – переплетающиеся маки и розы, в воздухе пахло сухими духами или ароматической смесью. Она повернулась к Сент-Джеймсу. Он улыбнулся.

– Ну? – спросила она.

– Как дома, – ответил он.

– Или как в чьем-то доме. – Она первая направилась в паб.

Вероятно, они прибыли в дневной перерыв. Никого не было ни за махагоновой стойкой бара, ни за столиками такого же цвета, застеленными оранжево-бежевыми салфетками. Они шли, обходя столики и стоявшие возле них стулья и табуреты, под низким потолком, его тяжелые балки почернели от многовекового дыма и были украшены разнообразными и затейливыми медными украшениями от конской сбруи. В камине тлели угли, иногда потрескивая от лопавшейся смолы.

– Куда она подевалась, противная девчонка! – раздался грозный женский голос. Он доносился из открытой двери слева от бара. По-видимому, там находился офис. Рядом с дверью начиналась лестница со странно скошенными, словно от непосильной тяжести, ступеньками. Женщина вышла из двери и крикнула: – Джо-зе-фина! – глядя наверх, и только тут увидела Сент-Джеймса и его жену. Как и Джози, она вздрогнула. Как и Джози, она была высокая и худая, а острые локти напоминали наконечники стрел. Она смущенно сняла пластиковый обод с розовыми бутонами, удерживавший волосы, и зачем-то отряхнула юбку. – Полотенца! – сказала она, очевидно объясняя свои гневные крики. – Она должна была их сложить. Не сложила. Пришлось мне. Нелегко справляться с четырнадцатилетней дочерью.

– По-моему, мы только что с ней встретились, – сказал Сент-Джеймс. – На автостоянке.

– Она нас ждала, – добавила Дебора. – Помогла нам принести вещи.

– Неужели? – Женщина бросила взгляд на их чемодан. – Должно быть, вы мистер и миссис Сент-Джеймс. Очень приятно. Мы поселим вас в номере под названием «Небесный свет».

– «Небесный свет»?

– Это самый лучший номер. Боюсь, там холодновато в это время года, но мы поставили для вас дополнительный обогреватель.

«Холодновато» – мягко сказано. Комната находилась на самом верху отеля. И хотя электрический обогреватель деловито кряхтел, посылая ощутимые потоки тепла, три окна и два фонаря на потолке делали свое дело. Их окружали ледяные воздушные щиты.

Миссис Рэгг задернула шторы.

– Обед с половины восьмого до девяти. Может, желаете перекусить пораньше? Вы пили чай? Джози принесет вам сюда чайник.

– Мне ничего не нужно, – ответил Сент-Джеймс. – А тебе, Дебора?

– Нет

Миссис Рэгг кивнула и потерла ладонями локти.

– Что ж, – сказала она и наклонилась, чтобы поднять с ковра белую нитку. Накрутила ее на палец. – Ванная за той дверью. Правда, берегите голову. Дверь низковата. Впрочем, они все такие. Здание старинное, вы же знаете.

– Да, конечно.

Она подошла к комоду, стоявшему между двумя передними окнами, поправила зеркало-псише и кружевную салфетку под ним. Открыв платяной шкаф, показала запасные одеяла и отряхнула обивку из вощеного ситца на единственном кресле. Когда стало очевидно, что все проблемы исчерпаны, она поинтересовалась:

– Вы ведь из Лондона, верно?

– Да, – ответил Сент-Джеймс.

– К нам редко приезжают из Лондона.

– Ведь это все-таки далеко.

– Нет, дело не в этом. Лондонцы едут на юг. В Дорсет и Корнуолл. Как правило. – Она подошла к стене, где стояло кресло, и повозилась с одной из висевших там двух гравюр, копией ренуаровских «Девушек за фортепиано», наклеенной на белую подложку, уже слегка тронутую по краям желтизной. – Мало кто любит холод, – добавила она.

– Это можно понять.

– Северяне же тянутся в Лондон. За своими мечтами. Вроде нашей Джози. А она… Интересно, она расспрашивала вас о Лондоне?

Сент-Джеймс посмотрел на жену. Дебора, поставившая на кровать чемодан, чтобы распаковать его, застыла, держа в руках серую шаль с перьями.

– Нет, – ответила Дебора. – Она не упоминала про Лондон.

Миссис Рэгг кивнула и сверкнула улыбкой:

– Что же, это хорошо, правда? Ведь у этой девицы в голове одно озорство; прямо не знаю, как она будет себя вести, если ей придется уехать из Уин-сло. – Отряхнув руки, она скрестила их на груди и сказала: – Значит, вы приехали сюда подышать деревенским воздухом. Будете гулять по вересковым пустошам По полям. Можно подняться наверх, на холмы. В прошлом месяце у нас с неделю лежал снег – но сейчас только мороз. «Дурной снег», называет его моя мама. От него только грязь получается. Надеюсь, вы захватили с собой «велли»?

– Да, конечно.

– Хорошо. Спросите моего Бена – то есть мистера Рэгга, – где тут лучше всего гулять. Никто не знает нашу местность так хорошо, как мой Бен.

– Спасибо, – ответила Дебора. – Мы непременно спросим. Мы хотим совершить несколько долгих прогулок. И еще повидаться с викарием.

– С викарием?

– Да.

– С мистером Сейджем?

– Да.

Правая рука миссис Рэгг соскользнула с талии и потянулась к воротничку блузы.

– А в чем дело? – удивилась Дебора. Она и Сент-Джеймс переглянулись. – Мистер Сейдж ведь ваш местный священник, верно?

– Нет. Он… – Миссис Рэгг прижала пальцы к горлу и торопливо договорила: – Кажется, он отправился в Корнуолл. Образно говоря.

– Что такое? – спросил Сент-Джеймс.

– Там… – Она сглотнула. – Там он похоронен.

Глава 2

Полли Яркин провела влажной тряпкой по поверхности кухонного стола и аккуратно положила ее на край раковины. Дело это было бессмысленным. За последние четыре недели никто не пользовался кухней викария и, судя по всему, не будет ею пользоваться еще несколько недель. Но она все-таки приходила в дом викария каждый день, как делала это в последние шесть лет, и присматривала за хозяйством так же, как при мистере Сейдже и двух его молодых предшественниках, которые пробыли в деревне ровно три года, а потом перебрались в более перспективные места. Если только такие вообще существовали на севере Англии.

Полли вытерла руки о клетчатое полотенце и повесила его на крючок над раковиной. В это утро она натерла линолеум воском и теперь с удовольствием смотрела на свое отражение. Разумеется, пол – не зеркало. Но она достаточно хорошо видела контуры своих морковных волос, выбившихся из-под туго повязанного на затылке шарфа. Контуры своего тела, покатые плечи, круглые, словно дыни, груди.

Поясница ныла, как всегда, а плечи болели в тех местах, где лямки переполненного лифчика держали их немыслимый вес. Она засунула указательный палец под одну лямку и поморщилась, так как груз перешел на другое плечо. Какая ты счастливая, Полл, завистливо ворковали ее худые подруги, все парни от тебя балдеют. А ее мать говорила в своей типичной иносказательной манере: «Зачата в круге, благословлена Богиней», и надрала Полли зад в первый и последний раз, когда дочь заговорила о хирургии, чтобы облегчить свинцовый груз, давивший на плечи.

Она уперлась кулаками в поясницу и поглядела на стенные часы, висящие над кухонным столом. Половина седьмого. Сегодня уже никто не придет в дом викария. Медлить больше нет смысла.

Вообще-то фактически Полли и не требовалось приходить в дом мистера Сейджа. И все-таки она являлась каждое утро и оставалась дотемна. Вытирала пыль, наводила порядок и говорила церковным сторожам, насколько важно – да что там, в это время года просто необходимо – поддерживать чистоту и порядок в доме, в ожидании замены мистера Сейджа. И все время, пока работала, она поглядывала, что творилось по соседству с домом викария.

Она делала это каждый день после смерти мистера Сейджа, когда Колин Шеферд впервые явился со своим блокнотом констебля, задал ей несколько вопросов и стал спокойно просматривать вещи мистера Сейджа. Он глядел на нее только один раз – когда она каждое утро открывала ему дверь. Говорил «привет, Полли» и отводил глаза. Затем отправлялся кабинет или спальню викария. Иногда просматривал почту. Делал записи и долго читал ежедневник викария, словно проверка вызовов мистера Сейджа могла содержать ключ к его смерти.

Поговори со мной, Колин, хотелось ей сказать, пока он был здесь. Давай вспомним все, как было. Вернись. Стань моим другом.

Но она ничего не говорила. Вместо этого предлагала чай. Когда же он отказывался – нет, спасибо, Полли, я уже ухожу, – она возвращалась к своей работе, полировала зеркала, мыла окна между рамами, драила туалет, полы, раковины и краны, пока руки не делались красными, а весь дом не сверкал чистотой. Когда она могла, то заглядывала к нему, отмечала детали, которые помогли бы ей смириться со своей долей. Слишком тяжелый подбородок у Колина, почти квадратный. Глаза приятные, зеленые, но слишком маленькие. Прическу делает себе какую-то глупую, зачесывает волосы назад, и они всегда разделяются на прямой пробор и падают вперед, закрывая лоб. А он откидывает их назад пятерней, вместо того чтобы взять расческу.

Но его пальцы обычно заставляли ее цепенеть и отбрасывать этот бесполезный перечень. У него были самые красивые руки в мире.

Из-за этих рук и при мысли о том, как его пальцы скользят по ее коже, она всегда заканчивала тем, чем и начинала. Поговори со мной, Колин. Пускай все будет так, как прежде.

Хорошо, что он этого не делал. Ведь на самом деле она не хотела, чтобы все вернулось.

Следствие закончилось, на ее взгляд, слишком быстро. Колин Шеферд, деревенский констебль, бесстрастным голосом зачитал свои результаты по просьбе коронера. Она пришла в Крофтерс-Инн, потому что там собрались все жители деревни, заполнив большой зал отеля. Правда, в отличие от остальных она хотела только повидать Колина и послушать, как он говорит.

– Смерть по неосторожности, – объявил коронер. – Случайное отравление. – Дело было решено закрыть.

Впрочем, закрытие дела не положило конец приглушенному перешептыванию, намекам. В такой маленькой деревне, как Уинсло, слова «случайное» и «отравление» представляли собой бесспорное противоречие понятий и давали пищу сплетням. Итак, Полли оставалась на своем месте в домике викария, приходя каждое утро в половине восьмого, ожидая, надеясь день за днем, что дело возобновится и Колин вернется.

Она устало опустилась на стул и сунула ноги в свои рабочие ботинки, которые поставила утром на растущую пачку газет. Никто не догадался отменить подписку мистера Сейджа. Поглощенная мыслями о Колине, она тоже не подумала об этом. Она сделает это завтра, будет повод прийти сюда еще раз.

Заперев входную дверь, она постояла несколько минут на ступеньках, развязывая шарф, который держал волосы. Освобожденные, они окружили ее лицо шапкой ржавой стальной шерсти; вечерний ветер тут же закинул их за спину. Она сложила шарф треугольником, проследив, чтобы слова «Рита Читай Меня Как Книгу в Блэкпуле» не были видны, накинула его на голову и завязала концы под подбородком. Усмиренные таким образом, волосы щекотали ее щеки и шею. Она знала, что ей это не идет, но по крайней мере волосы не станут летать над ее головой и лезть в рот. Кроме того, стоя на ступеньках под горящим фонарем, который она всегда зажигала на крыльце дома викария после захода солнца, она получила возможность бросить еще раз взгляд на соседний дом. Если окна освещены, если его машина стоит возле дома…

Ни того, ни другого. Пройдя по гравию и оказавшись на дороге, Полли подумала, что могла бы сделать, если бы Колин Шеферд действительно был в этот вечер дома.

Постучать в дверь?

Да? А, привет. В чем дело, Полли?

Нажать на звонок?

Что-то случилось?

Заглянуть в окна?

Тебе что, нужна полиция?

Прямо войти, заговорить, умолять, чтобы Колин тоже что-то сказал?

Я не понимаю, Полли, чего ты от меня хочешь.

Она наглухо застегнула пальто и подышала на руки. Температура понижалась. Должно быть, около нуля. Если пойдет дождь, дороги обледенеют. Если он не будет осторожен на повороте, то потеряет контроль над машиной. Возможно, она его найдет. Она единственная окажется рядом с ним. Она положит его голову на колени, прижмет ладонь ко лбу, пригладит его волосы, согреет его. Эх, Колин…

«Он вернется к тебе, Полли, – сказал мистер Сейдж всего за три дня до смерти. – Ты только стой на своем и жди его. Будь готова его выслушать. Ты будешь ему нужна. Возможно, скорей, чем ты думаешь».

Но все это было не более чем христианская болтовня, отражающая самое бесполезное из церковных верований. Если будешь молиться достаточно долго, то Бог услышит тебя, погладит длинную белую бороду, примет задумчивый вид и скажет: «Да-а-а. Понятно», – и исполнит твои мечты.

Все это сущая чепуха.

Полли пошла по обочине клитероской дороги на юг, к выходу из деревни. Идти по мерзлым комкам грязи и мертвым листьям было тяжело. Сквозь шум ветра в верхушках деревьев она почти не слышала своих шагов.

По другую сторону дороги темнела церковь. Пока не приедет новый викарий, службы в ней не будет. Церковный совет ищет замену мистеру Сейджу уже две недели, но желающих поехать в маленькую деревенскую церковь не находится. Ведь тут нет огней большого города и нет душ, нуждающихся в спасении. Впрочем, они есть. И их много. Мистер Сейдж быстро это понял. Среди них и сама Полли.

Ведь она уже давным-давно грешница. Холодной зимой и душными летними ночами, весной и осенью она рисовала круг. Обращалась лицом на север к жертвеннику. Ставила из свечей четверо ворот и с помощью воды, соли и трав сотворила священный, магический космос, из которого могла молиться. Все стихии являлись к ней: вода, воздух, огонь и земля. Веревка змеей обвивала ее бедро. Рука крепко и уверенно держала лозу. Она брала гвоздику для благовония и лавр для леса и отдавала себя – сердце и душу – Ритуалу Солнца. Для здоровья и жизненной силы. Молилась о надежде, когда доктора заявляли, что ее нет. Просила исцеления, когда они обещали лишь морфий от боли, пока смерть не прекратит страдания.

Озаренная свечами и пламенем горящего лавра, она распевала просьбу к Той, которую так настойчиво вызывала.

 
Бог и Богиня, мольбе моей внемлите —
Здоровье для Энни поскорей верните.
 

И она говорила себе – горячо убеждала себя, – что все ее намерения чисты и невинны. Она молилась за Энни, ее подругу с самого детства, за милую Энни Шеферд, жену милого Колина. Но только святая может взывать к Богине и ожидать ответа. Магия просительницы должна быть чистой.

Повинуясь неожиданному импульсу, Полли вернулась по собственным следам к церкви и вошла на церковный двор. Там было черно, как в пасти Рогатого Бога, но ей не требовалось света, чтобы отыскать дорогу. Не нужно ей было и света, чтобы прочесть надпись на камне: ЭНН ЭЛИС ШЕФЕРД. И под ней даты и слова «Дорогой жене». Больше ничего, просто и без излишеств, иначе это был бы не Колин.

– Ах, Энни, – сказала Полли камню, стоявшему в еще более глубокой тени, там, где стена церковного двора огибала могучий конский каштан. – Мне вернулось троекратно, как и предсказывала Судьба. Но клянусь, Энни, я никогда не желала тебе зла.

Однако даже во время клятв ее не покидали сомнения, словно – саранча терзали ее совесть. Обнажали самое скверное, что в ней сидело, – женщину, пожелавшую чужого мужа.

«Ты сделала все, что могла, Полли, – сказал ей мистер Сейдж, накрыв ее руку своей мощной короткопалой рукой. – От рака молитва не спасает. Можно молиться, чтобы у докторов хватило мудрости для помощи больной. Или чтобы у больной хватило сил все выдержать. Или чтобы семья смогла пережить такое горе. Но сама болезнь… Нет, милая Полли, молитва тут не поможет».

Священник хотел, как лучше, однако не знал ее по-настоящему. Он был не из тех людей, кто мог понять ее грехи. Не было прощения тому, о чем она мечтала в самом испорченном уголке ее сердца, поэтому для нее не годились слова «Ступай с миром».

Теперь она платила троекратную цену за то, что навлекла на себя гнев богов. Но не рак они наслали на нее как возмездие. Месть была более тонкая, какую только могла придумать Богиня.

– Я бы поменялась с тобой местами, Энни, – прошептала Полли. – Поменялась бы. Поменялась.

– Полли? – раздался тихий, бесплотный шепот. Она отскочила от могилы, прижав пальцы к губам. К голове прихлынула кровь.

– Полли? Это ты?

За стенкой захрустели шаги, разламывая мерзлые листья, которыми было все устлано. Тут она увидела его, тень среди теней. Ощутила запах трубки, пропитавший его одежду.

– Брендан? – Ей не нужно было ждать подтверждения. Даже при скудном свете она увидела похожий на клюв нос Брендана Пауэра. Больше ни у кого в Уинсло не было такого профиля. – Что ты здесь делаешь?

Казалось, он прочел в ее вопросе невольное приглашение и перепрыгнул через стену. Она отступила на шаг. Он приблизился к ней, сжимая в руке свою трубку.

– Я ходил в Холл. – Он постучал трубкой о могильный камень Энни; сгоревший табак упал черными пятнами на заиндевелую поверхность могилы. В следующее мгновение он понял несообразность своего поступка, потому что со словами: – Ой! Проклятье! Извини, – присел на корточки и стряхнул табак. Затем поднялся, спрятал в карман трубку. – Я возвращался в деревню по тропинке. Увидел, что кто-то стоит возле могилы, и я… – Он опустил голову и, казалось, стал рассматривать едва различимые в темноте носки черных резиновых сапог. – Я надеялся, что это ты, Полли.

– Как поживает твоя жена? – спросила она. Он поднял голову.

– Снова возникли проблемы с ремонтом в Холле. Кто-то оставил включенным кран в ванной комнате. Испорчен большой ковер. Ребекка расстроится.

– Ее можно понять, верно? – ответила Полли. – Конечно, ей хочется поскорей зажить самостоятельно. Нелегко, наверное, жить с мамой и папой, да еще когда ждешь ребенка.

– Нет, – подтвердил он. – Нелегко. Для всех нелегко, Полли.

Из-за теплоты, сквозившей в его тоне, она отвела взгляд и посмотрела в сторону далекого Коутс-Холла. В последние четыре месяца там вовсю трудились декораторы и бригада строителей, пытаясь вернуть к жизни обветшавший викторианский особняк, чтобы в нем могли поселиться Брендан с молодой женой.

– Почему твой тесть не наймет ночного сторожа?

– Не хочет тратиться. Считает, что там достаточно и миссис Спенс. Он платит ей за то, чтобы она жила там. Ей, клянусь Богом, надо бы постараться. Во всяком случае, он так говорит.

– А разве… – Она с усилием заставила себя произнести это имя, не выдав дрожи в голосе. – Разве мисес Спенс не слышит, если кто-то озорует в Холле?

– Она говорит, что из ее коттеджа ничего не слышно. Когда же она делает обход, естественно, никого уже нет.